– Ну что, довольна, кандидатка? – произнес негромко Щубач.
   Оля удивленно подняла голову – она не ожидала, что бывший научный руководитель заговорит с ней. В глазах Щубача горела лютая ненависть.
   Оля ничего не ответила, продолжая сматывать шнур.
   – Довольна небось? – продолжил придушенным голосом Щубач. – Но учти, мразь, на моем факультете я тебе работать не дам. Так что забирай свои манатки и двигай подальше отсюда. Тебе это понятно?
   Оля посмотрела на Щубача, испытывая к нему неимоверную жалость.
   – Чего молчишь, сука? Ты меня поняла? – писклявый голос Льва Мироновича сорвался на крик.
   – Лев Миронович, вас ждут бутерброды с сервелатом и красной икрой, – ответила Оля. – И соленые грибки.
   Щубач попятился, будто слова девушки хлестнули его по лицу. Он воинственно сжал руки, распахнул рот, чтобы выплюнуть очередную гадость, свидетельствующую о его полнейшем бессилии, но в аудиторию заглянула ученый секретарь. И Щубач, сделав вид, что замешкался, направился к выходу. Оля с облегчением вздохнула.
   В сопровождении Нины Сергеевны Оля вышла на морозный воздух – она чувствовала невероятную усталость, а вот радости почему-то не было. Члены совета дружной гурьбой отправились на одну из кафедр, где были сервированы холодные закуски, чай и кофе. Оля знала, что ей по этикету тоже следовало бы присутствовать там, но решила, что поступит так, как считает нужным.
   Последующие часы пролетели как одно мгновение. Если первой соискательнице задали шестнадцать вопросов, а второй одиннадцать, то аспирант Алферовой, защищавший свою работу последним, после того, как члены совета подзакусили и уже начали грезить о банкете, коим по тому же этикету завершалось любое заседание совета (оплачивали банкет соискатели, а на обсуждение меню с председателем совета – должны иметься не только скоромные блюда, ведь на дворе пост, а некоторые члены совета его соблюдают! – было затрачено никак не меньше времени, чем на подготовку документов), мучился недолго: всего лишь семь человек пожелали прояснить тот или иной момент в его исследовании.
   Как и в случае с первой соискательницей, решение членов совета было единогласным – все четырнадцать человек проголосовали «за». После завершения формальностей и сакраментальной фразы председателя, которой новоиспеченные кандидаты наук ждали не менее трепетно, чем желающие основательно пообедать члены совета: «Благодарю всех, кто активно поработал, заседание совета настоящим завершено», – начался массовый исход. Банкет проходил в отдельном зале университетской столовой.
   Милославский, налив Оле стопку водки, заметил:
   – Ну вот, а вы боялись. Теперь можете спокойно смотреть в глаза вечности. Не забывайте, от вас потребуется тост!
   Оля и сама не помнила, что тогда произнесла – ничего не значащие, общие слова благодарности. Да и мало кто внимал речам, члены совета с жадностью набросились на бесплатное угощение.
   – Вы заметили, что Льва Мироновича на банкете нет? – иронично спросил Милославский. – Видимо, он решил, что кусок ему в горло не полезет.
   – Или подумал, что я подсыпала ему в тарелку стрихнина или пургена, – добавила Оля, чем вызвала приступ бурного веселья и у Мстислава Романовича, и у мамы.
   Около шести вечера члены совета стали расходиться. Последовало церемонное вручение подарков оппонентам (в который раз Оля вспомнила незыблемые правила столь любимой Щубачом научной этики!) и совместная поездка в «Москвиче» в центр города: профессоршу требовалось проводить на вечерний поезд, а доцентшу завезти домой.
   После этого с чувством выполненного долга Оля и Нина Сергеевна на автобусе добрались в родной район. Было почти девять, когда они вернулись в темную квартиру. Их с мурлыканьем встретил Олин любимец – кот Васька, которого она несколько лет назад подобрала на улице. Несмышленый котенок вырос, возмужал и превратился в дымчатого красавца, грозу местных мышей и крыс и любимца окрестных кошек.
   Продрогшая Оля забралась в горячую ванну и пролежала в ней не менее получаса в полудреме. Вот все и позади! Одна только эта мысль билась в голове. Облачившись в теплый фланелевый халат, Оля прошла в зал. Мама приготовила легкий ужин, но Ольга наотрез от него отказалась. Несмотря на то что на банкете она практически ничего не ела, только выпила чашку горячего бульона, голода не ощущалось.
   Нина Сергеевна по телефону с гордостью докладывала об успехах дочери немногочисленным родственникам (у нее имелись две родных сестры и два племянника) и знакомым.
   – Ну что, дочка, у меня припасена бутылочка шампанского, – сказала мама, когда завершила последний телефонный разговор. – Мы имеем на это право!
   Оля с тоской подумала, что завтра весь день придется печатать стенограмму (ученый секретарь вручила ей аудиокассету с записью защиты с наставлением хранить ее как зеницу ока), а это не меньше сорока, а то и все пятьдесят страниц. Но после этого можно будет немного отдохнуть – приближался Новый год, и председатель совета милостиво разрешила появиться у нее в кабинете аж через неделю, чтобы с новыми силами приняться за оформление документов для Москвы.
   Нина Сергеевна принесла бутылку шампанского, которую маме с дочкой совместными усилиями удалось-таки открыть без ущерба для здоровья.
   – Вот бы сюда твоего папу, он бы с этим делом справился с закрытыми глазами, – невесело пошутила Нина Сергеевна.
   Она была уже много лет в разводе, однако регулярно встречала бывшего супруга у себя на участке – Андрей Петрович Данилин то ошивался около пивного киоска, то выуживал пустые бутылки из урны, то в компании друзей-алкоголиков устраивал «пир горой» на детской площадке. Оля уже свыклась с мыслью, что отец бросил их, но никак не могла принять то, что за последние несколько лет из улыбчивого донжуана богатырского сложения Андрей Петрович превратился в исхудавшего, больного горького пьяницу.
   Мама разлила шампанское по фужерам, но в тот момент, когда Нина Сергеевна и Оля сдвинули их, чокаясь, в дверь резко позвонили.
   – Кто это может быть? – задалась вопросом Нина Сергеевна. Шел одиннадцатый час ночи, и они никого не ждали.

9

   Звонки не смолкали, как будто на лестничной клетке находился сумасшедший. Более того, к ним прибавились грозные удары в железную дверь и приглушенные вопли:
   – Да откройте же наконец! Я знаю, что вы дома, свет с улицы виден!
   Оля узнала голос тети Тани – второй супруги Андрея Петровича и матери сводной сестры Лорки. О том, что у мужа имеется другая женщина, Нина Сергеевна узнала примерно через год после свадьбы. Каково же было ее возмущение, когда выяснилось, что Андрей познакомился с этой своей пассией не после свадьбы, а еще до нее! Он регулярно посещал Татьяну, а после этого отправлялся к законной и уже беременной жене.
   Жила Татьяна неподалеку, а работала она в косметическом салоне, всего в трех кварталах от того дома, где обитали Данилины. И как-то они даже столкнулись в хлебном магазине – две женщины на сносях. Тогда Нина Сергеевна еще не знала, что находится лицом к лицу с соперницей. Муж так и не рискнул сообщить ей правду. Позднее, оправдываясь, он утверждал, что заботился о чувствах жены, не желая преждевременных родов, потому и предпочел вести двойную игру.
   Нина Сергеевна узнала о похождениях супруга, когда случайно отправилась в косметический кабинет. Татьяна давно хотела, чтобы Андрей развелся с женой, и, завидев Нину Сергеевну, не смогла сдержаться. В общем, сидя в кресле с увлажняющей маской на лице, Нина Сергеевна была вынуждена выслушать монолог молодой красивой женщины с каскадом темных волос, жгуче-черными глазами и холерическим темпераментом (отец Татьяны был абхазцем). И Нина Сергеевна была вынуждена признать, что проигрывает по сравнению с Татьяной: та была моложе почти на десять лет и имела потрясающую фигуру.
   Татьяна Абдурахмановна сообщила Нине Сергеевна о том, что у нее имеется дочь Лариса, отцом которой является не кто иной, как Андрей Данилин. А появилась она на свет через месяц после рождения Ольги. Новость оглушила Нину Сергеевну, которой показалось, что ее жизнь пошла под откос.
   Она выгнала мужа, который сразу переехал к Татьяне. Потребовалось почти шесть лет, чтобы смириться с произошедшим. А затем, к большому неудовольствию Андрея Петровича, его бывшая жена и жена новая... подружились, обнаружив, что разница в характерах и мировоззрениях не мешает им отлично ладить. А их дочери – Оля и Лора – выросли вместе. Андрей Петрович жаловался, утверждая, что женщины объединили силы с единственной целью – сжить его со свету, пытаясь тем самым оправдать свою тягу к крепким спиртным напиткам. Работая инженером в крупном конструкторском бюро, он в советские времена неплохо зарабатывал. И еще он регулярно получал подарки от благодарных директоров заводов и фабрик – раритетные вина, коньяки тридцатилетней выдержки, заморские виски и бренди. С этого все и началось: с началом демократии и рыночной экономики бюро развалилось, Андрей Петрович с трудом нашел место на агонизирующем предприятии, производившем раньше танки, а теперь перешедшем на выпуск кастрюль и дуршлагов. Эксклюзивная выпивка сменилась паленой водкой и дешевым портвейном, и в конце девяностых Андрея Петровича уволили. Татьяна Абдурахмановна развелась с ним, а он, найдя новую подругу – алкоголичку Настю, переехал в ее захламленную однокомнатную квартирку.
   Нина Сергеевна распахнула наконец входную дверь, и в прихожую влетела растрепанная тетя Таня. Она давно лишилась осиной талии, но полнота придавала ей особый шарм и ничуть ее не портила.
   – С Лоркой что-то случилось! – завопила Татьяна Абдурахмановна, брякнувшись на стульчик около телефона.
   Оля знала, что тетя Таня не умеет контролировать эмоции и ей потребуется какое-то время, прежде чем она сможет внятно рассказать о том, что произошло.
   Нина Сергеевна принесла ей бокал воды, Татьяна Абдурахмановна, залпом осушив его, запричитала:
   – Она мне сегодня звонила, а там такое... Мамка, говорит, я тут в историю вляпалась дурную... Причем шепчет ведь! А потом слышу мужские голоса, на каком-то языке лопочут, не знаю. Я Лорку кличу, а вместо ответа – ее крик. И все! Связь прервалась! Что же там с ней такое? Как мне узнать?
   Тетя Таня зарыдала, прижавшись щекой к фланелевому халату, который был на Оле. Нина Сергеевна провела плачущую женщину в гостиную, усадила на старенький диванчик. Минуты через три слезы пошли на убыль, Татьяна Абдурахмановна воскликнула:
   – В милицию надо звонить! Где телефон? Немедленно подайте мне телефон!
   Оля, хорошо изучившая характер тети Тани, быстро принесла аппарат. Татьяна Абдурахмановна дрожащими пальцами набрала номер и закричала:
   – Моей дочери угрожает опасность... Тьфу ты, я голос услышала, думала, что кто-то на проводе, а это запись. «Подождите, вас соединят, как только представится возможность...» Алло! Милиция? Я в милицию звоню! Это что, разве не милиция?
   Оля знала, что напор тети Тани никто не может сдержать. И уж точно не дама, принимающая телефонные звонки в городском управлении милиции.
   – Мою дочь похитили! Или хотят убить! Или изнасиловать! Нет, я точно не знаю, что именно ей угрожает... Я с ней говорила по телефону и... А, там выстрелы еще были! Да, да, я уверена, что выстрелы. Адрес? Какой адрес? Ах, где мою дочь убивают? Так я откуда знаю? Это вы – милиция, ваша задача преступников ловить! Женщина, какая же вы непонятливая, ведь русским языком вам говорю – я по телефону слышала, как кто-то напал на мою дочку Лорочку, а до этого еще выстрелы. Она мне по мобильному звонила! Вы же можете вычислить, где она располагается? Не можете? И это называется «доблестная милиция»? Сделайте же что-нибудь! Повторяю вам, я не знаю, где моя дочка... Она сейчас в Испании, поехала туда в бар работать, из Испании и звонила. Да, да, из Испании. Что вы мне сказали? Не надо меня ни с кем соединять!
   Оля и Нина Сергеевна, привыкшие к характеру Татьяны Абдурахмановны, сидели на диванчике и ждали, пока что-нибудь прояснится. Тетя Таня, прикрыв трубку рукой, произнесла:
   – Боже мой! Тоже мне, правоохранительные органы! Сказали, что если преступление произошло за границами Российской Федерации, то они не могут ничего поделать.
   – Таня, ты сама посуди, не высылать же им в Испанию бригаду спецназа, – вставила Нина Сергеевна. – Да ты и сама, как я поняла, толком не знаешь, что с Лорой случилось и случилось ли вообще что-нибудь...
   Татьяна Абдурахмановна от неожиданности положила трубку на рычаг и напустилась на нее:
   – А если бы с твоей доченькой что-нибудь случилось, как бы ты разговаривала, Нина? Тоже сложа руки сидела? Когда же меня соединят?
   Сообразив, что соединить ее уже ни с кем не смогут, потому что она положила трубку, тетя Таня снова заплакала. Нина Сергеевна прижала ее к себе и погладила по длинным шелковистым волосам.
   – Сейчас мы все выясним, – сказала Нина Сергеевна. – Во всяком случае, попытаемся. Оля, дай мне, пожалуйста, телефон...
   Спустя сорок минут ситуация несколько прояснилась, хотя Татьяна Абдурахмановна была уверена, что на самом деле запуталась. Нина Сергеевна переговорила с начальником отделения, который сообщил ей, что связаться с Испанией нет ни малейшей возможности.
   Тетя Таня рвалась отправиться в Европу, чтобы узнать, какова судьба ее дочери.
   – Таня, ты же понимаешь, что туда тебя без визы никто не пустит, – сказала Нина Сергеевна. – Ведь у тебя даже заграничного паспорта нет!

10

   Лорка загорелась идеей отправиться на работу за границу два года назад. Как-то погожим майским деньком Лорка и Оля прогуливались по центру Нерьяновска. Лариса учила сводную сестру жизни – себя она считала особой чрезвычайно опытной в любовных делах и никак не могла смириться с тем, что у Ольги нет поклонника.
   – Ты вся в свою маманю пошла, – философствовала она. – И внешностью, и образом мышления, и даже стилем одежды. Ну скажи мне, кто так сейчас одевается?
   Оля не понимала, чем Лорку не устраивает добротный брючный костюм. Сама Лариса, обладавшая великолепной фигурой, обожала мини-юбки, яркую косметику и блестящие украшения. Она хвасталась тем, что ей уже три раза предлагали выйти замуж, но она гордо отказалась.
   – Зачем мне сейчас муж, детишки, свекровь-злыдня? – вещала она. – Пока я молодая, хочу насладиться жизнью на полную катушку! И уж точно не стану в этой, как ее, в аспирантуре сохнуть!
   Лорка осуждала сестру, которая чахла за учебниками в школе, затем поступила в университет, а потом и вовсе подалась в аспирантуру. Лариса же с трудом окончила девять классов, затем отучилась в торговом училище, проработала три месяца продавцом в ликеро-водочном магазине (там с ней произошла ужасная история: хозяин заявил, что из подсобки исчезло четыре ящика дорогущего коньяка, причем якобы в смену Лорки; и хотя все знали, что хозяин врал, поделать ничего было нельзя, пришлось Татьяне Абдурахмановне продать последние семейные реликвии – золотой перстень с гранатом и платиновую цепочку, чтобы убедить наглеца не доводить дело до суда), а затем поочередно в кафе-мороженом, двух пиццериях, ночном клубе «Молотофф-гараж» и под конец в закусочной «Волшебник Гудвин». Зарабатывала Лорка немного, однако получала щедрые чаевые, которые в течение считаных дней растрачивала на модные одежки.
   – А что будет, когда молодость пройдет? – убеждала ее Оля. – И с чего ты взяла, что то, чем я занимаюсь, мне не нравится? И я вовсе не сохну в аспирантуре!
   – Сохнешь! – отрезала Лорка. – Вот ведь с трудом тебя вытащила на улицу, а то с утра до ночи сидишь, корпишь над книгами, чего-то учишь!
   – У меня на носу защита диплома, а потом – вступительные в аспирантуру, – пыталась оправдаться Оля, но Лорка упорно не желала ничего слушать.
   – Я вот из наук знаю только, что «Горе от ума» накатал Пушкин. И че, плохо мне от этого живется? – заявила Лариса.
   Оля помнила: за все время обучения в школе Лорка прочла одну только книжку (то самое «Горе от ума»), а остальные, пролистав пару страниц и зевнув, сдавала обратно в библиотеку. Когда требовалось написать сочинение, Лорка бежала к Оле или скатывала шаблонные тексты из пособий в помощь нерадивым школьникам.
   – «Горе от ума» принадлежит перу Александра Сергеевича, но не Пушкина, а Грибоедова! – вздохнула Оля.
   – Какая, блин, разница! – отрезала Лариска. – Что Грибоедов, что Плодожоров, что Гоголь, что Моголь – все едино: скукота страшная! И как ты можешь такое в своем универе учить?
   Они шли по длинному проспекту Ленина, который прорезал Нерьяновск с севера на юг. Несколько раз машины, которые проносились по проезжей части, притормаживали, молодые (и не очень) люди, увешанные золотом и одетые в кожу, посылали Лорке воздушные поцелуи и что-то кричали.
   Лариса наслаждалась всеобщим вниманием. Оля знала, что Лорка права: сама она принадлежит к другой породе, ей вслед никто не будет оборачиваться, никто не будет кричать приветствия из окна шикарной иномарки. Но Оля была этому рада и пыталась объяснить сестре, что путешествие по кривой дорожке может закончиться весьма печально.
   – Да ты за кого меня принимаешь? – завопила Лорка, чей темперамент превосходил по своей мощности даже темперамент ее мамы, Татьяны Абдурахмановны. – Я ж тебе не какая-нибудь проститутка! У меня мой Димка есть! Может, я за него замуж и выйду!
   – Ты же только что заявляла, что хочешь пока жизнью насладиться, – припомнила Оля, но Лорка сделала вид, что не расслышала.
   – Вот бы в лотерею выиграть десять миллионов... А лучше двадцать! – фантазировала Лорка. – И не рублей, а долларов. Или этих, как их, евров.
   – Евро, – поправила машинально Ольга. Она давно и безнадежно пыталась исправить и разнообразить Лорин словарный запас, убеждая ее, что не имеет смысла именовать милицию «ментами», женщин «бабами» или «кошелками», а поклонников мужского пола «кобелями». Впрочем, успеха это не приносило, и спонтанные мини-лекции Оли об инвективах, то есть бранных выражениях, преступном арго и жаргоне представителей криминальной среды на Лорку воздействия не оказывали.
   – Как хочу, так и говорю, – хмыкала Лариса. – Че, мне по каждому поводу в толковый словарь лезть?
   Не в состоянии найти контраргументы при такой постановке вопроса, Оля была вынуждена слушать, как Лорка рассуждает:
   – Или кошелек найти, а там – миллион...
   – Ну, тогда тебе целый сейф на дороге подобрать надо, – съязвила Оля, но сарказма Лорка не понимала.
   Распахнув огромные черные глазищи, подведенные серебристыми тенями, она на полном серьезе заметила:
   – А че, вот вчера по телику фильм гоняли, так там одна баба, молодая такая, а шустрая, у бандюганов уперла чемоданчик. Небольшой совсем, а в нем – пять миллионов баксов. И она потом с любимым на какой-то остров укатила!
   Лорка, несмотря на заверения в своей сверхопытности и суперхитрости, была особой на редкость доверчивой и непрактичной. Оля не стала рассеивать иллюзии сестры – если попытаться сказать ей, что в голливудском фильме может быть все, что угодно, она ведь не поверит, начнет посреди улицы вопить во все горло, что и в реальной жизни такое бывает. Еще и обидится. А сестру Оля нежно любила.
   – Или клад найти, как в том фильме, где мужик в шляпе за древностями охотится, а за ним бандюганы по пятам бегают...
   – Индиана Джонс, – подсказала Оля.
   Лорка ответила:
   – Да хрен его знает, как мужика зовут. Хотя нет, лучше всего мужа богатого найти! Такого, чтобы и машина была крутая, а лучше не одна, и домина огромный, пусть тоже не один, и свекровь...
   – Тоже в двойном количестве, – улыбнулась Ольга.
   Лорка вспыхнула:
   – И свекровь чтобы где-нибудь подальше находилась. Например, в доме для престарелых или на кладбище. Вот ведь жизнь-то будет! Дом у него в четыре, нет, пять этажей...
   – Лучше все-таки шесть, – вставила Оля. – Так, чтобы на лифте было удобно добираться из туалетной комнаты до гардеробной и обратно.
   – Верняк! – принимая за чистую монету слова сестры, промолвила Лорка. – И бассейнище с прозрачной водичкой...
   – Тоже не один, – продолжила Оля. – Плохо, правда, если воду отключат. Хотя нет, тогда, если что, запасы большие можно сделать, даром, что ли, в доме два бассейна. И бельишко в джакузи можно будет простирнуть, и голову в биде вымыть.
   Лорка кивала, не понимая иронии. Она вошла в раж, рисуя перед собой картину невероятного благосостояния, которое принесет ей замужество с...
   – Пусть он будет известным певцом, вот! Хотя нет, они же все «голубые», а если не «голубые», так на старых кошелках женаты.
   – Тогда, может, с министром? – подсказала Оля. – Лучше с премьер-министром.
   – Это с каким таким премьером-министром? Одним из группы «Премьер-министр», что ли? Нет, мне они не катят.
   – Я имела в виду политического деятеля, – сказала Оля.
   – Ну, в политике я ничего не соображаю, мне бы кого-нибудь попроще, – отмахнулась Лорка. – К примеру, этого, как его... олигарха, вот!
   – Олигархи нынче не в почете, – прояснила ситуацию Оля. – Они или в тюрьме, или за границей в изгнании, или на страницах романов Татьяны Устиновой.
   – Жаль, – протянула Лорка, сообразив, что Ольга говорит истинную правду. – Тогда кого бы мне выбрать? Может, энтого, с клюшками которые бегают или с мячом... спортсмэна?
   Воздух прорезал пронзительный сигнал автомобиля, около девушек затормозила темно-зеленая «БМВ» с тонированными стеклами. Лорка немедленно забыла о матримониальных планах, которые только что мучили ее, как будто богатые женихи стояли в шеренге и ждали ее вердикта. Она кокетливо улыбнулась и прошептала:
   – Ну вот видишь, клюнули на меня! Наверняка предложат с ними прокатиться. Но я не поеду, знаю, чем такое заканчивается. Но внимание со стороны кобелей все равно приятно. А ты что с таким кислым лицом?
   Одно из стекол поехало вниз, и Оля узрела дородного господина средних лет в шелковом костюме бордового цвета и с бордовым же галстуком. В руке, один из пальцев которой был увенчан перстнем с непомерно большим камнем (Лорка, подмигнув сестре, шепнула: «Глянь, какой брюлик, крупнее, чем в императорской короне»), он зажал тонкую ментоловую сигарету. Господин был абсолютно лыс, а верхнюю губу украшала тонкая полоска напомаженных усов. Такими, вспомнилось Оле, в столь любимых Лоркой американских боевиках изображаются мафиози среднего пошиба.
   – Девушки, добрый день, – произнес господин приятным низким голосом. – Всегда приятно в столь прелестный день увидеть не менее прелестных барышень. Хотите, подвезу?
   – Спасибо, но мы уже пришли, – махнув рукой в сторону библиотеки, сказала Оля.
   «Мафиози», одарив ее улыбкой и продемонстрировав идеально белые, наверняка фальшивые зубы, переключился на Лорку.
   – Как тебя зовут, милая? – спросил он, и сестра, к негодованию Оли, растаяв от внимания владельца «БМВ», который, вероятно, полностью соответствовал ее представлению о богатом муже, глупо хихикнула и ответила:
   – Лорочка.
   – Прекрасное имя, – сказал господин. – Вот что, Лорочка, держи-ка мою визиточку. – Он протянул Лариске прямоугольник цвета слоновой кости. – Меня зовут Альберт Феокистович, – заметил «мафиози», – я – владелец модельного агентства «Снежная королева». Думаю, могу обеспечить тебя работой. Заходи как-нибудь, побеседуем, Лорочка!
   Стекло поплыло вверх, «БМВ», просигналив, влилась в поток машин. Лариса, вцепившись в визитку, упоенно пробормотала:
   – Я так и знала, что стану моделью! Подиум – это для меня! А че, наши русские бабы сейчас по всяким Парижам американским мотаются, на обложках журналов печатаются, баксы и евры гребут! Чем я хуже этой, как ее, Джулии Шиффер...
   Не понимая, кого Лорка имеет в виду – обожаемую ею Джулию Робертс, героиню фильма «Красотка», или Клаудию Шиффер, пожелтевший постер с изображением коей уже который год украшал спальню сестры, – Оля взяла карточку. На кусочке плотного картона готическими буквами было выведено: «Альберт Феокистович Толкунов, генеральный директор модельного агентства «Снежная королева», а также указаны адрес, два телефона (городской и мобильный) и номер факса.
   – Вот оно, счастье! – заявила, отбирая у Ольги визитную карточку, Лорка. – Смотри не потеряй. Завтра же пойду туда, а через год обо мне будет знать вся страна!
   Лорка, которая обычно редко когда вспоминала об обещаниях, данных кому бы то ни было, изменила своей обычной практике и на следующий день посетила агентство Альберта Феокистовича. Она пробыла там около трех часов, вернулась наэлектризованная, огорошила Татьяну Абдурахмановну заявлением о том, что требуется сделать «эту, как ее, бишь, портифолию» – серию фотографий в различных позах.
   Оля настороженно отнеслась к обещаниям, которыми Альберт Феокистович и его помощники напичкали девушку, и попыталась объяснить Лорке, что супермодель из нее вряд ли получится.