Ануй Жан. Антигона

(сценическая редакция В. Агеева)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Антигона
Креон
Гемон
Исмена
Эвридика
Кормилица
Стражники
Хор



При поднятии занавеса все ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА на сцене.
Они разговаривают, вяжут, играют в карты.

От них отделяется ХОР и выходит вперед.


ХОР. Я мог бы жить и по ту сторону перегородки, разделяющей
положительное и отрицательное. В общем-то, мне кажется, что я поднялся над
такими разделениями и создаю некую гармонию двух этих начал, выраженную -
пластически, но не в категориях этики. Говоря по существу, мы, конечно, еще
не начинали жить. Мы уже не животные, но, несомненно, еще не люди. С той
поры, как возникло искусство, об этом твердил нам каждый великий художник.

Ну что ж, начнем, Эти персонажи сейчас сыграют перед вами трагедию об
Антигоне. Антигона - маленькая худышка, что сидит вон там, уставившись в
одну точку и молчит. Она думает. Она думает, что вот сейчас станет
Антигоной, что из худой, смуглой и замкнутой девушки, которую никто в семье
не принимал всерьез, внезапно превратится в героиню и выступит одна против
целого мира, против царя Креона, своего дяди. Они думает, что умрет, хотя
молода и очень хотела бы жить. Но ничего не поделаешь: ее зовут Антигоной, и
ей придется сыграть свою роль до конца... С той минуты, как поднялся
занавес, она чувствует, что с головокружительной быстротой удаляется от
сестры Исмены, которая смеется и болтает с молодым человеком; от всех нас,
спокойно глядящих на нее, - мы ведь не умрем сегодня вечером.
Юноша, беседующий с белокурой счастливой красавицей Исменой, - Гемон,
сын Креона. Он жених Антигоны. Все влекло его к Исмене: любовь к танцам и
играм, желание счастья и удачи и чувственность тоже, ведь Исмена гораздо
красивее Антигоны. Но однажды вечером на балу, где он танцевал только с
Исменой, которая была ослепительна в своем новом платье, он отыскал
Антигону, мечтавшую, сидя в уголке, - в той же позе, что и сейчас, обхватив
руками колени, - и попросил ее стать его женой. Почему? Этого никто никогда
не мог понять. Антигону это удивило, она подняла на него свои серьезные
глаза и, грустно улыбнувшись, дала свое согласие... Оркестр начинал новый
танец. Там, в кругу других юношей, громко смеялась Исмена. А он, он теперь
должен был стать мужем Антигоны. Он не знал, что на свете никогда не будет
мужа Антигоны и что этот высокий титул давал ему лишь право на смерть.
Крепкий седой мужчина, о чем-то размышляющий, рядом с которым стоит
юный прислужник, - это Креон. Он царь. Лицо его в морщинах, он утомлен; ему
выпала нелегкая роль - управлять людьми. Раньше, во времена Эдипа, когда он
был всего лишь первым вельможей при дворе, он любил музыку, красивые
переплеты, любил бродить по антикварным лавочкам в Фивах. Но Эдип и его
сыновья умерли. Креон бросил свои книги и безделушки, засучил рукава и стал
на их место.
Иной раз вечером он чувствует усталость и спрашивает себя, не
бесполезное ли это занятие - управлять людьми? Не лучше ли поручить эту
грязную другим, тем, которые не привыкли много раздумывать... Но утром перед
ним снова возникают вопросы, которые требуют срочного решения, и он встает,
спокойный, как рабочий на пороге трудового дня.
Пожилая женщина, что стоит рядом с кормилицей, воспитавшей обеих
сестер, и вяжет, - это Эвридика, жена Креона. Она будет вязать на протяжении
всей трагедии, пока не наступит ее черед идти умирать. Она добрая, любящая,
полна достоинства, но не может быть мужу подмогой.
Наконец, трое мужчин, играющих в карты, сдвинув шапки на затылок, - это
стражники. Они, в сущности, неплохие парни; у каждого из них, как у всех
людей, есть жена, дети, мелкие заботы, но уже будьте спокойны, они в любую
минуту схватят обвиняемых. Но сейчас они служат Креону - до тех пор, пока
новый владыка Фив, должным образом облеченный властью, в свою очередь не
прикажет арестовать его.

А теперь, когда вы познакомились со всеми героями, мы приступим к
трагедии. Она начинается с момента, когда сыновья Эдипа, Этеокл и Полиник,
которые должны были поочередно, в течение года каждый, править Фивами,
вступили в борьбу и убили друг друга под стенами города. Этеокл, старший, по
окончании срока своего правления отказался уступить место брату. Семь
чужеземных царей, которых Полиник перетянул на свою сторону, были разбиты
перед семью вратами Фив. Теперь город спасен, враждовавшие братья погибли, и
Креон, новый царь, повелел старшего брата, Этеокла, похоронить торжественно,
с почестями, а тело Полиника, это бунтовщика, бродяги, бездельника, не
оплаканное и не похороненное, оставить на растерзание воронам и шакалам.
Всякий, кто осмелится предать его земле, будет безжалостно осужден на
смерть.


Пока ХОР говорит, ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА одно за другим
покидают сцену. ХОР тоже скрывается. Освещение на
сцене меняется. Мертвенно-бледный рассвет проникает в спящий дом.
АНТИГОНА приоткрывает дверь и выходит на цыпочках, босиком, держа
сандалии в руках. На мгновение она останавливается,
прислушивается. Появляется КОРМИЛИЦА.



КОРМИЛИЦА. Откуда ты?
АНТИГОНА. С прогулки, няня. До чего же было красиво! Сначала все кругом
серое... Но сейчас - ты представить себе не можешь - все стало розовым,
желтым, зеленым, словно на цветной открытке. Нужно вставать пораньше, няня,
если хочешь увидеть мир без красок. /Собирается уйти./
КОРМИЛИЦА. Я встала, когда было еще совсем темно, пошла в твою комнату
посмотреть, не сбросила ли ты во сне одеяло, глядь - а постель пуста!
АНТИГОНА. Сад еще спал. Я застала его врасплох, няня. Он и не
подозревал, что я любуюсь им. Как красив сад, когда он еще не думает о
людях!
КОРМИЛИЦА. Ты ушла. Я побежала к дверям: ты оставила их полуоткрытыми.
АНТИГОНА. Поля были мокрые от росы и чего-то ожидали. Все кругом
чего-то ожидало. Я шла одна по дороге, звук моих шагов гулко отдавался в
тишине, и мне было неловко - ведь я прекрасно знала, что ждут не меня. Тогда
я сняла сандалии и осторожно проскользнула в поле, так что оно мне не
заметило.
КОРМИЛИЦА. Придется тебе вымыть ноги, прежде чем ты ляжешь в постель.
АНТИГОНА. Я больше не лягу.
КОРМИЛИЦА. Но ты ведь поднялась в четыре часа! Даже четырех не было!
АНТИГОНА. Если каждое утро вставать так рано, наверно, всегда будет так
же приятно выйти первой в поле. Правда, няня?
КОРМИЛИЦА. Утро? Была еще ночь! Ты думаешь, обманщица, так я тебе и
поверю, что ты ходила на прогулку! Отвечай, где ты была?
АНТИГОНА /со странной улыбкой/. Да, правда, была еще ночь. Только одна
я в полях и думала, что уже утро. Это чудесно, няня! Сегодня я первая
увидела, как настал день.
КОРМИЛИЦА. Ты была на свидании.
АНТИГОНА /тихо/. Да, я была на свидании.
КОРМИЛИЦА. У тебя есть возлюбленный!
АНТИГОНА /странным тоном, после паузы/. Да, няня, у меня есть
возлюбленный. Бедняга!
КОРМИЛИЦА. Боже милосердный! Я думала, что ты вырастешь честной
девушкой! Но это даром тебе не пройдет, моя милая! Твой дядя, твой дядя
Креон все узнает, будь уверена!
АНТИГОНА /устало/. Да, няня, узнает. Оставь меня в покое.
КОРМИЛИЦА. А Гемон, твой жених? Ты же обручена с ним! Хороша невеста -
вскакивает в четыре утра и бежит на свидание к другому! Знаешь, что я должна
была бы сделать?
АНТИГОНА. Не кричи так, нянечка. Не сердись на меня сегодня.
КОРМИЛИЦА. Не кричи? Так мне вдобавок и кричать нельзя? Вот как! А
обещание, которое я давала твоей матери! Знаешь, что она сказала бы, будь
она здесь? "Старая дура - да, старая дура, - ты не сумела сохранить мою
девочку чистой. И кричала ты на них, и ворчала словно сторожевой пес, и
кутала их, чтобы не простудились, и гоголь-моголем пичкала, чтобы были
здоровыми; но в четыре часа утра ты, спишь, спишь как сурок, хоть не имеешь
права глаз сомкнуть, и они преспокойно удирают, ты приходишь к ним в
комнату, а постель давно уже остыла...". Вот что скажет твоя мать, когда я
увижу ее на том свете, и мне станет стыдно. Я только опущу голову и скажу:
"Да, все это правда, госпожа Иокаста!"
АНТИГОНА. Няня! Ты сможешь смело глядеть в глаза моей матери, когда
увидишь ее. И она скажет: "Здравствуй, няня, спасибо тебе за маленькую
Антигону. Ты хорошо заботилась о ней". Мама знает, почему я уходила сегодня
утром.
КОРМИЛИЦА. Так у тебя нет возлюбленного?
АНТИГОНА. Нет, нянечка.
КОРМИЛИЦА. Ты что, смеешься надо мной? А если бы ты меня любила, ты
сказала бы мне правду. Почему твоя постель была пуста, когда я пришла
подоткнуть одеяло?
АНТИГОНА. Нянечка, пожалуйста, перестань. Все это глупости. Я чиста, у
меня нет другого возлюбленного, кроме Гемона, моего жениха, клянусь тебе. Я
даже могу поклясться, если хочешь, что у меня никогда не будет другого
возлюбленного.

Входит ИСМЕНА.


ИСМЕНА. Ты уже встала? Я заходила в твою комнату.
АНТИГОНА. Да, я уже встала.
ИСМЕНА. Ты больна?
АНТИГОНА. Нет, просто немного устала. /Улыбается./ Это потому, что я
рано поднялась.
ИСМЕНА. Я тоже не спала.
АНТИГОНА /снова улыбается/. Тебе надо выспаться, а то завтра ты будешь
не такой красивой.
ИСМЕНА. Не смейся надо мной!
АНТИГОНА. Я не смеюсь. Сегодня твоя красота придает мне сил. Помнишь,
какой несчастной я чувствовала себя в детстве? Я старалась измазать тебя
грязью, засовывала тебе за шиворот гусениц. Однажды я привязала тебя к
дереву и отрезала тебе волосы, твои прекрасные волосы... /Гладит ее по
волосам./ Разве станешь думать о всякой ерунде, когда у тебя такие
прекрасные, мягкие волосы, так аккуратно причесанные!
ИСМЕНА /внезапно/. Почему ты говоришь о пустяках?
АНТИГОНА /тихо, продолжая гладить ее по волосам/. Я не говорю о
пустяках...
ИСМЕНА. Знаешь, Антигона, я все обдумала.
АНТИГОНА. Да.
ИСМЕНА. Я думала всю ночь. Ты сошла с ума!
АНТИГОНА. Да.
ИСМЕНА. Мы не можем.
АНТИГОНА /после паузы, тихим голосом/. Почему?
ИСМЕНА. Он велит нас казнить.
АНТИГОНА. Конечно. Каждому свое. Он должен осудить нас на смерть, а мы
- похоронить брата. Так уж все распределено. Что ж тут можно поделать?
ИСМЕНА. Я не хочу умирать.
АНТИГОНА /тихо/. И я тоже не хотела бы умирать.
ИСМЕНА. Слушай, я думала всю ночь. Я старше тебя и всегда поступаю
разумнее. А вот ты вечно делаешь, что тебе в голову взбредет, даже если это
страшная глупость. Я более уравновешенная. Всегда все обдумываю.
АНТИГОНА. Иногда не надо слишком много думать.
ИСМЕНА. Надо, Антигона. Разумеется, все это ужасно, мне тоже жалко
брата, но я отчасти понимаю и дядю.
АНТИГОНА. А я не хочу понимать отчасти!
ИСМЕНА. Он царь, он обязан подавать пример.
АНТИГОНА. Но я не царь, я не обязана подавать пример...
ИСМЕНА. Выслушай хотя бы меня! Я чаще, чем ты, бываю права.
АНТИГОНА. А я не хочу быть правой.
ИСМЕНА. Попробуй, хоть понять!
АНТИГОНА. Понять... Я только это и слышу от вас с тех пор, как себя
помню. Нужно было понять, что нельзя прикасаться к воде, прекрасной,
холодной воде, потому что она может пролитья на пол, что нельзя прикасаться
к земле, потому что она может выпачкать платье... Нужно было понять, что
нельзя съедать все сразу, нельзя отдавать нищему, которого встретишь на
дороге, все, что у тебя в карманах; нельзя бежать, бежать наперегонки с
ветром, пока не упадешь. И пить, когда жарко, и купаться рано утром или
поздно вечером, как раз тогда, когда хочется! Понимать. Всегда понимать! Я
не хочу понимать.
ИСМЕНА. Он сильнее нас, Антигона. Он - царь. Все в городе думают так
же, как он. Их тысячи, много тысяч, они кишат на улицах Фив.
АНТИГОНА. Я не слушаю тебя.
ИСМЕНА. Они будут орать. Нас схватят тысячи рук, тысячеликая толпа
будет сверлить нас взглядом. Нам будут плевать в лицо. И когда нас повезут в
повозке к месту казни, их ненависть, их смрад, их насмешки всю дорогу будут
сопровождать нас. А на площади стеной станут стражники, с тупыми багровыми
лицами, в жестких воротничках, с грубыми, чисто вымытыми руками и бычьим
взглядом. И ничто не поможет - ни крики, ни мольбы: они будут выполнять все,
что прикажут, как рабы, не задумываясь, хорошо это или плохо... А страдания?
Ведь нам придется страдать, испытывать боль, и она будет все сильней и
сильней и станет совсем нестерпимой; нам покажется, что она дошла до
предела, но она будет все усиливаться... Как пронзительный крик, который
становится все резче... О, я не могу, не могу!
АНТИГОНА. Как ты хорошо все обдумала!
ИСМЕНА. Я думала всю ночь. А ты?
АНТИГОНА. Я тоже можешь не сомневаться.
ИСМЕНА. Ты знаешь, я не храброго десятка.
АНТИГОНА /тихо/. Я тоже. Что ж из того?
Пауза.
ИСМЕНА /неожиданно/. Разве тебе не хочется жить? /Порывисто бросается к
Антигоне/. Антигона!
АНТИГОНА /выпрямившись, громко/. Нет, оставь меня! Теперь не время
обнявшись хныкать. Ты говоришь, что все обдумала? По-твоему, можно отступить
только потому, что весь город ополчится против тебя, что тебя ждут страдания
и ты боишься смерти?
ИСМЕНА /опускает голову/. Да.
АНТИГОНА. Ну что ж, воспользуйся этим предлогом.
ИСМЕНА /бросаясь к ней/. Антигона, умоляю тебя! Пусть мужчины верят в
высокие идеалы и умирают за них. Но ты же девушка!
АНТИГОНА /сквозь зубы/. Да, девушка.
ИСМЕНА. Счастье так близко! Тебе нужно только протянуть руку, и оно
твое. Ты помолвлена, ты молода, ты красива...
АНТИГОНА /глухо/. Нет, я не красива.
ИСМЕНА. Ты красива не так, как мы, - иначе. И ты отлично знаешь, что
именно на тебя оборачиваются, замолкают и глядят на тебя во все глаза, пока
ты не завернешь за угол. /Помолчав/. А Гемон?
АНТИГОНА /сдержанно/. Сейчас я поговорю с Гемоном, и с Гемоном все
будет кончено.
ИСМЕНА. Ты сошла с ума!
АНТИГОНА /улыбаясь/. Пойди приляг, Исмена... Видишь, уже светло, и
теперь я все равно ничего не могла бы сделать. Тело брата тесным кольцом
окружили стражники. Они охраняют его, как будто ему и вправду удалось стать
царем. Иди приляг, ты побледнела от усталости.
ИСМЕНА. А ты?
АНТИГОНА. Мне не хочется спать... Но обещаю тебе, что никуда не пойду,
пока ты не проснешься. Иди поспи еще. Солнце только взошло. У тебя глаза
слипаются. Пойди же...
ИСМЕНА. Я ведь смогу тебя убедить, правда? Смогу тебя убедить? Ты
выслушаешь меня еще раз?
АНТИГОНА /устало/. А теперь, прошу тебя, иди поспи. А то завтра ты
будешь не такой красивой. Да, я выслушаю тебя. Я всех вас выслушаю. /С
грустной улыбкой провожает взглядом уходящую Исмену, потом устало садится./
Бедная Исмена!


АНТИГОНА. Няня! Няня!
КОРМИЛИЦА. Что у тебя болит?
АНТИГОНА. Ничего, нянечка. Но все равно укутай меня получше, как
бывало, когда я болела... Ах, нянечка, ты прогоняла лихорадку, прогоняла
кошмары, тени. Ты прогоняла ночь с ее безмолвным диким воем... Ты, нянечка,
прогоняла и саму смерть. Дай мне руку, как бывало, когда ты сидела у моей
постели.
КОРМИЛИЦА. Да что с тобой?
АНТИГОНА. Ничего, нянечка. Просто я еще мала для всего этого... Но
никто, кроме тебя, не должен об этом знать.
КОРМИЛИЦА. Для чего мала?
АНТИГОНА. Ни для чего, нянечка. Главное, ты со мной. Я держу твою
добрую руку. Может быть, она еще раз спасет меня? Ведь ты, нянечка,
всемогуща.
КОРМИЛИЦА. Что ж я могу для тебя сделать?
АНТИГОНА. Ничего, нянечка. Только приложи руку к моей щеке, вот так /На
минуту замирает, закрыв глаза/. Ну вот, я больше не боюсь. /Помолчав, другим
тоном./ Слушай, нянечка! Мою собаку, Милку...
КОРМИЛИЦА. Ну?
АНТИГОНА. Обещай, что никогда больше не будешь бранить ее.
КОРМИЛИЦА. Да ведь она все пачкает своими грязными лапами! Ее и в
дом-то нельзя пускать.
АНТИГОНА. Не брани ее, даже если она все пачкает. Обещай мне это,
нянечка!
КОРМИЛИЦА. Что ж, по-твоему, она тут все перепортит, а я ей слова не
скажи?
АНТИГОНА. Да, нянечка.
КОРМИЛИЦА. Ну, это уж слишком!
АНТИГОНА. Пожалуйста, нянечка! Ты же любишь Милку, мою добрую
головастую Милку. И, в конце концов, ты ведь обожаешь уборку. Ты была бы
просто несчастной, не будь грязи... Ну прошу тебя, не брани мою Милку!
КОРМИЛИЦА. А если она испортит ковры?
АНТИГОНА. Все равно, обещай, что ты не будешь бранить ее. Я тебя
очень-очень прошу, нянечка!
КОРМИЛИЦА. Знаешь ведь, что не могу тебе отказать, когда ты ласкаешься
ко мне... Ну ладно, ладно. Я буду убирать за ней и ни разу не заворчу. Ты
совсем мне голову заморочила!
АНТИГОНА. И еще обещай мне, что будешь с ней все время разговаривать.
КОРМИЛИЦА. Да где это видано?! Говорить с собакой!
АНТИГОНА. В том-то и дело, не говори с ней как с собакой. Говори, как с
человеком, ты же слыхала, как я с ней разговариваю...
КОРМИЛИЦА. Ну нет! Хоть я из ума еще не выжила! Да зачем это тебе,
чтобы все в доме разговаривали с собакой, как ты?
АНТИГОНА /тихо/. А если я вдруг не смогу с ней больше разговаривать?
КОРМИЛИЦА /не понимая/. Не сможешь с ней разговаривать? Почему?
АНТИГОНА /отворачивается; потом твердо/. А потом, если она будет
слишком тосковать, все время ждать меня, смотреть на дверь, как будто я
только что вышла, тогда убей ее, няня. Только чтобы ей не было больно.
КОРМИЛИЦА. Убить твою собаку? Да ты, никак, нынче сошла с ума?
АНТИГОНА. Нет, няня.
КОРМИЛИЦА. Гемон.

Входит ГЕМОН.

АНТИГОНА, Оставь нас, нянечка, и не забудь, что ты мне обещала.

КОРМИЛИЦА уходит.

АНТИГОНА /подбегает к Гемону/. Прости, Гемон, что я ссорилась с тобой
вчера вечером, прости за все! Это я была неправа. Пожалуйста, прости меня!
ГЕМОН. Ты прекрасно знаешь, что я простил тебя, едва за тобой
захлопнулась дверь. Еще не исчез запах духов, которыми ты надушилась, а я
уже простил тебя. /Обнимает ее, смотрит на нее, улыбается/. У кого ты
стащила духи?
АНТИГОНА. У Исмены.
ГЕМОН. А губную помаду, а пудру, а красивое платье?
АНТИГОНА. Тоже у нее.
ГЕМОН. Для кого же ты так принарядилась?
АНТИГОНА. Я скажу тебе. Потом. /Крепче прижимается к нему./ О милый мой
какой я была глупой! Вечер пропал... Такой прекрасный вечер!
ГЕМОН. Ничего, у нас будет еще немало вечеров, Антигона.
АНТИГОНА. А может быть, и не будет.
ГЕМОН. И немало размолвок. Счастья без размолвок не бывает.
АНТИГОНА. Счастья, да... Слушай, Гемон!
ГЕМОН. Я слушаю.
АНТИГОНА. Не смейся. Будь сегодня серьезным.
ГЕМОН. Я серьезен.
АНТИГОНА. И обними меня. Обними так крепко, как никогда еще не обнимал.
Чтоб вся твоя сила перелилась в меня.
ГЕМОН. Вот! Изо всех своих сил!
АНТИГОНА /вздохнув/. Как хорошо.
Некоторое время они стоят молча обнявшись.
/Потом тихо./ Послушай, Гемон!
ГЕМОН. Да.
АНТИГОНА. Я хотела сказать тебе сегодня утром... Мальчик, который
родился бы у нас с тобой...
ГЕМОН. Да.
АНТИГОНА. Знаешь, я сумела бы защитить его от всего на свете.
ГЕМОН. Да, Антигона.
АНТИГОНА. О, я так крепко обнимала бы его, что ему никогда не было бы
страшно, клянусь тебе! Он не боялся бы ни наступающего вечера, ни палящих
лучей полуденного солнца, ни теней... Наш мальчик, Гемон! Мать у него была
бы такая маленькая, плохо причесанная, но самая надежная, самая настоящая из
всех матерей на свете, даже тех, у кого пышная грудь и большие передники. Ты
веришь в это, правда?
ГЕМОН. Да, любовь моя.
АНТИГОНА. И ты веришь, что у тебя была бы настоящая жена?
ГЕМОН /обнимает ее/. У меня настоящая жена.
АНТИГОНА /внезапно вскрикивает, прильнув к нему/. Так ты любил меня,
Гемон? Ты любил меня в тот вечер? Ты уверен в этом?
ГЕМОН /тихонько укачивая ее/. В какой вечер?
АНТИГОНА. Уверен ли ты, что тогда, на балу, когда отыскал меня в углу,
ты не ошибся, тебе нужна была именно такая девушка? Уверен ли ты, что ни
разу с тех пор не пожалел о своем выборе? Ни разу даже втайне не подумал,
что лучше был бы сделать предложение Исмене?
ГЕМОН. Дурочка!
АНТИГОНА. Ты меня любишь, правда? Любишь как женщину? Твои руки,
сжимающие меня, не лгут? Твои большие руки, которые обхватили меня? Меня не
обманывают запах и тепло твоего тела и беспредельное доверие, которое я
испытываю, когда склоняю голову к тебе на плечо?
ГЕМОН. Да, я люблю тебя как женщину, Антигона.
АНТИГОНА. Но ведь я худа, а Исмена - точно золотисто-розовый плод.
ГЕМОН /шепчет/. Антигона...
АНТИГОНА. О, я сгораю от стыда. Но сегодня мне нужно знать. Скажи
правду, прошу тебя! Когда ты думаешь о том, что я стану твоей, чувствуешь ли
ты, что у тебя внутри будто пропасть разверзается, будто что-то в тебе
умирает?
ГЕМОН. Да, Антигона.
АНТИГОНА /вздохнув после паузы/. И я тоже чувствую это. Я хотела
сказать тебе, что была бы горда стать твоей женой, настоящей женой, на
которую всегда можно опереться не задумываясь, как на ручку кресла, где
отдыхаешь по вечерам, как на вещь, целиком принадлежащую тебе.
/Высвобождается из его объятий и продолжает другим тоном./ Ну вот. А теперь
я хочу сказать тебе еще кое-что. И когда я все скажу, ты немедленно уйдешь,
ни о чем не расспрашивая. Даже если мои слова покажутся тебе странными, даже
если они причинят тебе боль. Поклянись мне!
ГЕМОН. Что еще ты хочешь мне сказать?
АНТИГОНА. Сперва поклянись, что уйдешь молча, даже не взглянув на меня.
Если ты меня любишь - поклянись мне, Гемон! /Смотрит на него, лицо у нее
потерянное, несчастное./ Ну поклянись мне, пожалуйста, я очень прошу тебя,
Гемон... Это мое последнее сумасбродство, и ты должен мне его простить.
ГЕМОН /после паузы/. Клянусь.
АНТИГОНА. Спасибо. Так вот, сначала о вчерашнем. Ты сейчас спросил,
почему я пришла в платье Исмены, надушенная, с накрашенными губами. Я была
глупой. И была не очень уверена, что ты действительно хочешь меня, поэтому
нарядилась, чтобы быть похожей на других девушек и зажечь в тебе желание.
ГЕМОН. Так вот для чего?
АНТИГОНА. Да. А ты стал смеяться надо мной, мы поссорились, я не смогла
побороть свой скверный характер и убежала... /Тише./ Но я приходила для
того, чтобы быть твоей, чтобы уже стать твоей женой.
Он отступает, хочет что-то сказать.

/Кричит./ Стоять! Ты поклялся не спрашивать почему! Ты поклялся мне,
Гемон! /Тише, смиренно./ Умоляю тебя... /Отворачивается, твердым голосом./
Впрочем, я скажу тебе. Я хотела стать твоей женой, несмотря ни на что,
потому что люблю тебя, очень люблю, и потому что - прости меня, любимый,
если я причиняю тебе боль! - потому что я никогда, никогда не смогу быть
твоей женой!
Он онемел от удивления.

/Отбегает к окну и кричит./ Гемон, ты поклялся! Уйди! Сейчас же уйди,
не сказав ни слова. Если ты заговоришь, если сделаешь шаг ко мне, я
выброшусь из окна. Клянусь тебе, Гемон! Клянусь нашим мальчиком, о котором
мы мечтали, мальчиком, которого у нас никогда не будет. Уходи же, уходи
скорей! Завтра ты все узнаешь. Ты узнаешь все очень скоро! /Говорит с таким
отчаянием, что Гемон повинуется и идет к выходу./ Пожалуйста, уйди, Гемон!
Это все, что ты еще можешь для меня сделать, если любишь!
Гемон уходит.
Ну вот, Антигона, и с Гемоном покончено.

По сцене катятся три клубка.
Появляется ЭВРИДИКА и за ней - входит ИСМЕНА

ИСМЕНА /зовет/. Антигона!.. Ты здесь?
АНТИГОНА /не двигаясь с места/. Да, я здесь.
ИСМЕНА. Я не могу спать. Я боялась, что ты все-таки убежишь и
попытаешься похоронить его, хотя уже совсем светло. Антигона, сестренка моя,
вот мы все здесь, мы с тобой: и Гемон, и няня, и я, и твоя собака Милка...
Мы любим тебя мы живые, и ты всем нам нужна. А Полиник мертв, и он тебя не
любил. Он всегда был чужой нам, он был плохим братом. Забудь о нем,
Антигона, как он забыл о нас! Пусть тело его останется без погребения, пусть
его зловещая тень будет вечно скитаться, раз так повелел Креон. Не берись за
то, что выше твоих сил. Ты никогда ничего не боишься, но ведь ты такая
маленькая, Антигона. Останься с нами, не ходи туда ночью, умоляю тебя!
/Смеется/.

Два карлика уносят АНТИГОНУ.
ИСМЕНА уходит. Пробегают три карлика.
Входит КРЕОН и СТРАЖНИК.

1-Й СТРАЖНИК /вытягиваясь и отдавая честь/. Стражник Жона, второй роты.
Значит, так, начальник. Мы бросили жребий, кому идти. И выпало мне. Так вот,
начальник. Я и пришел, потому что решили - пусть уж один все объяснит, и еще
потому, что нельзя всем троим уйти с поста. Мы, начальник, втроем стоим в
карауле возле трупа. Значит, я не один, нас трое. Кроме меня еще Дюран и
старший, Будусс.
Вот-вот, начальник. Я говорил то же самое. Явиться должен был старший.
Когда других командиров нет, за все отвечает старший. Но они не согласились
и решили бросить жребий. Прикажете пойти за старшим?
Я на службе семнадцать лет. Пошел в армию добровольцем, награжден
медалью, две благодарности в приказе. Я на хорошем счету, начальник. Служу
усердно. Знаю только приказы. Командиры говорят: "На этого Жона можно
положиться". По правилам, должен был явиться старший. Правда, я уже
представлен к повышению, но еще не произведен. Производство должно
состояться в июне.
Ну так вот, начальник: труп...
Появляются ПРИЗРАКИ.
Мы вовсе не спали! Заступили в два часа ночи, самое собачье время.
Знаете, начальник, когда ночь на исходе. Веки словно свинцом налиты, голова
тяжелая, мерещится, будто тени какие-то движутся, и утренний туман
стелется... Они выбрали подходящее время!.. Но мы все были на посту,
разговаривали и топали ногами, чтобы согреться... Мы не спали, начальник,
все трое можем поклясться, что не спали! Да и слишком уж холодно было... И
вот я взглянул на труп... Мы стояли в двух шагах от него, но я все-таки
поглядывал время от времени... Таков уж я, начальник все делаю на совесть.
Вот почему командиры говорят: "На этого Жона...".

ПРИЗРАКИ. Царь! Человек ни в чем не должен клясться:
Окажется потом, что он солгал.
Я говорил, что не вернусь сюда,
Так был убит угрозами твоими,
Однако радость, коль не ждешь ее,
Бывает выше всяких удовольствий, -
И вот я снова здесь, хотя и клялся.
Веду ее: схватили мы девицу,
Когда умершего обрядом чтила.
Я видел сам, как тело хоронила,