Арчер Джейн. Мятежный восторг

   – Жанетта! Жанетта! – воскликнул Куинси, слегка встряхивая ее за плечи. – Очнись! Это же я! Ты что, ослепла? Или, может, сошла с ума!
   – Отпустите меня, месье, и немедленно, иначе я позову вышибалу…
   – Тогда зови сразу всех ваших вышибал, потому что одному я просто сверну шею! Нам нужно с тобой объясниться, и мы объяснимся, хочешь ты этого или нет!
   – Еще раз требую отпустить меня, – произнесла Жанетта ледяным голосом. – Мы поговорим, когда я освобожусь.
   В ней ожило смутное воспоминание об этих сильных руках, обнимающих ее тело. В этот момент Ральф положил свою внушительную ладонь на локоть Куинси. Тот отдернул руки и отступил.
   – Этот не похож на вышибалу, но я могу свернуть шею и ему, – сказал он с горечью.
   Ральф хорошо понимал, что в госте говорит ревность, но вовсе не собирался обсуждать его отношения с Жанеттой на публике.
   – Предлагаю вам перейти в мой кабинет, сэр. Это позволит гостям вернуться к игре. Я не допущу публичного скандала.
   Он сделал знак струнному квартету продолжать. Игроки снова заняли свои места за столами, хотя многие предпочли бы и дальше оставаться зрителями в этом захватывающем спектакле.
   – Надеюсь, здесь только играют в карты, – с угрозой произнес Куинси.
   – Обсудим это в более подходящем месте, – холодно ответил Ральф. – Жанетта, проводи гостя в мой кабинет. Я скоро буду.
   Надменно вскинув голову, она направилась к двери. Куинси последовал за ней. В кабинете уютно потрескивал камин, к которому Жанетта тотчас прошла, чтобы согреться. Ее била дрожь, и она сжала зубы, чтобы они не стучали.
   «Никогда еще она не была так хороша!» – подумал Куинси, поворачивая ее к себе за обнаженные плечи. Жанетта медленно, но решительно высвободилась и отступила в сторону. Не зная, как с ней держаться, он смущенно присел в кресло перед огнем. Нельзя было поверить, что это та самая женщина, которую он когда-то знал и любил. Возможно, кто-то занял его место в ее жизни и сердце. Ведь любила же она когда-то Жан-Клода!
   Хотя Куинси надеялся, что Жанетта сядет в соседнее кресло, она укрылась за его спинкой.
   – Ты, кажется, хотел со мной поговорить, – сказала она, нарушая тягостную тишину. – Я готова выслушать тебя. Потом мне придется вернуться в зал.
   – Господи Боже! Что происходит? Может, ты думаешь, я приехал с дурными намерениями? Наоборот, я хотел помочь тебе… я боялся, что тебе приходится нелегко. Когда стало известно о твоем похищении, мы с Гретхен были вне себя от беспокойства!
   – Но теперь ты успокоился, не так ли? Видишь, у меня все в порядке. Что до прошлого… о прошлом я не хочу ни говорить, ни вспоминать. Скажи только, как там тетя Гретхен. Надеюсь, она в добром здравии?
   Куинси лишился дара речи. Жанетта вела себя так, словно рассталась с теткой только вчера, после какого-нибудь утомительного великосветского бала. Она как будто забыла о том, что Гретхен осталась в стране, охваченной кровавой революцией.
   – Гретхен мертва, – наконец произнес он тихо.
   – То есть как это мертва? Почему? Что случилось?
   – Во Франции это может теперь случиться с кем угодно в любую минуту.
   – Да-да, я помню… но я надеялась, что Гретхен давным-давно за границей… например, с Эдуардом. Он ведь предлагал ей перебраться к нему в Англию. Ну, а сам он все еще там?
   – И намерен остаться навсегда. Он взял в жены богатую вдову, еще вполне молодую женщину. Их первенец вот-вот появится на свет. Эдуард надеется, что на этот раз судьба подарит ему мальчика.
   – Ах, вот как…
   Жанетта ощутила, как все сильнее смыкаются створки раковины, в которую она себя заточила. Новости, привезенные Куинси, просто не укладывались в сознании и больше походили на страшную сказку, чем на правду. Имена родных и близких не будили никаких чувств. Гретхен мертва, думала Жанетта, безуспешно пытаясь вызвать в себе чувство потери. Эдуард нашел новую семью и с нетерпением ждет наследника. А вот ее ребенок так и не был рожден. Возможно, это был мальчик. Но боли не было, осталась лишь всеобъемлющая пустота.
   – Что ж, я рада за своего отчима.
   – Тебе не интересно, как умерла Гретхен? – спросил Куинси раздраженно.
   – Отчего же, интересно. Я её любила.
   Глаза ее были странно, неуместно безмятежными и такими отстраненными, что это пугало. Красивая женщина у камина казалась пустой оболочкой Жанетты или незнакомкой, лишь внешне на нее похожей.
   – Иветта приказала прикончить Гретхен, – с намеренной резкостью объяснил Куинси.
   – Зачем?
   – Так уж вышло, что Иветта, при всем ее распутстве, всегда любила одного-единственного мужчину. Меня. Ради меня она сговорилась с Жан-Клодом о твоем похищении. Это был хитрый план – одним ударом избавиться от всех, кто ей мешал: от тебя, Лоретты и самого Жан-Клода. И ведь это сработало! Я поверил, что ты сбежала в Америку по доброй воле! Правда открылась лишь по чистой случайности: Иветта любила похвастаться и считала Жоржа лояльным гражданином. От него я узнал и то, куда исчезла в тот день Марго. Ее задушили и бросили в реку вместе с другими жертвами беспорядков, Жорж спешил передать новости Гретхен, был выслежен и убит. Гретхен ненадолго пережила его. Как только выяснилось, что я знаю правду и знаю именно от нее, Иветта отдала приказ ее убить. Узнав, что я намерен отправиться в Америку, она пришла в ярость, такую бешеную, что я едва ускользнул от расставленных повсюду засад. – Куинси невесело усмехнулся. – Думаю, Иветта тоже не зажилась на свете. Еще при мне власть захватило другое крыло якобинской партии, а за всякой сменой власти в партии насилия обычно следует «чистка рядов».
   – Иветта получила по заслугам, – рассеянно заметила Жанетта. – Жаль, что все так вышло.
   – Жаль? И это все, что ты можешь сказать?
   – Что же еще? Ведь ничего уже не поправить. Значит, ситуация во Франции ухудшилась?
   – Рад, что тебя хоть что-то заинтересовало! Очевидно, ситуация во Франции для тебя куда важнее, чем смерть близких людей! Да, черт возьми, во Франции совсем паршиво! Знать вырубают под корень, как лес на месте стройки. Мое место там, потому что должен же кто-то сохранять трезвую голову среди происходящего безумия. А я бросился за тобой, Жанетта! Я боялся за тебя. Я хотел, чтобы мы снова были вместе. О дьявольщина! Я любил тебя и люблю! Когда ты ответила мне взаимностью, я был на седьмом небе от счастья. Как жестоко я ошибался! Тебе просто понравилось иметь дело с «черной костью». Не потому ли и здесь ты выбрала себе в любовники не аристократа, а какого-то… какого-то фермера!
   – Не смей так говорить о Ральфе, ублюдок!
   Слово вырвалось прежде, чем Жанетта успела его осмыслить, и показалось, что оно отдалось в наступившей тишине многократным эхом. Раскаяние смешалось в ней с негодованием. Ральф вернул ее к жизни, дал возможность встать на ноги! Она не допустит, чтобы его чернили!
   – Извини, – сказала она неохотно, выходя из-за кресла. Куинси кивнул, встал и попытался привлечь ее к себе.
   Жанетта уклонилась. Какую бы крепкую стену она ни воздвигла вокруг себя, страх оказаться беззащитной против чувств оставался с ней всегда. Куинси скрестил руки на груди.
   – Я не могу сердиться на тебя, Жанетта, и ты это хорошо знаешь. Меня больше ранит твое равнодушие. Это из-за него, из-за этого фермера? Он так тебе дорог?
   – Он вовсе не фермер, – возразила Лоретта входя. – Он бывший гессенский наемник.
   Ее безупречный французский заставил Куинси удивленно приподнять бровь, но когда следом вошел Ральф, он снова нахмурился.
   – Я Лоретта де Бомон, – сказала девушка. – Для вас – просто Лоретта. А насчет Ральфа вы заблуждаетесь. Его сердце отдано вовсе не Жанетте, а мне – по крайней мере он так говорит.
   – Увы, моя ненаглядная! – воскликнул тот. – Твое сердце принадлежит другому!
   Лоретта кокетливо отмахнулась.
   – Так вот вы какой, брат Жан-Клода! – протянула она, с интересом разглядывая Куинси. – Рада наконец познакомиться. Он не будет в восторге от вашего появления.
   – Это меня не удивляет, – сквозь зубы произнес он.
   – Только не обижайте его! – встревожилась Лоретта при виде тени жестокости, прошедшей по его лицу. – Поверьте, все, что совершил Жан-Клод, он совершил под влиянием обстоятельств. Если бы он отказал Иветте, с нами расправились бы, как с другими аристократами.
   Куинси помолчал, обдумывая услышанное, затем повернулся к Ральфу:
   – Куинси Жерар, к вашим услугам.
   – Ральф Джермейн. Вы не ошиблись, я фермер, а вернее, плантатор. И горжусь этим!
   – С моей стороны это было глупое замечание, месье, извините!
   – Ничего, в какой-то мере мы квиты. Я ведь тоже фактически выставил вас из зала. Я не терплю скандалов в казино.
   – О скандале речи не шло, – вставила Жанетта нелюбезно.
   – Пожалуй, мы явились чересчур рано, – сказал Ральф. – Это потому, что хотели предложить гостю кров. Или вы уже где-то остановились, сэр?
   – Я прямо с корабля, – ответил Куинси, поглядывая на Жанетту.
   – Тогда я могу вам кое-что посоветовать. Вообще-то это обязанность Жанетты, но ваше появление повергло ее в такой шок, что пока и речи нет об элементарной вежливости, – добродушно пошутил Ральф. – Давайте выпьем, поболтаем, а Лоретта позаботится о Жанетте. Прими ванну, отдохни. Ты слишком много работала в последнее время.
   – Замолчи! – крикнула Жанетта со слезами на глазах. – Не обращайся со мной так, словно у меня нервный срыв!
   Она выбежала из кабинета, хлопнув дверью. Куинси бросился было следом, но опомнился и оглянулся.
   – Я ничего не понимаю! Просто не узнаю ее! Что с ней такое?
   – Лоретта, вернись в зал и присмотри, чтобы все шло гладко, – ласково попросил Ральф. – Я отвезу мистера Жерара к себе и введу в курс последних событий. Да, и позаботься о Жанетте.
   – За нее можешь не тревожиться, – весело ответила девушка, улыбаясь. – Делай, что считаешь нужным. Когда мужчина ради женщины пересекает океан, он заслуживает самого лучшего обращения.
   Выходя, она думала о том, что Жанетта все-таки дурочка. Отталкивать такого красавца!

Глава 37

   Тихая, безмятежная ночь окутала плантацию тьмой. В двухэтажном доме Ральфа Джермейна тоже царила тишина. Куинси смотрел на заросли кустов из окна спальни, перебирая в памяти все, что узнал от своего гостеприимного хозяина. У него сложилось благоприятное мнение о бывшем гессенском наемнике. Очевидно, тот был настоящим другом Жанетты.
   Теперь Куинси многое видел в ином свете. Он знал о том, что Жанетта решила сбежать после нескольких часов, проведенных с тремя мужчинами. Нетрудно было представить себе, что произошло. За прошедшие месяцы Куинси не раз видел, как женщин насилуют грубо и безжалостно. Некоторые умирали, так и не оправившись от пережитого.
   Он поднялся с постели, потому что снова и снова видел во сне кошмар, который ей пришлось пережить. Жанетта отбивалась от насильников, звала на помощь, но он не мог оторвать ног от земли и просыпался в холодном поту. Сейчас он с горечью думал о том, что его никогда не было рядом в нужную минуту! Жанетта привыкла к тому, что от него нечего ждать помощи, а между тем он страстно желал быть ей защитником. Увы, жизнь всегда ставила преграды на его пути к Жанетте.
   Возможно, думал Куинси, она винит его во всех своих злоключениях. Возможно, горести и испытания убили в ней чувство к нему. В тяжелую минуту человек порой теряет желание жить, не то что надежду или любовь.
   Он был далеко, когда Жанетта в муках потеряла дитя. С ней был только Жан-Клод, виновник всех ее бед. Ничего, еще будет время свести с ним счеты. Иное дело Лоретта. Куинси чувствовал себя в долгу перед ней за все, что она сделала для его любимой. Он искренне желал ей счастья с Ральфом, хотя и не мог постигнуть, как тому удается смотреть сквозь пальцы на прошлое Лоретты и на ее нынешний роман с Жан-Клодом. Сам он был не настолько великодушен.
   Куинси отвернулся от окна и обвел взглядом комнату, освещенную одинокой свечой. Дом Ральфа Джермейна был удобным и красивым. Лоретте здесь понравится, подумал он, ни минуты не сомневаясь, что Ральф все же склонит ее к браку. Если бы не эти двое, он бы повредился в рассудке после разговора с Жанеттой!
   Несколько часов назад он впервые переступил порог загородного дома Ральфа, выстроенного в классическом стиле. Куинси считал его чересчур роскошным, но оставил свое мнение при себе, видя, что Ральф гордится своим жилищем.
   Куинси усмехнулся. Дом Ральфа Джермейна не мог стать предметом семейной распри. Возможно, на этой земле и речи не шло о законных наследниках и бастардах. Это был оплот будущего, совсем иного, чем то, что прорастало сейчас на залитых кровью руинах Франции. Чего стоит даже рай, если он построен на костях жертв? Сколько еще поколений будет нести на себе вину за содеянное? Сколько семей будет оплакивать пропавших без вести, поруганных и казненных?
   А здесь страна неописуемых возможностей. Французский квартал, где все еще звучит родная речь. Куинси был пленен Новым Орлеаном, хотя не мог забыть ни Францию, ни Марсель. Он знал, что останется гражданином своей страны, что бы с ней ни случилось, что не заставит себя отвернуться от нее, израненной, истекающей кровью. Однако он был не способен отвернуться и от равнодушной, изверившейся, несчастной Жанетты. Как же поступить?
   Ральф Джермейн охотно говорил о Луизиане, о жизни на плантациях. У него было невероятное множество интересов. Новый Орлеан рос, процветал, и, по его словам, нельзя было найти лучшего места для начала новой жизни.
   Его уговоры навели Куинси на мысль, что этот ветеран принимает большое участие в его судьбе.
   Почему – он не знал. Жизнь на родине не приучила его к помощи со стороны других, там мало кто им интересовался, мало кто рвался помогать. При прежнем порядке он в первую очередь был незаконнорожденным для людей, обладавших богатством. Значит, в Луизиане все иначе? Здесь каждый волен помогать другому и признавать в нем равного? Здесь нет свода жестких правил на этот счет? И все же участие Ральфа ставило Куинси в тупик. Они едва знакомы! Разве что этот человек действовал в интересах, хотя и против воли, Жанетты.
   Время шло, но сон не приходил. Слишком многое требовалось обдумать, слишком важное решение нужно было принять. Куинси чувствовал себя лет на десять моложе, грудь его теснило волнение при мысли о новых возможностях, о будущем.
   Так продолжалось до рассвета.
   С первыми-лучами солнца плантация ожила. Запахи и звуки понеслись отовсюду, обостряя тоску о собственном доме, о семье, которой у него никогда не было. Куинси удалось смирить первый порыв – приложить все усилия, чтобы встряхнуть Жанетту и вывести ее из странного оцепенения. Он решил действовать осторожно и мягко, почаще попадаться ей на глаза, чтобы заново приучить ее к себе. Он готов был ждать, пока лед в ее сердце растает.
   Куинси нащупал во внутреннем кармане кожаный мешочек: Это было наследство, которое Гретхен завещала Жанетте, умирая у него на руках от ножевой раны. Куинси поклялся, что свою дочь они назовут в ее честь. Он надеялся, что это отчасти облегчило Гретхен уход в лучший мир.
   В дверь постучали. Это оказалась молодая негритянка с теплой водой для умывания. Она двигалась тихо, как мышка.
   – Давно ты работаешь у мистера Джермейна? – спросил Куинси, желая побольше узнать о порядках на плантации.
   Девушка потупилась и выскользнула из комнаты. Это напомнило Куинси, что на Юге чернокожих покупали и продавали, как скот, однако он отмел мысль о том, что так же мог поступать и джентльмен вроде Ральфа Джермейна. Улицы Нового Орлеана были наводнены людьми всех оттенков черного и коричневого, и было заметно, что они выполняют всю грязную работу. Именно они сидели на передках экипажей, они чистили ботинки и несли покупки на пару шагов позади белого. Вспомнив все это, Куинси испытал не слишком приятное чувство, а когда вышел из комнаты, словно заново увидел суету чернокожих слуг в коридорах особняка.
   Приглядываясь к ним, он отметил их здоровый и сытый вид, их чистую, опрятную одежду. Домашние обязанности не показались ему тяжелыми. Но внутренний голос настаивал, что рабство – позор для человечества. Этот внутренний протест быстро стер улыбку с его губ, хотя большинство негров приветствовали его блеском белых зубов.
   – Вы, должно быть, очень тревожитесь из-за Жанетты, – сказал Ральф, по-своему поняв его насупленный вид. – Если это ревность, заверяю вас, что она одна и была одна все это время. Просто не нужно ее торопить.
   Куинси кивнул и отвернулся, не в силах выносить его сердечный взгляд.
   – Вам сразу станет лучше, как только отведаете простой луизианской пищи, – продолжал Ральф.
   – Благодарю, – выдавил Куинси, ощущая спиной присутствие ловких чернокожих слуг и гадая, каково их положение в этом доме.
   Он последовал за хозяином дома на просторную открытую веранду, где был сервирован завтрак. «Простая луизианская пища» состояла из домашнего окорока, жареных цыплят, хрустящих ломтиков картофеля, свежесбитого масла, булочек и варенья. Ну и разумеется, густого горячего кофе. Куинси напрягся, когда слуга отодвинул для него стул, как для женщины, и совершенно растерялся, когда над головой бесшумно заколыхалось опахало.
   – Ешьте! – радушно предложил Ральф, заметив его неловкость. – Нам предстоит долгая верховая прогулка. Я хочу показать вам плантацию. В Европе просто невозможно иметь столько земли! Это и к лучшему. Дворянство не умеет извлекать из нее прибыль. – Он с удовольствием отведал хлеба с маслом и продолжал: – Надеюсь, эта экскурсия убедит вас обосноваться здесь. Земле нужен хороший хозяин, и я чувствую, что из вас выйдет плантатор хоть куда. Я знаю отличный кусок земли на продажу. Он только что расчищен. Места здесь дивные, лучшего дома для вас с Жанеттой не придумаешь.
   – Да, здесь чудесно… – пробормотал Куинси, торопливо отхлебнув горячий кофе. – Насколько я понимаю, у вас полно земли, да и дом не маленький. Сколько же народу приходится нанять, чтобы все это обслужить?
   – Ах, вот оно что! – усмехнулся Ральф, откладывая нож и вилку. – Я совсем забыл, что во Франции вы были ярым борцом за свободу, равенство и братство. Вас, должно быть, ужасает сама идея рабовладения. Однако все не так страшно, как кажется.
   – Правда?
   – В самом деле. Чернокожие были привезены в страну совершеннейшими дикарями. Их земля и обычаи остались далеко позади. Потомки этих дикарей не имеют ни корней, ни культуры. Им некуда идти, поэтому для них большая удача – попасть к хозяину вроде меня. Я никогда не порю своих рабов, даю им хороший кров и одежду, кормлю до отвала. В обмен от них требуется работа на плантации или по дому. Как по-вашему, это справедливо?
   – Им бы следовало платить за труд…
   – Что ж, в вашей любимой Франции людям платили за труд, однако они умирали с голоду, бродяжничали, жили хуже крыс.
   – Да, но…
   – Крестьянин едва доползал с поля до дому! Мои рабы никогда не падают с ног от усталости. И потом, если отменить рабство, эта земля придет в запустение, в первую очередь потому, что здесь люди не привязаны к ней из поколения в поколение, как в Старом Свете. Понадобятся громадные деньги, чтобы нанять необходимую рабочую силу. Я не больше вашего в восторге от рабовладения, но принимаю его как неизбежное зло. Вскоре вы своими глазами убедитесь в моей правоте. Если вы собираетесь стать плантатором, вам придется идти тем же путем. Кстати, о плантации. Я могу ссудить вам денег на покупку земли под честное слово.
   – Но почему? – изумился Куинси. – Вы меня совсем не знаете!
   – Я узнаю людей своей породы с первого взгляда, – хмыкнул Ральф.
   – В Европе вы бы так не поступили, – заметил Куинси.
   – В Европе мне нечем было бы ссудить вас. Но даже если бы и было, где бы вы нашли столько девственной земли на продажу? Обдумайте мое предложение.
   – Не знаю, не знаю… Я мог бы стать плантатором, но никак не рабовладельцем!
   – Хорошо, как скажете. Я уважаю в людях убеждения. Возможно, вы не созданы и для землевладения. Тогда как насчет Нового Орлеана? Город бурлит, он растет и расширяется. К тому же это порт, подобно Марселю. Там вы будете чувствовать себя как дома.
   – Сдается мне, вы поклялись удержать меня в Новом Свете! – засмеялся Куинси.
   – А что вас удивляет? Такие люди везде ко двору, к тому же я очень привязался к Жанетте. На мой взгляд, пора ей иметь семью, детей и забыть тягостное прошлое, а ведь как раз к прошлому она вернется, если позволит вам увлечь ее во Францию. Признаюсь, у меня есть и корыстный интерес: я хочу, чтобы у Лоретты была рассудительная, умная подруга. В одиночку всегда тяжелее приспособиться к новому. Этих юных, прелестных женщин связывает общность происхождения, но еще более того – испытания, выпавшие на их долю. Что касается вас, мистер Жерар, вам пора подумать о будущем. Вы уже принесли столь многое на алтарь борьбы за свободу, что совесть ваша может быть спокойна. В противном случае вы только растратите свою жизнь попусту.
   – Звучит убедительно, – медленно произнес Куинси, понимая теперь, как этому человеку удается увлечь остальных своими планами. – Однако прежде всего Жанетта должна снова впустить меня в свою жизнь.
   – Со временем так и будет. А пока наши планы меняются! Раз плантатора из вас не выйдет, я помогу вам осмотреться в Новом Орлеане. Вы просто удивитесь, до чего интересен этот город!
   Куинси с аппетитом склонился над своей тарелкой, хотя еще четверть часа назад был уверен, что не проглотит и кусочка под опахалом в руках чернокожего раба. Его неприятие рабовладения несколько опередило свое время. Он утешил себя мыслью, что история сама решит участь этих людей. Новые поколения американцев поймут, что рабство постыдно, и отменят его. Он дал себе слово, что непременно примет участие в борьбе за свободу негров.
   – Значит, вы думаете, что я найду себе место в Новом Свете, мистер Джермейн?
   – Я в этом уверен.
   По дороге в город Куинси не мог оторвать глаз от окружающей красоты. Громадные деревья обросли мхом и лианами. С моря тянул соленый ветерок, он будил воспоминания о Марселе. Ральф развлекал Куинси рассказами о культуре и традициях американского Юга, о разных частях Нового Орлеана и об их национальных особенностях. Они посмотрели Французский и Испанский кварталы, потом Американский, где стояли городские дома окрестных плантаторов. Впрочем, среди знакомых Ральфа встречались крупные торговцы и судовладельцы. Его городская контора располагалась недалеко от порта. Это было небольшое помещение, где конторщики склонялись над ворохами бумаг.
   – Вот что я терпеть не могу! – признался Ральф, прикрыв дверь в свой кабинет. – Бумажная работа – бич делового человека. Это большая удача, если удается нанять толкового управляющего. Цены, партии груза, адреса и тому подобное – без этого плантатору не прожить.
   Куинси расслышал в его голосе нажим и понял, что это деловое предложение. Он задумался. Слишком многое успело случиться за такой короткий срок! Голова шла кругом, и он с трудом заставил себя мыслить здраво. Идея управления чужой собственностью просто не приходила ему в голову, но он знал, что это выгодное дело. С ростом оборота и расширением деловых связей фигура управляющего обретает все больший вес. Со временем можно сменить занятие. Куинси не сомневался, что справится, – ведь когда-то он без труда управлял всем хозяйством «Сангуина» да и в Марселе участвовал в делах, чтобы не утратить навык. Все зависело от того, останется он или вернется во Францию.
   – Я ссужу вам денег, – повторил Ральф, видя его колебания.
   – Дело не в деньгах. Я приехал сюда не с пустыми руками, так что смогу снять помещение под контору и нанять людей. У меня есть и опыт, и необходимое образование. Однако не забывайте, что меня здесь никто не знает.
   – Я вас порекомендую.
   – Я не могу решить так сразу.
   – Понимаю. Время терпит. Почему бы для начала не переговорить с Жанеттой? Возможно, теперь она настроена иначе. Я вас отвезу.
   Выходя, Куинси вознес молитву, чтобы хоть в этом появилась определенность.
   Проезжая по одной из улиц, они заметили впереди, на тротуаре фланирующую пару. Судя по тому, как джентльмен склонялся к леди, как трепетно придерживал ее за локоть, как ловил каждое ее слово, это были влюбленные. Поравнявшись с ними, Ральф и Куинси дружно повернули голову, чтобы разглядеть женщину. Они ничуть не сомневались, что она окажется красавицей, и округлили глаза при виде существа весьма странной внешности.
   Казалось, девочка нацепила на себя роскошный взрослый наряд своей матери. Кожа ее была землистой, волосы выбивались из-под шляпки жидкими прядями неопределенного цвета, глаза слегка косили под бесцветными ресницами и бровями, тонкие губы едва выделялись на лице.
   Изумленный, Куинси перевел взгляд на джентльмена, желая знать, кто мог польститься на подобное уродство. Он увидел красивое лицо брата.
   Ральф узнал не только «влюбленного», но и его даму, и как раз собирался отпустить по этому поводу шутку, как вдруг заметил, что Куинси, вне себя от ярости, дергает дверцу, собираясь на полном ходу выскочить из кареты. Ральф без долгих разговоров удержал его за руку и подхлестнул лошадей, оставив парочку позади. Куинси рванулся раз и другой, но, поняв, что это бесполезно, смирился.