Впрочем, перед главной целью все наши животные отступали на второй план. Через неделю после прибытия, когда мы основательно изучили местные ветры, было решено наполнить оболочку. Ветер держался северо-восточный, примерный азимут 040, причем около трех часов дня он достигал изрядной силы. Поэтому мы собирались стартовать около полудня. Благодаря расположению лагеря и направлению ветра полет обещал стать чуть ли не образцовым. Мы пройдем над лесом, потом над непроходимыми болотистыми зарослями перед озером, над самим озером и, наконец, достигнем шестисотметровой гряды, оторачивающей с запада Рифт-Валли. Дальше мы либо перевалим через эту гряду, либо пойдем над долиной. В обоих случаях нас со всех сторон будут окружать несравненные виды и будет полная возможность наблюдать животных, которыми кишат лес и берега озера.
Естественно, наполнение оболочки проходило совсем иначе, чем на Занзибаре. Вместо шеститысячной толпы было всего три зрителя - три неожиданно вынырнувших из леса африканца, которые не понимали ни слова на суахили. Взамен солдат, помогавших нам на Занзибаре управляться с балластом и веревками, мы привезли жителей Мтувумбу - столько, сколько уместилось в нашем "джипси". С их помощью Ален занялся подачей газа, Дуглас - съемками, Джоун и я - шаром. Все шло гладко, и к половине двенадцатого гондола была подвешена к кольцу. Мы уложили в нее восемьдесят мешков с песком и пошли перекусить. Аэростат выглядел образцово. Ветер умеренный, азимут 040. Все как будто предвещало ударный полет. Это показывает, как мы и некоторые предзнаменования способны ошибаться.
Перерыв на завтрак продлился не больше получаса. Только он начался, с севера появился небольшой самолет, покружил над лагерем и сел между нами и пасущимися жирафами. Из самолета вышли Хью Лэмпри и Джон Ньюбоулд: один - зоолог, другой - ботаник, и оба мои старые знакомые. Летя из Аруши в Нгоронгоро, они за сорок километров увидели наш аэростат этакий апельсин в стране пигмеев - и сели, чтобы рассмотреть его поближе. Предложение выпить с нами пива было принято, и, сидя за столом, мы вместе смотрели на яркий круглый шар. На Занзибаре нам не довелось им спокойно полюбоваться.
Итак, мы глядели на аэростат, говорили обо всем том, что делается в последнюю минуту, собирали все то, что надо взять с собой, и жевали бутерброды с сыром и маринованными огурцами. Вдруг на глазах у нас шар стал еще ярче. Над грядой у Рифт-Валли возникло облако и начало расти с угрожающей скоростью. Ветер не изменился, но облако продолжало расти. И ничего не поделаешь, сиди и смотри... Сыр и огурцы застряли у нас в зубах. Пиво осталось недопитым.
Слегка закачался шар, потом слабое дуновение коснулось наших лиц. На балласт уже ушли все мешки с песком, добавить было нечего. К тому же аэростат выдерживает ветер до 50 километров в час. Туча заглатывала воздух, голубое небо становилось черным. Мы глядели, словно завороженные, с неприятным чувством под ложечкой. Ветер крепчал, шар качался все сильнее. Пухлая белая кромка тучи прошла у нас над головой, и по земле заскользила густая тень.
Помнится, мы еще держали в руках куски хлеба с сыром и кружки с пивом, когда упали первые капли дождя. Кто-то предложил укрыться в палатке. Мы отступили под тент и смотрели, как погода становится все хуже и хуже. Тревожное состояние атмосферы внезапно перешло в буйство. Невесть откуда налетел шквал, и с неба хлынул дождь. Послышался приглушенный скрип: ветер достиг силы шторма, и в ту же секунду аэростат тронулся с места.
Крича Джоун и Дугласу, чтобы они подогнали машины, мы выскочили из палатки. Шар кидало так, что оранжевая оболочка едва не касалась земли. Мы с Аденом шлепали по лужам, скользили по грязи, кричали что-то и отскакивали, когда шар вдруг дергался в нашу сторону. Потом поймали гондолу, которая рывками волочилась по земле. С оболочки, будто из огромного крана, хлестала вода, и мы оказались буквально под водопадом, который перемещался по прихоти ветра.
Подъехали машины. Мы надеялись, что они удержат аэростат. Ален захватил гондолу веревкой и побежал с другим концом к грузовику. Сильный рывок гондолы бросил его навзничь в грязь. Он вскочил на ноги и зацепил петлей за крюк на буфере автомашины. Новый рывок гондолы - веревка выскользнула у него из рук. Мы были совершенно бессильны. Три четверти тонны песку тоже ничего не значили. Аэростат как ни в чем не бывало продолжал свои скачки и рывки.
Наконец Алену удалось закрепить веревку за бампер грузовика, и кто-то включил скорость. Все четыре колеса забуксовали. Во все стороны летели комья грязи, а гондола знай себе ползла со скрипом дальше. Трудно что-либо разглядеть, когда веки залеплены грязью, но, судя по тому, что веревка не оборвалась, аэростат перетянул грузовик. Правда, мы видели, что колючие акации подступают все ближе. Если эти деревья и оболочка встретятся, она будет разорвана в клочья. Даже обычные деревья пропороли бы ткань, а на акациях каждая ветка оснащена пятисантиметровыми шипами.
Я взобрался на край мокрой гондолы, поймал разрывную стропу и ухватился за нее. Шар продолжал метаться в разные стороны, часть газа уже вышла, и ветер проминал сырую оболочку. Она колыхалась, как парус в шторм. Она хлопала, как брезент на ветру. И все это время аэростат многометровыми скачками приближался к деревьям. Помню, я кричал сам себе:
- Еще рано дергать строп! Но мы не удержим шар! Надо дергать! Обожду немного! Надо, надо, надо! Деревья близко! Пора .дергать!
И я дернул.
Результат не замедлил сказаться. Ветер нанес еще один-два удара по оболочке, после чего гордое творение у нас на глазах съежилось и испустило дух. Непокорный, скачущий шар превратился в кипу блестящей ткани. Он лег на землю у самого подножия одной акации, а мы, стоя вокруг него и тяжело дыша, дивились внезапному превращению. Неужели мы не могли справиться с этой грудой материи? Неужели она волокла за собой и нас, и песок, и грузовик, точно мы ничего не весили? Но ведь это факт. И теперь вместо полета, которому все предвещало успех, у нас очень мокрая оболочка аэростата. Две лягушки прыгнули с травы в лужицы между складками. Мы стояли под хлестким дождем и от растерянности не знали, что говорить. Полный провал наших планов, 750 кубометров драгоценного водорода бесповоротно пропали. Правда, мы сохранили аэростат, пусть даже у него жалкий вид. Деревья, ветер, дождь - мы всех одолели. Но как одолели - еле-еле.
ВЫЛЕТ ИЗ МАНЬЯРЫ
После того как шар испустил дух и оболочка была уложена, мы вернулись в лагерь. Ливень не прекращался, и кто-то - не помню, кто именно,заметил, что палатки затопило. Зато помню, как я ворвался в большую палатку и застал там четверых масаев. Длинноногие африканцы стояли в воде, а вокруг них плавали фотопленки, записные книжки, продукты, одежда и прочее, и прочее. Я лихорадочно принялся собирать промокшее имущество и складывать его на постелях. Одновременно я попросил масаев помочь мне. Они пальцем не шевельнули. Я выуживал из воды у их ног различные предметы. Они по-прежнему не двигались, только место занимали.
Масаи постояли еще немного, наконец вышли. Тем временем мои товарищи помогли мне спасти наше имущество, да и дождь прекратился. Часы на руке еще тикали, показывая, что с того времени, когда впервые появилась туча, до конца бури прошло от силы полчаса. Известно, если Африка за что возьмется, она потрудится на славу.
Когда приходится начинать какое-то дело сначала, в этом есть одно преимущество - второй раз все идет проще. Мы перенесли лагерь на более высокое место. Отвезли наземную команду обратно в деревню и дали знать в Арушу, чтобы нам прислали вторую партию водородных баллонов. Осмотрели оболочку, как только она высохла, и снова пришили и приклеили разрывное полотнище. И буря разразилась снова. На следующий день в тот же час из-за гряды над Рифт-Валли опять выползло огромное пухлое облако. Живо собрав все имущество и надежно закрыв палатки, мы продолжали следить за ним, хорошо зная, что оно несет. Опять туча застлала солнце, опять устроили карусель воздушные вихри. Зрелище обращенной против нас мощи заворожило нас. Совсем как накануне, внезапно хлынул ливень и завыл ветер. Мы укрылись в палатке. Я высунул руку, чтобы замерить силу ветра. Лопасти анемометра кружились быстро-быстро, стрелка заплясала около деления, соответствующего пятидесяти пяти километрам в час. Если ветер развивал такую скорость на площадке, огороженной деревьями и кустарником, не удивительно, что высокому шару так досталось.
Незадолго до начала второй бури Хью и Джон вылетели на своем "Пайпере". На зеленой лужайке, где они садились накануне стояли лужи, но они нашли для взлета другое место. А мы все, что попрятали от бури, снова вынесли из палаток, чтобы досушить. В таком духе проходили следующие несколько дней. Странная погода для сухого сезона! А что же будет, когда начнется сезон дождей? Шлепая по воде в лагере, мы решили, что тогда здесь попросту утонешь без ласт и акваланга.
Еще одно свидетельство переменчивости африканских стихий мы получили через два дня после того, как буря потрепала аэростат. Мы отправились в маньярский лес и все утро посвятили съемке. Сначала нас увлекли мартышки, после них - пресноводные крабы, которым безумно пришлись по вкусу цыплячьи кости. Они достаточно яро дрались из-за этих следов небольшого пикника, и получился хороший сюжет для наших камер. Потом мы перебрались в пересохшее русло реки Марера; Часа два-три снимали, как "джипси" одолевает камни, выстилающие русло, и взбирается на крутой противоположный берег. Был тут какой-то мост, но его смыло, и участок вполне подходил, чтобы показать путешествие вне проторенных дорог. И никакого обмана: мы откатывали в сторону огромные камни, "джипси" весь трясся, пересекая русло, и сам вытянул себя лебедкой на берег. Затем, не знаю почему, мы проехали обратно тем же путем. Забрали из кузова всё необходимое для пикника и удобно устроились на камнях посреди сухого русла.
День был тихий. Над нами возвышались могучие деревья, насекомые стрекотали с обычным остервенением. В прилегающем к реке лесу было много слонов и бабуинов. Мы старались уловить на слух их продвижение, но хор насекомых все заглушал; Вдруг какой-то глухой рокот вступил с ним в соревнование.
- Наверно, какой-нибудь грузовик штурмует подъем,- сказал я, и сперва никто мне не возразил.
- Но ведь дорога не в той стороне,- заметил немного погодя Ален.
- А похоже на грузовик.
- Не может быть,- сказал Ален.- Там неоткуда быть грузовику.
Ален встал, чтобы лучше слышать, но мне кажется, мы все одновременно увидели, в чем дело.
- Глядите! Река! За камнями в верхней части русла что-то колыхалось.
- Берегись! Она идет на нас!
Помню, я схватил лежавшие поблизости вещи - ведь все было разложено на земле - и побежал к берегу. В эту минуту поток и рокот вместе с ним вырвались из-за поворота. На миг мы опешили, потом ринулись за остальными вещами. Но вода очень быстро мчалась вперед, образуя большую ровную дугу. Мы дружно выскочили на берег, и в ту же секунду мимо пронеслась широкая головная волна. Очевидно, хотя мы просто не успели этого заметить, сразу же смыло нашу еду, посуду и все прочее. Столь быстрая смена декораций парализовала нас. Там, где пятнадцать секунд назад было сухое русло, уже несла, ворча, как вулкан, свои воды река глубиной около двух метров.
Незримые, вниз по руслу неслись огромные камни. Слышно было, как они скачут и сталкиваются под водой. И было видно, как река наступает на берега. Длинный рукав стремительно обогнул наш наблюдательный пункт, превратив его в островок, и грозил смыть "джипси". Мы форсировали этот рукав на грузовике, оставили машину на высоком месте и вернулись к реке посмотреть, как она беснуется. Если бы грузовик стоял в главном русле, быть бы ему в озере Маньяра. И люди, если бы они сидели в машине, очутились бы там же. Мы глядели на поток и многозначительно качали головами. Как будто тут несколько секунд назад взорвалась бомба замедленного действия. Мы остро ощущали бренность своего бытия.
- Что теперь на очереди? - сказал Дуглас и выдавил из себя смешок.
Вечером мы для разнообразия решили съездить в отель "Лейк-Маньяра". Наш лагерь помещался в дикой местности, рядом бродило всякое зверье, но на горе по соседству была весьма современная и благоустроенная гостиница. Из окон каждого номера открывался изумительный вид на могучую складку Рифт-Валли; снизу доносились трубные голоса слонов. Словом, чудесное место. Мы поплескались в бассейне - такое дополнение к нашей простой жизни в палатках было чрезвычайно приятным. В завершение вечера поразвлекались метанием стрел в мишень и воздали в баре должное смеси под названием "Клыкастый".
Мы красочно рассказывали о внезапном паводке, который чуть было не унес нас, о буре, которая едва не прикончила наш шар. А нам поведали, как трудно заниматься киносъемками в Африке. Однажды в Танганьику прибыла большая киноэкспедиция с готовым сценарием и своими представлениями о диких животных. Организаторы этой затеи твердо считали, что с помощью денег можно заставить животных в точности выполнять все указания сценария. Был там один эпизод - слоны идут в атаку. Взбесившееся стадо бросается на лагерь зверолова, сокрушает шалаши, убивает людей и вообще сеет панику. Но герой двумя-тремя меткими выстрелами останавливает атаку и завоевывает пожизненно место в сердце девушки в походном костюме.
Ну вот, продолжал рассказчик, на лесной опушке в подходящем месте собрали сколько-то слонов. Устроили африканский лагерь с кострами, котлами и манекенами, изображающими людей. Осветительными ракетами взбудоражили слонов, и они пошли на лагерь. Прибитые к деревьям железные балки не давали им отклониться, многочисленные камеры снимали их продвижение. Точно по расписанию слоны достигли лагеря, развив аллюр, который вполне позволял выдать их за взбешенных зверей. К сожалению, слоны даже в таких условиях владеют собой. Они промчались через лагерь, ничего не повредив. Ни один котел не был опрокинут. Ни одна крыша не пострадала. И, что хуже всего, ни один манекен не был повален, не говоря уже о том, чтобы украситься отпечатком могучей слоновьей ноги. Камеры не запечатлели ничего похожего на ту Африку, которая существует в сценариях. Надо было что-то придумать, и решили: если большие слоны не годятся, почему не сделать попытку с маленькими? Эта идея явно была признана блестящей, ибо вскоре на той же опушке появилась группа слонят. Операторы исходили из того, что дети всегда больше склонны к озорству, чем взрослые. Они любят поиграть, пошалить; наверное и слонята таковы. Но всякие детеныши чем-то отличаются от взрослых особей. Пришлось слонят подвергнуть обработке. Им обрили косматые спины, приставили деревянные клыки. Заодно изменились и масштабы лагеря. Появились карликовые хижины, над малюсенькими кострами висели миниатюрные котлы - под стать рассованным всюду куклам. И вот наступила решающая минута. Слонят погнали рысью по размеченному пути, они прибежали в лагерь. Слонята лихо размахивали хоботами, колотили ими во все стороны, после чего, очень довольные, покинули сцену. Котлы были опрокинуты, хижины разрушены, куклы искалечены. Благодарные операторы оторвались от камеры. Все было сделано по сценарию. Увековечен кусок "подлинной" Африки.
Ночью возвращаясь из отеля "Лейк-Маньяра" по крутой, извилистой дороге, мы встретили слонов и резко затормозили. Конечно, они великаны, но очень миролюбивые и сдержанные. Посмотрите на человека, идущего через заросли, сколько от него шума. А когда слон входит в густую, колючую чащу, кажется, что он просачивается сквозь нее, будто амеба, и вот уже стоит тихо-мирно по ту сторону. Мы провожали взглядом могучие черные силуэты, пока до нас вдруг не дошло, что слоны скрылись все, как один.
На следующий день произошли два события. Шарль, которого ждали дела в Южной Африке, покинул нас, и прибыла новая партия водородных баллонов. Два тяжелых грузовика "бедфорд" с двумя ведущими осями, подвывая и буксуя на грязной траве, едва одолели прогулочную площадку жирафов. Мы поспешили в Мтувумбу за новым отрядом помощников и без труда нашли желающих. Плата составляла два шиллинга в день и пачку сигарет "Четыре туза" - других они не признавали. Работа состояла в разгрузке заряженных баллонов, погрузке порожних (они весили почти столько же) и отвинчивании колпаков. Рабочие потрудились на славу, получили деньги и сигареты и снова набились в кузов "джипси". В крыше был сделан люк для съемок, из него, как из трубы, повалил столб дыма. Можно было подумать, что на нашем грузовике установлена паровая машина - люди с Москитной реки спешили обратить в дым свою заработную плату.
Вечером мы назначили вылет на следующий день. Ветер дул подходящий, скорость не превышала тридцати пяти километров в час, бури явно прекратились. Мы условились, что в восемь утра соберется наша, теперь уже более опытная, наземная команда, а стартовать можно в полдень. Плотно поужинав (главное блюдо составлял рис, но были всякие приложения), мы продолжали совещаться. Потом вдруг затеяли что-то вроде музыкального вечера. Наши номера казались нам страшно потешными, и мы хохотали до упаду. Каждый выбирал какую-то мелодию или песенку и, как мог, подражал тому или иному инструменту. Один изображал шотландскую волынку, другой - шарманку, третий - всего-навсего арфу, и все нам безумно нравилось, и мы без конца хохотали, прослушивая собственные выступления в магнитофонной записи. Из палатки посреди могучих просторов Танганьики вырывался наружу поток нестройных звуков.
Вдруг музыка оборвалась. В натянутую палатку с внушительной громкостью ударила дождевая капля. Еще, еще... И сразу подул ветер. Мы как-то сразу поникли, нам уже не хотелось ни петь, ни слушать магнитофон. Когда же наконец Африка уймется? Неужели все наши планы рухнут из-за скверной погоды, дождей и бури? Мы легли и погасили свет. Кстати, давно пора спать.
Утром ветер продолжал неистовствовать, и мы отложили старт на сутки. Джоун отправилась в деревню, чтобы предупредить наших помощников и закупить продукты. Дуглас, Ален и я запустили шары-пилоты и смотрели, как их носит туда-сюда. После ночной бури погода была такой же устойчивой, как усы на крысиной морде. Словом, видно, что сегодня лучше держаться на земле.
Все-таки мы решили все подготовить, только не наполнять оболочку газом. Мы разложили ее, вставили клапан, укрепили стропы, подключили шланг, соединили его с первой серией баллонов и разместили по окружности сети мешки с песком. Теперь осталось только повернуть вентиль. Заодно мы починили гондолу. Во время бури один угол вверху пострадал, прямоугольная гондола стала больше смахивать на ромб. Вооружившись топором, мы отправились на поиски изогнутого под прямым углом сука, который мог бы играть роль шины. Полено подходящей величины нашлось, мы укрепили им гондолу, и на душе стало легче. Аккуратными кучками было разложено все необходимое для полета.
В тот вечер мы изучили все метеорологические признаки так внимательно, как ни один римлянин не изучал внутренности жертвенной птицы, и прониклись небывалой уверенностью. Все говорило за то, что погода наладится. Никаких зарниц. И нет в воздухе этого зловещего затишья. Насколько мы могли судить, ничто не сулило коварных вихрей. Ночь как будто предвещала успех, -и мы охотно последовали бы примеру римлян, если бы знали их обряд. Песен не пели - не то настроение; зато и дождя не было. Как ни странно, несмотря на тихую погоду и светлые надежды, мы долго-долго не могли уснуть.
На следующее утро небо было чистое, как стеклышко, без единого облачка. Дул несильный, приятный ветер. Не было никакого сомнения, что настал долгожданный день. Мы стоя выпили кофе и поскорее пустили водород. "Джипси" покатил вперевалку за нашими помощниками, и началось наполнение оболочки. С характерным, режущим слух звуком из баллонов вырывался газ, шар быстро рос. Вместе с ним росла наша уверенность.
Когда закончилось наполнение, из-за гряды выглянуло несколько грозовых тучек - ничего страшного. В справочниках аэронавта написано: "При появлении кучево-дождевых облаков немедленно выпускайте газ из оболочки". Но если бы мы буквально следовали этому указанию, это была бы первая в истории воздухоплавательная экспедиция, не совершившая ни одного полета. Грозовые тучки-такая же типичная примета этой части Африки, как зонтичные акации. Все же, посмотрев на них, Ален еще раз процитировал инструкцию, которую мы частенько вспоминали.
- "При появлении кучево-дождевых облаков немедленно выпускайте газ". Можно вылетать?
Алену предстоял первый полет в его жизни; ведь на Занзибаре он занимался моторной лодкой. Он должен был делать фотоснимки и вести наблюдения над животными. Дуглас - его обязанностью были киносъемки ответил:
- При появлении кучево-дождевых облаков смотри в другую сторону. Пошли.
Мы забрались втроем в гондолу. Я начал регулировать равновесие "Джамбо". Отпустили гондолу... Взялись опять... Убрали мешок песку. Отпустили, снова взялись. Еще полмешка песку долой - и мы готовы к старту. Я посмотрел на акации с подветренной стороны, прикинул угол взлета. Подъемной силы вполне хватит, не заденем их. Я пересчитал мешки с песком. Шесть штук. На пять меньше, чем было на старте на Занзибаре. Но ведь мы сейчас на шестьсот - семьсот метров выше. Ничего, балласта хватит. Мы попрощались с улыбающейся наземной командой и сказали "до свидания" Джоун. Где, когда и как состоится свидание - неизвестно. Этим распорядится ветер.
Без дальнейших церемоний я в последний раз скомандовал: "Отпускай!" и предоставил ветру распоряжаться. Мы поднялись быстро и плавно, чудо свободного полета началось. Мы мгновенно перенеслись в другой мир.
ГРОЗОВАЯ ТУЧА
Главной задачей нашего первого полета над Африканским материком было проверить по возможности реакцию животных, обитающих в разной среде. Никто не знал, как поведут себя животные при виде шара, однако было очевидно, что среда повлияет на их поведение. Область Маньяра сочетает самые различные типы ландшафта. Наш лагерь граничил (и это чуть не обошлось нам очень дорого) с обширными зарослями желтой акации, а в нескольких километрах западнее Рифт-Валли тянулась горная гряда. У подножия гряды под ее прикрытием рос настоящий лес. Когда определили его состав, выяснилось, что прежде массив был связан с обширной тропической областью в бассейне Конго. Теперь здесь остался только этот островок, впрочем достаточно обширный, чтобы стать обителью многих лесных животных. Во всяком случае часть нашего перелета пройдет над этим лесом. Дальше - озеро. Его окаймляют местами болота (где покрытые сухой коркой, где заросшие камышом) - прибежище буйволов, болотных козлов4 и бегемотов, местами плоские илистые берега. На этих безлесных участках можно увидеть всяких животных, например жирафов и газелей, но влажный ил с зеленой порослью прежде всего обитель пернатых. На озере Маньяра обнаружено около шестисот видов птиц; разнообразие среды делает этот район идеальным для наблюдения пернатых Африки. Больше всего здесь фламинго и пеликанов; порой их скапливается на озере до миллиона, а иногда и больше.
За последние месяцы озеро разлилось из-за дождей, и длина его составляла около пятидесяти, а ширина - больше пятнадцати километров; точных цифр никто не знал. Ливни затопили обычные подступы, и даже из нашего лагеря мы не смогли к нему проехать. Да если бы и удалось точно определить размеры озера, все равно следующий же дождь добавит полкилометра тут, километр там и поломает все расчеты. Поэтому довольствуются цифрой "800 квадратных километров", примерно определяющей площадь озера. Так или иначе, разлив означал, что нам лучше не садиться на озеро или его берега. Обычно до него можно доехать на машине или в крайнем случае дойти через лес и илистые участки под западной стеной Рифт-Валли; теперь это было исключено. Когда мы сюда прибыли, дорога еще была проходима километров на десять, но внезапный бурный разлив реки Марера укоротил и этот кусок на три километра.
Вот и получалось: чтобы сесть, надо подальше отойти от озера. К западу от гряды через плато из Карату в Мбулу на юге идет дорога; правда, она часто закрыта, но все-таки дорога есть. А из Мбулу можно проселком доехать до Большой северной магистрали, пересекающей Африку с севера на юг. Таким образом, наш перелет, насколько его вообще можно прогнозировать, определяется прямоугольником дорог. Конечно, хорошо бы приземлиться поблизости от какой-нибудь из них. Но как, где и когда именно мы сядем - нет смысла гадать. И мы, естественно, думали о предстоящих трудностях, когда оторвались от земли и легко, без малейших усилий вознеслись в безбрежный голубой простор над стартовой площадкой.
- Запишите меня в аэронавты,- сказал Ален, как только состоялся старт и мы заскользили над акациями.
Я рассмеялся и проводил глазами лагерь, который удалялся от нас со скоростью около пятнадцати километров в час. Внизу среди частокола машущих рук стояла Джоун; четко выделялись следы наших машин. Вон там прошел большой грузовик. Вон по той дорожке мы ездили смотреть бегемотов. А та колея обозначает путь к огромному ржаво-красному термитнику и обратно. Наш лагерь быстро затерялся в просторах Африки. Могучее дерево, в тени которого лежали водородные баллоны, пропало вдали; палатки исчезли, и последним скрылся белый брезент, на котором во время наполнения лежал "Джамбо". Но задолго до этого мы главное внимание перенесли вперед. Простирающийся под нами мир был одинаково увлекательным в любом направлении, но, когда летишь на воздушном шаре, невольно смотришь вперед. То, что пройдено, интересно лишь постольку, поскольку фиксирует путь и позволяет судить о дальнейшем курсе.
Естественно, наполнение оболочки проходило совсем иначе, чем на Занзибаре. Вместо шеститысячной толпы было всего три зрителя - три неожиданно вынырнувших из леса африканца, которые не понимали ни слова на суахили. Взамен солдат, помогавших нам на Занзибаре управляться с балластом и веревками, мы привезли жителей Мтувумбу - столько, сколько уместилось в нашем "джипси". С их помощью Ален занялся подачей газа, Дуглас - съемками, Джоун и я - шаром. Все шло гладко, и к половине двенадцатого гондола была подвешена к кольцу. Мы уложили в нее восемьдесят мешков с песком и пошли перекусить. Аэростат выглядел образцово. Ветер умеренный, азимут 040. Все как будто предвещало ударный полет. Это показывает, как мы и некоторые предзнаменования способны ошибаться.
Перерыв на завтрак продлился не больше получаса. Только он начался, с севера появился небольшой самолет, покружил над лагерем и сел между нами и пасущимися жирафами. Из самолета вышли Хью Лэмпри и Джон Ньюбоулд: один - зоолог, другой - ботаник, и оба мои старые знакомые. Летя из Аруши в Нгоронгоро, они за сорок километров увидели наш аэростат этакий апельсин в стране пигмеев - и сели, чтобы рассмотреть его поближе. Предложение выпить с нами пива было принято, и, сидя за столом, мы вместе смотрели на яркий круглый шар. На Занзибаре нам не довелось им спокойно полюбоваться.
Итак, мы глядели на аэростат, говорили обо всем том, что делается в последнюю минуту, собирали все то, что надо взять с собой, и жевали бутерброды с сыром и маринованными огурцами. Вдруг на глазах у нас шар стал еще ярче. Над грядой у Рифт-Валли возникло облако и начало расти с угрожающей скоростью. Ветер не изменился, но облако продолжало расти. И ничего не поделаешь, сиди и смотри... Сыр и огурцы застряли у нас в зубах. Пиво осталось недопитым.
Слегка закачался шар, потом слабое дуновение коснулось наших лиц. На балласт уже ушли все мешки с песком, добавить было нечего. К тому же аэростат выдерживает ветер до 50 километров в час. Туча заглатывала воздух, голубое небо становилось черным. Мы глядели, словно завороженные, с неприятным чувством под ложечкой. Ветер крепчал, шар качался все сильнее. Пухлая белая кромка тучи прошла у нас над головой, и по земле заскользила густая тень.
Помнится, мы еще держали в руках куски хлеба с сыром и кружки с пивом, когда упали первые капли дождя. Кто-то предложил укрыться в палатке. Мы отступили под тент и смотрели, как погода становится все хуже и хуже. Тревожное состояние атмосферы внезапно перешло в буйство. Невесть откуда налетел шквал, и с неба хлынул дождь. Послышался приглушенный скрип: ветер достиг силы шторма, и в ту же секунду аэростат тронулся с места.
Крича Джоун и Дугласу, чтобы они подогнали машины, мы выскочили из палатки. Шар кидало так, что оранжевая оболочка едва не касалась земли. Мы с Аденом шлепали по лужам, скользили по грязи, кричали что-то и отскакивали, когда шар вдруг дергался в нашу сторону. Потом поймали гондолу, которая рывками волочилась по земле. С оболочки, будто из огромного крана, хлестала вода, и мы оказались буквально под водопадом, который перемещался по прихоти ветра.
Подъехали машины. Мы надеялись, что они удержат аэростат. Ален захватил гондолу веревкой и побежал с другим концом к грузовику. Сильный рывок гондолы бросил его навзничь в грязь. Он вскочил на ноги и зацепил петлей за крюк на буфере автомашины. Новый рывок гондолы - веревка выскользнула у него из рук. Мы были совершенно бессильны. Три четверти тонны песку тоже ничего не значили. Аэростат как ни в чем не бывало продолжал свои скачки и рывки.
Наконец Алену удалось закрепить веревку за бампер грузовика, и кто-то включил скорость. Все четыре колеса забуксовали. Во все стороны летели комья грязи, а гондола знай себе ползла со скрипом дальше. Трудно что-либо разглядеть, когда веки залеплены грязью, но, судя по тому, что веревка не оборвалась, аэростат перетянул грузовик. Правда, мы видели, что колючие акации подступают все ближе. Если эти деревья и оболочка встретятся, она будет разорвана в клочья. Даже обычные деревья пропороли бы ткань, а на акациях каждая ветка оснащена пятисантиметровыми шипами.
Я взобрался на край мокрой гондолы, поймал разрывную стропу и ухватился за нее. Шар продолжал метаться в разные стороны, часть газа уже вышла, и ветер проминал сырую оболочку. Она колыхалась, как парус в шторм. Она хлопала, как брезент на ветру. И все это время аэростат многометровыми скачками приближался к деревьям. Помню, я кричал сам себе:
- Еще рано дергать строп! Но мы не удержим шар! Надо дергать! Обожду немного! Надо, надо, надо! Деревья близко! Пора .дергать!
И я дернул.
Результат не замедлил сказаться. Ветер нанес еще один-два удара по оболочке, после чего гордое творение у нас на глазах съежилось и испустило дух. Непокорный, скачущий шар превратился в кипу блестящей ткани. Он лег на землю у самого подножия одной акации, а мы, стоя вокруг него и тяжело дыша, дивились внезапному превращению. Неужели мы не могли справиться с этой грудой материи? Неужели она волокла за собой и нас, и песок, и грузовик, точно мы ничего не весили? Но ведь это факт. И теперь вместо полета, которому все предвещало успех, у нас очень мокрая оболочка аэростата. Две лягушки прыгнули с травы в лужицы между складками. Мы стояли под хлестким дождем и от растерянности не знали, что говорить. Полный провал наших планов, 750 кубометров драгоценного водорода бесповоротно пропали. Правда, мы сохранили аэростат, пусть даже у него жалкий вид. Деревья, ветер, дождь - мы всех одолели. Но как одолели - еле-еле.
ВЫЛЕТ ИЗ МАНЬЯРЫ
После того как шар испустил дух и оболочка была уложена, мы вернулись в лагерь. Ливень не прекращался, и кто-то - не помню, кто именно,заметил, что палатки затопило. Зато помню, как я ворвался в большую палатку и застал там четверых масаев. Длинноногие африканцы стояли в воде, а вокруг них плавали фотопленки, записные книжки, продукты, одежда и прочее, и прочее. Я лихорадочно принялся собирать промокшее имущество и складывать его на постелях. Одновременно я попросил масаев помочь мне. Они пальцем не шевельнули. Я выуживал из воды у их ног различные предметы. Они по-прежнему не двигались, только место занимали.
Масаи постояли еще немного, наконец вышли. Тем временем мои товарищи помогли мне спасти наше имущество, да и дождь прекратился. Часы на руке еще тикали, показывая, что с того времени, когда впервые появилась туча, до конца бури прошло от силы полчаса. Известно, если Африка за что возьмется, она потрудится на славу.
Когда приходится начинать какое-то дело сначала, в этом есть одно преимущество - второй раз все идет проще. Мы перенесли лагерь на более высокое место. Отвезли наземную команду обратно в деревню и дали знать в Арушу, чтобы нам прислали вторую партию водородных баллонов. Осмотрели оболочку, как только она высохла, и снова пришили и приклеили разрывное полотнище. И буря разразилась снова. На следующий день в тот же час из-за гряды над Рифт-Валли опять выползло огромное пухлое облако. Живо собрав все имущество и надежно закрыв палатки, мы продолжали следить за ним, хорошо зная, что оно несет. Опять туча застлала солнце, опять устроили карусель воздушные вихри. Зрелище обращенной против нас мощи заворожило нас. Совсем как накануне, внезапно хлынул ливень и завыл ветер. Мы укрылись в палатке. Я высунул руку, чтобы замерить силу ветра. Лопасти анемометра кружились быстро-быстро, стрелка заплясала около деления, соответствующего пятидесяти пяти километрам в час. Если ветер развивал такую скорость на площадке, огороженной деревьями и кустарником, не удивительно, что высокому шару так досталось.
Незадолго до начала второй бури Хью и Джон вылетели на своем "Пайпере". На зеленой лужайке, где они садились накануне стояли лужи, но они нашли для взлета другое место. А мы все, что попрятали от бури, снова вынесли из палаток, чтобы досушить. В таком духе проходили следующие несколько дней. Странная погода для сухого сезона! А что же будет, когда начнется сезон дождей? Шлепая по воде в лагере, мы решили, что тогда здесь попросту утонешь без ласт и акваланга.
Еще одно свидетельство переменчивости африканских стихий мы получили через два дня после того, как буря потрепала аэростат. Мы отправились в маньярский лес и все утро посвятили съемке. Сначала нас увлекли мартышки, после них - пресноводные крабы, которым безумно пришлись по вкусу цыплячьи кости. Они достаточно яро дрались из-за этих следов небольшого пикника, и получился хороший сюжет для наших камер. Потом мы перебрались в пересохшее русло реки Марера; Часа два-три снимали, как "джипси" одолевает камни, выстилающие русло, и взбирается на крутой противоположный берег. Был тут какой-то мост, но его смыло, и участок вполне подходил, чтобы показать путешествие вне проторенных дорог. И никакого обмана: мы откатывали в сторону огромные камни, "джипси" весь трясся, пересекая русло, и сам вытянул себя лебедкой на берег. Затем, не знаю почему, мы проехали обратно тем же путем. Забрали из кузова всё необходимое для пикника и удобно устроились на камнях посреди сухого русла.
День был тихий. Над нами возвышались могучие деревья, насекомые стрекотали с обычным остервенением. В прилегающем к реке лесу было много слонов и бабуинов. Мы старались уловить на слух их продвижение, но хор насекомых все заглушал; Вдруг какой-то глухой рокот вступил с ним в соревнование.
- Наверно, какой-нибудь грузовик штурмует подъем,- сказал я, и сперва никто мне не возразил.
- Но ведь дорога не в той стороне,- заметил немного погодя Ален.
- А похоже на грузовик.
- Не может быть,- сказал Ален.- Там неоткуда быть грузовику.
Ален встал, чтобы лучше слышать, но мне кажется, мы все одновременно увидели, в чем дело.
- Глядите! Река! За камнями в верхней части русла что-то колыхалось.
- Берегись! Она идет на нас!
Помню, я схватил лежавшие поблизости вещи - ведь все было разложено на земле - и побежал к берегу. В эту минуту поток и рокот вместе с ним вырвались из-за поворота. На миг мы опешили, потом ринулись за остальными вещами. Но вода очень быстро мчалась вперед, образуя большую ровную дугу. Мы дружно выскочили на берег, и в ту же секунду мимо пронеслась широкая головная волна. Очевидно, хотя мы просто не успели этого заметить, сразу же смыло нашу еду, посуду и все прочее. Столь быстрая смена декораций парализовала нас. Там, где пятнадцать секунд назад было сухое русло, уже несла, ворча, как вулкан, свои воды река глубиной около двух метров.
Незримые, вниз по руслу неслись огромные камни. Слышно было, как они скачут и сталкиваются под водой. И было видно, как река наступает на берега. Длинный рукав стремительно обогнул наш наблюдательный пункт, превратив его в островок, и грозил смыть "джипси". Мы форсировали этот рукав на грузовике, оставили машину на высоком месте и вернулись к реке посмотреть, как она беснуется. Если бы грузовик стоял в главном русле, быть бы ему в озере Маньяра. И люди, если бы они сидели в машине, очутились бы там же. Мы глядели на поток и многозначительно качали головами. Как будто тут несколько секунд назад взорвалась бомба замедленного действия. Мы остро ощущали бренность своего бытия.
- Что теперь на очереди? - сказал Дуглас и выдавил из себя смешок.
Вечером мы для разнообразия решили съездить в отель "Лейк-Маньяра". Наш лагерь помещался в дикой местности, рядом бродило всякое зверье, но на горе по соседству была весьма современная и благоустроенная гостиница. Из окон каждого номера открывался изумительный вид на могучую складку Рифт-Валли; снизу доносились трубные голоса слонов. Словом, чудесное место. Мы поплескались в бассейне - такое дополнение к нашей простой жизни в палатках было чрезвычайно приятным. В завершение вечера поразвлекались метанием стрел в мишень и воздали в баре должное смеси под названием "Клыкастый".
Мы красочно рассказывали о внезапном паводке, который чуть было не унес нас, о буре, которая едва не прикончила наш шар. А нам поведали, как трудно заниматься киносъемками в Африке. Однажды в Танганьику прибыла большая киноэкспедиция с готовым сценарием и своими представлениями о диких животных. Организаторы этой затеи твердо считали, что с помощью денег можно заставить животных в точности выполнять все указания сценария. Был там один эпизод - слоны идут в атаку. Взбесившееся стадо бросается на лагерь зверолова, сокрушает шалаши, убивает людей и вообще сеет панику. Но герой двумя-тремя меткими выстрелами останавливает атаку и завоевывает пожизненно место в сердце девушки в походном костюме.
Ну вот, продолжал рассказчик, на лесной опушке в подходящем месте собрали сколько-то слонов. Устроили африканский лагерь с кострами, котлами и манекенами, изображающими людей. Осветительными ракетами взбудоражили слонов, и они пошли на лагерь. Прибитые к деревьям железные балки не давали им отклониться, многочисленные камеры снимали их продвижение. Точно по расписанию слоны достигли лагеря, развив аллюр, который вполне позволял выдать их за взбешенных зверей. К сожалению, слоны даже в таких условиях владеют собой. Они промчались через лагерь, ничего не повредив. Ни один котел не был опрокинут. Ни одна крыша не пострадала. И, что хуже всего, ни один манекен не был повален, не говоря уже о том, чтобы украситься отпечатком могучей слоновьей ноги. Камеры не запечатлели ничего похожего на ту Африку, которая существует в сценариях. Надо было что-то придумать, и решили: если большие слоны не годятся, почему не сделать попытку с маленькими? Эта идея явно была признана блестящей, ибо вскоре на той же опушке появилась группа слонят. Операторы исходили из того, что дети всегда больше склонны к озорству, чем взрослые. Они любят поиграть, пошалить; наверное и слонята таковы. Но всякие детеныши чем-то отличаются от взрослых особей. Пришлось слонят подвергнуть обработке. Им обрили косматые спины, приставили деревянные клыки. Заодно изменились и масштабы лагеря. Появились карликовые хижины, над малюсенькими кострами висели миниатюрные котлы - под стать рассованным всюду куклам. И вот наступила решающая минута. Слонят погнали рысью по размеченному пути, они прибежали в лагерь. Слонята лихо размахивали хоботами, колотили ими во все стороны, после чего, очень довольные, покинули сцену. Котлы были опрокинуты, хижины разрушены, куклы искалечены. Благодарные операторы оторвались от камеры. Все было сделано по сценарию. Увековечен кусок "подлинной" Африки.
Ночью возвращаясь из отеля "Лейк-Маньяра" по крутой, извилистой дороге, мы встретили слонов и резко затормозили. Конечно, они великаны, но очень миролюбивые и сдержанные. Посмотрите на человека, идущего через заросли, сколько от него шума. А когда слон входит в густую, колючую чащу, кажется, что он просачивается сквозь нее, будто амеба, и вот уже стоит тихо-мирно по ту сторону. Мы провожали взглядом могучие черные силуэты, пока до нас вдруг не дошло, что слоны скрылись все, как один.
На следующий день произошли два события. Шарль, которого ждали дела в Южной Африке, покинул нас, и прибыла новая партия водородных баллонов. Два тяжелых грузовика "бедфорд" с двумя ведущими осями, подвывая и буксуя на грязной траве, едва одолели прогулочную площадку жирафов. Мы поспешили в Мтувумбу за новым отрядом помощников и без труда нашли желающих. Плата составляла два шиллинга в день и пачку сигарет "Четыре туза" - других они не признавали. Работа состояла в разгрузке заряженных баллонов, погрузке порожних (они весили почти столько же) и отвинчивании колпаков. Рабочие потрудились на славу, получили деньги и сигареты и снова набились в кузов "джипси". В крыше был сделан люк для съемок, из него, как из трубы, повалил столб дыма. Можно было подумать, что на нашем грузовике установлена паровая машина - люди с Москитной реки спешили обратить в дым свою заработную плату.
Вечером мы назначили вылет на следующий день. Ветер дул подходящий, скорость не превышала тридцати пяти километров в час, бури явно прекратились. Мы условились, что в восемь утра соберется наша, теперь уже более опытная, наземная команда, а стартовать можно в полдень. Плотно поужинав (главное блюдо составлял рис, но были всякие приложения), мы продолжали совещаться. Потом вдруг затеяли что-то вроде музыкального вечера. Наши номера казались нам страшно потешными, и мы хохотали до упаду. Каждый выбирал какую-то мелодию или песенку и, как мог, подражал тому или иному инструменту. Один изображал шотландскую волынку, другой - шарманку, третий - всего-навсего арфу, и все нам безумно нравилось, и мы без конца хохотали, прослушивая собственные выступления в магнитофонной записи. Из палатки посреди могучих просторов Танганьики вырывался наружу поток нестройных звуков.
Вдруг музыка оборвалась. В натянутую палатку с внушительной громкостью ударила дождевая капля. Еще, еще... И сразу подул ветер. Мы как-то сразу поникли, нам уже не хотелось ни петь, ни слушать магнитофон. Когда же наконец Африка уймется? Неужели все наши планы рухнут из-за скверной погоды, дождей и бури? Мы легли и погасили свет. Кстати, давно пора спать.
Утром ветер продолжал неистовствовать, и мы отложили старт на сутки. Джоун отправилась в деревню, чтобы предупредить наших помощников и закупить продукты. Дуглас, Ален и я запустили шары-пилоты и смотрели, как их носит туда-сюда. После ночной бури погода была такой же устойчивой, как усы на крысиной морде. Словом, видно, что сегодня лучше держаться на земле.
Все-таки мы решили все подготовить, только не наполнять оболочку газом. Мы разложили ее, вставили клапан, укрепили стропы, подключили шланг, соединили его с первой серией баллонов и разместили по окружности сети мешки с песком. Теперь осталось только повернуть вентиль. Заодно мы починили гондолу. Во время бури один угол вверху пострадал, прямоугольная гондола стала больше смахивать на ромб. Вооружившись топором, мы отправились на поиски изогнутого под прямым углом сука, который мог бы играть роль шины. Полено подходящей величины нашлось, мы укрепили им гондолу, и на душе стало легче. Аккуратными кучками было разложено все необходимое для полета.
В тот вечер мы изучили все метеорологические признаки так внимательно, как ни один римлянин не изучал внутренности жертвенной птицы, и прониклись небывалой уверенностью. Все говорило за то, что погода наладится. Никаких зарниц. И нет в воздухе этого зловещего затишья. Насколько мы могли судить, ничто не сулило коварных вихрей. Ночь как будто предвещала успех, -и мы охотно последовали бы примеру римлян, если бы знали их обряд. Песен не пели - не то настроение; зато и дождя не было. Как ни странно, несмотря на тихую погоду и светлые надежды, мы долго-долго не могли уснуть.
На следующее утро небо было чистое, как стеклышко, без единого облачка. Дул несильный, приятный ветер. Не было никакого сомнения, что настал долгожданный день. Мы стоя выпили кофе и поскорее пустили водород. "Джипси" покатил вперевалку за нашими помощниками, и началось наполнение оболочки. С характерным, режущим слух звуком из баллонов вырывался газ, шар быстро рос. Вместе с ним росла наша уверенность.
Когда закончилось наполнение, из-за гряды выглянуло несколько грозовых тучек - ничего страшного. В справочниках аэронавта написано: "При появлении кучево-дождевых облаков немедленно выпускайте газ из оболочки". Но если бы мы буквально следовали этому указанию, это была бы первая в истории воздухоплавательная экспедиция, не совершившая ни одного полета. Грозовые тучки-такая же типичная примета этой части Африки, как зонтичные акации. Все же, посмотрев на них, Ален еще раз процитировал инструкцию, которую мы частенько вспоминали.
- "При появлении кучево-дождевых облаков немедленно выпускайте газ". Можно вылетать?
Алену предстоял первый полет в его жизни; ведь на Занзибаре он занимался моторной лодкой. Он должен был делать фотоснимки и вести наблюдения над животными. Дуглас - его обязанностью были киносъемки ответил:
- При появлении кучево-дождевых облаков смотри в другую сторону. Пошли.
Мы забрались втроем в гондолу. Я начал регулировать равновесие "Джамбо". Отпустили гондолу... Взялись опять... Убрали мешок песку. Отпустили, снова взялись. Еще полмешка песку долой - и мы готовы к старту. Я посмотрел на акации с подветренной стороны, прикинул угол взлета. Подъемной силы вполне хватит, не заденем их. Я пересчитал мешки с песком. Шесть штук. На пять меньше, чем было на старте на Занзибаре. Но ведь мы сейчас на шестьсот - семьсот метров выше. Ничего, балласта хватит. Мы попрощались с улыбающейся наземной командой и сказали "до свидания" Джоун. Где, когда и как состоится свидание - неизвестно. Этим распорядится ветер.
Без дальнейших церемоний я в последний раз скомандовал: "Отпускай!" и предоставил ветру распоряжаться. Мы поднялись быстро и плавно, чудо свободного полета началось. Мы мгновенно перенеслись в другой мир.
ГРОЗОВАЯ ТУЧА
Главной задачей нашего первого полета над Африканским материком было проверить по возможности реакцию животных, обитающих в разной среде. Никто не знал, как поведут себя животные при виде шара, однако было очевидно, что среда повлияет на их поведение. Область Маньяра сочетает самые различные типы ландшафта. Наш лагерь граничил (и это чуть не обошлось нам очень дорого) с обширными зарослями желтой акации, а в нескольких километрах западнее Рифт-Валли тянулась горная гряда. У подножия гряды под ее прикрытием рос настоящий лес. Когда определили его состав, выяснилось, что прежде массив был связан с обширной тропической областью в бассейне Конго. Теперь здесь остался только этот островок, впрочем достаточно обширный, чтобы стать обителью многих лесных животных. Во всяком случае часть нашего перелета пройдет над этим лесом. Дальше - озеро. Его окаймляют местами болота (где покрытые сухой коркой, где заросшие камышом) - прибежище буйволов, болотных козлов4 и бегемотов, местами плоские илистые берега. На этих безлесных участках можно увидеть всяких животных, например жирафов и газелей, но влажный ил с зеленой порослью прежде всего обитель пернатых. На озере Маньяра обнаружено около шестисот видов птиц; разнообразие среды делает этот район идеальным для наблюдения пернатых Африки. Больше всего здесь фламинго и пеликанов; порой их скапливается на озере до миллиона, а иногда и больше.
За последние месяцы озеро разлилось из-за дождей, и длина его составляла около пятидесяти, а ширина - больше пятнадцати километров; точных цифр никто не знал. Ливни затопили обычные подступы, и даже из нашего лагеря мы не смогли к нему проехать. Да если бы и удалось точно определить размеры озера, все равно следующий же дождь добавит полкилометра тут, километр там и поломает все расчеты. Поэтому довольствуются цифрой "800 квадратных километров", примерно определяющей площадь озера. Так или иначе, разлив означал, что нам лучше не садиться на озеро или его берега. Обычно до него можно доехать на машине или в крайнем случае дойти через лес и илистые участки под западной стеной Рифт-Валли; теперь это было исключено. Когда мы сюда прибыли, дорога еще была проходима километров на десять, но внезапный бурный разлив реки Марера укоротил и этот кусок на три километра.
Вот и получалось: чтобы сесть, надо подальше отойти от озера. К западу от гряды через плато из Карату в Мбулу на юге идет дорога; правда, она часто закрыта, но все-таки дорога есть. А из Мбулу можно проселком доехать до Большой северной магистрали, пересекающей Африку с севера на юг. Таким образом, наш перелет, насколько его вообще можно прогнозировать, определяется прямоугольником дорог. Конечно, хорошо бы приземлиться поблизости от какой-нибудь из них. Но как, где и когда именно мы сядем - нет смысла гадать. И мы, естественно, думали о предстоящих трудностях, когда оторвались от земли и легко, без малейших усилий вознеслись в безбрежный голубой простор над стартовой площадкой.
- Запишите меня в аэронавты,- сказал Ален, как только состоялся старт и мы заскользили над акациями.
Я рассмеялся и проводил глазами лагерь, который удалялся от нас со скоростью около пятнадцати километров в час. Внизу среди частокола машущих рук стояла Джоун; четко выделялись следы наших машин. Вон там прошел большой грузовик. Вон по той дорожке мы ездили смотреть бегемотов. А та колея обозначает путь к огромному ржаво-красному термитнику и обратно. Наш лагерь быстро затерялся в просторах Африки. Могучее дерево, в тени которого лежали водородные баллоны, пропало вдали; палатки исчезли, и последним скрылся белый брезент, на котором во время наполнения лежал "Джамбо". Но задолго до этого мы главное внимание перенесли вперед. Простирающийся под нами мир был одинаково увлекательным в любом направлении, но, когда летишь на воздушном шаре, невольно смотришь вперед. То, что пройдено, интересно лишь постольку, поскольку фиксирует путь и позволяет судить о дальнейшем курсе.