Неизвестно, что руоповцы хотели найти под этим ковром, только не нашли они ничего, кроме паркета.
Лишь через несколько часов после ухода милиции дежурный по охране объекта вошел в комнату, где был ковер (бывшую палату на восемь коек) и вставил компакт-диск в стоящий здесь же компьютер. Далее он активизировал скрытую функцию в одной из самых обычных сетевых программ, и сигнал, вместо того, чтобы уйти в локальную компьютерную сеть, проследовал по отводному каналу. Чтобы обнаружить этот канал, пришлось бы разобрать все здание по кирпичику до самого фундамента.
Кусок паркета в середине палаты беззвучно скользнул вниз, а затем разошелся в стороны. На его место из глубины поднялась платформа. Дежурный встал на нее и нажал ногой большую круглую кнопку.
Платформа поехала вниз.
Этот вход в бункер школы покорности предназначался для хозяев. Рабынь обычно водили через полуподвальную мастерскую, где стены были обиты вагонкой, так что тайный ход тоже не имел никаких видимых признаков — створки сходились точно по стыку двух досок.
За досками находилась кирпичная стена, за нею — стальная, а между ними — слой звукопоглощающего материала. Благодаря такой сложной конструкции никаким выстукиванием нельзя было определить, что за стеной есть тайный ход. Более того, даже запахи не пробивались через эту преграду, и можно было не опасаться собак.
Тем не менее «платоновцы» не очень надеялись на звукоизоляцию. Все девушки, живущие в бункере постоянно, а также спущенные сюда из корпуса, были связаны, а рты их — заклеены. Когда стало ясно, что обыск затягивается, их начали поодиночке выводить в туалет, но больше никаких послаблений не было.
Еще хуже приходилось девушкам из других корпусов. Под ними тоже были бункеры, но не жилые, а предусмотренные специально на такой экстренный случай — маленькие и тесные. Правда, девушек там было не очень много. В основном они к моменту обыска находились в двух местах — школе покорности и корпусе господина Христофора, а между ними уже давно существовал подземный ход.
Китайские рабочие знали про эти ходы, но они также знали, что за длинный язык в «Плутоне» карают смертью. Причем даже разоблачение и арест Платонова не спасет болтунов от мучительной казни. Платонов — не вершина пирамиды. Есть те, кто выше него, и о самых высоких не знает даже сам Платонов.
Во время обыска, например, на территории «Бригантины» находился зарубежный клиент, которому Платонов хотел как можно скорее продать дочь Варяга Марину и журналистку Ирину. От них следовало избавиться немедленно — а это создавало дополнительные проблемы.
Следовало очень быстро довести девушек до кондиции, чтобы не только заставить их позвонить домой и сообщить о своем якобы благополучии и отъезде в романтическое путешествие, но и добиться, чтобы их голоса звучали при этом естественно, а слова не вызывали подозрений.
Некоторые советники Платонова склонялись к тому, что проще будет заставить девушек написать письма. Однако в наш век глобальной международной электронной связи писать письма по такому поводу не принято, особенно среди богатых людей, к каковым обе девушки могли себя отнести.
Кто-то предложил использовать Интернет. Идея показалась поначалу привлекательной, однако при ее обсуждении быстро вспомнили о главном недостатке, который является оборотной стороной главного достоинства компьютерной сети. По электронной почте очень легко послать фальшивое письмо, но практически невозможно придать ему черты подлинного.
К тому же Марина Варварина в жизни не имела дела с компьютером — даже в игры не играла, предпочитая новейшие типы игровых автоматов с элементами виртуальной реальности.
Зато Ира Лубенченко пользовалась компьютером ежедневно и послать письмо главному редактору по электронной почте — это вполне в ее духе.
А главное — ей самой в этом случае не придется ничего писать. Компьютерщики «Плутона» все сделают сами.
Дежурный по охране объекта застал Иру в караульном помещении бункера в обществе Олега Томилина и Сергея Дерюгина. Журналистка уже несколько дней была основным сексуальным объектом Томилина, но в эту ночь им было не до секса. Просто Платонов приказал охранять ее особенно тщательно. Если Марина Варварина сломалась после первой же хорошей порки, то Ирина была не такова. Она, конечно, не оказывала явного сопротивления — кому же хочется получать лишние удары — однако несомненно проявляла склонность к побегу или бунту.
Выражалось это, например, в ее разговорах с соседками по камере на тему: почему девушки отсюда не бегут и не пытаются напасть на охранников — хотя последних меньше, чем пленниц.
Когда об этих подстрекательских разговорах стало известно, Ирина была «поставлена на правеж». Ее привязали за руки к цепи, свисающей сверху, и натянули эту цепь так, что девушка могла стоять только на цыпочках. Затем Ирину выпороли. Били до крови — не так, как в первый раз, когда ее по приказу Платонова наказывали за излишнее любопытство.
После порки ее оставили висеть на этой цепи, а когда отвязали (руки затекли до полной потери чувствительности), последовало продолжение. Ирину стали насиловать, а когда она теряла сознание, обливали холодной водой, приводили в чувство и начинали опять.
После такого наказания Ира больше не заговаривала с соседками на такие опасные темы — но не потому, что перестала думать о побеге, а потому что перестала доверять подругам по несчастью.
Весь день перед обыском она притворялась покорной рабыней, и это был ее первый день без наказания. Однако когда у ворот появились руоповцы, Ирину связали первой и приковали к стене в караулке. Олег и Сергей находились при ней неотлучно — благо, остальных девушек хорошо сторожили и без них: в бункер спустилась часть охраны — прежде всего те, у кого были не в порядке документы, и те, кому контакты с милицией категорически противопоказаны.
Француз, приехавший для закупки живого товара, тоже находился здесь и имел возможность поближе познакомиться с рабыней, которую усиленно навязывал ему Платонов.
Поставленная на колени, с руками, скованными за спиной и привязанными к ногам, в ошейнике и на коротком поводке — так, что она не могла наклониться, — Ирина выглядела очень соблазнительно. Француз тоже имел приятную внешность, и когда он трогал Иру за грудь или пытался просунуть руку между сжатыми бедрами (ноги тоже были связаны), девушка не испытывала отвращения.
Но как только дежурный по объекту, войдя в караулку, сказал, что опасность миновала, француз тотчас же ушел.
Возбужденный до крайности Томилин выгнал из караулки напарника, развязал Ирине ноги и набросился на нее, как изголодавшийся волк на свежепойманного зайца.
При попытке поцеловать Ирину его жадный рот наткнулся на холодную изоленту, и Олег, недолго думая, ликвидировал это препятствие.
Когда поцелуй закончился, Ирина тихим хриплым голосом попросила:
— Развяжи мне руки. Пожалуйста.
Олег колебался, и тогда она добавила:
— Не бойся. Я не дура. Там, за дверью, полно ваших головорезов. Я просто хочу обнять тебя.
Когда руки Ирины оказались свободны, она действительно обняла Олега и отдалась ему со всей страстью, на какую была способна.
Неизвестно, притворялась она или нет. Однако можно с уверенностью сказать, что Олег тоже не вызывал у нее отвращения.
Автомобили
Вербовка агента
Рыбный день
Лишь через несколько часов после ухода милиции дежурный по охране объекта вошел в комнату, где был ковер (бывшую палату на восемь коек) и вставил компакт-диск в стоящий здесь же компьютер. Далее он активизировал скрытую функцию в одной из самых обычных сетевых программ, и сигнал, вместо того, чтобы уйти в локальную компьютерную сеть, проследовал по отводному каналу. Чтобы обнаружить этот канал, пришлось бы разобрать все здание по кирпичику до самого фундамента.
Кусок паркета в середине палаты беззвучно скользнул вниз, а затем разошелся в стороны. На его место из глубины поднялась платформа. Дежурный встал на нее и нажал ногой большую круглую кнопку.
Платформа поехала вниз.
Этот вход в бункер школы покорности предназначался для хозяев. Рабынь обычно водили через полуподвальную мастерскую, где стены были обиты вагонкой, так что тайный ход тоже не имел никаких видимых признаков — створки сходились точно по стыку двух досок.
За досками находилась кирпичная стена, за нею — стальная, а между ними — слой звукопоглощающего материала. Благодаря такой сложной конструкции никаким выстукиванием нельзя было определить, что за стеной есть тайный ход. Более того, даже запахи не пробивались через эту преграду, и можно было не опасаться собак.
Тем не менее «платоновцы» не очень надеялись на звукоизоляцию. Все девушки, живущие в бункере постоянно, а также спущенные сюда из корпуса, были связаны, а рты их — заклеены. Когда стало ясно, что обыск затягивается, их начали поодиночке выводить в туалет, но больше никаких послаблений не было.
Еще хуже приходилось девушкам из других корпусов. Под ними тоже были бункеры, но не жилые, а предусмотренные специально на такой экстренный случай — маленькие и тесные. Правда, девушек там было не очень много. В основном они к моменту обыска находились в двух местах — школе покорности и корпусе господина Христофора, а между ними уже давно существовал подземный ход.
Китайские рабочие знали про эти ходы, но они также знали, что за длинный язык в «Плутоне» карают смертью. Причем даже разоблачение и арест Платонова не спасет болтунов от мучительной казни. Платонов — не вершина пирамиды. Есть те, кто выше него, и о самых высоких не знает даже сам Платонов.
Во время обыска, например, на территории «Бригантины» находился зарубежный клиент, которому Платонов хотел как можно скорее продать дочь Варяга Марину и журналистку Ирину. От них следовало избавиться немедленно — а это создавало дополнительные проблемы.
Следовало очень быстро довести девушек до кондиции, чтобы не только заставить их позвонить домой и сообщить о своем якобы благополучии и отъезде в романтическое путешествие, но и добиться, чтобы их голоса звучали при этом естественно, а слова не вызывали подозрений.
Некоторые советники Платонова склонялись к тому, что проще будет заставить девушек написать письма. Однако в наш век глобальной международной электронной связи писать письма по такому поводу не принято, особенно среди богатых людей, к каковым обе девушки могли себя отнести.
Кто-то предложил использовать Интернет. Идея показалась поначалу привлекательной, однако при ее обсуждении быстро вспомнили о главном недостатке, который является оборотной стороной главного достоинства компьютерной сети. По электронной почте очень легко послать фальшивое письмо, но практически невозможно придать ему черты подлинного.
К тому же Марина Варварина в жизни не имела дела с компьютером — даже в игры не играла, предпочитая новейшие типы игровых автоматов с элементами виртуальной реальности.
Зато Ира Лубенченко пользовалась компьютером ежедневно и послать письмо главному редактору по электронной почте — это вполне в ее духе.
А главное — ей самой в этом случае не придется ничего писать. Компьютерщики «Плутона» все сделают сами.
Дежурный по охране объекта застал Иру в караульном помещении бункера в обществе Олега Томилина и Сергея Дерюгина. Журналистка уже несколько дней была основным сексуальным объектом Томилина, но в эту ночь им было не до секса. Просто Платонов приказал охранять ее особенно тщательно. Если Марина Варварина сломалась после первой же хорошей порки, то Ирина была не такова. Она, конечно, не оказывала явного сопротивления — кому же хочется получать лишние удары — однако несомненно проявляла склонность к побегу или бунту.
Выражалось это, например, в ее разговорах с соседками по камере на тему: почему девушки отсюда не бегут и не пытаются напасть на охранников — хотя последних меньше, чем пленниц.
Когда об этих подстрекательских разговорах стало известно, Ирина была «поставлена на правеж». Ее привязали за руки к цепи, свисающей сверху, и натянули эту цепь так, что девушка могла стоять только на цыпочках. Затем Ирину выпороли. Били до крови — не так, как в первый раз, когда ее по приказу Платонова наказывали за излишнее любопытство.
После порки ее оставили висеть на этой цепи, а когда отвязали (руки затекли до полной потери чувствительности), последовало продолжение. Ирину стали насиловать, а когда она теряла сознание, обливали холодной водой, приводили в чувство и начинали опять.
После такого наказания Ира больше не заговаривала с соседками на такие опасные темы — но не потому, что перестала думать о побеге, а потому что перестала доверять подругам по несчастью.
Весь день перед обыском она притворялась покорной рабыней, и это был ее первый день без наказания. Однако когда у ворот появились руоповцы, Ирину связали первой и приковали к стене в караулке. Олег и Сергей находились при ней неотлучно — благо, остальных девушек хорошо сторожили и без них: в бункер спустилась часть охраны — прежде всего те, у кого были не в порядке документы, и те, кому контакты с милицией категорически противопоказаны.
Француз, приехавший для закупки живого товара, тоже находился здесь и имел возможность поближе познакомиться с рабыней, которую усиленно навязывал ему Платонов.
Поставленная на колени, с руками, скованными за спиной и привязанными к ногам, в ошейнике и на коротком поводке — так, что она не могла наклониться, — Ирина выглядела очень соблазнительно. Француз тоже имел приятную внешность, и когда он трогал Иру за грудь или пытался просунуть руку между сжатыми бедрами (ноги тоже были связаны), девушка не испытывала отвращения.
Но как только дежурный по объекту, войдя в караулку, сказал, что опасность миновала, француз тотчас же ушел.
Возбужденный до крайности Томилин выгнал из караулки напарника, развязал Ирине ноги и набросился на нее, как изголодавшийся волк на свежепойманного зайца.
При попытке поцеловать Ирину его жадный рот наткнулся на холодную изоленту, и Олег, недолго думая, ликвидировал это препятствие.
Когда поцелуй закончился, Ирина тихим хриплым голосом попросила:
— Развяжи мне руки. Пожалуйста.
Олег колебался, и тогда она добавила:
— Не бойся. Я не дура. Там, за дверью, полно ваших головорезов. Я просто хочу обнять тебя.
Когда руки Ирины оказались свободны, она действительно обняла Олега и отдалась ему со всей страстью, на какую была способна.
Неизвестно, притворялась она или нет. Однако можно с уверенностью сказать, что Олег тоже не вызывал у нее отвращения.
Автомобили
Машин на территорию бывшей «Бригантины» въезжало много. Ведь кроме стройки здесь находился еще и транзитный склад «Плутона». Дальнорейсовики привозили сюда товар из Финляндии, Швеции и Норвегии и, оставив его, не мешкая, отправлялись в новый рейс.
Большегрузные машины принадлежали разным фирмам, но в конечном счете они все были тесно связаны с концерном «Плутон», а их водители входили в платоновскую организацию и были повязаны кто кровью, кто другими делами, кто просто страхом — они знали, что Платонов не щадит отступников.
Большегрузные машины, однако, заезжали в «Бригантину» сравнительно редко, зато обычные грузовики все время сновали туда-сюда. Иногда через ворота проходило несколько штук в час.
Следя за ними, частный детектив Введенский отметил одну закономерность. После обеда въезжающих машин становилось больше, между четырьмя и пятью наступал «час пик», а далее поток шел на убыль.
Введенский, разумеется, не знал, что ровно в 15.00 каждый день кроме воскресенья всех девушек, еще не прошедших школу покорности, спускают в бункер, а остальных оставляют наверху, в корпусах и в башне, но непременно связывают, накладывают повязку на глаза и заклеивают рты.
Девушки быстро привыкают к этому ежедневному ритуалу и воспринимают его, как один из уроков покорности. Они даже не подозревают, что с четырнадцати до восемнадцати часов на территорию «Бригантины» допускаются машины, водители которых не связаны с Платоновым клятвой верности и не живут под страхом смерти за измену. Они вообще не знают, что на главной базе «Плутона» творится что-то неладное.
Партнерам концерна «Плутон» объясняется, что этот график введен для упорядочения работы склада и для удобства охраны. Склад работает с девяти до шести, но первые два часа посвящаются исключительно внутренним делам — учету, контролю, перемещению грузов. Затем три часа идет прием новых грузов, потом обед, а с трех часов — отгрузка товаров партнерам.
При подготовке налета РУОП на «Бригантину» выяснилось, что за десять месяцев существования этого склада ни одного серьезного нарушения по документам выявлено не было. Ревизия с выездом на место проводилась один раз, и содержимое склада в точности совпало с данными отчетности. У таможни тоже не было никаких претензий — все грузы, прибывающие на транзитный склад «Плутона» из-за границы оформлялись своевременно и даже заблаговременно.
Все это касалось не только маленького транзитного склада «Плутона» на территории бывшего пионерлагеря, но и других его складов непосредственно в Питере и пригородах. Концерн «Плутон» выглядел идеальным предприятием — не настолько, чтобы это вызывало подозрения, а как раз в нужных масштабах.
Когда был тяжело ранен фотокор Чердаков, РУОП переполошился. Получалось так: Ира Лубенченко давно предупреждала управление по борьбе с организованной преступностью об опасности, исходящей от «Плутона»; ее не послушали — и в результате саму журналистку похитили, а ее напарника едва не убили и почти наверняка сделали инвалидом. Крайним, естественно, оказывался РУОП, который был предупрежден, но не принял меры. В итоге РУОП поспешно кинулся таковые меры принимать и инспирировал обыск в «Бригантине». Разозленные долгим ожиданием у ворот бойцы спецотряда перевернули на базе все вверх дном — в том числе и склад, где побили оргтехнику и заставили вскрыть все коробки и ящики. Искали оружие и, естественно, не нашли.
Ребят из спецотряда понять можно. Они обучены силовым методам борьбы с преступностью, и тонкости законодательства их мало волнуют. А Платонов, недолго думая, вчинил иск о возмещении ущерба сразу всем правоохранительным службам — управлению внутренних дел, управлению по борьбе с оргпреступностью и прокуратуре. И пригласил для оценки ущерба специалистов нескольких страховых фирм, как бы демонстрируя еще раз, что на территории «Бригантины» нет ровным счетом ничего противозаконного.
А РУОП и прокуратура города оказались под двойным нажимом сверху и с боков и уже сами были не рады, что затеяли эту грозную боевую операцию. Во всяком случае, речь о ее повторении в ближайшую пятилетку даже не шла.
Разумеется, с машинами, навещающими «Бригантину», никто из милицейских тоже разбираться не стал. Зато Введенский заинтересовался и в ходе своих наблюдений старательно делал то же самое, что и Ирина Лубенченко за несколько дней до него.
У частного детектива, однако, было гораздо больше возможностей выяснить, кому принадлежат эти машины и кто их водит. Правда, это ничуть не помогало в решении главной проблемы — как отделить агнцев от козлищ. Иными словами, как выявить шоферов, не имеющих отношения к организации Платонова — чтобы затем вызвать их на откровенность и разузнать, как ведет себя охрана внутри, за бетонным забором. То есть можно ли пробраться на охраняемую территорию, к примеру, в кузове грузовика или в багажнике легковушки.
Если нарваться с расспросами на платоновского агента, то можно влипнуть в крупные неприятности. Мало того, что самому не поздоровится, так еще и Платонов будет предупрежден, что помимо милиции им интересуется кто-то еще.
А раз так, то нужно послать вместо себя кого-то другого. Того, чей интерес будет выглядеть совершенно естественно. Того, кто не покажется людям Платонова по-настоящему опасным, кого они не примут всерьез и ни за что не поверят, что он может быть связан с серьезными людьми.
Того, наконец, кого проще будет защитить — потому что если его захотят убить или похитить, то не пошлют бригаду вооруженных до зубов суперменов. Ведь серьезные люди всегда соразмеряют ответ с угрозой. А какая угроза может исходить от человека, которого Введенский задумал послать в разведку вместо себя?
Да, пожалуй этот человек подойдет по всем статьям.
Кто?
Ну конечно же Серафим.
Большегрузные машины принадлежали разным фирмам, но в конечном счете они все были тесно связаны с концерном «Плутон», а их водители входили в платоновскую организацию и были повязаны кто кровью, кто другими делами, кто просто страхом — они знали, что Платонов не щадит отступников.
Большегрузные машины, однако, заезжали в «Бригантину» сравнительно редко, зато обычные грузовики все время сновали туда-сюда. Иногда через ворота проходило несколько штук в час.
Следя за ними, частный детектив Введенский отметил одну закономерность. После обеда въезжающих машин становилось больше, между четырьмя и пятью наступал «час пик», а далее поток шел на убыль.
Введенский, разумеется, не знал, что ровно в 15.00 каждый день кроме воскресенья всех девушек, еще не прошедших школу покорности, спускают в бункер, а остальных оставляют наверху, в корпусах и в башне, но непременно связывают, накладывают повязку на глаза и заклеивают рты.
Девушки быстро привыкают к этому ежедневному ритуалу и воспринимают его, как один из уроков покорности. Они даже не подозревают, что с четырнадцати до восемнадцати часов на территорию «Бригантины» допускаются машины, водители которых не связаны с Платоновым клятвой верности и не живут под страхом смерти за измену. Они вообще не знают, что на главной базе «Плутона» творится что-то неладное.
Партнерам концерна «Плутон» объясняется, что этот график введен для упорядочения работы склада и для удобства охраны. Склад работает с девяти до шести, но первые два часа посвящаются исключительно внутренним делам — учету, контролю, перемещению грузов. Затем три часа идет прием новых грузов, потом обед, а с трех часов — отгрузка товаров партнерам.
При подготовке налета РУОП на «Бригантину» выяснилось, что за десять месяцев существования этого склада ни одного серьезного нарушения по документам выявлено не было. Ревизия с выездом на место проводилась один раз, и содержимое склада в точности совпало с данными отчетности. У таможни тоже не было никаких претензий — все грузы, прибывающие на транзитный склад «Плутона» из-за границы оформлялись своевременно и даже заблаговременно.
Все это касалось не только маленького транзитного склада «Плутона» на территории бывшего пионерлагеря, но и других его складов непосредственно в Питере и пригородах. Концерн «Плутон» выглядел идеальным предприятием — не настолько, чтобы это вызывало подозрения, а как раз в нужных масштабах.
Когда был тяжело ранен фотокор Чердаков, РУОП переполошился. Получалось так: Ира Лубенченко давно предупреждала управление по борьбе с организованной преступностью об опасности, исходящей от «Плутона»; ее не послушали — и в результате саму журналистку похитили, а ее напарника едва не убили и почти наверняка сделали инвалидом. Крайним, естественно, оказывался РУОП, который был предупрежден, но не принял меры. В итоге РУОП поспешно кинулся таковые меры принимать и инспирировал обыск в «Бригантине». Разозленные долгим ожиданием у ворот бойцы спецотряда перевернули на базе все вверх дном — в том числе и склад, где побили оргтехнику и заставили вскрыть все коробки и ящики. Искали оружие и, естественно, не нашли.
Ребят из спецотряда понять можно. Они обучены силовым методам борьбы с преступностью, и тонкости законодательства их мало волнуют. А Платонов, недолго думая, вчинил иск о возмещении ущерба сразу всем правоохранительным службам — управлению внутренних дел, управлению по борьбе с оргпреступностью и прокуратуре. И пригласил для оценки ущерба специалистов нескольких страховых фирм, как бы демонстрируя еще раз, что на территории «Бригантины» нет ровным счетом ничего противозаконного.
А РУОП и прокуратура города оказались под двойным нажимом сверху и с боков и уже сами были не рады, что затеяли эту грозную боевую операцию. Во всяком случае, речь о ее повторении в ближайшую пятилетку даже не шла.
Разумеется, с машинами, навещающими «Бригантину», никто из милицейских тоже разбираться не стал. Зато Введенский заинтересовался и в ходе своих наблюдений старательно делал то же самое, что и Ирина Лубенченко за несколько дней до него.
У частного детектива, однако, было гораздо больше возможностей выяснить, кому принадлежат эти машины и кто их водит. Правда, это ничуть не помогало в решении главной проблемы — как отделить агнцев от козлищ. Иными словами, как выявить шоферов, не имеющих отношения к организации Платонова — чтобы затем вызвать их на откровенность и разузнать, как ведет себя охрана внутри, за бетонным забором. То есть можно ли пробраться на охраняемую территорию, к примеру, в кузове грузовика или в багажнике легковушки.
Если нарваться с расспросами на платоновского агента, то можно влипнуть в крупные неприятности. Мало того, что самому не поздоровится, так еще и Платонов будет предупрежден, что помимо милиции им интересуется кто-то еще.
А раз так, то нужно послать вместо себя кого-то другого. Того, чей интерес будет выглядеть совершенно естественно. Того, кто не покажется людям Платонова по-настоящему опасным, кого они не примут всерьез и ни за что не поверят, что он может быть связан с серьезными людьми.
Того, наконец, кого проще будет защитить — потому что если его захотят убить или похитить, то не пошлют бригаду вооруженных до зубов суперменов. Ведь серьезные люди всегда соразмеряют ответ с угрозой. А какая угроза может исходить от человека, которого Введенский задумал послать в разведку вместо себя?
Да, пожалуй этот человек подойдет по всем статьям.
Кто?
Ну конечно же Серафим.
Вербовка агента
— Я знаю, где твоя Настя.
Серафим посмотрел на Введенского, произнесшего эти слова, как древний иудей на пророка Илию, явившегося на огненной колеснице среди грозовых туч и молний.
Серафим уже видел однажды Введенского. Через день после событий на улице Профессора Попова частный детектив расспрашивал юношу о похищении женщины.
А теперь он пришел сообщить, что знает, где находится пропавшая Настя.
Сказал он это усталым голосом, безо всякой торжественности, однако фраза прозвучала так многозначительно, словно говоривший лично побывал в царстве теней и принес послание непосредственно оттуда.
Серафим отреагировал на это самым естественным для себя образом. Он с горящими глазами кинулся к Введенскому, не зная, куда девать руки. Ему хотелось схватить собеседника за грудки и как можно скорее вытрясти из него ответ на вопрос, который Серафим выкрикивал так громко и страстно, что к месту, где это происходило, стали стягиваться любопытные в надежде поглазеть на драку.
— Где? Где?! Где она?!!! — кричал Серафим, и голос его срывался на ультразвук.
— И вовсе незачем так орать, — остановил его Введенский совершенно спокойно.
Что самое удивительное, Серафим тут же замолчал.
— Я не стану говорить тебе, где она, — воспользовавшись наступившей тишиной, заявил Введенский. — Потому что иначе ты немедленно кинешься ее спасать, а там, между прочим, сидят очень серьезные люди, и они даже иногда стреляют.
Серафима передернуло при воспоминании о стрельбе. После той истории на улице Попова у него случился нервный срыв, а родители, узнав, что произошло, разрывались между идеей положить сына в неврологическую клинику месяца на три и не менее здравой мыслью: запереть его дома на ближайшие несколько лет, причем на окна навесить железные ставни, дверь обить броней, а стены укрепить железобетонными плитами. Останавливало их только то, что на все это не было денег.
А в больницу Серафима все-таки положили — но он сбежал на следующий день. Точно так же, как пять лет назад сбежал из пионерского лагеря, куда родители отправили его в порядке эксперимента, дабы он не рос тепличным растением. Тогда ему хватило тушеной капусты на ужин и запрета читать после отбоя, чтобы в три часа ночи бесшумно одеться и бесстрашно рвануть через лес к железной дороге. И никакие родительские крики, увещевания и нотации не могли заставить его вернуться в лагерь.
Теперь он стал взрослее и закатил дома грандиозный скандал на тему: «Никто не имеет права держать здорового человека в больнице против его воли». Попутно родители поняли, что на замок его тоже не запрешь. Невротик со склонностью к маниакальным идеям способен, если ему приспичит, пробить лбом любую стену и перегрызть зубами любой засов. Родители Серафима слишком долго этого не понимали, а Введенский понял при первой же встрече. И во время второй встречи он постарался это качество Серафима в полной мере использовать.
Когда юноша задохнулся от ярости из-за того, что Введенский знает, где Настя, но не хочет ему сказать, детектив спокойно продолжил и развил свою мысль:
— Другое дело, если ты сможешь сохранять спокойствие хотя бы в течение десяти минут. Тогда мы сможем поговорить более конкретно о том, как нам решить эту проблему
— Где она? — по инерции повторил Серафим, но теперь уже более спокойно.
— Кто, проблема? — с иронией переспросил Введенский.
— Настя! — резко прервал его Серафим. — Где Настя?
— Настя там же, где и девушка, которую ищет мой заказчик, — сообщил Введенский. — И в этом заключается проблема.
Частный детектив лгал. Розыск журналистки Ирины Лубенченко ему никто не заказывал, а Варяг свою дочь Марину искал самостоятельно, используя собственные связи и каналы. В отличие от убийства Густова, здесь ему нечего было опасаться. Поиски пропавшей дочери — святое дело для любого отца, и никакая милиция не заподозрит ничего плохого в том, что Варяг нанимает для этого частных сыщиков. Вот он и нанял целую команду — однако Введенский в нее не входил.
Введенский искал убийцу Густова. Он даже не знал наверняка, что работает в конечном счете на Варяга — хотя и догадывался. Ведь все указывало на то, что убийцам Густова и похититель Марины Варвариной — это один и тот же человек. Об этом догадалась даже милиция, которая с опозданием на несколько дней все-таки узнала о похищении дочери Варяга.
Правда, пока только частный сыщик Введенский разгадал загадку смерти Густова. В оперативно-следственной группе, ведущей это дело, все еще предполагали, что Настя Мещерякова оказалась свидетельницей убийства гимнаста, и поэтому ее похитили и скорее всего тоже убили. И только Введенский, проанализировав информацию о девушках, пропавших без вести за последние месяцы, пришел к противоположному выводу.
Все было наоборот. Злоумышленники похищали Настю, а возвращавшийся от любовницы Густов решил ей помочь — очевидно, не без задней мысли. Бывшая подруга Густова Светлана Королькова, ставшая теперь любовницей Введенского, охотно согласилась с этим предположением. Густов не однажды ввязывался в драку за честь незнакомых девушек, рассчитывая на их последующую благодарность и нередко получая ее.
Но в этот раз драки не получилось. Густова просто застрелили, метко и хладнокровно, одной пулей в лоб.
Введенский очень живо себе это представил, и затруднялся только сказать, кто нажал на курок — хозяин черного БМВ Томилин или кто-то из его спутников.
В принципе Введенский мог уже сейчас прекратить расследование, представить непосредственному заказчику Щукину полный отчет, назвать имена Томилина и Платонова, указать на «Бригантину», как возможное место, где прячутся убийцы и похитители женщин и спокойно, без всякого риска, получить гонорар. Ведь заказчик вовсе не требовал поймать убийцу — он просил лишь назвать его и представить доказательства.
Прямых доказательств, правда, не было — зато косвенных сколько угодно.
Однако Введенского охватил азарт. Он захотел сделать все сам — не только разоблачить убийц Густова (на которых ему было по большому счету наплевать с высокой колокольни), но еще и освободить девушек, которых люди Платонова похищают с неизвестной, но вполне вычисляемой целью, и по всей вероятности держат на территории «Бригантины».
Было у него и еще одно немаловажное соображение помимо неудовлетворенного тщеславия и желания прослыть рыцарем-освободителем пленниц. Введенский представлял себе, как поступит Варяг, если узнает, что его дочь держат в бывшем пионерлагере за четырехметровой бетонной стеной. У него хватит ума устроить штурм, и в результате девушки могут серьезно пострадать и даже погибнуть.
Правда, в городе ходили смутные слухи о том, что за Марину потребовали выкуп. Причем сумму называли столь малую по меркам мафии, что предполагать связь шантажистов с Платоновым было просто нелепо. Платонов столько тратит за день.
Конкретно речь шла о каких-то жалких тысячах долларов, или максимум о десятках тысяч — версии подпольных сплетников разнились. Но все сходились в одном — Варяг на это клюнул. Во всяком случае, он пока не наказал никого из охранников, прошляпивших похищение, хотя три дня давно прошли.
Введенский предполагал, что все это — элементарный трюк, который устроил Платонов, чтобы отвлечь внимание Варяга от своей персоны, своей организации и своей базы.
И Варяг действительно отмахивался от разговоров об участии Платонова в похищении Марины, говоря:
— Он же не идиот. С какой стати ему затевать войну со мной.
Введенский имел другую точку зрения на этот счет и хотел разузнать о главной базе «Плутона» побольше. И довольно туманно намекнул об этом Серафиму.
— Твоя Настя сейчас там, где одна милая компания держит девчонок перед тем как продать их в бордели где-нибудь в Азии, — сказал он. — И чтобы пробраться туда, мне нужна твоя помощь.
Шокированный мыслью о том, что его драгоценная Настя может попасть в азиатский бордель, Серафим с трудом удержался от новой истерики и падения в обморок. Но все-таки удержался, услышав, что кто-то нуждается в его помощи.
— Что надо делать? — спросил он, с одной стороны замирая от страха, но с другой — наполняясь решимостью.
— Ничего сложного. Ты выйдешь на шоссе, изобразишь из себя хиппи на прогулке и остановишь машину, которую я тебе покажу.
— И что?
— Ты сядешь в нее, чтобы доехать до города. А по пути задашь шоферу несколько вопросов.
— Шофер тоже из этой банды? — взволнованно спросил Серафим.
— Я же не идиот посылать дилетанта к профессионалам. С базой я буду разбираться сам. А ты мне нужен, чтобы раньше времени не вызвать подозрений. Меня слишком хорошо знают в этих кругах.
— А кто же тогда этот шофер?
— Посторонний человек, который часто бывает в том месте, где держат девчонок. Там склад, и он возит оттуда разные грузы. Про то, что там работают преступники, он не знает, зато хорошо знаком с системой охраны. И скорее всего, ответит на твои вопросы, если ты их правильно задашь.
Серафим посмотрел на Введенского, произнесшего эти слова, как древний иудей на пророка Илию, явившегося на огненной колеснице среди грозовых туч и молний.
Серафим уже видел однажды Введенского. Через день после событий на улице Профессора Попова частный детектив расспрашивал юношу о похищении женщины.
А теперь он пришел сообщить, что знает, где находится пропавшая Настя.
Сказал он это усталым голосом, безо всякой торжественности, однако фраза прозвучала так многозначительно, словно говоривший лично побывал в царстве теней и принес послание непосредственно оттуда.
Серафим отреагировал на это самым естественным для себя образом. Он с горящими глазами кинулся к Введенскому, не зная, куда девать руки. Ему хотелось схватить собеседника за грудки и как можно скорее вытрясти из него ответ на вопрос, который Серафим выкрикивал так громко и страстно, что к месту, где это происходило, стали стягиваться любопытные в надежде поглазеть на драку.
— Где? Где?! Где она?!!! — кричал Серафим, и голос его срывался на ультразвук.
— И вовсе незачем так орать, — остановил его Введенский совершенно спокойно.
Что самое удивительное, Серафим тут же замолчал.
— Я не стану говорить тебе, где она, — воспользовавшись наступившей тишиной, заявил Введенский. — Потому что иначе ты немедленно кинешься ее спасать, а там, между прочим, сидят очень серьезные люди, и они даже иногда стреляют.
Серафима передернуло при воспоминании о стрельбе. После той истории на улице Попова у него случился нервный срыв, а родители, узнав, что произошло, разрывались между идеей положить сына в неврологическую клинику месяца на три и не менее здравой мыслью: запереть его дома на ближайшие несколько лет, причем на окна навесить железные ставни, дверь обить броней, а стены укрепить железобетонными плитами. Останавливало их только то, что на все это не было денег.
А в больницу Серафима все-таки положили — но он сбежал на следующий день. Точно так же, как пять лет назад сбежал из пионерского лагеря, куда родители отправили его в порядке эксперимента, дабы он не рос тепличным растением. Тогда ему хватило тушеной капусты на ужин и запрета читать после отбоя, чтобы в три часа ночи бесшумно одеться и бесстрашно рвануть через лес к железной дороге. И никакие родительские крики, увещевания и нотации не могли заставить его вернуться в лагерь.
Теперь он стал взрослее и закатил дома грандиозный скандал на тему: «Никто не имеет права держать здорового человека в больнице против его воли». Попутно родители поняли, что на замок его тоже не запрешь. Невротик со склонностью к маниакальным идеям способен, если ему приспичит, пробить лбом любую стену и перегрызть зубами любой засов. Родители Серафима слишком долго этого не понимали, а Введенский понял при первой же встрече. И во время второй встречи он постарался это качество Серафима в полной мере использовать.
Когда юноша задохнулся от ярости из-за того, что Введенский знает, где Настя, но не хочет ему сказать, детектив спокойно продолжил и развил свою мысль:
— Другое дело, если ты сможешь сохранять спокойствие хотя бы в течение десяти минут. Тогда мы сможем поговорить более конкретно о том, как нам решить эту проблему
— Где она? — по инерции повторил Серафим, но теперь уже более спокойно.
— Кто, проблема? — с иронией переспросил Введенский.
— Настя! — резко прервал его Серафим. — Где Настя?
— Настя там же, где и девушка, которую ищет мой заказчик, — сообщил Введенский. — И в этом заключается проблема.
Частный детектив лгал. Розыск журналистки Ирины Лубенченко ему никто не заказывал, а Варяг свою дочь Марину искал самостоятельно, используя собственные связи и каналы. В отличие от убийства Густова, здесь ему нечего было опасаться. Поиски пропавшей дочери — святое дело для любого отца, и никакая милиция не заподозрит ничего плохого в том, что Варяг нанимает для этого частных сыщиков. Вот он и нанял целую команду — однако Введенский в нее не входил.
Введенский искал убийцу Густова. Он даже не знал наверняка, что работает в конечном счете на Варяга — хотя и догадывался. Ведь все указывало на то, что убийцам Густова и похититель Марины Варвариной — это один и тот же человек. Об этом догадалась даже милиция, которая с опозданием на несколько дней все-таки узнала о похищении дочери Варяга.
Правда, пока только частный сыщик Введенский разгадал загадку смерти Густова. В оперативно-следственной группе, ведущей это дело, все еще предполагали, что Настя Мещерякова оказалась свидетельницей убийства гимнаста, и поэтому ее похитили и скорее всего тоже убили. И только Введенский, проанализировав информацию о девушках, пропавших без вести за последние месяцы, пришел к противоположному выводу.
Все было наоборот. Злоумышленники похищали Настю, а возвращавшийся от любовницы Густов решил ей помочь — очевидно, не без задней мысли. Бывшая подруга Густова Светлана Королькова, ставшая теперь любовницей Введенского, охотно согласилась с этим предположением. Густов не однажды ввязывался в драку за честь незнакомых девушек, рассчитывая на их последующую благодарность и нередко получая ее.
Но в этот раз драки не получилось. Густова просто застрелили, метко и хладнокровно, одной пулей в лоб.
Введенский очень живо себе это представил, и затруднялся только сказать, кто нажал на курок — хозяин черного БМВ Томилин или кто-то из его спутников.
В принципе Введенский мог уже сейчас прекратить расследование, представить непосредственному заказчику Щукину полный отчет, назвать имена Томилина и Платонова, указать на «Бригантину», как возможное место, где прячутся убийцы и похитители женщин и спокойно, без всякого риска, получить гонорар. Ведь заказчик вовсе не требовал поймать убийцу — он просил лишь назвать его и представить доказательства.
Прямых доказательств, правда, не было — зато косвенных сколько угодно.
Однако Введенского охватил азарт. Он захотел сделать все сам — не только разоблачить убийц Густова (на которых ему было по большому счету наплевать с высокой колокольни), но еще и освободить девушек, которых люди Платонова похищают с неизвестной, но вполне вычисляемой целью, и по всей вероятности держат на территории «Бригантины».
Было у него и еще одно немаловажное соображение помимо неудовлетворенного тщеславия и желания прослыть рыцарем-освободителем пленниц. Введенский представлял себе, как поступит Варяг, если узнает, что его дочь держат в бывшем пионерлагере за четырехметровой бетонной стеной. У него хватит ума устроить штурм, и в результате девушки могут серьезно пострадать и даже погибнуть.
Правда, в городе ходили смутные слухи о том, что за Марину потребовали выкуп. Причем сумму называли столь малую по меркам мафии, что предполагать связь шантажистов с Платоновым было просто нелепо. Платонов столько тратит за день.
Конкретно речь шла о каких-то жалких тысячах долларов, или максимум о десятках тысяч — версии подпольных сплетников разнились. Но все сходились в одном — Варяг на это клюнул. Во всяком случае, он пока не наказал никого из охранников, прошляпивших похищение, хотя три дня давно прошли.
Введенский предполагал, что все это — элементарный трюк, который устроил Платонов, чтобы отвлечь внимание Варяга от своей персоны, своей организации и своей базы.
И Варяг действительно отмахивался от разговоров об участии Платонова в похищении Марины, говоря:
— Он же не идиот. С какой стати ему затевать войну со мной.
Введенский имел другую точку зрения на этот счет и хотел разузнать о главной базе «Плутона» побольше. И довольно туманно намекнул об этом Серафиму.
— Твоя Настя сейчас там, где одна милая компания держит девчонок перед тем как продать их в бордели где-нибудь в Азии, — сказал он. — И чтобы пробраться туда, мне нужна твоя помощь.
Шокированный мыслью о том, что его драгоценная Настя может попасть в азиатский бордель, Серафим с трудом удержался от новой истерики и падения в обморок. Но все-таки удержался, услышав, что кто-то нуждается в его помощи.
— Что надо делать? — спросил он, с одной стороны замирая от страха, но с другой — наполняясь решимостью.
— Ничего сложного. Ты выйдешь на шоссе, изобразишь из себя хиппи на прогулке и остановишь машину, которую я тебе покажу.
— И что?
— Ты сядешь в нее, чтобы доехать до города. А по пути задашь шоферу несколько вопросов.
— Шофер тоже из этой банды? — взволнованно спросил Серафим.
— Я же не идиот посылать дилетанта к профессионалам. С базой я буду разбираться сам. А ты мне нужен, чтобы раньше времени не вызвать подозрений. Меня слишком хорошо знают в этих кругах.
— А кто же тогда этот шофер?
— Посторонний человек, который часто бывает в том месте, где держат девчонок. Там склад, и он возит оттуда разные грузы. Про то, что там работают преступники, он не знает, зато хорошо знаком с системой охраны. И скорее всего, ответит на твои вопросы, если ты их правильно задашь.
Рыбный день
По размерам контейнеры напоминали гробы, а по форме — скорее ящики для крупногабаритных боеприпасов. Теоретически форма гроба подошла бы им значительно больше, но тогда они слишком бросались бы в глаза.
Контейнеры стояли у передней стенки фуры, прямо на полу — шесть штук.
Только эти шесть были подключены к пластиковой трубе, проходящей по полу поперек фуры. Труба далее уходила вниз, к маленькому насосу, засасывающему воздух.
Сверху на эти контейнеры были поставлены похожие ящики с аквалангами и какими-то запчастями.
Остальное пространство фуры занимали коробки с рыбными консервами.
Машина шла из Нижнего Новгорода в Петербург, но каким-то странным кружным путем.
Сначала считалось, что машина идет из Нижнего в Петрозаводск с грузом консервов, выпущенных одним из волжских рыбзаводов. А после Петрозаводска оказалось, что фура везет консервы из Мурманска на транзитный склад фирмы «Плутон» под Петербургом. Как в первом случае, так и во втором документы были в полном порядке. Номера машина имела московские и принадлежала столичной транспортной фирме «Магеллан».
В «Бригантину» она приехала утром, тяжело развернулась на пятачке за воротами и покатила вдоль забора к складу. Как всегда, один охранник из числа стражей ворот сел рядом с водителем, хотя эта предосторожность по большому счету была излишней. Вдоль аллеи располагались постоянные посты, и машина ни на одном участке пути не выпадала из их поля зрения.
О том, что эта машина должна прибыть, было известно заранее. Четырнадцать девушек вывезли на прогулку раньше обычного, а как только фура въехала в ворота внутренней ограды, белый «рафик» промчался по территории снова. Он въехал в прогулочный дворик на задворках склада и выпустил из своего салона еще шестнадцать девушек с завязанными глазами.
Среди них были и все наши героини — Ира, Марина, Таня, Наташа, Настя и Вероника. Их вместе с другими девушками доставили из школы покорности, прямо с урока, где девушки, стоя на коленях с заведенными назад руками, смотрели слайд-фильм о казни рабынь, в разное время пытавшихся предать своих хозяев.
Учитель начал свою речь с упоминания инцидента, который произошел несколько дней назад.
— Все вы знаете, что рабыням не позволено разговаривать друг с другом о хозяевах и об их делах. Тем более не позволено разговаривать об этом с охраной, слугами и другими людьми — даже с самими хозяевами без их приказа.
Учитель говорил размеренно и холодно, прохаживаясь между нагими коленопреклоненными девушками и помахивая плеткой.
Вдруг он как бы мимоходом, но очень сильно и больно хлестнул по спине Ирину и произнес свою следующую фразу громко и грозно:
— Но одна из вас с первого дня стала нарушать это правило. Сначала она попыталась поделиться с другой рабыней своими предположениями о том, где находится поместье господина Платона. Ее сурово наказали, но этого оказалось недостаточно. Недавно она попыталась добиться подтверждения своих предположений от стражника и выбрала для этого момент, когда она выполняла свой женский долг. Стражник утратил бдительность и получит свое наказание. А эта рабыня будет теперь подвергаться порке дважды в день, утром и вечером — до тех пор, пока господин Платон не продаст ее другому владельцу.
Контейнеры стояли у передней стенки фуры, прямо на полу — шесть штук.
Только эти шесть были подключены к пластиковой трубе, проходящей по полу поперек фуры. Труба далее уходила вниз, к маленькому насосу, засасывающему воздух.
Сверху на эти контейнеры были поставлены похожие ящики с аквалангами и какими-то запчастями.
Остальное пространство фуры занимали коробки с рыбными консервами.
Машина шла из Нижнего Новгорода в Петербург, но каким-то странным кружным путем.
Сначала считалось, что машина идет из Нижнего в Петрозаводск с грузом консервов, выпущенных одним из волжских рыбзаводов. А после Петрозаводска оказалось, что фура везет консервы из Мурманска на транзитный склад фирмы «Плутон» под Петербургом. Как в первом случае, так и во втором документы были в полном порядке. Номера машина имела московские и принадлежала столичной транспортной фирме «Магеллан».
В «Бригантину» она приехала утром, тяжело развернулась на пятачке за воротами и покатила вдоль забора к складу. Как всегда, один охранник из числа стражей ворот сел рядом с водителем, хотя эта предосторожность по большому счету была излишней. Вдоль аллеи располагались постоянные посты, и машина ни на одном участке пути не выпадала из их поля зрения.
О том, что эта машина должна прибыть, было известно заранее. Четырнадцать девушек вывезли на прогулку раньше обычного, а как только фура въехала в ворота внутренней ограды, белый «рафик» промчался по территории снова. Он въехал в прогулочный дворик на задворках склада и выпустил из своего салона еще шестнадцать девушек с завязанными глазами.
Среди них были и все наши героини — Ира, Марина, Таня, Наташа, Настя и Вероника. Их вместе с другими девушками доставили из школы покорности, прямо с урока, где девушки, стоя на коленях с заведенными назад руками, смотрели слайд-фильм о казни рабынь, в разное время пытавшихся предать своих хозяев.
Учитель начал свою речь с упоминания инцидента, который произошел несколько дней назад.
— Все вы знаете, что рабыням не позволено разговаривать друг с другом о хозяевах и об их делах. Тем более не позволено разговаривать об этом с охраной, слугами и другими людьми — даже с самими хозяевами без их приказа.
Учитель говорил размеренно и холодно, прохаживаясь между нагими коленопреклоненными девушками и помахивая плеткой.
Вдруг он как бы мимоходом, но очень сильно и больно хлестнул по спине Ирину и произнес свою следующую фразу громко и грозно:
— Но одна из вас с первого дня стала нарушать это правило. Сначала она попыталась поделиться с другой рабыней своими предположениями о том, где находится поместье господина Платона. Ее сурово наказали, но этого оказалось недостаточно. Недавно она попыталась добиться подтверждения своих предположений от стражника и выбрала для этого момент, когда она выполняла свой женский долг. Стражник утратил бдительность и получит свое наказание. А эта рабыня будет теперь подвергаться порке дважды в день, утром и вечером — до тех пор, пока господин Платон не продаст ее другому владельцу.