– Нет, не убедительно… – переколола тетушка шпильку в своей прическе.
– Обрати внимание: следы борьбы отсутствуют, здесь никто не выяснял отношений… А насчет шарфа ты уверена? Может, это был похожий шарф?
– Стопроцентную гарантию дать не могу, но расцветка такая же: сине-зеленая шотландская клетка. Вероятность совпадения очень мала…
По-моему, пора вызывать милицию, – спохватилась я.
– Подожди, – разгладила баба Вера артритными пальцами полу халатика, грозное оружие лежало у нее на коленях. – Во-первых, факт убийства не доказан. Вдруг лицо кавказской национальности не умерло, а встало и ушло.
– Помыло пол, чтобы хозяева не сердились, и прихватило молоток для мести обидчику… – насмешливо высказалась я.
– Не перебивай… Во-вторых, рассказать нам все равно нечего. Милиция не любит, когда ее беспокоят по пустякам. Истории об утерянных трупах не ценятся работниками правопорядка. А если нам и поверят, то заподозрят в первую очередь: у нас есть ключ от квартиры. В-третьих, у Любаши будут неприятности… В-четвертых, ты будешь главным свидетелем, а свидетелей обычно убирают, от них сплошные несчастья.
Мне стало совсем тоскливо.
– Не реви, что-нибудь придумаем… – баба Вера подперла голову кулачком и задумалась. – Расскажи, как было дело, с самого начала.
– Я вошла, включила свет в комнате, увидела тело и убежала. Все.
– Нет, не так! Подробно!
– На лестничной площадке было темно, – послушно стала я вспоминать. – Ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Дверь, наконец, открылась, я вошла в коридор, включила свет. Все было в порядке. В углу стояла метла.
Затем я дошла до комнаты и щелкнула выключателем. Свет вспыхнул. Я увидела тело и бросилась бежать. Ну, как?
– Какие-нибудь посторонние шорохи, запахи – не заметила?
– Было тихо и пахло пылью.
– Сколько времени ты провела в квартире?
– Не помню… Минуту, две или три… Мне почудилось какое-то движение в коридоре, за спиной. Я испугалась и бросилась бежать.
– Ага, движение за спиной…
Баба Вера, не выпуская из рук ружье, вышла в коридор. Я – за ней.
– Как ты стояла? Покажи.
Я встала в дверном проеме и протянула руку к выключателю, как будто включала свет.
– Ага, за спиной зеркало и вешалка. Краем глаза ты могла заметить движение в зеркале – свое отражение. На вешалке висят лишь куртка-ветровка и косынка. Здесь не спрячешься… Двери в кладовку, кухню и ванную – дальше по коридору. Сейчас я буду их тихонько приоткрывать, а ты – вспоминать свои ощущения.
Мы провели следственный эксперимент, но ничего не выяснили, так как двери в подсобные помещения скрипели, а я утверждала, что в квартире было тихо.
– Ой, а метелки-то – нет! – удивилась я. – Она стояла здесь, рядом с вешалкой. Зачем убийце понадобилась метла?
– Трупы подметать! Не отвлекайся по пустякам. Какое движение тебе почудилось?
Я зажмурилась, мобилизуя свое подсознание.
– Рука, – прошептала я, чувствуя, что волосы на голове встают дыбом. – Мне почудилось, что из того угла, где стояла метла, потянулась рука!
Баба Вера исследовала криминальный угол с помощью фонаря.
– Пыль стерта, похоже, что метла действительно здесь стояла. Ну и что?
В метлу не спрячешься… Ладно, утро вечера мудреней. Пошли домой.
Мы осторожно прокрались в свою квартиру и замуровались. Для восстановления нервных клеток баба Вера достала из буфета лафитничек с настойкой на корне лимонника. Дозы в ликерную рюмку мне оказалось достаточно. Я почувствовала, что совершенно напрасно принимала всю эту чушь так близко к сердцу. На фоне гениальных мыслей Петра Силантьевича о Вечном все события нашей жизни выглядели суетой.
Я раскрыла помятую тетрадь и углубилась в чтение: "И в этот критический момент появляется Просветитель и Миротворец. Своими проповедями Он старается погасить пожар зарождающейся революции, и делает ставку на духовное перерождение людей.
Следует заметить, что Христос был не единственным участником Эксперимента. Я могу указать, по крайней мере, еще одного просветителя – это Иоанн Креститель. Меня натолкнуло на эту мысль совпадение в истории рождения Того и другого. В самом деле, моя теория прекрасно объясняет загадку Непорочного зачатия. Эксперимент был тщательно продуман и подготовлен.
Внедрение основных участников происходило на уровне оплодотворенной яйцеклетки, что для нас сейчас не является чем-то божественным, а скорее рутинной процедурой в амбулаторных условиях.
О тщательности подготовки Эксперимента говорит пробное зачатие Иоанна Крестителя, которое имело место в семье священника Захария из рода Авии.
Захарий и его жена Елисавета детей не имели и были уже в преклонном возрасте. Известие о непорочном зачатии Елисаветой вызвало у будущего отца инсульт, и тот лишился речи. Иоанн Креститель родился раньше Иисуса на шесть месяцев".
Баба Вера, судя по звукам, доносившимся из комнат, рассталась со своим боекомплектом и ушла спать. Лаврентий устроился у меня в ногах, свернувшись уютным клубочком на пуховом одеяле. Глаза устали от прыгающего почерка покойного супруга тетушки. Любой графолог легко определил бы автора как человека импульсивного, непостоянного в своих увлечениях, подверженного всевозможным слабостям, любителя выпить и закусить.
"Ноябрьские праздники "на носу", – подумала я. – Три дня гуляем.
Отосплюсь, займусь домашними делами. Может, в гости кто пригласит. Был бы приличный знакомый, веселее было бы… А то мне все какие-то нестандартные молодые люди попадаются. Один – бандит, что отчетливо видно невооруженным взглядом, хотя, надо признать, обладает некоторыми достоинствами: любит животных и увлекается классической музыкой. Второй – вообще убийца, да еще и разведенный – это уже вообще ни в какие ворота не лезет. Вот ведь невезуха какая!.."
– Все относительно, – пожал плечами Лаврентий.
– А Вас, товарищ Берия, попрошу воздержаться от поверхностных высказываний, – огрызнулась я и осеклась. – Говорящих котов не бывает!
– Вот так всегда, – всплеснул он лапами. – Говорящие попугаи, вороны или скворцы – это в порядке вещей, а стоит коту высказать пару умных мыслей – это уже "нонсенс"!
– Коты не могут говорить, – упорствовала я. – У них речевой аппарат не приспособлен.
– Да откуда это известно?! – возмутился Лаврентий. – Кто-нибудь проводил такие исследования? Защитил докторскую диссертацию? Написал книгу на эту тему, я вас спрашиваю? Да я легко могу назвать не менее пяти говорящих котов! Кот Бегемот – это раз, – выпустил он один коготь из правой лапы. – Кот Ученый, что "ходит по цепи кругом" – это два, мой Чеширский родственник – это три, кот Мурр, который издал "Житейские воззрения" под редакцией Гофмана – это четыре, ну и, конечно, Кот в сапогах – это пять…
Ну, как, убедил? – продемонстрировал он мне пять растопыренных когтей прекрасной заточки.
– Убедил, – кашлянула я в смущении. – Так о чем мы беседовали?
– О теории относительности и законе перераспределения везения и невезения… Это же элементарно! Со школьной скамьи известно: что откуда убудет, то столько же и прибудет в другом месте. Равновесие везения и невезения, как частное проявление Закона стабильности добра и зла, – один из основных постулатов теории Вселенского Мироздания. А как же иначе может быть?! Посудите сами, уважаемая Мария Сергеевна, слишком большое количество зла приводит к переизбытку такой субстанции, как ненависть. Чаша весов переполняется, происходит выплеск лишних эмоций, часто сопровождающийся резней, стрельбой или другими звуковыми сигналами. Количество субстанции возвращается к оптимальному показателю, весы уравновешиваются, Вселенная принимает устойчивое состояние. То же самое и с добром. Почему говорят:
"Дорога в Ад вымощена благими намерениями"? Или: "Хотели, как лучше, а получилось, как всегда"? То есть, перенасыщенный раствор радости может привести к плачевным результатам. Отсюда делаем вывод: везение и невезение – диалектическое единство, неразделимое по своей сути, как две стороны одной медали.
– Очень интересно, – пробормотала я, не совсем уловив суть мысли. – А скажите, Лаврентий Палыч, есть ли какое-нибудь прикладное значение у Закона перераспределения добра и зла, или это только чисто научная теория?
– А как же! Во Вселенной все имеет прикладное значение. Если представить себе Добро и Зло как векторы в некотором многомерном пространстве, то их взаимодействие подчиняется математическим законам сложения, вычитания, умножения и скалярного произведения. Тут ничего сложного нет…
– Простите, а в моем конкретном случае, каков результат?
Лаврентий наморщил лоб и ухватил лапой нижнюю челюсть.
– Весь фокус в том, что один из ненулевых векторов застрял в сферической плоскости иллюзиона. Его лисий хвост дает бесконечное число решений… Единственное, что я могу сделать – это напугать его. Лисы боятся шума…
Кот достал из-за спины колокольчик и принялся его трясти… Дзинь, дзинь, дзинь – настойчиво билось в голове.
Я разлепила глаза. Светящийся циферблат часов показывал шесть утра.
Трезвон доносился из коридора.
– О, Госссподи! – приложила я руку ко лбу, нашаривая тапочки под кроватью. – Приснится же такое…
Я прошаркала в прихожую и приникла к дверному глазку. На лестничной площадке, слегка искаженной линзой, стояло лохматое существо, отдаленно напоминавшее Любашу.
Глава 4
– Обрати внимание: следы борьбы отсутствуют, здесь никто не выяснял отношений… А насчет шарфа ты уверена? Может, это был похожий шарф?
– Стопроцентную гарантию дать не могу, но расцветка такая же: сине-зеленая шотландская клетка. Вероятность совпадения очень мала…
По-моему, пора вызывать милицию, – спохватилась я.
– Подожди, – разгладила баба Вера артритными пальцами полу халатика, грозное оружие лежало у нее на коленях. – Во-первых, факт убийства не доказан. Вдруг лицо кавказской национальности не умерло, а встало и ушло.
– Помыло пол, чтобы хозяева не сердились, и прихватило молоток для мести обидчику… – насмешливо высказалась я.
– Не перебивай… Во-вторых, рассказать нам все равно нечего. Милиция не любит, когда ее беспокоят по пустякам. Истории об утерянных трупах не ценятся работниками правопорядка. А если нам и поверят, то заподозрят в первую очередь: у нас есть ключ от квартиры. В-третьих, у Любаши будут неприятности… В-четвертых, ты будешь главным свидетелем, а свидетелей обычно убирают, от них сплошные несчастья.
Мне стало совсем тоскливо.
– Не реви, что-нибудь придумаем… – баба Вера подперла голову кулачком и задумалась. – Расскажи, как было дело, с самого начала.
– Я вошла, включила свет в комнате, увидела тело и убежала. Все.
– Нет, не так! Подробно!
– На лестничной площадке было темно, – послушно стала я вспоминать. – Ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Дверь, наконец, открылась, я вошла в коридор, включила свет. Все было в порядке. В углу стояла метла.
Затем я дошла до комнаты и щелкнула выключателем. Свет вспыхнул. Я увидела тело и бросилась бежать. Ну, как?
– Какие-нибудь посторонние шорохи, запахи – не заметила?
– Было тихо и пахло пылью.
– Сколько времени ты провела в квартире?
– Не помню… Минуту, две или три… Мне почудилось какое-то движение в коридоре, за спиной. Я испугалась и бросилась бежать.
– Ага, движение за спиной…
Баба Вера, не выпуская из рук ружье, вышла в коридор. Я – за ней.
– Как ты стояла? Покажи.
Я встала в дверном проеме и протянула руку к выключателю, как будто включала свет.
– Ага, за спиной зеркало и вешалка. Краем глаза ты могла заметить движение в зеркале – свое отражение. На вешалке висят лишь куртка-ветровка и косынка. Здесь не спрячешься… Двери в кладовку, кухню и ванную – дальше по коридору. Сейчас я буду их тихонько приоткрывать, а ты – вспоминать свои ощущения.
Мы провели следственный эксперимент, но ничего не выяснили, так как двери в подсобные помещения скрипели, а я утверждала, что в квартире было тихо.
– Ой, а метелки-то – нет! – удивилась я. – Она стояла здесь, рядом с вешалкой. Зачем убийце понадобилась метла?
– Трупы подметать! Не отвлекайся по пустякам. Какое движение тебе почудилось?
Я зажмурилась, мобилизуя свое подсознание.
– Рука, – прошептала я, чувствуя, что волосы на голове встают дыбом. – Мне почудилось, что из того угла, где стояла метла, потянулась рука!
Баба Вера исследовала криминальный угол с помощью фонаря.
– Пыль стерта, похоже, что метла действительно здесь стояла. Ну и что?
В метлу не спрячешься… Ладно, утро вечера мудреней. Пошли домой.
Мы осторожно прокрались в свою квартиру и замуровались. Для восстановления нервных клеток баба Вера достала из буфета лафитничек с настойкой на корне лимонника. Дозы в ликерную рюмку мне оказалось достаточно. Я почувствовала, что совершенно напрасно принимала всю эту чушь так близко к сердцу. На фоне гениальных мыслей Петра Силантьевича о Вечном все события нашей жизни выглядели суетой.
Я раскрыла помятую тетрадь и углубилась в чтение: "И в этот критический момент появляется Просветитель и Миротворец. Своими проповедями Он старается погасить пожар зарождающейся революции, и делает ставку на духовное перерождение людей.
Следует заметить, что Христос был не единственным участником Эксперимента. Я могу указать, по крайней мере, еще одного просветителя – это Иоанн Креститель. Меня натолкнуло на эту мысль совпадение в истории рождения Того и другого. В самом деле, моя теория прекрасно объясняет загадку Непорочного зачатия. Эксперимент был тщательно продуман и подготовлен.
Внедрение основных участников происходило на уровне оплодотворенной яйцеклетки, что для нас сейчас не является чем-то божественным, а скорее рутинной процедурой в амбулаторных условиях.
О тщательности подготовки Эксперимента говорит пробное зачатие Иоанна Крестителя, которое имело место в семье священника Захария из рода Авии.
Захарий и его жена Елисавета детей не имели и были уже в преклонном возрасте. Известие о непорочном зачатии Елисаветой вызвало у будущего отца инсульт, и тот лишился речи. Иоанн Креститель родился раньше Иисуса на шесть месяцев".
Баба Вера, судя по звукам, доносившимся из комнат, рассталась со своим боекомплектом и ушла спать. Лаврентий устроился у меня в ногах, свернувшись уютным клубочком на пуховом одеяле. Глаза устали от прыгающего почерка покойного супруга тетушки. Любой графолог легко определил бы автора как человека импульсивного, непостоянного в своих увлечениях, подверженного всевозможным слабостям, любителя выпить и закусить.
"Ноябрьские праздники "на носу", – подумала я. – Три дня гуляем.
Отосплюсь, займусь домашними делами. Может, в гости кто пригласит. Был бы приличный знакомый, веселее было бы… А то мне все какие-то нестандартные молодые люди попадаются. Один – бандит, что отчетливо видно невооруженным взглядом, хотя, надо признать, обладает некоторыми достоинствами: любит животных и увлекается классической музыкой. Второй – вообще убийца, да еще и разведенный – это уже вообще ни в какие ворота не лезет. Вот ведь невезуха какая!.."
– Все относительно, – пожал плечами Лаврентий.
– А Вас, товарищ Берия, попрошу воздержаться от поверхностных высказываний, – огрызнулась я и осеклась. – Говорящих котов не бывает!
– Вот так всегда, – всплеснул он лапами. – Говорящие попугаи, вороны или скворцы – это в порядке вещей, а стоит коту высказать пару умных мыслей – это уже "нонсенс"!
– Коты не могут говорить, – упорствовала я. – У них речевой аппарат не приспособлен.
– Да откуда это известно?! – возмутился Лаврентий. – Кто-нибудь проводил такие исследования? Защитил докторскую диссертацию? Написал книгу на эту тему, я вас спрашиваю? Да я легко могу назвать не менее пяти говорящих котов! Кот Бегемот – это раз, – выпустил он один коготь из правой лапы. – Кот Ученый, что "ходит по цепи кругом" – это два, мой Чеширский родственник – это три, кот Мурр, который издал "Житейские воззрения" под редакцией Гофмана – это четыре, ну и, конечно, Кот в сапогах – это пять…
Ну, как, убедил? – продемонстрировал он мне пять растопыренных когтей прекрасной заточки.
– Убедил, – кашлянула я в смущении. – Так о чем мы беседовали?
– О теории относительности и законе перераспределения везения и невезения… Это же элементарно! Со школьной скамьи известно: что откуда убудет, то столько же и прибудет в другом месте. Равновесие везения и невезения, как частное проявление Закона стабильности добра и зла, – один из основных постулатов теории Вселенского Мироздания. А как же иначе может быть?! Посудите сами, уважаемая Мария Сергеевна, слишком большое количество зла приводит к переизбытку такой субстанции, как ненависть. Чаша весов переполняется, происходит выплеск лишних эмоций, часто сопровождающийся резней, стрельбой или другими звуковыми сигналами. Количество субстанции возвращается к оптимальному показателю, весы уравновешиваются, Вселенная принимает устойчивое состояние. То же самое и с добром. Почему говорят:
"Дорога в Ад вымощена благими намерениями"? Или: "Хотели, как лучше, а получилось, как всегда"? То есть, перенасыщенный раствор радости может привести к плачевным результатам. Отсюда делаем вывод: везение и невезение – диалектическое единство, неразделимое по своей сути, как две стороны одной медали.
– Очень интересно, – пробормотала я, не совсем уловив суть мысли. – А скажите, Лаврентий Палыч, есть ли какое-нибудь прикладное значение у Закона перераспределения добра и зла, или это только чисто научная теория?
– А как же! Во Вселенной все имеет прикладное значение. Если представить себе Добро и Зло как векторы в некотором многомерном пространстве, то их взаимодействие подчиняется математическим законам сложения, вычитания, умножения и скалярного произведения. Тут ничего сложного нет…
– Простите, а в моем конкретном случае, каков результат?
Лаврентий наморщил лоб и ухватил лапой нижнюю челюсть.
– Весь фокус в том, что один из ненулевых векторов застрял в сферической плоскости иллюзиона. Его лисий хвост дает бесконечное число решений… Единственное, что я могу сделать – это напугать его. Лисы боятся шума…
Кот достал из-за спины колокольчик и принялся его трясти… Дзинь, дзинь, дзинь – настойчиво билось в голове.
Я разлепила глаза. Светящийся циферблат часов показывал шесть утра.
Трезвон доносился из коридора.
– О, Госссподи! – приложила я руку ко лбу, нашаривая тапочки под кроватью. – Приснится же такое…
Я прошаркала в прихожую и приникла к дверному глазку. На лестничной площадке, слегка искаженной линзой, стояло лохматое существо, отдаленно напоминавшее Любашу.
Глава 4
– Проходи, – зевнула я во весь рот и запахнула оренбургскую шаль, наброшенную на пижаму.
Любаша ввалилась в прихожую, таща за собой раздувшийся в боках чемодан на колесиках. Багаж она оставила под вешалкой, а сама уверенно направилась на кухню.
– Ставь чайник, а то умру! – рухнула она на табуретку.
Я засуетилась, доставая из холодильника колбасу, сыр, буженину и нарезая хлеб. Любаша подперла щеку кулаком и наблюдала за моими действиями одним глазом, другой глаз заплыл хорошей гематомой. Вообще, надо сказать, вид у моей подруги был «аховый». В мятом плаще, с нечесаными волосами и с растекшейся по лицу косметикой, она производила впечатление транзитной потаскухи. Особенно впечатлял разноцветный синяк.
– Во! Видала?! – потрогала она правый глаз. – Сволочи они все! А главное – за что?! За здоровую критику!
Любаша залпом выпила кружку чая, проглотила пару бутербродов и отмякла.
– Не верь мужикам! Они все по натуре рабовладельцы и эксплуататоры.
Сначала прикидываются овечками, а как почувствуют свою силу, так и норовят нацепить паранджу и заковать в кандалы… Ненавижу!
Через две кружки чая и сигаретку избыток субстанции ненависти из бурного потока превратился в тоненький ручеек, и Любаша поведала печальную историю современной Дездемоны.
– …И тогда я сказала Тенгизу: "Да провались ты со своей мамочкой и дурацкой ревностью!" Собрала вещички и почти сутки добиралась домой в общих вагонах. И только у родной квартиры сообразила, что ключ я впопыхах забыла вместе с косметичкой у них дома.
Тут к нам присоединилась баба Вера. Любаша в ответ на ее охи и ахи поведала свой грустный рассказ еще раз в дополненном и переработанном виде.
– …И тогда я сказала Тенгизу: "В гробу я видала тебя, твою ревность и твоих родственников!" Собрала вещички и почти двое суток добиралась домой автостопом. И только у родной квартиры сообразила, что ключ я впопыхах забыла вместе с косметичкой у них дома.
Мы с бабой Верой переглянулись.
– Тенгиз – грузинское имя, – подметила я.
– Синяк – под правым глазом – значит, бил левша, – проявила дедуктивные способности тетушка.
– Из Сочи можно добраться до Москвы поездом за один день, а можно и самолетом за пару часов.
– Ключ остался у них дома. Он легко мог опередить ее и поджидать в квартире.
– Самозащита тут отпадает: удар нанесен сзади.
– Любой адвокат легко докажет состояние аффекта. Но лет пять все-таки дадут.
– Но где же труп?
Мы уставились на Любашу.
– Какой труп? – проблеяла она.
– Любочка, – ласково сказала тетушка. – Покайся, расскажи все, как было. Мы найдем тебе хорошего адвоката, и будем носить в тюрьму передачи.
Любаша побелела и смотрела на нас во все глаза.
– К-какой труп, к-какая тюрьма? Ничего не понимаю…
– Любочка, у тебя есть алиби на вчерашний вечер? Как ты добиралась до Москвы?
Мы рассказали нашей соседке о печальном событии, имевшем место в ее квартире. Любаша выкурила еще пару сигарет, обрела дар речи и поведала о своем путешествии из Сочи в Москву в хронологическом порядке. Денег ей на самолет не хватило, и Люба добиралась поездом. По всему выходило, что во время преступления она находилась в пути. Алиби было железным.
– Жаль, – посетовала баба Вера. – Эта версия выглядела очень убедительно. Попробуем хотя бы идентифицировать труп. Как выглядит Тенгиз?
– Он – грузин, красивый, как витязь в тигровой шкуре. Солидный, волосатый, левша, любит сациви и карты, во сне храпит и чешется.
– У него есть спортивный костюм «Адидас»? Какие часы носит?
– Конечно, у него есть синий спортивный костюм «Адидас»! В Сочи неприлично не иметь такого костюма. А часы у него золотые с черным циферблатом и бриллиантиками вместо цифр.
– А шарф у него есть?
– Да, есть. Белый, шелковый. Он его носит с полосатым костюмом. Как гангстер тридцатых годов.
– Как вы познакомились? Чем он занимался в Москве? – вели мы с бабой Верой перекрестный допрос.
– Познакомились, как обычно. На улице. "Дэвушка, Вы такой красивый!
Серые глаза – мой любимый цвэт!" А чем занимался, я точно не знаю, но жил шикарно: снимал квартиру в пентхаузе в высотном доме на Краснопресненской…
Так вы говорите, что он того… с пробитой головой на паркете… Тенгизик, миленький мой, у-у-у, – и она заревела белугой, размазывая слезы и остатки косметики по щекам.
– Вот она – загадочная женская душа, – проворчала баба Вера. – То смерти ему желала, то слезы льешь…
Тетушка от души налила Любаше валерианки. На запах тут же примчался Лаврентий, но, оценив ситуацию, понял, что тут бабская компания, и он здесь – лишний. Послонявшись для вида вокруг наших ног, кот улегся на подоконник среди горшков со столетником и геранью.
– А кухонного молотка у меня с роду не было, – поморщилась соседка, хлебнув лекарства. – Ты же знаешь, Мария, готовить я не умею.
Мы с бабой Верой разочарованно переглянулись.
– Жаль, хорошая была версия… – протянула она. – Выходит, убийца принес молоток с собой, действовал уверенно, продуманно. Это уже другая статья. Скорее всего, преступник забрался в квартиру с целью ограбления.
Люба, у тебя, кроме шубы, есть что-нибудь ценное?
– А как же?! – гордо вскинула она голову. – Ювелирные изделия от прабабки. Только я их у родителей храню, у них сигнализация проведена.
– Значит, нет. Но вор мог этого и не знать… Идем дальше: неожиданный приход Тенгиза сорвал его планы. Чтобы выбраться из квартиры, вор убивает свидетеля. Затем он пытается избавиться от трупа, но тут появляешься ты, Маша. К счастью, ты вовремя убежала, а то бы он и тебя порешил. Преступник понимает, что сейчас появится милиция, замывает следы и покидает квартиру вместе с трупом. Вывод: преступление совершено по наводке, но неудачно, хозяева вернулись домой не вовремя. Будет ли повторная попытка? Думаю, вряд ли: преступники – народ суеверный.
– Баба Вера, да Вы просто Шерлок Холмс! – восхитилась жертва нападения.
– Домой-то пойдешь, или к родителям поедешь? – поинтересовалась я, деликатно прикрывая ладошкой зевок.
– Конечно, домой, – удивилась моему вопросу Любаша. – Ты же сама сказала, что в квартире чисто.
– Я подумала, вдруг Тенгиза искать кто-нибудь будет…
– Пусть ищут. Лично я его последний раз видела в Сочи, вместе с мамочкой.
Любаша подхватила свой чемодан и, сердито сопя, покинула нас, забыв при этом и о существовании Лаврентия.
– Любаша, можно, Палыч у нас еще немного поживет? – крикнула я ей вдогонку.
– Можно, – отозвался внезапно заработавший лифт Любашиным голосом.
Мы с бабой Верой посплетничали о Любашиных любовных похождениях и обсудили кандидатуру Ильи на роль домушника. Тетушка согласилась, что для преступника тот вел себя совершенно не правильно. Вместо того чтобы быстро ограбить квартиру и убежать, молодой человек снимал с дерева кота и наворачивал блины. Однако присутствие в деле клетчатого шарфа настораживало, поэтому полностью снимать подозрение с Ильи баба Вера отказалась. Потом мы спохватились, что у меня сегодня лабораторная работа на второй паре. Времени оставалось в обрез. Кое-как нацепив на себя джинсы, свитер, куртку и стянув волосы на затылке конским хвостиком, я галопом поскакала в родной институт.
Девочки с экономического факультета совсем расшалились в преддверии праздников. Они обнаружили мышку в подсобной комнате, где хранились запасы муки и зерна, гонялись за ней с веником по всей лаборатории, побили казенную посуду, а визжали так, что примчалась завкафедрой и сделала мне выговор.
Окно между двумя парами я использовала с толком: сбегала в гастроном и пополнила запасы продуктов по списку бабы Веры. Нагруженная сумками я неслась по коридорам старого здания, уворачиваясь от встречного потока студенток, спешащих в столовую. В одном направлении со мной греб растерянный мужчина. Он сличал номера кабинетов, недоуменно качал головой и ошарашено чесал в затылке, не в силах понять систему нумерации аудиторий. А как же иначе? Даже бывалые обитатели института плутают в старом здании среди коридорчиков, тупиков и мезонинов, дивясь логике проектировщиков, поместивших рядом кабинеты под номерами 34, 18Е и 121. Помню, и я вот также бродила по коридорам, безнадежно разыскивая комнату No415, которая оказалась в полуподвальном этаже рядом с входом в бомбоубежище. Я почувствовала себя лесником, который вовремя обнаружил заблудившегося в чаще туриста.
– Вам помочь? – пришла я на выручку посетителю.
– Кафедра хлебопечения, – взмолился мужчина.
– Нам по пути, – утешила я его.
Турист благодарно улыбнулся в ответ. На вид ему было лет сорок пять.
Залысины на лбу и очки в массивной роговой оправе придавали мужчине солидный вид. Добротный плащ, серый костюм и портфель в его руке навели меня на мысль, что это, скорее всего, диссертант приехал за консультацией.
– Вам, наверное, к завкафедрой, – мило начала я светскую беседу. – Но она уже ушла, сегодня у нее всего полдня.
– Нет, завкафедрой мне не нужна.
– А! Тогда Вы ищете завлабораторией Людмилу Анатольевну. Я угадала?
– Нет, нет. Я ищу… – вынул он из кармана пиджака блокнот. – Кравченко Марию Сергеевну, не знаете такую?
– Знаю, – честно ответила я. – А по какому вопросу? Что-нибудь по технологическому процессу нарезных батонов? Она в этом деле собаку съела! – похвалила я себя на всякий случай: реклама еще никому не мешала.
– Нет, я по другому вопросу.
Его сдержанность разочаровала меня. Мог бы быть и более вежливым! Я, в конце концов, спасла его от синдрома замкнутого пространства, который неизменно возникает у тех, кто слишком долго плутал по институтским катакомбам.
– Проходите, – сухим тоном предложила я неразговорчивому диссертанту, отпирая дверь лаборатории.
Бросив сумки в холодильную установку, я солидно уселась за свой стол, нацепила на лицо маску "экзаменатор принимает зачет у нерадивого студента" и официально кашлянула:
– Так по какому Вы вопросу?
– Я думал, Вы студентка, – одарил меня мужчина сомнительным комплиментом, уселся напротив и посмотрел через очки таким взглядом, что моя душа затрепетала горлинкой в области диафрагмы, мешая сделать вздох.
Мой дед по материнской линии провел два года в общей камере Бутырки с тридцать седьмого по тридцать девятый год по ложному доносу. Видимо, с тех пор моя генетическая память безошибочно распознает представителей одного не очень почтенного ведомства.
Обычный гражданин смотрит на своих соплеменников без всякого интереса.
Мазнет взглядом по физиономии и тут же переключается на себя. Те же, кто служит в этом ведомстве, имеют натренированный глаз. Взглянет такой сотрудник на человека и раскладывает его данные по параметрам согласно инструкции: рост, национальность, форма ушей, семейное положение, прописка, тип внушаемости, образование. А, главное, способы вербовки.
Не знаю, к какому выводу пришел сотрудник ведомства относительно моей особы, но, кажется, не слишком для меня лестному, так как заметно расслабился, заложил ногу за ногу и откинулся на спинку стула. Для полной деморализации противника, то есть меня, службист взмахнул перед моим носом фирменными "корочками".
– Не хотелось бы начинать разговор с угроз, но Вы, Мария Сергеевна, очутились в очень неприятной ситуации. За связь с преступными элементами Вас по головке не погладят. А если обнаружится и соучастие, то не исключено судебное разбирательство. Наказание Вам определят, конечно, условное, по молодости лет, но с работы уволят и преподавательскую деятельность запретят.
Мужчина осуждающе поджал губы, рассчитывая на панику с моей стороны. Я же ободряюще покивала ему головой, как студенту, который правильно, но не совсем уверенно отвечает на билет. Посетитель разложил мою реакцию по полочкам и переменил тактику.
– Я, конечно, мог бы пригласить Вас в свой кабинет в официальном порядке и даже взять подписку о невыезде, но понимаю, как враждебно Вы могли бы отреагировать на мои действия. Сегодня мы беседуем без протокола, в интимной обстановке, на Вашей территории. Я рассчитываю на понимание с Вашей стороны тех трудностей, которое испытывает наше государство в борьбе с разгулом организованной преступности. Сотрудничество с органами – долг каждого сознательного гражданина…
Здесь наступил подходящий момент применить прием, широко используемый преподавателями для слишком самоуверенного студента: неожиданно попросить его показать выполненную домашнюю работу по теме, которую еще не проходили.
– Предъявите, пожалуйста, документы, уличающие Кравченко М.С. в связях с преступными элементами, оформленные для передачи в суд… простите, не разглядела Вашего имени-отчества.
Как и следовало ожидать, мужчина сел прямо и опустил ногу, то есть смутился.
– Меня зовут Николай Михайлович… Все документы находятся в разработке, – не растерялся он. – Однако я могу продемонстрировать Вам нечто весьма интересное… Вот, ознакомьтесь, – достал он из портфеля тоненькую папку с грифом "Для служебного пользования".
В папке лежала газета с объявлением о продаже фикуса с опечаткой в ключевом слове, фотокопия инструкции по уходу за растением, написанная моим почерком, и фотография, на которой были изображены я и Витюха в момент передачи газетного свертка с долларами около подъезда моего дома.
– Объясните, в чем Вы усматриваете криминал? – постучала я ручкой по столу и недовольно нахмурилась.
Таким тоном экзаменаторы дают понять студенту, что в ответ вкралась грубая ошибка.
– Фотография не очень четкая, но здесь хорошо видно, что Вы знакомы со Скелетом.
– С кем? – промямлила я, теряя контроль над ситуацией.
– Человек, который передает Вам пакет с деньгами, никто иной, как Скелет, известная личность в преступном мире. Хитрый, коварный, беспринципный садист, он состоит в группировке Куприяна, ныне покойного авторитета. Такую кличку он получил оттого, что носит на пальце перстень в виде черепа.
– Витя вовсе не Скелет, – собрала я волю в кулак. – Он очень милый молодой человек, любит животных и увлекается классической музыкой. А на фотографии он передает мне сверток с импортными горчичниками для бабы Веры.
Вы что-то путаете.
– Я ничего не путаю, Мария Сергеевна, – опять развалился посетитель на стуле. – В свертке лежали деньги за фокус, тот самый, который Вы продали Скелету по объявлению, да еще и собственноручно написали инструкцию по использованию. Графологическая экспертиза легко это подтвердит. Кроме того, у меня имеются свидетельские показания очевидцев, что Вы руководили группой бывших уголовников, опознанных по фотографиям, во время выноса из подъезда неидентифицированного предмета. (Тут мнения свидетелей расходятся: один говорит, что это был сундук с мачтой, другой утверждает, что выносили зонт громадных размеров, третий клянется, что собственными глазами видел тотемный столб индейского племени Кечуа). Так вот, группа уголовников, выносившая неопознанный предмет, входит в то же бандитское формирование, что и Скелет… Факт спекуляции фокусами и связь с преступными элементами – налицо! Ну, будем отпираться? Или оформим явку с повинной?
Он довольно улыбнулся, предвкушая легкую победу.
– Мне стыдно за Вас, Николай Михайлович, а также за ту организацию, которая тратит средства из государственного бюджета на то, чтобы инкриминировать мирным гражданам продажу комнатных растений по объявлению в газете! – надеюсь, мой голос звучал, как у завкафедрой во время товарищеского суда над прогульщиками. – А грузчики, или группа бывших уголовников, как Вы изволили выразиться, выносила из подъезда фикус – весьма распространенный вид комнатных растений. Никакого нарушения уголовного законодательства в этом нет, а Ваши домыслы характеризуют Вас как человека поверхностного, не способного отличить настоящее преступление от стандартной бытовой ситуации.
Любаша ввалилась в прихожую, таща за собой раздувшийся в боках чемодан на колесиках. Багаж она оставила под вешалкой, а сама уверенно направилась на кухню.
– Ставь чайник, а то умру! – рухнула она на табуретку.
Я засуетилась, доставая из холодильника колбасу, сыр, буженину и нарезая хлеб. Любаша подперла щеку кулаком и наблюдала за моими действиями одним глазом, другой глаз заплыл хорошей гематомой. Вообще, надо сказать, вид у моей подруги был «аховый». В мятом плаще, с нечесаными волосами и с растекшейся по лицу косметикой, она производила впечатление транзитной потаскухи. Особенно впечатлял разноцветный синяк.
– Во! Видала?! – потрогала она правый глаз. – Сволочи они все! А главное – за что?! За здоровую критику!
Любаша залпом выпила кружку чая, проглотила пару бутербродов и отмякла.
– Не верь мужикам! Они все по натуре рабовладельцы и эксплуататоры.
Сначала прикидываются овечками, а как почувствуют свою силу, так и норовят нацепить паранджу и заковать в кандалы… Ненавижу!
Через две кружки чая и сигаретку избыток субстанции ненависти из бурного потока превратился в тоненький ручеек, и Любаша поведала печальную историю современной Дездемоны.
– …И тогда я сказала Тенгизу: "Да провались ты со своей мамочкой и дурацкой ревностью!" Собрала вещички и почти сутки добиралась домой в общих вагонах. И только у родной квартиры сообразила, что ключ я впопыхах забыла вместе с косметичкой у них дома.
Тут к нам присоединилась баба Вера. Любаша в ответ на ее охи и ахи поведала свой грустный рассказ еще раз в дополненном и переработанном виде.
– …И тогда я сказала Тенгизу: "В гробу я видала тебя, твою ревность и твоих родственников!" Собрала вещички и почти двое суток добиралась домой автостопом. И только у родной квартиры сообразила, что ключ я впопыхах забыла вместе с косметичкой у них дома.
Мы с бабой Верой переглянулись.
– Тенгиз – грузинское имя, – подметила я.
– Синяк – под правым глазом – значит, бил левша, – проявила дедуктивные способности тетушка.
– Из Сочи можно добраться до Москвы поездом за один день, а можно и самолетом за пару часов.
– Ключ остался у них дома. Он легко мог опередить ее и поджидать в квартире.
– Самозащита тут отпадает: удар нанесен сзади.
– Любой адвокат легко докажет состояние аффекта. Но лет пять все-таки дадут.
– Но где же труп?
Мы уставились на Любашу.
– Какой труп? – проблеяла она.
– Любочка, – ласково сказала тетушка. – Покайся, расскажи все, как было. Мы найдем тебе хорошего адвоката, и будем носить в тюрьму передачи.
Любаша побелела и смотрела на нас во все глаза.
– К-какой труп, к-какая тюрьма? Ничего не понимаю…
– Любочка, у тебя есть алиби на вчерашний вечер? Как ты добиралась до Москвы?
Мы рассказали нашей соседке о печальном событии, имевшем место в ее квартире. Любаша выкурила еще пару сигарет, обрела дар речи и поведала о своем путешествии из Сочи в Москву в хронологическом порядке. Денег ей на самолет не хватило, и Люба добиралась поездом. По всему выходило, что во время преступления она находилась в пути. Алиби было железным.
– Жаль, – посетовала баба Вера. – Эта версия выглядела очень убедительно. Попробуем хотя бы идентифицировать труп. Как выглядит Тенгиз?
– Он – грузин, красивый, как витязь в тигровой шкуре. Солидный, волосатый, левша, любит сациви и карты, во сне храпит и чешется.
– У него есть спортивный костюм «Адидас»? Какие часы носит?
– Конечно, у него есть синий спортивный костюм «Адидас»! В Сочи неприлично не иметь такого костюма. А часы у него золотые с черным циферблатом и бриллиантиками вместо цифр.
– А шарф у него есть?
– Да, есть. Белый, шелковый. Он его носит с полосатым костюмом. Как гангстер тридцатых годов.
– Как вы познакомились? Чем он занимался в Москве? – вели мы с бабой Верой перекрестный допрос.
– Познакомились, как обычно. На улице. "Дэвушка, Вы такой красивый!
Серые глаза – мой любимый цвэт!" А чем занимался, я точно не знаю, но жил шикарно: снимал квартиру в пентхаузе в высотном доме на Краснопресненской…
Так вы говорите, что он того… с пробитой головой на паркете… Тенгизик, миленький мой, у-у-у, – и она заревела белугой, размазывая слезы и остатки косметики по щекам.
– Вот она – загадочная женская душа, – проворчала баба Вера. – То смерти ему желала, то слезы льешь…
Тетушка от души налила Любаше валерианки. На запах тут же примчался Лаврентий, но, оценив ситуацию, понял, что тут бабская компания, и он здесь – лишний. Послонявшись для вида вокруг наших ног, кот улегся на подоконник среди горшков со столетником и геранью.
– А кухонного молотка у меня с роду не было, – поморщилась соседка, хлебнув лекарства. – Ты же знаешь, Мария, готовить я не умею.
Мы с бабой Верой разочарованно переглянулись.
– Жаль, хорошая была версия… – протянула она. – Выходит, убийца принес молоток с собой, действовал уверенно, продуманно. Это уже другая статья. Скорее всего, преступник забрался в квартиру с целью ограбления.
Люба, у тебя, кроме шубы, есть что-нибудь ценное?
– А как же?! – гордо вскинула она голову. – Ювелирные изделия от прабабки. Только я их у родителей храню, у них сигнализация проведена.
– Значит, нет. Но вор мог этого и не знать… Идем дальше: неожиданный приход Тенгиза сорвал его планы. Чтобы выбраться из квартиры, вор убивает свидетеля. Затем он пытается избавиться от трупа, но тут появляешься ты, Маша. К счастью, ты вовремя убежала, а то бы он и тебя порешил. Преступник понимает, что сейчас появится милиция, замывает следы и покидает квартиру вместе с трупом. Вывод: преступление совершено по наводке, но неудачно, хозяева вернулись домой не вовремя. Будет ли повторная попытка? Думаю, вряд ли: преступники – народ суеверный.
– Баба Вера, да Вы просто Шерлок Холмс! – восхитилась жертва нападения.
– Домой-то пойдешь, или к родителям поедешь? – поинтересовалась я, деликатно прикрывая ладошкой зевок.
– Конечно, домой, – удивилась моему вопросу Любаша. – Ты же сама сказала, что в квартире чисто.
– Я подумала, вдруг Тенгиза искать кто-нибудь будет…
– Пусть ищут. Лично я его последний раз видела в Сочи, вместе с мамочкой.
Любаша подхватила свой чемодан и, сердито сопя, покинула нас, забыв при этом и о существовании Лаврентия.
– Любаша, можно, Палыч у нас еще немного поживет? – крикнула я ей вдогонку.
– Можно, – отозвался внезапно заработавший лифт Любашиным голосом.
Мы с бабой Верой посплетничали о Любашиных любовных похождениях и обсудили кандидатуру Ильи на роль домушника. Тетушка согласилась, что для преступника тот вел себя совершенно не правильно. Вместо того чтобы быстро ограбить квартиру и убежать, молодой человек снимал с дерева кота и наворачивал блины. Однако присутствие в деле клетчатого шарфа настораживало, поэтому полностью снимать подозрение с Ильи баба Вера отказалась. Потом мы спохватились, что у меня сегодня лабораторная работа на второй паре. Времени оставалось в обрез. Кое-как нацепив на себя джинсы, свитер, куртку и стянув волосы на затылке конским хвостиком, я галопом поскакала в родной институт.
Девочки с экономического факультета совсем расшалились в преддверии праздников. Они обнаружили мышку в подсобной комнате, где хранились запасы муки и зерна, гонялись за ней с веником по всей лаборатории, побили казенную посуду, а визжали так, что примчалась завкафедрой и сделала мне выговор.
Окно между двумя парами я использовала с толком: сбегала в гастроном и пополнила запасы продуктов по списку бабы Веры. Нагруженная сумками я неслась по коридорам старого здания, уворачиваясь от встречного потока студенток, спешащих в столовую. В одном направлении со мной греб растерянный мужчина. Он сличал номера кабинетов, недоуменно качал головой и ошарашено чесал в затылке, не в силах понять систему нумерации аудиторий. А как же иначе? Даже бывалые обитатели института плутают в старом здании среди коридорчиков, тупиков и мезонинов, дивясь логике проектировщиков, поместивших рядом кабинеты под номерами 34, 18Е и 121. Помню, и я вот также бродила по коридорам, безнадежно разыскивая комнату No415, которая оказалась в полуподвальном этаже рядом с входом в бомбоубежище. Я почувствовала себя лесником, который вовремя обнаружил заблудившегося в чаще туриста.
– Вам помочь? – пришла я на выручку посетителю.
– Кафедра хлебопечения, – взмолился мужчина.
– Нам по пути, – утешила я его.
Турист благодарно улыбнулся в ответ. На вид ему было лет сорок пять.
Залысины на лбу и очки в массивной роговой оправе придавали мужчине солидный вид. Добротный плащ, серый костюм и портфель в его руке навели меня на мысль, что это, скорее всего, диссертант приехал за консультацией.
– Вам, наверное, к завкафедрой, – мило начала я светскую беседу. – Но она уже ушла, сегодня у нее всего полдня.
– Нет, завкафедрой мне не нужна.
– А! Тогда Вы ищете завлабораторией Людмилу Анатольевну. Я угадала?
– Нет, нет. Я ищу… – вынул он из кармана пиджака блокнот. – Кравченко Марию Сергеевну, не знаете такую?
– Знаю, – честно ответила я. – А по какому вопросу? Что-нибудь по технологическому процессу нарезных батонов? Она в этом деле собаку съела! – похвалила я себя на всякий случай: реклама еще никому не мешала.
– Нет, я по другому вопросу.
Его сдержанность разочаровала меня. Мог бы быть и более вежливым! Я, в конце концов, спасла его от синдрома замкнутого пространства, который неизменно возникает у тех, кто слишком долго плутал по институтским катакомбам.
– Проходите, – сухим тоном предложила я неразговорчивому диссертанту, отпирая дверь лаборатории.
Бросив сумки в холодильную установку, я солидно уселась за свой стол, нацепила на лицо маску "экзаменатор принимает зачет у нерадивого студента" и официально кашлянула:
– Так по какому Вы вопросу?
– Я думал, Вы студентка, – одарил меня мужчина сомнительным комплиментом, уселся напротив и посмотрел через очки таким взглядом, что моя душа затрепетала горлинкой в области диафрагмы, мешая сделать вздох.
Мой дед по материнской линии провел два года в общей камере Бутырки с тридцать седьмого по тридцать девятый год по ложному доносу. Видимо, с тех пор моя генетическая память безошибочно распознает представителей одного не очень почтенного ведомства.
Обычный гражданин смотрит на своих соплеменников без всякого интереса.
Мазнет взглядом по физиономии и тут же переключается на себя. Те же, кто служит в этом ведомстве, имеют натренированный глаз. Взглянет такой сотрудник на человека и раскладывает его данные по параметрам согласно инструкции: рост, национальность, форма ушей, семейное положение, прописка, тип внушаемости, образование. А, главное, способы вербовки.
Не знаю, к какому выводу пришел сотрудник ведомства относительно моей особы, но, кажется, не слишком для меня лестному, так как заметно расслабился, заложил ногу за ногу и откинулся на спинку стула. Для полной деморализации противника, то есть меня, службист взмахнул перед моим носом фирменными "корочками".
– Не хотелось бы начинать разговор с угроз, но Вы, Мария Сергеевна, очутились в очень неприятной ситуации. За связь с преступными элементами Вас по головке не погладят. А если обнаружится и соучастие, то не исключено судебное разбирательство. Наказание Вам определят, конечно, условное, по молодости лет, но с работы уволят и преподавательскую деятельность запретят.
Мужчина осуждающе поджал губы, рассчитывая на панику с моей стороны. Я же ободряюще покивала ему головой, как студенту, который правильно, но не совсем уверенно отвечает на билет. Посетитель разложил мою реакцию по полочкам и переменил тактику.
– Я, конечно, мог бы пригласить Вас в свой кабинет в официальном порядке и даже взять подписку о невыезде, но понимаю, как враждебно Вы могли бы отреагировать на мои действия. Сегодня мы беседуем без протокола, в интимной обстановке, на Вашей территории. Я рассчитываю на понимание с Вашей стороны тех трудностей, которое испытывает наше государство в борьбе с разгулом организованной преступности. Сотрудничество с органами – долг каждого сознательного гражданина…
Здесь наступил подходящий момент применить прием, широко используемый преподавателями для слишком самоуверенного студента: неожиданно попросить его показать выполненную домашнюю работу по теме, которую еще не проходили.
– Предъявите, пожалуйста, документы, уличающие Кравченко М.С. в связях с преступными элементами, оформленные для передачи в суд… простите, не разглядела Вашего имени-отчества.
Как и следовало ожидать, мужчина сел прямо и опустил ногу, то есть смутился.
– Меня зовут Николай Михайлович… Все документы находятся в разработке, – не растерялся он. – Однако я могу продемонстрировать Вам нечто весьма интересное… Вот, ознакомьтесь, – достал он из портфеля тоненькую папку с грифом "Для служебного пользования".
В папке лежала газета с объявлением о продаже фикуса с опечаткой в ключевом слове, фотокопия инструкции по уходу за растением, написанная моим почерком, и фотография, на которой были изображены я и Витюха в момент передачи газетного свертка с долларами около подъезда моего дома.
– Объясните, в чем Вы усматриваете криминал? – постучала я ручкой по столу и недовольно нахмурилась.
Таким тоном экзаменаторы дают понять студенту, что в ответ вкралась грубая ошибка.
– Фотография не очень четкая, но здесь хорошо видно, что Вы знакомы со Скелетом.
– С кем? – промямлила я, теряя контроль над ситуацией.
– Человек, который передает Вам пакет с деньгами, никто иной, как Скелет, известная личность в преступном мире. Хитрый, коварный, беспринципный садист, он состоит в группировке Куприяна, ныне покойного авторитета. Такую кличку он получил оттого, что носит на пальце перстень в виде черепа.
– Витя вовсе не Скелет, – собрала я волю в кулак. – Он очень милый молодой человек, любит животных и увлекается классической музыкой. А на фотографии он передает мне сверток с импортными горчичниками для бабы Веры.
Вы что-то путаете.
– Я ничего не путаю, Мария Сергеевна, – опять развалился посетитель на стуле. – В свертке лежали деньги за фокус, тот самый, который Вы продали Скелету по объявлению, да еще и собственноручно написали инструкцию по использованию. Графологическая экспертиза легко это подтвердит. Кроме того, у меня имеются свидетельские показания очевидцев, что Вы руководили группой бывших уголовников, опознанных по фотографиям, во время выноса из подъезда неидентифицированного предмета. (Тут мнения свидетелей расходятся: один говорит, что это был сундук с мачтой, другой утверждает, что выносили зонт громадных размеров, третий клянется, что собственными глазами видел тотемный столб индейского племени Кечуа). Так вот, группа уголовников, выносившая неопознанный предмет, входит в то же бандитское формирование, что и Скелет… Факт спекуляции фокусами и связь с преступными элементами – налицо! Ну, будем отпираться? Или оформим явку с повинной?
Он довольно улыбнулся, предвкушая легкую победу.
– Мне стыдно за Вас, Николай Михайлович, а также за ту организацию, которая тратит средства из государственного бюджета на то, чтобы инкриминировать мирным гражданам продажу комнатных растений по объявлению в газете! – надеюсь, мой голос звучал, как у завкафедрой во время товарищеского суда над прогульщиками. – А грузчики, или группа бывших уголовников, как Вы изволили выразиться, выносила из подъезда фикус – весьма распространенный вид комнатных растений. Никакого нарушения уголовного законодательства в этом нет, а Ваши домыслы характеризуют Вас как человека поверхностного, не способного отличить настоящее преступление от стандартной бытовой ситуации.