Арно Серж. Дороги к праотцам

   — Трудишься, котик-мотик, — проворковала она нежным голосом.
   — Это, Машенька, твой клиент, — пропищал из кресла горбун. — Он забыл, куда делся Алтемушка.
   Маша повернулась и, попыхивая сигаретой в длинном мундштуке, плавно, неторопливо подошла к Андрею и посмотрела на него распутными зелеными глазами, чуть приоткрыв алый ротик и высунув самый кончик языка, что придало ее внешности притягивающую сексуальность. Но не для Андрея, сейчас ему было не до этого. Лицо женщины было сильно накрашено, на вид ей можно было дать около тридцати. Имелось в ее лице и фигуре, несмотря на развратное и женственное, что-то грубоватое и неприятное.
   — А ты симпатичный, — шепнула она, играючи пустив в лицо Андрею струйку ментолового дыма.
   Она сказала это совсем тихо, одними губами, так что ни горбун, ни двое стоявших на несколько шагов позади охранников не услышали.
   — Ну я его забираю. — Она повернулась к горбуну.
   — Забилай… Только учти, он должен сказать, где Алтем. Как можно сколее сказать… И смотли у меня, салава. — Он погрозил женщине пальцем. — Не вздумай его совлащать.
   — Фи! Какая пошлость, горбуша! При посторонних людях… — Она бросила взгляд на Андрея. — Я от тебя такого не ожидала, котик-мотик! — воскликнула женщина, сморщив нос и обиженно поведя плечиком.
   Один из мордоворотов, взяв Андрея под ручку, повел его из комнаты, женщина, виляя бедрами, шла следом. Они спустились на первый этаж и, пройдя по коридору, вошли в последнюю дверь.
   В комнате не было окон, стояла железная кровать без матраса, два стула, письменный стол. Обстановочка, нужно сказать, по сравнению с той, откуда они пришли, была убогая. Охранник усадил Андрея на панцирную сетку кровати, снял наручники и пристегнул его руки к специально прикрепленным к спинкам кровати кожаным ремням. Так что Андрей получился с растянутыми в стороны руками. Потом пристегнул ремнями ноги Андрея и ушел, оставив его наедине с Машей.
   Андрей находился в довольно нелепой и смехотворной позе перед женщиной: с разведенными в стороны руками и глупым лицом. Ему не было страшно, скорее смешно.
   — Ну что, котик-мотик, будем говорить? Ты пойми, миленький, что горбуша ни за что не отпустит тебя отсюда, пока не узнает, где Артем.
   Маша поставила ногу на кровать, и Андрей, поглядывая на эту мускулистую ногу, сказал:
   — Я честно не знаю, где он. Он пришел ко мне, но кто-то всадил ему нож в спину. Он упал и умер, а я убежал… Я боялся…
   Маша, все так же не меняясь в лице, пустила ему в лицо ментоловый дымок. И сладострастно глядя на него, вдруг ткнула в шею огоньком сигареты.
   — Ну-ну, маленький, сейчас пройдет, сейчас пройдет…
   Андрей взвыл от боли, завертелся, изо всех сил дергая руками и ногами, но он был пристегнут так удачно, что двинуться совершенно не мог и только крутил, как сумасшедший, головой.
   — Ну-ну, маленький, сейчас пройдет, сейчас пройдет… — сморщив нос, успокаивала Маша и даже подула ему на обожженное место.
   Маша неторопливо раскурила сигаретку, наманикюренным пальчиком стряхнула пепел и прижгла правую руку Андрея, при этом лицо ее вновь страдальчески сморщилось, словно она переживала его боль вместе с ним.
   — Ну все, все. Не буду, не буду больше… Отдохни, маленький. — Маша убрала ногу с кровати.
   Андрей, часто дыша, полными ужаса глазами смотрел на женщину. Он наконец понял, до него дошло, что все это не шутка, не игра и его действительно начнут сейчас пытать. И сделалось ему страшно…
   — Почему вы мучаете меня, ведь я ничего не знаю… — вновь взмолился Андрей. — Я ушел из дома, Артем остался на полу с ножом в спине…
   — Я тебя, котик-мотик, мучить не хочу, но горбуша приказал узнать у тебя… А вообще ты симпатичный… Давай старику рога наставим… Я лично не против.
   Такой тип женщин Андрею всегда не нравился — ему нравились дамы с бюстом, а эта совсем…
   Но он промолчал, надеясь попробовать выкрутиться из этой истории любым пусть даже таким безнравственным путем. Похотливо глядя на него, Маша отстегнула ему одну руку, медленно положила ее себе на живот и заходила бедрами, облизывая напомаженные губки, щуря и закатывая глаза настолько соблазнительно и страстно, что внутри у Андрея, пробудившись, что-то шевельнулось. За несколько месяцев он истосковался по женской ласке. Он смотрел на нее все с большим интересом, все с большим желанием. Было в ней что-то очень женственное, очень манящее… И он вдруг захотел эту женщину Страстно, яростно захотел… Забыв о причиненной боли, он, блуждая взглядом по ее телу, задышал часто-часто… А она, разжигая страсть, все водила его рукой по своему животу, все водила и водила… Не снимая его руки, она наклонилась и поцеловала его в губы, этак провернув язычком у него во рту, что Андрей взвыл от восторга и упоения.
   — Сюда не войдут? — сквозь муть желания спросил он шепотом.
   Хотя ему было наплевать… Наплевать, придет кто-нибудь или нет… Эту женщину он хотел при любом скоплении народа. Своими чувственными телодвижениями она доводила его до исступления. Глядя в ее зеленые глаза, он забыл, где находится, что вторая рука его прикована к кровати. Страсть заглушала голос разума, боль от ожогов… А она, крепко обеими руками держа его руку, все водила по своему животу, вонзая длинные острые ногти в его запястье, но сладостная это была боль. Андрей, возбужденный уже до последней степени, забывшись, попробовал встать. Рванулся!..
   Но встать у него не получилось. Маша оттолкнула его руку, на шаг отступила… Андрей потянулся за ней, но не достал.
   Раздувая полыхающую уже страсть, все так же неотрывно глядя в глаза Андрея, Маша плавно и грациозно заходила своими неширокими бедрами, гладя себя по животу, по ляжкам, извиваясь, как змея, она издавала страстные стоны… И Андрей тянулся к ней всем своим существом. Она медленно, извиваясь гибким и сильным телом, приподняла длинное вечернее платье, показав худые лодыжки… Андрей, отупев, обезумев от желания, тянулся к ней свободной рукой; казалось, еще немного и он достанет… Пожалуй, никто не разжигал в нем такой страсти, не вызывал такого волнения. Маша, видно, была мастером в этом деле, она знала, как нужно это сделать.
   Тонким женским чутьем уловив, что страсть Андрея уже достигла предела и дальше она пойдет на спад, Маша, извиваясь, стянула с себя платье…
   У Андрея из груди вырвался неясный возглас.
   — Иди ко мне, котик-мотик… — Маша медленно, поигрывая наманикюренными пальчиками, приближалась к Андрею, ошалевшему и изумленному.
   Перед ним был худой и голый мужик, в прозрачных женских трусиках, с бритой наголо головой. Все тело у него было мужика, только раскрашенное лицо, маникюр, манеры и голос… И словно не платье с париком он сорвал с себя в порыве страсти, а содрал с себя шкуру, превратившись в лысое, холодное и мерзкое пресмыкающееся. На Андрея словно вылили ведро холодной воды. Он вдруг все понял и ужаснулся… Но голый мужик уже бухнулся к нему на колени и впился в его губы поцелуем, неистово ворочая у него во рту языком…
   Что-то мерзкое, рвотное, отвратительное испытал Андрей в эту секунду, он изо всех сил оттолкнул свободной рукой мужика, так что тот, не удержавшись, с грохотом ляпнулся голым худым задом на пол.
   — Дурак, ты что, дурак!.. — захныкал голый мужик. — Синяк ведь будет.
   Андрей, поглядывая на мужика, поминутно отплевываясь от его склизкого, как улитка, языка, старался отстегнуть ремень на второй руке, на губах его и во рту все еще ощущался вкус «поцелуя»… и это было омерзительно.
   — Гад! Подлец!! — вдруг взвизгнул голый мужик, бесстыдно стоя перед ним во всей своей красе, и вдруг, размахнувшись, дал Андрею звонкую пощечину. — Подлец!!
   По щекам его текли слезы обиды и разочарования. Но Андрей, отплевываясь каждую секунду, не обратил внимания на оплеуху, старался свободной рукой отстегнуть ремень, хотя уже понял, что ему это не удастся — для этого нужны были две руки, а «Маша» из осторожности освободил ему только одну.
   «Маша», истерически взвизгивая, дал ему еще пощечину, но и на нее Андрей не отреагировал, он находился в шоке. Он никак не думал, что вид голого мужчины, появившегося не вовремя, может вызвать у него такую реакцию организма — его чуть не вырвало, желудок конвульсивно сокращался.
   «Маша», поскуливая от обиды, схватил с пола свое платье и, прикрывая наготу, бросился в угол одеваться. Движения его были скорые и импульсивные. Отстегивая ремень, Андрей, краем глаза следивший за ним, видел худой зад, обритый наголо затылок, и от этого голого затылка ему сделалось еще гаже, он сморщил лицо, с новой силой стараясь отстегнуть проклятый ремень.
   Облачившись в платье, поправив на лысой голове рыжий парик, «Маша» подошел к Андрею.
   — Гад ты, понял! Гад! Не можешь, так бы и сказал! Гад! — «Маша» гневно, еле сдерживаясь, смотрел на Андрея.
   Андрей, поглядывая на гневливого «Машу», продолжал свой бесполезный, ненужный труд. Он находился в состоянии, близком к нервному срыву.
   — Теперь замучаю тебя, гад! — Ненависть сквозила в глазах «Маши».
   Он, вдруг подскочив, схватил двумя руками руку Андрея и с силой выкрутил ее, но Андрей, находящийся в состоянии шока, не почувствовал боли; он только ощутил, что и вторая рука его пристегнута к спинке кровати. Он снова оказался растянутым, а перед ним стоял «Маша», держа в руке тонкую и длинную иглу…
   Да! В природе не было никого, кто бы мог сравниться по мстительности и жестокой бесчеловечности с женщиной, любовь которой отвергли. Ее растоптанное сердце не знает жалости…
   Не знало жалости и сердце «Маши»… Дикие вопли лютой боли и ужаса слышались из-за двери и временами перекрикивающий их визгливый голос «Маши»:
   — Где Артем?! Где Артем, гад!!

Глава 3
ЖЕНСКАЯ МЕСТЬ

   Андрей открыл глаза, со стоном поднял голову. Движения давались с трудом. Все тело, истыканное иглами, жженное сигаретой, болело. Он не сразу включился в реальность окружающего его мира. Когда ушла та женщина?.. Или мужчина?.. Мысли путались в голове. Он не знал, был ли это мужчина или женщина. Где сон и где реальность?.. Сейчас реальностью была только эта боль во всем теле. Сейчас он не знал, не помнил, что от него хотели. За что причиняли ему такие мучения.
   Андрей потянул руки в стороны, но застонал и, уронив голову на грудь, снова потерял сознание.
   Он пришел в себя оттого, что кто-то хлестнул его по щеке, потом в лицо плеснули холодной водой. Андрей недовольно помотал головой и очнулся.
   Перед ним стояла Маша, которая истязала и мучила его и в страшном сне привиделась потом мужчиной; рядом с ней здоровенный мордоворот отстегивал ремни с ног, потом с рук.
   — Пойдем, гад, тебя хозяин требует, — сказала женщина. — Так бы и выцарапала тебе зенки.
   Господи! Отчего она так ненавидела его, ведь он не сделал ей ничего плохого… За что?.. Мордоворот помог ему подняться. Ноги не слушались, коленки подгибались, но спутники, поддерживая его с двух сторон, повели на второй этаж.
   Все в той же комнате, в том же кресле сидел тот же горбун. Андрею подставили стул, он опустился на него, исподлобья мутными глазами глядя на Хозяина.
   Хозяин смотрел на него, сморщив нос.
   — Слушай-ка, почему ты молчишь? Сколько он заплатил тебе? Отвечай. Сколько?! — вдруг взвизгнул он. — Ведь я увелен, что ты знаешь, где Алтемушка! Увелен! Но ты уплямый… Ты очень уплямый человек!.. Поэтому Маша будет пытать тебя до тех пол, пока ты не скажешь. А ведь она только начала. Сколо она станет длобить тебе кости. Точно, Маша?
   Маша, стоявшая рядом с Андреем, обворожительно улыбнувшись, наманикюренным пальчиком стряхнула с сигаретки пепел. Она была все такая же, в том же платье, с тем же длинным мундштуком. Андрей, покосившись на нее, отшатнулся и с мольбой посмотрел на горбуна.
   — Ты должен сказать нам, где этот подонок! — веско пропищал горбун. Андрей, уже привыкнув к его дикции, понимал почти каждое слово. — Иначе мы запытаем тебя до смелти, до самой смелти… — Противный старикашка вдруг остановился, прислушался. — Я слышал какой-то шум на улице, — сказал он, обращаясь к мордовороту, стоявшему у двери. — Пойди пловель.
   — Слушаюсь, Хозяин.
   Он вышел. Но старичка это не успокоило — он поднялся и, кривобоко ступая, подошел к окну.
   Андрей тоже как будто слышал на улице шум: взвизгнули тормоза автомобиля, кто-то вскрикнул, и тут мощные удары раздались внизу. Хозяин растерянно посмотрел на Машу.
   — Что это? Я боюсь, котик…
   Она подошла к Хозяину, который обернулся уже в комнату, и, обняв его за плечи, положила его голову на свою плоскую грудь. Маша была ростом на две головы выше человека, которого называла котиком.
   Удары прекратились, но из-за двери слышались голоса, вопли и стоны. Дверь вдруг широко распахнулась, и в комнату ворвался человек в камуфляжной форме, черной скрывавшей лицо маске и, водя по стенам дулом автомата, заорал страшным голосом, от которого внутри все вздрогнуло и съежилось:
   — Милиция! Всем на пол!! Всем лежать!! Лицом вниз! Я сказал, на пол!!
   Стоявшие в обнимку у окна старичок-горбун и Маша, подняв руки, поспешно стали ложиться. Андрей не успел сообразить и изумленно смотрел на страшного человека. Но омоновец не шутил. Увидев, что Андрей не подчинился команде, заорал еще пуще прежнего и ударом ноги ловко вышиб из-под него стул и вдогонку пнул падающего Андрея ногой.
   — Шире ноги!.. Еще шире!
   В комнату вошли еще двое омоновцев и стали обшаривать карманы лежавших на полу. Андрея тоже ощупали, но ничего не нашли. У Хозяина и Маши тоже не было оружия. Одной только Маше обыск этот доставлял удовольствие. Она повизгивала и хихикала, игриво называя омоновца «ментом поганым», и кричала, чтобы он не распускал свои поганые руки, а то она на него начальнику будет жаловаться.
   Андрей лежал смирно, ожидая, пока ему не предложат встать. Но встать ему никто не предлагал. Мимо него ходили милиционеры, производя обыск помещения. Он слышал, как увели горбуна и Машу, а он все лежал, и на него никто не обращал внимания, как будто о нем забыли.
   — Так, а это кто? — раздался над ним удивленный голос. — Встать, руки держать за головой.
   Андрей исполнил приказание и поднялся. Это несложное движение далось ему с большим трудом, откликнувшись болью во всем теле.
   — О! — Перед ним стоял человек в милицейской форме в чине майора.
   — Это кто вас так? — Он внимательно смотрел в лицо Андрея, потом подставил ему стульчик.
   Андрей сел. Кружилась голова, он был обессилен, все тело болело.
   — Это они вас так? Сволочи.
   Майор взял себе стул и, сев напротив Андрея, спросил:
   — Вы говорить можете?
   — Могу, — ответил Андрей через силу.
   — Сержант, — остановил он какого-то омоновца в маске, проходившего мимо. — У меня в машине аптечка, принесите и обработайте раны. А теперь рассказывайте, — сказал майор, обращаясь к Андрею. — Чего они от вас хотели? Главное — ничего не бойтесь. Горбатый пойдет по сто второй, за убийство с отягчающими обстоятельствами. На его совести не один покойник. У нас есть неопровержимые доказательства его зверств, так что ничего не бойтесь… Чего они от вас хотели?
   Андрей поднял лицо на майора и посмотрел на него мутными глазами. Майору было лет сорок, у него было худое лицо и какие-то остекленелые водянистые глаза.
   «Как у наркомана глаза», — пронеслось в голове у Андрея, но тут резкая боль в грудной клетке заставила его согнуться.
   — Вам плохо? — встревожился майор. — Сейчас врача вызовем. Вы только скажите, чего они от вас хотели.
   — Хотели, чтобы я сказал, где Артем… — не разгибаясь, ответил Андрей, в таком положении ему было легче.
   — Ну и вы сказали? Сказали?
   — Нет.
   Андрей закашлялся, в глазах помутнело, так что он чуть не потерял сознание.
   — Вот сволочи, до чего человека довели. Ну мы их, гадов, посадим, вы не волнуйтесь, — успокаивающе проговорил майор.
   — Разрешите.
   Пришел омоновец с «аптечкой» и, все так же не снимая маску, остановился с аптечкой у двери.
   — Ну и вы им сказали, где Артем этот? — спросил милиционер.
   — Не знаю я. — Андрей разогнулся и откинулся на спинку стула. — Мне очень плохо.
   — Обработайте ему раны, — приказал майор омоновцу.
   Тот достал пузырек с йодом и стал смазывать многочисленные места уколов на руках Андрея, ожоги, но облегчения это не приносило. Безумно болела грудная клетка и распухшие пальцы, ногти на руках посинели, это были последствия загоняемых под ногти иголок.
   «Маникюр» был любимой «процедурой» Маши, после которой почти все, кто имел что сказать, — раскалывались. Но с Андреем оказалось тяжелее. Уж больно он упрямый…
   — А почему же они тогда вас пытали? — недоумевал майор в то время, пока омоновец смазывал раны.
   — Откуда я знаю.
   Ему было мучительно вести этот разговор, отвечал он неохотно и раздраженно.
   — Но послушайте, вы должны, обязательно должны нам сказать, где этот Артем. Ему грозит опасность. А этих, — махнул он куда-то рукой, — не бойтесь, их мы посадим.
   — Но я не знаю, где Артем, — недовольно проговорил Андрей: ему нужно было сейчас одно, чтобы его оставили в покое. — Он пришел ко мне с ножом в спине…
   — Здорово! Как это с ножом? Представьте себе, как с ножом в спине по улице идти. Его ведь первый же милиционер задержал бы в таком виде. Да и как-то неприлично с ножом-то в спине разгуливать. Вы, однако, юморист.
   — Ну не знаю! Я дверь открываю — он стоит, потом упал на меня. Смотрю, у него нож в спине… Да я его вообще только два раза видел-то всего.
   — Хорошо. Упал, нож в спине… Замечательно. Ну, хотя бы где он может быть, скажите. Ведь ему опасность грозит смертельная. Его спасать нужно. Где вы с ним встречались? Да и вообще, что о нем знаете?
   Майор снял фуражку, вытер ладонью пот со лба. Андрею снова стало плохо, он согнулся, сидел так некоторое время.
   — Разрешите идти? — донесся, как издалека, голос смазавшего раны омоновца.
   — Идите.
   Пока Андрей сидел согнувшись, майор молча ходил мимо него, заложив руки за спину.
   — Ну так, где встречались? — дождавшись, когда Андрей разогнется, спросил майор.
   — Он мне позвонил, сказал, что придет… и умер.
   — Нет, так дело не пойдет. — Майор нетерпеливо прошелся по комнате. — Поймите, мы не сможем помочь ему и вам, если вы не скажете нам, где его можно найти. Вас будут похищать и мучить, пока мы не найдем его… Вы теперь тренажер, понимаете вы, тренажер для пыток…
   Майор прохаживался перед ним по комнате. Андрей не очень-то следил за его мыслью, слушая милицейские речи вполуха. Ему было настолько нехорошо, что любое напряжение мозга расходовало драгоценные силы, идущие на борьбу с болью, и это было невыносимо. Он не мог, не хотел озадачиваться. Но майор все приставал к нему, настаивая, чтобы он сказал то, чего не знал.
 
   «Господи! Зачем им сдался этот Артем? Что им всем нужно?..»
   Давно уже никто из омоновцев не заходил в комнату. Они были одни, а майор все занудствовал, все просил Андрея вспомнить, умолял, пугал… Хоть один, хоть один адрес, который давал ему Артем. И никак не хотел верить, что он не давал ему ни одного адреса…
   — Послушайте, отвезите меня в больницу, ведь я умру сейчас, — попросил Андрей, подняв на майора полные страдания глаза.
   — Грудная клетка болит? — спросил майор участливо.
   Андрей кивнул.
   — Где? — Майор подошел к сидящему Андрею и склонился над ним, внимательно глядя на его грудь. — Здесь? — Он аккуратно положил руку на грудь Андрея. — А ведь это может быть перелом… Ай-ай-ай… Вы говорите, здесь?
   Андрей кивнул. Майор вдруг надавил на его грудь ладонью так, что Андрей, взвыв от боли, оттолкнул его руку.
   — Да вы что?.. — Он опять согнулся, отдуваясь.
   — Это, скорее всего, перелом. Да вы не бойтесь, нас в милиции обучают медицине. Вы же понимаете, что с таким переломом каждая минута дорога. Сейчас приедет «скорая», вас увезут в больницу. Но только вы перед этим мне скажите, где Артем. Иначе припаяем статью за соучастие в убийстве. Ну что, идет?
   — Да не знаю я! Не знаю! — взмолился Андрей. — Оставьте меня все в покое!
   Но майор не оставил, он еще долго расспрашивал Андрея, не обращая внимания на его мольбы. Такая уж у него была работа. Андрей не сказал, да и не мог сказать ему ничего нового. Но майор почему-то не верил. Почему никто ему не верил?! Почему его слова не воспринимались всерьез? И милиционер вновь начинал занудствовать, а Андрей, обливаясь потом, корчился от боли.
   Наконец, утомленный допросом не меньше Андрея, майор махнул рукой:
   — Я вижу, вы не хотите, чтобы ваш друг остался жив, а вас устраивает такая жизнь, чтобы вас пытали и мучили, раз вы не хотите сказать нам, где Артем. Я даю вам последний шанс. Ну!
   Андрей усмехнулся разбитыми губами:
   — Я бы давно сказал, если бы что-нибудь знал…
   — Ну хорошо. Сейчас вас отвезут в больницу, но уж потом я вам помочь ничем не смогу.
   — Ну наконец-то, — вздохнул с облегчением Андрей.
   Сейчас ему сделают обезболивающий укол, положат на носилки. Как он устал! Боже мой, как он устал!..
   Майор помог Андрею подняться, закинул его руку себе на плечо и, поддерживая за талию, повел из комнаты. Андрей был счастлив, что майор наконец оставил его в покое. Они медленно спустились до первого этажа, каждый шаг давался Андрею с трудом, от боли мутнело в глазах… Майор толкнул дверь, и они вошли…
   В ту же самую комнату без окон, с железной кроватью без матраса, в ней никого не было, под потолком горела лампа.
   — Что это? — Андрей с ужасом озирал пытательную комнату, где принял столько мук. — Что это?!.. Зачем?..
   Он попробовал вырваться из рук майора.
   — Не-ет! Голубчик! — Майор толкнул его на железный панцирь кровати. — Нет, придется тебе еще помучиться, раз говорить не захотел.
   Андрей, все вдруг поняв, в панике и ужасе рванулся с кровати, но тут получил сильный удар в грудь — в глазах вспыхнуло, и он потерял сознание.
   Очнулся Андрей в том же растянутом положении, перед ним стояла Маша с длинной иглой в руке.
   — Никак говорить не хочешь. Упорный ты. Как Космодемьянская Зоя.
   Андрей взвыл от боли, когда острие иглы впилось под ноготь на большом пальце ноги.
   — Это называется педикюр…
   И это было последнее, что слышал и осознал Андрей…
   …Когда он терял сознание, его обливали водой, совали в нос банку с нашатырем или хлестали по щекам. Ему упорно задавали один и тот же вопрос, на который он не знал ответа. Сколько это продолжалось? Час, пять, сутки… Все смешалось, в сознании осталась только боль, лютая боль.
   — Эй, эй, очнись. Ты меня слышишь?..
   Андрей открыл глаза, поднял опухшее от побоев лицо и застонал от боли. От истязаний он уже плохо понимал, где он, что с ним…
   — Я друг, твой друг, — чеканя каждое слово, проговорил человек, у него были черные густые усы, и он был не похож на Машу. — Слышишь? Я твой друг. Слышишь, мне заплатили хорошо, чтобы я тебя вывел, — вновь повторил усач шепотом.
   Андрей что-то замычал в ответ. Мужчина с усами отстегнул ремни на ногах и на руках Андрея, помог ему подняться.
   — Ты можешь идти? — спросил он все так же шепотом.
   Андрей кивнул — говорить он не мог, разбитые губы раздулись, и каждое слово причиняло ему мучение. Он мог только стонать.
   Человек, поддерживая его, провел из комнаты в темный коридор, не зажигая свет, они спустились по лесенке на песчаную дорожку сада.
   Было раннее весеннее утро. Только начало рассветать, изо рта шел пар, но Андрею была безразлична температура окружающей среды. Он ступал по сырой земле босыми, окровавленными ногами с раздутыми, как сардельки, пальцами, но не чувствовал холода.
   — Я провожу тебя немного, — между тем говорил усач. — Но дальше тебе придется самому. Сможешь идти сам?
   Андрей кивнул. Он двигался, как в гипнотическом сне, но понимал, что нужно преодолеть боль, преодолеть себя…
   Отойдя немного, он оглянулся на большой двухэтажный дом, в котором претерпел столько мучений. Ни одно окно его не светилось.
   — Пойдешь прямо, там шоссе. Слышишь, машины шумят?! Будет тебя там ждать машина!.. Слышишь, машина ждать тебя будет, «Волга»! Хорошие у тебя друзья, богатые.
   Андрей машинально переставлял ноги. Он слышал и понимал, что говорит ему человек, но в голове была какая-то муть. Они шли под соснами, потом свернули на проселочную дорогу. Местами человек почти нес изможденного Андрея.
   — Все, мне нужно возвращаться, — наконец сказал он. — Иди прямо через лес, там дорога. Машина тебя ждет. Понял?
   Андрей кивнул.
   — Ну иди, я посмотрю, — сказал усач.
   И Андрей пошел. Он шел, медленно переставляя ноги. Ступни не чувствовали влаги, холода, острых сучков… он шел вперед, туда, куда указал ему человек. Андрей знал, что только в этом его спасение. Потом вспомнил об усатом человеке, оглянулся, но его уже не было. Андрей шел дальше. Иногда он прислонялся к дереву, чтобы передохнуть. Но потом шел вперед, не понимая того, что уже давно сбился с дороги и идет не к шоссе, а вдоль него. В ушах звенело, перед глазами плыли круги, но он уходил, уходил от своих мучителей, зная, что сзади смерть, лютая смерть…
   Из-за кустов на расстоянии пятнадцати метров от Андрея вдруг выскочил мальчик с собакой.
   «Цыганенок», — подумал Андрей, не сбавляя шага.
   Цыганенок вдруг закричал что-то на непонятном своем языке и указал на Андрея пальцем. Из-за кустов вышли двое цыган. Один был высокий с золотыми зубами и шрамом через всю щеку. Андрей сразу узнал его. Что-то блеснуло у цыгана в руке.
 
   «Нож, — догадался Андрей. — Значит, вот она, моя смерть…»