Даже торчавшие из озера руки не портили аппетита: торчат себе и торчат, мало ли…
Уже принимаясь за фрукты, принц подумал, что все это неправильно. Не руки (хотя и руки, конечно, тоже), нет – дело в другом. Цель путешествия как-то позабылась, выцвела, растеряла смысл. И сами они тоже как будто чуть поблекли, что ли… Исказились.
На дальнем берегу озера снова родился надрывный стон. Когда он оборвался (все так же неожиданно), мастер кивнул дочери:
– Ну что, прибирай со стола. И давай-ка, доча, за работу.
Спросил у короля:
– Так когда пойдешь… ваше величество?
Король повертел в руках увесистое, золотистое яблоко, зачем-то оторвал листок с хвостика.
– Рассказывай, – хмуро посмотрел на мастера. – Если, конечно, хочешь.
– Ваше величество, – откашлялся Стерх, – я полагаю, следует прояснить…
Мастер тем временем потянулся к ближайшей полке, положил перед собой недлинный нож с широким лезвием. Кажется, тот самый, которым он пускал себе кровь там, возле чаши.
С другой полки мастер взял кусок гриба-трутовика.
– Прояснить, – сказал он, – следует. Вы чем вообще думали, когда ехали сюда? На что рассчитывали?
– Когда Устои расшатаны и мир дошел до Предела, король, наследник Предчура, должен отправиться к Темени. Там он свершит все необходимое, чтобы восстановить порядок, усмирить беззаконие, вдохнуть новую жизнь в извечные истины.
– Ага, – кивнул мастер. Руки его двигались будто сами по себе: соскабливали, откраивали, подчищали… – «Книгу Предчура», стало быть, вы прочли. А дальше?
Стерх сложил свои руки на груди – как будто боялся, что тоже потянутся к ножу, начнут вырезать…
– А дальше его величество собрал отряд из верных ему людей, и мы!..
– Что? – оборвал мастер. – «Отряд»?! О Предчур всемилостивый, сколько ж вас было-то?
– Какое, – спросил король, – какое это сейчас имеет значение?
– Верно: никакого. Ну ладно… ладно. Вот вы здесь. Что вы дальше хотели-то?..
Принц откинулся на спинку стула, рассеянно наблюдая за тем, как дочь мастера, закончив с посудою, пододвинула к камину прялку, взяла серебристо-белый моток и… он даже и не знал, как это все называется, крутились на языке какие-то «ровницы», «рогульки», «кудель» какая-то… В общем, девушка пряла нить, тонкую, почти прозрачную, которая, однако, ни разу за все это время не порвалась.
Размеренные, плавные движения зачаровали его, и мысль, некоторое время крутившаяся на языке, вдруг оформилась – и поразила своей простотой и очевидностью. И как он раньше не додумался?!.
– Ну вот вы здесь, – повторил мастер. – И дальше-то что вы будете?..
Принц изумленно покачал головой:
– Так значит, это вы – Темя! Не место и не предмет, а человек, да?
Ронди присвистнул, Стерх поперхнулся, а отец очень аккуратно положил яблоко на столешницу.
Мастер посмотрел на принца с любопытством и даже, казалось, с уважением.
– А сын у тебя умен, ваше величество.
Он улыбнулся в усы:
– Нет, молодой человек, я – не Темя. Но мыслишь ты правильно. Только так здесь и можно: не как все, не так, как размышляет обычный человек всю свою жизнь.
Он поставил перед ними только что вырезанную из трутовика фигурку. На сей раз не птицы – вола с понуро опущенной головою и роскошными, широченными рогами.
– Мой учитель – из той, прежней жизни, – сказал бы, что обычные люди руководствуются логикой вола. Это разумно и полезно с точки зрения человека, который не верит в чудо… который не сталкивается с ним ежедневно. И мир постепенно привыкает к такому взгляду на себя, подстраивается… выстраивается вокруг обычных людей в обычный предсказуемый мир. Эта логика позволяет быть сытым и счастливым здесь и сейчас. Твердо стоять на земле. Думать о мире как о хлеве и поле. Не понимаете? – усмехнулся он, глядя на Стерха и короля. – Если можно не рисковать – не рискуй. Едешь за тридевять земель – возьми с собой побольше гвардейцев и мешок с золотом. Отправляешься на битву с чудовищем – вооружись до зубов, а лучше вовсе никуда не иди, сиди дома. Вот это – логика вола. Надежная, прочная, проверенная опытом.
Он взял с полки следующий трутовик и снова принялся отскабливать, резать, счищать.
– На таких людях, – сказал мастер, – держится мир. Благодаря таким людям прочно стоят Устои и не колеблется Свод небес. Но вол – это вол. Он ест, и пашет, и гадит, и в конце концов земля становится бесплодна и мертва. И тогда… тогда ей не обойтись без кого-нибудь, кто сможет поколебать основы мироздания. Взлететь и пролиться на землю животворным дождем. Нарушить все правила – и создать новые. Обновить то, что слишком долго пребывало в нерушимом покое. Потому что, – добавил он, с жалостью глядя на Стерха, – потому что мир содержит в себе все: и порядок, и неразбериху, покой и вечное движение, жизнь и смерть. И когда жизнь превращается в смерть… тогда вол ничего не добьется.
Мастер отряхнул на пол стружки и раскрыл ладонь; на ней сидел, воздев крылья, ястреб.
– Тогда, добрые гости, миру нужен другой человек. Тот, кто мыслит по-иному.
– Логика ястреба, – протянул Рифмач.
– Логика ястреба, – кивнул мастер.
И подбросил фигурку в воздух.
И она не упала.
– Если едешь туда, куда долетают лишь ястребы, забудь о прежних правилах, – мастер поднялся из-за стола. – Их нет. Если будешь держаться за них – погибнешь.
Он протянул руку и легонько толкнул ястреба, зацепившегося кончиками крыльев за сеть. Ястреб полетел-закачался. Но не упал.
– В столице, – сказал мастер, – все это имело значение. Ваша рассудительность, предусмотрительность, ваш житейский опыт. Хотя уже и там мир стал слишком туго стянут всеми этими соображениями, – последнее слово он произнес с гадливостью: так хозяин берет за хвост, чтобы вынести из дому, дохлую крысу. – Когда Предчур строил дороги, он хотел привнести в мир порядок и надежность. Но не учел, что чрезмерный порядок приведет к обратному – к разрушению. Дороги сдавили грудь земли: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Предчур это понял, но слишком поздно, когда уже не мог ничего изменить. Почти не мог… и он поехал сюда, к Темени, вдвоем со своей женой, которой и надиктовывал по дороге «Книгу». Не хотел рисковать чужими жизнями. Но не мог оставаться в стороне.
– Отказался от логики вола, – кивнул Рифмач. Принц видел, что ему очень хочется произвести впечатление на дочь мастера.
– Точно – отказался. – Мастер в упор посмотрел на короля. – И только поэтому совершил то, что совершил. Понимаешь… ваше величество?
– А мы, значит, взяли с собой гвардейцев и тем всё загубили?
– Не всё, – покачал головой мастер. – Пока не всё. Только самих гвардейцев.
– Но это вздор! – вскинулся Стерх. – Как вы можете знать?.. откуда?!. Нелепые случайности… вот они и погибли.
Мастер посмотрел на него с жалостью:
– Ты же словесник, ты читал «Книгу». И умеешь кое-что, я видел. Плохо, но умеешь. Ну какие «случайности», добрый человек? Какие тут могли быть случайности, о чем ты?
А ведь мастер прав, подумал принц.
Сперва странная история на перевале Гнутой Пики. Перешел почти весь отряд – и вдруг сверху посыпались камни, завалили тропу. С той стороны осталось трое гвардейцев, замыкавших колонну. Трое гвардейцев и пять мулов с припасами.
Завал было не разобрать, близилась ночь, где-то вдалеке истерично хохотали сырные шакалы…
Тогда король принял решение двигаться дальше. Ничего другого не оставалось, а время… отец боялся, что времени у них очень мало.
Чтобы пополнить припасы, пришлось задержаться в следующем городке, еще в незапамятные времена получившем право на самоуправление; никто уж и не помнил – за какие заслуги перед Круком. Шел дождь, в городке было слякотно и скверно, и жители косились хмуро, а градоправитель долго, фальшиво извинялся перед нежданными гостями за неудобства, за неповоротливость советников, и что бы вам не отдохнуть пару-тройку деньков? – а мы подберем самых лучших мулов и снабдим самыми лучшими припасами…
Стерху все это не нравилось, и он настороженно вертел шеей и все равно прозевал момент, когда началось. Градоправитель вдруг куда-то делся («погляжу, чего они так долго-то!»), и оказалось вдруг, что под пустой ратушей собралась толпа, молчаливая, ощетинившаяся разномастными пиками, алебардами, кольями…
Король все понял первым – раньше и Стерха, и капитана гвардейцев Альбрима Худого, – понял и начал действовать. Вот тогда принц увидел, каким отец был давно, в молодости, еще до того, как надел венец; каким он был, когда усмирял баронов-бунтовщиков из рода Козодоев…
Они заперли дверь изнутри, и отец велел Стерху: «Ищи. Куда-то ведь этот хорек ускользнул».
Это была одна из самых кошмарных ночей. Принц и сейчас не мог бы вспомнить всего, что тогда случилось. Но одно врезалось в память навсегда: как они уходили по волглому, смердящему туннелю, уходили во тьму, оставляя за спиной семерых гвардейцев на входе в тоннель и толпу, которая наконец прорвалась в ратушу…
Случайность на перевале? – А что же еще!
А в городе? – А в городе наоборот, все вполне закономерно, с их-то всегдашним бунтовщицким норовом да с тем, как жилось стране последнее время.
Но скорпион, не пойми откуда взявшийся среди хвойного леса и заползший в сапог? Но молния, что ударила именно в ту осину, под которой спрятались от дождя двое гвардейцев? Но неведомая болезнь, настигшая еще одного у переправы через Бурливую? А озерное чудище, которое не тронуло коней, не позарилось ни на принца, ни на короля, ни на Стерха с Рифмачом, а выцепило именно Альбрима Худого?..
Сейчас принц совершенно ясно понимал: никаких совпадений не было – и случайностей тоже.
– Но что это? Почему?.. Какая такая сила?..
Мастер посмотрел на него с одобрением, как на старательного, хоть и глуповатого ученика.
– Та самая сила, которая не дает Своду рухнуть на землю. Та сила, что движет солнцем и звездами, устремляет реки из верховий в низины – и никогда наоборот. Вы, главное, не обманитесь, – добавил он с усмешкой. – Этой силе нет никакого дела ни до вас, ни до меня, ни до самого Предчура. Некоторые книжники – в той, прошлой моей жизни – называли ее «законом природы». Ложь. Законы можно изменить, судей – обмануть. А здесь… здесь такое не проходит.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил король.
– Долгая история, ваше величество. Даже нынешней ночи на нее не хватит. А вам нужно отдохнуть и выспаться. Да и поразмыслить… утро вечера мудренее.
Снова с озера донесся одинокий крик, надрывней прежнего.
– Постелю вам на полу, уж не обессудьте, – сказал мастер, поднимаясь. – Ну-ка, помогите… – кивнул принцу с Ронди, и втроем они сдвинули стол со стульями в дальний угол. Ронди, правда, по-прежнему ну очень старался не смотреть на дочь мастера, так что ушибся коленом и теперь вдобавок мужественно пытался не хромать. Девушка, не переставая прясть, поглядывала на него с любопытством.
В соседней комнате стояли две кровати – большая и поменьше, – а также детская колыбелька. В колыбельке был сложен всякий хлам: игрушки, одежда, какой-то посох…
Мастер сдернул с кроватей шкуры, сунул в руки принцу и Ронди: несите, мол.
Постелились, легли.
– Чем раньше заснете, – сказал мастер, – тем лучше.
– А что, – спросил, приподнявшись на локте, Стерх, – дочке ты отдохнуть не позволишь? Она ведь, наверное, устала за день.
– А прясть ты будешь? – беззлобно проронил мастер. Он задул свечи, оставил только огонь в камине. Дверь в соседнюю комнату не закрывал, слышно было, как он в темноте ворочается на пустой широкой постели.
Постукивала прялка, трещали поленья в камине. Бился о слюдяную пластинку неугомонный мотылек.
Принц заснул почти сразу – как будто соскользнул в мягкую, убаюкивающую бездну.
Заснул – и тотчас проснулся: Стерху не спалось, он покашлял, перевернулся с боку на бок, аж половицы под ним скрипнули; потом встал и раздраженно шагнул к окну, бормоча себе под нос: «Ну ведь невыносимо же!.. впустить его, или отогнать, или ставни наконец закрыть!..»
Шагнул – и замер, видимо, не зная, что именно предпринять.
«Сложно мудрецу перемудрить законно тяготеющего ко свету мотылька», – в полусне подумал принц. Легкая, понятная мысль. И почему Стерху это неясно?
Сон накатывался волнами, тянул на дно…
– О Предчур благодатный!.. – прошептал учитель.
– Что там? – тихо спросил король. Похоже, и он не мог заснуть этой ночью.
– Вы только взгляните!..
Это было сказано таким тоном, что принц мигом стряхнул с себя остатки сна и вскочил на ноги.
По-прежнему горел в очаге огонь, сидела за прялкой дочь мастера, бился в окно мотылек. И руки – белесые, усеянные капельками росы руки – все так же недвижно возвышались над гладью озера, и сияли в лунном свете клинки мечей…
И сиял, величаво ступая по траве, снежно-белый конь. Колыхалась пышная грива, черные глаза смотрели с затаенной печалью. Изящный витой рог вздымался еще одним мечом, братом тех, из озера.
– Вы видите? – дрожащим голосом произнес Стерх. – Предчур всемилостивый, я всегда полагал, что уж они-то – выдумка, уж их-то быть не может!..
Он придвинулся к окну, снова замер, боясь шелохнуться, затем повернулся к выходу.
– Я должен…
Рифмач застонал и тоже метнулся к двери.
Успел первым. Упал на колени перед ведром, и его вырвало.
– Молодец, – донесся из полумрака голос мастера. Из комнаты тот так и не вышел, но слышно было, как встает с постели. – Молодец, Рифмач. Правильно тебя выбрали… уж не знаю, кто и выбирал.
– При чем тут «кто выбирал»?! – вскинулся Стерх. – Вы посмотрите…
– Да уж нет, это вы посмотрите наконец. Внимательно, вдумчиво. Хорошо виден единорог? В деталях? В подробностях? С такого расстояния? Через слюдяную пластинку?
Король взял свой плащ и накинул на гвоздь, вбитый над окошком.
– Просто расскажи, – попросил устало. – Хватит загадок. Что это за тварь?
– Единорог, – ответил мастер. – Настоящий единорог.
– Тогда в чем дело? Что не так?
– Сними плащ, ваше величество, – и посмотри внимательней.
– Я не буду больше играть в эти игры, – твердо сказал король. – Думаешь, то, что когда-то произошло, дает тебе власть надо мной? В другой раз… может быть. Может быть, при других обстоятельствах – да. Но сейчас есть дела поважней. Если ты способен помочь, я встану на колени и попрошу тебя о помощи. Если попытаешься помешать… Лучше не пытайся.
– Отлично, – сказал мастер. Без насмешки и без смущения, как будто этого и ждал. – Вот теперь – посмотри в окно, ваше величество.
Стерх сам потянулся к плащу, с первого раза не сумел снять, дернул снова – раздраженный, с пылающим лицом.
Принц подошел и помог ему.
Мотылек метнулся к окну.
На полпути его смяли мощные челюсти. Обрывок крылышка медленно, плавно затанцевал в ночном воздухе.
Тварь за окном облизнулась гибким фиолетовым языком. Зевнула – и принц удивленно подумал, что ну никак ведь не могут такие клыки поместиться даже в этой вот пасти.
– Ронди, – бросил, не оборачиваясь король, – подай-ка мой меч. И постарайся потише…
Тварь повернула голову, как будто услышала его.
«А ведь похожа, – подумал принц. – Такие же вытянутые челюсти, как у единорога, и изгиб шеи, и рог… Но только цвет кожи – ядовито-желтый, и сама кожа морщинистая, с какими-то то ли чешуйками, то ли бляшками, и глаза – с вертикальным зрачком, громадные, налитые кровью.
А рог скорее похож на бивень – ровный, весь в сколах, трещинах и засохших бурых пятнах. Выбить им окно легче легкого. Да и дверь, пожалуй, вышибет в два-три удара, она здесь хлипкая, рассохшаяся…»
– Вот это, – сказал из полумрака мастер, – и есть настоящий единорог. Эй, юноша, меч положи. И сядь куда-нибудь, не суетись.
– Он нас не тронет? – спросил принц.
– Если выйдете к нему – с превеликим удовольствием. А в дом не сунется.
– Почему вы так уверены?! – (Принц впервые слышал, чтобы учитель одновременно пытался шептать и кричать.) – Если он способен вот так, запросто, обернуться в… в то, что мы видели.
Мастер промолчал. А вот дочь его неожиданно попросила:
– Расскажи им, отец.
– Да придется, иначе ведь не заснут. – Скрипнули доски кровати, стукнули каблуки. – Там, откуда вы приехали, все просто и понятно… по крайней мере, было просто и понятно до недавнего времени. Мир устроен так, как он устроен: заколдован тем, как люди его себе представляют. Они уверены, что знают все о миропорядке, – и таким образом сами этот миропорядок устанавливают. А затем уже он довлеет над людьми. Но здесь, – сказал мастер, – все не так. Здесь в силе древние, извечные правила – и только они.
– Более древние, чем те, которые удерживают Устои от падения? – спросил Стерх. Он потер своими длинными пальцами виски, тряхнул головой. – Более древние, чем те, благодаря которым звезды светят на Своде небес?! Нет, мастер, мир просто болен. Что-то не заладилось, пошло не так. Тебе не дано знать, ты – всего лишь мастер дороги. Ты одичал здесь, уж прости. Одичал и забил себе голову досужими выдумками, а то, что в последние годы миру худо, проявляется и в этих краях. Эта тварь за окном, руки эти, Выпь… это всего лишь признаки болезни. А ты убедил себя… Откуда тебе знать? – повторил он уже увереннее.
И тогда мастер вздохнул и вышел из спальни на свет.
– Мне ли не знать? – спросил он. – А, словесник?
Свой темно-красный плащ мастер наконец расстегнул и снял, и теперь были видны его ноги. От бедра до колена – человеческие. Дальше – как будто вырезанные из живого дерева, покрытые корой, с раздвоенными копытами на конце; каждое – величиной с маленькую миску.
– Ты говоришь: Устои, Свод… Как будто забыл, что когда-то ни тех, ни другого не было. И если они снова пропадут, мир не развеется, как сон поутру. О, будут бедствия и наводнения, и звезды упадут с небес на землю. Но мир перенесет это. Мы, люди, – нет. Это для нас важно, чтобы Устои остались нерушимыми. Но они-то как раз лишние в этом мире. Это костыли, словесник. А здесь, возле Темени, даже они не спасают. И никогда не спасали; здесь все устроено иначе, по-старому. Поэтому я знаю наверняка, чего хочет единорог, и знаю, на что он способен.
Уже принимаясь за фрукты, принц подумал, что все это неправильно. Не руки (хотя и руки, конечно, тоже), нет – дело в другом. Цель путешествия как-то позабылась, выцвела, растеряла смысл. И сами они тоже как будто чуть поблекли, что ли… Исказились.
На дальнем берегу озера снова родился надрывный стон. Когда он оборвался (все так же неожиданно), мастер кивнул дочери:
– Ну что, прибирай со стола. И давай-ка, доча, за работу.
Спросил у короля:
– Так когда пойдешь… ваше величество?
Король повертел в руках увесистое, золотистое яблоко, зачем-то оторвал листок с хвостика.
– Рассказывай, – хмуро посмотрел на мастера. – Если, конечно, хочешь.
– Ваше величество, – откашлялся Стерх, – я полагаю, следует прояснить…
Мастер тем временем потянулся к ближайшей полке, положил перед собой недлинный нож с широким лезвием. Кажется, тот самый, которым он пускал себе кровь там, возле чаши.
С другой полки мастер взял кусок гриба-трутовика.
– Прояснить, – сказал он, – следует. Вы чем вообще думали, когда ехали сюда? На что рассчитывали?
– Когда Устои расшатаны и мир дошел до Предела, король, наследник Предчура, должен отправиться к Темени. Там он свершит все необходимое, чтобы восстановить порядок, усмирить беззаконие, вдохнуть новую жизнь в извечные истины.
– Ага, – кивнул мастер. Руки его двигались будто сами по себе: соскабливали, откраивали, подчищали… – «Книгу Предчура», стало быть, вы прочли. А дальше?
Стерх сложил свои руки на груди – как будто боялся, что тоже потянутся к ножу, начнут вырезать…
– А дальше его величество собрал отряд из верных ему людей, и мы!..
– Что? – оборвал мастер. – «Отряд»?! О Предчур всемилостивый, сколько ж вас было-то?
– Какое, – спросил король, – какое это сейчас имеет значение?
– Верно: никакого. Ну ладно… ладно. Вот вы здесь. Что вы дальше хотели-то?..
Принц откинулся на спинку стула, рассеянно наблюдая за тем, как дочь мастера, закончив с посудою, пододвинула к камину прялку, взяла серебристо-белый моток и… он даже и не знал, как это все называется, крутились на языке какие-то «ровницы», «рогульки», «кудель» какая-то… В общем, девушка пряла нить, тонкую, почти прозрачную, которая, однако, ни разу за все это время не порвалась.
Размеренные, плавные движения зачаровали его, и мысль, некоторое время крутившаяся на языке, вдруг оформилась – и поразила своей простотой и очевидностью. И как он раньше не додумался?!.
– Ну вот вы здесь, – повторил мастер. – И дальше-то что вы будете?..
Принц изумленно покачал головой:
– Так значит, это вы – Темя! Не место и не предмет, а человек, да?
Ронди присвистнул, Стерх поперхнулся, а отец очень аккуратно положил яблоко на столешницу.
Мастер посмотрел на принца с любопытством и даже, казалось, с уважением.
– А сын у тебя умен, ваше величество.
Он улыбнулся в усы:
– Нет, молодой человек, я – не Темя. Но мыслишь ты правильно. Только так здесь и можно: не как все, не так, как размышляет обычный человек всю свою жизнь.
Он поставил перед ними только что вырезанную из трутовика фигурку. На сей раз не птицы – вола с понуро опущенной головою и роскошными, широченными рогами.
– Мой учитель – из той, прежней жизни, – сказал бы, что обычные люди руководствуются логикой вола. Это разумно и полезно с точки зрения человека, который не верит в чудо… который не сталкивается с ним ежедневно. И мир постепенно привыкает к такому взгляду на себя, подстраивается… выстраивается вокруг обычных людей в обычный предсказуемый мир. Эта логика позволяет быть сытым и счастливым здесь и сейчас. Твердо стоять на земле. Думать о мире как о хлеве и поле. Не понимаете? – усмехнулся он, глядя на Стерха и короля. – Если можно не рисковать – не рискуй. Едешь за тридевять земель – возьми с собой побольше гвардейцев и мешок с золотом. Отправляешься на битву с чудовищем – вооружись до зубов, а лучше вовсе никуда не иди, сиди дома. Вот это – логика вола. Надежная, прочная, проверенная опытом.
Он взял с полки следующий трутовик и снова принялся отскабливать, резать, счищать.
– На таких людях, – сказал мастер, – держится мир. Благодаря таким людям прочно стоят Устои и не колеблется Свод небес. Но вол – это вол. Он ест, и пашет, и гадит, и в конце концов земля становится бесплодна и мертва. И тогда… тогда ей не обойтись без кого-нибудь, кто сможет поколебать основы мироздания. Взлететь и пролиться на землю животворным дождем. Нарушить все правила – и создать новые. Обновить то, что слишком долго пребывало в нерушимом покое. Потому что, – добавил он, с жалостью глядя на Стерха, – потому что мир содержит в себе все: и порядок, и неразбериху, покой и вечное движение, жизнь и смерть. И когда жизнь превращается в смерть… тогда вол ничего не добьется.
Мастер отряхнул на пол стружки и раскрыл ладонь; на ней сидел, воздев крылья, ястреб.
– Тогда, добрые гости, миру нужен другой человек. Тот, кто мыслит по-иному.
– Логика ястреба, – протянул Рифмач.
– Логика ястреба, – кивнул мастер.
И подбросил фигурку в воздух.
И она не упала.
– Если едешь туда, куда долетают лишь ястребы, забудь о прежних правилах, – мастер поднялся из-за стола. – Их нет. Если будешь держаться за них – погибнешь.
Он протянул руку и легонько толкнул ястреба, зацепившегося кончиками крыльев за сеть. Ястреб полетел-закачался. Но не упал.
– В столице, – сказал мастер, – все это имело значение. Ваша рассудительность, предусмотрительность, ваш житейский опыт. Хотя уже и там мир стал слишком туго стянут всеми этими соображениями, – последнее слово он произнес с гадливостью: так хозяин берет за хвост, чтобы вынести из дому, дохлую крысу. – Когда Предчур строил дороги, он хотел привнести в мир порядок и надежность. Но не учел, что чрезмерный порядок приведет к обратному – к разрушению. Дороги сдавили грудь земли: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Предчур это понял, но слишком поздно, когда уже не мог ничего изменить. Почти не мог… и он поехал сюда, к Темени, вдвоем со своей женой, которой и надиктовывал по дороге «Книгу». Не хотел рисковать чужими жизнями. Но не мог оставаться в стороне.
– Отказался от логики вола, – кивнул Рифмач. Принц видел, что ему очень хочется произвести впечатление на дочь мастера.
– Точно – отказался. – Мастер в упор посмотрел на короля. – И только поэтому совершил то, что совершил. Понимаешь… ваше величество?
– А мы, значит, взяли с собой гвардейцев и тем всё загубили?
– Не всё, – покачал головой мастер. – Пока не всё. Только самих гвардейцев.
– Но это вздор! – вскинулся Стерх. – Как вы можете знать?.. откуда?!. Нелепые случайности… вот они и погибли.
Мастер посмотрел на него с жалостью:
– Ты же словесник, ты читал «Книгу». И умеешь кое-что, я видел. Плохо, но умеешь. Ну какие «случайности», добрый человек? Какие тут могли быть случайности, о чем ты?
А ведь мастер прав, подумал принц.
Сперва странная история на перевале Гнутой Пики. Перешел почти весь отряд – и вдруг сверху посыпались камни, завалили тропу. С той стороны осталось трое гвардейцев, замыкавших колонну. Трое гвардейцев и пять мулов с припасами.
Завал было не разобрать, близилась ночь, где-то вдалеке истерично хохотали сырные шакалы…
Тогда король принял решение двигаться дальше. Ничего другого не оставалось, а время… отец боялся, что времени у них очень мало.
Чтобы пополнить припасы, пришлось задержаться в следующем городке, еще в незапамятные времена получившем право на самоуправление; никто уж и не помнил – за какие заслуги перед Круком. Шел дождь, в городке было слякотно и скверно, и жители косились хмуро, а градоправитель долго, фальшиво извинялся перед нежданными гостями за неудобства, за неповоротливость советников, и что бы вам не отдохнуть пару-тройку деньков? – а мы подберем самых лучших мулов и снабдим самыми лучшими припасами…
Стерху все это не нравилось, и он настороженно вертел шеей и все равно прозевал момент, когда началось. Градоправитель вдруг куда-то делся («погляжу, чего они так долго-то!»), и оказалось вдруг, что под пустой ратушей собралась толпа, молчаливая, ощетинившаяся разномастными пиками, алебардами, кольями…
Король все понял первым – раньше и Стерха, и капитана гвардейцев Альбрима Худого, – понял и начал действовать. Вот тогда принц увидел, каким отец был давно, в молодости, еще до того, как надел венец; каким он был, когда усмирял баронов-бунтовщиков из рода Козодоев…
Они заперли дверь изнутри, и отец велел Стерху: «Ищи. Куда-то ведь этот хорек ускользнул».
Это была одна из самых кошмарных ночей. Принц и сейчас не мог бы вспомнить всего, что тогда случилось. Но одно врезалось в память навсегда: как они уходили по волглому, смердящему туннелю, уходили во тьму, оставляя за спиной семерых гвардейцев на входе в тоннель и толпу, которая наконец прорвалась в ратушу…
Случайность на перевале? – А что же еще!
А в городе? – А в городе наоборот, все вполне закономерно, с их-то всегдашним бунтовщицким норовом да с тем, как жилось стране последнее время.
Но скорпион, не пойми откуда взявшийся среди хвойного леса и заползший в сапог? Но молния, что ударила именно в ту осину, под которой спрятались от дождя двое гвардейцев? Но неведомая болезнь, настигшая еще одного у переправы через Бурливую? А озерное чудище, которое не тронуло коней, не позарилось ни на принца, ни на короля, ни на Стерха с Рифмачом, а выцепило именно Альбрима Худого?..
Сейчас принц совершенно ясно понимал: никаких совпадений не было – и случайностей тоже.
– Но что это? Почему?.. Какая такая сила?..
Мастер посмотрел на него с одобрением, как на старательного, хоть и глуповатого ученика.
– Та самая сила, которая не дает Своду рухнуть на землю. Та сила, что движет солнцем и звездами, устремляет реки из верховий в низины – и никогда наоборот. Вы, главное, не обманитесь, – добавил он с усмешкой. – Этой силе нет никакого дела ни до вас, ни до меня, ни до самого Предчура. Некоторые книжники – в той, прошлой моей жизни – называли ее «законом природы». Ложь. Законы можно изменить, судей – обмануть. А здесь… здесь такое не проходит.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил король.
– Долгая история, ваше величество. Даже нынешней ночи на нее не хватит. А вам нужно отдохнуть и выспаться. Да и поразмыслить… утро вечера мудренее.
Снова с озера донесся одинокий крик, надрывней прежнего.
– Постелю вам на полу, уж не обессудьте, – сказал мастер, поднимаясь. – Ну-ка, помогите… – кивнул принцу с Ронди, и втроем они сдвинули стол со стульями в дальний угол. Ронди, правда, по-прежнему ну очень старался не смотреть на дочь мастера, так что ушибся коленом и теперь вдобавок мужественно пытался не хромать. Девушка, не переставая прясть, поглядывала на него с любопытством.
В соседней комнате стояли две кровати – большая и поменьше, – а также детская колыбелька. В колыбельке был сложен всякий хлам: игрушки, одежда, какой-то посох…
Мастер сдернул с кроватей шкуры, сунул в руки принцу и Ронди: несите, мол.
Постелились, легли.
– Чем раньше заснете, – сказал мастер, – тем лучше.
– А что, – спросил, приподнявшись на локте, Стерх, – дочке ты отдохнуть не позволишь? Она ведь, наверное, устала за день.
– А прясть ты будешь? – беззлобно проронил мастер. Он задул свечи, оставил только огонь в камине. Дверь в соседнюю комнату не закрывал, слышно было, как он в темноте ворочается на пустой широкой постели.
Постукивала прялка, трещали поленья в камине. Бился о слюдяную пластинку неугомонный мотылек.
Принц заснул почти сразу – как будто соскользнул в мягкую, убаюкивающую бездну.
Заснул – и тотчас проснулся: Стерху не спалось, он покашлял, перевернулся с боку на бок, аж половицы под ним скрипнули; потом встал и раздраженно шагнул к окну, бормоча себе под нос: «Ну ведь невыносимо же!.. впустить его, или отогнать, или ставни наконец закрыть!..»
Шагнул – и замер, видимо, не зная, что именно предпринять.
«Сложно мудрецу перемудрить законно тяготеющего ко свету мотылька», – в полусне подумал принц. Легкая, понятная мысль. И почему Стерху это неясно?
Сон накатывался волнами, тянул на дно…
– О Предчур благодатный!.. – прошептал учитель.
– Что там? – тихо спросил король. Похоже, и он не мог заснуть этой ночью.
– Вы только взгляните!..
Это было сказано таким тоном, что принц мигом стряхнул с себя остатки сна и вскочил на ноги.
По-прежнему горел в очаге огонь, сидела за прялкой дочь мастера, бился в окно мотылек. И руки – белесые, усеянные капельками росы руки – все так же недвижно возвышались над гладью озера, и сияли в лунном свете клинки мечей…
И сиял, величаво ступая по траве, снежно-белый конь. Колыхалась пышная грива, черные глаза смотрели с затаенной печалью. Изящный витой рог вздымался еще одним мечом, братом тех, из озера.
– Вы видите? – дрожащим голосом произнес Стерх. – Предчур всемилостивый, я всегда полагал, что уж они-то – выдумка, уж их-то быть не может!..
Он придвинулся к окну, снова замер, боясь шелохнуться, затем повернулся к выходу.
– Я должен…
Рифмач застонал и тоже метнулся к двери.
Успел первым. Упал на колени перед ведром, и его вырвало.
– Молодец, – донесся из полумрака голос мастера. Из комнаты тот так и не вышел, но слышно было, как встает с постели. – Молодец, Рифмач. Правильно тебя выбрали… уж не знаю, кто и выбирал.
– При чем тут «кто выбирал»?! – вскинулся Стерх. – Вы посмотрите…
– Да уж нет, это вы посмотрите наконец. Внимательно, вдумчиво. Хорошо виден единорог? В деталях? В подробностях? С такого расстояния? Через слюдяную пластинку?
Король взял свой плащ и накинул на гвоздь, вбитый над окошком.
– Просто расскажи, – попросил устало. – Хватит загадок. Что это за тварь?
– Единорог, – ответил мастер. – Настоящий единорог.
– Тогда в чем дело? Что не так?
– Сними плащ, ваше величество, – и посмотри внимательней.
– Я не буду больше играть в эти игры, – твердо сказал король. – Думаешь, то, что когда-то произошло, дает тебе власть надо мной? В другой раз… может быть. Может быть, при других обстоятельствах – да. Но сейчас есть дела поважней. Если ты способен помочь, я встану на колени и попрошу тебя о помощи. Если попытаешься помешать… Лучше не пытайся.
– Отлично, – сказал мастер. Без насмешки и без смущения, как будто этого и ждал. – Вот теперь – посмотри в окно, ваше величество.
Стерх сам потянулся к плащу, с первого раза не сумел снять, дернул снова – раздраженный, с пылающим лицом.
Принц подошел и помог ему.
Мотылек метнулся к окну.
На полпути его смяли мощные челюсти. Обрывок крылышка медленно, плавно затанцевал в ночном воздухе.
Тварь за окном облизнулась гибким фиолетовым языком. Зевнула – и принц удивленно подумал, что ну никак ведь не могут такие клыки поместиться даже в этой вот пасти.
– Ронди, – бросил, не оборачиваясь король, – подай-ка мой меч. И постарайся потише…
Тварь повернула голову, как будто услышала его.
«А ведь похожа, – подумал принц. – Такие же вытянутые челюсти, как у единорога, и изгиб шеи, и рог… Но только цвет кожи – ядовито-желтый, и сама кожа морщинистая, с какими-то то ли чешуйками, то ли бляшками, и глаза – с вертикальным зрачком, громадные, налитые кровью.
А рог скорее похож на бивень – ровный, весь в сколах, трещинах и засохших бурых пятнах. Выбить им окно легче легкого. Да и дверь, пожалуй, вышибет в два-три удара, она здесь хлипкая, рассохшаяся…»
– Вот это, – сказал из полумрака мастер, – и есть настоящий единорог. Эй, юноша, меч положи. И сядь куда-нибудь, не суетись.
– Он нас не тронет? – спросил принц.
– Если выйдете к нему – с превеликим удовольствием. А в дом не сунется.
– Почему вы так уверены?! – (Принц впервые слышал, чтобы учитель одновременно пытался шептать и кричать.) – Если он способен вот так, запросто, обернуться в… в то, что мы видели.
Мастер промолчал. А вот дочь его неожиданно попросила:
– Расскажи им, отец.
– Да придется, иначе ведь не заснут. – Скрипнули доски кровати, стукнули каблуки. – Там, откуда вы приехали, все просто и понятно… по крайней мере, было просто и понятно до недавнего времени. Мир устроен так, как он устроен: заколдован тем, как люди его себе представляют. Они уверены, что знают все о миропорядке, – и таким образом сами этот миропорядок устанавливают. А затем уже он довлеет над людьми. Но здесь, – сказал мастер, – все не так. Здесь в силе древние, извечные правила – и только они.
– Более древние, чем те, которые удерживают Устои от падения? – спросил Стерх. Он потер своими длинными пальцами виски, тряхнул головой. – Более древние, чем те, благодаря которым звезды светят на Своде небес?! Нет, мастер, мир просто болен. Что-то не заладилось, пошло не так. Тебе не дано знать, ты – всего лишь мастер дороги. Ты одичал здесь, уж прости. Одичал и забил себе голову досужими выдумками, а то, что в последние годы миру худо, проявляется и в этих краях. Эта тварь за окном, руки эти, Выпь… это всего лишь признаки болезни. А ты убедил себя… Откуда тебе знать? – повторил он уже увереннее.
И тогда мастер вздохнул и вышел из спальни на свет.
– Мне ли не знать? – спросил он. – А, словесник?
Свой темно-красный плащ мастер наконец расстегнул и снял, и теперь были видны его ноги. От бедра до колена – человеческие. Дальше – как будто вырезанные из живого дерева, покрытые корой, с раздвоенными копытами на конце; каждое – величиной с маленькую миску.
– Ты говоришь: Устои, Свод… Как будто забыл, что когда-то ни тех, ни другого не было. И если они снова пропадут, мир не развеется, как сон поутру. О, будут бедствия и наводнения, и звезды упадут с небес на землю. Но мир перенесет это. Мы, люди, – нет. Это для нас важно, чтобы Устои остались нерушимыми. Но они-то как раз лишние в этом мире. Это костыли, словесник. А здесь, возле Темени, даже они не спасают. И никогда не спасали; здесь все устроено иначе, по-старому. Поэтому я знаю наверняка, чего хочет единорог, и знаю, на что он способен.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента