Страница:
Как омерзительно убеждаться, что меня хотят далеко не все женщины.
* * *
Волосы на лобке - это предвестники чуда. Самое совершенное - это правильный треугольник густых темных волос, сквозь которые не просвечивает кожа. Красота для меня меркла, если волосы редкие. Иногда волосы густые, но поднимаются они наверх не треугольником, а узкой полоской, укрывая только губы, так что по краям лобка залысины. Я это тоже не очень любил, а вот теперь я мечтаю о разнообразии "несовершенства", пресытившись абсолютной гармонией, музыкой сфер моей Н.
* * *
Одно из моих любимых наслаждений - лежать на спине и видеть перед глазами сердечко ягодиц. Её голова у меня в паху моя голова в её промежности. Язык мой легко достигает до похотника, а если закинуть голову, то - и до входа в пизду, из которой сочится амврозия. Но сейчас мы отдыхаем. Заснуть бы так, но не позволяет явь. Как сладко видеть все подробности пизды, вдыхать её аромат и чувствовать горячее дыхание у себя в паху. Я чуть отстраняюсь и вижу дивную дырочку сраки лучики морщинок, сходящиеся в точку. Я развожу в стороны плоть ягодиц, и запах слегка усиливается. Она в ответ облизывает мне хуй и тычется похотником мне в губы, зовя язык.
* * *
Кровь есть одно из волшебств пизды. Всякий месяц природа ранит женщину в пизду. Или иначе, пизда - это незаживающая рана, которая кровоточит каждый месяц. Я трепещу от обострившегося запаха, и в эти времена женщина мне особенно желанна. Когда я ебу её во время месячных, хуй представляется мне кинжалом, которым я пронзаю её плоть. И чем дольше и глубже я его вонзаю, тем больше покрываются кровью её бедра, и она стонет всё громче от боли, перемешанной с наслаждением. И вот она испускает вздох то ли в смерти, то ли в сладострастии.
0, как я люблю кровавую еблю, размашистую и горячую, когда, расцепившись, я и моя любовница оказываемся по пояс в крови. Потом мы полоскаемся вместе, а на прощание я засовываю палец в пизду и даю ему высохнуть. Возвращаясь домой, я время от времени подношу палец к носу и вдыхаю чудесный аромат. Даже на следующий день мой палец издаёт сладкие воспоминания о рае, в который я его погружал.
* * *
Похотник похрустывает под моим пальцем. Чуть слабее прикосновение - и ей не кончить, чуть сильнее - и ей не по себе, она отстраняется. Я, как слепой, веду её до конца на ощупь. Но дорога мне хорошо известна, и женщина с жаром вверяет мне судьбу своего блаженства.
* * *
Всякая любовница с отношениями и чувствами, вырастающими вокруг ебли это целая вселенная, в которую Провидение направляет меня на постой.
Поэтому, когда у меня одновременно несколько любовниц, я то и дело переселяюсь из одного мира в другой. Это заставляет меня становиться лжецом, так как всякая женщина хочет быть для меня единственной. По меньшей мере, любая хочет быть уверенной, что именно её ты любишь, а остальных просто ебёшь. Такая вера делает женщину моей не только телом, но и душой. Каждой из них я говорю, что именно её я люблю, и это святая правда, ибо в миг сладострастья мы искренне влюблены в ту, с которой его делим.
* * *
Я устаю от одной и той же пизды, она просто перестает быть для меня Пиздой.
Грех и сладость распутства в том, что оно учит нас сопротивляться природе, по законам которой похоть должна умереть в браке и уступить место другим чувствам: нежности, заботе о детях, дружеству. Распутство учит, что новая пизда воскрешает похоть. Но праведная жизнь отводит для похоти короткий срок, необходимый лишь для притягивания мужчины и женщины в положение мужа и жены и зачатия детей. В браке страсть быстро вянет, хоть по нужде муж и жена иногда вызывают друг в друге сладкие содрогания, но путь к ним ведет через пустыню привычки, когда-то цветшую трепетом.
Распутная жизнь до брака научила меня благоговеть не столько перед пиздой, сколько перед разнообразием пизд. Вкусив это лекарство от затухания страсти, я, женатый, нуждаюсь в нём ещё больше, чем холостой.
У мужчин, не отведавших разнообразия, затухание похоти в браке происходит гораздо медленнее, и потому они этого не замечают, а когда замечают, то уже поздно, так как они уже состарились. Моя страсть к жене померла через месяц после женитьбы, когда Н. ещё даже не освоилась со своим новым состоянием замужней женщины. Одна мысль, что я не отведаю ни одной другой пизды до конца своей жизни, если я останусь верным жене, приводила меня в ужас больший, чем мысль о неминуемой смерти.
* * *
Отведав запретный плод, Адам и Ева познали стыд и застыдились наготы своей.
Стыд создан дьяволом, потому-то Бог и распознал по стыду, что они согрешили.
За ослушание Бог изгнал их из рая, но в утешение оставил им наслаждение. В ебле Адам и Ева не стыдились друг друга и отсутствие стыда напоминало им о жизни в раю. Так и любовники, в бесстыдстве своем друг перед другом, обретают рай. Но дьявол не дремал и создал человеческое общество, охваченное паникой стыда.
Бог позволил иметь жену, зная, что грех трепета сойдёт на нет, но Он не позволил прелюбодействовать, ибо с каждой новой женщиной грех оживает и длится, благодаря разнообразию женщин, которое предоставляет общество.
Человек - творенье Божие, а человеческое общество - творенье дьявольское.
За нарушение запрета Бог не только изгнал Адама и Еву из рая, но и ещё размножил запреты до десяти. В рай не попасть, если нарушить хотя бы одну из заповедей. Я нарушил одну, прелюбодействуя, и нарушу вторую, как только избавлюсь от Дантеса.
* * *
Людская ложь началась со стыда. Стыд - это сокрытие того, что у тебя есть.
Избавясь от стыда, мы избавимся ото лжи, и от дьявольского человеческого общества ничего не останется. На Земле будут только счастливые любовники.
* * *
Страсть удручающе короче любви. Именно потому люди клянутся в любви, а не в страсти. Вначале страсть так сильна, что для того, чтобы прибить её, нужно кончать раз за разом. Постепенно она слабеет, вяло поднимает голову и довольно одного раза, чтобы надолго избавиться от неё. Остаётся любовь, которая добивает изнуренную страсть верностью. Брачное ложе - это колыбель страсти, которая превращается в её могилу.
* * *
В разлуке воспоминания о прелестях моей жёнки, вдруг ставших недоступными, делали их настолько желанными, что я вынужден был похабничать с любыми подвернувшимися бабами: с немецкими актрисами, что были моими попутчицами, с девками в придорожных харчевнях. Они были мне нужны, чтобы не сойти с ума от похоти, но видит Бог, что на каждой из них я мечтал о своей жене.
По возвращении из Сибири я подхватил триппер и, чтобы долечить его, поехал прямо в Болдино, убеждая Н. в письмах, что не могу явиться к ней с пустыми руками. Но прежде, чем вернуться в брачное ложе, я поехал в Москву, где врач осмотрел меня и подтвердил, что я здоров. Когда я, наконец, вернулся домой, Н.
танцевала на балу. Я поехал туда и попросил человека вызвать Н., сказав, что у меня срочное дело, а сам поджидал её со вставшим хуем в карете. Когда я увидел подходящую Н., я вытащил хуй, и моя красавица, открыв дверцу, увидела его прямо перед своим носом. Было холодно, но я его быстро согрел в нужном месте.
0 разлука! Как она хороша, если она не на век! Н. изголодалась, как никогда, и та ночь была бессонной. Но на следующий день вернулась привычка и заменила счастье покоем.
* * *
Я смотрю на сотни книг, стоящие у меня в кабинете, и понимаю, что к большинству из них я не притронусь после того, как я прочел или просмотрел их в первый раз. Но я и не думаю избавляться от них, а вдруг мне когда-то захочется раскрыть ту или другую. Я продолжаю тратить последние деньги на приобретение новых книг, как я трачу последние деньги на блядей. Покупка новых книг - это наслаждение, отличное от наслаждения чтения:
рассматривание, разнюхивание, перелистывание новой книги - это само по себе счастье.
Книги придают мне уверенность своей доступностью, которой я всегда могу воспользоваться, если пожелаю. Так и с женщинами - мне нужно их много, и они должны распахиваться передо мной, как книги. И в самом деле, книги и женщины во многом подобны для меня. Раскрыть страницы книге все равно, что развести ноги женщине - знание открывается твоему взору. Всякая книга пахнет по-своему: когда раскрываешь её и нюхаешь типографская краска, а всё разная.
Разрезать страницы девственной книги для меня - неизъяснимое удовольствие.
Даже глупая книга приносит наслаждение, когда я впервые раскрываю её.
Впрочем, здесь главное отличие книги от женщины: чем книга умнее, тем больше она меня влечёт, и красота обложки не имеет для меня значения.
Как женщина может кончить с любым умелым мужчиной, так и книга раскроется перед всяким, кто возьмет её в руки, и отдаст прелесть своего знания всякому, кто может его познать. Потому я ревную книги и не люблю давать их читать. Моя библиотека - мой гарем.
* * *
Любовь порабощает нас, внушая страх перед возможной потерей возлюбленной.
Страх проявляется в нашем поведении, и женщина чувствует его очень тонко.
Безразличие к женщине даёт нам непринужденность и свободу, ибо мы не опасаемся потерять то, чем не дорожим. Женщина уважает нашу свободу и подчиняется ей, как силе. Сила по отношению к женщине определяется бесстрашием её потерять. Это подобно отношению к смерти у стоиков.
Готовность к смерти делает человека свободным и сильным. Так и женщина, видя в мужчине готовность к разлуке, слабеет перед ним, а значит влюбляется в него. Посему всегда иметь несколько любовниц есть способ сохранить безразличие при потере одной из них.
* * *
Когда я ебу Азю, я представляю под собой Н. А когда я ебу Н., я представляю под собой Азю. Значит ли это, что ни одна женщина не удовлетворит меня вполне?
Мои желания настолько требовательны, что реальность не в состоянии справиться с ними.
* * *
Почему-то говорят, что мужчина "берет" женщину, а женщина "даёт", тогда как все наоборот: женщина берёт в пизду хуй, который мужчина ей даёт.
* * *
Отличие бляди от "приличной" женщины в том, что блядь называет себе точную цену, а "приличная" женщина не хочет обязываться точной цифрой и старается вытянуть из тебя как можно больше.
* * *
Как не любить балет! Ведь это единственный способ увидеть голые ножки в приличном обществе и открыто восторгаться ими без всякой опасности для своей репутации. Искусство танца делает благопристойным рассматривание женских ножек. Ежели искусство обладает такой всепрощающей властью, то, совершенствуя, его можно довести до такого состояния, при коем и раздвинутые перед лицом зрителей ноги не будут никого возмущать своей непристойностью.
Но это дело далёкого будущего.
* * *
Верность в браке - это состояние не желанное, а волевое. Ведь жажда других женщин не исчезает, а растёт с течением времени. Но уважение, любовь и страх риска дорогими отношениями удерживают тебя от измены. Многие мужчины так глубоко прячут от себя вожделение к другим женщинам, что ужасаются, когда всё-таки чувствуют его проблески. Другие смотрят на него сторонним взглядом, как на зверя в клетке, в клетке своей воли. Но надёжна ли клетка?
* * *
В браке оживление похоти возможно только за счет ослабления и разрушения его уз. Я имею в виду любовниц. Посему похоть и становится грехом, ибо её доля умирать, а если она пылает жизнью, то это происходит только из-за женщин вне брака. Так мы оказываемся у первичного понятия греха, когда похоть есть враг любви. Соитие между мужем и женой безгрешно потому, что оно свершается без похоти, которой грешны всякие внебрачные связи. Потому и все попытки возродить похоть в браке - порочны, в том числе и разлука. Ибо возрождаясь на короткое время, похоть ставит брак под удар, подвергая супруга соблазну измены в разлуке. Брак создан для умерщвления страсти, хоть он поначалу и привлекает страстью. Страстию страсть поправ!
Брак заманивает законностью и доступностью похоти, и давая клятву верности, мы не понимаем, что даем клятву отречения от похоти. Брак создан для отвлечения людей от похоти с помощью похоти. Посему, чтобы брак был крепкий, надо смириться с её исчезновением.
Как бы не так!
* * *
Похоть - это гордыня тела, любовь - это гордыня души, гордыня, которая не что иное, как похоть души.
* * *
Чем больше узнаёшь женщин, тем больше убеждаешься, что нельзя их сравнивать и говорить, что одна лучше или хуже другой. Каждая женщина, которую познал - незаменима, и ни одна любовь не проходит, а навсегда остается с тобой и в тебе. Оттого каждая женщина - незабвенна.
Моих блядей я помню не менее чётко, чем светских красавиц. Всякая женщина кончает по-своему, у всякой - неповторимая сказка пизды, и хуй постепенно начинает ощущать и ценить эти различия.
Ебя надоевшую красавицу, я могу вспомнить пизду дурнушки и возмечтать о ней.
Как можно сказать после этого, что дурнушка хуже красавицы? С точки зрения эстетики, общественного мнения, красавица тешит меня больше. Обладание ею вызывает зависть в других и вселяет гордость в меня, но чувства эти не имеют никакого отношения к похоти.
Отроком я был настолько ошеломлен открывшимся чудом первой пизды, что я впопыхах объявил её обладательницу божеством и поклялся в верности ей. Но это было идолопоклонством, язычеством. Икон много, а Бог один.
Я молюсь не той или иной женщине, а Пизде. И когда огонь молитвы ослабевал, я обращался к новой пизде во имя сохранения этого огня. Ни одна женщина не в состоянии заменить мир женщин. Разве можно попрекать путника тем, что по дороге он останавливается помолиться в различных храмах - ведь молится он одному и тому же Богу.
* * *
0 пизде трудно говорить, ибо она - совершенство, божественная гармония.
Можно с легкостью рассуждать о несовершенном, показывая, почему и как оно далеко от совершенства, и указывать пути, идя которыми можно к совершенству приблизиться. А тут приходится делать усилие над собой, чтобы не просто отдаться во власть нетерпеливых чувств, а задуматься и преклониться.
* * *
Искусство комедианток заключается в том, что они, играя, остаются холодными в душе и спокойно наблюдают за собой со стороны. Изображая любовь, они её вовсе не испытывают. Но они должны играть так правдоподобно, чтобы зрители им поверили. Комедиантки имитируют святые чувства, и чем они убедительнее лгут, тем больше славы приходится на их долю, тем больше денег им платят.
Не напоминает ли искусство комедиантки искусство бляди? Не потому ли общество пренебрегает ими, как блядями? Не потому ли актрисы так легко доступны?
* * *
Если говорить о греховности женщины, то она не в том, что женщина имеет пизду, за которую её нужно лишь славить, а в том, что, обладая пиздой, женщина может оставаться равнодушной при соитии. Это величайшее святотатство по отношению к божеству Пизды. Обвинения женщин в коварстве проистекают из её способности оставаться холодной в те мгновения, когда мужчина - в огне и неге сладострастия. Женщина может легко притворяться, изображать горячую страсть и обманывать любовника не с кем-то другим, а с ним самим.
У мужчины извержение семени является неопровержимым доказательством искренности в проявлении своей страсти к любовнице. У женщины любое доказательство может оказаться подлогом: она после недолгой учебы будет бесстрастно производить конвульсии в пизде и в сраке.
Мужчина всегда наслаждается в ебле, а женщина часто безразлична, а иногда даже испытывает отвращение. Вот где порочность женской природы, вот где её прискорбное несовершенство.
* * *
Моё восторженное исследование Пизды не находит объяснения, почему возникают такие сильные чувства при взоре на неё. Мне всегда стоит больших усилий длить взгляд, а не броситься зверем на сырое мясо пизды и не вонзить мой клык. Ненаглядная, пизда не видна во время соития. А если я отстраняюсь, но не выскальзывая, чтобы взглянуть на неё, я вижу пизду, отороченную волосами, увы, заслонённую хуем. К тому же испытываемое блаженство отвлекает внимание, увлекая к концу, и я должен держать свою жажду в узде во имя мысленного проникновения в пизду.
Но чаще всего я вижу при ебле не пизду, а лицо своей подружки. Даже когда я вылизываю пизду, она так близко перед глазами, что я не могу её как следует рассматривать - в глазах рябит, да и я сам закрываю её своим ртом. Если же я отстраняюсь полюбоваться пиздою, её обладательница начинает требовать не жаркого взора, а жарких прикосновений.
Вот женщина лежит перед тобой, без стыда, привычно разведя ноги и согнув их в коленях. Ты взираешь на Чудо - и власть его над тобой непререкаема. Разум пытается умничать и охладить твой пыл, бормоча, что пизда - это обыкновенные складки кожи, но сердце верит иному. Пизда - это тайна жизни и смерти. Эта розовая смазливая плоть, оттеняемая курчавыми волосами, этот гипнотизирующий взгляд влагалища и есть лицо Бога.
Верность одной пизде - это монотеизм. Распутство, вкушение множества пизд уподобляется языческому многобожию. Не потому ли золотой век приходится на период язычества?
* * *
Всякая женщина влечет меня вопросом: какая у неё пизда? Большой ли у неё похотник или маленький, какой у неё запах, какой формы у неё губы, то есть вылезают ли малые губы из больших или прячутся в них, растут ли волосы в промежности - всё это и многое другое и есть прелесть познания, трепет и вдохновение любви.
Женщина идет, а мне видится, как трутся её губки одна о другую, но похотник посажен высоко, чтобы ходьба не заменяла еблю.
Христос был несведущ в похоти, если сказал, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём. Если кто смотрит на женщину, то уже с вожделением, так что я говорю: "Всякий, кто смотрит на женщину, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём". А если и не прелюбодействовал, то лишь потому, что примерился к ебле, да женщина не приглянулась.
* * *
Что такое красота? С древних времён мудрецы спорят о сути красоты. Но вот моя жёнка появляется на балу, и все головы поворачиваются к ней. Красота - это узнаваемое, а не определяемое.
* * *
Для полного наслаждения пиздой нужно ебать её и видеть одновременно. Для этого я беру двух женщин - одна подо мной, а другая - перед. Наслаждаясь одной пиздой, я упиваюсь зрелищем другой. Моё тело и душа пронзены восторгом - вот оно живое солнце Пизды. Солнце настолько яркое, что тело моё не выдерживает и сотрясается в судорогах и тем спасается. У желания наступает недолгая, но полная слепота. Я вдруг освобождаюсь от абсолютной власти пизды, владевшей мною всего мгновенье назад. Я брошен в иной мир. Я смотрю на пизду, которая по-прежнему перед моими глазами, и меня не волнуют больше дряблые кусочки плоти, покрытые слизью. Я ужасаюсь резкой перемене во мне, я оскорбляюсь суетностью моего восторга. Меня удручает бесчувственность, с которой я смотрю на мой недавний кумир. Непостижимо, что всего лишь мгновение разделяет великий восторг от великого безразличия.
Сразу является мысль: как ничтожна власть пизды, если она так бесследно исчезает. Но опыт рождает иную мысль: как всемогуща Пизда, если на пепелище она за несколько минут заставляет вырасти дремучий лес желаний. И лик Пизды опять устанавливается в божницу.
* * *
После разочаровывающего облегчения, которое приносят судороги, пизда вдруг теряет божественную власть надо мной, и я мечтательно, но спокойно смотрю на неё, как смотрят на огонь в печи или на морской прибой, пока божественные очертания не начнут проступать в ней вновь и волны не захлестнут меня, и огонь не перекинется на моё тело.
Быть может, поэтому меня так влекут пожары, их прожорливость и перекидывание на всё, что имело неосторожность оказаться рядом. Меня радует безопасность расстояния, на котором я держусь от огня, потому что у меня не хватает характера держаться подальше от пизд, обжигающих и выжигающих мою душу.
* * *
Замечательно, что пизда самоценна, и прелесть её не зависит от тела, коему она принадлежит. Даже безобразное лицо и тело не могут уничтожить её притягательной силы. Если положить рядом двух женщин: одну с красивым лицом, а другую с уродливым, но закрыть их лица густой вуалью, то, ебя уродину, ты получишь не меньшее наслаждение, чем ебя красавицу. Скажу более, если не знать, кто из них уродина, можно предпочесть её красавице. В пизде, а не в сердце прячется душа.
* * *
Однажды я преследовал женщину. Опускались сумерки. Она шла по улице и не замечала меня. Я задумал осуществить свою давнюю мечту и молил Бога, чтобы женщина не обернулась. Я не должен был видеть её лица. Она свернула в безлюдный переулок. Ей было не больше тридцати, талия тонка, бёдра широки.
В походке узнавалась блядь хорошей породы.
Всё складывалось как нельзя лучше. Она вошла в ворота дома. Я нагнал её в несколько прыжков. Двор был также безлюден. Посередине двора стоял дровяной сарай, он был раскрыт. Я подкрался к ней сзади и взял её обеими руками за голову, чтобы она не обернулась, и сказал грозно: "Не оборачивайся! Я тебя выебу и хорошо заплачу. Но я не хочу видеть твоё лицо. Иди в сарай". Я подтолкнул её окаменевшее от страха тело к сараю и она пошла: "Только не делай мне больно!", - взмолилась она. Мы вошли в сарай. Сладко пахло гниющим деревом. "Делай, что скажу, не пожалеешь", сказал я примирительно и, положив ей руку на живот, другой рукой нажал ей на спину. Она послушно наклонилась. Я задрал ей платье, под ним было голое тело. В хуе забилось сердце. Я снова нажал рукой ей на спину, и она послушно стала раком. Я растянул в стороны ягодицы и потянул их кверху. Пизда с открывшимися губками вылезла наружу. Она была красавицей! На внутренней стороне малых губок белела сметанка слизи. Не отпуская ягодиц, я встал на колени и полизал ей похотник. Женщина заурчала. Продолжая лизать, я засунул нос в пизду. Я поёбывал её носом, чувствуя, как увлажняется влагалище. Запах был здоровый и прекрасный, запах, скопляющийся к вечеру, у вымытой утром пизды. Я обожаю этот запах и запрещаю своим любовницам подмываться перед свиданием со мной. Видя, как женщина расслабилась в неге, я поднялся с колен. "Не оборачивайся", напомнил я ей и погрузил хуй в порозовевшую от похоти пизду.
Мне слепило глаза заходящее солнце, сверкающее в щелях дощатой стены.
Женщина тужилась и, когда я кончил, подалась на меня и с облегчением вздохнула. "Не оборачивайся", - опять напомнил я ей. Я так боялся, что в последний момент она может всё испортить. Я оправил одежду, положил на её выпяченный зад пять серебряных рублей и вышел из сарая быстрым шагом. Двор был по-прежнему пуст. Моя мечта свершилась - я выеб незнакомку, не увидав её лица. Жаль, что мне пришлось напугать её. Но иначе женщина стала бы навязывать мне своё лицо, а мне оно тогда было не нужно.
* * *
Как бесценный бриллиант, пизда заключена в роскошную оправу изысканного соседства - сраки и мочеточника. Благостью своей пизда освящает запах говна и мочи, и все три запаха смешиваются в один благоуханный букет. Во всем теле женщины нам видится пизда, и все напоминает о ней. Запах мочи или говна, оставшийся в нужнике после женщины, напоминает не о моче или о говне, а о её пизде. В любом углублении женского тела видится пизда. Волосы подмышкой намекают о волосах лобка. А волосы на лобке - это знамя пизды.
* * *
Несколько лет назад Нащокин застраховал свою жизнь то ли из боязни перед буйной Ольгой, то ли из погони за новизной. Я об этом теперь вспомнил и стал думать, не застраховать ли и мне свою жизнь. Предприятие это самоотверженное, но ввергающее жену в неминуемый грех. Уж такова природа человека, что мысль его предпочитает развиваться в греховном направлении, если тому предоставляется возможность и не чинится препятствий.
Если жена знает, что по смерти мужа она получит большие деньги, и муж заболевает, то ей будет не избежать утешительной мысли о деньгах, которые ей могут вскоре достаться. Увеличат ли такие мысли преданность жены, сделают ли они её более зависимой от судьбы мужа? Нет, такие мысли, даже помимо воли, охлаждают пыл, с коим она ждёт его выздоровления. А если молодая жена мечтает избавиться от ненавистного старого мужа, то она, пожалуй, и подсобит невольной небрежностью в ухаживании за ним. А коль она подла, то она умышленно будет его в могилу сводить.
Особенно безнравственно застраховывать мужу свою жизнь на такие большие деньги, получение коих сделает жену богатой, тогда как при его жизни они жили в долгах. В этом случае смерть мужа резко изменяет положение жены к лучшему, а значит такая страховка ввергает её в ещё больший соблазн. Даже не желая того, жена будет какой-то своей частицей хотеть смерти мужа. Получается, что жизнь человека обменивается на деньги и хоть не по твоей воле, но с твоего согласия.
То есть смерть любимого (или нелюбимого, но близкого) человека добывает деньги.
Муж заготавливает жене деньги в утешение от своей смерти. Тогда, чтобы быть последовательным, муж должен присмотреть жене своего сменщика и устроить так, чтобы она не страдала не только от безденежья, но и от неудовлетворенных желаний.
Нет, благородства у меня не хватит для эдакого.
Долг мужа заботиться о своей жене, но честь жены отказаться от такого рода "заботы".
В Индии жену убивают и хоронят вместе с умершим мужем. Легко себе представить, как жена ходит за больным мужем и холит его. Страх собственной смерти - прекрасное подспорье для любви и преданности.
Смерть мужа не должна приносить жене никакой заведомо известной выгоды.
Страховать свою жизнь значит навязывать жене чувство покоя при мысли о твоей смерти. А жена должна трепетать от ужаса при этой мысли. Страховать свою жизнь следует, только если твоя смерть разорит жену и детей. Нет, мне волноваться нечего - государь позаботится, не бросит в беде красивую долгожданную вдовушку.
* * *
Волосы на лобке - это предвестники чуда. Самое совершенное - это правильный треугольник густых темных волос, сквозь которые не просвечивает кожа. Красота для меня меркла, если волосы редкие. Иногда волосы густые, но поднимаются они наверх не треугольником, а узкой полоской, укрывая только губы, так что по краям лобка залысины. Я это тоже не очень любил, а вот теперь я мечтаю о разнообразии "несовершенства", пресытившись абсолютной гармонией, музыкой сфер моей Н.
* * *
Одно из моих любимых наслаждений - лежать на спине и видеть перед глазами сердечко ягодиц. Её голова у меня в паху моя голова в её промежности. Язык мой легко достигает до похотника, а если закинуть голову, то - и до входа в пизду, из которой сочится амврозия. Но сейчас мы отдыхаем. Заснуть бы так, но не позволяет явь. Как сладко видеть все подробности пизды, вдыхать её аромат и чувствовать горячее дыхание у себя в паху. Я чуть отстраняюсь и вижу дивную дырочку сраки лучики морщинок, сходящиеся в точку. Я развожу в стороны плоть ягодиц, и запах слегка усиливается. Она в ответ облизывает мне хуй и тычется похотником мне в губы, зовя язык.
* * *
Кровь есть одно из волшебств пизды. Всякий месяц природа ранит женщину в пизду. Или иначе, пизда - это незаживающая рана, которая кровоточит каждый месяц. Я трепещу от обострившегося запаха, и в эти времена женщина мне особенно желанна. Когда я ебу её во время месячных, хуй представляется мне кинжалом, которым я пронзаю её плоть. И чем дольше и глубже я его вонзаю, тем больше покрываются кровью её бедра, и она стонет всё громче от боли, перемешанной с наслаждением. И вот она испускает вздох то ли в смерти, то ли в сладострастии.
0, как я люблю кровавую еблю, размашистую и горячую, когда, расцепившись, я и моя любовница оказываемся по пояс в крови. Потом мы полоскаемся вместе, а на прощание я засовываю палец в пизду и даю ему высохнуть. Возвращаясь домой, я время от времени подношу палец к носу и вдыхаю чудесный аромат. Даже на следующий день мой палец издаёт сладкие воспоминания о рае, в который я его погружал.
* * *
Похотник похрустывает под моим пальцем. Чуть слабее прикосновение - и ей не кончить, чуть сильнее - и ей не по себе, она отстраняется. Я, как слепой, веду её до конца на ощупь. Но дорога мне хорошо известна, и женщина с жаром вверяет мне судьбу своего блаженства.
* * *
Всякая любовница с отношениями и чувствами, вырастающими вокруг ебли это целая вселенная, в которую Провидение направляет меня на постой.
Поэтому, когда у меня одновременно несколько любовниц, я то и дело переселяюсь из одного мира в другой. Это заставляет меня становиться лжецом, так как всякая женщина хочет быть для меня единственной. По меньшей мере, любая хочет быть уверенной, что именно её ты любишь, а остальных просто ебёшь. Такая вера делает женщину моей не только телом, но и душой. Каждой из них я говорю, что именно её я люблю, и это святая правда, ибо в миг сладострастья мы искренне влюблены в ту, с которой его делим.
* * *
Я устаю от одной и той же пизды, она просто перестает быть для меня Пиздой.
Грех и сладость распутства в том, что оно учит нас сопротивляться природе, по законам которой похоть должна умереть в браке и уступить место другим чувствам: нежности, заботе о детях, дружеству. Распутство учит, что новая пизда воскрешает похоть. Но праведная жизнь отводит для похоти короткий срок, необходимый лишь для притягивания мужчины и женщины в положение мужа и жены и зачатия детей. В браке страсть быстро вянет, хоть по нужде муж и жена иногда вызывают друг в друге сладкие содрогания, но путь к ним ведет через пустыню привычки, когда-то цветшую трепетом.
Распутная жизнь до брака научила меня благоговеть не столько перед пиздой, сколько перед разнообразием пизд. Вкусив это лекарство от затухания страсти, я, женатый, нуждаюсь в нём ещё больше, чем холостой.
У мужчин, не отведавших разнообразия, затухание похоти в браке происходит гораздо медленнее, и потому они этого не замечают, а когда замечают, то уже поздно, так как они уже состарились. Моя страсть к жене померла через месяц после женитьбы, когда Н. ещё даже не освоилась со своим новым состоянием замужней женщины. Одна мысль, что я не отведаю ни одной другой пизды до конца своей жизни, если я останусь верным жене, приводила меня в ужас больший, чем мысль о неминуемой смерти.
* * *
Отведав запретный плод, Адам и Ева познали стыд и застыдились наготы своей.
Стыд создан дьяволом, потому-то Бог и распознал по стыду, что они согрешили.
За ослушание Бог изгнал их из рая, но в утешение оставил им наслаждение. В ебле Адам и Ева не стыдились друг друга и отсутствие стыда напоминало им о жизни в раю. Так и любовники, в бесстыдстве своем друг перед другом, обретают рай. Но дьявол не дремал и создал человеческое общество, охваченное паникой стыда.
Бог позволил иметь жену, зная, что грех трепета сойдёт на нет, но Он не позволил прелюбодействовать, ибо с каждой новой женщиной грех оживает и длится, благодаря разнообразию женщин, которое предоставляет общество.
Человек - творенье Божие, а человеческое общество - творенье дьявольское.
За нарушение запрета Бог не только изгнал Адама и Еву из рая, но и ещё размножил запреты до десяти. В рай не попасть, если нарушить хотя бы одну из заповедей. Я нарушил одну, прелюбодействуя, и нарушу вторую, как только избавлюсь от Дантеса.
* * *
Людская ложь началась со стыда. Стыд - это сокрытие того, что у тебя есть.
Избавясь от стыда, мы избавимся ото лжи, и от дьявольского человеческого общества ничего не останется. На Земле будут только счастливые любовники.
* * *
Страсть удручающе короче любви. Именно потому люди клянутся в любви, а не в страсти. Вначале страсть так сильна, что для того, чтобы прибить её, нужно кончать раз за разом. Постепенно она слабеет, вяло поднимает голову и довольно одного раза, чтобы надолго избавиться от неё. Остаётся любовь, которая добивает изнуренную страсть верностью. Брачное ложе - это колыбель страсти, которая превращается в её могилу.
* * *
В разлуке воспоминания о прелестях моей жёнки, вдруг ставших недоступными, делали их настолько желанными, что я вынужден был похабничать с любыми подвернувшимися бабами: с немецкими актрисами, что были моими попутчицами, с девками в придорожных харчевнях. Они были мне нужны, чтобы не сойти с ума от похоти, но видит Бог, что на каждой из них я мечтал о своей жене.
По возвращении из Сибири я подхватил триппер и, чтобы долечить его, поехал прямо в Болдино, убеждая Н. в письмах, что не могу явиться к ней с пустыми руками. Но прежде, чем вернуться в брачное ложе, я поехал в Москву, где врач осмотрел меня и подтвердил, что я здоров. Когда я, наконец, вернулся домой, Н.
танцевала на балу. Я поехал туда и попросил человека вызвать Н., сказав, что у меня срочное дело, а сам поджидал её со вставшим хуем в карете. Когда я увидел подходящую Н., я вытащил хуй, и моя красавица, открыв дверцу, увидела его прямо перед своим носом. Было холодно, но я его быстро согрел в нужном месте.
0 разлука! Как она хороша, если она не на век! Н. изголодалась, как никогда, и та ночь была бессонной. Но на следующий день вернулась привычка и заменила счастье покоем.
* * *
Я смотрю на сотни книг, стоящие у меня в кабинете, и понимаю, что к большинству из них я не притронусь после того, как я прочел или просмотрел их в первый раз. Но я и не думаю избавляться от них, а вдруг мне когда-то захочется раскрыть ту или другую. Я продолжаю тратить последние деньги на приобретение новых книг, как я трачу последние деньги на блядей. Покупка новых книг - это наслаждение, отличное от наслаждения чтения:
рассматривание, разнюхивание, перелистывание новой книги - это само по себе счастье.
Книги придают мне уверенность своей доступностью, которой я всегда могу воспользоваться, если пожелаю. Так и с женщинами - мне нужно их много, и они должны распахиваться передо мной, как книги. И в самом деле, книги и женщины во многом подобны для меня. Раскрыть страницы книге все равно, что развести ноги женщине - знание открывается твоему взору. Всякая книга пахнет по-своему: когда раскрываешь её и нюхаешь типографская краска, а всё разная.
Разрезать страницы девственной книги для меня - неизъяснимое удовольствие.
Даже глупая книга приносит наслаждение, когда я впервые раскрываю её.
Впрочем, здесь главное отличие книги от женщины: чем книга умнее, тем больше она меня влечёт, и красота обложки не имеет для меня значения.
Как женщина может кончить с любым умелым мужчиной, так и книга раскроется перед всяким, кто возьмет её в руки, и отдаст прелесть своего знания всякому, кто может его познать. Потому я ревную книги и не люблю давать их читать. Моя библиотека - мой гарем.
* * *
Любовь порабощает нас, внушая страх перед возможной потерей возлюбленной.
Страх проявляется в нашем поведении, и женщина чувствует его очень тонко.
Безразличие к женщине даёт нам непринужденность и свободу, ибо мы не опасаемся потерять то, чем не дорожим. Женщина уважает нашу свободу и подчиняется ей, как силе. Сила по отношению к женщине определяется бесстрашием её потерять. Это подобно отношению к смерти у стоиков.
Готовность к смерти делает человека свободным и сильным. Так и женщина, видя в мужчине готовность к разлуке, слабеет перед ним, а значит влюбляется в него. Посему всегда иметь несколько любовниц есть способ сохранить безразличие при потере одной из них.
* * *
Когда я ебу Азю, я представляю под собой Н. А когда я ебу Н., я представляю под собой Азю. Значит ли это, что ни одна женщина не удовлетворит меня вполне?
Мои желания настолько требовательны, что реальность не в состоянии справиться с ними.
* * *
Почему-то говорят, что мужчина "берет" женщину, а женщина "даёт", тогда как все наоборот: женщина берёт в пизду хуй, который мужчина ей даёт.
* * *
Отличие бляди от "приличной" женщины в том, что блядь называет себе точную цену, а "приличная" женщина не хочет обязываться точной цифрой и старается вытянуть из тебя как можно больше.
* * *
Как не любить балет! Ведь это единственный способ увидеть голые ножки в приличном обществе и открыто восторгаться ими без всякой опасности для своей репутации. Искусство танца делает благопристойным рассматривание женских ножек. Ежели искусство обладает такой всепрощающей властью, то, совершенствуя, его можно довести до такого состояния, при коем и раздвинутые перед лицом зрителей ноги не будут никого возмущать своей непристойностью.
Но это дело далёкого будущего.
* * *
Верность в браке - это состояние не желанное, а волевое. Ведь жажда других женщин не исчезает, а растёт с течением времени. Но уважение, любовь и страх риска дорогими отношениями удерживают тебя от измены. Многие мужчины так глубоко прячут от себя вожделение к другим женщинам, что ужасаются, когда всё-таки чувствуют его проблески. Другие смотрят на него сторонним взглядом, как на зверя в клетке, в клетке своей воли. Но надёжна ли клетка?
* * *
В браке оживление похоти возможно только за счет ослабления и разрушения его уз. Я имею в виду любовниц. Посему похоть и становится грехом, ибо её доля умирать, а если она пылает жизнью, то это происходит только из-за женщин вне брака. Так мы оказываемся у первичного понятия греха, когда похоть есть враг любви. Соитие между мужем и женой безгрешно потому, что оно свершается без похоти, которой грешны всякие внебрачные связи. Потому и все попытки возродить похоть в браке - порочны, в том числе и разлука. Ибо возрождаясь на короткое время, похоть ставит брак под удар, подвергая супруга соблазну измены в разлуке. Брак создан для умерщвления страсти, хоть он поначалу и привлекает страстью. Страстию страсть поправ!
Брак заманивает законностью и доступностью похоти, и давая клятву верности, мы не понимаем, что даем клятву отречения от похоти. Брак создан для отвлечения людей от похоти с помощью похоти. Посему, чтобы брак был крепкий, надо смириться с её исчезновением.
Как бы не так!
* * *
Похоть - это гордыня тела, любовь - это гордыня души, гордыня, которая не что иное, как похоть души.
* * *
Чем больше узнаёшь женщин, тем больше убеждаешься, что нельзя их сравнивать и говорить, что одна лучше или хуже другой. Каждая женщина, которую познал - незаменима, и ни одна любовь не проходит, а навсегда остается с тобой и в тебе. Оттого каждая женщина - незабвенна.
Моих блядей я помню не менее чётко, чем светских красавиц. Всякая женщина кончает по-своему, у всякой - неповторимая сказка пизды, и хуй постепенно начинает ощущать и ценить эти различия.
Ебя надоевшую красавицу, я могу вспомнить пизду дурнушки и возмечтать о ней.
Как можно сказать после этого, что дурнушка хуже красавицы? С точки зрения эстетики, общественного мнения, красавица тешит меня больше. Обладание ею вызывает зависть в других и вселяет гордость в меня, но чувства эти не имеют никакого отношения к похоти.
Отроком я был настолько ошеломлен открывшимся чудом первой пизды, что я впопыхах объявил её обладательницу божеством и поклялся в верности ей. Но это было идолопоклонством, язычеством. Икон много, а Бог один.
Я молюсь не той или иной женщине, а Пизде. И когда огонь молитвы ослабевал, я обращался к новой пизде во имя сохранения этого огня. Ни одна женщина не в состоянии заменить мир женщин. Разве можно попрекать путника тем, что по дороге он останавливается помолиться в различных храмах - ведь молится он одному и тому же Богу.
* * *
0 пизде трудно говорить, ибо она - совершенство, божественная гармония.
Можно с легкостью рассуждать о несовершенном, показывая, почему и как оно далеко от совершенства, и указывать пути, идя которыми можно к совершенству приблизиться. А тут приходится делать усилие над собой, чтобы не просто отдаться во власть нетерпеливых чувств, а задуматься и преклониться.
* * *
Искусство комедианток заключается в том, что они, играя, остаются холодными в душе и спокойно наблюдают за собой со стороны. Изображая любовь, они её вовсе не испытывают. Но они должны играть так правдоподобно, чтобы зрители им поверили. Комедиантки имитируют святые чувства, и чем они убедительнее лгут, тем больше славы приходится на их долю, тем больше денег им платят.
Не напоминает ли искусство комедиантки искусство бляди? Не потому ли общество пренебрегает ими, как блядями? Не потому ли актрисы так легко доступны?
* * *
Если говорить о греховности женщины, то она не в том, что женщина имеет пизду, за которую её нужно лишь славить, а в том, что, обладая пиздой, женщина может оставаться равнодушной при соитии. Это величайшее святотатство по отношению к божеству Пизды. Обвинения женщин в коварстве проистекают из её способности оставаться холодной в те мгновения, когда мужчина - в огне и неге сладострастия. Женщина может легко притворяться, изображать горячую страсть и обманывать любовника не с кем-то другим, а с ним самим.
У мужчины извержение семени является неопровержимым доказательством искренности в проявлении своей страсти к любовнице. У женщины любое доказательство может оказаться подлогом: она после недолгой учебы будет бесстрастно производить конвульсии в пизде и в сраке.
Мужчина всегда наслаждается в ебле, а женщина часто безразлична, а иногда даже испытывает отвращение. Вот где порочность женской природы, вот где её прискорбное несовершенство.
* * *
Моё восторженное исследование Пизды не находит объяснения, почему возникают такие сильные чувства при взоре на неё. Мне всегда стоит больших усилий длить взгляд, а не броситься зверем на сырое мясо пизды и не вонзить мой клык. Ненаглядная, пизда не видна во время соития. А если я отстраняюсь, но не выскальзывая, чтобы взглянуть на неё, я вижу пизду, отороченную волосами, увы, заслонённую хуем. К тому же испытываемое блаженство отвлекает внимание, увлекая к концу, и я должен держать свою жажду в узде во имя мысленного проникновения в пизду.
Но чаще всего я вижу при ебле не пизду, а лицо своей подружки. Даже когда я вылизываю пизду, она так близко перед глазами, что я не могу её как следует рассматривать - в глазах рябит, да и я сам закрываю её своим ртом. Если же я отстраняюсь полюбоваться пиздою, её обладательница начинает требовать не жаркого взора, а жарких прикосновений.
Вот женщина лежит перед тобой, без стыда, привычно разведя ноги и согнув их в коленях. Ты взираешь на Чудо - и власть его над тобой непререкаема. Разум пытается умничать и охладить твой пыл, бормоча, что пизда - это обыкновенные складки кожи, но сердце верит иному. Пизда - это тайна жизни и смерти. Эта розовая смазливая плоть, оттеняемая курчавыми волосами, этот гипнотизирующий взгляд влагалища и есть лицо Бога.
Верность одной пизде - это монотеизм. Распутство, вкушение множества пизд уподобляется языческому многобожию. Не потому ли золотой век приходится на период язычества?
* * *
Всякая женщина влечет меня вопросом: какая у неё пизда? Большой ли у неё похотник или маленький, какой у неё запах, какой формы у неё губы, то есть вылезают ли малые губы из больших или прячутся в них, растут ли волосы в промежности - всё это и многое другое и есть прелесть познания, трепет и вдохновение любви.
Женщина идет, а мне видится, как трутся её губки одна о другую, но похотник посажен высоко, чтобы ходьба не заменяла еблю.
Христос был несведущ в похоти, если сказал, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём. Если кто смотрит на женщину, то уже с вожделением, так что я говорю: "Всякий, кто смотрит на женщину, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём". А если и не прелюбодействовал, то лишь потому, что примерился к ебле, да женщина не приглянулась.
* * *
Что такое красота? С древних времён мудрецы спорят о сути красоты. Но вот моя жёнка появляется на балу, и все головы поворачиваются к ней. Красота - это узнаваемое, а не определяемое.
* * *
Для полного наслаждения пиздой нужно ебать её и видеть одновременно. Для этого я беру двух женщин - одна подо мной, а другая - перед. Наслаждаясь одной пиздой, я упиваюсь зрелищем другой. Моё тело и душа пронзены восторгом - вот оно живое солнце Пизды. Солнце настолько яркое, что тело моё не выдерживает и сотрясается в судорогах и тем спасается. У желания наступает недолгая, но полная слепота. Я вдруг освобождаюсь от абсолютной власти пизды, владевшей мною всего мгновенье назад. Я брошен в иной мир. Я смотрю на пизду, которая по-прежнему перед моими глазами, и меня не волнуют больше дряблые кусочки плоти, покрытые слизью. Я ужасаюсь резкой перемене во мне, я оскорбляюсь суетностью моего восторга. Меня удручает бесчувственность, с которой я смотрю на мой недавний кумир. Непостижимо, что всего лишь мгновение разделяет великий восторг от великого безразличия.
Сразу является мысль: как ничтожна власть пизды, если она так бесследно исчезает. Но опыт рождает иную мысль: как всемогуща Пизда, если на пепелище она за несколько минут заставляет вырасти дремучий лес желаний. И лик Пизды опять устанавливается в божницу.
* * *
После разочаровывающего облегчения, которое приносят судороги, пизда вдруг теряет божественную власть надо мной, и я мечтательно, но спокойно смотрю на неё, как смотрят на огонь в печи или на морской прибой, пока божественные очертания не начнут проступать в ней вновь и волны не захлестнут меня, и огонь не перекинется на моё тело.
Быть может, поэтому меня так влекут пожары, их прожорливость и перекидывание на всё, что имело неосторожность оказаться рядом. Меня радует безопасность расстояния, на котором я держусь от огня, потому что у меня не хватает характера держаться подальше от пизд, обжигающих и выжигающих мою душу.
* * *
Замечательно, что пизда самоценна, и прелесть её не зависит от тела, коему она принадлежит. Даже безобразное лицо и тело не могут уничтожить её притягательной силы. Если положить рядом двух женщин: одну с красивым лицом, а другую с уродливым, но закрыть их лица густой вуалью, то, ебя уродину, ты получишь не меньшее наслаждение, чем ебя красавицу. Скажу более, если не знать, кто из них уродина, можно предпочесть её красавице. В пизде, а не в сердце прячется душа.
* * *
Однажды я преследовал женщину. Опускались сумерки. Она шла по улице и не замечала меня. Я задумал осуществить свою давнюю мечту и молил Бога, чтобы женщина не обернулась. Я не должен был видеть её лица. Она свернула в безлюдный переулок. Ей было не больше тридцати, талия тонка, бёдра широки.
В походке узнавалась блядь хорошей породы.
Всё складывалось как нельзя лучше. Она вошла в ворота дома. Я нагнал её в несколько прыжков. Двор был также безлюден. Посередине двора стоял дровяной сарай, он был раскрыт. Я подкрался к ней сзади и взял её обеими руками за голову, чтобы она не обернулась, и сказал грозно: "Не оборачивайся! Я тебя выебу и хорошо заплачу. Но я не хочу видеть твоё лицо. Иди в сарай". Я подтолкнул её окаменевшее от страха тело к сараю и она пошла: "Только не делай мне больно!", - взмолилась она. Мы вошли в сарай. Сладко пахло гниющим деревом. "Делай, что скажу, не пожалеешь", сказал я примирительно и, положив ей руку на живот, другой рукой нажал ей на спину. Она послушно наклонилась. Я задрал ей платье, под ним было голое тело. В хуе забилось сердце. Я снова нажал рукой ей на спину, и она послушно стала раком. Я растянул в стороны ягодицы и потянул их кверху. Пизда с открывшимися губками вылезла наружу. Она была красавицей! На внутренней стороне малых губок белела сметанка слизи. Не отпуская ягодиц, я встал на колени и полизал ей похотник. Женщина заурчала. Продолжая лизать, я засунул нос в пизду. Я поёбывал её носом, чувствуя, как увлажняется влагалище. Запах был здоровый и прекрасный, запах, скопляющийся к вечеру, у вымытой утром пизды. Я обожаю этот запах и запрещаю своим любовницам подмываться перед свиданием со мной. Видя, как женщина расслабилась в неге, я поднялся с колен. "Не оборачивайся", напомнил я ей и погрузил хуй в порозовевшую от похоти пизду.
Мне слепило глаза заходящее солнце, сверкающее в щелях дощатой стены.
Женщина тужилась и, когда я кончил, подалась на меня и с облегчением вздохнула. "Не оборачивайся", - опять напомнил я ей. Я так боялся, что в последний момент она может всё испортить. Я оправил одежду, положил на её выпяченный зад пять серебряных рублей и вышел из сарая быстрым шагом. Двор был по-прежнему пуст. Моя мечта свершилась - я выеб незнакомку, не увидав её лица. Жаль, что мне пришлось напугать её. Но иначе женщина стала бы навязывать мне своё лицо, а мне оно тогда было не нужно.
* * *
Как бесценный бриллиант, пизда заключена в роскошную оправу изысканного соседства - сраки и мочеточника. Благостью своей пизда освящает запах говна и мочи, и все три запаха смешиваются в один благоуханный букет. Во всем теле женщины нам видится пизда, и все напоминает о ней. Запах мочи или говна, оставшийся в нужнике после женщины, напоминает не о моче или о говне, а о её пизде. В любом углублении женского тела видится пизда. Волосы подмышкой намекают о волосах лобка. А волосы на лобке - это знамя пизды.
* * *
Несколько лет назад Нащокин застраховал свою жизнь то ли из боязни перед буйной Ольгой, то ли из погони за новизной. Я об этом теперь вспомнил и стал думать, не застраховать ли и мне свою жизнь. Предприятие это самоотверженное, но ввергающее жену в неминуемый грех. Уж такова природа человека, что мысль его предпочитает развиваться в греховном направлении, если тому предоставляется возможность и не чинится препятствий.
Если жена знает, что по смерти мужа она получит большие деньги, и муж заболевает, то ей будет не избежать утешительной мысли о деньгах, которые ей могут вскоре достаться. Увеличат ли такие мысли преданность жены, сделают ли они её более зависимой от судьбы мужа? Нет, такие мысли, даже помимо воли, охлаждают пыл, с коим она ждёт его выздоровления. А если молодая жена мечтает избавиться от ненавистного старого мужа, то она, пожалуй, и подсобит невольной небрежностью в ухаживании за ним. А коль она подла, то она умышленно будет его в могилу сводить.
Особенно безнравственно застраховывать мужу свою жизнь на такие большие деньги, получение коих сделает жену богатой, тогда как при его жизни они жили в долгах. В этом случае смерть мужа резко изменяет положение жены к лучшему, а значит такая страховка ввергает её в ещё больший соблазн. Даже не желая того, жена будет какой-то своей частицей хотеть смерти мужа. Получается, что жизнь человека обменивается на деньги и хоть не по твоей воле, но с твоего согласия.
То есть смерть любимого (или нелюбимого, но близкого) человека добывает деньги.
Муж заготавливает жене деньги в утешение от своей смерти. Тогда, чтобы быть последовательным, муж должен присмотреть жене своего сменщика и устроить так, чтобы она не страдала не только от безденежья, но и от неудовлетворенных желаний.
Нет, благородства у меня не хватит для эдакого.
Долг мужа заботиться о своей жене, но честь жены отказаться от такого рода "заботы".
В Индии жену убивают и хоронят вместе с умершим мужем. Легко себе представить, как жена ходит за больным мужем и холит его. Страх собственной смерти - прекрасное подспорье для любви и преданности.
Смерть мужа не должна приносить жене никакой заведомо известной выгоды.
Страховать свою жизнь значит навязывать жене чувство покоя при мысли о твоей смерти. А жена должна трепетать от ужаса при этой мысли. Страховать свою жизнь следует, только если твоя смерть разорит жену и детей. Нет, мне волноваться нечего - государь позаботится, не бросит в беде красивую долгожданную вдовушку.