1
– Ну, Потапов, что вы теперь скажете об Аксенчуке? – воскликнул полковник Астангов, когда была прослушана магнитофонная запись. – Какой молодец, а? Вы думаете, ему легко было провести такую беседу?
– Не думаю…
– И он после этой истории всю свою жизнь по-другому увидит.
– Вы генералу докладывали? – уклоняясь от этого разговора, спросил Потапов.
– Да. Решено Окаемова брать в последнюю минуту. Так сказать, с максимумом улик. Совершенно ясно, что в час тридцать он передаст Аксенчуку мину и прикажет положить ее в институте. Совершенно ясно также, что механизм взрыва будет установлен на такой срок, чтобы мина сработала, когда Аксенчук будет еще в институте. Аксенчук нужен ему и его начальству, как прошлогодний снег. И вот этот узелок со сроком взрыва нам надо развязать. Ведь он может поставить взрыватель и с таким расчетом, что взрыв произойдет в следующую минуту после того, как Аксенчук появится в институте. Об этом нам предстоит крепко подумать.
– А что, если мы возьмем его там, в кафе? – предложил Потапов.
– А разве он, будучи взятым, не будет доволен, если на мине подорвемся и мы и он? Механизм-то он установит с утра, в кафе он этим заниматься не станет. А нашу просьбу разрядить мину он может не выполнить.
– Но это сможет сделать наш инженер.
– Рискованно, Потапов. У инженера будет слишком мало времени, а мина может оказаться с новым секретом.
– Но у инженера окажется времени еще меньше, когда Аксенчук внесет мину в институт?
– Так в этом, Потапов, узелок и состоит. Мы должны продумать, как получить дополнительное время на обезвреживание мины…
Вскоре в кабинете полковника Астангова собралась почти вся оперативная группа Потапова. Все старались держаться спокойно, но возбужденный блеск глаз выдавал большое волнение, переживаемое этими людьми.
– …Из квартиры Аксенчука он вышел без четверти пять утра, – продолжал докладывать Потапов. – Вот снимок, как он выходит из дому.
Полковник Астангов взял фотографию:
– Наглец! Он совершенно спокоен! – Полковник брезгливо бросил снимок на стол. – Дальше…
– Пешком и совершенно не прячась, он дошел до пригородного вокзала и сел на первую электричку. Сошел на дачной станции «Академический поселок». Мы уже испугались – не изменил ли он решение и не собрался ли атаковать дачу Вольского? Но он пошел в лес и провел там почти два часа. Работал над миной. Вот снимок, сделанный при помощи телеобъектива. Потом…
– Подождите… – перебил Потапова полковник. – Инженер Короленко, возьмите этот снимок. Посмотрите, что за мина у него? Может, вам уже знакомая?… Продолжайте, Потапов.
– Затем он вернулся на станцию. Час пробыл в буфете. Солидно позавтракал. Вот снимки… Позавтракав, он вернулся в город и пошел в кино на дневной сеанс. Сейчас он второй раз смотрит «Ушакова»… Наблюдение за ним продолжается.
– Прекрасно. Когда последний раз говорили с флотским начальством?
– Полчаса назад. Подводная лодка в погруженном состоянии продолжает курсировать в нейтральных водах. Изредка ложится на грунт.
– Прекрасно. Пусть отдыхает, ей тоже предстоят крупные неприятности… – Полковник Астангов обратился к инженеру Короленко. – Ну, как? Знакомая вам штука?
– Вроде нет, товарищ полковник. – Круглое, как луна, доброе лицо инженера залилось краской, как у школьника, пойманного на незнании урока. – В руках бы ее подержать…
– Придет время – подержите… – рассеянно сказал полковник и замолчал, что-то обдумывая.
– У меня есть предложение, – сказал Потапов. – Аксенчук приходит в кафе в час тридцать. Он приходит, когда в кармане Окаемова лежит мина с уже поставленным сроком взрыва. Скажем, этот срок – два сорок, то есть время приема Аксенчука Вольским…
– Ну-ну… – подгонял Потапова полковник.
– Так вот… Аксенчук приходит в кафе и сообщает Окаемову неприятную новость – Вольский перенес время приема: он должен быть у него без четверти два.
– Так-так… дальше…
– Перезарядить мину Окаемов уже не может, и мы выигрываем верных тридцать минут для обработки мины. Даже в случае, если инженер Короленко, находясь в институте и получив от Аксенчука мину, увидит, что загадка ему не по силам, у него будет время отвезти мину в безопасное для взрыва место.
– Что ж, Потапов, это выход! Сейчас же звоните Аксенчуку!
– Не думаю…
– И он после этой истории всю свою жизнь по-другому увидит.
– Вы генералу докладывали? – уклоняясь от этого разговора, спросил Потапов.
– Да. Решено Окаемова брать в последнюю минуту. Так сказать, с максимумом улик. Совершенно ясно, что в час тридцать он передаст Аксенчуку мину и прикажет положить ее в институте. Совершенно ясно также, что механизм взрыва будет установлен на такой срок, чтобы мина сработала, когда Аксенчук будет еще в институте. Аксенчук нужен ему и его начальству, как прошлогодний снег. И вот этот узелок со сроком взрыва нам надо развязать. Ведь он может поставить взрыватель и с таким расчетом, что взрыв произойдет в следующую минуту после того, как Аксенчук появится в институте. Об этом нам предстоит крепко подумать.
– А что, если мы возьмем его там, в кафе? – предложил Потапов.
– А разве он, будучи взятым, не будет доволен, если на мине подорвемся и мы и он? Механизм-то он установит с утра, в кафе он этим заниматься не станет. А нашу просьбу разрядить мину он может не выполнить.
– Но это сможет сделать наш инженер.
– Рискованно, Потапов. У инженера будет слишком мало времени, а мина может оказаться с новым секретом.
– Но у инженера окажется времени еще меньше, когда Аксенчук внесет мину в институт?
– Так в этом, Потапов, узелок и состоит. Мы должны продумать, как получить дополнительное время на обезвреживание мины…
Вскоре в кабинете полковника Астангова собралась почти вся оперативная группа Потапова. Все старались держаться спокойно, но возбужденный блеск глаз выдавал большое волнение, переживаемое этими людьми.
– …Из квартиры Аксенчука он вышел без четверти пять утра, – продолжал докладывать Потапов. – Вот снимок, как он выходит из дому.
Полковник Астангов взял фотографию:
– Наглец! Он совершенно спокоен! – Полковник брезгливо бросил снимок на стол. – Дальше…
– Пешком и совершенно не прячась, он дошел до пригородного вокзала и сел на первую электричку. Сошел на дачной станции «Академический поселок». Мы уже испугались – не изменил ли он решение и не собрался ли атаковать дачу Вольского? Но он пошел в лес и провел там почти два часа. Работал над миной. Вот снимок, сделанный при помощи телеобъектива. Потом…
– Подождите… – перебил Потапова полковник. – Инженер Короленко, возьмите этот снимок. Посмотрите, что за мина у него? Может, вам уже знакомая?… Продолжайте, Потапов.
– Затем он вернулся на станцию. Час пробыл в буфете. Солидно позавтракал. Вот снимки… Позавтракав, он вернулся в город и пошел в кино на дневной сеанс. Сейчас он второй раз смотрит «Ушакова»… Наблюдение за ним продолжается.
– Прекрасно. Когда последний раз говорили с флотским начальством?
– Полчаса назад. Подводная лодка в погруженном состоянии продолжает курсировать в нейтральных водах. Изредка ложится на грунт.
– Прекрасно. Пусть отдыхает, ей тоже предстоят крупные неприятности… – Полковник Астангов обратился к инженеру Короленко. – Ну, как? Знакомая вам штука?
– Вроде нет, товарищ полковник. – Круглое, как луна, доброе лицо инженера залилось краской, как у школьника, пойманного на незнании урока. – В руках бы ее подержать…
– Придет время – подержите… – рассеянно сказал полковник и замолчал, что-то обдумывая.
– У меня есть предложение, – сказал Потапов. – Аксенчук приходит в кафе в час тридцать. Он приходит, когда в кармане Окаемова лежит мина с уже поставленным сроком взрыва. Скажем, этот срок – два сорок, то есть время приема Аксенчука Вольским…
– Ну-ну… – подгонял Потапова полковник.
– Так вот… Аксенчук приходит в кафе и сообщает Окаемову неприятную новость – Вольский перенес время приема: он должен быть у него без четверти два.
– Так-так… дальше…
– Перезарядить мину Окаемов уже не может, и мы выигрываем верных тридцать минут для обработки мины. Даже в случае, если инженер Короленко, находясь в институте и получив от Аксенчука мину, увидит, что загадка ему не по силам, у него будет время отвезти мину в безопасное для взрыва место.
– Что ж, Потапов, это выход! Сейчас же звоните Аксенчуку!
2
Окаемов действительно был совершенно спокоен. Он прекрасно знал это уже не раз пережитое им состояние непоколебимой уверенности в успехе, которое наступало в решающие часы операции. Все, что должно произойти, жило в нем точнейшим расчетом действий, которые совершались уже как бы помимо его воли и когда его мозг и нервы были свободны.
Он сидел в летнем кафе, с любопытством разглядывая окружающий его мир. Вот он посмотрел, как на полу кафе шевелятся солнечные блики, пробившиеся через листву деревьев. Потом с улыбкой наблюдал, как две школьницы, поставив потрепанные портфельчики к ножкам стола, сосредоточенно поглощали мороженое: съели по порции, переглянулись и заказали по второй. По песчаной дорожке возле веранды кафе важно разгуливали голуби. Он покрошил им печенья и смотрел, как они будто испуганно клевали каждую крошку. В углу кафе с очень серьезными лицами о чем-то сплетничали официантки. Белые наколочки на волосах делали их похожими на ромашки. На скамеечке перед кафе, уронив газету, дремал старичок, его соломенная шляпа сбилась набок, и оттого он выглядел лихим гулякой. А дальше, с рогаткой в руках, притаился мальчуган – он выслеживал на дереве воробьев…
Окаемов, наблюдая все это, вдруг подумал: что тут будет твориться, когда взрыв вскинет в воздух видневшуюся вдали каменную громаду института. Что станет с этими девчонками? Как шарахнутся голуби? Как скатится со скамейки спящий старичок… Окаемов тихо засмеялся и в это время увидел спешащего к кафе Аксенчука. «Ну, милейший Аксенчук, запоминайте эти минуты, они в вашей жизни последние!»
Аксенчук, не здороваясь, подсел к Окаемову.
– Беда, – сказал он тихо, – Вольский перенес прием.
Окаемов побледнел, лицо его перекосилось от бешенства:
– Что-что?
– Перенес, и всё. Сам позвонил. Нужно идти сейчас. Он ждет меня без четверти два.
Окаемов быстро пересчитал время и успокоился.
– Ну что ж, без четверти два так без четверти два… – Он замолчал, обдумывая, как бы, не вызвав подозрения у Аксенчука, сказать ему, чтобы он любыми способами задержался в институте подольше – словом, до взрыва. – Слушайте, дорогой друг. Говорите с Вольским неторопливо, иначе он может почувствовать недоброе. Сперва расскажите ему, какие мытарства вы пережили, пока нашли работу. Наворотите ему короб переживаний. Затем… затем попросите у него совета – как вам, молодому ученому, найти правильный путь жизни в науке. Эти ученые светила страсть как любят поучать молодежь. Затем – старая просьба о поддержке. В общем, у меня все так рассчитано, что вы должны расстаться с Вольским не раньше, как в два часа сорок пять минут. Ясно?
– Ясно. А если он не поддержит разговор и все произойдет быстрее?
– Ну что ж, не выйдет так не выйдет. Немножко нарушится мой план. Но все остальное неизменно. Знаете вон ту стоянку такси возле булочной?
– Знаю.
– Выйдя из института, быстро – туда. Я буду там ждать вас уже в машине. Понятно?
– Понятно.
– Не волнуетесь?
– Нисколько. Сам удивляюсь.
– Вы – настоящий мужчина. Теперь так… – Окаемов вынул из кармана плоский предмет, похожий на детскую палитру акварельных красок. – Это надо незаметно оставить там… Бросьте в урну для мусора. Или забудьте в гардеробе. Можно уронить уже в тамбуре парадного подъезда, когда будете уходить. В общем, это должно остаться.
– Понимаю…
– Ну, вперед, мой друг! Идите! – Окаемов подтолкнул Аксенчука, и тот быстро пошел через бульвар к институту. Окаемов смотрел ему в спину и непроизвольно считал его шаги: «…Шестнадцать… девятнадцать… тридцать…» Вот он перешел улицу и исчез в подъезде института.
Окаемов позвал официантку, расплатился и медленно направился к стоянке такси.
В тамбуре института Аксенчука встретил инженер Короленко.
– Скорее давайте! – шепнул он и, взяв мину, здесь же в тамбуре вскрыл ее и, вставив в глаз лупу часовщика, начал рассматривать механизм взрывателя.
– Так, так… – шептал он, и лоб его в это время покрывался испариной. – Контакт химический… новинка не очень новая… Так, так… Где же входной канал? Вот он, любезный!.. – Короленко сделал что-то в мине и, приоткрыв дверь в вестибюль, крикнул: – Порядок!
Короленко и Аксенчук прошли в вестибюль. Полковник Астангов пожал руку Аксенчуку:
– Все идет прекрасно, Николай Евгеньевич!.. Короленко, спасибо вам!..
Окаемов, соблюдая все правила уличного движения, кругом обошел перекресток и подошел к такси. За ним из ворот дома, чуть подальше стоянки машин, наблюдал Потапов.
Окаемов сел в такси рядом с шофером:
– По западному шоссе!
– Далеко ли? – спросил шофер. – У меня бензина маловато.
Окаемов выругался, вылез из машины и подошел к следующей:
– А у вас бензин есть?
– Полный бак! – весело ответил шофер. – До того света хватит! Садитесь!
Вырулив со стоянки, машина помчалась в сторону западного шоссе.
И тотчас же из глубины двора в туннель ворот, где стоял Потапов, въехала «победа», в нее вскочил Потапов:
– Быстро! Вон за тем такси!
В это время из других ворот выехали еще две машины, пристроившиеся вслед за потаповской…
Такси вырвалось на простор шоссе, и вот только здесь Окаемов обнаружил погоню. Он поверил в это не сразу.
– Прибавь скорости, – спокойно сказал он шоферу.
– Это можно, шоссе мировое!..
Окаемов через заднее окно видел, что три «победы» отстали, и вскоре их скрыл поворот шоссе. Прошла минута, другая, и вот из-за поворота вылетели все три «победы», они неумолимо приближались.
– Скорость! – хрипло крикнул Окаемов.
– Даю на всю железку, – хмуро отозвался шофер, который уже сообразил, что происходит что-то неладное.
Впереди виднелся лес. Этот лес был теперь для Окаемова единственным шансом спасения. Домчаться до лесу и скрыться в нем…
– Прибавляй скорость! – бешено прохрипел он и, выхватив из кармана пистолет, прижал его к боку шофера. – Скорость или… я сам поведу! Скорость!
Шофер прибавил скорость, стрелка спидометра переползла через цифру «90».
Сжав руль побелевшими от напряжения руками, шофер пристально смотрел вперед. Если бы Окаемов в эту минуту посмотрел в его глаза, он увидел бы в них такое, что не позволило бы ему медлить с выстрелом.
Стремительно приближался поворот шоссе, и там оно входило в лес. Поворот ближе, ближе и… вдруг точно у машины отказал руль – она не сделала поворота, диким прыжком перелетела через глубокий кювет, перевернулась вверх колесами, ударилась о дерево, еще раз перевернулась и легла на бок…
Когда Потапов и три его сотрудника подбежали к такси, его запрокинутые колеса еще вертелись. Потапов заглянул в разбитое боковое стекло – Окаемов лежал, навалившись на шофера, оба были без сознания.
– Быстро вскрывайте дверь! – приказал Потапов.
Но не так-то просто было открыть перекошенные от ударов дверцы – на это ушло минут пять. Потапов не сводил глаз с Окаемова, тот лежал неподвижно. Наконец дверцу открыли, вытащили из машины Окаемова и шофера и положили их на траву. Один из сотрудников приник к груди Окаемова.
– Что? – тихо спросил Потапов.
– Жив… Вероятно, сотрясение…
Первым пришел в сознание шофер. Он приподнялся, увидел чекистов, улыбнулся и снова упал навзничь.
К месту аварии, визжа тормозами, подлетела санитарная машина. Врач с санитаром подбежали к пострадавшим.
– Шприц… ампулу… бинты… – тихо приказывал врач.
И санитар, как фокусник, молниеносно доставал из сумки то, что требовалось…
Окаемов шевельнул рукой, приоткрыл глаза, и его взгляд встретился со взглядом Потапова. Окаемов закрыл глаза.
Шофер в это время уже сидел, прислонившись к дереву, и одурело смотрел по сторонам.
– Ну и петрушка, – сказал он.
И все засмеялись. Только Потапов продолжал напряженно смотреть в закрытые глаза Окаемова.
Окаемов в эту минуту был уже в полном сознании, но симулировал продолжение обморока, думал выиграть на этом время.
– Он в сознании, – шепнул Потапову врач.
– Я вижу, – громко сказал Потапов – Ну, Окаемов, хватит! Все равно ничего нового вы уже не придумаете!
Окаемов сделал резкое движение рукой к воротнику рубашки, где была зашита ампула с ядом. Потапов вовремя перехватил его руку:
– Не надо, Окаемов, – вам вредно делать лишние движения. Лежите спокойно или бросьте валять дурака, вставайте и едем в город. Мы же с вами взрослые люди и понимаем друг друга отлично. Игра окончена!..
Окаемов приподнялся. Санитар хотел ему помочь, но он оттолкнул его и медленно встал сам.
Он сидел в летнем кафе, с любопытством разглядывая окружающий его мир. Вот он посмотрел, как на полу кафе шевелятся солнечные блики, пробившиеся через листву деревьев. Потом с улыбкой наблюдал, как две школьницы, поставив потрепанные портфельчики к ножкам стола, сосредоточенно поглощали мороженое: съели по порции, переглянулись и заказали по второй. По песчаной дорожке возле веранды кафе важно разгуливали голуби. Он покрошил им печенья и смотрел, как они будто испуганно клевали каждую крошку. В углу кафе с очень серьезными лицами о чем-то сплетничали официантки. Белые наколочки на волосах делали их похожими на ромашки. На скамеечке перед кафе, уронив газету, дремал старичок, его соломенная шляпа сбилась набок, и оттого он выглядел лихим гулякой. А дальше, с рогаткой в руках, притаился мальчуган – он выслеживал на дереве воробьев…
Окаемов, наблюдая все это, вдруг подумал: что тут будет твориться, когда взрыв вскинет в воздух видневшуюся вдали каменную громаду института. Что станет с этими девчонками? Как шарахнутся голуби? Как скатится со скамейки спящий старичок… Окаемов тихо засмеялся и в это время увидел спешащего к кафе Аксенчука. «Ну, милейший Аксенчук, запоминайте эти минуты, они в вашей жизни последние!»
Аксенчук, не здороваясь, подсел к Окаемову.
– Беда, – сказал он тихо, – Вольский перенес прием.
Окаемов побледнел, лицо его перекосилось от бешенства:
– Что-что?
– Перенес, и всё. Сам позвонил. Нужно идти сейчас. Он ждет меня без четверти два.
Окаемов быстро пересчитал время и успокоился.
– Ну что ж, без четверти два так без четверти два… – Он замолчал, обдумывая, как бы, не вызвав подозрения у Аксенчука, сказать ему, чтобы он любыми способами задержался в институте подольше – словом, до взрыва. – Слушайте, дорогой друг. Говорите с Вольским неторопливо, иначе он может почувствовать недоброе. Сперва расскажите ему, какие мытарства вы пережили, пока нашли работу. Наворотите ему короб переживаний. Затем… затем попросите у него совета – как вам, молодому ученому, найти правильный путь жизни в науке. Эти ученые светила страсть как любят поучать молодежь. Затем – старая просьба о поддержке. В общем, у меня все так рассчитано, что вы должны расстаться с Вольским не раньше, как в два часа сорок пять минут. Ясно?
– Ясно. А если он не поддержит разговор и все произойдет быстрее?
– Ну что ж, не выйдет так не выйдет. Немножко нарушится мой план. Но все остальное неизменно. Знаете вон ту стоянку такси возле булочной?
– Знаю.
– Выйдя из института, быстро – туда. Я буду там ждать вас уже в машине. Понятно?
– Понятно.
– Не волнуетесь?
– Нисколько. Сам удивляюсь.
– Вы – настоящий мужчина. Теперь так… – Окаемов вынул из кармана плоский предмет, похожий на детскую палитру акварельных красок. – Это надо незаметно оставить там… Бросьте в урну для мусора. Или забудьте в гардеробе. Можно уронить уже в тамбуре парадного подъезда, когда будете уходить. В общем, это должно остаться.
– Понимаю…
– Ну, вперед, мой друг! Идите! – Окаемов подтолкнул Аксенчука, и тот быстро пошел через бульвар к институту. Окаемов смотрел ему в спину и непроизвольно считал его шаги: «…Шестнадцать… девятнадцать… тридцать…» Вот он перешел улицу и исчез в подъезде института.
Окаемов позвал официантку, расплатился и медленно направился к стоянке такси.
В тамбуре института Аксенчука встретил инженер Короленко.
– Скорее давайте! – шепнул он и, взяв мину, здесь же в тамбуре вскрыл ее и, вставив в глаз лупу часовщика, начал рассматривать механизм взрывателя.
– Так, так… – шептал он, и лоб его в это время покрывался испариной. – Контакт химический… новинка не очень новая… Так, так… Где же входной канал? Вот он, любезный!.. – Короленко сделал что-то в мине и, приоткрыв дверь в вестибюль, крикнул: – Порядок!
Короленко и Аксенчук прошли в вестибюль. Полковник Астангов пожал руку Аксенчуку:
– Все идет прекрасно, Николай Евгеньевич!.. Короленко, спасибо вам!..
Окаемов, соблюдая все правила уличного движения, кругом обошел перекресток и подошел к такси. За ним из ворот дома, чуть подальше стоянки машин, наблюдал Потапов.
Окаемов сел в такси рядом с шофером:
– По западному шоссе!
– Далеко ли? – спросил шофер. – У меня бензина маловато.
Окаемов выругался, вылез из машины и подошел к следующей:
– А у вас бензин есть?
– Полный бак! – весело ответил шофер. – До того света хватит! Садитесь!
Вырулив со стоянки, машина помчалась в сторону западного шоссе.
И тотчас же из глубины двора в туннель ворот, где стоял Потапов, въехала «победа», в нее вскочил Потапов:
– Быстро! Вон за тем такси!
В это время из других ворот выехали еще две машины, пристроившиеся вслед за потаповской…
Такси вырвалось на простор шоссе, и вот только здесь Окаемов обнаружил погоню. Он поверил в это не сразу.
– Прибавь скорости, – спокойно сказал он шоферу.
– Это можно, шоссе мировое!..
Окаемов через заднее окно видел, что три «победы» отстали, и вскоре их скрыл поворот шоссе. Прошла минута, другая, и вот из-за поворота вылетели все три «победы», они неумолимо приближались.
– Скорость! – хрипло крикнул Окаемов.
– Даю на всю железку, – хмуро отозвался шофер, который уже сообразил, что происходит что-то неладное.
Впереди виднелся лес. Этот лес был теперь для Окаемова единственным шансом спасения. Домчаться до лесу и скрыться в нем…
– Прибавляй скорость! – бешено прохрипел он и, выхватив из кармана пистолет, прижал его к боку шофера. – Скорость или… я сам поведу! Скорость!
Шофер прибавил скорость, стрелка спидометра переползла через цифру «90».
Сжав руль побелевшими от напряжения руками, шофер пристально смотрел вперед. Если бы Окаемов в эту минуту посмотрел в его глаза, он увидел бы в них такое, что не позволило бы ему медлить с выстрелом.
Стремительно приближался поворот шоссе, и там оно входило в лес. Поворот ближе, ближе и… вдруг точно у машины отказал руль – она не сделала поворота, диким прыжком перелетела через глубокий кювет, перевернулась вверх колесами, ударилась о дерево, еще раз перевернулась и легла на бок…
Когда Потапов и три его сотрудника подбежали к такси, его запрокинутые колеса еще вертелись. Потапов заглянул в разбитое боковое стекло – Окаемов лежал, навалившись на шофера, оба были без сознания.
– Быстро вскрывайте дверь! – приказал Потапов.
Но не так-то просто было открыть перекошенные от ударов дверцы – на это ушло минут пять. Потапов не сводил глаз с Окаемова, тот лежал неподвижно. Наконец дверцу открыли, вытащили из машины Окаемова и шофера и положили их на траву. Один из сотрудников приник к груди Окаемова.
– Что? – тихо спросил Потапов.
– Жив… Вероятно, сотрясение…
Первым пришел в сознание шофер. Он приподнялся, увидел чекистов, улыбнулся и снова упал навзничь.
К месту аварии, визжа тормозами, подлетела санитарная машина. Врач с санитаром подбежали к пострадавшим.
– Шприц… ампулу… бинты… – тихо приказывал врач.
И санитар, как фокусник, молниеносно доставал из сумки то, что требовалось…
Окаемов шевельнул рукой, приоткрыл глаза, и его взгляд встретился со взглядом Потапова. Окаемов закрыл глаза.
Шофер в это время уже сидел, прислонившись к дереву, и одурело смотрел по сторонам.
– Ну и петрушка, – сказал он.
И все засмеялись. Только Потапов продолжал напряженно смотреть в закрытые глаза Окаемова.
Окаемов в эту минуту был уже в полном сознании, но симулировал продолжение обморока, думал выиграть на этом время.
– Он в сознании, – шепнул Потапову врач.
– Я вижу, – громко сказал Потапов – Ну, Окаемов, хватит! Все равно ничего нового вы уже не придумаете!
Окаемов сделал резкое движение рукой к воротнику рубашки, где была зашита ампула с ядом. Потапов вовремя перехватил его руку:
– Не надо, Окаемов, – вам вредно делать лишние движения. Лежите спокойно или бросьте валять дурака, вставайте и едем в город. Мы же с вами взрослые люди и понимаем друг друга отлично. Игра окончена!..
Окаемов приподнялся. Санитар хотел ему помочь, но он оттолкнул его и медленно встал сам.
3
На городском кладбище было так тихо, что слышно было, как с ветвистого клена падали багровые, лапчатые листья. Уже по-осеннему холодноватое солнце, пробившись сквозь поредевшую листву, разбросало вокруг золотистые пятна и строгим бликом отразилось в полированном мраморе могильной плиты, на которой было высечено:
ГОНЧАРОВ
Павел Васильевич
Погиб при исполнении служебных обязанностей
У могилы с давно увядшими цветами венков, на неудобной, низенькой скамеечке, сидели полковник Астангов и майор Потапов. Они пришли сюда больше часа назад и все время сидят вот так, не разговаривая, но, видно, думая об одном и том же и потому не чувствуя своего молчания.
Изредка Астангов посматривал на Потапова, видел его сдвинутые брови, упрямо сжатые губы и устремленные в одну точку прищуренные глаза…
На аллее послышался шорох листьев под ногами торопливо шагавшего человека. Астангов оглянулся – по аллее шел человек в военной форме. Не замедляя шага, он всматривался по сторонам.
– Боюсь, Потапов, что это разыскивают нас, – вставая, тихо сказал Астангов.
– Да… пора… – так же тихо отозвался Потапов и тоже встал.
Полковник не ошибся – человек в военной форме искал их: начальник управления требовал срочно явиться к нему.
ГОНЧАРОВ
Павел Васильевич
Погиб при исполнении служебных обязанностей
У могилы с давно увядшими цветами венков, на неудобной, низенькой скамеечке, сидели полковник Астангов и майор Потапов. Они пришли сюда больше часа назад и все время сидят вот так, не разговаривая, но, видно, думая об одном и том же и потому не чувствуя своего молчания.
Изредка Астангов посматривал на Потапова, видел его сдвинутые брови, упрямо сжатые губы и устремленные в одну точку прищуренные глаза…
На аллее послышался шорох листьев под ногами торопливо шагавшего человека. Астангов оглянулся – по аллее шел человек в военной форме. Не замедляя шага, он всматривался по сторонам.
– Боюсь, Потапов, что это разыскивают нас, – вставая, тихо сказал Астангов.
– Да… пора… – так же тихо отозвался Потапов и тоже встал.
Полковник не ошибся – человек в военной форме искал их: начальник управления требовал срочно явиться к нему.