Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Аркадий Неминов
Пять граммов бессмертия
Современная сказка про зоопарк, или Удивительные похождения Спеца
Часть 1
Глава 1
В одном городе решили организовать зоопарк. Мэр этого города – человек, приятный во всех отношениях – в детстве очень любил животных и мечтал, чтобы в их маленьком городке был зоопарк. И эту свою мечту он пронес через всю жизнь, а, когда стал мэром, у него появилась реальная возможность ее осуществить.
Сказано – сделано! И через некоторое время в небольшом скверике на берегу речки появился дом для зверей. Впрочем, зоопарком его пока назвать было трудно, ведь кроме территории, огороженной металлическим заборчиком, двух павильончиков для кассира и туалетов ничего и не было. А самое главное – пока не было самих зверей!
Но мэр, а звали его Пал Палыч, был, к тому же, человеком ответственным, и уж коли чего задумал, не успокаивался, пока не достигал максимального результата. А задумал Пал Палыч собрать в своем необычном зверинце представителей фауны со всех континентов. Но, поскольку для этой его идеи места было явно недостаточно, то пришла ему на ум одна безумная мысль: все звери в его зоопарке должны быть очень-очень маленькими… ну, как кошки, к примеру.
На эту мысль Пал Палыча навела статья, прочитанная им в одном научно-популярном и достаточно серьезном журнале. В ней говорилось об удивительном открытии, сделанном учеными-археологами, обнаружившими очень древние захоронения карликовых (ростом не более метра) людей и таких же животных. Например, были обнаружены останки древнего слона величиной с современного дога!
Позвал мэр к себе на прием своего зама по специальным вопросам – Андрея Петровича, которого за глаза по-дружески называл Петровичем или просто – Спецом, и поставил ему задачу: найти способ превратить огромных животных в маленьких и почти ручных, и доставить их в зоопарк как можно скорее.
Пал Палыч знал, что заму можно было поручить все, что угодно, не опасаясь, что тот завалит дело. Петрович был, что называется, Специалистом с большой буквы, мастером на все руки, обладающим абсолютным чувством долга и ответственностью за порученное дело.
Это был поджарый, чуть выше среднего роста мужчина лет сорока – сорока пяти, с рыжеватыми усами и волнистыми, с ранней проседью, темными волосами. Его умные карие глаза на скуластом лице, всегда серьезные и внимательные в кабинете начальника, были готовы тотчас же прищуриться в открытой добродушной улыбке, стоило ему только отвлечься от серьезных городских дел. При этом у его глаз собирались веселые лучики морщинок, а упрямый, немного раздвоенный подбородок уже не придавал его лицу суровый вид.
Спец обладал завидной энергией и природным чувством юмора, любил позубоскалить и посмеяться. Одевался он просто, любил джинсы и куртки, но эта некоторая небрежность в одежде нисколько не портила его, а наоборот – только подчеркивала его спортивность и легкость. В мэрии его уважали и ценили все – от уборщицы тети Клавы до мэра Пал Палыча.
Поскреб Спец затылок и сперва, было, приуныл, – ведь задача-то непосильная, а не выполнить ее нельзя: очень он не хотел огорчать любимого начальника. Но потом повеселел, потому что вспомнил про свою дальнюю родственницу – весьма древнюю старуху, которая жила вот уже лет 90 безвылазно в маленькой заброшенной деревушке на краю света. Ведь по слухам была та старушка самой настоящей колдуньей!
«А что, надо попробовать, уж если не она, то и никто мне не поможет!» – решил Спец. Оформил командировку и поехал к той колдунье. А чтобы не являться к ней с пустыми руками, прихватил с собой нехитрые подарки: тульские пряники, шоколадные конфеты «Мишка на севере» и пуховую шаль – а что еще можно подарить особе столь почтенного возраста?
Долго добирался Петрович до места и наконец, с горем пополам, он все-таки вышел к старой покосившейся избушке. Удивительно, но в той заброшенной деревеньке почему-то кроме двух одиноких избенок да старого колодца с неизменным журавлем ничего и никого больше не и было! Даже собак!
Постоял он недолго в нерешительности возле одной из них, почесал в затылке, да и постучал осторожненько в дверь. Никто не отозвался. Тогда Спец тихонько толкнул дверцу, и она со скрипом, словно нехотя, приоткрылась.
В темной горнице также никого не оказалось. Посередине стоял по виду еще крепкий дубовый стол, покрытый когда-то белой, но давно застиранной салфеткой. На стене висели допотопные ходики, которые, впрочем, не ходили. В углу, за рваной занавеской, угадывалась большая русская печь. Напротив нее, в другом углу, где должна была находиться икона, стоял большой горшок со странного вида растением: его продолговатые листья были словно изъедены молью. Над столом низко нависала лампа с большим абажуром. Все пребывало в некотором запустении, как будто бы в избе давно не живут. Потоптавшись на месте, Спец решительно подошел к столу, придвинул тяжелый табурет, стряхнул пыль с салфетки и достал из дорожной сумки гостинцы, приготовленные для старухи.
«Я просто немного подкреплюсь», – сказал он сам себе. – Все равно у старухи наверняка есть нечего, да, может, и не живет она здесь уже».
Поев, Спец завалился на холодную печь как был в одежде, укрылся пуховой подарочной шалью и мгновенно уснул.
Проснулся он от ощущения, что на него кто-то смотрит. Спец открыл глаза и вздрогнул от ужаса: прямо ему в лицо уставились злобно горящие глаза на старой сморщенной физиономии с крупным шишковатым носом и кустистыми бровями. Криво усмехнувшись, бабка, – а это была именно она, прошамкала:
– А чего это ты, мил-человек, мой харч стрескал? Али терпежу не хватило? А может, не мне вез?
– Вам, бабушка, как не вам! Простите, Христа ради! Думал, уж померли вы!
– А ведь ты врешь! – немного подумав, процедила старуха. – Ну, да ладно. Говори, зачем пришел… хотя я и так знаю. Или сумлеваешься? – старуха хищно усмехнулась, обнажив при этом ярко-желтый клык.
Спец промолчал, с недоумением следя за старухой, которая прошаркала к кадке со странным растением.
– Хошь табачку-то, а? – подмигнула бабка. – Хор-р-роший самосадик! А скусный какой! Да и не простой он…
Старуха сорвала пару листков, размяла их между пальцами, сложила в неизвестно откуда появившийся крохотный кулек и, ловко скрутив козью ножку, достала из тряпья у себя на животе изогнутую, как дуга, спичку. Помусолив самокрутку во рту, старуха вдруг с треском чиркнула спичкой о свой страшный клык. Вспыхнул огонек и с шипением перебежал на поднесенную цигарку, а старуха с укором произнесла:
– Не веришь-таки! А зря! Щас докажу!
Она сделала пару шагов в направлении Спеца, при этом глубоко затянувшись и, кашлянув, глядя прямо в глаза, вдруг голосом Пал Палыча забасила:
– Ты пойми, Петрович, этот зоопарк для меня – все! Ну, придумай что-нибудь. Очень на тебя надеюсь. А за мной не заржавеет, ты ж меня знаешь! – и старуха ну в точности, как это обычно делает мэр в минуты волнения, потеребила себя за ухо.
– Ну, как? Похоже? – бабка, вдруг потеряв интерес к Петровичу, устало присела на край дубового табурета.
У Спеца похолодела спина.
«Ведьма, ей-богу, ведьма!» – пронеслось у него в голове.
– Сам ты ведьма, придурок! – старуха сплюнула желтую слюну себе под ноги. – Говорю тебе, я – экстрасенс! Смотришь, небось, телик-то?
– Бабушка, милая, выручай. Ты ведь наверняка все можешь! – заканючил Спец, лихорадочно соображая, каким же образом она узнала про задание, порученное мэром.
«Неужели, просто считала мысли?» – возникла в его мозгу догадка.
А бабка, отвернувшись к закопченному окошку, с каким-то даже удовлетворением заключила:
– Значит, все-таки не веришь ты в магию. Я-то ведь пошутила про телик-то, да и откель здесь телевизору взяться? А хочешь проверить мою магию на собственной шкуре? – Старуха резко повернулась к Спецу и, не дав раскрыть ему рта, укоризненно и с какой-то детской обидой добавила: – А не надо было сжирать мои подарки! – Потом, вздохнув, пояснила: – Ну, нету здеся сельпо, почитай, лет тридцать уже! Я ведь все сама могу сотворить, а вот конфеты – нет, вкуса не помню!
Бабуся подошла к печке, вытащила смятую шаль, зачем-то понюхала и проворно запихала ее за пазуху.
– За полушалок – благодарствуйте, порадовал! – церемонно поклонилась она и, охнув, придерживая поясницу, поплелась к столу. – Сам-то каких будешь? Ну, чьей породы? Чего-то я тебя не припоминаю… Да мне и без надобности, хучь ты мне трижды сродственник! Я тебя сюды не звала! Зла я на тебя за конфеты! – словно оправдываясь, повторила она. – Я тебе помогу все ж таки, – немного помолчав, сказала старуха. – Да только есть одна закавыка. Стара я для энтих делов – силушка здеся требуется непомерная, а у меня на завтра стирка намечена. Нету никаких возможностев. Сечешь поляну, огузок? – вдруг закричала она голосом Юрки, закадычного дружка Петровича еще с детства. – Так вот я и говорю, – продолжила старушенция уже своим голосом, – недосуг мне!
– А как же ваше обещание, бабушка? – Спец аж подскочил от такого поворота.
Старуха, явно с удовольствием, долго «держала паузу», всматриваясь куда-то сквозь собеседника, не забывая при этом почесываться и одергивать бесчисленные одежды.
– Так ты, касатик, все сам и сделаешь, а я подскажу. Дело, конечно, мудреное, да ты, я вижу, хват еще тот! – она озорно подмигнула вконец ошарашенному Петровичу и, внезапно хлопнув себя по колену, затряслась в беззвучном старческом смехе.
Вдруг старуха, так же неожиданно перестав смеяться, словно что-то обдумывая, медленно, глядя на Спеца сверху вниз, заговорила: – Ты, касатик, ничего не бойся. Подойди-ка, друг ситный, вот к тому цветочку, – и старуха указала направление желтым пальцем с безобразно длинным ногтем.
Он подошел к кадке, и вдруг на его глазах из цветка полез, изгибаясь, как уж, коричневый росток. Спец смотрел во все глаза, а росток тем временем уже принимал замысловатую форму, смутно напоминая что-то до боли знакомое…
– Ну, неужто не узнал? – осклабилась старуха. – Да ты возьми в руки-то, не дрейфь!
Он машинально протянул руку, и на его ладонь упал… пейджер, вернее, прямоугольное коричневое гнездо с красноватыми кнопками-почками, расположенными в ряд, и экраном из блестящего, зеленого, в прожилках листа!
У Спеца глаза на лоб полезли. Вот это да! Он с благоговейным ужасом взирал на чудо «электронно-древесной» техники, от изумления не в силах произнести ни слова. Бабка, лукаво поглядывая на растерявшегося Петровича и, явно наслаждаясь произведенным эффектом, осведомилась:
– Умеешь пользоваться-то?
Спец беспомощно оглянулся на старуху и обомлел: перед ним была уже не безобразная старая развалина, а самая что ни на есть красавица с рекламы «Покупайте только у нас!». И пока он переводил дух, красавица в строгом деловом костюме сноровисто раскладывала какие-то брошюрки и инструкции на дубовом бабкином столе.
– Пожалуйста, подойдите сюда, – низким грудным голосом позвала девица, – мне поручено ознакомить вас с правилами пользования «Преобразователя» на длинных, средних и ультракоротких волнах.
Петрович, открыв рот, хотел, было, уже пошутить на тему «а что вы делаете сегодня вечером?», как вдруг какая-то неведомая сила, растянув ему губы в подобострастной улыбке и по-лакейски согнув спину, приблизила его к красавице. Та, как будто ничего не замечая, продолжала говорить своим завораживающим контральто:
– Преобразователь модели «ПМЭ-1У» расшифровывается как Преобразователь Магической Энергии…
– А цифра «1» означает, что это – первая модель, а буква «У» – это универсальный? – решил блеснуть эрудицией сообразительный Спец. – И в чем же его универсальность?
Девица вздохнула, видимо, недовольная тем, что ее перебили:
– Отчасти вы правы. Кроме того единица означает, что поле воздействия Преобразователя рассчитано на одного человека. А что касается универсальности, то, находясь в пределах нашей страны, ему не нужно никакого источника питания, кроме естественной энергии космоса и земли наших предков. Вне пределов страны достаточно вставить в нишу обычную универсальную аккумуляторную батарейку от мобильного телефона. А это отверстие предназначено для подключения универсального зарядного устройства для мобильника.
– Это что же, вроде, как бы роуминг получается? – не унимался Петрович.
– Ну, вроде того, если вам так более понятно! – отрезала серьезная девица и продолжила: – Для начала необходимо указать континент, страну, затем задать координаты среды обитания биологического объекта или можно просто вызвать карту искомого района и кликнуть нужную точку на карте, как, к примеру, в навигаторе, после этого выбрать животное и нажать на эту кнопку, – девица ткнула изящным ногтем. – После необходимого контакта с объектом и воздействием на него вы снова сможете стать человеком, нажав на ту же кнопку! У вас есть вопросы? – доброжелательно улыбнулась она.
– А для чего… – начал, было, озадаченный Спец, но девица тут же перебила:
– Не утруждайтесь, сейчас объясню. Чтобы найти с животным общий язык, надо в него превратиться! – девица снова улыбнулась. – Теперь понятно?
Он по-прежнему ощущал себя непроходимым тупицей, но признаться в этом красавице был не в силах.
– Хорошо, – произнесла она и, не дожидаясь реакции собеседника, стала медленно растворяться в воздухе, а вместе с ней исчезли и чудесный запах, и листки со стола.
– Дурень ты, дурень, а еще антеллихент! – проскрипел ставший уже привычным голос старухи. Она сидела на печи и увлеченно ковыряла большой изогнутой спичкой в недрах своей пасти. – Чему тебя только в школе учили?
Кряхтя и отдуваясь, она слезла с печки и направилась к двери.
– Не получится из тебя толку, Андрюшка! Дундук ты, одно слово! А ишо сродственник… тьфу! – Бабка, поправив тряпье на груди, вдруг утробно зевнула. – Зря ты, дурья твоя башка, с друганом своим Юркой с физики сбегал. Знал бы тогда, что… «для того, чтобы произвести какие-либо действия над величинами, необходимо перейти к единой системе единиц измерения…» – сообщила вдруг старуха противным голосом физички Галины Алексеевны, которую Спец не переваривал еще в школе.
– Бабушка, – взмолился Петрович, даже не отреагировав на то, что старуха назвала его по имени, – не извольте гневаться. Виноват, кругом виноват! Велите слово молвить! – выпалил он почему-то в несвойственной ему манере подхалимажа. – Все сделаю, только объясните по-простому: что надо делать!
– Ладно, шут с тобой, – бабка еще раз зевнула. – Только ты, касатик, тогда и мне службу сослужи, а я уж, так и быть, научу тебя с энтой штукой управляться.
– Что сделать-то надо, бабуля? – простонал Спец, усиленно соображая, какую еще гадость приготовила ему вредная старуха.
– Но-но, я могу и передумать! – перехватила мыслишку колдунья, выходя во двор. – Значитца, так. Есть здеся недалече, за той речушкой, – старуха неопределенно махнула куда-то вдаль, – пещерка махонькая, а в ней лаз вглыбь уходит. Да все косо, косо и упирается в дверку железненькую. У меня от той дверки ключик имеется. Добрые люди сказывали, что за дверкой той есть комнатушка… – старуха вдруг умолкла и шумно высморкалась в новый полушалок. – Эх, молодость, молодость! А ты, Андрюшенька, не слыхал, часом, чего там ваши светила про продление жизни бормочут? Ишо не изобрели там чего? А-а-а, вижу, ни черта ты не слыхал, деревня! Я намедни тут голос Америки словила, так они болтают, что их ученые секрет знают… Да ладно, где та Америка… О чем бишь я? Да, так вот. Зайдешь в комнатушку и принесешь мне оттуда сундучок. Да ты спишь, што ли?
Спец понуро стоял рядом со старухой. Он с тоской думал о том, что зря влез в эту авантюру, к тому же ему очень хотелось есть, спать и вообще – домой.
– А что в сундучке-то? – поинтересовался он уныло.
– Не твово ума дело, – насупилась старуха, – но тебе, как родному, скажу: веришь – нет, а я могу многое! Разные травы знаю, хвори всякие лечу. Это еще от моей прабабки идет. А вот бессмертия не дано! Когда моя бабка-знахарка помирала, то рассказала о монахе, заточенном еще при Иване Грозном в темницу за колдовство. И было старцу уже тогда триста лет. Секрет он знал, да с собой унес. Ларец-то этот – его! Усвоил? – старуха хитро подмигнула. – Ну что, согласен помочь бабушке секрет тот прознать, а себе в карьере пособить? – и, не дожидаясь ответа, пригрозила корявым пальцем: – А чтобы ты, касатик, с сундучком тем али без него не сбег, я тебе поводыря свово дам. Он за тобой приглянет, да и тебе не скушно будет!
С этими словами старуха, выпростав из-под тряпок ржавую гребенку, стала с остервенением расчесывать свои космы. Затем она внимательно поглядела на гребешок и с довольным хмыканьем вдруг зажала что-то в кулаке.
– Ну, вот и славненько! – пробормотала бабка себе под нос, бухнулась на колени и замерла в позе кающейся грешницы, положив голову на сомкнутый кулак.
Петрович еще некоторое время потоптался в нерешительности и, видя, что никаких изменений не происходит, робко позвал:
– Бабуся, а бабуся!
Не дождавшись никакого ответа, он, брезгуя прикоснуться руками, тихонько ткнул старуху носком ботинка. К своему изумлению он почувствовал, что его носок провалился в пустоту! Вместо бабки на лужайке перед избой лежал ворох тряпья, точно повторяющий контур тела исчезнувшей старухи. С досады, что она снова над ним посмеялась, Спец с размаху поддел ногой тряпичный муляж и тут же отпрянул: на месте откинутого тряпья лежало невиданное им прежде существо, сильно напоминающее обыкновенную блоху, коих он во множестве видел на Юркином псе, только размером с черепаху.
Отвратительная тварь имела коричневую окраску, шевелила усиками и озорно поблескивала выпуклыми глазками. Она вдруг невысоко подпрыгнула, шлепнулась на спину с глухим стуком и зашевелила мохнатыми лапками.
Самым удивительным оказалось то, что на лапках у блохи были подковы! Маленькие, довольно изящные, но по виду – самые настоящие подковки! Он готов был поклясться, что блоха этот фокус проделала специально, чтобы похвастаться. Спеца чуть не вырвало. Он поискал глазами какую-нибудь палку, чтобы хоть как-то обезопасить себя от непонятной твари.
– Даже не думай! – раздался уже знакомый надтреснутый голос старухи, и Спец, уже привыкший к различным метаморфозам, все же сильно вздрогнул.
– Да ты не кривись, не кривись. Про энто самое дело еще Лесков писал. Читал, небось, про Левшу-то? Ну, да ладно. Я вот тебя попрошу, касатик, – проскрипела начитанная блоха-старуха, переворачиваясь опять на живот, если блестящий жесткий панцирь можно было так назвать, – собери-ка мои пожитки да и отнеси их в горницу, а я пока приведу себя в порядок.
В последней фразе ему даже почудились некоторые кокетливые нотки. Он только крякнул в ответ и с изумлением и отвращением проследил взглядом за блохой, с каким-то даже достоинством упрыгавшей за избушку.
Сказано – сделано! И через некоторое время в небольшом скверике на берегу речки появился дом для зверей. Впрочем, зоопарком его пока назвать было трудно, ведь кроме территории, огороженной металлическим заборчиком, двух павильончиков для кассира и туалетов ничего и не было. А самое главное – пока не было самих зверей!
Но мэр, а звали его Пал Палыч, был, к тому же, человеком ответственным, и уж коли чего задумал, не успокаивался, пока не достигал максимального результата. А задумал Пал Палыч собрать в своем необычном зверинце представителей фауны со всех континентов. Но, поскольку для этой его идеи места было явно недостаточно, то пришла ему на ум одна безумная мысль: все звери в его зоопарке должны быть очень-очень маленькими… ну, как кошки, к примеру.
На эту мысль Пал Палыча навела статья, прочитанная им в одном научно-популярном и достаточно серьезном журнале. В ней говорилось об удивительном открытии, сделанном учеными-археологами, обнаружившими очень древние захоронения карликовых (ростом не более метра) людей и таких же животных. Например, были обнаружены останки древнего слона величиной с современного дога!
Позвал мэр к себе на прием своего зама по специальным вопросам – Андрея Петровича, которого за глаза по-дружески называл Петровичем или просто – Спецом, и поставил ему задачу: найти способ превратить огромных животных в маленьких и почти ручных, и доставить их в зоопарк как можно скорее.
Пал Палыч знал, что заму можно было поручить все, что угодно, не опасаясь, что тот завалит дело. Петрович был, что называется, Специалистом с большой буквы, мастером на все руки, обладающим абсолютным чувством долга и ответственностью за порученное дело.
Это был поджарый, чуть выше среднего роста мужчина лет сорока – сорока пяти, с рыжеватыми усами и волнистыми, с ранней проседью, темными волосами. Его умные карие глаза на скуластом лице, всегда серьезные и внимательные в кабинете начальника, были готовы тотчас же прищуриться в открытой добродушной улыбке, стоило ему только отвлечься от серьезных городских дел. При этом у его глаз собирались веселые лучики морщинок, а упрямый, немного раздвоенный подбородок уже не придавал его лицу суровый вид.
Спец обладал завидной энергией и природным чувством юмора, любил позубоскалить и посмеяться. Одевался он просто, любил джинсы и куртки, но эта некоторая небрежность в одежде нисколько не портила его, а наоборот – только подчеркивала его спортивность и легкость. В мэрии его уважали и ценили все – от уборщицы тети Клавы до мэра Пал Палыча.
Поскреб Спец затылок и сперва, было, приуныл, – ведь задача-то непосильная, а не выполнить ее нельзя: очень он не хотел огорчать любимого начальника. Но потом повеселел, потому что вспомнил про свою дальнюю родственницу – весьма древнюю старуху, которая жила вот уже лет 90 безвылазно в маленькой заброшенной деревушке на краю света. Ведь по слухам была та старушка самой настоящей колдуньей!
«А что, надо попробовать, уж если не она, то и никто мне не поможет!» – решил Спец. Оформил командировку и поехал к той колдунье. А чтобы не являться к ней с пустыми руками, прихватил с собой нехитрые подарки: тульские пряники, шоколадные конфеты «Мишка на севере» и пуховую шаль – а что еще можно подарить особе столь почтенного возраста?
Долго добирался Петрович до места и наконец, с горем пополам, он все-таки вышел к старой покосившейся избушке. Удивительно, но в той заброшенной деревеньке почему-то кроме двух одиноких избенок да старого колодца с неизменным журавлем ничего и никого больше не и было! Даже собак!
Постоял он недолго в нерешительности возле одной из них, почесал в затылке, да и постучал осторожненько в дверь. Никто не отозвался. Тогда Спец тихонько толкнул дверцу, и она со скрипом, словно нехотя, приоткрылась.
В темной горнице также никого не оказалось. Посередине стоял по виду еще крепкий дубовый стол, покрытый когда-то белой, но давно застиранной салфеткой. На стене висели допотопные ходики, которые, впрочем, не ходили. В углу, за рваной занавеской, угадывалась большая русская печь. Напротив нее, в другом углу, где должна была находиться икона, стоял большой горшок со странного вида растением: его продолговатые листья были словно изъедены молью. Над столом низко нависала лампа с большим абажуром. Все пребывало в некотором запустении, как будто бы в избе давно не живут. Потоптавшись на месте, Спец решительно подошел к столу, придвинул тяжелый табурет, стряхнул пыль с салфетки и достал из дорожной сумки гостинцы, приготовленные для старухи.
«Я просто немного подкреплюсь», – сказал он сам себе. – Все равно у старухи наверняка есть нечего, да, может, и не живет она здесь уже».
Поев, Спец завалился на холодную печь как был в одежде, укрылся пуховой подарочной шалью и мгновенно уснул.
Проснулся он от ощущения, что на него кто-то смотрит. Спец открыл глаза и вздрогнул от ужаса: прямо ему в лицо уставились злобно горящие глаза на старой сморщенной физиономии с крупным шишковатым носом и кустистыми бровями. Криво усмехнувшись, бабка, – а это была именно она, прошамкала:
– А чего это ты, мил-человек, мой харч стрескал? Али терпежу не хватило? А может, не мне вез?
– Вам, бабушка, как не вам! Простите, Христа ради! Думал, уж померли вы!
– А ведь ты врешь! – немного подумав, процедила старуха. – Ну, да ладно. Говори, зачем пришел… хотя я и так знаю. Или сумлеваешься? – старуха хищно усмехнулась, обнажив при этом ярко-желтый клык.
Спец промолчал, с недоумением следя за старухой, которая прошаркала к кадке со странным растением.
– Хошь табачку-то, а? – подмигнула бабка. – Хор-р-роший самосадик! А скусный какой! Да и не простой он…
Старуха сорвала пару листков, размяла их между пальцами, сложила в неизвестно откуда появившийся крохотный кулек и, ловко скрутив козью ножку, достала из тряпья у себя на животе изогнутую, как дуга, спичку. Помусолив самокрутку во рту, старуха вдруг с треском чиркнула спичкой о свой страшный клык. Вспыхнул огонек и с шипением перебежал на поднесенную цигарку, а старуха с укором произнесла:
– Не веришь-таки! А зря! Щас докажу!
Она сделала пару шагов в направлении Спеца, при этом глубоко затянувшись и, кашлянув, глядя прямо в глаза, вдруг голосом Пал Палыча забасила:
– Ты пойми, Петрович, этот зоопарк для меня – все! Ну, придумай что-нибудь. Очень на тебя надеюсь. А за мной не заржавеет, ты ж меня знаешь! – и старуха ну в точности, как это обычно делает мэр в минуты волнения, потеребила себя за ухо.
– Ну, как? Похоже? – бабка, вдруг потеряв интерес к Петровичу, устало присела на край дубового табурета.
У Спеца похолодела спина.
«Ведьма, ей-богу, ведьма!» – пронеслось у него в голове.
– Сам ты ведьма, придурок! – старуха сплюнула желтую слюну себе под ноги. – Говорю тебе, я – экстрасенс! Смотришь, небось, телик-то?
– Бабушка, милая, выручай. Ты ведь наверняка все можешь! – заканючил Спец, лихорадочно соображая, каким же образом она узнала про задание, порученное мэром.
«Неужели, просто считала мысли?» – возникла в его мозгу догадка.
А бабка, отвернувшись к закопченному окошку, с каким-то даже удовлетворением заключила:
– Значит, все-таки не веришь ты в магию. Я-то ведь пошутила про телик-то, да и откель здесь телевизору взяться? А хочешь проверить мою магию на собственной шкуре? – Старуха резко повернулась к Спецу и, не дав раскрыть ему рта, укоризненно и с какой-то детской обидой добавила: – А не надо было сжирать мои подарки! – Потом, вздохнув, пояснила: – Ну, нету здеся сельпо, почитай, лет тридцать уже! Я ведь все сама могу сотворить, а вот конфеты – нет, вкуса не помню!
Бабуся подошла к печке, вытащила смятую шаль, зачем-то понюхала и проворно запихала ее за пазуху.
– За полушалок – благодарствуйте, порадовал! – церемонно поклонилась она и, охнув, придерживая поясницу, поплелась к столу. – Сам-то каких будешь? Ну, чьей породы? Чего-то я тебя не припоминаю… Да мне и без надобности, хучь ты мне трижды сродственник! Я тебя сюды не звала! Зла я на тебя за конфеты! – словно оправдываясь, повторила она. – Я тебе помогу все ж таки, – немного помолчав, сказала старуха. – Да только есть одна закавыка. Стара я для энтих делов – силушка здеся требуется непомерная, а у меня на завтра стирка намечена. Нету никаких возможностев. Сечешь поляну, огузок? – вдруг закричала она голосом Юрки, закадычного дружка Петровича еще с детства. – Так вот я и говорю, – продолжила старушенция уже своим голосом, – недосуг мне!
– А как же ваше обещание, бабушка? – Спец аж подскочил от такого поворота.
Старуха, явно с удовольствием, долго «держала паузу», всматриваясь куда-то сквозь собеседника, не забывая при этом почесываться и одергивать бесчисленные одежды.
– Так ты, касатик, все сам и сделаешь, а я подскажу. Дело, конечно, мудреное, да ты, я вижу, хват еще тот! – она озорно подмигнула вконец ошарашенному Петровичу и, внезапно хлопнув себя по колену, затряслась в беззвучном старческом смехе.
Вдруг старуха, так же неожиданно перестав смеяться, словно что-то обдумывая, медленно, глядя на Спеца сверху вниз, заговорила: – Ты, касатик, ничего не бойся. Подойди-ка, друг ситный, вот к тому цветочку, – и старуха указала направление желтым пальцем с безобразно длинным ногтем.
Он подошел к кадке, и вдруг на его глазах из цветка полез, изгибаясь, как уж, коричневый росток. Спец смотрел во все глаза, а росток тем временем уже принимал замысловатую форму, смутно напоминая что-то до боли знакомое…
– Ну, неужто не узнал? – осклабилась старуха. – Да ты возьми в руки-то, не дрейфь!
Он машинально протянул руку, и на его ладонь упал… пейджер, вернее, прямоугольное коричневое гнездо с красноватыми кнопками-почками, расположенными в ряд, и экраном из блестящего, зеленого, в прожилках листа!
У Спеца глаза на лоб полезли. Вот это да! Он с благоговейным ужасом взирал на чудо «электронно-древесной» техники, от изумления не в силах произнести ни слова. Бабка, лукаво поглядывая на растерявшегося Петровича и, явно наслаждаясь произведенным эффектом, осведомилась:
– Умеешь пользоваться-то?
Спец беспомощно оглянулся на старуху и обомлел: перед ним была уже не безобразная старая развалина, а самая что ни на есть красавица с рекламы «Покупайте только у нас!». И пока он переводил дух, красавица в строгом деловом костюме сноровисто раскладывала какие-то брошюрки и инструкции на дубовом бабкином столе.
– Пожалуйста, подойдите сюда, – низким грудным голосом позвала девица, – мне поручено ознакомить вас с правилами пользования «Преобразователя» на длинных, средних и ультракоротких волнах.
Петрович, открыв рот, хотел, было, уже пошутить на тему «а что вы делаете сегодня вечером?», как вдруг какая-то неведомая сила, растянув ему губы в подобострастной улыбке и по-лакейски согнув спину, приблизила его к красавице. Та, как будто ничего не замечая, продолжала говорить своим завораживающим контральто:
– Преобразователь модели «ПМЭ-1У» расшифровывается как Преобразователь Магической Энергии…
– А цифра «1» означает, что это – первая модель, а буква «У» – это универсальный? – решил блеснуть эрудицией сообразительный Спец. – И в чем же его универсальность?
Девица вздохнула, видимо, недовольная тем, что ее перебили:
– Отчасти вы правы. Кроме того единица означает, что поле воздействия Преобразователя рассчитано на одного человека. А что касается универсальности, то, находясь в пределах нашей страны, ему не нужно никакого источника питания, кроме естественной энергии космоса и земли наших предков. Вне пределов страны достаточно вставить в нишу обычную универсальную аккумуляторную батарейку от мобильного телефона. А это отверстие предназначено для подключения универсального зарядного устройства для мобильника.
– Это что же, вроде, как бы роуминг получается? – не унимался Петрович.
– Ну, вроде того, если вам так более понятно! – отрезала серьезная девица и продолжила: – Для начала необходимо указать континент, страну, затем задать координаты среды обитания биологического объекта или можно просто вызвать карту искомого района и кликнуть нужную точку на карте, как, к примеру, в навигаторе, после этого выбрать животное и нажать на эту кнопку, – девица ткнула изящным ногтем. – После необходимого контакта с объектом и воздействием на него вы снова сможете стать человеком, нажав на ту же кнопку! У вас есть вопросы? – доброжелательно улыбнулась она.
– А для чего… – начал, было, озадаченный Спец, но девица тут же перебила:
– Не утруждайтесь, сейчас объясню. Чтобы найти с животным общий язык, надо в него превратиться! – девица снова улыбнулась. – Теперь понятно?
Он по-прежнему ощущал себя непроходимым тупицей, но признаться в этом красавице был не в силах.
– Хорошо, – произнесла она и, не дожидаясь реакции собеседника, стала медленно растворяться в воздухе, а вместе с ней исчезли и чудесный запах, и листки со стола.
– Дурень ты, дурень, а еще антеллихент! – проскрипел ставший уже привычным голос старухи. Она сидела на печи и увлеченно ковыряла большой изогнутой спичкой в недрах своей пасти. – Чему тебя только в школе учили?
Кряхтя и отдуваясь, она слезла с печки и направилась к двери.
– Не получится из тебя толку, Андрюшка! Дундук ты, одно слово! А ишо сродственник… тьфу! – Бабка, поправив тряпье на груди, вдруг утробно зевнула. – Зря ты, дурья твоя башка, с друганом своим Юркой с физики сбегал. Знал бы тогда, что… «для того, чтобы произвести какие-либо действия над величинами, необходимо перейти к единой системе единиц измерения…» – сообщила вдруг старуха противным голосом физички Галины Алексеевны, которую Спец не переваривал еще в школе.
– Бабушка, – взмолился Петрович, даже не отреагировав на то, что старуха назвала его по имени, – не извольте гневаться. Виноват, кругом виноват! Велите слово молвить! – выпалил он почему-то в несвойственной ему манере подхалимажа. – Все сделаю, только объясните по-простому: что надо делать!
– Ладно, шут с тобой, – бабка еще раз зевнула. – Только ты, касатик, тогда и мне службу сослужи, а я уж, так и быть, научу тебя с энтой штукой управляться.
– Что сделать-то надо, бабуля? – простонал Спец, усиленно соображая, какую еще гадость приготовила ему вредная старуха.
– Но-но, я могу и передумать! – перехватила мыслишку колдунья, выходя во двор. – Значитца, так. Есть здеся недалече, за той речушкой, – старуха неопределенно махнула куда-то вдаль, – пещерка махонькая, а в ней лаз вглыбь уходит. Да все косо, косо и упирается в дверку железненькую. У меня от той дверки ключик имеется. Добрые люди сказывали, что за дверкой той есть комнатушка… – старуха вдруг умолкла и шумно высморкалась в новый полушалок. – Эх, молодость, молодость! А ты, Андрюшенька, не слыхал, часом, чего там ваши светила про продление жизни бормочут? Ишо не изобрели там чего? А-а-а, вижу, ни черта ты не слыхал, деревня! Я намедни тут голос Америки словила, так они болтают, что их ученые секрет знают… Да ладно, где та Америка… О чем бишь я? Да, так вот. Зайдешь в комнатушку и принесешь мне оттуда сундучок. Да ты спишь, што ли?
Спец понуро стоял рядом со старухой. Он с тоской думал о том, что зря влез в эту авантюру, к тому же ему очень хотелось есть, спать и вообще – домой.
– А что в сундучке-то? – поинтересовался он уныло.
– Не твово ума дело, – насупилась старуха, – но тебе, как родному, скажу: веришь – нет, а я могу многое! Разные травы знаю, хвори всякие лечу. Это еще от моей прабабки идет. А вот бессмертия не дано! Когда моя бабка-знахарка помирала, то рассказала о монахе, заточенном еще при Иване Грозном в темницу за колдовство. И было старцу уже тогда триста лет. Секрет он знал, да с собой унес. Ларец-то этот – его! Усвоил? – старуха хитро подмигнула. – Ну что, согласен помочь бабушке секрет тот прознать, а себе в карьере пособить? – и, не дожидаясь ответа, пригрозила корявым пальцем: – А чтобы ты, касатик, с сундучком тем али без него не сбег, я тебе поводыря свово дам. Он за тобой приглянет, да и тебе не скушно будет!
С этими словами старуха, выпростав из-под тряпок ржавую гребенку, стала с остервенением расчесывать свои космы. Затем она внимательно поглядела на гребешок и с довольным хмыканьем вдруг зажала что-то в кулаке.
– Ну, вот и славненько! – пробормотала бабка себе под нос, бухнулась на колени и замерла в позе кающейся грешницы, положив голову на сомкнутый кулак.
Петрович еще некоторое время потоптался в нерешительности и, видя, что никаких изменений не происходит, робко позвал:
– Бабуся, а бабуся!
Не дождавшись никакого ответа, он, брезгуя прикоснуться руками, тихонько ткнул старуху носком ботинка. К своему изумлению он почувствовал, что его носок провалился в пустоту! Вместо бабки на лужайке перед избой лежал ворох тряпья, точно повторяющий контур тела исчезнувшей старухи. С досады, что она снова над ним посмеялась, Спец с размаху поддел ногой тряпичный муляж и тут же отпрянул: на месте откинутого тряпья лежало невиданное им прежде существо, сильно напоминающее обыкновенную блоху, коих он во множестве видел на Юркином псе, только размером с черепаху.
Отвратительная тварь имела коричневую окраску, шевелила усиками и озорно поблескивала выпуклыми глазками. Она вдруг невысоко подпрыгнула, шлепнулась на спину с глухим стуком и зашевелила мохнатыми лапками.
Самым удивительным оказалось то, что на лапках у блохи были подковы! Маленькие, довольно изящные, но по виду – самые настоящие подковки! Он готов был поклясться, что блоха этот фокус проделала специально, чтобы похвастаться. Спеца чуть не вырвало. Он поискал глазами какую-нибудь палку, чтобы хоть как-то обезопасить себя от непонятной твари.
– Даже не думай! – раздался уже знакомый надтреснутый голос старухи, и Спец, уже привыкший к различным метаморфозам, все же сильно вздрогнул.
– Да ты не кривись, не кривись. Про энто самое дело еще Лесков писал. Читал, небось, про Левшу-то? Ну, да ладно. Я вот тебя попрошу, касатик, – проскрипела начитанная блоха-старуха, переворачиваясь опять на живот, если блестящий жесткий панцирь можно было так назвать, – собери-ка мои пожитки да и отнеси их в горницу, а я пока приведу себя в порядок.
В последней фразе ему даже почудились некоторые кокетливые нотки. Он только крякнул в ответ и с изумлением и отвращением проследил взглядом за блохой, с каким-то даже достоинством упрыгавшей за избушку.
Глава 2
Наконец подготовка к походу была закончена, и бедный Петрович, шагая за блохой, резво цокающей подковками, думал о бренности всего сущего и о непостижимости природы бытия. Такие умные мысли совсем нечасто посещали его, и он с уважением поглядывал на блоху, заставившую задуматься о высоком.
Тем временем путники подошли к небольшой речушке, заросшей по берегу кустарником и выгоревшей на солнце травой. Блоха деловито шлепнулась в воду и скрылась из виду. Спец подошел к тому месту, куда она прыгнула, и стал вглядываться в мутную воду.
– Кхм, хм! – услышал он вдруг чей-то негромкий кашель у себя за спиной. Сзади, опираясь на палку, стоял вылитый шолоховский дед Щукарь из известного кинофильма. – Здеся и рыбы-то нет, не говоря про людей!
Щукарь усмехнулся в седые усы, поправил ушанку с заломленным ухом и стал хлопать себя по бокам, видимо, в поисках курева. Так ничего и не найдя, он плюнул и подошел к Петровичу.
– Я извиняюсь, конечно, можно полюбопытствовать: уж не к нашей ли бабке Лукерье вы пожаловали? У нас здеся лет тридцать, почитай, никого не было. Да и остались во всей деревне только мы с Лукерьей. Вот я и подумал, – со значением подняв палец, продолжил дед, – ежели не ко мне, тогда – к ней! – и, удовлетворенный своим логическим выводом, почесал нос палкой.
– Ну да, к ней… мне бы на тот берег переправиться. У вас здесь не глубоко? – спросил Петрович.
Старик еще раз многозначительно кашлянул и поманил его за собой. Они подошли к кустам неподалеку, и Щукарь, заговорщицки подмигнув, выволок откуда-то из зарослей утлую лодчонку, позеленевшую от старости и покрытую какой-то слизью.
– Карета подана! – старик был явно доволен произведенным эффектом. Еще раз кашлянув, сообщил: – Я для Лушки что хошь сделаю! – и добавил, немного подумав: – И для ее гостей – тоже!
После этого загадочный дед повернулся и исчез за кустами.
«Ну, дела!» – Спец почесал затылок. Однако проблемы с переправой уже не существовало, и он, критически оглядев лодчонку, столкнул ее в воду. Оттолкнувшись от берега веслом, Петрович направил свой «корабль» к горке, на которую указывала блоха…
Пристав к довольно отлогому противоположному берегу, измученный борьбой с непослушной посудиной, Спец выполз на сушу, прилег, подложив под голову подвернувшийся валун, и подумал, что неплохо было бы сейчас подзаправиться, ведь целый день крошки во рту не было…
– Поосторожней можно?! – раздалось над самым ухом Петровича. Валун вдруг зашевелился и отполз. Блоха, – а это была она, недовольно вращая глазками, увещевала: – Вот ты все о брюхе своем думаешь, а знаешь, почему я так долго живу? Ем мало! А если и ем, то корешки да листочки, ягоду опять же, грибочки всякие. Я, это… «виртарьянка», вот!
– Может, вегетарианка? – хмуро поправил ее Спец. – Я бы сейчас и траву съел!
– Ну, пусть вегер… верген… тьфу, напасть! Язык сломаешь! Дык ты, милок, аккурат на своем обеде и сидишь!
Спец поспешно приподнялся, но ничего, кроме обычной для речного берега растительности, не увидел. Зато увидел огромного земляного червя, выползавшего из-под смятой травы.
– Ну, чего смотришь, хватай его, уползет ведь! – блоха дробно, по-старушечьи засмеялась. – Этот червячок не простой, – отсмеявшись, назидательно продолжила мудрая блоха, – тебе будет достаточно только его кусочка, чтобы насытиться на неделю. Старичка-то, Саввича, помнишь? Ему трех хлебаков хватает на зиму. Я научила! Да лови же его, уйдет!
– Значит, хлебак? – Петрович схватил извивающегося червя за кончик и поднял над землей. – А как его есть-то? Может, пожарить или еще как?..
Он поднес червя поближе к глазам и почувствовал вдруг, как тело червяка стало меняться на глазах. Червь начал растягиваться, как резинка, из коричневого он вдруг превратился в ярко-зеленого, затем – в желтого. От увиденного Спец сразу есть расхотел.
– Что за черт! – воскликнул Петрович и отбросил его на траву. Хлебак мгновенно принял прежний вид и, проворно извиваясь, попытался скрыться.
– А ты все же споймай его да в коробочку пристрой, тады он безобразничать и перестанет! – старуха-блоха указала отвратительной лапкой на спичечный коробок, валявшийся под кустом. – Небось, Саввич обронил.
Послушавшись мудрого совета прихватить хлебака, Спец, ведомый проводником-блохой, добрался до неприметной горки, снизу облепленной рыжим кустарником, а сверху сплошь заросшей бурым мхом. Блоха долго топталась у подножия, словно соображая куда идти, затем, видимо, приняв решение, поскакала прямо к черному пню, за которым угадывалось небольшое углубление в каменной стене горки.
– А горка-то не такая уж и маленькая, – изрек Спец и прибавил: – А пещерки-то – тю-тю!
Блоха, не обращая никакого внимания на слова Петровича, продолжала что-то вынюхивать за пнем.
– Слава Богу! – она подпрыгнула от радости. – Я нашла! Ступай ко мне, да осторожнее, на меня не наступи!
«А это мысль!» – пронеслось в голове у Спеца, но он усилием воли прогнал крамолу, вовремя вспомнив про телепатические способности его спутницы. Но ей, похоже, было не до того: она вплотную прижалась панцирем к одному из углублений у подножия и почти с геометрической точностью вписалась в рельеф.
– Надави на меня рукой, только не слишком сильно, я все-таки, как-никак, женщина, – пошутила старуха-блоха.
– Как надавить?
– Нежно! – голосом Жеглова из «Места встречи изменить нельзя» прохрипела она.
Он осторожно подошел к блохе, превозмогая отвращение, легонько надавил на ее глянцевое и оказавшееся очень твердым брюшко, и… ничего не произошло! Блоха не издавала ни звука, она практически сливалась с поверхностью каменной стенки, лишь маленькие подковки поблескивали в отсветах заходящего солнца. Почесав в затылке, Спец решил еще разок испытать на прочность брюшко блохи. Он уже протянул, было, руку, как вдруг обнаружил, что в нише уже никого нет, впрочем, как нет и самой ниши, а вместо нее образовалась узкая вертикальная щель, которая прямо на глазах становилась все шире и глубже. Открыв рот, он как завороженный наблюдал за метаморфозой, происходящей с, казалось бы, незыблемой поверхностью горы. Щель тем временем превратилась в узкий проход, теряющийся где-то в недрах.
– Бабушка! – наконец-то опомнившись, позвал свою спутницу Петрович. – Ты где? – И подумал про себя: «Неужто раздавило?» Ему даже стало жалко вредную старуху.
Тем временем путники подошли к небольшой речушке, заросшей по берегу кустарником и выгоревшей на солнце травой. Блоха деловито шлепнулась в воду и скрылась из виду. Спец подошел к тому месту, куда она прыгнула, и стал вглядываться в мутную воду.
– Кхм, хм! – услышал он вдруг чей-то негромкий кашель у себя за спиной. Сзади, опираясь на палку, стоял вылитый шолоховский дед Щукарь из известного кинофильма. – Здеся и рыбы-то нет, не говоря про людей!
Щукарь усмехнулся в седые усы, поправил ушанку с заломленным ухом и стал хлопать себя по бокам, видимо, в поисках курева. Так ничего и не найдя, он плюнул и подошел к Петровичу.
– Я извиняюсь, конечно, можно полюбопытствовать: уж не к нашей ли бабке Лукерье вы пожаловали? У нас здеся лет тридцать, почитай, никого не было. Да и остались во всей деревне только мы с Лукерьей. Вот я и подумал, – со значением подняв палец, продолжил дед, – ежели не ко мне, тогда – к ней! – и, удовлетворенный своим логическим выводом, почесал нос палкой.
– Ну да, к ней… мне бы на тот берег переправиться. У вас здесь не глубоко? – спросил Петрович.
Старик еще раз многозначительно кашлянул и поманил его за собой. Они подошли к кустам неподалеку, и Щукарь, заговорщицки подмигнув, выволок откуда-то из зарослей утлую лодчонку, позеленевшую от старости и покрытую какой-то слизью.
– Карета подана! – старик был явно доволен произведенным эффектом. Еще раз кашлянув, сообщил: – Я для Лушки что хошь сделаю! – и добавил, немного подумав: – И для ее гостей – тоже!
После этого загадочный дед повернулся и исчез за кустами.
«Ну, дела!» – Спец почесал затылок. Однако проблемы с переправой уже не существовало, и он, критически оглядев лодчонку, столкнул ее в воду. Оттолкнувшись от берега веслом, Петрович направил свой «корабль» к горке, на которую указывала блоха…
Пристав к довольно отлогому противоположному берегу, измученный борьбой с непослушной посудиной, Спец выполз на сушу, прилег, подложив под голову подвернувшийся валун, и подумал, что неплохо было бы сейчас подзаправиться, ведь целый день крошки во рту не было…
– Поосторожней можно?! – раздалось над самым ухом Петровича. Валун вдруг зашевелился и отполз. Блоха, – а это была она, недовольно вращая глазками, увещевала: – Вот ты все о брюхе своем думаешь, а знаешь, почему я так долго живу? Ем мало! А если и ем, то корешки да листочки, ягоду опять же, грибочки всякие. Я, это… «виртарьянка», вот!
– Может, вегетарианка? – хмуро поправил ее Спец. – Я бы сейчас и траву съел!
– Ну, пусть вегер… верген… тьфу, напасть! Язык сломаешь! Дык ты, милок, аккурат на своем обеде и сидишь!
Спец поспешно приподнялся, но ничего, кроме обычной для речного берега растительности, не увидел. Зато увидел огромного земляного червя, выползавшего из-под смятой травы.
– Ну, чего смотришь, хватай его, уползет ведь! – блоха дробно, по-старушечьи засмеялась. – Этот червячок не простой, – отсмеявшись, назидательно продолжила мудрая блоха, – тебе будет достаточно только его кусочка, чтобы насытиться на неделю. Старичка-то, Саввича, помнишь? Ему трех хлебаков хватает на зиму. Я научила! Да лови же его, уйдет!
– Значит, хлебак? – Петрович схватил извивающегося червя за кончик и поднял над землей. – А как его есть-то? Может, пожарить или еще как?..
Он поднес червя поближе к глазам и почувствовал вдруг, как тело червяка стало меняться на глазах. Червь начал растягиваться, как резинка, из коричневого он вдруг превратился в ярко-зеленого, затем – в желтого. От увиденного Спец сразу есть расхотел.
– Что за черт! – воскликнул Петрович и отбросил его на траву. Хлебак мгновенно принял прежний вид и, проворно извиваясь, попытался скрыться.
– А ты все же споймай его да в коробочку пристрой, тады он безобразничать и перестанет! – старуха-блоха указала отвратительной лапкой на спичечный коробок, валявшийся под кустом. – Небось, Саввич обронил.
Послушавшись мудрого совета прихватить хлебака, Спец, ведомый проводником-блохой, добрался до неприметной горки, снизу облепленной рыжим кустарником, а сверху сплошь заросшей бурым мхом. Блоха долго топталась у подножия, словно соображая куда идти, затем, видимо, приняв решение, поскакала прямо к черному пню, за которым угадывалось небольшое углубление в каменной стене горки.
– А горка-то не такая уж и маленькая, – изрек Спец и прибавил: – А пещерки-то – тю-тю!
Блоха, не обращая никакого внимания на слова Петровича, продолжала что-то вынюхивать за пнем.
– Слава Богу! – она подпрыгнула от радости. – Я нашла! Ступай ко мне, да осторожнее, на меня не наступи!
«А это мысль!» – пронеслось в голове у Спеца, но он усилием воли прогнал крамолу, вовремя вспомнив про телепатические способности его спутницы. Но ей, похоже, было не до того: она вплотную прижалась панцирем к одному из углублений у подножия и почти с геометрической точностью вписалась в рельеф.
– Надави на меня рукой, только не слишком сильно, я все-таки, как-никак, женщина, – пошутила старуха-блоха.
– Как надавить?
– Нежно! – голосом Жеглова из «Места встречи изменить нельзя» прохрипела она.
Он осторожно подошел к блохе, превозмогая отвращение, легонько надавил на ее глянцевое и оказавшееся очень твердым брюшко, и… ничего не произошло! Блоха не издавала ни звука, она практически сливалась с поверхностью каменной стенки, лишь маленькие подковки поблескивали в отсветах заходящего солнца. Почесав в затылке, Спец решил еще разок испытать на прочность брюшко блохи. Он уже протянул, было, руку, как вдруг обнаружил, что в нише уже никого нет, впрочем, как нет и самой ниши, а вместо нее образовалась узкая вертикальная щель, которая прямо на глазах становилась все шире и глубже. Открыв рот, он как завороженный наблюдал за метаморфозой, происходящей с, казалось бы, незыблемой поверхностью горы. Щель тем временем превратилась в узкий проход, теряющийся где-то в недрах.
– Бабушка! – наконец-то опомнившись, позвал свою спутницу Петрович. – Ты где? – И подумал про себя: «Неужто раздавило?» Ему даже стало жалко вредную старуху.