[57]. Нет бумажных амулетов, расписанных заклинаниями от злых духов. И приношения для богов — риса и сакэ — тоже нет. Что ж, из-за океана люди возвращаются просвещенными на европейский лад, а у белых круглоглазых господ нынче принято не верить ни в богов, ни в демонов. Мудрено ли, что инженер, ежедневно наблюдая в действии силу железа и пара, перестал верить в силу духов-хранителей?
Во всяком случае, господин Сайто его понимал. Сам верил только в то, что видел. Правда, и видел много лишнего.
— Первый раз ваш покорный слуга убил такого в шестьдесят четвертом. Несколько таких пытались поджечь большой храм Инари в старой столице. Уважаемый хозяин знает, как недостойные провинциалы относятся к пожарам в городской черте.
Слово за слово — и инспектор Фудзита рассказал инженеру Асахине о ночных поджигателях в Киото, а керосиновая лампа отбрасывала на стену тени Сайто Хадзимэ и Ранмару Тэнкена. Инженер не прервал гостя ни словом, только несколько раз подливал чаю — очень кстати: горло пересыхало быстро. А красный чай хоть и был хорош на вкус, но оставалась после него во рту какая-то кислятина.
— В общем, полной ясности добиться так и не удалось. Если это люди, то люди, с которыми что-то сделали. И не очень понятно, кто бы мог сделать такое с человеком. А если нечисть, то почему именно такая?
— Юрэй, — тихо сказал господин Асахина.
Господин Сайто на этот раз удивился. Для человека, не держащего дома приношения для ками, странно верить в неупокоенных мертвецов.
— Вы желаете, чтобы я помог вам в этом деле, — то был не вопрос. — И я помогу. Вы ведь наверняка знаете, где их логово.
Что-то прошуршало совсем близко.
Асахина двигался почти так же быстро, как тот летун в порту, — мгновение, и вот он уже распахнул рывком фусума [58].
В свете керосинки блеснули глаза мальчика лет восьми, одетого в юката явно с плеча… матери? Нет, по возрасту госпожа О-Аки никак не могла быть матерью этому мышонку.
— Отчего не спишь? — строго спросил Асахина.
Мальчик попытался поклониться.
— В доме чужой. Отец, извините за неловкость…
— Спать, — сурово сказал отец. — Да извинись прежде перед господином инспектором.
— Прошу простить неосторожного.
Неосторожного, надо же. Инспектор кивнул, принимая поклон мальчика. Не советовать же хозяину дома научить сына двигаться, не тревожа воздух, и дышать менее громко. Захочет, сам и займется.
— Ты много успел услышать? — продолжал расспрашивать Асахина.
— С самого начала. Папка, ты видел юрэя? Страшный он?
Асахина помолчал, подумал.
— Нет демонов страшнее тех, что поселяются у человека здесь, — он показал на сердце. — Злой человек хуже, чем юрэй. Иди спать, ни о чем не беспокойся. И вещи не разбрасывай, — вручив сыну тамадама, Асахина закрыл комнату.
— Как бы то ни было, — сказал он, поворачиваясь к инспектору, — их можно убивать. Когда господин инспектор идет брать их? Завтра? Или уже сегодня?
— Завтра. Или даже послезавтра. Господин инспектор хотел бы, чтобы новости о сегодняшнем визите дошли до всех, кому их положено получить.
Инженер опять кивнул. Даже в случае неудачи, чем больше выйдет шуму, тем лучше.
Задерживаться здесь уже не имело смысла: господину инженеру и так всего ничего оставалось времени на сон перед новым рабочим днем. Инспектор Фудзита откланялся и встал.
— Это было истинное лакомство [59], — несколько покривив душой, сказал он. — Я пришлю к вам человека. И, похоже, нам обоим придется воспользоваться вашим паровым чудовищем, чтобы попасть на место. Это как раз там, куда вы проложили временную ветку.
— Господин инспектор полагает, что так легче прибыть на место незамеченным?
— Господин инспектор полагает с точностью обратное.
Асахина сам подал обувь и проводил гостя на улицу. Опять показалась луна, и воровской фонарь был пока не нужен.
— У вас прекрасная семья, господин инженер. Чей это мальчик?
— Не знаю. Он сам не помнит. А у господина инспектора есть семья?
— Это имеет значение?
Асахина промолчал. Нет, это, конечно, не имело значения.
Глава 2. Горелый лес
Проехав полчаса в кабине паровоза, господин инспектор понял, отчего вошли в моду черные таби [60]. От угольной пыли было некуда деться, и разговора тоже не вышло: котел гудел так, что приходилось кричать. Было бы тише, не задувай в распахнутые окна ветер, — но тогда они вчетвером с кочегаром и машинистом просто сварились бы заживо.
Асахина привык к такому общению, да и Сайто вскоре научился перекрывать шум голосом, но какой же серьезный разговор может быть, когда орешь через голову машиниста и кочегара? Ах, подумал господин инспектор, надо было взять эту штуку с ручным двигателем. Дышали бы сейчас свежим ветром, а не дымом. Нет же, захотелось прокатиться на драконе.
C другой стороны, инженер с центральной станции никогда не отправился бы на этой штуке к людям, которые поставили его станции некачественный тёс. Он приехал бы в экипаже — или поездом. А господин инженер Асахина известен своей практичностью. Значит — поездом. А пассажирские поезда до лесопилки компании, увы, не ходят. Нет в том необходимости.
— Хотел спросить, — крикнул господин инспектор. — Эта дорога, получается, вдвое длиннее, чем до Йокогамы, — почему ее на картах нет?
— Это временная дорога, — несмотря на то, что инженер тоже кричал, создавалось четкое впечатление, что он говорит тихо. — Насыпи нет. Просто выровняли грунт и положили шпалы. Когда участок станет не нужен — его разберут и перенесут на новое место. Удобно. Конечно, скорость не та — но зачем здесь скорость? И котел не потянет — он уже старый.
— Экономили?
— Нет, это подарок англичан. Мы у них брали займ. На линии Токио-Йокогама все машины новые, и обслуживают их англичане. А здесь мы обучаем японцев. Вот, Сёта-кун займет место машиниста на линии, когда у англичан закончится контракт.
— Кто, кроме ваших, знает, что эта ветка есть?
— Ну ее же видно… — удивился инженер.
Видно, конечно, видно. Глазами. Если смотреть. Если обращать внимание. Я знаю, как строили эту дорогу, от людей, которые ее строили. И я знаю кое-что о том, что находится в точке назначения, — от людей, которые там работали. А о кое-каких вещах не знаю почти ничего, потому что людей, которые были там, теперь нет нигде. Но для очень многих, господин инженер, того, что не нанесено на карту, просто не существует.
— Вам доводилось бывать… — инспектор сделал вид, что вспоминает, — в Кадзибаяси?
— Только на погрузочной станции. Деревня выше по склону. За лесом ее не видно.
Кочегар удивленно вскинул лицо — и тут же вернулся к работе.
— Да, Дзиро? — спросил Асахина. — Ты хотел что-то сказать?
— Я… — парень утер лицо полотенцем. — Вы извините, господин Асахина… не мое это дело…
— Смелей, — подбодрил инженер, передавая ковш с водой.
— Ну, как-то раз, пока грузили шпалы да уголь — тем летом еще — мы с Номурой — машинист, что сбежал потом, помните? — пройтись до деревни решили. Зимой-то больше к машине жмешься, либо в конторе сидишь, а летом — ну, сами понимаете, не все ж ящериц ловить…
— Ну-ну, — инженер, принимая от кочегара наполовину опустевший ковшик, отпил сам, потом передал Сайто.
— Хорошо, у местной бабы спросили, — продолжал Дзиро. — А то так бы до вечера загуляли. Деревня-то вверх по склону — в трех ри! И сгорела давно. У дороги — поселок для охраны да работников лесопилки. Так бы и проходили день до вечера!
Сходится. А еще идет узкоколейка — до шахты. Тянут волы. Шахтные же волы. Слепые животные и невнимательные люди — так многое можно спрятать. А вот что у них машинист сбежал, я слышу впервые.
— Что вышло с этим Номурой?
Асахина пожал плечами.
— Многие поначалу думают, что здесь нечто вроде колдовства, — и к вербовщикам идут охотно. А здесь — тяжелый труд, а главное, труд непривычный, по часам. Разочаровавшись, такие люди просто не приходят на работу в день после выплаты жалованья. Увы, господин Номура не первый и не последний.
— Когда он пропал?
— Осенью. Простите, здесь у меня записей нет. Дзиро?
— Да сразу после осеннего полнолуния.
Ничего не дает. Если он там что-то подглядел — почему его не убили сразу? Или вправду сбежал?
— И много народу так делает?
— Три-четыре человека ежемесячно, — Асахина поморщился. — Нанимается много отребья. Бродяги, поденщики. Люди боятся техники. Такие, как Дзиро-кун — исключение.
Напрягшийся было парень просиял.
— Долго еще?
Инженер глянул на часы, прикрепленные рядом с манометром.
— Минут пятнадцать — если нигде не размыло дорогу и не украли гайки.
— А что, воруют?
— Случается. Из гаек выходят хорошие грузила для сетей. Но на участке господина Мияги это происходит редко.
— Мало ходят?
— Мало воруют. И ходят тоже.
Господин инженер понимал, о чем речь. Господин инженер прекрасно понимал, о чем речь, с самого начала.
Последовало долгое молчание. Инспектор разглядывал карту. Её, как и транспорт, предоставил инженер — та, которой пользовались в полицейском управлении, не отражала текущей действительности. Наконец машинист сказал:
— Вот. Мы на месте.
По бокам дороги вздымались груды земли — выравнивая путь, здесь прорыли траншею примерно в три локтя глубиной. Затем показались штабеля темных древесных плах. Сквозь дым пробились два резких запаха — живого хвойного леса и дегтя.
И если хозяева не знают, что к ним едут с рекламацией, то узнают сейчас. Догнать и перегнать гостей на подъеме — проще простого. Но девяносто из ста — ко встрече уже все готово. Есть такое прекрасное варварское изобретение — телеграф.
Паровоз остановился. Их уже ждали — по меньшей мере, ждали поезда.
Сёта-кун остановил состав так, чтобы его удобнее было загружать: насыпь в этом месте устроили высокую и отвесную с одной стороны. Рабочие, взбегая по мосткам наверх, переворачивали над вагоном тачки — и бежали вниз за новой порцией угля. Рядом тут же начали с рук на руки передавать шпалы, укладывая на открытую платформу. Сайто выпрыгнул из кабины вслед за машинистом и с удовольствием прошелся по насыпи, разминая ноги. Дзиро, извинившись, побежал в кусты. Сёта, присев на какую-то плашку, принялся набивать трубку.
Обычно за этим грузом прибывал сюда помощник Асахины, Ояма Кэнъитиро. Сын купца, он плохо разбирался в котлах и рессорах, но хорошо — в цифрах. Асахина привык мыслить фунтами и стоунами, футами и ярдами, и не умел так быстро и ловко переводить их в сяку и кэны, каны и кины [61].
А это было нужно, потому что именно в канах и кинах считали уголь служащие господина Мияги, и именно в стоунах и фунтах составлена была техническая документация англичан. А впрочем, рекламация, которую господин Аасхина вез в портфеле, относилась не к количеству, а к качеству поставляемого товара.
— Вы! — крикнул он погрузчикам. — Да, вы, подите-ка сюда. Со шпалой вместе.
Виновато переглянувшись, рабочие потрусили в его сторону. Надсмотрщик, заметив неладное, тоже поспешил на верхушку насыпи. Асахина ждал, сделав суровое лицо.
— Это что же такое, — он ткнул пальцем в блестящую от дегтя шпалу. — Гляньте, экий сучище! А ведь записано же, что сучков быть не должно. Да разве такая шпала выдержит нагрузку? А позовите-ка мне сюда господина Синдо! А эту дрянь не сметь грузить!
Подумал. И рявкнул.
— Прекратить погрузку!
Надо сказать, погрузчики и не подумали ослушаться, а десятник — возражать. Пожалуй, тут даже паровоз не посмел бы возразить, а в нем железа было побольше, чем в десятнике.
— Нам могут не дать больше поговорить наедине, — спокойно сказал инженер. — У вас есть план?
Полицейский присел на пенек, сорвал травинку и принялся жевать.
— Нас пропустят. Нас достаточно мало, а наш противник достаточно тщеславен. Вы не беспокойтесь. Наше дело — поднять шум. Я доложил наверх и написал кое-кому еще. Броненосца, а спрятать его они не успеют, вполне хватит — это уже состав преступления.
Что доложил — это инженер не сомневался. А если этот кое-то будет не сидеть, а действовать… Впрочем, неумному Сайто бы писать не стал. А план… Что ж, бывали планы и похуже.
— Мне кажется, что вы слишком осторожны со мной и недостаточно с противником.
Полицейский подумал, кивнул.
— Я докладывал не по команде. Вернее, по команде я вообще не докладывал. Я пошел выше по линии и в сторону. Это компетентный человек — и переворот ему сейчас очень невыгоден. Не скажу, чтобы он был рад меня видеть, но он меня выслушал.
— Вы говорите о министре обороны.
Полицейский кивнул.
— Он не рискнет вмешиваться силами министерства. Особенно сейчас, после смерти Окубо. Вы же понимаете, там сейчас все напуганы и ждут подвоха. Если он начнет двигаться слишком резко, его самого могут обвинить в заговоре и попытке захвата власти. Ему нужны основания.
Основания. Если они здесь что-то найдут, это будут основания. Если их здесь убьют — инженера с важного государственного проекта и старшего инспектора столичной полиции — это будут основания. Если заговорщики дернутся раньше времени — это будут основания.
— Я не хочу рисковать, — извиняющимся тоном сказал полицейский.
Асахина бесшумно засмеялся — и все его лицо осветилось эти смехом.
— Окубо-сэнсэй, — сказал он, отсмеявшись, — среди всего прочего упомянул вот что. Для постройки железной дороги правительство хотело брать займ у крупных торговых домов. На самых выгодных условиях. Но купцы испугались вкладывать деньги в такое новое дело и отступились. Займ мы взяли у англичан. Окубо-сэнсэй узнал недавно, что господин Мияги, который в наших глазах был защитником этого займа, на деле очень много сделал для того, чтобы сорвать его. Он отговорил всех — и единственный внес свои деньги. Он получил заказ на шпалы, деготь и прочее — тут много чего делают для дороги. Как вкладчик, он в курсе дел концессии — а вот в его дела никто не может сунуть носа. Сюда идет господин Синдо, управляющий.
— Вижу, — кивнул полицейский, — а о концессии мне рассказали только вчера.
Действительно, что делать, как не смеяться. Один узнает от министра внутренних дел, второй — от министра обороны.
— Качество шпал упало в последнее время, — торопливо, почти не шевеля губами, проговорил Асахина. — Сильно упало. Они торопятся, господин инспектор.
И, договорив, он слегка поклонился управляющему.
Поклон управляющего был глубже — но без подобострастия, присущего десятнику, и даже… с издевкой? Да, похоже на то.
— Счастлив предстать вашим очам, господин Асахина.
— Прошу простить мое несвоевременное вторжение.
Если господин Синдо рассчитывал кого-то смутить, рассчитывал он зря. В области этикета люди из хана Мито могли дать пол-острова форы всем, кроме разве что урожденных придворных. Впрочем, господин инженер, пожалуй, мог бы постоять за себя и в окружении императрицы-матери.
— Что послужило причиной столь неожиданного визита?
— Будучи исполнен сожаления, скажу: недовольство качеством поставляемой продукции. Господин Флэннери порекомендовал сложить все забракованные шпалы на платформу и вернуть вам. Мы решили не утомлять грузчиков. Вот рекламация, подписанная господином Флэннери, господином Атари и вашим покорным слугой. Вынужден с глубоким прискорбием сообщить: еще один случай — и нам придется сменить подрядчика.
— Но как такое может быть? — на лице управляющего отразилось искреннее удивление. — Наши усилия, без сомнения, ничтожны, в сравнении с задачами, стоящими перед многоуважаемым гостем, но рекламации…
— Извольте пройти на насыпь и убедиться лично. Мне не было бы прощения, если бы я ошибся.
При появлении Синдо рабочие повскакивали. Кто курил — быстро выбил и спрятал трубку, кто жевал — мгновенно проглотил недожеванное и спрятал недоеденное. Сайто не заметил в работниках признаков истощения — но у многих согнутые в поклоне обнаженные спины носили следы палки, а у двоих были отрезаны уши. Обычное дело вне городской черты. В городах полиция с этим борется. Старается бороться.
— Да, все это никуда не годится, — осмотрев несколько шпал из приготовленных к погрузке, Синдо покачал головой. — Ах, господин Асахина, предприятие так велико, дел так много — мыслимо ли за всем уследить самому, а управляющие ненадежны. Вот трещина, а вот это — что за сук! Ужасно, ужасно. Притащите-ка мне Куроду, — это было брошено уже двум охранникам. — Да, господин Асахина, сколь великий путь нам предстоит пройти, прежде чем мы догоним Европу — и догоним ли? Наступит ли время, когда слова «японский товар» будут вернейшей порукой качества?
— Несомненно, — вежливо-сухо ответил Асахина.
— Я понимаю — как эта глупость, наверное, должна была выглядеть в глазах заморских коллег достопочтенного…
…Все это было очень интересно. А интересней всего то — что рассыпающийся в любезностях Синдо до сих пор не счел нужным даже поздороваться со вторым незваным гостем.
Двое охранников подтащили к насыпи какого-то пузатого детину. Детина бухнулся в ноги управляющему.
— Ты что ж это, сволочь! — Синдо несколько раз с силой ударил его бамбуковой тростью по спине. Детина всхлипывал басом, но ни глаз, ни голоса не поднимал. — Позорить господина Мияги перед правительством! Перед иностранцами! Ты должен был проверять качество каждой шпалы! Это что такое, а?
Управляющий пнул детину ногой в зад, и тот покорно ткнулся в сучковатую шпалу носом.
— Сорок палок ему, — сказал Синдо. — Прямо на этой шпале — чтобы хорошенько запомнил, как выглядит брак.
— Прекратите немедленно, — Асахина снова заговорил тем приказным тоном, каким остановил погрузку. — Господина Флэннери не интересуют излохмаченные спины ваших работников. Его интересуют хорошие шпалы.
— Осмелюсь возразить, господин Асахина, — народишко здесь подлый. Знаете, что за деревня Кадзибаяси?
— Знаю, — жестко сказал Асахина. — Но разве эдикт 1871 года не касается ни вас, ни господина Мияги, ни этой деревни?
— Подобное поведение, — сказал голос из-за спины инженера, — несведущий человек мог бы расценить как неуважение к императору.
Сведущий, конечно, не расценил бы. Во многих, многих местах с работниками обращались прескверно — революция лишила работы сотни тысяч людей, и хозяева часто соблазнялись принципом «собака сдохла — другую купим». Другая революция — промышленная — только набирала обороты, но ее маховик уже вовсю давил и топтал. Эдиктом добились разве того, что теперь по хребту мог отхватить и самурай. Но самурай не стал бы этого терпеть — а вот для эта [62]мало что изменилось.
— Ах, — господин Синдо опустил трость. — Как же еще справляться с этими людьми?
— На вашем месте я бы проследил за погрузкой лично, — сказал Сайто, а про себя подумал: совсем этот человек не разбирается в людях, если полагает, что Асахину может удовлетворить такая грубая подделка.
Отделаться от Синдо таким образом, конечно, было нельзя — он вызвал следить за погрузкой кого-то из своих помощников. Впрочем, Сайто и не рассчитывал на это всерьез — так, ткнул палочкой, посмотреть, куда дернется муравьиный лев.
А лев муравьиный. И должен бы визитеров испугаться. Очень испугаться. Однако не боится вовсе. Даже смеет это показать, краешком, как городская красавица еще один слой цветного шелка. И ему это нравится. Неужели такой человек — и замешан в этом деле?
Асахина кивнул на предложение Синдо обсудить рекламацию в конторе. Дзиро проводил их тревожным взглядом.
Привратники при виде прибывших почтительно поклонились. Как же, инспектор из министерства. Солидный человек, мундир с шитьем, заморская сумка в руках и меч на поясе. Важный чиновник! И полицейский при нем — виданное ли дело?
Чиновник держится строго, а по сторонам глядит с любопытством. Да, тут и сушильня для дерева, и лесопилка с заграничными машинами — бревно в три обхвата им разделать, что кость собаке разгрызть: раз — и нет! И уголь жгут, и деготь делают, и поташ — есть на что любопытствовать. А сам чиновник ростом не вышел, полицейскому еле-еле макушкой до плеча достает.
Прибывшие прошли в распахнувшиеся ворота, чиновник даже кивнуть соизволил. А полицейский-то росту такого, что на любого сверху вниз смотреть будет. И глаз у него недобрый, желтый. Как у волка.
И сразу видно, кто настоящий, а кто нет. Вот управляющий, господин Синдо, тоже всегда в заморской одежде, а она на нем где морщится, где висит, где колом стоит… Правда, кто на него посмотрит да бездельным человеком сочтет, очень тот ошибется. Потому что господин Синдо не только как управлять знает, а и как они, эти страшные заморские штуки, внутри устроены.
Тут господин управляющий пригласил столичного инспектора в контору, и смотреть стало не на что. Разве на воробьев.
Документ, подготовленный еще в столице, переписывать не пришлось. Управляющий скрипел, жаловался, залил всю контору таким количеством масла, что в ней можно было утопить паровоз, — но рекламацию подписал, не попытавшись даже отложить дело до завтра или сослаться на отсутствие полномочий.
Вот оно, значит, как, — подумал Сайто. — Они готовы. Готовы со дня на день. Синдо уверен, что рекламация эта до начальства не дойдет. Но неужто он нас так просто отпустит? Самое смешное — нам ведь тогда придется выкручиваться, придумывать причины остаться…
— Прошу прощения, — Асахина окончательно перешел на официальную речь, обращаясь к Синдо как к младшему, — но мне потребуется также осмотреть вырубку. Меня и моих коллег смущает не только качество работы, но и качество материала.
— О, я предполагал это, — весело ответил управляющий. — Что ж, мы отправимся, едва закончится погрузка. Не прикажете ли подать чаю?
— От чая не откажусь, — сказал Сайто. — В горле пересохло, угольной пыли наглотался.
Управляющий улыбнулся и позвонил в медный треугольник. Вскоре принесли чай. Сайто пил долго, обстоятельно.
— Пообедаем наверху, — продолжал управляющий. — А пока что вы осмотрите погруженный материал и я покажу вам поселок.
— Буду чрезвычайно признателен. — Асахина коротко поклонился.
— Могу ли поинтересоваться… потребуется ли присутствие господина инспектора?
— К сожалению, да, — инженер развел руками — естественный, извиняющийся жест. — Ввиду недавних событий мое начальство несколько чрезмерно обеспокоено моим ничтожным благополучием.
Инспектор не улыбнулся. Последний раз он исполнял обязанности телохранителя три месяца назад и объектом была императрица-мать. К тому же, он сомневался, что сможет охранить Асахину Рана от того, от чего тот не сможет охранить себя сам.
Погрузка внизу уже была завершена. Ба, удивился Сайто, да как же он все это будет сводить? Тут ведь не меньше мана этих деревянных штук! Но инженер не стал пересчитывать каждую шпалу — он достал из портфеля раскладной железный аршин и замерил высоту штабелей на платформах, а после пересчитал штабеля, пощелкал костяшками абака и, удовлетворенно кивнув, расписался в накладной. Завинтил тушечницу, спрятал все в ту же пузатую кожаную сумку — экая громоздкая штука, ни за плечи ее не повесишь, ни к поясу — и, помахивая бумажкой, чтобы подсушить подпись, направился к паровозу. Сайто пошел с ним рядом, управляющий почтительно отстал.
— Сёта, — не понижая голоса, сказал Асахина. — Вот тебе накладная, отдай ее господину Ояме. Передай ему, что я останусь осмотреть предприятие и шахту. Может быть, до завтра. Если не приду к вечерней погрузке — не беспокойся.
— Господин инженер, — машинист опустил глаза. — Вы лучше на ночь не оставайтесь. Нехорошее здесь место.
— А что так? — Сайто полез за сигаретой.
— Деревня Кадзибаяси, — Сёта облизнул губы и повернулся спиной к управляющему и рабочим, — она здесь недавно. Прежде, до войны еще, выше в горах была деревня Уэмура…
Сайто пожал плечами. В горной стране каждая третья деревня зовется Уэмура, ибо это и значит «верхняя деревня». Что в этом странного? — так должен был прочесть его жест круглолицый парень.
И вправду, ничего странного. А если название деревни совпадает с фамилией человека, который в последнее время приобрел влияние, совершенно непропорциональное его скромной должности, то это простое совпадение. А если даже не совпадение — что тут такого? Он будет не первым сельским самураем, возвысившимся в нынешнюю эпоху перемен.
— Там бедные земли, люди жили тем, что рубили лес да уголь жгли. И хорошо жили, — машинист заторопился, — Но там пропадали люди, господин инженер. До войны еще пропадали. Говорят, в горах жили рокуро-куби. А потом сюда переселили… этих, ну и совсем плохо стало. Это ведь эта, нечистые — они после смерти не могут успокоиться, бродят и пьют кровь.
— Сёта, — Асахина сказал это громко и строго. — Стыдно машинисту железной дороги верить во всякую чушь.
— Вот видите, — сказал сзади управляющий, — даже те, кто работает в столице. Чего уж ждать от нашего захолустья.
— Просвещенные люди, — Асахина держал все тот же строгий тон, — должны в первую очередь показывать пример людям простым. Так что наш долг объяснять таким, как Сёта-кун, ошибочность их воззрений. Как можно презирать людей за то, что они согрешили в прошлых рождениях, если в этом рождении все мы грешим непрестанно, Сёта-кун? Как можно верить, что мертвецы ночами бродят и пьют кровь? Отправляйся немедленно — и передай документ по назначению. Дзиро, в кабину.
Во всяком случае, господин Сайто его понимал. Сам верил только в то, что видел. Правда, и видел много лишнего.
— Первый раз ваш покорный слуга убил такого в шестьдесят четвертом. Несколько таких пытались поджечь большой храм Инари в старой столице. Уважаемый хозяин знает, как недостойные провинциалы относятся к пожарам в городской черте.
Слово за слово — и инспектор Фудзита рассказал инженеру Асахине о ночных поджигателях в Киото, а керосиновая лампа отбрасывала на стену тени Сайто Хадзимэ и Ранмару Тэнкена. Инженер не прервал гостя ни словом, только несколько раз подливал чаю — очень кстати: горло пересыхало быстро. А красный чай хоть и был хорош на вкус, но оставалась после него во рту какая-то кислятина.
— В общем, полной ясности добиться так и не удалось. Если это люди, то люди, с которыми что-то сделали. И не очень понятно, кто бы мог сделать такое с человеком. А если нечисть, то почему именно такая?
— Юрэй, — тихо сказал господин Асахина.
Господин Сайто на этот раз удивился. Для человека, не держащего дома приношения для ками, странно верить в неупокоенных мертвецов.
— Вы желаете, чтобы я помог вам в этом деле, — то был не вопрос. — И я помогу. Вы ведь наверняка знаете, где их логово.
Что-то прошуршало совсем близко.
Асахина двигался почти так же быстро, как тот летун в порту, — мгновение, и вот он уже распахнул рывком фусума [58].
В свете керосинки блеснули глаза мальчика лет восьми, одетого в юката явно с плеча… матери? Нет, по возрасту госпожа О-Аки никак не могла быть матерью этому мышонку.
— Отчего не спишь? — строго спросил Асахина.
Мальчик попытался поклониться.
— В доме чужой. Отец, извините за неловкость…
— Спать, — сурово сказал отец. — Да извинись прежде перед господином инспектором.
— Прошу простить неосторожного.
Неосторожного, надо же. Инспектор кивнул, принимая поклон мальчика. Не советовать же хозяину дома научить сына двигаться, не тревожа воздух, и дышать менее громко. Захочет, сам и займется.
— Ты много успел услышать? — продолжал расспрашивать Асахина.
— С самого начала. Папка, ты видел юрэя? Страшный он?
Асахина помолчал, подумал.
— Нет демонов страшнее тех, что поселяются у человека здесь, — он показал на сердце. — Злой человек хуже, чем юрэй. Иди спать, ни о чем не беспокойся. И вещи не разбрасывай, — вручив сыну тамадама, Асахина закрыл комнату.
— Как бы то ни было, — сказал он, поворачиваясь к инспектору, — их можно убивать. Когда господин инспектор идет брать их? Завтра? Или уже сегодня?
— Завтра. Или даже послезавтра. Господин инспектор хотел бы, чтобы новости о сегодняшнем визите дошли до всех, кому их положено получить.
Инженер опять кивнул. Даже в случае неудачи, чем больше выйдет шуму, тем лучше.
Задерживаться здесь уже не имело смысла: господину инженеру и так всего ничего оставалось времени на сон перед новым рабочим днем. Инспектор Фудзита откланялся и встал.
— Это было истинное лакомство [59], — несколько покривив душой, сказал он. — Я пришлю к вам человека. И, похоже, нам обоим придется воспользоваться вашим паровым чудовищем, чтобы попасть на место. Это как раз там, куда вы проложили временную ветку.
— Господин инспектор полагает, что так легче прибыть на место незамеченным?
— Господин инспектор полагает с точностью обратное.
Асахина сам подал обувь и проводил гостя на улицу. Опять показалась луна, и воровской фонарь был пока не нужен.
— У вас прекрасная семья, господин инженер. Чей это мальчик?
— Не знаю. Он сам не помнит. А у господина инспектора есть семья?
— Это имеет значение?
Асахина промолчал. Нет, это, конечно, не имело значения.
Глава 2. Горелый лес
Плоть моя сгниет
В плоти острова Эдзо,
Но бессмертный дух
На восточных берегах
Пусть хранит тебя.
Предсмертное стихотворение Хидзикаты Тосидзо
Проехав полчаса в кабине паровоза, господин инспектор понял, отчего вошли в моду черные таби [60]. От угольной пыли было некуда деться, и разговора тоже не вышло: котел гудел так, что приходилось кричать. Было бы тише, не задувай в распахнутые окна ветер, — но тогда они вчетвером с кочегаром и машинистом просто сварились бы заживо.
Асахина привык к такому общению, да и Сайто вскоре научился перекрывать шум голосом, но какой же серьезный разговор может быть, когда орешь через голову машиниста и кочегара? Ах, подумал господин инспектор, надо было взять эту штуку с ручным двигателем. Дышали бы сейчас свежим ветром, а не дымом. Нет же, захотелось прокатиться на драконе.
C другой стороны, инженер с центральной станции никогда не отправился бы на этой штуке к людям, которые поставили его станции некачественный тёс. Он приехал бы в экипаже — или поездом. А господин инженер Асахина известен своей практичностью. Значит — поездом. А пассажирские поезда до лесопилки компании, увы, не ходят. Нет в том необходимости.
— Хотел спросить, — крикнул господин инспектор. — Эта дорога, получается, вдвое длиннее, чем до Йокогамы, — почему ее на картах нет?
— Это временная дорога, — несмотря на то, что инженер тоже кричал, создавалось четкое впечатление, что он говорит тихо. — Насыпи нет. Просто выровняли грунт и положили шпалы. Когда участок станет не нужен — его разберут и перенесут на новое место. Удобно. Конечно, скорость не та — но зачем здесь скорость? И котел не потянет — он уже старый.
— Экономили?
— Нет, это подарок англичан. Мы у них брали займ. На линии Токио-Йокогама все машины новые, и обслуживают их англичане. А здесь мы обучаем японцев. Вот, Сёта-кун займет место машиниста на линии, когда у англичан закончится контракт.
— Кто, кроме ваших, знает, что эта ветка есть?
— Ну ее же видно… — удивился инженер.
Видно, конечно, видно. Глазами. Если смотреть. Если обращать внимание. Я знаю, как строили эту дорогу, от людей, которые ее строили. И я знаю кое-что о том, что находится в точке назначения, — от людей, которые там работали. А о кое-каких вещах не знаю почти ничего, потому что людей, которые были там, теперь нет нигде. Но для очень многих, господин инженер, того, что не нанесено на карту, просто не существует.
— Вам доводилось бывать… — инспектор сделал вид, что вспоминает, — в Кадзибаяси?
— Только на погрузочной станции. Деревня выше по склону. За лесом ее не видно.
Кочегар удивленно вскинул лицо — и тут же вернулся к работе.
— Да, Дзиро? — спросил Асахина. — Ты хотел что-то сказать?
— Я… — парень утер лицо полотенцем. — Вы извините, господин Асахина… не мое это дело…
— Смелей, — подбодрил инженер, передавая ковш с водой.
— Ну, как-то раз, пока грузили шпалы да уголь — тем летом еще — мы с Номурой — машинист, что сбежал потом, помните? — пройтись до деревни решили. Зимой-то больше к машине жмешься, либо в конторе сидишь, а летом — ну, сами понимаете, не все ж ящериц ловить…
— Ну-ну, — инженер, принимая от кочегара наполовину опустевший ковшик, отпил сам, потом передал Сайто.
— Хорошо, у местной бабы спросили, — продолжал Дзиро. — А то так бы до вечера загуляли. Деревня-то вверх по склону — в трех ри! И сгорела давно. У дороги — поселок для охраны да работников лесопилки. Так бы и проходили день до вечера!
Сходится. А еще идет узкоколейка — до шахты. Тянут волы. Шахтные же волы. Слепые животные и невнимательные люди — так многое можно спрятать. А вот что у них машинист сбежал, я слышу впервые.
— Что вышло с этим Номурой?
Асахина пожал плечами.
— Многие поначалу думают, что здесь нечто вроде колдовства, — и к вербовщикам идут охотно. А здесь — тяжелый труд, а главное, труд непривычный, по часам. Разочаровавшись, такие люди просто не приходят на работу в день после выплаты жалованья. Увы, господин Номура не первый и не последний.
— Когда он пропал?
— Осенью. Простите, здесь у меня записей нет. Дзиро?
— Да сразу после осеннего полнолуния.
Ничего не дает. Если он там что-то подглядел — почему его не убили сразу? Или вправду сбежал?
— И много народу так делает?
— Три-четыре человека ежемесячно, — Асахина поморщился. — Нанимается много отребья. Бродяги, поденщики. Люди боятся техники. Такие, как Дзиро-кун — исключение.
Напрягшийся было парень просиял.
— Долго еще?
Инженер глянул на часы, прикрепленные рядом с манометром.
— Минут пятнадцать — если нигде не размыло дорогу и не украли гайки.
— А что, воруют?
— Случается. Из гаек выходят хорошие грузила для сетей. Но на участке господина Мияги это происходит редко.
— Мало ходят?
— Мало воруют. И ходят тоже.
Господин инженер понимал, о чем речь. Господин инженер прекрасно понимал, о чем речь, с самого начала.
Последовало долгое молчание. Инспектор разглядывал карту. Её, как и транспорт, предоставил инженер — та, которой пользовались в полицейском управлении, не отражала текущей действительности. Наконец машинист сказал:
— Вот. Мы на месте.
По бокам дороги вздымались груды земли — выравнивая путь, здесь прорыли траншею примерно в три локтя глубиной. Затем показались штабеля темных древесных плах. Сквозь дым пробились два резких запаха — живого хвойного леса и дегтя.
И если хозяева не знают, что к ним едут с рекламацией, то узнают сейчас. Догнать и перегнать гостей на подъеме — проще простого. Но девяносто из ста — ко встрече уже все готово. Есть такое прекрасное варварское изобретение — телеграф.
Паровоз остановился. Их уже ждали — по меньшей мере, ждали поезда.
Сёта-кун остановил состав так, чтобы его удобнее было загружать: насыпь в этом месте устроили высокую и отвесную с одной стороны. Рабочие, взбегая по мосткам наверх, переворачивали над вагоном тачки — и бежали вниз за новой порцией угля. Рядом тут же начали с рук на руки передавать шпалы, укладывая на открытую платформу. Сайто выпрыгнул из кабины вслед за машинистом и с удовольствием прошелся по насыпи, разминая ноги. Дзиро, извинившись, побежал в кусты. Сёта, присев на какую-то плашку, принялся набивать трубку.
Обычно за этим грузом прибывал сюда помощник Асахины, Ояма Кэнъитиро. Сын купца, он плохо разбирался в котлах и рессорах, но хорошо — в цифрах. Асахина привык мыслить фунтами и стоунами, футами и ярдами, и не умел так быстро и ловко переводить их в сяку и кэны, каны и кины [61].
А это было нужно, потому что именно в канах и кинах считали уголь служащие господина Мияги, и именно в стоунах и фунтах составлена была техническая документация англичан. А впрочем, рекламация, которую господин Аасхина вез в портфеле, относилась не к количеству, а к качеству поставляемого товара.
— Вы! — крикнул он погрузчикам. — Да, вы, подите-ка сюда. Со шпалой вместе.
Виновато переглянувшись, рабочие потрусили в его сторону. Надсмотрщик, заметив неладное, тоже поспешил на верхушку насыпи. Асахина ждал, сделав суровое лицо.
— Это что же такое, — он ткнул пальцем в блестящую от дегтя шпалу. — Гляньте, экий сучище! А ведь записано же, что сучков быть не должно. Да разве такая шпала выдержит нагрузку? А позовите-ка мне сюда господина Синдо! А эту дрянь не сметь грузить!
Подумал. И рявкнул.
— Прекратить погрузку!
Надо сказать, погрузчики и не подумали ослушаться, а десятник — возражать. Пожалуй, тут даже паровоз не посмел бы возразить, а в нем железа было побольше, чем в десятнике.
— Нам могут не дать больше поговорить наедине, — спокойно сказал инженер. — У вас есть план?
Полицейский присел на пенек, сорвал травинку и принялся жевать.
— Нас пропустят. Нас достаточно мало, а наш противник достаточно тщеславен. Вы не беспокойтесь. Наше дело — поднять шум. Я доложил наверх и написал кое-кому еще. Броненосца, а спрятать его они не успеют, вполне хватит — это уже состав преступления.
Что доложил — это инженер не сомневался. А если этот кое-то будет не сидеть, а действовать… Впрочем, неумному Сайто бы писать не стал. А план… Что ж, бывали планы и похуже.
— Мне кажется, что вы слишком осторожны со мной и недостаточно с противником.
Полицейский подумал, кивнул.
— Я докладывал не по команде. Вернее, по команде я вообще не докладывал. Я пошел выше по линии и в сторону. Это компетентный человек — и переворот ему сейчас очень невыгоден. Не скажу, чтобы он был рад меня видеть, но он меня выслушал.
— Вы говорите о министре обороны.
Полицейский кивнул.
— Он не рискнет вмешиваться силами министерства. Особенно сейчас, после смерти Окубо. Вы же понимаете, там сейчас все напуганы и ждут подвоха. Если он начнет двигаться слишком резко, его самого могут обвинить в заговоре и попытке захвата власти. Ему нужны основания.
Основания. Если они здесь что-то найдут, это будут основания. Если их здесь убьют — инженера с важного государственного проекта и старшего инспектора столичной полиции — это будут основания. Если заговорщики дернутся раньше времени — это будут основания.
— Я не хочу рисковать, — извиняющимся тоном сказал полицейский.
Асахина бесшумно засмеялся — и все его лицо осветилось эти смехом.
— Окубо-сэнсэй, — сказал он, отсмеявшись, — среди всего прочего упомянул вот что. Для постройки железной дороги правительство хотело брать займ у крупных торговых домов. На самых выгодных условиях. Но купцы испугались вкладывать деньги в такое новое дело и отступились. Займ мы взяли у англичан. Окубо-сэнсэй узнал недавно, что господин Мияги, который в наших глазах был защитником этого займа, на деле очень много сделал для того, чтобы сорвать его. Он отговорил всех — и единственный внес свои деньги. Он получил заказ на шпалы, деготь и прочее — тут много чего делают для дороги. Как вкладчик, он в курсе дел концессии — а вот в его дела никто не может сунуть носа. Сюда идет господин Синдо, управляющий.
— Вижу, — кивнул полицейский, — а о концессии мне рассказали только вчера.
Действительно, что делать, как не смеяться. Один узнает от министра внутренних дел, второй — от министра обороны.
— Качество шпал упало в последнее время, — торопливо, почти не шевеля губами, проговорил Асахина. — Сильно упало. Они торопятся, господин инспектор.
И, договорив, он слегка поклонился управляющему.
Поклон управляющего был глубже — но без подобострастия, присущего десятнику, и даже… с издевкой? Да, похоже на то.
— Счастлив предстать вашим очам, господин Асахина.
— Прошу простить мое несвоевременное вторжение.
Если господин Синдо рассчитывал кого-то смутить, рассчитывал он зря. В области этикета люди из хана Мито могли дать пол-острова форы всем, кроме разве что урожденных придворных. Впрочем, господин инженер, пожалуй, мог бы постоять за себя и в окружении императрицы-матери.
— Что послужило причиной столь неожиданного визита?
— Будучи исполнен сожаления, скажу: недовольство качеством поставляемой продукции. Господин Флэннери порекомендовал сложить все забракованные шпалы на платформу и вернуть вам. Мы решили не утомлять грузчиков. Вот рекламация, подписанная господином Флэннери, господином Атари и вашим покорным слугой. Вынужден с глубоким прискорбием сообщить: еще один случай — и нам придется сменить подрядчика.
— Но как такое может быть? — на лице управляющего отразилось искреннее удивление. — Наши усилия, без сомнения, ничтожны, в сравнении с задачами, стоящими перед многоуважаемым гостем, но рекламации…
— Извольте пройти на насыпь и убедиться лично. Мне не было бы прощения, если бы я ошибся.
При появлении Синдо рабочие повскакивали. Кто курил — быстро выбил и спрятал трубку, кто жевал — мгновенно проглотил недожеванное и спрятал недоеденное. Сайто не заметил в работниках признаков истощения — но у многих согнутые в поклоне обнаженные спины носили следы палки, а у двоих были отрезаны уши. Обычное дело вне городской черты. В городах полиция с этим борется. Старается бороться.
— Да, все это никуда не годится, — осмотрев несколько шпал из приготовленных к погрузке, Синдо покачал головой. — Ах, господин Асахина, предприятие так велико, дел так много — мыслимо ли за всем уследить самому, а управляющие ненадежны. Вот трещина, а вот это — что за сук! Ужасно, ужасно. Притащите-ка мне Куроду, — это было брошено уже двум охранникам. — Да, господин Асахина, сколь великий путь нам предстоит пройти, прежде чем мы догоним Европу — и догоним ли? Наступит ли время, когда слова «японский товар» будут вернейшей порукой качества?
— Несомненно, — вежливо-сухо ответил Асахина.
— Я понимаю — как эта глупость, наверное, должна была выглядеть в глазах заморских коллег достопочтенного…
…Все это было очень интересно. А интересней всего то — что рассыпающийся в любезностях Синдо до сих пор не счел нужным даже поздороваться со вторым незваным гостем.
Двое охранников подтащили к насыпи какого-то пузатого детину. Детина бухнулся в ноги управляющему.
— Ты что ж это, сволочь! — Синдо несколько раз с силой ударил его бамбуковой тростью по спине. Детина всхлипывал басом, но ни глаз, ни голоса не поднимал. — Позорить господина Мияги перед правительством! Перед иностранцами! Ты должен был проверять качество каждой шпалы! Это что такое, а?
Управляющий пнул детину ногой в зад, и тот покорно ткнулся в сучковатую шпалу носом.
— Сорок палок ему, — сказал Синдо. — Прямо на этой шпале — чтобы хорошенько запомнил, как выглядит брак.
— Прекратите немедленно, — Асахина снова заговорил тем приказным тоном, каким остановил погрузку. — Господина Флэннери не интересуют излохмаченные спины ваших работников. Его интересуют хорошие шпалы.
— Осмелюсь возразить, господин Асахина, — народишко здесь подлый. Знаете, что за деревня Кадзибаяси?
— Знаю, — жестко сказал Асахина. — Но разве эдикт 1871 года не касается ни вас, ни господина Мияги, ни этой деревни?
— Подобное поведение, — сказал голос из-за спины инженера, — несведущий человек мог бы расценить как неуважение к императору.
Сведущий, конечно, не расценил бы. Во многих, многих местах с работниками обращались прескверно — революция лишила работы сотни тысяч людей, и хозяева часто соблазнялись принципом «собака сдохла — другую купим». Другая революция — промышленная — только набирала обороты, но ее маховик уже вовсю давил и топтал. Эдиктом добились разве того, что теперь по хребту мог отхватить и самурай. Но самурай не стал бы этого терпеть — а вот для эта [62]мало что изменилось.
— Ах, — господин Синдо опустил трость. — Как же еще справляться с этими людьми?
— На вашем месте я бы проследил за погрузкой лично, — сказал Сайто, а про себя подумал: совсем этот человек не разбирается в людях, если полагает, что Асахину может удовлетворить такая грубая подделка.
Отделаться от Синдо таким образом, конечно, было нельзя — он вызвал следить за погрузкой кого-то из своих помощников. Впрочем, Сайто и не рассчитывал на это всерьез — так, ткнул палочкой, посмотреть, куда дернется муравьиный лев.
А лев муравьиный. И должен бы визитеров испугаться. Очень испугаться. Однако не боится вовсе. Даже смеет это показать, краешком, как городская красавица еще один слой цветного шелка. И ему это нравится. Неужели такой человек — и замешан в этом деле?
Асахина кивнул на предложение Синдо обсудить рекламацию в конторе. Дзиро проводил их тревожным взглядом.
Привратники при виде прибывших почтительно поклонились. Как же, инспектор из министерства. Солидный человек, мундир с шитьем, заморская сумка в руках и меч на поясе. Важный чиновник! И полицейский при нем — виданное ли дело?
Чиновник держится строго, а по сторонам глядит с любопытством. Да, тут и сушильня для дерева, и лесопилка с заграничными машинами — бревно в три обхвата им разделать, что кость собаке разгрызть: раз — и нет! И уголь жгут, и деготь делают, и поташ — есть на что любопытствовать. А сам чиновник ростом не вышел, полицейскому еле-еле макушкой до плеча достает.
Прибывшие прошли в распахнувшиеся ворота, чиновник даже кивнуть соизволил. А полицейский-то росту такого, что на любого сверху вниз смотреть будет. И глаз у него недобрый, желтый. Как у волка.
И сразу видно, кто настоящий, а кто нет. Вот управляющий, господин Синдо, тоже всегда в заморской одежде, а она на нем где морщится, где висит, где колом стоит… Правда, кто на него посмотрит да бездельным человеком сочтет, очень тот ошибется. Потому что господин Синдо не только как управлять знает, а и как они, эти страшные заморские штуки, внутри устроены.
Тут господин управляющий пригласил столичного инспектора в контору, и смотреть стало не на что. Разве на воробьев.
Документ, подготовленный еще в столице, переписывать не пришлось. Управляющий скрипел, жаловался, залил всю контору таким количеством масла, что в ней можно было утопить паровоз, — но рекламацию подписал, не попытавшись даже отложить дело до завтра или сослаться на отсутствие полномочий.
Вот оно, значит, как, — подумал Сайто. — Они готовы. Готовы со дня на день. Синдо уверен, что рекламация эта до начальства не дойдет. Но неужто он нас так просто отпустит? Самое смешное — нам ведь тогда придется выкручиваться, придумывать причины остаться…
— Прошу прощения, — Асахина окончательно перешел на официальную речь, обращаясь к Синдо как к младшему, — но мне потребуется также осмотреть вырубку. Меня и моих коллег смущает не только качество работы, но и качество материала.
— О, я предполагал это, — весело ответил управляющий. — Что ж, мы отправимся, едва закончится погрузка. Не прикажете ли подать чаю?
— От чая не откажусь, — сказал Сайто. — В горле пересохло, угольной пыли наглотался.
Управляющий улыбнулся и позвонил в медный треугольник. Вскоре принесли чай. Сайто пил долго, обстоятельно.
— Пообедаем наверху, — продолжал управляющий. — А пока что вы осмотрите погруженный материал и я покажу вам поселок.
— Буду чрезвычайно признателен. — Асахина коротко поклонился.
— Могу ли поинтересоваться… потребуется ли присутствие господина инспектора?
— К сожалению, да, — инженер развел руками — естественный, извиняющийся жест. — Ввиду недавних событий мое начальство несколько чрезмерно обеспокоено моим ничтожным благополучием.
Инспектор не улыбнулся. Последний раз он исполнял обязанности телохранителя три месяца назад и объектом была императрица-мать. К тому же, он сомневался, что сможет охранить Асахину Рана от того, от чего тот не сможет охранить себя сам.
Погрузка внизу уже была завершена. Ба, удивился Сайто, да как же он все это будет сводить? Тут ведь не меньше мана этих деревянных штук! Но инженер не стал пересчитывать каждую шпалу — он достал из портфеля раскладной железный аршин и замерил высоту штабелей на платформах, а после пересчитал штабеля, пощелкал костяшками абака и, удовлетворенно кивнув, расписался в накладной. Завинтил тушечницу, спрятал все в ту же пузатую кожаную сумку — экая громоздкая штука, ни за плечи ее не повесишь, ни к поясу — и, помахивая бумажкой, чтобы подсушить подпись, направился к паровозу. Сайто пошел с ним рядом, управляющий почтительно отстал.
— Сёта, — не понижая голоса, сказал Асахина. — Вот тебе накладная, отдай ее господину Ояме. Передай ему, что я останусь осмотреть предприятие и шахту. Может быть, до завтра. Если не приду к вечерней погрузке — не беспокойся.
— Господин инженер, — машинист опустил глаза. — Вы лучше на ночь не оставайтесь. Нехорошее здесь место.
— А что так? — Сайто полез за сигаретой.
— Деревня Кадзибаяси, — Сёта облизнул губы и повернулся спиной к управляющему и рабочим, — она здесь недавно. Прежде, до войны еще, выше в горах была деревня Уэмура…
Сайто пожал плечами. В горной стране каждая третья деревня зовется Уэмура, ибо это и значит «верхняя деревня». Что в этом странного? — так должен был прочесть его жест круглолицый парень.
И вправду, ничего странного. А если название деревни совпадает с фамилией человека, который в последнее время приобрел влияние, совершенно непропорциональное его скромной должности, то это простое совпадение. А если даже не совпадение — что тут такого? Он будет не первым сельским самураем, возвысившимся в нынешнюю эпоху перемен.
— Там бедные земли, люди жили тем, что рубили лес да уголь жгли. И хорошо жили, — машинист заторопился, — Но там пропадали люди, господин инженер. До войны еще пропадали. Говорят, в горах жили рокуро-куби. А потом сюда переселили… этих, ну и совсем плохо стало. Это ведь эта, нечистые — они после смерти не могут успокоиться, бродят и пьют кровь.
— Сёта, — Асахина сказал это громко и строго. — Стыдно машинисту железной дороги верить во всякую чушь.
— Вот видите, — сказал сзади управляющий, — даже те, кто работает в столице. Чего уж ждать от нашего захолустья.
— Просвещенные люди, — Асахина держал все тот же строгий тон, — должны в первую очередь показывать пример людям простым. Так что наш долг объяснять таким, как Сёта-кун, ошибочность их воззрений. Как можно презирать людей за то, что они согрешили в прошлых рождениях, если в этом рождении все мы грешим непрестанно, Сёта-кун? Как можно верить, что мертвецы ночами бродят и пьют кровь? Отправляйся немедленно — и передай документ по назначению. Дзиро, в кабину.