Завтракали теперь уже при полном свете дня – втроем. А пожалуй, и вчетвером. В это утро Бастер, как всегда, стоял на крыльце, опираясь ластами о подоконник, и его забавная морда ни на минуту не исчезала из окна. Казалось, он тоже сидит со всеми за столом, только в дальнем конце, у самого окна.
   Взглянув на часы, отец включил радио. Через несколько секунд раздался приятный голос диктора:
   «Сегодня и завтра ожидается ясная погода, ветер западный, слабый. Температура в шесть часов утра была шестьдесят градусов[3]. Влажность шестьдесят…»
   И без радио было понятно, что день превосходный. Но случается, что погода становится слишком хорошей. Когда влажность падает, земля в лесу высыхает, и возникает опасность лесного пожара; даже лесорубы тогда уходят из леса. Шестьдесят же градусов влажности было именно то, что нужно.
   – Неплохо, – заметил отец. – Если ничто не помешает, мы закончим корчевание еще сегодня.
   Он повернулся, чтобы выключить радио, но, услышав звуки музыки, остановился.
   – Не выключай, – сказала мама. – Это «Танец часов». Мне он всегда нравился.
   – Он еще кое-кому нравится, – ответил отец. – Посмотрите! За окном Бастер, задрав кверху голову, раскачивался в такт музыке.
   – Словно дирижер перед оркестром! – сказала мама.
   У Бастера был вид старого знатока, и он раскачивался, словно танцуя вместе с часами – часами, овеянными летним теплом и играми с мальчиками и собаками.
   Когда музыка смолкла, Бастер несколько минут оставался в ожидании, а потом, постучав правым ластом по стеклу, потребовал продолжения. Но диктор уже читал рекламные объявления, и отец выключил радио.
   Бастер опять постучал.
   – Больше нет, – отрицательно покачав головой, ответил Клинт.
   Тюлень изобразил на морде полное отчаяние и исчез за окном.
   – Пловца из твоего тюленя, может, и не получится, – вставая из-за стола, засмеялся отец, – зато скрипача из него сделать можно.
   – Тюлени считаются музыкальными животными, – объяснил Клинт. – Я читал, что в Англии по утрам в воскресенье они вылезали на берег послушать звон церковных колоколов.
   – Настоящие христиане, ничего не скажешь! – улыбнулся отец. – Они и вправду похожи на людей, даже когда откалывают свои штучки!
   В самую пору было изложить отцу свою просьбу, и Клинт вышел вслед за ним на крыльцо, где отец сменил домашние туфли на башмаки лесоруба со стальными шинами. В это утро полоса мокрого песка, гравия и водорослей была очень широкой, и лодки оказались далеко от воды. Стояла малая вода – самое время отправиться в экспедицию.
   – Папа, мне кажется, сегодня я мог бы найти земляную уточку. Такого отлива уже давно не было. Можно, я сначала пойду в море, а уж потом буду рыхлить грядки? Я все равно не могу начать, пока не спадет роса…
   Завязывая шнурки на башмаках, отец присел на перила крыльца.
   – Ты умеешь уговаривать не хуже хорошего адвоката, – улыбнулся он. – Иди, если мама не возражает. Смотри только, чтобы твой Бастер не свалился в воду!
   По дороге к морю Клинт излагал тюленю план действий:
   – При таком отливе «Дельфин» не спустишь на воду. Да и ветра нет. Мы возьмем маленький ялик и пойдем к отмелям. Если ты будешь вести себя хорошо, я накопаю тебе моллюсков. Не фыркай, не то ты напугаешь земляных уточек. Ты ведь даже не знаешь, что это такое. Ладно, я тебе их покажу.
   Спустив ялик на воду, Клинт снова обратился к Бастеру:
   – Ты слышал, как папа сказал, чтобы ты не свалился в воду? И как тебе не стыдно? Такой большой тюлень, а боится соленой воды! На отмелях я буду учить тебя плавать, а если ты не научишься, я с тобой перестану разговаривать!
   Бастер, подняв морду, взвизгнул от полноты чувств.
   – Надеюсь, ты понял, – сказал Клинт. – А теперь влезай.
   Он подтолкнул ялик к Бастеру, который, уцепившись за планшир, влез в лодку прямо с берега.
   Обычно при малой воде полоса отмелей была в полмили шириной. Сегодня же, при минусовом приливе, она была похожа на целый континент, который встал из моря в дымке легкого утреннего тумана.
   Испытывая благоговейный трепет ко вновь открытому миру, Клинт бесшумно подвел ялик к песчаному пляжу. Оглянувшись, он увидел похожий на тень высокий силуэт цапли.
   – Тс-с, Бастер!
   Дома тюлень вел себя шумно, но в экспедициях умел не нарушать тишины. Он неподвижно сидел на дне лодки, поглядывая на Клинта с видом заговорщика.
   Оглянувшись еще раз, Клинт увидел, что цапля, которая находилась от них на расстоянии футов в пятьдесят, начинает проявлять первые признаки беспокойства. Киль чуть слышно проскрипел по застрявшим в иле ракушкам. Раздался хриплый крик, и, вытянув длинные ноги, цапля взмыла в воздух, а потом растаяла в тумане.
   – Мы напугали ее, – сказал Клинт. – Теперь можно вылезать. Между прочим, это была большая голубая цапля, самец, потому что у него крест на голове.
   Он слез в воду и подтянул ялик к берегу.
   – Вылезай, Бастер!
   Он наклонил ялик, чтобы тюленю было легче вылезти. Бастер тревожно взглянул на Клинта, потом с сомнением – на илистый берег.
   – Лучше не будет, Бастер. Вылезай!
   Бастер вывалился из лодки, а Клинт взял лопатку для моллюсков и ведро.
   – Попытаем счастья здесь.
   Они направились к обрыву – там сразу шла глубокая вода.
   – Тс-с!
   Бастер остановился рядом, и оба прислушались к звукам, которые доносились из воды: хриплое, мощное дыхание невидимых пловцов.
   – Знаешь, кто это? Бастер не знал.
   – Тюлени.
   Но и это ему ничего не сказало.
   – Подожди, увидишь.
   Они подождали, и в тумане прямо перед ними из воды появились две черные головы.
   Тюлени походили на сильных пловцов, которые знают, куда плывут, и не боятся усталости. Они держались рядом, как друзья, и громко дышали, словно шушукались. Видно было, что в воде они себя чувствуют как дома.
   – Хорошие ребята твои тюлени, – сказал Клинт.
   Бастер ответил лишь вежливым взглядом; его больше интересовали мальчики и собаки – с ними, по крайней мере, можно было возиться, или радио – его приятно слушать.
   Они пошли дальше. Клинт пристально изучал прибрежный песок. Из-под ног его разлетались моллюски, но он не обращал внимания на лошадиные актинии с их сморщенными, в дюйм толщиной сифонами. Вдруг позади, облив ему ногу до колена, взметнулся целый фонтан воды.
   – Ах ты! – Он нагнулся над аккуратной ямкой в песке – на нее он и наступил. – Это и была земляная уточка, Бастер. У нее к сифону, наверное, прилип пучок водорослей, и я на него наступил. Теперь она ушла, и искать ее уже бесполезно.
   Они стали ступать более осторожно и вскоре остановились возле торчащего из песка сифона. Он был не толще, чем сифон крупной лошадиной актинии, но не сморщенный, а гладкий.
   – Вот она, Бастер. А теперь – тс-с!
   Тюлень замер в неподвижности, и Клинт приступил к работе.
   Говорят, есть с полдюжины способов выкопать земляную уточку. Однако пять из них Клинт считал неприемлемыми, ибо уточка пугалась и уходила еще глубже в песок. Правильным способом был тот, которому его научили индейцы. И Клинт принялся осторожно копать на расстоянии фута от сифона. Люди, которые никогда этого не делали, утверждают, что копать так близко нельзя, а на самом-то деле как раз можно.
   Клинту не удалось так уж много узнать о земляных уточках из книг, но он изучал их самостоятельно и даже написал о них классное сочинение. Он утверждал, что по деятельности и инстинктам их следует относить к классу простейших. Движения их только вертикальны: добывая пищу, они высовывают сифоны на поверхность и втягивают обратно при приближении опасности. Когда их ищут, они стараются зарыться поглубже в песок, но далеко уйти не могут. Обычно земляная уточка бывает как раз над теми камнями, которые Клинту уже не под силу сдвинуть.
   Чувство опасности у земляной уточки тоже было весьма примитивным, писал Клинт. Она проявляла беспокойство, только когда трогали ее сифон, но не обращала внимания, если копали рядом. Наверное, считала, что это роет какой-нибудь другой моллюск, или вообще не знала, что происходит, ибо это выходило за пределы ее восприятия.
   Клинт написал обо всем этом в своем сочинении по литературе, хотя нужно было писать на тему «Что я видел во время поездки в город». Некоторым ребятам понравилось его сочинение, другие говорили, что в нем слишком много умных слов. А Лен Декер целую неделю во время большой перемены потешался над ним, говоря, что Клинт чересчур о себе воображает. Клинт уже жалел, что сдал такое сочинение, но, написав его, он сам для себя уяснил, что ему известно о земляных уточках, а что еще нет.
   Клинт выкопал отлогую с одной стороны ямку глубиной я полтора фута. Между этой ямкой и земляной уточкой была стена из песка и гравия с фут толщиной.
   – А теперь, Бастер, посмотрим, точны ли наши расчеты.
   Бастер оторвался от прозрачной креветки, которую он, с интересом обнюхивая, вырыл из ее убежища, и закивал головой, словно говоря: «Какой вопрос! Конечно, все расчеты превосходны!»
   – Подожди, Бастер, мы ее еще не достали. Сначала сделаем так… – Не сводя глаз с ничего не подозревающей уточки, Клинт начал подкапывать песок под стеной между ямкой и уточкой. – Тс-с, Бастер! Еще несколько дюймов…
   Лопата царапнула о камень, взвился фонтанчик воды, и сифон исчез. Клинт изо всех сил двинул лопату вперед и почувствовал, как что-то живое стукнулось о стальное лезвие.
   – Смотри, Бастер!
   Но смотреть пока было не на что. Черенок лопаты ушел под воду, куда скользнула и потревоженная Бастером креветка.
   Клинт руками разрушил стену и вытащил огромного молочно– белого моллюска. Он поднял его за сифон в целый фут длиной, прикидывая, сколько уточка может весить.
   – Неплохой экземпляр. В нем, наверное, фунтов пять.
   Сифон уточки был в два раза длиннее ее туловища, и втянуть его целиком в свою тяжелую, почти квадратную раковину она никак не могла бы, а толстая мантия распахивалась впереди всем на обозрение, словно уточка купила себе пальто в отделе детского платья и оно ей было мало. Казалось, не хватило хитина для такой раковины, какая ей была предназначена природой.
   В книгах не говорилось, зарывается ли земляная уточка в песок, чтобы защитить обнаженные части своего туловища, или просто ее раковина уменьшилась, поскольку в ней не было особой нужды. И почему земляных уточек можно отыскать во всем мире только в двух местах, разделенных целой тысячей миль, – в Пюджет-Саунде и на Африканском побережье. Должен же, считал Клинт, кто-то наконец выяснить, почему такие столь далекие места оказались одинаково привлекательными для доисторического моллюска.
   Он нашел еще одну земляную уточку, а потом выкопал несколько масляных моллюсков для Бастера.
   – Молодец, хорошо себя вел!
   Бастер пролаял в ответ нечто похожее на: «И ты тоже», и предложил идти дальше, исследовать мир, который они открыли самостоятельно.
   Когда они вернулись к воде, уже начался прилив; ялик был на плаву, а якорь – под водой.
   – Мы поступили беспечно, Бастер, теперь придется идти вброд, а то и плыть. То есть поплыву я. Ты ведь даже не знаешь, как это делается!
   Ялик оказался далеко в море, но поскольку берег был отлогим, то Клинт добрался до лодки, не замочив ноги выше колен. Подтянув к себе ялик, он забросил туда ведро и лопату, а потом оглянулся и увидел, что Бастер топчется у кромки воды, поднимая попеременно то один ласт, то другой и лаем уговаривает Клинта вылезти из этой мокрой и страшной воды.
   – И не подумаю! – крикнул Клинт. – Иди ты сюда!
   Ответ Бастера прозвучал так, будто он готов полезть даже в огонь ради Клинта, но в соленую холодную воду… Нет, всему есть предел!
   – Бастер, ко мне! Сюда, Бастер!
   Началось это как игра, но Клинт решил действовать всерьез. Бастер не хочет подойти к нему, но и остаться один на берегу он боится. Однако пока он топчется на месте, уговаривая Клинта вернуться, вода все прибывает. Теперь, когда он попеременно поднимает свои ласты, они шлепают по воде, как лопатки колес допотопного парохода.
   – Бастер, сюда! Ко мне, Бастер!
   Тюлень был уже почти полностью в воде. Сейчас или никогда, решил Клинт.
   – Сюда, Бастер! Бастер, сюда!
   Раздалось громкое фырканье, как будто тюлень набрал воды в нос.
   – Сюда, Бастер! Ко мне!
   Опять одно фырканье, и Бастер, гордо задрав голову, заскользил по воде.
   Клинт, стоя по пояс в воде, подбадривал его:
   – Молодец, Бастер!
   С гордым, счастливым видом тюлень подплыл к хозяину. Казалось, он улыбался во всю свою морду, и Клинт тоже. Даже мать Бастера не могла бы больше гордиться своим сыном.
   – Молодец, Бастер! Ты научился плавать!
   Бастер подплыл к нему совсем вплотную, но вдруг лукаво взглянул на него, опустил голову и, плавно нырнув, ушел под воду.
   Клинт влез в ялик. Футах в ста от него из воды вынырнула голова Бастера. Клинт выбрал якорь, и Бастер поплыл рядом с тем же гордым и счастливым видом.
   – Сюда, Бастер, влезай в лодку, я помогу тебе. Но Бастер, нырнув, снова исчез.
   Клинт пустился в путь один. Он гордился Бастером, но почему– то одновременно испытывал чувство утраты. Он даже представить себе не мог, как он жил, пока не нашел на берегу маленького тюлененка.
   Когда Бастер подплыл к нему, он вытащил весла, но тот опять нырнул. Глядя в воду, Клинт видел только летящую тень.
   Тюлень навсегда превзошел своего учителя в умении плавать. Он стал одной из тайн подводного мира, который Клинт теперь исследовал и в который мог заглянуть только с поверхности.


МИР МУЖЧИН


   Мама Клинта уехала на неделю в Сиэтл погостить у тети Гарриет, и хозяйство было оставлено на Клинта. Разумеется, о таком порядке, какой поддерживался мамой, и речи быть не могло, но Клинт с отцом отлично ладили, и дела по дому много времени не отнимали.
   Мама готовила завтрак целых полчаса. Клинт же бросал на сковородку куски мяса и, пока оно жарилось, мыл оставленную с вечера посуду. Для Бастера включалось радио, и тюлень раскачивался посреди кухни под музыку «Голубого Дуная».
   Клинт думал, раз Бастер научился плавать, значит, конец их дружбе. Оказалось все наоборот. В эти летние дни они почти все время от восхода до захода проводили вместе.
   Пока Бастер не умел плавать, Клинту было немного жаль его – так неуклюже он ковылял по земле. Теперь наступила очередь Бастера жалеть мальчика.
   Вальс кончился, и тюлень жалобно завизжал, требуя еще.
   – Пора завтракать, Бастер.
   Выключив радио, Клинт положил мясо на хлеб, полил его соусом из пикулей и налил себе стакан молока. Бастер ел по-настоящему раз в день, вечером, но Клинт бросил на тарелку несколько кусков сырой рыбы и для него.
   Когда тюлень, ковыляя, скатился рядом с ним по ступенькам крыльца, Клинт напомнил ему:
   – Не забудь – когда мама вернется, тебе в дом нельзя.
   Они поели под яблоней во дворе. Бастер в один присест проглотил свою рыбу и, задрав голову, начал клянчить еще. Сначала он визжал, потом стал лаять. Клинт показал ему пустые руки и покачал головой:
   – Больше нет.
   Бастер изобразил на морде полное отчаяние и упал на землю, притворяясь мертвым. Клинт этому его не учил; Бастер был прирожденным комедиантом.
   Растянувшись на траве, Клинт смотрел на проглядывавший сквозь густую листву яблони кусок синего неба и слушал навевающее сон жужжание пчел. Переваливаясь, к нему подошел Бастер, и Клинт поскорее сел, чтобы избежать поцелуя.
   Бастер двинулся в сторону берега и, поглядывая через плечо на Клинта, лаем и визгом звал его за собой.
   – Нет, Бастер, никакого купания еще полчаса. Мы только что позавтракали.
   Бастер поднял морду с таким видом, будто спрашивал: «То есть как – никакого купания?»
   – Подожди, сначала вздремнем немножко. Иди сюда, Бастер! – Он похлопал рукой рядом с собой.
   Бастер лег, а Клинт устроился так, что голова его покоилась на спине тюленя. Вы, наверное, думаете, что от тюленя пахнет рыбой? От Бастера ничем не пахло, а подушка из него получалась мягкая и пушистая. Клинт положил ступню одной ноги на колено другой и пошевелил голыми пальцами.
   – Вот это жизнь, Бастер!
   Над противоположным берегом висело голубое марево, а по заливу скользила лишь одна лодка – ее белый парус отражался в неподвижной воде.
   – Хорошо, если бы лето было подлиннее!.. Вот что мы скоро сделаем. В один прекрасный день мы уйдем на «Дельфине» в экспедицию на целую неделю. И на ночь не будем возвращаться домой. Я возьму спальный мешок, а твой мешок прямо на тебе. Еды с собой не будем брать никакой – прихватим только рыболовную снасть, лопату для моллюсков и устричный нож. Будем добывать пищу из моря и на берегу.
   Бастер перевернулся на другой бок и снова замер в неподвижности.
   – Я могу жить на той же пище, что и ты, Бастер, – продолжал Клинт, – вот увидишь. А если мы не сумеем раздобыть еды, придется нам питаться планктоном.
   Бастер коротко тявкнул в знак согласия.
   – Мы навестим ребят с Биг Ривер и старого Тима Уолша в его плавучем домике возле Тритон Коув. Тиму уже сто лет, и каких только историй он не знает! А потом мы отправимся в Линч Коув. Там мелко, и потому вода теплая. Может, там мы найдем новых моллюсков.
   Но тут мягкая подушка Клинта зашевелилась, встряхнулась и прервала его мечтания, напомнив, что пора купаться.
   – Ну что ж. – Клинт поднялся и пошел к берегу. – Но только недолго; у нас еще впереди куча дел.
   Недолго – это значит до плота и обратно, ну, и, конечно, небольшой заплыв вокруг плота. Влезли в воду, как обычно: Бастер медленно ковылял рядом с Клинтом, который шел, пока не стало достаточно глубоко.
   – Ну, готов? Поплывем?
   Бастер провизжал в ответ, что всегда готов.
   Клинт нырнул, вынося вперед правую руку в кроле. Но не успел он еще раз взмахнуть рукой, как Бастер уже оказался далеко впереди. На полпути к плоту Клинт встретил Бастера, уже возвращающегося назад.
   – Ты победил, – объявил ему Клинт. – Ты у нас вообще победитель.
   Бастер на полной скорости плыл ему навстречу; казалось, они вот-вот столкнутся, как вдруг тюлень нырнул. Клинт почувствовал, как раздалась под ним вода. Он уже приближался к плоту, когда Бастер с довольным видом вынырнул рядом. Теперь он плыл медленно. Они вместе вылезли на плот, и тогда тюлень взволнованным лаем возвестил, что они пришли одновременно.
   Когда они снова нырнули, Клинт направился к пятнистому морскому языку, что неподвижно лежал на песчаном дне. Под ним мелькнула какая-то тень – это был Бастер. Наконец Клинт поднялся на поверхность; держась за край плота, он жадно вдыхал воздух, а потом вылез из воды и растянулся на солнышке. Хоть и стояло лето, но вода была холодной.
   Потеряв вдруг Клинта, Бастер, как пробка, выскочил из воды ярдах в пятидесяти от плота. Увидев его, он помчался к плоту.
   «В чем дело? – казалось, спрашивал он. – Я же видел, как ты нырнул».
   – Я не умею так, как ты, Бастер, – сказал Клинт, когда тюлень растянулся рядом. – Ты мог бы научить меня плавать, но свои ласты ты мне одолжить не можешь.
   Бастер готов был целый день нырять с плота, но их ждали другие дела.
   – Хватит, – сказал ему Клинт. – Ныряем – и домой. Давай наперегонки. Готов?
   Весь напружившись, Бастер только и ждал команды.
   – Вперед!
   Клинт нырнул неглубоко и в сторону берега, но еще в воздухе он услышал мощное движение Бастера далеко впереди. На полпути к берегу Бастер опять нагнал его, и их соревнование снова закончилось вничью.
   Даже в теплом воздухе Клинт ощущал исходящий от Бастера жар, который, наверное, согревал его, пока он находился в воде. На суше Клинт чувствовал себя значительно увереннее Бастера.
   – Пойдем колоть дранку, – объявил он, одевшись. – Чем еще, ты думаешь, можно покрыть крышу для нового птичника?
   Бастер не знал.
   Клинту нравилось колоть дранку. Когда наловчишься, трудно даже считать это работой. Для нее нужны лишь косырь да киянка, ну, и, разумеется, деревянный брус. Брус – это обтесанное кедровое полено фута в три длиной, и под яблоней возле сарая с дровами их лежала целая груда – отец Клинта скидывал их там прямо из машины.
   Клинт обтесал полено и взял косырь и киянку. Косырь – это стальное лезвие с деревянной ручкой. Клинт всадил острое лезвие в глубь бруса и ударил по нему киянкой. Тук! Ровная, толщиной в полдюйма планка отскочила от бруса. Теперь нужно лишь зачистить ее, и она превратится в дранку, легкую и прочную, которая проживет добрых пятьдесят лет. Клинт снова всадил лезвие и снова ударил киянкой. Тук! Вот и следующая дранка. Тук! Тук! Третья, четвертая, пятая!
   Он стучал, каждый раз нагибаясь за новым брусом, а вокруг росла груда планок, и запах от них растекался в летнем воздухе. Клинт остановился, планки ему мешали.
   – Бастер, ах ты лентяй! Ну-ка, убери эти планки, чтобы мне легче было работать.
   Бастер отдыхал под яблоней. Он ничего не имел против планок, но Клинт пнул их ногой, значит – это враг. Бастер подошел и, схватив одну из планок своими острыми зубами, понес под яблоню, чтобы там сжевать. Он, казалось, спрашивал:
   «Вот эта тебе не нравится?»
   – Не эта, Бастер, а та.
   Клинт указал на другую планку, Бастер встал и тоже отнес ее под яблоню. Он проявил сообразительность, а Клинту пришла в голову блестящая мысль. Раз уж Бастер сам рвется помогать, мешать ему не стоит.
   – И эту тоже. – Клинт показал на следующую планку. Бастер взял ее, положил рядом с двумя первыми и остановился в ожидании дальнейших указаний.
   – Еще одну, – сказал ему Клинт. – Отнеси все.
   Бастер подошел за следующей, потом еще за одной, еще и еще. Понукать его больше не приходилось. Он помогал в работе впервые и гордо ковылял туда и обратно, перенося планки из одной груды в другую.
   С таким помощником, как Бастер, работа вообще казалась пустяком. Планки весело, словно с охотой, отлетали от бруса. А что было в этом удивительного: кедр создан для дранки.
   Кедр – дерево что надо, говорит старый Тим. Индейцы без него и жить бы не могли. Из кедрового теса они строят дома, иногда длиной почти в четверть мили. Семей десять может жить в таком доме. И легкие индейские лодки – каноэ – тоже долбят из ствола кедра, а лески и сети для ловли рыбы делают из крученой кедровой коры. Из расплющенной коры шьют летнюю одежду, а кусочки коры используют как трут. Ухватив тлеющий кусок коры расщепленной лучиной, можно переносить огонь на большие расстояния. Даже лосося ловят при помощи кедровых сетей и удочек. А лосося индейцы меняют на все, что им нужно.
   Кедр и белым помогает не меньше, чем индейцам. Звуки дождевых капель, стучащих по покрытым кедровой дранкой крышам домов в Пюджет-Саунде, – самая приятная музыка на свете.
   Бастер устал и лег отдохнуть под яблоней. В конце дня он снова запросился купаться, и Клинт отложил косырь и киянку в сторону.
   – Только недолго, Бастер. Уже пора обедать. Что ты будешь есть? Рыбу?
   Слово «рыба» Бастер понимал.
   Коротким лаем и кивком головы он дал понять, что рыба его вполне устраивает, – но прежде они все-таки должны пойти купаться.
   После купанья они принялись готовить обед. Клинт включил радио, полилась музыка. Пока разогревалась плита, Клинт накрыл на стол, почистил картошку, открыл банку с бобами и принес кукурузу с огорода. Затем он положил в духовку кусок свинины.
   Клинт не очень хорошо готовил, но умел делать все, кроме сладкого. Мама, зная об этом, перед отъездом испекла несколько пирогов.
   Хорошо, когда мама дома, но и когда ее нет, тоже неплохо, хотя и совсем по-другому. Словно изо всех углов вдруг выползало что-то давно забытое, и мир преображался. То был мир мужчин.
   За третьей чашкой кофе, раскуривая трубку, отец Клинта заговорил об Аляске.
   – Аляска – страна мужчин, – сказал он. – Женщинам там скучно. Твоей тете Гарриет наверняка не понравились бы ни пустынная тундра, ни тамошние города; она бы, наверное, захотела их перестроить. Дел ей хватило бы по горло. Что же касается твоей мамы, то тут я не уверен. Если бы мы могли перевезти туда наш дом, тогда ей бы и там пришлось по душе. В такую погоду я порой подумываю, не податься ли нам еще разок на Аляску. Соорудили бы здесь, на берегу, собственную яхту…
   – Я бы тебе с охотой помог! – сказал Клинт. Отец кивнул.
   – Мы бы построили такую яхту, чтобы на ней можно было жить. Мама наверняка не возражала бы, раз ее хозяйства никто не трогает. Она бы даже привыкла к такому дому на воде. Встали бы на якорь в устье какой-нибудь реки, ловили бы рыбу, охотились, искали золото…
   – И я бы, наверное, научился там не меньшему, чем в школе, – вставил Клинт.
   – Искать золото очень интересно, – продолжал отец, – даже если не находишь его. Когда я был там в последний раз, мы втроем прожили лето на реке Джонсон. Золота мы не нашли, во время провели на редкость хорошо.
   Клинт налил отцу еще чашку кофе.
   – Из песка, что в устье этой реки, в свое время брали очень много золота, но оно кончилось, и больше там его никто не искал. Мы же рассуждали по-другому: «Золото идет откуда-то сверху, из истоков. И, быть может, потребуется не меньше тысячи лет, пока оно снова появится в устье. Пойдем-ка мы вверх по течению на поиски того золотоносного песка, из которого оно намывается…»
   – Как вы до этого додумались? – восхитился Клинт.
   – Пошевелили мозгами, – усмехнувшись, ответил отец. – Мы направились прямо к истокам реки в горах. На это ушло все лето, а нашли только то золото, что идет по тридцать центов за унцию. Осенью мои товарищи вернулись в Штаты, а я поступил на работу в механическую мастерскую в Кетчикане. Но работать на других не очень-то приятно, поэтому на следующий год я устроился на рыболовное судно и на нем пришел домой. Вот и вся история моей экспедиции на реку Джонсон.