— А как человек Изотов, как он? — спрашиваю Юрия.
— Что это был за человек?.. — раздумывает Юрий, — Он чистый был человек: вот смотри на свет — и пятнышка не увидишь. Всю жизнь его себе за образец ставлю. Принципы жизни взял у него.
Юрий снова посмотрел на часы:
— Не прозевать бы проверку.
Потом вдруг, будто вспомнил что-то очень важное, лицо его оживилось, он обнадеживающе заулыбался:
— Хочешь, я расскажу тебе об одном интереснейшем человеке? Вот уж о ком стоит рассказать! Если когда-нибудь мне случится совершить хоть маленький подвиг в жизни, то я всем скажу, что подвигу я учился у него. У Сергея Ивановича Сафронова — у командира моего звена. Как-то он мне показывал, что такое вираж, и между прочим рассказал историю.
Было это в бою под Сталинградом. Пошли в атаку пара самолетов — Сафронов и его друг. Немецких было четыре. Дерзко дрались наши двое, каждому из четверки всыпали очередь. «Одолеем!» — подумал уже тогда Сергей Иванович и тут увидел, что друг его горит. Падает и горит… Пошел с ним на связь, кричит: «Пятый! Пятый! Пятый!» А «Пятый» молчит. Один! И четверо. Быстро пошел на вираж. (На вираже очень трудно поймать цель.) Ходил, ходил. Немцы тоже не дураки — давай «ножницами»… И уж тут кто — кого. У Сафронова уже мотор на пределе — гудит, ревет как бешеный, все окаменело, а выйти из виража нельзя — тут же собьют. Чувствует, что не может больше: сейчас остановится двигатель или руки сами отпустят штурвал. Решил обхитрить немцев — перейти на другой вираж. Выбрал момент и только чуть выровнял машину — чувствует, как прошила очередь. Двигатель вспыхнул. Самолет падал. Сафронов горит, падает, но следит за немцами. Уходят… Сделали свое дело… «Все, конец, — подумал тогда Сергей Иванович. — Горю, как свечка». И тут неожиданно пламя погасло. Видно, потоком воздуха очень просто сбило с мотора. Сафронов опомнился. Схватился за штурвал. Земля уже близко. Набегает на него черной глыбой! Все было в секунду: дорога, телеграфный столб, дал ногу и врубил крыло прямо в столб.
Юрий шумно вздохнул и продолжал:
— Смягчил удар — только тем и спасся. Подобрали врачи, нашли у него в спине сорок осколков: в воздухе было попадание в броневую спинку и ему всю спину разодрало в клочья. Ничего… Потом еще летал.
— Вот что такое вираж, — закончил Юрий свой рассказ о Сергее Ивановиче Сафронове.
— От каждого человека ведь что-то получаешь — от одного меньше, от другого больше, но хорошего в любом человеке много, — улыбнулся он.
В комнату заглянул командир, постучал по часам у себя на руке.
— Проверяю, проверяю, — сказал Юрий.
— Проверять-то проверяй — отбой скоро!
— Сейчас кончаем, — пообещал ему Юрий и принялся снова рассказывать. (Когда его спрашивают не о себе, о других, он рассказывает с удовольствием.)
— Вот и у этого человека есть чему поучиться, — кивнул он вслед ушедшему командиру.
Он большой психолог. Что удивляться: человек добрый десяток лет занимался психологическим отбором летчиков. Что мы против него — зеленые… Стоишь перед ним и думаешь: «Ну насквозь тебя видит»… И так подметит самую суть твою, что ты вдруг на самого себя паза открываешь. Люблю я его за то, что хорошее в человеке всегда поддерживает. Мне хочется сравнить его всегда с садовником, у которого огромный сад, а знает он в этом саду каждый росток — плохие обрезает, хорошим ставит подпорку, больше поливает, дает подкорм.
Юрий заулыбался, видно что-то припомнив:
— Как-то он мне сказал: «С твоим спокойствием не то что на один виток — на год в космос лететь можно». С тех пор я стал еще спокойнее. Вот так вот…
Юрий захлопнул книжку. «Жизнь в авиации», С. А. Красовский — прочитала я на обложке.
— Взял у ребят посмотреть, — говорит Юрий. — Листаю и нахожу знакомые фамилии. Наши летчики, все знаменитые… Вот… Николай Петрович Каманин. Сегодня мы с ним встретились у космической ракеты как старые знакомые.
Юрий покачал головой:
— А помню, в детстве я читал книжку о челюскинцах. Тогда, мальчишкой, я узнал, как, рискуя жизнью, советские летчики спасали экспедицию. Каманин… Это имя знал в то время каждый пацан на нашей улице. Один из первых Героев Советского Союза был и наш ребячий герой. Кто знает, может из-за него я пришел в авиацию. А теперь мы встретились с ним. И где?.. Уже в космосе. Здесь он меня многому научил. Юрий опять проверил часы.
— Спокойной ночи! — пожелала я ему, уходя.
— Еще был один интересный человек!.. — кричал он мне вдогонку.
Я засмеялась и подумала: «Один ли?..» Скольких еще Юрий вспомнит, о скольких людях, которые оставили в его жизни след, расскажет. Сколько еще назовет тех, у кого брал хорошее…
ИДИ, ОТКРЫВАЙ ВСЕЛЕННУЮ!
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЖИЗНЬ!
НЕ ЗАБЫВАЙ ПРО ЗЕМЛЮ!
— Что это был за человек?.. — раздумывает Юрий, — Он чистый был человек: вот смотри на свет — и пятнышка не увидишь. Всю жизнь его себе за образец ставлю. Принципы жизни взял у него.
Юрий снова посмотрел на часы:
— Не прозевать бы проверку.
Потом вдруг, будто вспомнил что-то очень важное, лицо его оживилось, он обнадеживающе заулыбался:
— Хочешь, я расскажу тебе об одном интереснейшем человеке? Вот уж о ком стоит рассказать! Если когда-нибудь мне случится совершить хоть маленький подвиг в жизни, то я всем скажу, что подвигу я учился у него. У Сергея Ивановича Сафронова — у командира моего звена. Как-то он мне показывал, что такое вираж, и между прочим рассказал историю.
Было это в бою под Сталинградом. Пошли в атаку пара самолетов — Сафронов и его друг. Немецких было четыре. Дерзко дрались наши двое, каждому из четверки всыпали очередь. «Одолеем!» — подумал уже тогда Сергей Иванович и тут увидел, что друг его горит. Падает и горит… Пошел с ним на связь, кричит: «Пятый! Пятый! Пятый!» А «Пятый» молчит. Один! И четверо. Быстро пошел на вираж. (На вираже очень трудно поймать цель.) Ходил, ходил. Немцы тоже не дураки — давай «ножницами»… И уж тут кто — кого. У Сафронова уже мотор на пределе — гудит, ревет как бешеный, все окаменело, а выйти из виража нельзя — тут же собьют. Чувствует, что не может больше: сейчас остановится двигатель или руки сами отпустят штурвал. Решил обхитрить немцев — перейти на другой вираж. Выбрал момент и только чуть выровнял машину — чувствует, как прошила очередь. Двигатель вспыхнул. Самолет падал. Сафронов горит, падает, но следит за немцами. Уходят… Сделали свое дело… «Все, конец, — подумал тогда Сергей Иванович. — Горю, как свечка». И тут неожиданно пламя погасло. Видно, потоком воздуха очень просто сбило с мотора. Сафронов опомнился. Схватился за штурвал. Земля уже близко. Набегает на него черной глыбой! Все было в секунду: дорога, телеграфный столб, дал ногу и врубил крыло прямо в столб.
Юрий шумно вздохнул и продолжал:
— Смягчил удар — только тем и спасся. Подобрали врачи, нашли у него в спине сорок осколков: в воздухе было попадание в броневую спинку и ему всю спину разодрало в клочья. Ничего… Потом еще летал.
— Вот что такое вираж, — закончил Юрий свой рассказ о Сергее Ивановиче Сафронове.
— От каждого человека ведь что-то получаешь — от одного меньше, от другого больше, но хорошего в любом человеке много, — улыбнулся он.
В комнату заглянул командир, постучал по часам у себя на руке.
— Проверяю, проверяю, — сказал Юрий.
— Проверять-то проверяй — отбой скоро!
— Сейчас кончаем, — пообещал ему Юрий и принялся снова рассказывать. (Когда его спрашивают не о себе, о других, он рассказывает с удовольствием.)
— Вот и у этого человека есть чему поучиться, — кивнул он вслед ушедшему командиру.
Он большой психолог. Что удивляться: человек добрый десяток лет занимался психологическим отбором летчиков. Что мы против него — зеленые… Стоишь перед ним и думаешь: «Ну насквозь тебя видит»… И так подметит самую суть твою, что ты вдруг на самого себя паза открываешь. Люблю я его за то, что хорошее в человеке всегда поддерживает. Мне хочется сравнить его всегда с садовником, у которого огромный сад, а знает он в этом саду каждый росток — плохие обрезает, хорошим ставит подпорку, больше поливает, дает подкорм.
Юрий заулыбался, видно что-то припомнив:
— Как-то он мне сказал: «С твоим спокойствием не то что на один виток — на год в космос лететь можно». С тех пор я стал еще спокойнее. Вот так вот…
Юрий захлопнул книжку. «Жизнь в авиации», С. А. Красовский — прочитала я на обложке.
— Взял у ребят посмотреть, — говорит Юрий. — Листаю и нахожу знакомые фамилии. Наши летчики, все знаменитые… Вот… Николай Петрович Каманин. Сегодня мы с ним встретились у космической ракеты как старые знакомые.
Юрий покачал головой:
— А помню, в детстве я читал книжку о челюскинцах. Тогда, мальчишкой, я узнал, как, рискуя жизнью, советские летчики спасали экспедицию. Каманин… Это имя знал в то время каждый пацан на нашей улице. Один из первых Героев Советского Союза был и наш ребячий герой. Кто знает, может из-за него я пришел в авиацию. А теперь мы встретились с ним. И где?.. Уже в космосе. Здесь он меня многому научил. Юрий опять проверил часы.
— Спокойной ночи! — пожелала я ему, уходя.
— Еще был один интересный человек!.. — кричал он мне вдогонку.
Я засмеялась и подумала: «Один ли?..» Скольких еще Юрий вспомнит, о скольких людях, которые оставили в его жизни след, расскажет. Сколько еще назовет тех, у кого брал хорошее…
ИДИ, ОТКРЫВАЙ ВСЕЛЕННУЮ!
ДАЛЬ, бесконечная даль. И высокое-высокое небо. Дорога бежит и бежит навстречу нашему автобусу, а космодрому нет еще конца и края. Вот тогда и рухнуло мое наивное представление о космодроме как об одной стартовой площадке. Здесь, как и всюду на земле, есть дома, дороги, здесь рождаются дети, по улицам бегают мальчишки. Весна! Мальчишки рады солнцу.
Автобус уходит все дальше. Он идет туда, где стоит готовая к полету космическая ракета. Чуть покачиваясь в мягком кресле, сидит человек, который первым полетит к звездам…
Мое знакомство с космосом началось с того, что я стала искать того, кто сделал возможным этот великий прорыв во Вселенную. Однажды мне показалось — я нашла его…
Вот он сидит, смуглый, очень суровый на вид, с крупными, резкими чертами лица. Вспомнилась скала на Камчатке, недоступная, грозная. Но…
Удивительный это человек — Главный Конструктор космического корабля! Я услышала легкий шепот вокруг, когда он приехал на запуск. И трудно сказать, чего в этом шепоте было больше — трепета или уважения…
Раз, еще до этого, было такое. Он вошел в цех — и вокруг все сразу как-то изменилось. Собраннее, точнее стали движения рабочих. Казалось, даже гудение машин обрело новый тон — напряженный, четкий. Словно энергия и воля этого человека сообщились движению валов и шестерен.
Взгляд Главного Конструктора обежал помещение, людей. Кто-то из стоящих рядом втянул голову в плечи. Все знали: Главный все подметит и сразу, если уж ты задержал какую-то деталь, сядет с тобой рядом и…
И вдруг он спросил:
— А где инженер Иванов? У него, говорят, жена тяжело больна?
Минутное замешательство.
— Да, вы знаете… Иванов просит отпуск на три дня, но время такое горячее, мы…
— Значит, действительно тяжело больна?
— Больна…
— Дать ему отпуск на неделю…
Я ждала, что он скажет теперь космонавтам. А он кивнул в сторону ракеты и очень просто сказал им:
— Ну, собирайтесь. Я уже посидел там.
Вот он показывает космонавтам свой корабль. Открывает любую дверь:
— Смотрите, все смотрите — вам лететь!..
А первое знакомство космонавтов с Главным Конструктором было таким. Они приехали к этому человеку в гости. О чем- только тогда не переговорили!.. Сначала все расспрашивали о первом корабле. А потом разговор зашел и о будущих больших кораблях, которые помчат экипажи к звездам…
— Готовьтесь… Машины для вас мы создали, — сказал тогда Главный Конструктор.
На прощание он подарил каждому космонавту сувенир — два маленьких пятигранничка от лунного вымпела.
— Может, кто-нибудь из вас найдет на Луне тот, настоящий… А этот пригодится для образца, — пошутил он.
…Создатель передает свое детище тебе, Первый: «Иди, открывай Вселенную!» А сам он остается на Земле. Не он ли, творец этого замечательного корабля, и есть тот, кто сделал возможным полет в космос?
Но спроси у него, и ответит Главный Конструктор: «Нет, не я».
Так кто же? Я останавливаю свой взгляд на другом человеке — знаменитом ученом, который вместе со всеми провожает в космос первого человека. У него в руках — все космические нити. Он стоит на перекрестке множества космических дорог. Трудно стоять там, где пересекаются пути физиков и медиков, химиков и биологов, астрономов и геофизиков, радиоэлектроников и специалистов ракетной техники. Этому человеку, как океану, пришлось вобрать в себя воды тысяч рек. Мне он представляется дирижером большой космической симфонии. И все же спроси я его: «Не вы ли тот человек, сделавший возможным?..» — он скажет: «Нет».
Эти люди скромны.
…Космонавты надевали скафандры. В комнате, где это происходило, собрались ведущие специалисты — те, кто готовил к полету ракету и человека. Ученые, врачи и инженеры сидели полукругом и тихо обсуждали свои дела. А я смотрела на каждого и думала: «Не ты ли тот, кто сделал возможным этот полет?» Иногда мне казалось, что это — главный медик, недаром его зовут «Основоположник», не стесняясь этого громкого слова. Он еще на первых ракетах посылал собак в небо в разведку. В те годы этим занималась небольшая группа ученых; не все они здесь, на космодроме. Тогда еще, около десяти лет назад, им надо было много мужества, чтобы отстоять свои права. Победить тех, кто не верил в завоевание космоса, тех, кто открыто выступал против этой идеи.
А потом в космос полетел первый искусственный спутник Земли. Эти ученые стали основоположниками совершенно новой науки — космической биологии. Они шли по целине непроторенными путями, решали задачи, которыми до сих пор не занималась ни одна из наук. Они искали, как сохранить жизнь тому, кто первым полетит в космос. Сколько их было, ищущих?.. Попробуй-ка перечислить!..
В той маленькой комнатке, где космонавты надевали скафандры, были ведущие специалисты по топливу и двигателям ракеты, по телеметрии, по регенерационным установкам, по скафандру, кабине и многим другим маленьким участкам огромной ракеты. И про каждого из них можно сказать: «Это он сделал возможным полет человека в космос». Да, это и ученый, создавший топливо для ракеты. Да, это и конструктор космического корабля. Да, это и специалист, обеспечивший жизнь человека в космосе. Но каждый из них будет это отрицать, потому что за каждым стоят тысячи рабочих, тружеников, которых сегодня нет на старте. Все они, а по существу весь советский народ, — строители и создатели моста в космос…
Трудно выбрать лучшего. Тебе, воспитателю космонавтов, тоже трудно сделать это. Ну как скажешь, что этот космонавт лучший, когда рядом стоит другой, и он ничуть не хуже первого. Вот перед тобой живой, веселый парень с шапкой русых кудрей: удивительно одаренный человек! Мало ему знать свой корабль, он знает еще бездну стихов, может главами читать наизусть Пушкина, тонко чувствует музыку, может целый вечер петь арию за арией из опер Чайковского. А когда речь заходит о его деле, этот большой любитель искусства становится исследователем, все анализирует, сопоставляет, делает свои собственные выводы. Один известный академик о нем так и сказал: «У него исследовательский ум…» Так пошли же его первым!
«Можно послать и его…» — спокойно рассуждаешь ты.
А вот рядом стоит не очень красивый парень — у него широкий курносый нос, немного полноватое лицо. Никогда не подумаешь, что человек с такой внешностью может стать воплощением воли. Но убеждаешься в этом, видя его на многочисленных тренировках. Очень часто во время тренировок и не во время их я наблюдала его в трудных ситуациях. Он выходил из них с таким спокойствием, какому позавидуешь. Кроме спокойствия у него еще есть инженерные знания, которые пригодятся ему там, в космосе. Может быть, ты пошлешь его?
И вдруг мне показалось, что полетит совсем другой человек, очень мало заметный. Он молчун. Может работать с вами рядом день и сказать всего два слова, и то они будут: «здравствуйте» и «до свидания». Но когда надо… Я помню такой случай. Доктор наук забросал его сложными вопросами и уже думал, что поставил парня в тупик, и тут услышал преспокойный ответ:
— А этого просто не случится в полете вот по таким-то, таким-то причинам…
Этот человек, который совсем не говорит о себе, очень много умеет и знает. Почему бы ему не быть первым?
А вот этот, острый на слово парень, очень сильный в обобщениях и находчивый, — разве он не выдержит трудного испытания? Выдержит.
Трудно выбрать одного, когда знаешь, что каждый очень силен и может быть первым. А те, которых ты не привез на старт, — может быть, они в чем-то еще сильнее? Ты бережешь их на Марс? На Венеру?..
Автобус уходит все дальше. Он идет туда, где стоит готовая к полету космическая ракета. Чуть покачиваясь в мягком кресле, сидит человек, который первым полетит к звездам…
Мое знакомство с космосом началось с того, что я стала искать того, кто сделал возможным этот великий прорыв во Вселенную. Однажды мне показалось — я нашла его…
Вот он сидит, смуглый, очень суровый на вид, с крупными, резкими чертами лица. Вспомнилась скала на Камчатке, недоступная, грозная. Но…
Удивительный это человек — Главный Конструктор космического корабля! Я услышала легкий шепот вокруг, когда он приехал на запуск. И трудно сказать, чего в этом шепоте было больше — трепета или уважения…
Раз, еще до этого, было такое. Он вошел в цех — и вокруг все сразу как-то изменилось. Собраннее, точнее стали движения рабочих. Казалось, даже гудение машин обрело новый тон — напряженный, четкий. Словно энергия и воля этого человека сообщились движению валов и шестерен.
Взгляд Главного Конструктора обежал помещение, людей. Кто-то из стоящих рядом втянул голову в плечи. Все знали: Главный все подметит и сразу, если уж ты задержал какую-то деталь, сядет с тобой рядом и…
И вдруг он спросил:
— А где инженер Иванов? У него, говорят, жена тяжело больна?
Минутное замешательство.
— Да, вы знаете… Иванов просит отпуск на три дня, но время такое горячее, мы…
— Значит, действительно тяжело больна?
— Больна…
— Дать ему отпуск на неделю…
Я ждала, что он скажет теперь космонавтам. А он кивнул в сторону ракеты и очень просто сказал им:
— Ну, собирайтесь. Я уже посидел там.
Вот он показывает космонавтам свой корабль. Открывает любую дверь:
— Смотрите, все смотрите — вам лететь!..
А первое знакомство космонавтов с Главным Конструктором было таким. Они приехали к этому человеку в гости. О чем- только тогда не переговорили!.. Сначала все расспрашивали о первом корабле. А потом разговор зашел и о будущих больших кораблях, которые помчат экипажи к звездам…
— Готовьтесь… Машины для вас мы создали, — сказал тогда Главный Конструктор.
На прощание он подарил каждому космонавту сувенир — два маленьких пятигранничка от лунного вымпела.
— Может, кто-нибудь из вас найдет на Луне тот, настоящий… А этот пригодится для образца, — пошутил он.
…Создатель передает свое детище тебе, Первый: «Иди, открывай Вселенную!» А сам он остается на Земле. Не он ли, творец этого замечательного корабля, и есть тот, кто сделал возможным полет в космос?
Но спроси у него, и ответит Главный Конструктор: «Нет, не я».
Так кто же? Я останавливаю свой взгляд на другом человеке — знаменитом ученом, который вместе со всеми провожает в космос первого человека. У него в руках — все космические нити. Он стоит на перекрестке множества космических дорог. Трудно стоять там, где пересекаются пути физиков и медиков, химиков и биологов, астрономов и геофизиков, радиоэлектроников и специалистов ракетной техники. Этому человеку, как океану, пришлось вобрать в себя воды тысяч рек. Мне он представляется дирижером большой космической симфонии. И все же спроси я его: «Не вы ли тот человек, сделавший возможным?..» — он скажет: «Нет».
Эти люди скромны.
…Космонавты надевали скафандры. В комнате, где это происходило, собрались ведущие специалисты — те, кто готовил к полету ракету и человека. Ученые, врачи и инженеры сидели полукругом и тихо обсуждали свои дела. А я смотрела на каждого и думала: «Не ты ли тот, кто сделал возможным этот полет?» Иногда мне казалось, что это — главный медик, недаром его зовут «Основоположник», не стесняясь этого громкого слова. Он еще на первых ракетах посылал собак в небо в разведку. В те годы этим занималась небольшая группа ученых; не все они здесь, на космодроме. Тогда еще, около десяти лет назад, им надо было много мужества, чтобы отстоять свои права. Победить тех, кто не верил в завоевание космоса, тех, кто открыто выступал против этой идеи.
А потом в космос полетел первый искусственный спутник Земли. Эти ученые стали основоположниками совершенно новой науки — космической биологии. Они шли по целине непроторенными путями, решали задачи, которыми до сих пор не занималась ни одна из наук. Они искали, как сохранить жизнь тому, кто первым полетит в космос. Сколько их было, ищущих?.. Попробуй-ка перечислить!..
В той маленькой комнатке, где космонавты надевали скафандры, были ведущие специалисты по топливу и двигателям ракеты, по телеметрии, по регенерационным установкам, по скафандру, кабине и многим другим маленьким участкам огромной ракеты. И про каждого из них можно сказать: «Это он сделал возможным полет человека в космос». Да, это и ученый, создавший топливо для ракеты. Да, это и конструктор космического корабля. Да, это и специалист, обеспечивший жизнь человека в космосе. Но каждый из них будет это отрицать, потому что за каждым стоят тысячи рабочих, тружеников, которых сегодня нет на старте. Все они, а по существу весь советский народ, — строители и создатели моста в космос…
Трудно выбрать лучшего. Тебе, воспитателю космонавтов, тоже трудно сделать это. Ну как скажешь, что этот космонавт лучший, когда рядом стоит другой, и он ничуть не хуже первого. Вот перед тобой живой, веселый парень с шапкой русых кудрей: удивительно одаренный человек! Мало ему знать свой корабль, он знает еще бездну стихов, может главами читать наизусть Пушкина, тонко чувствует музыку, может целый вечер петь арию за арией из опер Чайковского. А когда речь заходит о его деле, этот большой любитель искусства становится исследователем, все анализирует, сопоставляет, делает свои собственные выводы. Один известный академик о нем так и сказал: «У него исследовательский ум…» Так пошли же его первым!
«Можно послать и его…» — спокойно рассуждаешь ты.
А вот рядом стоит не очень красивый парень — у него широкий курносый нос, немного полноватое лицо. Никогда не подумаешь, что человек с такой внешностью может стать воплощением воли. Но убеждаешься в этом, видя его на многочисленных тренировках. Очень часто во время тренировок и не во время их я наблюдала его в трудных ситуациях. Он выходил из них с таким спокойствием, какому позавидуешь. Кроме спокойствия у него еще есть инженерные знания, которые пригодятся ему там, в космосе. Может быть, ты пошлешь его?
И вдруг мне показалось, что полетит совсем другой человек, очень мало заметный. Он молчун. Может работать с вами рядом день и сказать всего два слова, и то они будут: «здравствуйте» и «до свидания». Но когда надо… Я помню такой случай. Доктор наук забросал его сложными вопросами и уже думал, что поставил парня в тупик, и тут услышал преспокойный ответ:
— А этого просто не случится в полете вот по таким-то, таким-то причинам…
Этот человек, который совсем не говорит о себе, очень много умеет и знает. Почему бы ему не быть первым?
А вот этот, острый на слово парень, очень сильный в обобщениях и находчивый, — разве он не выдержит трудного испытания? Выдержит.
Трудно выбрать одного, когда знаешь, что каждый очень силен и может быть первым. А те, которых ты не привез на старт, — может быть, они в чем-то еще сильнее? Ты бережешь их на Марс? На Венеру?..
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЖИЗНЬ!
«Хитрые вы, русские. Знали, кого посылать в космос. Этот парень покорил весь мир своей улыбкой».
(Из разговора с иностранным корреспондентом.)
ОН ОЧЕНЬ хорошо смеется, Юрий, В этом смехе столько от мальчишки, задиристого, искреннего. Он умеет радоваться жизни. «Я бы послал его в космос только за это», — сказал как-то его командир.
Сколько лабораторий и цехов прошел Юрий во время тренировок, и в каждую дверь входил с доброй, хорошей шуткой. Люди настраивались на его «волну». Он приносил им хорошее настроение, от которого лучше работалось.
Как мальчишка, радовался он удачному мячу в баскетболе, радовался даже просто хорошей погоде, метко сказанному слову, хорошему человеку. Он мог после удачной тренировки на центрифуге подхватить лаборантку вместе со стулом и закружить ее по комнате.
А что с ним делалось, когда слышал сообщение о запуске очередного космического корабля!.. Он радовался безудержно и весело комментировал, изображая все в жестах, копировал радистов-поисковиков:
— Т-т-т-т-т-т-т… Сейчас там самая работа, — добавлял он.
И сразу всплыл в памяти разговор инженеров, участвовавших в тренировках космонавтов.: — Американцы считают, что для космонавта самый подходящий возраст — восемнадцать — двадцать один год. В этом возрасте меньше всего, дескать, дорожат жизнью…
А мне кажется, вообще нельзя посылать в космос человека, который не дорожит жизнью…
— Но все-таки придется рисковать ею…
— По-моему, из этого риска живым выйдет только тот, кто очень любит жизнь, кто очень дорожит жизнью.
Дорожить жизнью. Это не мелкая боязнь за самого себя. Это способность постоять за жизнь, не важно — свою или чужую, за жизнь, очень нужную людям. Способность отстоять ее даже тогда, когда это кажется совсем невозможным.
Однажды Юрий Гагарин сказал задумчиво:
— За всю мою службу в авиации было у меня одно-единственное взыскание…
— За что же? — спрашиваю.
И он рассказал:
— Был обычный полетный день. Слетал в зону. Отработал. Возвращаюсь на аэродром. Подул сильный «боковик». Чуть подправил машину и пошел на посадку. И… вижу, что сажусь на финишера!
Юрий зажмурил глаза, замотал головой.
— Он стоит на полосе: молодой парень, красный флажок в руке.
Опустил флажок и окаменел. Тут я ручку на себя!
Юрий передохнул и добавил:
— А на командном пункте… ругались, в общем, крепко. Не поймут, в чем дело. Комэск командует мне по радио:
— Ниже… Ниже… Ниже…
На КП встретили неласково: посадка с прыжком не была предусмотрена.
— Два наряда вне очереди! — услышал я приказ.
— Это было мое первое и последнее взыскание, — закончил Юрий.
…Люди, готовившие к полету Юрия Гагарина, знали, как он дорожит жизнью, жизнью не только своей. И очень ценили это. Знали, что ему еще много в жизни надо совершить — слетать на Венеру, на Марс… Прилететь и рассказать о них Земле. И все было сделано, чтобы сохранить космонавту жизнь, здоровье, обеспечить благополучное возвращение. Вот почему так внимательно осматривал его врач перед стартом, давал советы, по-дружески наставляя его. Вот почему люди, готовившие ракету к старту, ночами не спали, когда что-нибудь не ладилось. Двое суток не уходили инженеры и рабочие из монтажного цеха, когда не очень точно работала связь: может быть, от нее как раз и зависит жизнь этого человека…
— Бояться будешь? — спросил его друг.
— Я же живой человек… — просто и искренне ответил он.
Трудно поверить, что нашелся бы человек, который, не боясь, сел бы в кабину первого корабля, отправляющегося в космос. Абсолютно бесстрашных людей вообще не существует. Но есть нечто большее, чем бесстрашие. Об этом незадолго до старта говорил с космонавтами Главный маршал авиации К- А. Вершинин.
— Главное — уверенность, — учил молодых летчиков, будущих покорителей Вселенной, опытный маршал. — Надо очень верить в свои силы, и тогда выйдешь победителем в самой сложной ситуации…
Юрий Гагарин сидел рядом и внимательно слушал.
— И в технику вам особенно надо верить, — вступает в разговор Николай Петрович Каманин. — Смотрел я, как корабль для вас готовят: каждую деталь вылизывают да вылизывают, разве тут усомнишься в надежности?.. Когда мы начинали летать, у нас было больше риска…
Накануне старта Юрий спокойно проспал десять часов подряд. Встал. Как обычно, сделал гимнастику. Позавтракал и отправился вместе с Космонавтом Два надевать скафандр. Будто это был обычный рабочий комбинезон и шел он на обычную работу.
Он волновался. Те, кто говорят, что не было волнения, — грешат против истины. Настоящее мужество не в том, чтобы не волноваться, не переживать в трудную минуту, а в том, чтобы и глазом не выдать себя. И люди, провожавшие Юрия Гагарина в полет, были свидетелями этого: все так же спокойно смотрят его глаза, только чуть плотнее сжаты губы. Вот он поднялся по лестнице к лифту ракеты, приветственно поднял на прощание обе руки, улыбнулся своей восторженной мальчишеской улыбкой и крикнул всем:
— До свидания, товарищи! До скорой встречи!
Юрий в кабине космического корабля. Там, внизу, люди ведут последние приготовления к старту. Осталось полтора часа. О многом было передумано за эти полтора часа. Вспомнился дом. Перед вылетом на запуск он пеленал ребенка. Жена Валя ушла в магазин и оставила на него двух дочек — двухлетнюю Леночку и маленькую Галинку. Он собирал вещи, но, едва услышав детский плач, побежал к кроватке:
— Ну как же ты так, опять, да? — Он пеленал ее в который раз и разговаривал с маленькой дочерью:
— Непорядок… Непорядок. Отцу надо лететь в космос, а дочь безобразничает…
Он брал Галю на ладонь и заботливо согревал. И вдруг засмеялся.
— Тук, тук, тук! — Он почувствовал, как бьется сердце его ребенка.
А где-то в Гжатске есть дом, очень родной. Вспомнились стихи Роберта Рождественского:
Включили магнитофонную запись. Музыка. «Я люблю тебя, жизнь…» — запел знакомый мужественный голос.
— Моя любимая песня! — вслух сказал Юрий.
Любопытна история этой магнитофонной записи.
— Что мы с собой возьмем на космодром из музыки? — спросили как-то космонавтов.
— Частушки! — шутит один.
— Хор Пятницкого! — предлагает другой.
— Вальс Дунаевского из кинофильма «Дети капитана Гранта».
Юрий долго молчал, потом предложил:
— Песню «Я люблю тебя, жизнь!»
Друзья продолжали называть любимые произведения:
— Арию Канио из оперы «Паяцы».
— «Я люблю тебя, жизнь!» — твердил свое Юрий.
— Что-нибудь из джазовой…
— «Я люблю тебя, жизнь!»
— Арию Руслана «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями»…
— «Я люблю тебя, жизнь!!!»
Как-то рассказали Юрию об авторе текста этой песни — Константине Ваншенкине.
…Это было на Тверском бульваре, в общежитии Литинститута, вскоре после войны. Жизнь свела здесь вчерашних солдат — Константина Ваншенкина, Владимира Солоухина, Александра Шабалина и их друзей. Они пришли в институт прямо с войны. Они очень любили жизнь, эти солдаты. Вышла первая — общая книжка их стихов. Они радовались, как дети… О чем писали вчерашние солдаты в стихах? О садах, о любимой, о родном крае, о матери… Потому бесстрашно и яростно воевали они, что любили жизнь.
Сегодня на старте, в космической ракете Юрий Гагарин — тоже как солдат. Он очень любит жизнь, и это делает его больше чем бесстрашным.
Он подпевает певцу:
Сколько лабораторий и цехов прошел Юрий во время тренировок, и в каждую дверь входил с доброй, хорошей шуткой. Люди настраивались на его «волну». Он приносил им хорошее настроение, от которого лучше работалось.
Как мальчишка, радовался он удачному мячу в баскетболе, радовался даже просто хорошей погоде, метко сказанному слову, хорошему человеку. Он мог после удачной тренировки на центрифуге подхватить лаборантку вместе со стулом и закружить ее по комнате.
А что с ним делалось, когда слышал сообщение о запуске очередного космического корабля!.. Он радовался безудержно и весело комментировал, изображая все в жестах, копировал радистов-поисковиков:
— Т-т-т-т-т-т-т… Сейчас там самая работа, — добавлял он.
И сразу всплыл в памяти разговор инженеров, участвовавших в тренировках космонавтов.: — Американцы считают, что для космонавта самый подходящий возраст — восемнадцать — двадцать один год. В этом возрасте меньше всего, дескать, дорожат жизнью…
А мне кажется, вообще нельзя посылать в космос человека, который не дорожит жизнью…
— Но все-таки придется рисковать ею…
— По-моему, из этого риска живым выйдет только тот, кто очень любит жизнь, кто очень дорожит жизнью.
Дорожить жизнью. Это не мелкая боязнь за самого себя. Это способность постоять за жизнь, не важно — свою или чужую, за жизнь, очень нужную людям. Способность отстоять ее даже тогда, когда это кажется совсем невозможным.
Однажды Юрий Гагарин сказал задумчиво:
— За всю мою службу в авиации было у меня одно-единственное взыскание…
— За что же? — спрашиваю.
И он рассказал:
— Был обычный полетный день. Слетал в зону. Отработал. Возвращаюсь на аэродром. Подул сильный «боковик». Чуть подправил машину и пошел на посадку. И… вижу, что сажусь на финишера!
Юрий зажмурил глаза, замотал головой.
— Он стоит на полосе: молодой парень, красный флажок в руке.
Опустил флажок и окаменел. Тут я ручку на себя!
Юрий передохнул и добавил:
— А на командном пункте… ругались, в общем, крепко. Не поймут, в чем дело. Комэск командует мне по радио:
— Ниже… Ниже… Ниже…
На КП встретили неласково: посадка с прыжком не была предусмотрена.
— Два наряда вне очереди! — услышал я приказ.
— Это было мое первое и последнее взыскание, — закончил Юрий.
…Люди, готовившие к полету Юрия Гагарина, знали, как он дорожит жизнью, жизнью не только своей. И очень ценили это. Знали, что ему еще много в жизни надо совершить — слетать на Венеру, на Марс… Прилететь и рассказать о них Земле. И все было сделано, чтобы сохранить космонавту жизнь, здоровье, обеспечить благополучное возвращение. Вот почему так внимательно осматривал его врач перед стартом, давал советы, по-дружески наставляя его. Вот почему люди, готовившие ракету к старту, ночами не спали, когда что-нибудь не ладилось. Двое суток не уходили инженеры и рабочие из монтажного цеха, когда не очень точно работала связь: может быть, от нее как раз и зависит жизнь этого человека…
— Бояться будешь? — спросил его друг.
— Я же живой человек… — просто и искренне ответил он.
Трудно поверить, что нашелся бы человек, который, не боясь, сел бы в кабину первого корабля, отправляющегося в космос. Абсолютно бесстрашных людей вообще не существует. Но есть нечто большее, чем бесстрашие. Об этом незадолго до старта говорил с космонавтами Главный маршал авиации К- А. Вершинин.
— Главное — уверенность, — учил молодых летчиков, будущих покорителей Вселенной, опытный маршал. — Надо очень верить в свои силы, и тогда выйдешь победителем в самой сложной ситуации…
Юрий Гагарин сидел рядом и внимательно слушал.
— И в технику вам особенно надо верить, — вступает в разговор Николай Петрович Каманин. — Смотрел я, как корабль для вас готовят: каждую деталь вылизывают да вылизывают, разве тут усомнишься в надежности?.. Когда мы начинали летать, у нас было больше риска…
Накануне старта Юрий спокойно проспал десять часов подряд. Встал. Как обычно, сделал гимнастику. Позавтракал и отправился вместе с Космонавтом Два надевать скафандр. Будто это был обычный рабочий комбинезон и шел он на обычную работу.
Он волновался. Те, кто говорят, что не было волнения, — грешат против истины. Настоящее мужество не в том, чтобы не волноваться, не переживать в трудную минуту, а в том, чтобы и глазом не выдать себя. И люди, провожавшие Юрия Гагарина в полет, были свидетелями этого: все так же спокойно смотрят его глаза, только чуть плотнее сжаты губы. Вот он поднялся по лестнице к лифту ракеты, приветственно поднял на прощание обе руки, улыбнулся своей восторженной мальчишеской улыбкой и крикнул всем:
— До свидания, товарищи! До скорой встречи!
Юрий в кабине космического корабля. Там, внизу, люди ведут последние приготовления к старту. Осталось полтора часа. О многом было передумано за эти полтора часа. Вспомнился дом. Перед вылетом на запуск он пеленал ребенка. Жена Валя ушла в магазин и оставила на него двух дочек — двухлетнюю Леночку и маленькую Галинку. Он собирал вещи, но, едва услышав детский плач, побежал к кроватке:
— Ну как же ты так, опять, да? — Он пеленал ее в который раз и разговаривал с маленькой дочерью:
— Непорядок… Непорядок. Отцу надо лететь в космос, а дочь безобразничает…
Он брал Галю на ладонь и заботливо согревал. И вдруг засмеялся.
— Тук, тук, тук! — Он почувствовал, как бьется сердце его ребенка.
А где-то в Гжатске есть дом, очень родной. Вспомнились стихи Роберта Рождественского:
А его мама даже и не знает, что он сейчас на космодроме, в кабине космического корабля и вот-вот полетит в космос.
Ведь еще
живет на свете
очень старенькая
мама.
Включили магнитофонную запись. Музыка. «Я люблю тебя, жизнь…» — запел знакомый мужественный голос.
— Моя любимая песня! — вслух сказал Юрий.
Любопытна история этой магнитофонной записи.
— Что мы с собой возьмем на космодром из музыки? — спросили как-то космонавтов.
— Частушки! — шутит один.
— Хор Пятницкого! — предлагает другой.
— Вальс Дунаевского из кинофильма «Дети капитана Гранта».
Юрий долго молчал, потом предложил:
— Песню «Я люблю тебя, жизнь!»
Друзья продолжали называть любимые произведения:
— Арию Канио из оперы «Паяцы».
— «Я люблю тебя, жизнь!» — твердил свое Юрий.
— Что-нибудь из джазовой…
— «Я люблю тебя, жизнь!»
— Арию Руслана «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями»…
— «Я люблю тебя, жизнь!!!»
Как-то рассказали Юрию об авторе текста этой песни — Константине Ваншенкине.
…Это было на Тверском бульваре, в общежитии Литинститута, вскоре после войны. Жизнь свела здесь вчерашних солдат — Константина Ваншенкина, Владимира Солоухина, Александра Шабалина и их друзей. Они пришли в институт прямо с войны. Они очень любили жизнь, эти солдаты. Вышла первая — общая книжка их стихов. Они радовались, как дети… О чем писали вчерашние солдаты в стихах? О садах, о любимой, о родном крае, о матери… Потому бесстрашно и яростно воевали они, что любили жизнь.
Сегодня на старте, в космической ракете Юрий Гагарин — тоже как солдат. Он очень любит жизнь, и это делает его больше чем бесстрашным.
Он подпевает певцу:
Я люблю тебя, жизнь,
И надеюсь, что это взаимно…
НЕ ЗАБЫВАЙ ПРО ЗЕМЛЮ!
ОН СТОИТ на кремлевской трибуне. Мимо проходит праздничная демонстрация. Взрослые высоко поднимают детей. Плывут над головами транспаранты. Проносят макеты космических кораблей. Несут портреты людей, известных всей стране. Но никто еще не знает названия корабля «Восток», не улыбается с портрета лицо Гагарина.
Седьмого ноября 1960 года Юрий был со своими друзьями-космонавтами на трибуне среди других гостей. Он пришел сюда пешком, пробираясь сквозь праздничные толпы, сквозь смех и гомон москвичей. Неизвестный гость Октябрьского праздника. Дежурные смотрели на его пригласительный билет, вежливо козыряли, прочитав: «Гагарин Юрий Алексеевич». Вслед не оборачивались: дежурные не знали, кто такой Юрий Алексеевич Гагарин.
Я думала тогда: пройдет немного времени, и кто-то из этих парней станет пионером космоса. Кого-то ждет испытание славой, приветствия миллионов людей, всеобщая овация, всемирная популярность… Нужно быть незаурядным человеком, чтобы, с достоинством встретив эту лавину славы, остаться самим собой. Что же тогда станется с Первым?..
И вот Юрий Гагарин снова на трибуне. На трибуне Мавзолея. Рядом с Никитой Сергеевичем Хрущевым, руководителями партии и государства. И над морем демонстрантов — его портреты. И у всех на устах его имя. И название «Восток» будоражит воображение жителей всех континентов. И уже обрушился первый шквал восторженных телеграмм. И есть уже корабли, совхозы и улицы его имени. И можно уже предположить место его бронзовому бюсту — памятнику при жизни, вершине признания. Вот и пришла слава. А он словно и не замечает ее, не принимает на свой счет. Стоит и улыбается людям широко и искренне своей очаровавшей весь мир улыбкой. Он радуется вместе со всеми. Лишь иногда, когда ослепляет глаза свет юпитеров, непрерывно шумит кинокамера, ненасытно щелкают фотоаппараты, Юрий смущен, чувствуя на себе взгляд всего мира. Это естественная смущенность скромного человека. Помню, как на пресс-конференции он временами пытался «уйти» от всевидящего ока телевидения…
Вскоре после ошеломившего весь мир полета Юрий возвратился к тем, кто готовил его в космос. Много сложных чувств пережили эти люди в ту минуту. Они счастливы, что вместе с тысячами других стали открывателями новой эры. Знают, что подготовка полета — это и их труд. Но перед ними человек, который первым вырвался с Земли, первым увидел звезды!.. Всего несколько дней назад он был для них просто Юрой, так называют они его и сегодня, невольно ощущая при этом какую-то неловкость…
Ребята, которые вращали его на центрифуге и с которыми Юрий был очень дружен, рассказывали мне, как вдруг призадумались, когда Гагарин приехал к ним после полета.
— Как теперь Юру называть? — спросил всех девятнадцатилетний механик Алик. — Юрий Алексеевич — как-то непривычно… Юра… Вроде теперь неудобно…
Призадумалась и веселая лаборантка Валя. Столько раз она надевала Гагарину датчики, столько раз шутила с ним…
Сомнения разрешились неожиданно просто. Вошел Юрий:
— Ребята! Привет! Алик! Валя!
Бросился всех обнимать. И, как раньше, запросто закружил Валю по комнате. Герой остался таким же простым и веселым — Юрой.
Совсем недавно один из космонавтов говорил:
— Мы все очень рады, что первым стал Гагарин. Не знаю, как бы вел себя каждый из нас на его месте, но мы бы хотели держаться, как он. Живет, как жил.
Когда Юрий вернулся из полета, друзья смотрели на него испытующе: «А что с тобой станется, друг? Не подведешь ли?..» На приеме в Кремле космонавты оттеснили Гагарина в сторонку и с шутливостью, в которой было много серьезного, предупредили:
— Зазнаешься — во!..
Но как тут зазнаешься, когда рядом такие друзья! Они не дадут и на миллиметр нос задрать. А у Юрия нет ни желания, ни способности зазнаваться.
При встрече Гагарина с московскими писателями Александр Твардовский приветствовал космонавта мудрыми словами.
— Милый наш, хороший человек! Вы с честью выдержали испытания полета, испытание перегрузками. Теперь вам предстоит еще большее испытание — испытание славой…
Люди, знавшие Юрия Гагарина задолго до полета, от души радуются, когда видят, что он остается простым, добрым, веселым, радушным.
В день его рождения, 9 марта 1960 года, один знакомый подарил Юрию книгу «Земля людей» французского писателя летчика Антуана Сент-Экзюпери. Знакомый хотел надписать книгу, но в ручке не оказалось чернил. Поцарапал, поцарапал пером и отдал так.
— Что ты хотел написать? — спросила я.
Он ответил:
— Будешь в небе — не забывай про Землю!
Юрий побывал в небе, а впереди еще годы и годы. И на все эти годы, которые принесут много хорошего, с Юрием — пожелание всех его друзей.
— Не забывай про Землю!
Седьмого ноября 1960 года Юрий был со своими друзьями-космонавтами на трибуне среди других гостей. Он пришел сюда пешком, пробираясь сквозь праздничные толпы, сквозь смех и гомон москвичей. Неизвестный гость Октябрьского праздника. Дежурные смотрели на его пригласительный билет, вежливо козыряли, прочитав: «Гагарин Юрий Алексеевич». Вслед не оборачивались: дежурные не знали, кто такой Юрий Алексеевич Гагарин.
Я думала тогда: пройдет немного времени, и кто-то из этих парней станет пионером космоса. Кого-то ждет испытание славой, приветствия миллионов людей, всеобщая овация, всемирная популярность… Нужно быть незаурядным человеком, чтобы, с достоинством встретив эту лавину славы, остаться самим собой. Что же тогда станется с Первым?..
И вот Юрий Гагарин снова на трибуне. На трибуне Мавзолея. Рядом с Никитой Сергеевичем Хрущевым, руководителями партии и государства. И над морем демонстрантов — его портреты. И у всех на устах его имя. И название «Восток» будоражит воображение жителей всех континентов. И уже обрушился первый шквал восторженных телеграмм. И есть уже корабли, совхозы и улицы его имени. И можно уже предположить место его бронзовому бюсту — памятнику при жизни, вершине признания. Вот и пришла слава. А он словно и не замечает ее, не принимает на свой счет. Стоит и улыбается людям широко и искренне своей очаровавшей весь мир улыбкой. Он радуется вместе со всеми. Лишь иногда, когда ослепляет глаза свет юпитеров, непрерывно шумит кинокамера, ненасытно щелкают фотоаппараты, Юрий смущен, чувствуя на себе взгляд всего мира. Это естественная смущенность скромного человека. Помню, как на пресс-конференции он временами пытался «уйти» от всевидящего ока телевидения…
Вскоре после ошеломившего весь мир полета Юрий возвратился к тем, кто готовил его в космос. Много сложных чувств пережили эти люди в ту минуту. Они счастливы, что вместе с тысячами других стали открывателями новой эры. Знают, что подготовка полета — это и их труд. Но перед ними человек, который первым вырвался с Земли, первым увидел звезды!.. Всего несколько дней назад он был для них просто Юрой, так называют они его и сегодня, невольно ощущая при этом какую-то неловкость…
Ребята, которые вращали его на центрифуге и с которыми Юрий был очень дружен, рассказывали мне, как вдруг призадумались, когда Гагарин приехал к ним после полета.
— Как теперь Юру называть? — спросил всех девятнадцатилетний механик Алик. — Юрий Алексеевич — как-то непривычно… Юра… Вроде теперь неудобно…
Призадумалась и веселая лаборантка Валя. Столько раз она надевала Гагарину датчики, столько раз шутила с ним…
Сомнения разрешились неожиданно просто. Вошел Юрий:
— Ребята! Привет! Алик! Валя!
Бросился всех обнимать. И, как раньше, запросто закружил Валю по комнате. Герой остался таким же простым и веселым — Юрой.
Совсем недавно один из космонавтов говорил:
— Мы все очень рады, что первым стал Гагарин. Не знаю, как бы вел себя каждый из нас на его месте, но мы бы хотели держаться, как он. Живет, как жил.
Когда Юрий вернулся из полета, друзья смотрели на него испытующе: «А что с тобой станется, друг? Не подведешь ли?..» На приеме в Кремле космонавты оттеснили Гагарина в сторонку и с шутливостью, в которой было много серьезного, предупредили:
— Зазнаешься — во!..
Но как тут зазнаешься, когда рядом такие друзья! Они не дадут и на миллиметр нос задрать. А у Юрия нет ни желания, ни способности зазнаваться.
При встрече Гагарина с московскими писателями Александр Твардовский приветствовал космонавта мудрыми словами.
— Милый наш, хороший человек! Вы с честью выдержали испытания полета, испытание перегрузками. Теперь вам предстоит еще большее испытание — испытание славой…
Люди, знавшие Юрия Гагарина задолго до полета, от души радуются, когда видят, что он остается простым, добрым, веселым, радушным.
В день его рождения, 9 марта 1960 года, один знакомый подарил Юрию книгу «Земля людей» французского писателя летчика Антуана Сент-Экзюпери. Знакомый хотел надписать книгу, но в ручке не оказалось чернил. Поцарапал, поцарапал пером и отдал так.
— Что ты хотел написать? — спросила я.
Он ответил:
— Будешь в небе — не забывай про Землю!
Юрий побывал в небе, а впереди еще годы и годы. И на все эти годы, которые принесут много хорошего, с Юрием — пожелание всех его друзей.
— Не забывай про Землю!