Антонов Антон Станиславович. Степень свободы

   — Откуда это известно?
   — Это наши предположения, но шансы на то, что они верны, очень велики.
   — Меня не интересуют ваши предположения. Меня не так просто убить, и мои люди тоже будут мстить, пока не угробят всю их организацию.
   — Однако то, что вашу дочь похитил именно Платонов — это тоже только предположение.
   — Я знаю. Я еще кое-что уточню, прежде чем предпринимать активные действия. Но если это сделал Платонов, то ему не жить.
   — В таком случае, я советую вам нанять хорошего киллера, самого лучшего, за самые большие деньги. И сделать это так, чтобы никто не знал, что заказчик — вы. Его работа займет несколько недель или даже месяцев, но зато вы останетесь в безопасности.
   — Мне насрать на безопасность.
   — А вот этого делать я никому не советую, — сказал информатор. — Особенно тем, кто платит мне деньги.

Силовое задержание

   Гена Вересов был сравнительно чисто выбрит и аккуратно пострижен. Этим он радикально отличался от собственного изображения на фотографиях, которыми располагала транспортная милиция.
   Гена, между тем, до сих пор не знал, что его ищут, а потому не шугался патрулей и не вызывал у них подозрения.
   Он спокойно сел в поезд на Петрозаводск и дождался отправления, безмятежно читая какую-то книгу на английском языке.
   Гена добрался бы преспокойно и до столицы Карелии и нарвался бы на засаду только у себя дома, но судьба распорядилась иначе. Именно в этот день и в этом поезде ОМОН затеял выборочную проверку документов у пассажиров. Проверяли, как обычно, всех граждан кавказской национальности, а также всех, у кого нерусский тип лица — вплоть до лопарей и якутов. А в дополнение к ним — всех молодых мужчин, подходящих по возрасту и стабильным признакам словесного портрета к ориентировке по розыску студента университета Геннадия Вересова.
   Геночка под эти признаки, естественно, подходил как нельзя лучше, а паспорт имел подлинный, где черным по белому написано, что он этот самый Геннадий Вересов и есть.
   Увидев эту фамилию, молодой омоновец здорово струхнул. Патрулям, охраняющим поезд Санкт-Петербург — Петрозаводск, каждый день рассказывали про страшного убийцу Вересова, и этот парнишка в форме решил, что Гена прямо сейчас уложит его на месте.
   Поэтому он мгновенно отпрыгнул на два шага, выставил перед собой автомат с укороченным стволом и заорал преувеличенно громко:
   — Встать!!! Ко мне спиной!!! Руки за голову! Ноги на ширине плеч! Говори, где оружие?!
   Тут уже всерьез испугался Вересов. Он решил, что у омоновца от напряженной работы по охране общественного порядка шарики заехали за ролики, и сейчас он запросто перестреляет из автомата всех, кто есть в вагоне.
   Вместо того, чтобы встать (руки за голову, ноги на ширине плеч), гена, ничего не соображая, кинулся куда-то вниз, на пол — совершенно не думая, зачем он это делает, зато во весь голос крича: «Ложись!!!»
   В этот момент он вполне мог схлопотать пулю. Однако молодая женщина с полки напротив тоже решила, что омоновец спрыгнул с ума, и тоже кинулась на пол по примеру Вересова.
   Опешивший омоновец замешкался, а к месту действия уже несся по проходу старший группы, командуя на бегу:
   — Брать живьем!
   Подскочил и третий омоновец, и они втроем принялись отрабатывать на Вересове приемы силового задержания, хотя Гена не сопротивлялся и только вопил от боли.
   Самое смешное, что первый омоновец решил, будто Гена с соседкой заодно, и она специально упала на пол, чтобы прикрыть Вересова от пуль. На этом основании ее сняли с поезда, после долгих мытарств с ожиданием транспорта вернули в Питер и отпустили только после тщательного допроса.
   Надо отметить, что это они сделали зря (не отпустили, а сняли с поезда и вернули в Питер). Девушка видела, как били Гену, и рассказала об этом следователю Комиссарову. По этой причине рапорт омоновцев о том, что Вересов получил телесные повреждения, так как сопротивлялся при задержании, стал выглядеть весьма неубедительно.
   Впрочем, Комиссарову на это было плевать с высокой колокольни. Главное, что били подозреваемого не в его ведомстве и если понадобится козел отпущения, то найти его будет легко. Плюс в сейфе будет лежать компромат на ОМОН и если понадобится попросить эту службу о какой-нибудь маленькой услуге, можно о нем напомнить.
   Своих людей — оперов из городского угрозыска и РУОП Комиссаров предупредил строжайшим образом:
   — Расколоть его надо чисто. Дело может получиться громкое, и нам совсем ни к чему, чтобы он на суде отказался от всех признаний.

Отчет о проделанной работе

   «…Из сказанного выше можно с уверенностью заключить, что убийцей Вадима Густова является Олег Томилин или его напарник, личность которого установить не удалось.
   Есть серьезное основание полагать, что в настоящее время оба они находятся на территории главной базы концерна „Плутон“, в одном из подвальных помещений, не обозначенных на строительных планах.
   Можно считать весьма вероятным, что в тех же помещениях находятся похищенные недавно журналистка Ирина Лубенченко и дочь криминального авторитета Варяга Марина Варварина, а также ряд других молодых женщин.
   По моему мнению, вся описанная здесь цепь преступлений связана с тайным бизнесом руководителя концерна „Плутон“ Г.Б. Платонова — торговлей „живым товаром“».

   Последние две фразы частный детектив Введенский вставил в отчет умышленно. Он работал сейчас не столько на чемпиона мира по спортивной гимнастике Щукина, сколько на самого себя и на своего нового партнера Серафима Данилова. Но чтобы достичь главной цели — освободить девушек из подвалов «Бригантины» — ему требовалась помощь Варяга.
   Введенский очень не хотел прибегать к силовым действиям, особенно с участием преступной группировки. Это было чрезвычайно опасно прежде всего для девушек, находящихся в плену у Платонова, но не только. Это было крайне опасно также для самого Введенского.
   Поэтому сначала он пошел со своей информацией в милицию. Однако доброжелательно настроенные опера из Приморского РУВД в этом деле уже ничего не решали. А в ГУВД Введенскому сказали, что убийца Густова пойман и это никакой не Томилин. Что касается журналистки Лубенченко, то ее решительно никто не похищал — от нее недавно пришло письмо. Дочь Варяга тоже скорее всего сбежала сама и если ее и надо разыскивать — то только по подозрению в соучастии в убийстве ее собственных охранников из агентства «Рюрик». В списке других пропавших девушек чуть ли не половина — жертвы «Автовского потрошителя», и то, что их тела так и не нашли, ровным счетом ничего не значит. Дело закрыто в связи со смертью преступника и открывать его вновь никто не собирается.
   Так что Введенскому оставалось только обратиться за помощью к Варягу. Но чтобы получить эту помощь, Варяга требовалось заинтересовать. Для этого Введенский и упомянул в своем отчете Марину Варварину.
   Естественно, Щукин, получив этот отчет, не стал задерживать его у себя. Он сразу же позвонил Варягу и сказал, что Введенский предполагает, будто Марина жива и находится на базе «Плутона».
   Варяг в это время как раз размышлял, что лучше — своими силами сравнять эту базу с землей или нанять киллера, который убьет Платонова так, чтобы не возникло даже тени подозрения в отношении Игоря Варварина.
   Другими словами, Варяг решал, что лучше — объявить во всеуслышание, что он мстит за свою дочь, или устроить месть тайно, лишь для своего личного удовлетворения.
   Был и третий вариант — не предпринимать ничего, пока не станет окончательно ясно, что в похищении и, возможно, в смерти Марины виновен именно Платонов.
   Теперь, однако, появилось новое доказательство вины Платонова, и вместе с тем, вполне обоснованное предположение, что Марина жива и даже относительно здорова.
   Прочитав отчет частного детектива, Варяг сказал своим людям:
   — Я хочу видеть этого Введенского немедленно. Прямо сейчас.
   Сейчас не сейчас, а через два часа Введенский был поставлен перед Варягом. Обращались с ним вежливо, потому что босс так приказал. Вообще-то ребята все были взвинчены и могли наломать дров и костей, но Варяг специально уточнил, что приглашает сыщика для дружеского разговора.
   — Я хочу знать, можно ли выкупить Марину за деньги, — сказал он, когда Введенский выложил свои соображения о бизнесе Платонова в устной форме.
   — Сомневаюсь, — ответил Введенский. — Он рассчитывает на то, что без веских доказательств вы не станете вступать с ним в конфликт. Насколько я понимаю, у него сильные покровители.
   — У меня такие же сведения. И что из этого?
   — Только то, что если он продаст вам Марину, то тем самым признает свое участие в ее похищении. А он не дурак и понимает, что вы будете мстить, независимо от того, вернется ваша дочь живой или нет.
   — Буду, — подтвердил варяг, подкрепив это слово энергичным кивком.
   — Поэтому не в его интересах торговаться с вами о цене Марины. Он просто скажет, что не похищал ее, не держит ее у себя и вообще отродясь не видел в глаза. А пока вы будете искать доказательства, продаст Марину кому-нибудь другому — причем так, что концов никто не найдет.
   — А я не буду искать доказательства! Я просто оторву ему голову!
   — Мне тоже нравится эта идея, — сказал Введенский. — Если вы готовы действовать на основании моих слов, тогда у меня есть план, который должен сработать.
   — Говори.
   — Я думаю, в случае внезапной атаки на базу охрана не станет убивать девушек. Больше того — если подойти со стороны леса и ударить с нескольких сторон одновременно, то они даже не успеют их спрятать.
   — И что дальше? Ты хоть представляешь, сколько людей мне придется положить, чтобы прорваться туда? А остальных возьмут менты. Как ты собираешься скрыть от них такую операцию?
   — Я все представляю себе, — ответил Введенский. — Я изучил систему охраны этой базы. Она рассчитана на сохранение тайны, а не на отражение внезапного штурма. В «Плутоне» просто не верят, что он возможен. Его покровители не всегда могут предотвратить инциденты вроде обыска, но боевая операция требует более длительной подготовки, множества согласований и утверждений. Есть масса времени, чтобы все это пресечь. Но это только в том случае, если боевую операцию готовит официальный орган. А мы можем провести ее действительно внезапно. Весьма возможно, что милицию вообще никто не вызовет. База достаточно далеко от дороги и от населенных пунктов, а охране вовсе нет резона вовлекать в эту разборку официальные структуры.
   — А если все-таки вызовет. Не охрана — так кто-нибудь другой. Стрельба будет слышна на шоссе…
   — К тому времени, когда приедет милиция, можно успеть не только захватить базу, но и бросить оружие, снять маски, переодеться и устроить все так, что у ментов не будет никаких реальных улик. Дело только в деньгах.
   — Вот именно, — произнес Варяг. — Поэтому я думаю, лучше сначала попробовать выкупить Марину. Это будет гораздо дешевле.
   — Хорошо, попробуйте, — согласился Введенский. — Хуже не будет. А может, и будет — потому что мы потеряем время и предупредим Платонова. А он тем временем может продать вашу дочь и отправить ее куда-то в другое место, где мы ее век не найдем.

Один на всех — и все на одного

   «Колоть» Гену Вересова взялась вся смешанная оперативно-следственная бригада, созданная по «делу о черном БМВ», когда убийство Густова было объединено с убийством охранников из «Рюрика» и передано следователю городской прокуратуры Комиссарову — между прочим, следователю по особо важным делам.
   Входили в эту бригаду и Максимов с Мышкиным. Во-первых, они начинали работу по делу об убийстве Густова, а во-вторых, у них по-прежнему оставалось дело об исчезновении Анастасии Мещеряковой, а Вересов помимо всего прочего подозревался и в ее убийстве.
   Бригада взялась за дело круто, но приказ Комиссарова был строг и однозначен. Вересова не трогали даже пальцем и более того — старались ему не грубить.
   Однако на психику давили изо всех сил. В результате Гена сломался очень быстро, но вопреки ожиданиям допрашивающих не стал признаваться во всех мыслимых и немыслимых преступлениях, а просто закатил истерику, во время которой сбросил на пол телефон, попытался заколоть следователя Комиссарова шариковой ручкой, разорвал протокол и укусил опера Мышкина.
   Когда на Гену надели наручники, Комиссаров, недолго думая, накатал постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы. Тем временем Вересов как-то очень быстро успокоился, вытер слезы, выпил водички и заявил:
   — Я требую адвоката.
   На этом Гену замкнуло, и никакие доводы типа: «Ты, парень, не в Америке», — на него не действовали.
   — Ни слова не скажу без адвоката.
   — Хорошо. Будет тебе адвокат, — неожиданно согласился следователь Комиссаров.
   Он видел, что перекрестный допрос зашел в тупик. И в истерике, и в спокойном состоянии Вересов твердил один и тот же адрес и одно и то же женское имя, утверждая, что именно по этому адресу и с этой женщиной он находился с вечера школьных выпускных балов и до сегодняшнего утра.

Искатель приключений

   — Возьми это, — сказал частный детектив Борис Введенский, протягивая Серафиму Данилову бумажку с телефонными номерами. — Лучше запомни, это не так трудно. Человека зовут Игорь Ярославич — там написано. Он ищет свою дочь и я работаю по его заказу. Она там же, где твоя Настя.
   Серафим понимающе кивнул.
   — Если ты вдруг потеряешь меня — звони ему. Если будут какие-то серьезные проблемы — тоже звони. Не думаю, что на тебя могут выйти через дядю Ваню, но мало ли что. Этот человек может тебя защитить — только сошлись на меня.
   — А кто он?
   — Это тебе знать необязательно.
   — А почему я должен связываться с ним, если будут проблемы? Лучше я позвоню тебе.
   — Тут не все просто. Я очень не хотел действовать противозаконными методами, но похоже придется. Иначе наших девочек увезут туда, где Макар телят не пас, и нам будет до них не добраться.
   — И что?
   — А то, что меня могут убить, ранить или арестовать. Либо мне придется скрываться. От карающей руки закона или от чего похуже. В этом случае я не смогу тебе помочь.
   — А этот Игорь Ярославич?
   — Он — гораздо более крупная фигура, чем я, грешный. И у него достаточно влияния, чтобы уберечь тебя и Свету от неприятностей. Если понадобится, звони в первую очередь по телефону, который начинается с девятки. Это сотовый, Варяг с ним никогда не расстается.
   — Кто?
   — Ну, Игорь Ярославич.
   — Он бандит?
   — Без комментариев.
   — Мне это не нравится, — заявил Серафим, подумав.
   — Мало ли что кому не нравится, — сказал Введенский. — Я вообще-то почти уверен, что проблем у тебя не будет и звонить Варягу не придется.
   — А я в этом совсем не уверен, — ответил Серафим. — Потому что я пойду с тобой вызволять девчонок. И даже не возражай. Ты меня знаешь.
   «Знаю, — подумал Борис. — Воспитал героя на свою голову. Сам говорил — никто не сделает за тебя то, что ты должен сделать сам. Теперь не отвертишься и домой к маме не отправишь. У него ума хватит устроить наружное наблюдение за мной или хуже того — за самим Варягом, и тогда неприятностей не оберешься. Придется брать его с собой».
   — Хорошо. Но и ты не возражай. Под пули ты не полезешь. Мне совсем неохота объясняться с твоей мамой по поводу твоего участия в боевых действиях. Особенно в случае трагического исхода.
   Серафим хотел все-таки что-то возразить, но Борис прервал его выразительным жестом.
   — Молчи и слушай. На подступах к месту событий будут выставлены наблюдательные посты — чтобы контролировать приближение милиции или подкреплений противника. Ты останешься на одном из этих постов.
   — Ладно, — сказал Серафим без особого восторга.
   — И послушай моего совета — не торопись искать приключений на свою задницу. А телефоны все равно запомни — вдруг пригодятся.

Алиби

   Валентина Ковалева была сильно обижена на Гену Вересова, наговорившего ей много лишнего во время прощального скандала. Однако она не стала из-за мелких личных обид подводить недавнего любовника под высшую меру, предусмотренную за убийство двух и более человек — пусть даже со времени введения моратория на смертную казнь высшей мерой стало пожизненное заключение (тоже, прямо скажем, не слишком большое удовольствие, даже по сравнению с расстрелом).
   В результате при проверке алиби Гены Вересова руоповцев, оперов угрозыска и следователей прокуратуры ждал большой облом.
   И в ночь убийства гимнаста Густова, и в ночь побоища на Удельной, и даже в ночь, когда порезали фотожурналиста Чердакова Гена Вересов неотлучно находился в квартире Валентины, где занимался делом вполне прозаическим, но одновременно романтическим и имеющим отношение не к смерти, а скорее, к рождению. И хотя Гена и Валя неизменно пользовались презервативами, сути дела это нисколько не меняет.
   — Он точно никуда не выходил? — снова и снова спрашивали у Вали.
   — Сто процентов, — решительно отвечала девушка.
   — Может быть, когда вы спали?
   — А кто сказал, что я спала?
   — Вы что же, хотите сказать, что все это время обходились без сна?
   — Ничего подобного, — отвечала Валентина. — Я спала днем.
   Днем, как назло, никаких убийств, относящихся к «делу о черном БМВ», не совершалось.
   Таким образом у Вересова оказалось непробиваемое алиби. Это в дополнение к тому, что против него не имелось никаких реальных улик, и признания, на которое возлагалось столько надежд, тоже добиться не удалось. Несмотря на все старания.
   Следователь Комиссаров, тем не менее, решил задержать Вересова еще на двое суток в надежде доказать, что имел место сговор между Геной и Валентиной. Прокурор города, правда, сказал: «Санкцию на арест не дам — даже не надейся», — но Комиссаров счел нужным уточнить:
   — А если появятся новые данные? Алиби с одним свидетелем — вещь ненадежная.
   — Если появятся — тогда и поговорим, — отрезал прокурор.
   И все бы ничего, да только откуда им появиться? Особенно после того как под девизом «Расколоть его надо чисто» Вересову предоставили адвоката. Правда, не ахти какого, девушку двадцати трех лет от роду, год после университета — но и под ее зорким оком Вересову лишнего не скажешь, неположенного не сделаешь и к уголовникам отмороженным не посадишь. Все на суде всплывет — и развалится дело, лопнет, как мыльный пузырь.
   А тут еще фотокор Чердаков пришел в себя на пару минут и сумел пролепетать: «Эти гады все-таки до меня добрались».
   Опер, дежуривший у его палаты, тут же прорвался к кровати, растолкав медсестер, и стал настойчиво повторять:
   — Какие гады? Кто до вас добрался?
   С трудом сфокусировав взгляд и собрав волю в кулак, Чердаков произнес «Плутон», — и вырубился снова.
   Все было просто. Со времени инцидента на шоссе у «Бригантины», а особенно с момента похищения Иры Лубенченко Чердаков только и думал, что до него люди из «Плутона» тоже доберутся. Поэтому нападение в подъезде он связал не с выигрышем в казино, а с происками Платонова и его «камуфляжников».
   Опер ничего этого, естественно, не знал, но зато теперь у него появились совершенно конкретные, хотя и предельно краткие показания потерпевшего.
   И показания эти недвусмысленно указывали на концерн господина Платонова. А следовательно, и на него самого.

Доставка в пределах города

   Контейнер, внутри которого скрывался ящик для перевозки рабынь, был погружен на платформу рано утром. Девушки уже находились внутри, надежно прикованные в сидячем положении.
   Мощный седельный тягач выволок платформу за ворота и с ревом потащил ее по шоссе в сторону города.
   Все документы были в порядке. Груз прошел таможенное оформление, и не существовало никаких причин для дополнительных проверок.
   По дороге двигался караван из трех машин, по одному контейнеру на каждой. Ящик, изготовленный по спецзаказу, в таможенные документы внесен не был — и немудрено: Жан-Пьер Леруа был всемерно замнтересован в том, чтобы скрыть от таможни его существование.
   По дороге им навстречу попались машины детективного агентства «Рюрик» и личной охраны Варяга. Они неслись к «Бригантине», чтобы взять ее под наблюдение.
   В это же самое время Варяг звонил Платонову, чтобы предложить выкуп за свою дочь.
   — Я знаю, что Марина у тебя, — сказал он. — И я готов заплатить любые деньги. Обещаю: если ты вернешь Марину живой и невредимой, то я не буду на тебя в претензии.
   — Я не знаю, кто такая Марина и не понимаю, о чем идет речь, — ответил Платонов своим обычным бесцветным голосом.
   — Речь идет о моей дочери, — раздражаясь, повысил голос Варяг. — Ее зовут Марина. Твои люди похитили ее. Мне плевать, зачем и почему. Я не хочу мешать твоему бизнесу, меня не волнует, кого еще ты украл. Я хочу вернуть дочь и предлагаю решить дело миром. Если тебя это не устраивает, то все кончится очень плохо. Ты будешь умирать в мучениях, очень долго — это я тебе гарантирую.
   Выслушав это, Платонов молча повесил трубку.
   Когда Варяг позвонил снова, ему ответил секретарь.
   — Георгий Борисович не может подойти к телефону. Он занят. У него совещание.
   Через несколько минут из ворот «Бригантины» начали одна за другой выезжать грузовые и легковые машины. Наблюдатели Варяга пытались проследить за ними, но в течение часа началось форменное черт знает что. В «Бригантину» повалили машины из города. Они проводили на территории база от нескольких минут до получаса, после чего уезжали обратно в Питер.
   — Они увозят девушек, — предположил Введенский.
   — Перекрывайте дорогу, — приказал Варяг своим людям. — Обыскивайте все машины. Если понадобится — стреляйте. Плевать на последствия.
   Перестрелка вспыхнула почти сразу же. «Рюриковцы» запросили подмогу и попутно подтвердили предположения Введенского. В одной из машин они обнаружили связанных обнаженных девушек.
   — Придется брать базу без подготовки, — сказал Введенский. — Иначе там раньше окажется милиция, и Платонов сумеет повернуть дело в свою пользу.
   — А, черт! — воскликнул Варяг, понимая, что частный детектив прав. Ведь его люди первыми начали останавливать машины «Плутона», и платоновские охранники имеют полное право отстреливаться.
   Варяг разразился многоэтажным ругательством, но оборвал его на полуслове, потому что понимал, как дорого время.
   Отряды его боевиков получили команду «По машинам!» — и машины помчались в сторону «Бригантины».
   Варяг мобилизовал на эту операцию все свои силы, вплоть до рядовых рыночных контролеров, ресторанных вышибал и уличных громил.
   Но Варяг прекрасно понимал, что допустил ошибку. Ту самую, о которой предупреждал его Введенский. Своим звонком с предложением о выкупе и угрозами он предупредил Платонова, и неожиданного штурма, как предлагал Борис, теперь не получится.
   А караван с семью рабынями в это время уже прибыл на территорию морского порта.

Последний пароход на Запад

   В порту документы проверяли придирчиво, зато груз не проверяли совсем.
   Пароход «Луизиана», старый, но недавно прошедший капитальный ремонт, дожидался именно этого груза. Вечером он должен был выйти в море.
   Одновременно с последней партией груза на борт «Луизианы» поднялись пассажиры — господин Жан-Пьер Леруа и его секретарша Сабрина.
   Секретарша прошла через таможню в туфельках на высоком каблуке и скромном платье до колен, и все равно таможенники проводили ее восхищенными взглядами.
   Матросам «Луизианы» досталось зрелище куда более впечатляющее. Проведя немного времени в каюте господина Леруа, секретарша вышла на палубу босиком, повязав вокруг талии шелковый платок, а грудь закрыв только полупрозрачной шелковой лентой.
   Леруа в это время стоял у борта, наблюдая, как контейнер с рабынями внутри опускается в трюм под крики «майна» и «вира».
   Первая стадия прошла удачно. Никто не остановил караван ни на шоссе, ни в порту, никто не стал проверять, что у доставленных контейнеров внутри, а при погрузке ни один из них не уронили в море.
   Теперь осталось только ждать, когда на борт поднимется лоцман, и капитан скомандует: «Отдать швартовы».
   Когда это произойдет, точно сказать нельзя. Существует график выхода, но он может нарушаться в зависимости от обстоятельств.
   Например, не вернется вовремя матрос с берега — и судно стоит, ждет его. А график ломается. Выпускают другие суда вне очереди — но и это надо втискивать потом вне графика, когда опоздавший вернется.
   А еще хуже, когда сразу несколько судов не вписываются в график. На одном не успели закончить погрузку, другое не пополнило вовремя запас топлива, у третьего возникли претензии к порту, к четвертому возникли претензии у порта — и график летит в тартарары.
   Контейнер с рабынями внутри скрылся в глубине трюма. Господин Леруа отвернулся и стал смотреть в сторону открытого моря.
   Секретарша легко пробежала босыми ногами по палубе и прижалась к хозяину со спины, обвив его руками.
   — Я люблю тебя, хозяин, — улыбаясь, шепнула она ему на ухо и нежно тронула губами мочку.