Эммануэль Арсан
Ванесса
«Жизнь в конце концов всегда поддерживает тебя, а не смерть».
Бонфуа. «В ловушке преддверия»
Часть I
ОБЪЯСНЕНИЕ ИЕРОГЛИФОВ
Глава первая
ПРИЧИНА ИЗГНАНИЯ
Хат-ан-Шо — так назывался в Древнем Египте дворец, построенный на песке. Дворец на песке… Дворец песка… Дворец в Египте… Дворец… Верблюд на песке… Платон… Песчаная равнина… Песок…
Сквозь дремоту Гвидо рассматривал силуэт груди стюардессы, четко вырисовывавшийся на фоне ярко освещенного иллюминатора. Ее золотистые волосы с красноватым отливом напоминали ему пхент — двойную корону царей Древнего Египта. Изгиб рук девушки, уверенно держащей поднос, показался ему похожим на предпоследний иероглиф с той дощечки, где упоминается Маат Ка Ре Хатшепсутхнем Амон.
Еще со студенческих лет Гвидо испытывал сильный и не вполне объяснимый интерес к этой мудрой и загадочной царице, решительно изменившей порядки, которые царили в Египте периода правления XVIII династии. Ее брат и супруг, придя к власти после нее, безуспешно пытался уничтожить все ее изображения. Приказал даже стереть ее имя с фиванских колонн, обелисков и храмов, построенных ею. Но, несмотря на столь жестокие гонения, легенда о могуществе Хатшепсут все-таки достигла ушей Гвидо, и, что самое странное, ему, Гвидо, накануне отъезда из Милана с помощью одного из поручителей его компании удалось обнаружить следы былого величия царицы.
А здорово все-таки, когда тебя вспоминают спустя тридцать пять веков после смерти!
«В любом случае, — подумалось Гвидо, — пусть лучше сомневаются, жил ли ты на самом деле, чем совсем забудут! Интересно, удастся ли мне так долго издеваться над смертью и водить ее за нос? Моя жизнь запрограммирована в компьютерах, но знают ли эти электронные архивариусы, как законсервировать особенности моего имени, такого короткого и такого распространенного, на три с половиной тысячи лет?»
…Обнаженная рабыня склонилась перед могущественной повелительницей. У нее в руках яшмовый кубок, из которого невольница должна пригубить, прежде чем передать напиток госпоже. Она обязана также погрузить в жидкость свои малиновые соски. Властительница Верхнего и Нижнего Египта молча посмотрела на нежное лоно рабыни и коснулась ее колена…
…Колено стюардессы, склонившейся над Гвидо с бокалом шампанского и закусками, плотно прижалось к его бедру. Колоннам ее бедер явно было тесно в узкой фиолетовой юбке. Широко открытые глаза рассеянно смотрели вдаль, не выдавая ни чувств, ни желаний — взгляд античного виночерпия.
Гвидо пригубил шампанского и откинул голову на мягкое изголовье. Перед его мысленным взором то появлялись, то снова исчезали смутные образы женщин, существующие как бы вне времени и пространства, распадающиеся на отдельные клетки, сверкающие молекулы и теплые атомы. Все расплывалось перед его глазами, превращаясь в какие-то черточки и точки, как на экране испорченного телевизора…
А что если вся компьютерная программа не сработает? Ни машины, ни эти безликие управляющие, которые отправили Гвидо в неизвестность, не испытают от этого ни малейшего неудобства. Зато он обратится в ничто.
Он попробовал забавляться, жонглируя за закрытыми веками комбинациями цветных точек, составляя из них различные картины вроде тех, что выходят из-под кисти художников-пуантилистов. Гвидо снова открыл глаза, уже не думая о своем положении и дальнейших перспективах. В конце концов, его акции котируются достаточно высоко! Он широко улыбнулся стюардессе, колено которой все еще прижималось к его бедру. Не обращая внимания на остальных пассажиров, Гвидо погладил бедро девушки и почувствовал, какая у нее нежная прохладная кожа. Стюардесса ни словом, ни жестом не выразила своей реакции.
Чересчур тесная юбка не давала руке Гвидо продвинуться еще выше…
— В мои времена, — промолвила повелительница Двух Царств, — рабыни ничем не прикрывали свои округлые ягодицы. Кошки были священны. Я сделала культ богини-кошки государственной религией. А если я из каприза приказывала одной из своих подданных одеться, она должна была драпировать бедра в прозрачную ткань, которая не скрывала ее прелестей и не затрудняла доступ к ним.
Стюардесса, наклонившаяся за опустевшим подносом, словно прочитав мысли Гвидо, прижала руки к его животу.
— О, Джулия! — вздохнул Гвидо. Сейчас она еще спит среди простыней, пропахших любовью, такая же обессиленная, как и он. И так же, как и он сам, готовая начать все сначала. Такая же одинокая… Надолго ли?
Гвидо готов был побиться об заклад, что одиночество Джулии окончится раньше, чем он вернется! Быть может, она уже нетерпеливо просматривает список кандидатов. Он не терзался сомнениями по поводу того, кто из них окажется первым и насколько серьезной будет конкуренция. Мудрость его нанимателей и легкомысленное отношение к собственной жизни избавляли Гвидо от подобных проблем.
Проплывающий внизу ландшафт из голубого превратился в коричневый, а потом из розовато-лилового — в брынзовый. Стали видны высокие пальмы, окруженные тонкими цилиндрическими шпилями из камня и кирпича.
«Небоскребы веры! Впрочем, скорее вавилонские башни легковерия», — подумал Гвидо и стал готовиться к выходу.
Такси свернуло с ведущей из аэропорта дороги на белые проспекты каирских пригородов и покатило по берегу грязного Нила, осторожно лавируя в сонной толпе.
Гвидо почувствовал удивительный аромат эвкалипта, смешанный с гораздо более привычным запахом пыли.
После жалобного, словно крик умирающего, скрипа колес на поворотах и арабской велеречивости водителя, на которую приходилось отвечать молчаливыми кивками, Гвидо испытал явное облегчение, увидев наконец вывеску гостиницы. В любом «Хилтоне» он чувствовал себя как дома.
Впрочем, проникающий даже сквозь закрытые окна песок, который Гвидо увидел на подоконнике своего номера, неожиданно расстроил его. Мельчайшие, невидимые в мрачной комнате песчинки каким-то образом ухитрялись заполнять все пространство. Гвидо уже чувствовал их у себя под ногтями и в открытых чемоданах.
Зеркало и все остальные полированные поверхности тоже были усеяны сверкающими, как бриллианты, песчинками. Временами очередной неистовый порыв ветра проносился над городом, заволакивая тучами песка изобилующий куполами и минаретами пейзаж, в остальное время прозрачный и четкий, словно нарисованная на окне картина.
Несмотря на включенные кондиционеры, у Гвидо пересохло во рту и в носу, легкие болели.
— Это хамсин, сухой ветер пустыни, — объяснил официант, поставив перед вновь прибывшим заказанное им прохладительное. И добавил не то вежливо, не то снисходительно: — Обычно иностранцам бывает трудно привыкнуть к здешнему воздуху. — Я необычный иностранец, — улыбнулся Гвидо.
— Вот так-то, — задумчиво сказала она, — мне уже двадцать семь, три в кубе. Мидж еще спала рядом с ней, свернувшись в клубок, словно маленький ручной леопард. Ванесса склонилась над подругой, пытаясь догадаться, что заставляет ее улыбаться во сне. В эту ночь ноги Ванессы впервые скользнули между нежными бедрами Мидж, и ее восхитительные сладкие губы слегка приоткрылись…
Ванесса привела в порядок свои каштановые волосы, зачесав их, как всегда, назад.
Потом скользнула за портьеры и распахнула окно. Улица Юсуфа Мустафы, казалось, застыла в сонном оцепенении, несмотря на порывистый знойный ветер, полировавший мелкими песчинками фасады домов, покрывая их коричневым налетом. Как всегда после ночного веселья, у Ванессы ужасно болела голова.
Все еще обнаженная, она стала накрывать на стол к завтраку — в том углу квартиры, который сама выбрала для этой цели.
Мидж открыла громадные темные глаза и с изумлением обнаружила, что лежит в комнате Ванессы. Ее длинные вьющиеся волосы были растрепаны, прекрасный рот коптской еврейки полуоткрыт, будто бы Мидж хотела спросить, что она делает здесь, на этом темном меховом ковре, оттеняющем бледность ее кожи. Проказливо улыбнувшись Ванессе, она заявила:
— Я больше не стесняюсь!
— Докажи! — ответила Ванесса.
Одним прыжком девушка выскочила на середину комнаты, неосознанно приняв ту же позу распятия, в которой совсем недавно стояла Ванесса. Потом Мидж облизала кончик пальца и увлажнила слюной свое лоно. Клиновидная поросль внизу ее живота почти достигала пупка, четко очерчивая складку вульвы. Продолжая стоять прямо, она принялась энергично поглаживать себя и почти сразу же застонала.
— Продолжай! Иди до самого конца, — приказала Ванесса.
Мидж погрузила в себя мокрый палец и, задыхаясь, с трудом выговорила:
— Сейчас, уже скоро…
Но Ванесса уже не могла ждать. Опустившись на колени у ног подруги, она прижала руки Мидж к своим пышным волосам. Мидж раскрыла себя как могла широко. Ванесса жадно прильнула губами к пульсирующему клитору девушки и не отпускала ее, пока обессиленная Мидж не свалилась на пол. Тогда Ванесса сжала ее бедра и, запустив два пальца в ее пещеру, начала энергично двигать ими, имитируя фрикции мужского стержня. Когда Мидж уже не могла больше ни кричать, ни даже судорожно подергиваться, ванесса легла на нее головой к ногам, так что лоно каждой из них оказалось напротив рта подруги. Несколько минут они двигались в едином быстром ритме — вместе доходили до оргазма, опять начинали ласкать друг друга, снова изливались и вновь двигались без устали.
Длительность стала теперь неотъемлемой частью их наслаждения. Ни одна из них не хотела достигать оргазма первой. Мидж утратила контроль раньше, но даже после этого Ванесса не хотела останавливаться, пока не взорвалась в последнем экстазе.
Переезды часто разлучали Ванессу с теми, кого она любила. Она потеряла мать, не знала, где прячется ее отец. Разыскивать его снова было выше ее сил.
Ее мать… Ванесса улыбнулась, представив себе, как эта женщина, так непохожая на других каталонок, вдруг узнала бы себя в обнаженной девушке — своей дочери! Ванесса была уже взрослой, когда поняла, что ее мать способна броситься вдогонку за промелькнувшей на улице красавицей и, приведя ее домой, раздеть и обучать любви, которая ей так нравится. С еще большим удивлением Ванесса обнаружила, что идет по ее стопам даже в этом. Она и археологию выбрала, чтобы работать по той же специальности, что и мать.
Но Ванесса все-таки решила сбежать из Барселоны после получения ученой степени. Она оставила там Иньез и навещала мать только один-два раза в год. Почему она выбрала Каир? Потому ли, что Египет был страной археологов? Или потому, что это родина ее отца — человека, который без всяких объяснений и прощаний бросил их почти двадцать пять лет назад и которого они с тех пор не видели?
Можно понять его нежелание делить жену с другими, даже если эти другие — женщины. Но почему он отказался от единственной дочери? Может быть, втайне негодовал по поводу ее испанской крови? Не мог примириться с тем, что она лишь наполовину египтянка? А если так, то с какой стати он произвел ее на свет, женившись на иностранке? Разве он сам не подтвердил этим поступком, что для любви не существует границ?
Следуя примеру отца, Ванесса хотела быть космополитом. И действительно, знала ли она, какой язык для нее родной — арабский, испанский, французский, греческий, иврит или немецкий? Разве ее интересовала национальность мужчин и женщин, которых она любила? Невозможно любить и при этом принадлежать какой-то стране, считала Ванесса. Ведь любовь дает человеку новые корни, новую родину.
Когда Мидж, которой ужасно не хотелось идти в школу, наконец ушла, зазвонил телефон. Окончив разговор, Ванесса наполнила ванну, подсыпала соли и, погрузившись в теплую воду, снова предалась размышлениям.
— Мама, наверное, тоже соблазняла молоденьких девочек, — вслух произнесла она.
«Я была намного младше Мидж, когда научилась в одиночестве наслаждаться своим телом, — вспоминала она. — И с самого начала делала это несколько раз в день».
С самого детства, сколько Ванесса себя помнила, всякий раз, принимая ванну, она наслаждалась, доводя себя до оргазма. Конечно, это доставляет большее удовольствие в совокупности с какой-нибудь новой фантазией, поэтому сегодня Ванесса нарисовала в своем воображении юную девушку с нежным пушком на лобке и многообещающими бутонами грудей, которую она учила всему, что сама в ее возрасте уже знала. Потом она стала думать о незнакомце, который только что ей позвонил.
Ванессе нравился Ренато, бородатый архитектор из Ломбардии, давший этому человеку ее телефон. Незнакомец сказал, что только вчера виделся с Ренато в Милане. И что тот продолжает мечтать о домах, построенных в форме цветка розы. Он все такой же скромный, с головой погруженный в работу, все так же любит хорошее вино. Именно Ренато убедил ее собеседника, что только она, Ванесса, сможет интересно рассказать ему обо всех достопримечательностях и чудесах этой страны и стать его провожатым в пустыне.
Уже после звонка Ванесса поняла, что незнакомец выбрал для своего предложения самое неудобное время. Она действительно работала по совместительству гидом, зарабатывая кое-что в дополнение к зарплате сотрудника археологической миссии ЮНЕСКО. Сейчас Ванесса планировала поездку в Верхний Египет. Неужели же она должна менять свои планы только из-за того, что друг ее друга хочет взять ее с собой в путешествие по Нилу?
Тем не менее Ванесса согласилась с ним встретиться. Правда, это было до того, как теплая ванна умерила ее любопытство. А теперь… Впрочем, в «Хилтоне» подают вполне сносный ужин.
«До конца месяца еще далеко, а в кошельке пусто, — подумала она. — Должна же я когда-нибудь научиться не бросать деньги на ветер!»
На что же она все потратила? Конечно, не на тряпки и безделушки. Вот книги — другое дело. И антиквариат, который стоит немалых денег. Вместо того, чтобы следить за своим бюджетом, не пренебрегая дешевыми распродажами и выгодными предложениями. Хотя, конечно, никто из ее круга не ломает голову над тем, как сводить концы с концами.
Это все плоды воспитания Иньез! Ванесса надела платье из тонкого бледно-голубого шелка с темным узором и массивное серебряное ожерелье, привезенное из Эфиопии, покрасила губы светлой помадой, подвела глаза тоненькими линиями арабской краски. Ванесса знала, что это делает ее похожей на одну из египетских богинь. Хотя нельзя сказать, что ей так уж нравилась Маат, богиня истины и правосудия, но Маат, безусловно, была привлекательна. Даже танец ее обладал могучей притягательной силой, и мужчины ее времени должны были постоянно в нее влюбляться. Статуэтка сидящей Маат со страусовым пером на голове… Высеченная из камня богиня, держащая на коленях древний крест анх, символ вечности, была одним из тех сокровищ, приобретение которых немало способствовало разорению Ванессы. Выходя из комнаты, она подмигнула богине.
— Должен признаться, Ренато Бомбо меня не обманул!
— Меня он тоже не разочаровал, — улыбнулась Ванесса. — Как он там? Подумывает о возвращении сюда?
— Ренато просил, чтобы я вас поцеловал от его имени, — сказал Гвидо. И очень удивился, когда Ванесса подставила ему щеку, но учтиво поцеловал ее.
— А вы совсем не похожи на Ренато, — поделилась Ванесса с ним своим первым впечатлением.
У Ванессы не было особого желания продолжать это знакомство. Гвидо показался ей довольно скучным и самоуверенным снобом. Ванесса даже подумала, что он очень беспокоится, как бы не помять свой новый модный костюм и не растрепать красивые темные волосы.
— Я никого не знаю в Египте, кроме одной царицы, которая, похоже, нравится только мне одному. Ее знают под именем Маат Ка Ре Хатшепсутхнем Амон… — сказал Гвидо.
— Хатшепсут была сукой, — перебила Ванесса, — но Маат моя богиня. Где вы на нее наткнулись?
— На богиню? Нигде. И на фараоншу тоже. Просто мне нравится рисовать, как ее несут обнаженные рабыни.
— Мы не могли жить в одну эпоху, — вздохнула Ванесса. — И мы никогда с ней не встретимся.
— Давайте договоримся о будущем, — предложил Гвидо. — Честно говоря, я не знаток истории, но у меня много времени на учебу.
— Вы хотите учиться у меня? — поразилась Ванесса.
— Разве это не ваша специальность?
— Нет. Я чернорабочий, землекоп. Собираю черепки.
— Ну, это то же самое. Ренато говорит, что заниматься практическим делом — значит быть специалистом.
— Ренато очень милый, но он об этом ничего не знает. Вы хотите помочь мне в раскопках?
— Помочь в раскопках?
— Извините, да…
— Но меня больше интересуют люди, чем то, что лежит в земле.
— Люди?
— Да, человеческие существа.
— Замечательно, но разве это профессия?
— Я писатель, — объяснил Гвидо.
— А!
Гвидо почувствовал себя неуверенно, но продолжал настаивать:
— Я, конечно, не достиг уровня Ренато. Но я его друг. Может быть, вы все-таки согласитесь сделать для меня малую часть того, что сделали для него?
— Малую часть?
— Я хочу сказать, что вы всюду его сопровождали, даже в Судан. Вы три месяца не расставались с Ренато…
— Даже больше — девяносто девять дней.
— Может быть, вы все же согласитесь стать моим гидом и учителем, пусть даже вы не будете заводить меня так далеко и тратить на меня столько времени?
— Я не подготовлена к сопровождению секретных агентов.
— Что? А, понимаю… — Гвидо громко расхохотался, и это понравилось Ванессе. — Уверяю вас, вы ошибаетесь! Я не имею к этим делам никакого отношения. Ренато говорил мне, что вы позитивист или материалист. Я точно не помню. А может, рационалист?
— Я не «ист». Даже не турист. И я сопровождала Ренато не ради того, чтобы посмотреть страну, и даже не потому, что хотела спать с ним. Просто мне нужны были деньги. Я выполняю работу драгомана, переводчика, чтобы обеспечить себе хорошую жизнь. Но я не стану заниматься чем попало ни за какие деньги, хотя и не работаю бесплатно.
— Я же не предлагаю вам сопровождать меня задаром! — с некоторым раздражением ответил Гвидо.
— К сожалению, у меня сейчас полно заказов. Извините, что отняла у вас столько времени.
— Мне не нужно, чтобы вы показывали мне то, что вам уже известно, — продолжал настаивать Гвидо. — Я считаю, что мы вместе сможем узнать что-то новое.
— Новое? — удивленно переспросила Ванесса.
— Совершенно новое .и не известное никому.
Ванесса широко раскрыла глаза от изумления.
— Вы нужны мне не в своей обычной роли гида-переводчика, а в качестве археолога, — объяснил Гвидо. — Вы настоящий археолог. Сделанный вами выбор показывает, что у вас есть страсть к исследованиям. Вы не довольствуетесь тем, что известно другим людям, а стараетесь найти новое, о чем не знает никто.
Ванесса благожелательно улыбнулась, и Гвидо, облегченно вздохнув, снова заговорил:
— Если вы найдете древнюю реликвию, копии или даже единственная копия которой уже есть в музее, то это, я уверен, не принесет вам радости. Вы будете счастливы, только открыв нечто новое, о чем никто даже не подозревал, в некотором смысле даже что-то изобретете.
— И вы действительно думаете, что мы вдвоем сможем что-то изобрести? — улыбнулась Ванесса.
— Не знаю, но хотел бы попробовать.
Она немного подумала и медленно произнесла:
— Это судьба. Но что заставляет вас думать, будто мы поладим? Только ничего не говорите о моих глазах, носе и сосках. Иначе вы все испортите.
— Я не хочу играть с вами в эти игры. Я знаю о вас только то, что рассказал мне Ренато, и не питаю иллюзий относительно полноты этого знания. Но мне ужасно хочется, чтобы вы приняли мое предложение.
— А вы знаете, мистер Андреотти?..
— Нет, о чем? ,
— Что я не имею ни малейшего понятия о сути вашего предложения.
В это время внимание Гвидо привлекла с шумом вошедшая в бар большая компания. Все женщины были ошеломляюще красивы и элегантны. На них были платья с очень глубокими декольте и плотно облегающие юбки с разрезами. Шеи и запястья украшали драгоценности. Ванесса с одобрением отметила, какой интерес вызвала у него эта неожиданная выставка мод.
Одна из девушек, показавшаяся Гвидо самой красивой, заметила Ванессу и радостно приветствовала ее. Потом освободилась от державшей ее руки и, проскользнув между столиками, поцеловала Ванессу в губы. При этом движении глубокий вырез платья полностью открыл взгляду Гвидо ее грудь.
Ванесса обняла девушку, удерживая ее в этом положении. Гвидо догадался, что она хочет порадовать его этим зрелищем.
Когда девушка вернулась к своей компании, Ванесса спросила:
— Ну, как она вам понравилась?
— Она великолепна, — признался Гвидо. — Вы отлично выбираете друзей… — И добавил, не давая Ванессе времени предложить ему познакомиться с этой девушкой поближе: — Видите, у нас и вкусы сходятся. Это хороший признак.
Следующий поступок Ванессы застал его врасплох. Ничего не отвечая, она вдруг тяжело навалилась на плечо Гвидо. Он хотел было обнять Ванессу, но вовремя остановился. Следующие несколько минут он ничего не говорил и не двигался. Ванесса казалась спящей. Наконец она выпрямилась и посмотрела собеседнику прямо в глаза.
— Ну?
— Вы знаете о том, что здесь есть дворец, затерянный в пустыне?
— Хат-ан-Шо, — кивнула Ванесса. — Это не здесь. Этот дворец очень далеко отсюда. В Сивахе — оазисе где-то на краю света.
— Это одно из мест, куда я хочу попасть.
— Туда никто не может попасть.
— Неужели это не заставляет вас туда стремиться?
Ванесса немного подумала и ответила с обезоруживающей откровенностью:
— Конечно. Но почему я должна стремиться попасть туда вместе с вами?
— Теперь я вижу, что действительно вам не поправился, — вздохнул Гвидо.
— Не пытайтесь поразить меня громкими фразами, — медленно произнесла Ванесса. — Лучше расскажите, только на этот раз откровенно, почему вы так хотите попасть в Хат-ан-Шо вместе со мной.
— Об этом я уже говорил, — пожал плечами Гвидо.
— Нет. В Каире множество гидов и переводчиков гораздо лучших, чем я. Много более знающих историков и археологов.
— Что вы хотите этим сказать? — возмутился Гвидо, как будто единственной целью его приезда было уговорить Ванессу.
— Ладно, давайте пофилософствуем, если вам так нравится, — усмехнулась Ванесса. — Скажите, наш разговор кажется вам откровенным? Если мужчина приглашает женщину на ужин, он что — хочет обменяться с ней новостями или поболтать о географии? А если у него другое на уме, почему бы ему не перейти прямо к делу и не спросить .обо всем открыто? Может быть, он стыдится своих намерений? Но дело даже не в этом. Причина в том, что у него нет соответствующих слов! Мы часто лицемерим только потому, что не можем высказать свою мысль.
Гвидо взглянул на нее с прежней веселой улыбкой.
— К вам, по крайней мере, это не относится! — заявил он. — А почему вы не сказали этого сразу? Может, просто хотели допить коньяк и уйти?
— Точно. Но сейчас мне хочется потанцевать. А чего я захочу потом, пока не знаю.
Дискотека, конечно, была переполнена. Но официант, старательно пытавшийся подражать американской кинозвезде Джону Трэволту, все-таки нашел для них уголок. В тот вечер динамики были, как ни странно, включены на полную мощность, поэтому, чтобы быть услышанным, приходилось повторять каждое слово по несколько раз. Но, несмотря на это, они продолжали беседу.
После нескольких танцев Гвидо предложил немного отдохнуть. Места за их столиком было достаточно, но Ванесса села так близко, что оказалась почти у него на коленях. Она подала Гвидо бумажную салфетку, чтобы он вытер пот со лба.
— У вас такие нежные руки! — улыбнулся Гвидо. — Вы, наверное, часто себя ласкаете?
— Странная логика! — расхохоталась Ванесса. — А впрочем, вы правы.
Гвидо почувствовал, как расслабленные и податливые бедра женщины прижимаются к нему. Растущее возбуждение быстро подавило все мысли о необходимости держаться в рамках приличий. Свободной рукой он поднял ее юбку, полностью оголив ноги. Ванесса казалась скорее довольной, чем оскорбленной. Гвидо почувствовал, как твердеет, наполняясь кровью, его член. И увидел темный треугольник густых волос. Естественно, первой его мыслью было: «О, она не носит трусы!» Он мысленно выругал себя, что не догадался об этом раньше. До сих пор Гвидо гордился своей способностью сразу определять, к какой из двух категорий относится женщина — носит она нижнее белье или нет. Эти категории, по его убеждению, делят сейчас мир так же, как в древние времена добро и зло.
— Давайте потанцуем еще! — предложила Ванесса. Гвидо неохотно повел ее в толпу на танцевальной площадке, вертящуюся под «Би Джиз». На этот раз он старался, чтобы нижние половины их тел едва соприкасались: нельзя же начисто игнорировать условности! Ванесса быстро приняла новые правила игры. Пожалуй, даже слишком быстро, подумал Гвидо. Эффект, произведенный на него Ваной вначале, несколько ослаб. Вблизи она показалась слишком предсказуемой.
Сквозь дремоту Гвидо рассматривал силуэт груди стюардессы, четко вырисовывавшийся на фоне ярко освещенного иллюминатора. Ее золотистые волосы с красноватым отливом напоминали ему пхент — двойную корону царей Древнего Египта. Изгиб рук девушки, уверенно держащей поднос, показался ему похожим на предпоследний иероглиф с той дощечки, где упоминается Маат Ка Ре Хатшепсутхнем Амон.
Еще со студенческих лет Гвидо испытывал сильный и не вполне объяснимый интерес к этой мудрой и загадочной царице, решительно изменившей порядки, которые царили в Египте периода правления XVIII династии. Ее брат и супруг, придя к власти после нее, безуспешно пытался уничтожить все ее изображения. Приказал даже стереть ее имя с фиванских колонн, обелисков и храмов, построенных ею. Но, несмотря на столь жестокие гонения, легенда о могуществе Хатшепсут все-таки достигла ушей Гвидо, и, что самое странное, ему, Гвидо, накануне отъезда из Милана с помощью одного из поручителей его компании удалось обнаружить следы былого величия царицы.
А здорово все-таки, когда тебя вспоминают спустя тридцать пять веков после смерти!
«В любом случае, — подумалось Гвидо, — пусть лучше сомневаются, жил ли ты на самом деле, чем совсем забудут! Интересно, удастся ли мне так долго издеваться над смертью и водить ее за нос? Моя жизнь запрограммирована в компьютерах, но знают ли эти электронные архивариусы, как законсервировать особенности моего имени, такого короткого и такого распространенного, на три с половиной тысячи лет?»
…Обнаженная рабыня склонилась перед могущественной повелительницей. У нее в руках яшмовый кубок, из которого невольница должна пригубить, прежде чем передать напиток госпоже. Она обязана также погрузить в жидкость свои малиновые соски. Властительница Верхнего и Нижнего Египта молча посмотрела на нежное лоно рабыни и коснулась ее колена…
…Колено стюардессы, склонившейся над Гвидо с бокалом шампанского и закусками, плотно прижалось к его бедру. Колоннам ее бедер явно было тесно в узкой фиолетовой юбке. Широко открытые глаза рассеянно смотрели вдаль, не выдавая ни чувств, ни желаний — взгляд античного виночерпия.
Гвидо пригубил шампанского и откинул голову на мягкое изголовье. Перед его мысленным взором то появлялись, то снова исчезали смутные образы женщин, существующие как бы вне времени и пространства, распадающиеся на отдельные клетки, сверкающие молекулы и теплые атомы. Все расплывалось перед его глазами, превращаясь в какие-то черточки и точки, как на экране испорченного телевизора…
А что если вся компьютерная программа не сработает? Ни машины, ни эти безликие управляющие, которые отправили Гвидо в неизвестность, не испытают от этого ни малейшего неудобства. Зато он обратится в ничто.
Он попробовал забавляться, жонглируя за закрытыми веками комбинациями цветных точек, составляя из них различные картины вроде тех, что выходят из-под кисти художников-пуантилистов. Гвидо снова открыл глаза, уже не думая о своем положении и дальнейших перспективах. В конце концов, его акции котируются достаточно высоко! Он широко улыбнулся стюардессе, колено которой все еще прижималось к его бедру. Не обращая внимания на остальных пассажиров, Гвидо погладил бедро девушки и почувствовал, какая у нее нежная прохладная кожа. Стюардесса ни словом, ни жестом не выразила своей реакции.
Чересчур тесная юбка не давала руке Гвидо продвинуться еще выше…
— В мои времена, — промолвила повелительница Двух Царств, — рабыни ничем не прикрывали свои округлые ягодицы. Кошки были священны. Я сделала культ богини-кошки государственной религией. А если я из каприза приказывала одной из своих подданных одеться, она должна была драпировать бедра в прозрачную ткань, которая не скрывала ее прелестей и не затрудняла доступ к ним.
Стюардесса, наклонившаяся за опустевшим подносом, словно прочитав мысли Гвидо, прижала руки к его животу.
— О, Джулия! — вздохнул Гвидо. Сейчас она еще спит среди простыней, пропахших любовью, такая же обессиленная, как и он. И так же, как и он сам, готовая начать все сначала. Такая же одинокая… Надолго ли?
Гвидо готов был побиться об заклад, что одиночество Джулии окончится раньше, чем он вернется! Быть может, она уже нетерпеливо просматривает список кандидатов. Он не терзался сомнениями по поводу того, кто из них окажется первым и насколько серьезной будет конкуренция. Мудрость его нанимателей и легкомысленное отношение к собственной жизни избавляли Гвидо от подобных проблем.
Проплывающий внизу ландшафт из голубого превратился в коричневый, а потом из розовато-лилового — в брынзовый. Стали видны высокие пальмы, окруженные тонкими цилиндрическими шпилями из камня и кирпича.
«Небоскребы веры! Впрочем, скорее вавилонские башни легковерия», — подумал Гвидо и стал готовиться к выходу.
Такси свернуло с ведущей из аэропорта дороги на белые проспекты каирских пригородов и покатило по берегу грязного Нила, осторожно лавируя в сонной толпе.
Гвидо почувствовал удивительный аромат эвкалипта, смешанный с гораздо более привычным запахом пыли.
После жалобного, словно крик умирающего, скрипа колес на поворотах и арабской велеречивости водителя, на которую приходилось отвечать молчаливыми кивками, Гвидо испытал явное облегчение, увидев наконец вывеску гостиницы. В любом «Хилтоне» он чувствовал себя как дома.
Впрочем, проникающий даже сквозь закрытые окна песок, который Гвидо увидел на подоконнике своего номера, неожиданно расстроил его. Мельчайшие, невидимые в мрачной комнате песчинки каким-то образом ухитрялись заполнять все пространство. Гвидо уже чувствовал их у себя под ногтями и в открытых чемоданах.
Зеркало и все остальные полированные поверхности тоже были усеяны сверкающими, как бриллианты, песчинками. Временами очередной неистовый порыв ветра проносился над городом, заволакивая тучами песка изобилующий куполами и минаретами пейзаж, в остальное время прозрачный и четкий, словно нарисованная на окне картина.
Несмотря на включенные кондиционеры, у Гвидо пересохло во рту и в носу, легкие болели.
— Это хамсин, сухой ветер пустыни, — объяснил официант, поставив перед вновь прибывшим заказанное им прохладительное. И добавил не то вежливо, не то снисходительно: — Обычно иностранцам бывает трудно привыкнуть к здешнему воздуху. — Я необычный иностранец, — улыбнулся Гвидо.
* * *
А в это время на другом конце огромного города на меховом ковре, расстеленном под окном, проснулась Ванесса.— Вот так-то, — задумчиво сказала она, — мне уже двадцать семь, три в кубе. Мидж еще спала рядом с ней, свернувшись в клубок, словно маленький ручной леопард. Ванесса склонилась над подругой, пытаясь догадаться, что заставляет ее улыбаться во сне. В эту ночь ноги Ванессы впервые скользнули между нежными бедрами Мидж, и ее восхитительные сладкие губы слегка приоткрылись…
Ванесса привела в порядок свои каштановые волосы, зачесав их, как всегда, назад.
Потом скользнула за портьеры и распахнула окно. Улица Юсуфа Мустафы, казалось, застыла в сонном оцепенении, несмотря на порывистый знойный ветер, полировавший мелкими песчинками фасады домов, покрывая их коричневым налетом. Как всегда после ночного веселья, у Ванессы ужасно болела голова.
Все еще обнаженная, она стала накрывать на стол к завтраку — в том углу квартиры, который сама выбрала для этой цели.
Мидж открыла громадные темные глаза и с изумлением обнаружила, что лежит в комнате Ванессы. Ее длинные вьющиеся волосы были растрепаны, прекрасный рот коптской еврейки полуоткрыт, будто бы Мидж хотела спросить, что она делает здесь, на этом темном меховом ковре, оттеняющем бледность ее кожи. Проказливо улыбнувшись Ванессе, она заявила:
— Я больше не стесняюсь!
— Докажи! — ответила Ванесса.
Одним прыжком девушка выскочила на середину комнаты, неосознанно приняв ту же позу распятия, в которой совсем недавно стояла Ванесса. Потом Мидж облизала кончик пальца и увлажнила слюной свое лоно. Клиновидная поросль внизу ее живота почти достигала пупка, четко очерчивая складку вульвы. Продолжая стоять прямо, она принялась энергично поглаживать себя и почти сразу же застонала.
— Продолжай! Иди до самого конца, — приказала Ванесса.
Мидж погрузила в себя мокрый палец и, задыхаясь, с трудом выговорила:
— Сейчас, уже скоро…
Но Ванесса уже не могла ждать. Опустившись на колени у ног подруги, она прижала руки Мидж к своим пышным волосам. Мидж раскрыла себя как могла широко. Ванесса жадно прильнула губами к пульсирующему клитору девушки и не отпускала ее, пока обессиленная Мидж не свалилась на пол. Тогда Ванесса сжала ее бедра и, запустив два пальца в ее пещеру, начала энергично двигать ими, имитируя фрикции мужского стержня. Когда Мидж уже не могла больше ни кричать, ни даже судорожно подергиваться, ванесса легла на нее головой к ногам, так что лоно каждой из них оказалось напротив рта подруги. Несколько минут они двигались в едином быстром ритме — вместе доходили до оргазма, опять начинали ласкать друг друга, снова изливались и вновь двигались без устали.
Длительность стала теперь неотъемлемой частью их наслаждения. Ни одна из них не хотела достигать оргазма первой. Мидж утратила контроль раньше, но даже после этого Ванесса не хотела останавливаться, пока не взорвалась в последнем экстазе.
Переезды часто разлучали Ванессу с теми, кого она любила. Она потеряла мать, не знала, где прячется ее отец. Разыскивать его снова было выше ее сил.
Ее мать… Ванесса улыбнулась, представив себе, как эта женщина, так непохожая на других каталонок, вдруг узнала бы себя в обнаженной девушке — своей дочери! Ванесса была уже взрослой, когда поняла, что ее мать способна броситься вдогонку за промелькнувшей на улице красавицей и, приведя ее домой, раздеть и обучать любви, которая ей так нравится. С еще большим удивлением Ванесса обнаружила, что идет по ее стопам даже в этом. Она и археологию выбрала, чтобы работать по той же специальности, что и мать.
Но Ванесса все-таки решила сбежать из Барселоны после получения ученой степени. Она оставила там Иньез и навещала мать только один-два раза в год. Почему она выбрала Каир? Потому ли, что Египет был страной археологов? Или потому, что это родина ее отца — человека, который без всяких объяснений и прощаний бросил их почти двадцать пять лет назад и которого они с тех пор не видели?
Можно понять его нежелание делить жену с другими, даже если эти другие — женщины. Но почему он отказался от единственной дочери? Может быть, втайне негодовал по поводу ее испанской крови? Не мог примириться с тем, что она лишь наполовину египтянка? А если так, то с какой стати он произвел ее на свет, женившись на иностранке? Разве он сам не подтвердил этим поступком, что для любви не существует границ?
Следуя примеру отца, Ванесса хотела быть космополитом. И действительно, знала ли она, какой язык для нее родной — арабский, испанский, французский, греческий, иврит или немецкий? Разве ее интересовала национальность мужчин и женщин, которых она любила? Невозможно любить и при этом принадлежать какой-то стране, считала Ванесса. Ведь любовь дает человеку новые корни, новую родину.
Когда Мидж, которой ужасно не хотелось идти в школу, наконец ушла, зазвонил телефон. Окончив разговор, Ванесса наполнила ванну, подсыпала соли и, погрузившись в теплую воду, снова предалась размышлениям.
— Мама, наверное, тоже соблазняла молоденьких девочек, — вслух произнесла она.
«Я была намного младше Мидж, когда научилась в одиночестве наслаждаться своим телом, — вспоминала она. — И с самого начала делала это несколько раз в день».
С самого детства, сколько Ванесса себя помнила, всякий раз, принимая ванну, она наслаждалась, доводя себя до оргазма. Конечно, это доставляет большее удовольствие в совокупности с какой-нибудь новой фантазией, поэтому сегодня Ванесса нарисовала в своем воображении юную девушку с нежным пушком на лобке и многообещающими бутонами грудей, которую она учила всему, что сама в ее возрасте уже знала. Потом она стала думать о незнакомце, который только что ей позвонил.
Ванессе нравился Ренато, бородатый архитектор из Ломбардии, давший этому человеку ее телефон. Незнакомец сказал, что только вчера виделся с Ренато в Милане. И что тот продолжает мечтать о домах, построенных в форме цветка розы. Он все такой же скромный, с головой погруженный в работу, все так же любит хорошее вино. Именно Ренато убедил ее собеседника, что только она, Ванесса, сможет интересно рассказать ему обо всех достопримечательностях и чудесах этой страны и стать его провожатым в пустыне.
Уже после звонка Ванесса поняла, что незнакомец выбрал для своего предложения самое неудобное время. Она действительно работала по совместительству гидом, зарабатывая кое-что в дополнение к зарплате сотрудника археологической миссии ЮНЕСКО. Сейчас Ванесса планировала поездку в Верхний Египет. Неужели же она должна менять свои планы только из-за того, что друг ее друга хочет взять ее с собой в путешествие по Нилу?
Тем не менее Ванесса согласилась с ним встретиться. Правда, это было до того, как теплая ванна умерила ее любопытство. А теперь… Впрочем, в «Хилтоне» подают вполне сносный ужин.
«До конца месяца еще далеко, а в кошельке пусто, — подумала она. — Должна же я когда-нибудь научиться не бросать деньги на ветер!»
На что же она все потратила? Конечно, не на тряпки и безделушки. Вот книги — другое дело. И антиквариат, который стоит немалых денег. Вместо того, чтобы следить за своим бюджетом, не пренебрегая дешевыми распродажами и выгодными предложениями. Хотя, конечно, никто из ее круга не ломает голову над тем, как сводить концы с концами.
Это все плоды воспитания Иньез! Ванесса надела платье из тонкого бледно-голубого шелка с темным узором и массивное серебряное ожерелье, привезенное из Эфиопии, покрасила губы светлой помадой, подвела глаза тоненькими линиями арабской краски. Ванесса знала, что это делает ее похожей на одну из египетских богинь. Хотя нельзя сказать, что ей так уж нравилась Маат, богиня истины и правосудия, но Маат, безусловно, была привлекательна. Даже танец ее обладал могучей притягательной силой, и мужчины ее времени должны были постоянно в нее влюбляться. Статуэтка сидящей Маат со страусовым пером на голове… Высеченная из камня богиня, держащая на коленях древний крест анх, символ вечности, была одним из тех сокровищ, приобретение которых немало способствовало разорению Ванессы. Выходя из комнаты, она подмигнула богине.
* * *
В баре «Хилтона» сидел только один привлекательный мужчина, и Ванесса пошла прямо к нему. Он вежливо встал навстречу и представился — Гвидо Андреотти, потом порадовал слух Ванессы изысканным итальянским комплиментом:— Должен признаться, Ренато Бомбо меня не обманул!
— Меня он тоже не разочаровал, — улыбнулась Ванесса. — Как он там? Подумывает о возвращении сюда?
— Ренато просил, чтобы я вас поцеловал от его имени, — сказал Гвидо. И очень удивился, когда Ванесса подставила ему щеку, но учтиво поцеловал ее.
— А вы совсем не похожи на Ренато, — поделилась Ванесса с ним своим первым впечатлением.
У Ванессы не было особого желания продолжать это знакомство. Гвидо показался ей довольно скучным и самоуверенным снобом. Ванесса даже подумала, что он очень беспокоится, как бы не помять свой новый модный костюм и не растрепать красивые темные волосы.
— Я никого не знаю в Египте, кроме одной царицы, которая, похоже, нравится только мне одному. Ее знают под именем Маат Ка Ре Хатшепсутхнем Амон… — сказал Гвидо.
— Хатшепсут была сукой, — перебила Ванесса, — но Маат моя богиня. Где вы на нее наткнулись?
— На богиню? Нигде. И на фараоншу тоже. Просто мне нравится рисовать, как ее несут обнаженные рабыни.
— Мы не могли жить в одну эпоху, — вздохнула Ванесса. — И мы никогда с ней не встретимся.
— Давайте договоримся о будущем, — предложил Гвидо. — Честно говоря, я не знаток истории, но у меня много времени на учебу.
— Вы хотите учиться у меня? — поразилась Ванесса.
— Разве это не ваша специальность?
— Нет. Я чернорабочий, землекоп. Собираю черепки.
— Ну, это то же самое. Ренато говорит, что заниматься практическим делом — значит быть специалистом.
— Ренато очень милый, но он об этом ничего не знает. Вы хотите помочь мне в раскопках?
— Помочь в раскопках?
— Извините, да…
— Но меня больше интересуют люди, чем то, что лежит в земле.
— Люди?
— Да, человеческие существа.
— Замечательно, но разве это профессия?
— Я писатель, — объяснил Гвидо.
— А!
Гвидо почувствовал себя неуверенно, но продолжал настаивать:
— Я, конечно, не достиг уровня Ренато. Но я его друг. Может быть, вы все-таки согласитесь сделать для меня малую часть того, что сделали для него?
— Малую часть?
— Я хочу сказать, что вы всюду его сопровождали, даже в Судан. Вы три месяца не расставались с Ренато…
— Даже больше — девяносто девять дней.
— Может быть, вы все же согласитесь стать моим гидом и учителем, пусть даже вы не будете заводить меня так далеко и тратить на меня столько времени?
— Я не подготовлена к сопровождению секретных агентов.
— Что? А, понимаю… — Гвидо громко расхохотался, и это понравилось Ванессе. — Уверяю вас, вы ошибаетесь! Я не имею к этим делам никакого отношения. Ренато говорил мне, что вы позитивист или материалист. Я точно не помню. А может, рационалист?
— Я не «ист». Даже не турист. И я сопровождала Ренато не ради того, чтобы посмотреть страну, и даже не потому, что хотела спать с ним. Просто мне нужны были деньги. Я выполняю работу драгомана, переводчика, чтобы обеспечить себе хорошую жизнь. Но я не стану заниматься чем попало ни за какие деньги, хотя и не работаю бесплатно.
— Я же не предлагаю вам сопровождать меня задаром! — с некоторым раздражением ответил Гвидо.
— К сожалению, у меня сейчас полно заказов. Извините, что отняла у вас столько времени.
— Мне не нужно, чтобы вы показывали мне то, что вам уже известно, — продолжал настаивать Гвидо. — Я считаю, что мы вместе сможем узнать что-то новое.
— Новое? — удивленно переспросила Ванесса.
— Совершенно новое .и не известное никому.
Ванесса широко раскрыла глаза от изумления.
— Вы нужны мне не в своей обычной роли гида-переводчика, а в качестве археолога, — объяснил Гвидо. — Вы настоящий археолог. Сделанный вами выбор показывает, что у вас есть страсть к исследованиям. Вы не довольствуетесь тем, что известно другим людям, а стараетесь найти новое, о чем не знает никто.
Ванесса благожелательно улыбнулась, и Гвидо, облегченно вздохнув, снова заговорил:
— Если вы найдете древнюю реликвию, копии или даже единственная копия которой уже есть в музее, то это, я уверен, не принесет вам радости. Вы будете счастливы, только открыв нечто новое, о чем никто даже не подозревал, в некотором смысле даже что-то изобретете.
— И вы действительно думаете, что мы вдвоем сможем что-то изобрести? — улыбнулась Ванесса.
— Не знаю, но хотел бы попробовать.
Она немного подумала и медленно произнесла:
— Это судьба. Но что заставляет вас думать, будто мы поладим? Только ничего не говорите о моих глазах, носе и сосках. Иначе вы все испортите.
— Я не хочу играть с вами в эти игры. Я знаю о вас только то, что рассказал мне Ренато, и не питаю иллюзий относительно полноты этого знания. Но мне ужасно хочется, чтобы вы приняли мое предложение.
— А вы знаете, мистер Андреотти?..
— Нет, о чем? ,
— Что я не имею ни малейшего понятия о сути вашего предложения.
В это время внимание Гвидо привлекла с шумом вошедшая в бар большая компания. Все женщины были ошеломляюще красивы и элегантны. На них были платья с очень глубокими декольте и плотно облегающие юбки с разрезами. Шеи и запястья украшали драгоценности. Ванесса с одобрением отметила, какой интерес вызвала у него эта неожиданная выставка мод.
Одна из девушек, показавшаяся Гвидо самой красивой, заметила Ванессу и радостно приветствовала ее. Потом освободилась от державшей ее руки и, проскользнув между столиками, поцеловала Ванессу в губы. При этом движении глубокий вырез платья полностью открыл взгляду Гвидо ее грудь.
Ванесса обняла девушку, удерживая ее в этом положении. Гвидо догадался, что она хочет порадовать его этим зрелищем.
Когда девушка вернулась к своей компании, Ванесса спросила:
— Ну, как она вам понравилась?
— Она великолепна, — признался Гвидо. — Вы отлично выбираете друзей… — И добавил, не давая Ванессе времени предложить ему познакомиться с этой девушкой поближе: — Видите, у нас и вкусы сходятся. Это хороший признак.
Следующий поступок Ванессы застал его врасплох. Ничего не отвечая, она вдруг тяжело навалилась на плечо Гвидо. Он хотел было обнять Ванессу, но вовремя остановился. Следующие несколько минут он ничего не говорил и не двигался. Ванесса казалась спящей. Наконец она выпрямилась и посмотрела собеседнику прямо в глаза.
— Ну?
— Вы знаете о том, что здесь есть дворец, затерянный в пустыне?
— Хат-ан-Шо, — кивнула Ванесса. — Это не здесь. Этот дворец очень далеко отсюда. В Сивахе — оазисе где-то на краю света.
— Это одно из мест, куда я хочу попасть.
— Туда никто не может попасть.
— Неужели это не заставляет вас туда стремиться?
Ванесса немного подумала и ответила с обезоруживающей откровенностью:
— Конечно. Но почему я должна стремиться попасть туда вместе с вами?
— Теперь я вижу, что действительно вам не поправился, — вздохнул Гвидо.
— Не пытайтесь поразить меня громкими фразами, — медленно произнесла Ванесса. — Лучше расскажите, только на этот раз откровенно, почему вы так хотите попасть в Хат-ан-Шо вместе со мной.
— Об этом я уже говорил, — пожал плечами Гвидо.
— Нет. В Каире множество гидов и переводчиков гораздо лучших, чем я. Много более знающих историков и археологов.
— Что вы хотите этим сказать? — возмутился Гвидо, как будто единственной целью его приезда было уговорить Ванессу.
— Ладно, давайте пофилософствуем, если вам так нравится, — усмехнулась Ванесса. — Скажите, наш разговор кажется вам откровенным? Если мужчина приглашает женщину на ужин, он что — хочет обменяться с ней новостями или поболтать о географии? А если у него другое на уме, почему бы ему не перейти прямо к делу и не спросить .обо всем открыто? Может быть, он стыдится своих намерений? Но дело даже не в этом. Причина в том, что у него нет соответствующих слов! Мы часто лицемерим только потому, что не можем высказать свою мысль.
Гвидо взглянул на нее с прежней веселой улыбкой.
— К вам, по крайней мере, это не относится! — заявил он. — А почему вы не сказали этого сразу? Может, просто хотели допить коньяк и уйти?
— Точно. Но сейчас мне хочется потанцевать. А чего я захочу потом, пока не знаю.
Дискотека, конечно, была переполнена. Но официант, старательно пытавшийся подражать американской кинозвезде Джону Трэволту, все-таки нашел для них уголок. В тот вечер динамики были, как ни странно, включены на полную мощность, поэтому, чтобы быть услышанным, приходилось повторять каждое слово по несколько раз. Но, несмотря на это, они продолжали беседу.
После нескольких танцев Гвидо предложил немного отдохнуть. Места за их столиком было достаточно, но Ванесса села так близко, что оказалась почти у него на коленях. Она подала Гвидо бумажную салфетку, чтобы он вытер пот со лба.
— У вас такие нежные руки! — улыбнулся Гвидо. — Вы, наверное, часто себя ласкаете?
— Странная логика! — расхохоталась Ванесса. — А впрочем, вы правы.
Гвидо почувствовал, как расслабленные и податливые бедра женщины прижимаются к нему. Растущее возбуждение быстро подавило все мысли о необходимости держаться в рамках приличий. Свободной рукой он поднял ее юбку, полностью оголив ноги. Ванесса казалась скорее довольной, чем оскорбленной. Гвидо почувствовал, как твердеет, наполняясь кровью, его член. И увидел темный треугольник густых волос. Естественно, первой его мыслью было: «О, она не носит трусы!» Он мысленно выругал себя, что не догадался об этом раньше. До сих пор Гвидо гордился своей способностью сразу определять, к какой из двух категорий относится женщина — носит она нижнее белье или нет. Эти категории, по его убеждению, делят сейчас мир так же, как в древние времена добро и зло.
— Давайте потанцуем еще! — предложила Ванесса. Гвидо неохотно повел ее в толпу на танцевальной площадке, вертящуюся под «Би Джиз». На этот раз он старался, чтобы нижние половины их тел едва соприкасались: нельзя же начисто игнорировать условности! Ванесса быстро приняла новые правила игры. Пожалуй, даже слишком быстро, подумал Гвидо. Эффект, произведенный на него Ваной вначале, несколько ослаб. Вблизи она показалась слишком предсказуемой.