Аренев Владимир. Охота на героя

   — Полагаешь?
   — Я надеюсь, — со значением сказал Транд. — Все в мире меняется. И не все — к худшему.
   — Что же, — вздохнул я, помолчав. — Значит, раз уж Ренкр мертв, мне тем более нужно спешить. Чтобы выполнить то, о чем мы говорили. На Срединный материк. Но сначала — в башню. Завтра, наверное, и отправлюсь.
   — Я тоже, — сказал горгуль, задумчиво покачиваясь на своем импровизированном насесте. — Я тоже скоро уйду отсюда. Все в мире меняется. И не только к лучшему. Ты, например, так и не научился мыться после дороги,
   — озорно заметил он. — Пойдем.
   На лужайке, уж не знаю откуда, очутилось ведро, до краев наполненное водой. Рядом, выстроившись в кружок, замерли горгули, много горгулей. Они ждали нас с Трандом и, стоило нам появиться — принялись сосредоточенно медитировать на ведро…
   Ну вот. Я так и знал. А чего еще ожидать от этих проказников? Они не могут быть серьезными больше, чем несколько часов кряду. Ч-черт! Ливень-то был холоднющий! И мокрый. Кажется, это и называется «вымокнуть до нитки».

4

   Я не пошел в Хэннал. Не хотел. Слишком живо и красочно Транд описал мне все, что случилось. Я знал, что, скорее всего, уже никогда не попаду в эту долину, знал — и все равно не хотел идти. Лучше, чтобы в памяти он остался таким, как я его помнил, чем… в новом качестве.
   Горгули позаботились о том, чтобы дать мне с собой немного еды, так что на пару дней я был избавлен от необходимости заботиться о припасах. Попрощались мы скупо, без долгих речей и слезных объятий, очень я этого не люблю. А с Трандом (мне почему-то так казалось) мне еще предстояло повстречаться.
   Я выбрался по тропинке к горам и пошел прочь. Мне следовало как можно быстрее добраться до своей башни, а потом отправляться на Срединный материк. Теперь у меня была цель в жизни, и, кажется, масштабы первой полностью соответствовали предполагаемой длине второй.
   У самого ущелья, на границе травы и камня, меня снова встретил давешний мальчишка. Он кивнул мне, как старому знакомому, и улыбнулся:
   — Уходишь?
   — Ухожу, — подтвердил я.
   — Ясно, — сказал мальчик. — Ты там поосторожней, там чудовища всякие, в горах.
   Я улыбнулся в ответ:
   — Постараюсь.
   Он помахал рукой и продолжал собирать траву, наверное, какую-то особую, лекарственную.
   Я еще раз улыбнулся и вошел в тень ущелья.

ЭПИЛОГ. ГЕРОЙ ПОРВАННЫХ ВРЕМЕН

1

   Здесь было холодно — не так чтобы очень сильно, но все же Ренкру пришлось застегнуться на все пуговицы и поднять воротник. На небе высыпали звезды, светло-желтые, ставшие на один-единственный миг неожиданно близкими и какими-то домашними. Ветра почти не было.
   Он сидел на камне, привалившись спиною к боку Горы и глядя в небеса.
   Настал один из тех немногих моментов в жизни, когда можно было никуда не торопиться. Впереди оставалось еще несколько часов — такое богатство, на которое он не рассчитывал. Но что делать с ним, Ренкр знал. Другой, возможно, счел бы это бессмысленным транжирством драгоценных мгновений, но долинщик думал иначе.
   Он вспоминал.

всплеск памяти

   Тогда, после того, как Кэнхад удалился из пещеры, Ренкр был в сильнейшем потрясении. Прежде всего оттого, что впервые осознал до конца: горяне все-таки пойдут войной на долинщиков. Все-таки пойдут… И он не способен, просто не сможет оставаться в стороне. Ренкр сжимал до боли в пальцах рукоять клинка и думал о том, что не имеет права убивать Кэнхада. Мало того что тот теперь будет начеку, так к тому же это вряд ли что-нибудь изменит к лучшему, даже наоборот, будет воспринято как попытка «злобного долинщика помешать справедливой войне». Нет, он не должен был убивать Кэнхада, пусть даже его и подмывало это сделать! Но что в таком случае?! Остаться здесь, рядом с Хиинит, и предать навсегда не только своих сородичей, но саму идею, ради которой он жил, идею мира? Ведь если он здесь останется и не выступит против обезумевшей толпы, то окажется простым соучастником. Или пойти предупредить долинщиков — и лишиться любимой? Он не знал, как поступить, и ни один всезнающий чародей мира не помог бы ему в этот момент мудрым советом.
   Шкуры у входа в смежную пещеру приподнялись, и Ренкр увидел Хилгода. Тот тихонько подошел к нему и сел рядом, накрыв своей ладошкой руку долинщика, сжимавшую меч.
   — Я слышал ваш разговор, — сказал он серьезным голосом, которым совсем не должны говорить маленькие мальчики. — Ты поступил правильно. Когда ты ушел, я много думал. Смешно, правда? Вместо того чтобы играть с Турдом и Фирисом и еще с Сокдом, пускай он и нехороший, — вместо этого я думал. Матери я не признавался, она б навоображала себе всякого и стала бы меня лечить, пичкать всякими гадостями — не со зла, а просто потому, что волнуется. Ну вот, — прервал он сам себя с тихим смехом, — как всегда, перешел совсем на другое. Ну ладно, слушай дальше, я буду следить за собой. Я думал. Об этом я уже говорил. Так вот, я думал о том, что ты мне сказал тогда, про горян и долинщиков, и все такое — ну, ты помнишь? И вот я решил тогда, что ты прав. Только не смейся. Ты-то наверняка знаешь, что прав, а я тут к тебе с такими признаниями, но пойми, что это ты знаешь, что прав. Я, например, всю жизнь думал по-другому. Я тебе рассказывал тогда. Вот, и я решил, что ты прав, и что на самом-то деле все — и горяне, и долинщики, и даже тролли — все-все могут быть и плохими и хорошими. И главное не то, как кто называется, — главное в чем-то другом. И нельзя винить долинщиков в том, что они так… с нами, не по-хорошему. Но и нас винить нельзя.
   — Да, — тихо сказал Ренкр. — Нельзя. Но делать-то что-то нужно.
   — Нужно, — согласился Хилгод. — Тебе, например, нужно… Только ты не обижайся, ладно?
   — Не буду, — пообещал долинщик.
   — Это хорошо. Потому что тебе нужно уйти.
   — А как же Хиинит?
   — А что Хиинит? — удивился Хилгод. — Ты же не навсегда уйдешь. Ты только скажешь своим, чтобы они приготовились, — и все.
   — Вот именно, — сказал Ренкр. — И все. Потому что после войны… не знаю сам, что будет, но страшное произойдет, это точно.
   — Так ведь войны не будет! — воскликнул мальчик. — Ты же скажешь своим, и они мирно встретят наших воинов. А те поймут, что к чему, и не станут воевать.
   — Мирно? — переспросил парень. — А стрела в боку у Монна? Ты забыл о ней.
   Сейчас он говорил с Хилгодом, как со взрослым. Да так оно и было.
   — Не забыл, — возразил тот. — Не забыл, но ведь попытаться нужно. Мало ли. Ты же сам мне говорил, что не все плохие! Может! Должно получиться! — тем более у тебя! Неужели ты не чувствуешь, что ты не простой, что ты способен творить чудеса?! Нас вот от змей спас, а этого никто до сих пор не мог сделать. Так спаси теперь нас от самих себя! Слышишь?!
   Эти слова поразили Ренкра в самое сердце. Они указали ему на то, чего сам он упорно не желал видеть. И… да, мальчик прав. Это был единственно правильный выход из создавшейся ситуации. Решено!
   Ренкр пожал Хилгоду руку:
   — Я сделаю это! Я… Я пойду в долину.
   — Но не сейчас, — добавил он, чуть помедлив. — Мне нужно попрощаться с Хиинит. И собрать вещи. Ты приглядишь за Скарром? Я оставлю его на тебя.
   — Пригляжу, — пообещал Хилгод.
   — Где он сейчас?
   — Кажется, пошел трапезничать. Позвать?
   — Не нужно. Я сам найду его. Ты же слышал, Кэнхад гарантирует мне безопасность, так что отправлюсь-ка я поесть.
   Хилгод кивнул:
   — Ладно. Только будь поосторожней. Ну, я пойду?
   — Ступай. Спасибо тебе за совет.
   — Пожалуйста, — крикнул мальчик уже у выхода — и убежал.
   Ренкр взглянул на свое вытянутое отражение на клинке меча и решил, что прежде всего надо побриться. Принятое решение (разумеется, не о том, чтобы побриться) словно перевернуло его, он чувствовал себя обновленным и полным энергии.
   Избавившись от лишней растительности, Ренкр отправился в трапезную.
   Здесь было дымно, как, впрочем, всегда. Он отыскал взглядом Скарра, поприветствовал и отправился за едой. Откуда-то из клубов дыма внезапно вынырнул Карган и весь скривился при виде Ренкра.
   — Ты?! — прошипел он. — Ты?! — Но, поборов минутное замешательство, стряпчий кивнул: — Что ж, это даже к лучшему. Я бы ни за что не стал делать этого, но Кэнхад просил, так что… Подожди немного, — велел он опешившему Ренкру и исчез, впрочем, очень быстро возвратившись. В руках у Карган сжимал поднос с супом, каким-то салатом и соком хурры. — Вот, Кэнхад велел передать тебе это в знак уважения к такому герою, как ты, — сказал стряпчий, указывая подбородком на сок. — Специальный сок, сейчас такого уже не делают, хурры почти нету.
   Он сунул поднос в руки долинщику и быстренько ушел.
   Ренкр покачал головой. Поначалу он хотел схватить стряпчего за шиворот и хорошенько проучить за все, что тот наговорил и натворил в Пещере Совета, но потом решил отложить это до следующего раза. Сегодня у него было слишком хорошее настроение.
   Долинщик сел рядом со Скарром, они пожелали друг другу приятного аппетита и принялись за еду.
   — Что это? — неожиданно спросил тролль, вздрогнув всем носом, когда Ренкр отпил из кружки «специальный сок». — Что это?! — Он вырвал кружку из рук долинщика и осторожно, сохраняя на лице гримасу ужаса, принюхался. Потом вскочил: — Кто тебе это дал?
   — В чем дело?
   — «В чем дело»! — вскрикнул тролль. — «В чем дело»! Да это же яд! Ты… ты пил это?! Скажи же, пил?
   — Да, — ответил долинщик. — Выпил, но немного, совсем чуть-чуть, ты же выхватил у меня кружку, как сумасшедший.
   — Чуть-чуть, — прошептал Скарр, опускаясь на лавку и не обращая внимания на удивленные взгляды со всех сторон. — Чуть-чуть. Значит, около суток. Чуть-чуть… больше.
   — Что? — внутри все похолодело.
   — Жить, — словно пребывая в какой-то прострации, ответил тролль. — Жить-тебе-осталось.
   Кто-то из горян уже догадался, в чем дело. Приволокли Каргана; тот упирался и шипел, его засаленные волосы рассыпались по плечам, фартук оторвался и висел на одном плече, как рваная шкура. Странно, но сам Ренкр не испытывал почти ничего к этому жалкому существу, даже былого гнева.
   Невесть откуда появился Кэнхад. Выслушав рассказ обо всем, что случилось, он сердито ударил стряпчего по шее. Тот, надломленным стеблем начал заваливаться на бок. Кэнхад велел увести преступника и казнить, а тело швырнуть диким зверям. У Каргана не было родственников, да никто и не стал бы за него заступаться, слишком жестоким представлялось его преступление.
   Потом Кэнхад опустился перед Ренкром на колено:
   — Извини. Я обещал тебе абсолютную неприкосновенность, но видишь, даже я не всесилен. Прости меня.
   Ренкр отвернулся и пошел прочь из трапезной. Он дрожал от чувства омерзения, которое только что испытал, заглянув в глаза стоявшего перед ним на коленях Кэнхада и прочитав в них насмешку: «Видишь, вот ты и не успел ничего сделать, великий герой. Все так просто».
   Но Ренкр-то знал, что еще успеет. Должен успеть. В конце концов, у него еще в запасе около суток. Чуть-чуть больше.

2

   Ренкр снова посмотрел на звезды. Сегодня они светили совсем иначе, словно хотели о чем-то сказать ему на прощание.
   «На прощание… Странно, кажется, так много всего пережито, так много… Но мне ведь всего… всего… сколько мне?!. Я, кажется, забыл даже это. Все, все забыл, остались только дороги и лица: грустные дороги, и веселые, и безразличные; и лица — прямые и кривые, и обманчивые, заброшенные, и широкие, проторенные лица…
   А ведь если задуматься — мне выпала удивительная возможность: я знаю (пусть и приблизительно) день и час своей смерти и, значит, могу к ней подготовиться. Ну, что там обычно делают перед смертью? Молятся?
   Ну, здравствуй, мой Господь — сегодня я нашел и время нужное, и место, чтоб наконец поговорить с тобой. Да только вот подумалось: о чем?.. Ты знаешь все, таинственный Создатель, про жизнь мою, про то, как я шагал к тобой (тобою ли?) намеченным пределам — их преодолевая. Вот — последний. И час считать потери и победы. Потери… Как их много на пути, что за моей спиною! Лица, лица… Страдание — вот неизменный спутник, которого ты мне назначил. Что ж, он всех нас в разной мере посещает — был и со мной; и я его впустил, чтоб обогрелся. Так мы с ним и жили, детей плодя — да вот они, во мне. И ненаписанных стихов слова мне разрывают душу изнутри; несказанное, то, что я молчанью пожертвовал, желает воплотиться — но переношен плод. И тишине я снова дань плачу. Осколок Камня, который мной разбит (тому назад, должно быть, сотни ткарнов), разрезает напополам мне порванную жизнь. Но благостней молчание, чем стон! Но лучше мука, запертая в сердце, чем высеянная в чужих сердцах словами боли! Но отрадней видеть в чужих глазах покой непониманья, чем пламя осознания! Склонясь перед тобой, Создатель, благодарность тебе я шлю: спасибо за судьбу! Спасибо за блаженный стон любимой, спасибо за наставника ладонь, что на плечо мое ложилась, и спасибо за улыбку друга. Эти три радости изведать довелось мне; а также — странствий долгих вереницу, восходов и закатов красоту, что видел я в далеких странах,
   — это достойно благодарности — спасибо! И… вот еще — спасибо за тот снег, что иногда белесою пыльцою мне остужал разгоряченный лоб, за дождь, что лил ты щедро на меня, за ветер, что игрался волосами, за солнца луч, за ночи тьму — спасибо! И за мою… ну да, за жизнь мою — спасибо тоже…
   …и за смерть — спасибо…»

3

   «Пора в путь, — подумал он. — Пора в путь. Больше или меньше суток, но нужно спешить. Скарр мог и ошибиться. А я не могу позволить себе опоздать».
   Он встал с камня и пошел дальше, к ущелью. Вспоминать можно было и по дороге…

всплеск памяти

   Тогда, из трапезной, он направился прямиком в Коридор Памяти. Почему-то еще раз потянуло туда — наверное, чтобы посмотреть на табличку Одмассэна. Он знал, что времени не так уж и много, но был уверен, что успеет.
   Где-то сзади, за спиной, тяжело задышал Скарр. Он догнал долинщика:
   — Погоди. Погоди…
   — Что? — обернулся тот.
   — Знаешь, я ведь мог и ошибиться, — вымолвил, задыхаясь от быстрого бега, тролль. — Ну, показалось и все такое.
   — С твоим-то носом, старина, — усмехнулся Ренкр. — И потом, я видел взгляд Кэнхада. Это будет понадежней твоего нюха, уж поверь. Ты вот что, — добавил он. — Ступай сейчас к Вдовой, собери там мой дорожный мешок: еды не клади, положи только что-нибудь теплое, свитки Ворнхольда, оружие — ну и все, пожалуй. Сделаешь?
   — Да. Но…
   — Сделай. — Ренкр хлопнул его по плечу. — Я скоро приду, тогда и расскажу.
   Тролль вздохнул с каким-то глубоким надрывом, даже со всхлипом, молча кивнул и пошел прочь.
   Ренкр проведал табличку Одинокого, но легче ему не стало. Сейчас с ним не произошло того, что было в прошлый раз, когда он словно бы попрощался с Монном. Парень погладил пальцами морщинки букв и отправился в пещеру.
   Здесь уже собрались все те, кто в последнее время принимал участие в судьбе долинщика: Скарр, Хиинит, Кирра и Хилгод. Он жестом остановил всякие попытки успокоить его или же расплакаться самим, сел на кровать и внимательно просмотрел, все ли собрал в мешок тролль. Потом подумал немного и послал Хилгода, чтобы тот как можно скорее отыскал стражника по имени Андрхолн. Ренкр подозревал — и не без оснований, — что Кэнхад не удовольствуется одним лишь отравлением, а примет дополнительные меры, чтобы «герой» не сбежал.
   Пока дожидались Хилгода с Андрхолном, оказалось вдруг, что у Вдовой есть неотложные дела. Да и у Скарра тоже. Ренкр остался в пещере наедине с Хиинит.
   Неожиданно — вот только что стояла почти у противоположной стены — она оказалась рядом с ним и обняла, впившись губами ему в губы. Он ответил ей, но мысли, проклятые мысли были в это время уже далеко, и она почувствовала это.
   — Создатель, как все… неправильно! — выкрикнула в отчаянье Хиинит. — Ну почему? Почему?
   Он промолчал, только обнял ее и притянул к себе. Вот не было у него нужных слов, не было — и все тут! Он злился сам на себя за это, но поделать ничего не мог. Грядущая смерть уже разделила их.
   Снаружи звякнул металл о камень. Вошли Андрхолн с Хилгодом. Стражник смущенно кашлянул и вопросительно посмотрел на долинщика.
   — Мне нужна твоя помощь, — сказал тот. — Переходы.
   Андрхолн кивнул:
   — Я знаю. Но идти следует прямо сейчас. Потом будет поздно.
   «Как того и следовало ожидать, — подумал Ренкр, ощущая на сердце накопившуюся горечь. — Впрочем, так даже лучше».
   Он обнял Хиинит — теперь уже от всего сердца, с отчаянием думая, что никогда больше ее не увидит. Больше никогда…
   Ренкр подхватил с кровати мешок, собранный Скарром, и кивнул Андрхолну:
   — Веди.
   Он так и не попрощался ни с троллем, ни с Вдовой. Только махнул напоследок Хилгоду: «Помни все, о чем мы говорили» — да пожал руку старому воину.
   Затем перед ним раскрылись Переходы горян.

4

   Ущелье закончилось, и трава, как всегда высокая и сочная, подрагивающая стеблями и о чем-то переговаривающаяся, встала перед ним во весь свой рост. Когда-то давно он любил с Тезаром сбегать сюда и ночевать, устроившись в шалашике. Тогда они мечтали о многом, глядя на звезды, — они бредили о подвигах и дальних странах, о звоне мечей и всей прочей романтичной чуши, о чем так любят думать мальчишки. Потом, правда, мальчишки взрослеют и набираются ума-разума, и уже другие забираются в ночную траву и страстно мечтают о вечных, непреходящих и ценных глупостях, которым — не дай Создатель сбыться!
   Сегодняшняя ночь не была исключением; кто-то, вспугнутый им, высунулся из травы, мгновение всматривался в лицо Ренкра, а потом вскрикнул и пустился наутек, предварительно судорожно прошептав что-то своему товарищу. Тот присоединился к беглецу.
   «Вроде бы побрился, — растерянно подумал парень. — С чего бы такой страх?»
   Он даже обернулся, ожидая увидеть там невесть что, но, разумеется, за спиной ничего не оказалось, лишь длинная холодная тень ущелья.
   Ренкр вошел в траву и побрел еле заметной постороннему глазу тропкой к Дому. А куда еще можно было идти этой ночью?
   Город спал сегодня как-то неспокойно, это можно было заметить, даже находясь вне его стен. Словно некий нерасторопный чародей разлил в воздухе бутыль терпкого ожидания лиха.
   Впрочем, Ренкр знал, что его лихо уже пришло и ждет. За спиной тащился подряхлевший за долгие месяцы странствий колодец.
   Дом выглядел непривычно, заброшенно и сиротливо. Только в одном-единственном окне горела слабая свеча. Ренкр не стал стучаться, он открыл незапертую дверь и вошел в коридор.
   Панл сидел в Комнате Легенд, уставясь через дверной проем на свечу, что стояла на окне коридора. Он прислонился спиной к стенке, длинные седые волосы рассыпались по плечам, а взгляд мгновенно отыскал Ренкра и впился в него.
   — Здравствуй, — сказал дед. — Он обещал, и ты пришел.
   — Здравствуй, — ответил Ренкр, входя в Комнату. — У меня мало времени. Поэтому слушай.
   Внук вкратце передал старику то, что должно было случиться со дня на день.
   Дед кивнул и прищурился — нехорошо так прищурился, но это нехорошее адресовано было Кэнхаду, а не Ренкру.
   — Да, мальчик, — молвил Панл. — Я сделаю все, что будет нужно. Тем более что Монну я обещал принять вас, то есть горян, в Хэннале — если и не в самом, то уж по крайней мере помощь оказать всяковозможную. А теперь послушай меня. Хорошенько послушай и пойми, что дед твой всю жизнь вел нечестную игру. Я ведь знал все, что должно было случиться. Мне об этом рассказал еще отец Ахнн-Дер-Хампа. Он мне многое тогда разъяснил, и я тебя, так сказать, готовил к тому, что было предначертано. Так что Виниэль ушла от тебя по моей «настоятельной просьбе». Я ей все рассказал, и она поверила и признала, что так будет для всех лучше. Понял теперь?! — уже выкрикнул он, яростно сверкая глазами. — Это я тебе жизнь сломал! Понял?! Понял?!
   — Да, деда, понял, — сказал Ренкр, накрывая его старческую руку своей ладонью. — Чего ж тут не понять? Только ты не вини себя. Поздно винить кого бы то ни было. Так хотели… а, не знаю я, кто так хотел, но ведь кто-то же хотел, кому-то же все это было нужно, ведь так?! Вальрон, например, хотел этого и Транд… Где они, кстати?
   — Мастер умер, — ответил Панл после некоторой паузы. — А Транд ушел лечиться, плохо ему сейчас.
   — Понимаю, — кивнул Ренкр. — Гора умерла, а он это чувствует. Ну да ничего, он-то справится. Главное, чтобы все мы сейчас справились с самими собой, дальше будет проще. Светает уже, — заметил он, посмотрев в окно. — Пойду.
   — Куда?
   — Хочу еще раз в город зайти. Тянет… — Он неопределенно взмахнул рукой.
   — Не ходи! — вскинулся вдруг дед. — Не ходи, мальчик! Ты ведь похож…
   Он так и не закончил.
   — Тем более пойду, — уверенно молвил Ренкр. — Куда идти-то?
   Дед так и не ответил. Внук приобнял его за плечи, встал и пошел к воротам. Уже спускаясь по ступенькам, почувствовал, что яд начинает действовать. Тело стало каким-то вялым. Неожиданно вспомнилось предсказание зеленоволосого Фраррина: «Ты умрешь нескоро, когда один народ пойдет войной на другой, чтобы вместо двух остался один; когда ты встретишься с самим собой! Доволен?»
   — Да, — снова, как тогда, прошептал Ренкр. — Итак, иду на встречу с самим собой!
   Он зашагал к воротам.
   Видимо, те два мальчика каким-то образом проникли в город и разнесли по нему панику, словно заразную болезнь. Перед Ренкром захлопывались двери домов, а из окон, расплющив носы, следили за ним горожане. И шепот, ни на миг не умолкающий шепот, такой тихий и такой громкий: «Вернулся! Он вернулся! До чего похож! Вернулся!»
   Ренкр не знал, что было причиной испуга хэннальцев. Сейчас это мало его заботило. Он шел к Площади Героев, чтобы поклониться плите своего отца.
   Он увидел, когда оказался там, на Площади. Правда, теперь это была Площадь Героя.
   /когда ты встретишься с/ /когда/ /с самим собой/ Это была работа старого Вальрона, тут Ренкр не имел ни малейшего сомнения. Больше некому. Она на самом деле удивительно походила на оригинал.
   Он заглянул в свои собственные зрачки, каменные и холодные, остывшие за ночь. Улыбнулся.
   На краю Площади мелькнула чья-то тень, знакомая и незнакомая одновременно. Ренкр кивнул ей — так кивают старому, давным-давно забытому и прощенному врагу-сопернику. Или другу. Или любимой. Теперь уже все равно.
   — Вы всегда боялись мертвецов. Оживших мертвецов.
   На постаменте что-то было написано. Он наклонился, чтобы прочесть.
   «Герою Ренкру навек от благодарных жителей спасенного им Хэннала».
   Поднялся. С каждым мгновением шевелиться становилось все тяжелее, словно двигаешься в вязком вареве, горячем и густом.
   /"спасенного им"/ /тобой спасенного/ /ну как, спас их, а? от горян — спас?/
   — Ваш век закончился! — выкрикнул он в каком-то яростном неприятии, неприятии не вообще чего-то абстрактного, а именно этой скульптуры, которая будто насмехалась над всей его жизнью.
   — Ваш век закончился, — повторил уже тише, наблюдая, как колодец за спиной испуганно пятится.
   — Закончился, — упрямо вымолвил заплетающимся языком.
   /а герой — умер/ И упал на булыжники мостовой, такие неожиданно мягкие и нежные.
   Конец первой книги «Летописей Ниса»
   Киев, 1995 — 1997, 1999 гг