Страница:
Когда Валя нагнулась за ней, возбуждение, вызванное еще поездкой на велосипеде и усугубленное пребыванием в замкнутом пространстве лифта, прорывало ограничители в сознании у Лены.
Раньше она не замечала за собой склонности к лесбиянству. Но где-то глубоко в подсознании что-то такое, как видно, было — как, впрочем, и у большинства женщин.
Лена погладила Валю по бедру и добралась до ее сокровенного места, но тут Валя выпрямилась и повернулась к ней лицом. Взгляд у нее был удивленный.
Лена улыбнулась и попыталась обнять подругу. Валя выскользнула у нее из рук и побежала по одному из мостиков к внешнему кольцу радиусом метров сорок.
Мостик был железный и громыхал в такт шагам. Горячий металл обжигал подошвы.
За внешним кольцом открывалось море. Никаких плавсредств у железного острова не было.
Валя прыгнула в воду внутри кольца. Лена прыгнула за ней, и Валя не стала убегать. Она тоже была возбуждена.
Остров
Дюймовочка как таковая
Матрешка
Раньше она не замечала за собой склонности к лесбиянству. Но где-то глубоко в подсознании что-то такое, как видно, было — как, впрочем, и у большинства женщин.
Лена погладила Валю по бедру и добралась до ее сокровенного места, но тут Валя выпрямилась и повернулась к ней лицом. Взгляд у нее был удивленный.
Лена улыбнулась и попыталась обнять подругу. Валя выскользнула у нее из рук и побежала по одному из мостиков к внешнему кольцу радиусом метров сорок.
Мостик был железный и громыхал в такт шагам. Горячий металл обжигал подошвы.
За внешним кольцом открывалось море. Никаких плавсредств у железного острова не было.
Валя прыгнула в воду внутри кольца. Лена прыгнула за ней, и Валя не стала убегать. Она тоже была возбуждена.
Остров
— А куда мы плывем? — спросила Вероника. До этого она долго и безуспешно пыталась отогнать от себя Аркашу, дабы он не мешал ей загорать. Аркаша огрызался односложными фразами типа «я не мумия». Он намекал на то, что раздевшись догола перед посторонними, Вероника не вправе протестовать против скромных проявлений любви.
У Вероники не было сил для решительных действий, и ей приходилось терпеть оные проявления, которые выражались в форме осторожных поцелуев тела.
Кир был занят судовождением. Прочие мужчины — то есть Гарри и Полбуханки — страдали временной импотенцией и к красоте обнаженной Вероники оставались равнодушны, не говоря уже о мальчишеской фигуре Амиго.
Впрочем, бодрость потихоньку возвращалась в их тела и души. По крайней мере вопль «Земля!», который издал Гарри, увидев что-то твердое на горизонте, вызвал вокруг катера некое подобие цунами.
Это и правда была земля, а именно — коралловый остров и одновременно ответ на вопрос Вероники.
Что может быть круче отдыха на коралловом острове! Катер ткнулся носом в песок. Женька выбросила на берег свои туфельки и первой покинула катер. На берегу росли кокосовые пальмы, летали бабочки кокосовые орехи валялись на земле. Кир изыскал в бесчисленных карманах своих штанов перочинный нож, взрезал орех и угостил всех кокосовым молоком.
— Классика, — оценил эту пищу Аркаша.
— Купаться хочу, — объявила Амиго полезла в воду. Когда она нырнула и не вынырнула, Кир испугался поплыл ее искать. После его взволновался очень и очень, ибо не нашел. Но волнение его потихоньку улетучилось, когда он обнаружил, что может находиться под водой неограниченно долгое время
Он позвал с собой Женьку. Женька застеснялась, и тогда он стащил ее в воду в платье, утянул на глубину и там раздел догола, а одежду выкинул на берег. То есть ему так показалось. На самом деле до берега долетела только юбка, а блузка и нижнее белье по легкости своей упали в воду и начали тихий дрейф в открытое море.
Но Женька об этом и не подозревала. Она любовалась красотами кораллового рифа.
Кир тем временем любовался ее собственной красотой. И любование это не прошло для него бесследно.
Пришлось оставить плавки на произвол судьбы и отвлечь подружку от созерцания рыб и медуз.
Можно поручиться, что такого полового акта до них никто не совершал. На протяжении всей любовной игры — между прочим, достаточно долгой, они не показывались на поверхность.
Во время оргазма Женька любила кричать. Но на этот раз все было сложнее. Для крика в ее легких не было воздуха, и оттого оргазм показался ей особенно восхитительным — был пик блаженства и не было для него выхода, и все блаженство осталось в ней.
Но как говаривала Женька в минуты откровенности, «из всех видов любви для нас важнейшей является французская» И едва порождающий орган Кира восстановил работоспособность, Женька приступила к делу со свойственным ей умением, не знающим границ.
Семя обильной волной выплеснулось за пределы кирова организма, и Женька с наслаждением употребила его в пищу — она не раз называла этот продукт жизнедеятельности мужчины своим любимым напитком.
Очень скоро она почувствовала что-то не то. Что-то непривычное и странное шевелилось у нее во чреве, напоминая о беременности, про которую Женька знала лишь понаслышке. Она стремительно вынырнула на поверхность. Кир вынырнул следом.
— Что такое? — спросил он.
— Кажется, я рожаю, — ответила Женька.
— Ты смеешься или умом рехнулась? — вежливо поинтересовался Кир.
— Сам смотри, — сказала Женька, показывая, куда именно надо смотреть.
Кир посмотрел и свистнул.
— Ой, — произнесла Женька.
Из той части женского тела, которая в Дао Любви именуется нефритовыми воротами, выплыл новый персонаж. Это была живая фигурка ростом сантиметра в полтора, но с пропорциями взрослой девушки. Движения ее были вполне целеустремленными — она плыла брассом в направлении левой Женькиной груди.
Грудь эта находилась под водой, равно как и другая. И из обеих грудей вдруг тончайшей струйкой потекла белая жидкость.
— Ой, — повторила Женька. Она поняла конечную цель путешествия рожденной ею дюймовочки и приблизила к ней свою грудь. Дюймовочка пришвартовалась к соску и поймала ртом бьющую из него струйку молока.
— Гляди, растет, — сказал вдруг Кир, который до этого молча наблюдал за странной сценой и поддерживал Женьку рукой, чтобы та совершала поменьше движений.
Дюймовочка прибавляла по миллиметру в секунду, и Кир мгновенно подсчитал в уме, что через полчаса она достигнет человеческого роста. Но новорожденная обманула его ожидания. Через шестнадцать секунд она оторвалась от соска, потому что поток молока иссяк. В другой груди о иссяк еще раньше. Теперь дюймовочка была ростом чуть больше трех сантиметров, и можно было разглядеть, что фигурой она напоминает Женьку, а лицом больше смахивает на Кира и вообще имеет довольно приятную внешность.
— Езус Мария, — воскликнул Кир. — Рулим к берегу. Женька поплыла к берегу на спине, уложив дюймовочку в ложбинке меж грудей и придерживая ее руками. Сбоку Женьку поддерживал Кир, а ногами они работали оба.
— Приколитесь, — издали крикнул Кир всем остальным, — Женька дочку родила!
— Глюк, — сказал Гарри, еще не зная, в чем собственно, дело.
— А что, хорошее имя, — произнес Полбуханки.
Лайка сунула взгляд в ладони Женьки, где с комфортом разместилась дюймовочка, только что получившая имя Глюк или в полной форме — Галлюцинация.
— Ой, — сказала Лайка, и лицо ее стало умильным и сладким, — Какая хорошенькая!
Галлюцинация что-то ответила, но голос ее был тоньше комариного писка.
— Откуда, — спросила Лайка.
— Отсюда, — Кир похлопал Женьку чуть ниже Венерина холма, и Женька тут же устыдилась своей наготы. Рубашку ей пришлось одолжить у Вероники, которой та была ни к чему не нужна.
На время одевания Женька передоверила дюймовочку Лайке. Галлюцинация, похоже, унаследовала от Женьки стыдливость. Она решила спрятаться от чужих глаз в кармане Лайкиной рубашки, и когда Женька вернулась, дюймовочка оглядывала окрестности, стоя на пачке сигарет и высунув наружу только голову.
Женька вытащила Глюк из кармана и понесла показывать остальным.
— А если тебя голую напоказ выставить, — сказала Лайка ей вслед.
Женька задумалась, прониклась и отдала рубашку Веронике, а сама осталась полуобнаженной.
Кир тем временем объяснял всем, откуда берутся дети. Лайка с надеждой посмотрела на него, но Кир покачал головой и показал глазами на Женьку. Женька была ревнива. Лайка оглядела окрестности. Гарри был наг и бледен. При виде двух нагих девушек и одной полуобнаженной, а также и никогда не знавшей одежды дюймовочки, его детородный орган оставался вял и неподвижен.
Полбуханки был в семейных трусах. Лайка заглянула внутрь и сокрушенно покачала головой.
Оставался Аркаша, который вроде бы задался целью оставить невидимые отпечатки своих губ на каждом квадратном сантиметре тела Вероники. Более никаких действий он не производил. Веронике, судя по выражению ее лица, эти проявления любви были приятны, но лишь чуть-чуть. Они не приводили ее в экстаз и не требовали ответных действий.
Лайка сбросила с себя рубашку и со словами: «Искусство требует жертв», — опустилась рядом с Аркашей, перевернула его на спину и извлекла на свет его знак отличия. С этим все было в порядке — калибром предмет не выделялся, но службу нес исправно.
Лайка хотела получить результат как можно быстрее. Миньет она не любила — однако искусство требует жертв. Закончив дело, Лайка пошутила:
— Циммерман, а где твое обрезание?
Аркаша был еврей с ног и до мозга костей, но его родители были совершенно нерелигиозны и даже не знали, где находится синагога, и остался их сын без главного признака еврейства. К тому же сам он был тайным поклонником дао, а таковым обрезание и вовсе несвойственно.
— Ой, — сказала Лайка, не дождавшись ответа и второпях стягивая трусики.
Она все еще стояла, когда ее дюймовочка выкарабкалась на свет и повисла на волосах, растущих у нефритовых ворот.
Лайка подхватила ее на ладонь и подняла к груди. Эпопея повторилась в точности. Дюймовочка пила молоко четверть минуты и выросла за это время вдвое. Она оказалась чуть пониже Галлюцинации — точно в такой же пропорции, в какой Лайка была ниже Женьки.
— Вылитый Аркаша, — заявил Кир, взглянув на подросшую Лайкину дюймовочку.
— Красивые еврейки с возрастом становятся некрасивыми, — пробормотал Полбуханки с претензией на глубокомыслие и получил от Лайки пощечину левой пяткой.
— Глюк, — отозвался Гарри. Больше всего появлению новой дюймовочки обрадовалась Галлюцинация. Теперь ей было с кем поговорить Новую дюймовочку назвали Евой и вместе с Галлюцинацией пустили путешествовать по телу Вероники. Лайка подсчитала, что общая длина Веры от пяток до макушки составляет 85 дюймовочкиных метров.
Но эта идиллия продолжалась недолго. Амиго вдруг вздумала привести Нику в чувство и потащила ее купаться. Дюймовочек засунули в карман к Лайке, которая снова надела трусики и рубашку.
Освежив Веронику, Амиго вытащила ее на отмель и принялась за эротический массаж.
Больше всего Амиго любила Вероникины груди — не большие и не маленькие, а в самый раз. Наверное, это потому, что у самой Амиго таких не было. Про нее шутили: «Друг Человека грудей не носит».
Груди Вероники Амиго ласкала много раз и всегда приходила в восторг, когда набухали и напрягались ее горячие соски. Но на этот раз случилось нечто, чего никогда раньше не было.
В минуту экстаза сосок Вероники произвел каплю полупрозрачной жидкости. Амиго слизнула ее, и тогда из соска полился целый поток этой жидкости. Она густела и белела на глазах и была она сладкой, жирной, вкусной и возбуждающей.
«Это не молоко», — подумала Амиго, когда поток иссяк.
— Что это было? — спросила Вероника, облизывая вымазанный в таинственной жидкости палец.
— Ой, — ответила Амиго и по прошествии очень короткого времени разразилась непечатной тирадой, означающей крайнюю степень удивления.
У Вероники не было сил для решительных действий, и ей приходилось терпеть оные проявления, которые выражались в форме осторожных поцелуев тела.
Кир был занят судовождением. Прочие мужчины — то есть Гарри и Полбуханки — страдали временной импотенцией и к красоте обнаженной Вероники оставались равнодушны, не говоря уже о мальчишеской фигуре Амиго.
Впрочем, бодрость потихоньку возвращалась в их тела и души. По крайней мере вопль «Земля!», который издал Гарри, увидев что-то твердое на горизонте, вызвал вокруг катера некое подобие цунами.
Это и правда была земля, а именно — коралловый остров и одновременно ответ на вопрос Вероники.
Что может быть круче отдыха на коралловом острове! Катер ткнулся носом в песок. Женька выбросила на берег свои туфельки и первой покинула катер. На берегу росли кокосовые пальмы, летали бабочки кокосовые орехи валялись на земле. Кир изыскал в бесчисленных карманах своих штанов перочинный нож, взрезал орех и угостил всех кокосовым молоком.
— Классика, — оценил эту пищу Аркаша.
— Купаться хочу, — объявила Амиго полезла в воду. Когда она нырнула и не вынырнула, Кир испугался поплыл ее искать. После его взволновался очень и очень, ибо не нашел. Но волнение его потихоньку улетучилось, когда он обнаружил, что может находиться под водой неограниченно долгое время
Он позвал с собой Женьку. Женька застеснялась, и тогда он стащил ее в воду в платье, утянул на глубину и там раздел догола, а одежду выкинул на берег. То есть ему так показалось. На самом деле до берега долетела только юбка, а блузка и нижнее белье по легкости своей упали в воду и начали тихий дрейф в открытое море.
Но Женька об этом и не подозревала. Она любовалась красотами кораллового рифа.
Кир тем временем любовался ее собственной красотой. И любование это не прошло для него бесследно.
Пришлось оставить плавки на произвол судьбы и отвлечь подружку от созерцания рыб и медуз.
Можно поручиться, что такого полового акта до них никто не совершал. На протяжении всей любовной игры — между прочим, достаточно долгой, они не показывались на поверхность.
Во время оргазма Женька любила кричать. Но на этот раз все было сложнее. Для крика в ее легких не было воздуха, и оттого оргазм показался ей особенно восхитительным — был пик блаженства и не было для него выхода, и все блаженство осталось в ней.
Но как говаривала Женька в минуты откровенности, «из всех видов любви для нас важнейшей является французская» И едва порождающий орган Кира восстановил работоспособность, Женька приступила к делу со свойственным ей умением, не знающим границ.
Семя обильной волной выплеснулось за пределы кирова организма, и Женька с наслаждением употребила его в пищу — она не раз называла этот продукт жизнедеятельности мужчины своим любимым напитком.
Очень скоро она почувствовала что-то не то. Что-то непривычное и странное шевелилось у нее во чреве, напоминая о беременности, про которую Женька знала лишь понаслышке. Она стремительно вынырнула на поверхность. Кир вынырнул следом.
— Что такое? — спросил он.
— Кажется, я рожаю, — ответила Женька.
— Ты смеешься или умом рехнулась? — вежливо поинтересовался Кир.
— Сам смотри, — сказала Женька, показывая, куда именно надо смотреть.
Кир посмотрел и свистнул.
— Ой, — произнесла Женька.
Из той части женского тела, которая в Дао Любви именуется нефритовыми воротами, выплыл новый персонаж. Это была живая фигурка ростом сантиметра в полтора, но с пропорциями взрослой девушки. Движения ее были вполне целеустремленными — она плыла брассом в направлении левой Женькиной груди.
Грудь эта находилась под водой, равно как и другая. И из обеих грудей вдруг тончайшей струйкой потекла белая жидкость.
— Ой, — повторила Женька. Она поняла конечную цель путешествия рожденной ею дюймовочки и приблизила к ней свою грудь. Дюймовочка пришвартовалась к соску и поймала ртом бьющую из него струйку молока.
— Гляди, растет, — сказал вдруг Кир, который до этого молча наблюдал за странной сценой и поддерживал Женьку рукой, чтобы та совершала поменьше движений.
Дюймовочка прибавляла по миллиметру в секунду, и Кир мгновенно подсчитал в уме, что через полчаса она достигнет человеческого роста. Но новорожденная обманула его ожидания. Через шестнадцать секунд она оторвалась от соска, потому что поток молока иссяк. В другой груди о иссяк еще раньше. Теперь дюймовочка была ростом чуть больше трех сантиметров, и можно было разглядеть, что фигурой она напоминает Женьку, а лицом больше смахивает на Кира и вообще имеет довольно приятную внешность.
— Езус Мария, — воскликнул Кир. — Рулим к берегу. Женька поплыла к берегу на спине, уложив дюймовочку в ложбинке меж грудей и придерживая ее руками. Сбоку Женьку поддерживал Кир, а ногами они работали оба.
— Приколитесь, — издали крикнул Кир всем остальным, — Женька дочку родила!
— Глюк, — сказал Гарри, еще не зная, в чем собственно, дело.
— А что, хорошее имя, — произнес Полбуханки.
Лайка сунула взгляд в ладони Женьки, где с комфортом разместилась дюймовочка, только что получившая имя Глюк или в полной форме — Галлюцинация.
— Ой, — сказала Лайка, и лицо ее стало умильным и сладким, — Какая хорошенькая!
Галлюцинация что-то ответила, но голос ее был тоньше комариного писка.
— Откуда, — спросила Лайка.
— Отсюда, — Кир похлопал Женьку чуть ниже Венерина холма, и Женька тут же устыдилась своей наготы. Рубашку ей пришлось одолжить у Вероники, которой та была ни к чему не нужна.
На время одевания Женька передоверила дюймовочку Лайке. Галлюцинация, похоже, унаследовала от Женьки стыдливость. Она решила спрятаться от чужих глаз в кармане Лайкиной рубашки, и когда Женька вернулась, дюймовочка оглядывала окрестности, стоя на пачке сигарет и высунув наружу только голову.
Женька вытащила Глюк из кармана и понесла показывать остальным.
— А если тебя голую напоказ выставить, — сказала Лайка ей вслед.
Женька задумалась, прониклась и отдала рубашку Веронике, а сама осталась полуобнаженной.
Кир тем временем объяснял всем, откуда берутся дети. Лайка с надеждой посмотрела на него, но Кир покачал головой и показал глазами на Женьку. Женька была ревнива. Лайка оглядела окрестности. Гарри был наг и бледен. При виде двух нагих девушек и одной полуобнаженной, а также и никогда не знавшей одежды дюймовочки, его детородный орган оставался вял и неподвижен.
Полбуханки был в семейных трусах. Лайка заглянула внутрь и сокрушенно покачала головой.
Оставался Аркаша, который вроде бы задался целью оставить невидимые отпечатки своих губ на каждом квадратном сантиметре тела Вероники. Более никаких действий он не производил. Веронике, судя по выражению ее лица, эти проявления любви были приятны, но лишь чуть-чуть. Они не приводили ее в экстаз и не требовали ответных действий.
Лайка сбросила с себя рубашку и со словами: «Искусство требует жертв», — опустилась рядом с Аркашей, перевернула его на спину и извлекла на свет его знак отличия. С этим все было в порядке — калибром предмет не выделялся, но службу нес исправно.
Лайка хотела получить результат как можно быстрее. Миньет она не любила — однако искусство требует жертв. Закончив дело, Лайка пошутила:
— Циммерман, а где твое обрезание?
Аркаша был еврей с ног и до мозга костей, но его родители были совершенно нерелигиозны и даже не знали, где находится синагога, и остался их сын без главного признака еврейства. К тому же сам он был тайным поклонником дао, а таковым обрезание и вовсе несвойственно.
— Ой, — сказала Лайка, не дождавшись ответа и второпях стягивая трусики.
Она все еще стояла, когда ее дюймовочка выкарабкалась на свет и повисла на волосах, растущих у нефритовых ворот.
Лайка подхватила ее на ладонь и подняла к груди. Эпопея повторилась в точности. Дюймовочка пила молоко четверть минуты и выросла за это время вдвое. Она оказалась чуть пониже Галлюцинации — точно в такой же пропорции, в какой Лайка была ниже Женьки.
— Вылитый Аркаша, — заявил Кир, взглянув на подросшую Лайкину дюймовочку.
— Красивые еврейки с возрастом становятся некрасивыми, — пробормотал Полбуханки с претензией на глубокомыслие и получил от Лайки пощечину левой пяткой.
— Глюк, — отозвался Гарри. Больше всего появлению новой дюймовочки обрадовалась Галлюцинация. Теперь ей было с кем поговорить Новую дюймовочку назвали Евой и вместе с Галлюцинацией пустили путешествовать по телу Вероники. Лайка подсчитала, что общая длина Веры от пяток до макушки составляет 85 дюймовочкиных метров.
Но эта идиллия продолжалась недолго. Амиго вдруг вздумала привести Нику в чувство и потащила ее купаться. Дюймовочек засунули в карман к Лайке, которая снова надела трусики и рубашку.
Освежив Веронику, Амиго вытащила ее на отмель и принялась за эротический массаж.
Больше всего Амиго любила Вероникины груди — не большие и не маленькие, а в самый раз. Наверное, это потому, что у самой Амиго таких не было. Про нее шутили: «Друг Человека грудей не носит».
Груди Вероники Амиго ласкала много раз и всегда приходила в восторг, когда набухали и напрягались ее горячие соски. Но на этот раз случилось нечто, чего никогда раньше не было.
В минуту экстаза сосок Вероники произвел каплю полупрозрачной жидкости. Амиго слизнула ее, и тогда из соска полился целый поток этой жидкости. Она густела и белела на глазах и была она сладкой, жирной, вкусной и возбуждающей.
«Это не молоко», — подумала Амиго, когда поток иссяк.
— Что это было? — спросила Вероника, облизывая вымазанный в таинственной жидкости палец.
— Ой, — ответила Амиго и по прошествии очень короткого времени разразилась непечатной тирадой, означающей крайнюю степень удивления.
Дюймовочка как таковая
Лена раньше не испытывала склонности к лесбийской любви, но почему-то девушка в платье без пояса выглядит до странности соблазнительно, и это платье ужасно хочется с нее снять.
Да к тому же есть повод — круглый бассейн с фонтаном посередине.
Сюда привел лабиринт, который начинался от седьмого малого зеркала справа от входа в Зеркальный зал с зазеркальной стороны. Четыре Лены — Алена, Алька, Эл и Хелен — сняли платья и бикини, спрыгнули в бассейн и бросились к сердцу фонтана. Фонтанов вокруг было много, но этот — самый большой. Девичьи шалости даже в голом виде далеко не всегда приводят к лесбиянству. Но случается, что и приводят. Женское тело — сплошная эрогенная зона, и если долго тормошить его — все равно, мужскими или женскими руками — рано или поздно захочется чего-то большего.
— Ну что ты делаешь, — шептала Хелен Альке сквозь шум воды, когда та терлась щеками о ее груди.
— Какой разврат! — восклицала Эл, когда Алена изображала грудного ребенка. — Это же онанизм, любить саму себя.
Лактоид брызнул почти одновременно, и две дюймовочки явились на свет с промежутком в несколько секунд.
Каждая из них ровно семнадцать мгновений кушала мамино молоко и по окончании этого процесса имела рост 34 миллиметра.
Каждая из них была как две капли воды похожа на Лену Васильеву, уменьшенную ровно в пятьдесят раз.
— Клонинги, — констатировала Алена.
— Я тоже хочу, — сказала Хелен.
Через четверть часа дюймовочек стало четыре. Две из них были правосторонними, одна — левосторонней и еще одна вроде бы двусторонней, ибо она с одинаковой энергией жестикулировала обеими руками.
В остальном трое из них были одинаковы. Четвертую Хелен из научного интереса отстранила от груди раньше срока, чтобы посмотреть, что будет.
Молоко из белого стало прозрачным, а потом перестало течь и больше не появилось. Через некоторое время кормление начала Эл, и Хелен поднесла свою дюймовочку к ее свободной груди. Молочко оттуда текло, дюймовочка его пила, но не выросла больше ни на миллиметр и осталась на полсантиметра меньше сводных сестер.
Дюймовочки Элли, Хелли, Алли и Ли очень скоро проявили неподдельный интерес к эротической стороне жизни. Эл, Алена, Алька и Хелен смотрели это кино с восторженными комментариями — в конце концов не каждый день трехсантиметровые девушки занимаются лесбийской любовью у тебя на ладони.
А картина повторялась с уменьшением в пятьдесят раз — в пространстве, но не во времени. И похоже, у дюймовочек тоже стали рождаться дети. Только их было трудно разглядеть — ведь при рождении они имели рост в три миллиметра, а после кормления вырастали максимум вдвое.
— Это становится опасным, — сказала Алена. — Интересно, а если внуки родят правнуков, они смогут душить микробов голыми руками? — поинтересовалась Алька. — А здесь есть микробы? — усомнилась Алена. — Микробы есть везде, — ответила Эл — Так не бывает, сказала Хелен. Она имела в виду не микробов, а бесконечное уменьшение дюймовочек. — Здесь все бывает, — заметила Эл, имя в виду вообще все. Лена сама по себе была девушка умная и как раз в этом году в очередной раз собиралась поступать в медицинский институт, так что она кое-что понимала и в химии, и в биологии. Так что Хелен могла с полным основанием сказать, что так не бывает. Не может быть человек ростом с микроба, потому что микроб — существо одноклеточное, а человек при всех своих недостатках — очень даже многоклеточный.
Но и Эл тоже была права.
— Смотри. Они ведь разумные, да? — она показала на занятых своими делами дюймовочек на парапете фонтана.
— Ну, — сказала Хелен.
— А бывают разумные существа ростом в три сантиметра? У них же на разум никаких клеток не хватит.
Но Лена сама по себе помимо науки любила также научную фантастику.
— Может, нейтринные системы? — задумчиво произнесла Алька.
— Нейтринные системы, — повторила за ней Эл. — «Солярис». Хари.
Она схватила свое платье и, порывшись в его складках, извлекла на свет божий иголку с ниткой. Этой иголкой она безжалостно пробороздила себе палец. Чего не сделаешь ради научного эксперимента.
Брызнула кровь из разорванных капилляров. Потекла немного и свернулась, как и положено крови всякого, кто не страдает гемофилией. Эл некоторое время пристально вглядывалась в ранку, а потом сказала:
— Не получается.
— Микроскоп бы, — сказала Алька.
Микроскопа не было. Поэтому Лены принялись наблюдать за жизнью своих дюймовочек невооруженным глазом. Дюймовочки жестами показали мамам, что намерены спрыгнуть в воду, но вряд ли смогут сами выбраться обратно.
— Поможем, — сказала Алена, и дюймовочки обрадованно замахали руками и попрыгали в воду — похоже, вместе со своими детьми. Выбраться на внешний мраморный парапет они действительно без посторонней помощи не могли. Зато фонтан в виде громадного букета цветов и плодов, предоставлял неограниченные возможности. Его нижняя часть полностью уходила под воду, а по резным стеблям листикам и лепесткам даже дюймовочки могли добраться хоть до самой вершины. К тому же эти листья и букеты могли служить дюймовочкам чем-то вроде навесов и пещер, где можно скрыться и от струй фонтана, и от любых опасностей.
Дюймовочки опять-таки жестам показали, что хотят здесь остаться и заняться самым откровенным разгулом и развратом, а материнских взглядов стесняются просят своих горячо любимых мам заняться аналогичным делом где-нибудь в другом месте.
Мамы послушно отошли в сторону и приступили к новым экспериментам.
Из-за экспериментального характера новых любовных упражнений они долго не могли достигнуть нужного результата, однако в конце концов стихия возбуждения пересилила разум и молочко забило фонтаном.
Эл вовсе не допустила новорожденную дюймовочек к груди. Та ничуть не обиделась и не испугалась за свое будущее. Молочко немного потекло и перестало, а дюймовочка сохранила рост в семнадцать миллиметров. Эл отмерила этот рост на нитке и завязала два узелка. Она, впрочем, не могла точно знать, что это именно 17 миллиметров, но заподозрила, что это именно так, поскольку ее собственный рост составлял метр семьдесят.
Теперь Эл ждала, когда Хелен родит свою дюймовочку и выкормит ее до максимума, чтобы точно узнать, насколько та вырастет.
Во время кормления она считала секунды. Семнадцать секунд прошли, но молоко у Хелен не иссякло. Родник высох лишь на 51-й секунде.
Лена давно научилась точно отмерять секунды в уме, считая собственный пульс. Эл измерила ниткой дюймовочку Хелен и обнаружила, что та ровно в четыре раза больше ее собственной.
— Интересно, — сказала она. Эта выросла вдвое больше первых. — Вторая потому что. — ответила на это Хелен и была права. Полуторасантиметровая малышка тут же потянулась к семисантиметровой и принялась о чем-то разговаривать с ней. Слова Хелли Большой можно было расслышать и разобрать. Похоже, они тоже собрались ставить опыт.
И верно — маленькая принялась ласкать большую и играть с ее грудями, а потом прильнула к ее соску. После этого она, похоже, родила свою дюймовочку и стала ее кормить, но увидеть это потомство невооруженным глазом так и не удалось.
Вскоре большая принялась ласкать маленькую. Лены сгрудились над ними, созерцая это увлекательное действо.
Грудь маленькой помещалась в рот большой чуть ли не целиком, и это явно приводило их обеих в неописуемый восторг, который в свою очередь приблизил оргазм.
Увидеть микродюймовочку Хелли тоже было непросто — она родилась ростом меньше миллиметра. Но потребив 17-секундную порцию молочка, эта дюймовочка выросла вдвое, доросла до полутора миллиметров и стала хорошо видна невооруженным глазом.
— А ну проверим, — скомандовала Эл и поцеловала в губы Хелен, одновременно касаясь рукой ее гениталий. Это был лучший способ возбудить Хелен, как, впрочем, и Эл, и Лену, как таковую.
К груди Хелен Эл перешла немного погодя, когда соски ее стали обжигающе горячими и набухшими.
Элли Третья родилась 17-миллиметровой, как и ее сестры, но молочко пила целых две минуты и увеличилась за это время в восемь раз.
— Отлично, — сказала Эл, передоверила дюймовочку Хелен и обернулась к Алене.
Та несколько минут назад кончила выкармливать свою семисантиметровую дюймовочку, и теперь могла послужить оплодотворительницей.
Следующая дюймовочка кормилась 255 секунд и вытянулась на 27 сантиметров.
«Получится или нет?» — подумала Эл, лизнув живое и вместе с тем какое-то кукольное тельце языком. Дюймовочка зажмурилась от удовольствия.
Получилось — 27-сантиметровая Элли Четвертая пришла в бурный экстаз от интимного общения с родительницей и подарила ей драгоценные капли оплодотворяющего лактоида.
Элли Пятая родилась 17-миллиметровой. Рост оплодотворителя явно не влиял на размер потомства. Все дюймовочки при рождении были ровно в сто раз меньше матерей. А на что влиял оплодотворитель, сказать было вообще трудно из-за генетического тождества его с матерью.
Хотя — от оплодотворителя вроде бы зависело, лево— или правосторонней будет дюймовочка. То есть иногда зависело, а иногда нет.
Тут у Эл возникла еще одна догадка, и она тотчас же ее проверила. Эл не давала вслух имени Элли Четвертой, и теперь спросила ее:
— Как тебя зовут? — Эл, — пискнула в ответ дюймовочка, но тут же осеклась и уже менее уверенно добавила, — Алена, Лена. Вот почему они с рождения имеют полноценный разум. Они соединяют в себе половинки разума обоих родителей. А поскольку в данном случае родители идентичны между собой, но имеют разные имена, именно с именами и возникает путаница.
Эл с трудом дождалась, пока кончит кормиться Элли Пятая. Та доросла до 54 сантиметров и была ростом с новорожденного ребенка, при всех пропорциях и формах двадцатилетней девушки.
— Тебя как зовут? — спросила у нее Эл. — А как назовешь, — ответила дюймовочка. Захохотали все — и большие, и маленькие, и сама Элли Пятая тоже рассмеялась своим словам. Эл решила довести эксперимент до конца.
Она родила Элли Шестую, но выкармливать ее не стала, а сразу занялась Элли Седьмой — именно седьмую можно было дорастить до нормального роста и даже более того.
Но более того Эл до поры до времени делать не решилась. Вернее, ее остановила Алена, сказав:
— Только не надо гигантов. Это опасно Чтобы выкормить Элли Седьмую до нормального человеческого роста, понадобилось чуть больше двадцати восьми минут. Эл даже утомилась и вздохнула с облегчением, когда, сравнив ладонь дочери со своей, обнаружила, что они одинаковы.
— Ну хватит, хватит, — Эл отстранила Элли от своей груди и поцеловала ее в губы.
— Мама! — сказала Элли и обняла родившую ее. Теперь Лен нормального роста стало пять. Дюймовочки в это время плодились и размножались вовсю, и Алька подала идею, что отсюда лучше поскорее уйти, а то придется наступать на собственное потомство.
Ушли они впятером. Четверо были в платьях, а пятой пришлось довольствоваться переходящим поясом. Уходя, Эл вспомнила о своем порезанном пальце. Оказалось, что он зажил, не оставив ни малейшего следа пореза. Зажил всего за пару часов.
Да к тому же есть повод — круглый бассейн с фонтаном посередине.
Сюда привел лабиринт, который начинался от седьмого малого зеркала справа от входа в Зеркальный зал с зазеркальной стороны. Четыре Лены — Алена, Алька, Эл и Хелен — сняли платья и бикини, спрыгнули в бассейн и бросились к сердцу фонтана. Фонтанов вокруг было много, но этот — самый большой. Девичьи шалости даже в голом виде далеко не всегда приводят к лесбиянству. Но случается, что и приводят. Женское тело — сплошная эрогенная зона, и если долго тормошить его — все равно, мужскими или женскими руками — рано или поздно захочется чего-то большего.
— Ну что ты делаешь, — шептала Хелен Альке сквозь шум воды, когда та терлась щеками о ее груди.
— Какой разврат! — восклицала Эл, когда Алена изображала грудного ребенка. — Это же онанизм, любить саму себя.
Лактоид брызнул почти одновременно, и две дюймовочки явились на свет с промежутком в несколько секунд.
Каждая из них ровно семнадцать мгновений кушала мамино молоко и по окончании этого процесса имела рост 34 миллиметра.
Каждая из них была как две капли воды похожа на Лену Васильеву, уменьшенную ровно в пятьдесят раз.
— Клонинги, — констатировала Алена.
— Я тоже хочу, — сказала Хелен.
Через четверть часа дюймовочек стало четыре. Две из них были правосторонними, одна — левосторонней и еще одна вроде бы двусторонней, ибо она с одинаковой энергией жестикулировала обеими руками.
В остальном трое из них были одинаковы. Четвертую Хелен из научного интереса отстранила от груди раньше срока, чтобы посмотреть, что будет.
Молоко из белого стало прозрачным, а потом перестало течь и больше не появилось. Через некоторое время кормление начала Эл, и Хелен поднесла свою дюймовочку к ее свободной груди. Молочко оттуда текло, дюймовочка его пила, но не выросла больше ни на миллиметр и осталась на полсантиметра меньше сводных сестер.
Дюймовочки Элли, Хелли, Алли и Ли очень скоро проявили неподдельный интерес к эротической стороне жизни. Эл, Алена, Алька и Хелен смотрели это кино с восторженными комментариями — в конце концов не каждый день трехсантиметровые девушки занимаются лесбийской любовью у тебя на ладони.
А картина повторялась с уменьшением в пятьдесят раз — в пространстве, но не во времени. И похоже, у дюймовочек тоже стали рождаться дети. Только их было трудно разглядеть — ведь при рождении они имели рост в три миллиметра, а после кормления вырастали максимум вдвое.
— Это становится опасным, — сказала Алена. — Интересно, а если внуки родят правнуков, они смогут душить микробов голыми руками? — поинтересовалась Алька. — А здесь есть микробы? — усомнилась Алена. — Микробы есть везде, — ответила Эл — Так не бывает, сказала Хелен. Она имела в виду не микробов, а бесконечное уменьшение дюймовочек. — Здесь все бывает, — заметила Эл, имя в виду вообще все. Лена сама по себе была девушка умная и как раз в этом году в очередной раз собиралась поступать в медицинский институт, так что она кое-что понимала и в химии, и в биологии. Так что Хелен могла с полным основанием сказать, что так не бывает. Не может быть человек ростом с микроба, потому что микроб — существо одноклеточное, а человек при всех своих недостатках — очень даже многоклеточный.
Но и Эл тоже была права.
— Смотри. Они ведь разумные, да? — она показала на занятых своими делами дюймовочек на парапете фонтана.
— Ну, — сказала Хелен.
— А бывают разумные существа ростом в три сантиметра? У них же на разум никаких клеток не хватит.
Но Лена сама по себе помимо науки любила также научную фантастику.
— Может, нейтринные системы? — задумчиво произнесла Алька.
— Нейтринные системы, — повторила за ней Эл. — «Солярис». Хари.
Она схватила свое платье и, порывшись в его складках, извлекла на свет божий иголку с ниткой. Этой иголкой она безжалостно пробороздила себе палец. Чего не сделаешь ради научного эксперимента.
Брызнула кровь из разорванных капилляров. Потекла немного и свернулась, как и положено крови всякого, кто не страдает гемофилией. Эл некоторое время пристально вглядывалась в ранку, а потом сказала:
— Не получается.
— Микроскоп бы, — сказала Алька.
Микроскопа не было. Поэтому Лены принялись наблюдать за жизнью своих дюймовочек невооруженным глазом. Дюймовочки жестами показали мамам, что намерены спрыгнуть в воду, но вряд ли смогут сами выбраться обратно.
— Поможем, — сказала Алена, и дюймовочки обрадованно замахали руками и попрыгали в воду — похоже, вместе со своими детьми. Выбраться на внешний мраморный парапет они действительно без посторонней помощи не могли. Зато фонтан в виде громадного букета цветов и плодов, предоставлял неограниченные возможности. Его нижняя часть полностью уходила под воду, а по резным стеблям листикам и лепесткам даже дюймовочки могли добраться хоть до самой вершины. К тому же эти листья и букеты могли служить дюймовочкам чем-то вроде навесов и пещер, где можно скрыться и от струй фонтана, и от любых опасностей.
Дюймовочки опять-таки жестам показали, что хотят здесь остаться и заняться самым откровенным разгулом и развратом, а материнских взглядов стесняются просят своих горячо любимых мам заняться аналогичным делом где-нибудь в другом месте.
Мамы послушно отошли в сторону и приступили к новым экспериментам.
Из-за экспериментального характера новых любовных упражнений они долго не могли достигнуть нужного результата, однако в конце концов стихия возбуждения пересилила разум и молочко забило фонтаном.
Эл вовсе не допустила новорожденную дюймовочек к груди. Та ничуть не обиделась и не испугалась за свое будущее. Молочко немного потекло и перестало, а дюймовочка сохранила рост в семнадцать миллиметров. Эл отмерила этот рост на нитке и завязала два узелка. Она, впрочем, не могла точно знать, что это именно 17 миллиметров, но заподозрила, что это именно так, поскольку ее собственный рост составлял метр семьдесят.
Теперь Эл ждала, когда Хелен родит свою дюймовочку и выкормит ее до максимума, чтобы точно узнать, насколько та вырастет.
Во время кормления она считала секунды. Семнадцать секунд прошли, но молоко у Хелен не иссякло. Родник высох лишь на 51-й секунде.
Лена давно научилась точно отмерять секунды в уме, считая собственный пульс. Эл измерила ниткой дюймовочку Хелен и обнаружила, что та ровно в четыре раза больше ее собственной.
— Интересно, — сказала она. Эта выросла вдвое больше первых. — Вторая потому что. — ответила на это Хелен и была права. Полуторасантиметровая малышка тут же потянулась к семисантиметровой и принялась о чем-то разговаривать с ней. Слова Хелли Большой можно было расслышать и разобрать. Похоже, они тоже собрались ставить опыт.
И верно — маленькая принялась ласкать большую и играть с ее грудями, а потом прильнула к ее соску. После этого она, похоже, родила свою дюймовочку и стала ее кормить, но увидеть это потомство невооруженным глазом так и не удалось.
Вскоре большая принялась ласкать маленькую. Лены сгрудились над ними, созерцая это увлекательное действо.
Грудь маленькой помещалась в рот большой чуть ли не целиком, и это явно приводило их обеих в неописуемый восторг, который в свою очередь приблизил оргазм.
Увидеть микродюймовочку Хелли тоже было непросто — она родилась ростом меньше миллиметра. Но потребив 17-секундную порцию молочка, эта дюймовочка выросла вдвое, доросла до полутора миллиметров и стала хорошо видна невооруженным глазом.
— А ну проверим, — скомандовала Эл и поцеловала в губы Хелен, одновременно касаясь рукой ее гениталий. Это был лучший способ возбудить Хелен, как, впрочем, и Эл, и Лену, как таковую.
К груди Хелен Эл перешла немного погодя, когда соски ее стали обжигающе горячими и набухшими.
Элли Третья родилась 17-миллиметровой, как и ее сестры, но молочко пила целых две минуты и увеличилась за это время в восемь раз.
— Отлично, — сказала Эл, передоверила дюймовочку Хелен и обернулась к Алене.
Та несколько минут назад кончила выкармливать свою семисантиметровую дюймовочку, и теперь могла послужить оплодотворительницей.
Следующая дюймовочка кормилась 255 секунд и вытянулась на 27 сантиметров.
«Получится или нет?» — подумала Эл, лизнув живое и вместе с тем какое-то кукольное тельце языком. Дюймовочка зажмурилась от удовольствия.
Получилось — 27-сантиметровая Элли Четвертая пришла в бурный экстаз от интимного общения с родительницей и подарила ей драгоценные капли оплодотворяющего лактоида.
Элли Пятая родилась 17-миллиметровой. Рост оплодотворителя явно не влиял на размер потомства. Все дюймовочки при рождении были ровно в сто раз меньше матерей. А на что влиял оплодотворитель, сказать было вообще трудно из-за генетического тождества его с матерью.
Хотя — от оплодотворителя вроде бы зависело, лево— или правосторонней будет дюймовочка. То есть иногда зависело, а иногда нет.
Тут у Эл возникла еще одна догадка, и она тотчас же ее проверила. Эл не давала вслух имени Элли Четвертой, и теперь спросила ее:
— Как тебя зовут? — Эл, — пискнула в ответ дюймовочка, но тут же осеклась и уже менее уверенно добавила, — Алена, Лена. Вот почему они с рождения имеют полноценный разум. Они соединяют в себе половинки разума обоих родителей. А поскольку в данном случае родители идентичны между собой, но имеют разные имена, именно с именами и возникает путаница.
Эл с трудом дождалась, пока кончит кормиться Элли Пятая. Та доросла до 54 сантиметров и была ростом с новорожденного ребенка, при всех пропорциях и формах двадцатилетней девушки.
— Тебя как зовут? — спросила у нее Эл. — А как назовешь, — ответила дюймовочка. Захохотали все — и большие, и маленькие, и сама Элли Пятая тоже рассмеялась своим словам. Эл решила довести эксперимент до конца.
Она родила Элли Шестую, но выкармливать ее не стала, а сразу занялась Элли Седьмой — именно седьмую можно было дорастить до нормального роста и даже более того.
Но более того Эл до поры до времени делать не решилась. Вернее, ее остановила Алена, сказав:
— Только не надо гигантов. Это опасно Чтобы выкормить Элли Седьмую до нормального человеческого роста, понадобилось чуть больше двадцати восьми минут. Эл даже утомилась и вздохнула с облегчением, когда, сравнив ладонь дочери со своей, обнаружила, что они одинаковы.
— Ну хватит, хватит, — Эл отстранила Элли от своей груди и поцеловала ее в губы.
— Мама! — сказала Элли и обняла родившую ее. Теперь Лен нормального роста стало пять. Дюймовочки в это время плодились и размножались вовсю, и Алька подала идею, что отсюда лучше поскорее уйти, а то придется наступать на собственное потомство.
Ушли они впятером. Четверо были в платьях, а пятой пришлось довольствоваться переходящим поясом. Уходя, Эл вспомнила о своем порезанном пальце. Оказалось, что он зажил, не оставив ни малейшего следа пореза. Зажил всего за пару часов.
Матрешка
Под синим небом среди синего моря на железном острове с лифтом посередине Лена создавала матрешку из дюймовочек. Валя и Анти проявляли абсолютную покорность, когда Лена раз за разом получала от них необходимый генетически материал. Они изнемогали от любви.
Секрет роста Лена узнала случайно, когда после первой дюймовочки, рожденной от Вали, родила еще одну — от Анти. А узнав этот секрет, она с размахом пустила его в дело. Готовые дюймовочки разного калибра чинно сидели на внешнем кольце и беседовали друг с другом. Было их уже восемь штук. Восьмую пришлось выкармливать почти час, и она вымахала до 432 сантиметров. Для дюймовочки это было, пожалуй, многовато, но слово не воробей.
Выкармливать следующих Лена уже не могла, а увидеть их хотела, и потому поручила процесс Дюймовочке Восьмой и Седьмой соответственно. Седьмая (216 сантиметров) оплодотворяла, а Восьмая рождала и выкармливала. Ей пришлось сделать семь черновых фигур, которые тоже были живыми, красивыми, разумными и любвеобильными и тут же подружились с соразмерными себе дочерьми Лены.
Все они были похожи одновременно на Лену с Валей и имели сдвоенный разум. При этом все они были разными, как бывают разными родные сестры. Впрочем, к родным теперь добавились еще и двоюродные.
Родные и двоюродные сестры принялись знакомиться, беседовать и любить друг друга, и стройность матрешки сразу нарушилась. Впрочем, Лена уже не думала о матрешке. У нее созрел новый план — вырастить фигуру, для которой это море будет даже не по колено, а еще мельче, и с ее помощью добраться до берега.
Валю и Анти эти действия привели в окончательный транс, но Лена уверенно руководила великаншами, и те старательно порождали и выкармливали гигантов. Но для этого приходилось сначала рождать по несколько разнокалиберных побочных экземпляров. Их, как правило, не выкармливали, чтобы не слишком загромождать железный остров, на котором и так уже стало тесновато.
Для гигантов сам остров был маловат, и им приходилось тусоваться в открытом море. Впрочем, большой проблемы в этом не было
— ведь великанши (как и дюймовочки, и прародительницы тех и других) не испытывали потребности в воздухе, еде и сне.
Потребность в сне стали вдруг испытывать Валя и Анти, но не от усталости, а потому что после появления на свет 65-метровой красавицы им очень захотелось закрыть глаза.
Девушка ростом 550 метров смогла встать на дно, подняв голову над водой. Голова эта имела в высоту метров 80. По идее ее дыхание должно было создавать некое подобие бури для существ размером с Лену, но ничего подобного не происходило, хотя голова делала вдохи и выдохи.
Обратив на это внимание, Лена мимоходом провела эксперимент. Она дохнула на какую-то полусантиметровую дюймовочку, оказавшуюся поблизости. По идее это должно было сдуть малютку с насиженного места, но на самом деле не колыхнулись даже волосы на ее голове. Тогда Лена дунула посильнее. Это дуновение должно было показаться малютке ураганом, но оказалось лишь ветерком, слегка растрепавшим пряди волос.
Секрет роста Лена узнала случайно, когда после первой дюймовочки, рожденной от Вали, родила еще одну — от Анти. А узнав этот секрет, она с размахом пустила его в дело. Готовые дюймовочки разного калибра чинно сидели на внешнем кольце и беседовали друг с другом. Было их уже восемь штук. Восьмую пришлось выкармливать почти час, и она вымахала до 432 сантиметров. Для дюймовочки это было, пожалуй, многовато, но слово не воробей.
Выкармливать следующих Лена уже не могла, а увидеть их хотела, и потому поручила процесс Дюймовочке Восьмой и Седьмой соответственно. Седьмая (216 сантиметров) оплодотворяла, а Восьмая рождала и выкармливала. Ей пришлось сделать семь черновых фигур, которые тоже были живыми, красивыми, разумными и любвеобильными и тут же подружились с соразмерными себе дочерьми Лены.
Все они были похожи одновременно на Лену с Валей и имели сдвоенный разум. При этом все они были разными, как бывают разными родные сестры. Впрочем, к родным теперь добавились еще и двоюродные.
Родные и двоюродные сестры принялись знакомиться, беседовать и любить друг друга, и стройность матрешки сразу нарушилась. Впрочем, Лена уже не думала о матрешке. У нее созрел новый план — вырастить фигуру, для которой это море будет даже не по колено, а еще мельче, и с ее помощью добраться до берега.
Валю и Анти эти действия привели в окончательный транс, но Лена уверенно руководила великаншами, и те старательно порождали и выкармливали гигантов. Но для этого приходилось сначала рождать по несколько разнокалиберных побочных экземпляров. Их, как правило, не выкармливали, чтобы не слишком загромождать железный остров, на котором и так уже стало тесновато.
Для гигантов сам остров был маловат, и им приходилось тусоваться в открытом море. Впрочем, большой проблемы в этом не было
— ведь великанши (как и дюймовочки, и прародительницы тех и других) не испытывали потребности в воздухе, еде и сне.
Потребность в сне стали вдруг испытывать Валя и Анти, но не от усталости, а потому что после появления на свет 65-метровой красавицы им очень захотелось закрыть глаза.
Девушка ростом 550 метров смогла встать на дно, подняв голову над водой. Голова эта имела в высоту метров 80. По идее ее дыхание должно было создавать некое подобие бури для существ размером с Лену, но ничего подобного не происходило, хотя голова делала вдохи и выдохи.
Обратив на это внимание, Лена мимоходом провела эксперимент. Она дохнула на какую-то полусантиметровую дюймовочку, оказавшуюся поблизости. По идее это должно было сдуть малютку с насиженного места, но на самом деле не колыхнулись даже волосы на ее голове. Тогда Лена дунула посильнее. Это дуновение должно было показаться малютке ураганом, но оказалось лишь ветерком, слегка растрепавшим пряди волос.