Страница:
Елена Артамонова
Хранительница карт судьбы
Глава I
Кемма, обманувшая богов
Кабинет освещала только настольная лампа под зеленым абажуром. Неяркий свет падал на корешки увесистых томов, которыми были уставлены дубовые стеллажи, выхватывал из сумрака темные прямоугольники картин в таинственно поблескивавших позолоченных рамах. Профессор Н. – известный историк и коллекционер старинных книг – сидел за просторным антикварным столом, задумчиво созерцая лежавший перед ним фолиант. Долгие годы он разыскивал эту книгу, точнее – уникальную гравюру, скрывавшуюся за потемневшей от времени кожаной обложкой. Гравюру, с которой была связана древняя легенда, гравюру, в существование которой не верило большинство историков. Профессору оставалось только открыть книгу, перелистать ее страницы, но он все медлил, не решаясь сделать этого. Он боялся, что увидит фальшивку, которая перечеркнет все его надежды. Наконец, надев хирургические перчатки, старый профессор начал просматривать бесценный фолиант.
– Невероятно…
Стрелки настенных часов медленно подползали к полуночи, тихонько вертелась у ног черная профессорская кошка, а старик, не замечая ничего вокруг, рассматривал в сильную лупу одну из иллюстраций книги. На ней была изображена восседавшая на троне девушка в костюме древнеегипетской царицы.
– Если это и подделка, то мастерская, – бормотал в седые усы профессор. – Я мог бы поклясться, что это немецкая гравюра XVI века, но в то время вряд ли кто в Европе знал, как выглядели правители Египта, а костюм девушки в точности соответствует тому, как одевались фараоны три тысячелетия назад!
Часы зашипели, как живые, кошка прыгнула на стол, прошлась под лампой, потерлась мордочкой о локоть профессора. А тот, как завороженный, всматривался в лицо нарисованной египтянки.
– Неужели это действительно ты, Кемма, обманувшая богов?
Неторопливо, удар за ударом, старинные часы начали вызванивать полночь. Обиженная невниманием хозяина, кошка снова энергично потерлась щекой о рукав его халата.
– Отстань, Багира, мне не до тебя!
Профессор легонько отстранил похожего на миниатюрную пантеру зверька, и этот вполне миролюбивый жест вызвал у Багиры приступ необъяснимой ярости. Кошка издала отвратительный утробный рык, распушила хвост, ее глаза сверкнули, как изумруды, а затем последовал молниеносный удар когтистой лапы. Острые когти вспороли тонкую резиновую перчатку на руке, из маленьких, но глубоких царапин моментально заструилась кровь.
– Что ты де…
Профессор не успел договорить – одна из капель его крови случайно упала прямо на гравюру, туда, где у нарисованной Кеммы должно было находиться сердце. В этот миг смолк последний удар колокола и комнату наполнила странная тревожная тишина. С несвойственной возрасту поспешностью старик выскочил из-за стола, побежал за салфеткой, еще надеясь стереть с гравюры маленькое красное пятнышко.
Кабинет опустел. Багира тенью соскользнула на пол и словно растворилась в сумерках, окутывавших углы комнаты. Зеленая лампа на столе замигала, а затем погасла. Помещение погрузилось во мрак, но ненадолго – вскоре по поверхности письменного стола разлилось необычное золотистое сияние. Оно разгоралось все ярче, золотые лучи поднимались к потолку, образуя некое подобие сотканной из света человеческой фигуры.
– Господи…
Вбежавший в кабинет профессор попятился, не устояв на ногах, плюхнулся в старое кожаное кресло. Взгляд старика был прикован к тому, что происходило на рабочем столе, за которым прежде он написал немало книг. Происходившее очень напоминало чудо…
Кроме профессора, в кабинете находился еще один человек, бесцеремонно забравшийся на письменный стол известного ученого, – старинный фолиант попирали миниатюрные ноги в золотых сандалиях, подол парчового платья задевал массивный письменный прибор. Возникшая из золотого сияния девушка была невысока ростом, но очень хорошо сложена и недурна собой. В первые секунды ее глаза оставались пустыми, словно сделанными из темно-фиолетового, почти черного стекла, но потом в них вспыхнул жгучий огонь страстей, переполнявших эту мятежную душу. Огромные, искусно подведенные очи древней египтянки притягивали и пугали одновременно. Профессор не смог долго выдержать этого обжигающего взгляда – потеряв сознание, он откинулся на спинку кресла и прошептал только одно слово:
– Кемма…
Осознав, что она перенеслась в реальный мир, египтянка рассмеялась, спрыгнула со стола и закружилась по комнате в странном танце. Остановившись возле одной из украшавших кабинет картин, Кемма неожиданно посерьезнела, будто почувствовала что-то, дотронулась изящной ладонью с позолоченными ноготками до полотна. Произнеся гортанным голосом непонятную фразу, она заторопилась к двери, ведущей из профессорского кабинета. Звякнули искусно украшенные золотыми подвесками косички, на пухлых губах египтянки вновь заиграла улыбка.
Воздух оказался совсем не таким, как во время прошлого возвращения, и Кемма жадно вдыхала его, пытаясь понять, откуда взялся этот отвратительный, будто просочившийся из алхимической лаборатории запах. А еще девушка страдала от ночного апрельского холода средней полосы, казавшегося южанке просто нестерпимым. Но она жила, вновь получив способность двигаться и дышать, а потому ее сердце переполняла радость, заставлявшая забыть о неудобствах.
Судьба забросила Кемму в огромный, необычный город, очень отличавшийся от тех, что ей доводилось видеть прежде. Поражали ширина его улиц, великое множество деревьев, росших вдоль них, невероятная высота похожих на коробки домов, иные из которых достигали девяти этажей, ослепительно-яркие, похожие на звезды светильники, развешанные повсюду…
Золотые сандалии выбивали дробь на пыльном асфальте, девушка почти бежала по безлюдной, залитой светом фонарей улочке, пока ее внимание не привлекло неправдоподобно огромное стеклянное окно. В те далекие времена, когда Кемма впервые вошла в этот мир, стекло считалось драгоценным материалом, и такой гладкий, абсолютно прозрачный лист стал бы в Древнем Египте роскошью, недоступной даже фараонам, да, пожалуй, и самим богам. Позабыв о холоде, Кемма подошла к окну. За толстым стеклом стояло несколько фигур в странной, непривычной для глаз одежде. Прижав ладони к стеклу, египтянка долго рассматривала яркие наряды, и в ее душу потихоньку закрадывалась тревога. За годы, а точнее столетия страшного плена мир изменился, стал совсем другим – непонятным и пугающим.
Взгляд скользнул дальше и замер на двух непривычного вида четырехколесных экипажах, стоявших прямо на улице, неподалеку от стеклянного окна с фигурами. От них-то и исходил тот самый, заменявший в этом мире воздух отвратительный запах, от которого щекотало в носу, а на глаза наворачивались слезы. Черные, как ночь, глаза девушки вспыхнули гневом, она указала пальцем на крытую, блестевшую красным лаком повозку, намереваясь что-то сказать, но тут ее вниманием завладел стремительно нарастающий шум. Не успела Кемма опомниться, как из-за поворота появилось ревущее чудовище с ослепительно сияющими глазами и тут же умчалось прочь, оставив после себя едкий, так раздражавший ее запах. Прежде Кемме не доводилось видеть повозки, передвигающиеся без помощи лошадей, и в первую секунду она подумала, будто люди этого мира в совершенстве овладели магическим искусством, но потом она поняла, что это всего лишь выдумки хитроумных ремесленников.
Пройдя еще немного вдоль переулка, Кемма заметила темную массу деревьев и заторопилась туда. Природа давала ощущение покоя, возвращала душевное равновесие. Деревья оставались деревьями, трава – травою, сколько бы ни прошло веков, и перемены, исказившие мир, ощущались в сквере не так явственно, как на улицах. Обхватив плечи ладонями, дрожащая от холода Кемма уселась на краешек скамейки и задумалась. Она понимала: для того, чтобы выжить и победить, надо приспособиться к новым правилам игры, стать неотличимой от других обитателей этого безумного города. Кто знает, быть может, лучшей долей для нее было бы пылиться на книжных полках среди рассыпающихся от времени манускриптов, раствориться в небытии? Но тут же, устыдившись собственной слабости, Кемма гордо вскинула голову и увидела стоявшего перед ней человека.
– Эй, красотка, ты не меня ждешь?
Девушка пока не понимала этот язык, но сказанное, пожалуй, и не нуждалось в переводе.
– А у тебя клевый прикид. Сверкаешь, как новогодняя елка. – Тяжелая ладонь легла на плечо Кеммы.
Девушка вздрогнула, как от удара бича, ее полный жгучей ненависти и презрения взгляд столкнулся с мутным взором здорово подвыпившего мужика. Стряхнув пропахшую куревом ладонь, она негромко произнесла:
– Уалпага-Асмагааа! – и указала пальцем на оскорбившего ее человека.
Фигура мужчины будто вспыхнула алым огнем, а затем произошло неуловимое для глаз превращение: человек исчез, а вместо него на землю медленно спланировал тетрадный листок. На клочке бумаги был изображен тот, кто еще секунду назад ходил по земле, раздумывая о том, где бы раздобыть еще пивка и как бы повеселее провести остаток ночи…
Кемма подняла рисунок, яростно скомкала его.
– Никто не смеет так обращаться с жрицей Тота! – воскликнула она и бросила листок в кусты. – На этот раз я не дам себя остановить. Кемма вернулась! А с ней пришло время перемен!
– Кошмар! Отец меня просто убьет!
– Мы же и правда не виноваты – автобуса долго не было.
– Я обещала вернуться домой в одиннадцать.
– Расслабьтесь, дни рождения не каждый день случаются. Можно немного и запоздать.
– Тебе хорошо говорить, Ульяна, ты сама себя хозяйка, а меня родители за такое просто со света сживут!
Громко цокая каблучками, по улице торопливо шагали четыре девушки. Юные барышни явно хотели выглядеть старше своих лет и потому не жалели денег на яркую косметику и побрякушки. Впрочем, взрослой девушкой можно было назвать только одну из компании – золотоволосую Ульяну, а остальным ее подружкам едва ли исполнилось четырнадцать.
– Если все так торопятся, давайте рванем через сквер, – предложила Ульяна, указывая на преграждавшую им путь стену деревьев. – Так мы минут десять выиграем.
– Ты что, сейчас же ночь! – воскликнула очень худенькая, морившая себя диетами Надежда, с опаской посматривая в сторону сквера, напоминавшего в этот час глухой дремучий лес. – Мало ли что…
– Правда, девчонки, рискнем. Нас же четверо, чего нам бояться?
– Да, Кристиночка, ты всегда согласна со своей сестрой, что бы она ни придумала – это мы уже заметили, – вступила в разговор Марина.
– Ладно, девчонки, вы тут спорьте до утра, а я пойду домой, – поправив болтавшуюся на плече изящную сумочку, Ульяна направилась к скверу. – Всем пока! Чао, бамбины!
Остальным ничего не оставалось, как последовать за ней. Ночь преобразила маленький скверик, наполнила его таинственными звуками и неведомыми опасностями. Звонкие голоса девчонок стихли сами собой, да и стук собственных каблучков начал здорово действовать им на нервы. Даже Ульяне стало не по себе, и она уже пожалела, что повела подружек через сквер – времени они выигрывали немного, а вот натерпеться страха могли по полной программе.
– Вы слышали? – Вышагивавшая рядом со старшей сестрой Кристина резко сбавила ход.
– Что? – почти хором прошептали испуганные девчонки.
– Меня кто-то окликнул по имени, но как-то странно.
– В смысле?
– Сама не могу понять, Ульяна. Как-то странно…
– Ладно, девушки, дома разберемся. Идемте быстрее.
Дробь каблучков зазвучала громче и вдруг неожиданно стихла – на этот раз первой остановилась сама Ульяна. Она явственно слышала, что ее окликнули по имени, но этот зов показался девушке странным, похоже, он звучал только в голове. Ульяна решила, что голос ей померещился, однако спустя несколько мгновений он прозвучал вновь. По телу пробежал холодок, в душе шевельнулся страх… Необъяснимое пугало больше реальной опасности, воскрешая сокровенные, казалось бы, давно забытые детские кошмары.
Мелодично звякнули золотые украшения, и перед напуганными, растерянными девчонками возникла во всем своем великолепии озаренная золотым сиянием Кемма.
– Ульяна… – нарушил зловещую тишину негромкий, чуть гортанный голос. – Кристина… Марина… Надежда…
Египетская колдунья обладала многими удивительными, не свойственными обычным людям способностями, в том числе и телепатией. Этот дар позволял ей почти мгновенно выучивать чужой язык. Кемме достаточно было всего несколько минут «покопаться в головах» перепуганных девчонок, чтобы научиться говорить по-русски.
– Мы, кажется, не знакомы, – пролепетала хотевшая казаться крутой Ульяна.
Возникшая перед ней девушка напоминала изящную золотую статуэтку, в первый миг казалась хрупкой и беззащитной, но обжигающий взгляд ее черных бездонных очей внушал трепет. Ульяна чувствовала невероятную силу, исходившую от странной незнакомки, не смея вновь посмотреть в ее глаза.
– Я – жрица Тота, Кемма, обманувшая богов. А вы – четыре королевы, которые познают все радости мира, исполнят все свои самые заветные мечты. Я дам вам все, а взамен потребую безграничную верность и любовь ко мне, своей богине.
Когда они немного пришли в себя, девчонки начали подумывать, что повстречались с выбравшейся на незапланированную прогулку обитательницей психушки. Наверное, надо было просто идти своей дорогой, не обращая внимания на бредовые речи наряженной в карнавальный костюм девицы, но никто из компании не мог сдвинуться с места. Гипнотическая сила черных глаз Кеммы словно пригвоздила их ноги к земле.
– Скоро я изменю мир, скоро смогу управлять судьбой, скоро все в этом мире будет идти так, как того пожелаю я. Скоро я стану богиней! – Глаза Кеммы блестели все сильнее, чувства переполняли душу. Все, что накапливалось веками, наконец-то выплеснулось наружу, и теперь, вдыхая горький воздух XXI века, египтянка делилась с незнакомыми людьми самым сокровенным и наболевшим. – Дважды я вступала в бой с богами и дважды проигрывала, но теперь все будет по-другому, я вырву у них власть над судьбой. А вы должны помочь мне, королевы. Я щедро расплачусь с вами, ведь Кемма, обманувшая богов, не забывает ничего – ни добра, ни зла.
– Вряд ли мы сумеем вам помочь.
– Ошибаешься, Марина. Вы именно те, кто мне нужен. Вы научите меня жить в этом мире, но прежде всего дадите одежду и кров. Здесь холодно, как в аду. Я просто умираю от стужи и вдобавок очень голодна.
– Но…
– Вы не можете оставить меня, если судьба уже свела нас вместе. Так распорядились высшие силы, и теперь ни у кого из нас нет выбора.
Легкий ветерок подхватил скомканный тетрадный листок, с тихим шорохом повлек по асфальту. Бумажный комок закатился под каблук Марины, и девчонка машинально отбросила его в сторону. Она и в бреду не смогла бы додуматься до того, что это была волшебная темница, в которую оказались заключены душа и тело живого человека.
А Кемма пристально и строго смотрела на стоявших перед ней девчонок…
– Невероятно…
Стрелки настенных часов медленно подползали к полуночи, тихонько вертелась у ног черная профессорская кошка, а старик, не замечая ничего вокруг, рассматривал в сильную лупу одну из иллюстраций книги. На ней была изображена восседавшая на троне девушка в костюме древнеегипетской царицы.
– Если это и подделка, то мастерская, – бормотал в седые усы профессор. – Я мог бы поклясться, что это немецкая гравюра XVI века, но в то время вряд ли кто в Европе знал, как выглядели правители Египта, а костюм девушки в точности соответствует тому, как одевались фараоны три тысячелетия назад!
Часы зашипели, как живые, кошка прыгнула на стол, прошлась под лампой, потерлась мордочкой о локоть профессора. А тот, как завороженный, всматривался в лицо нарисованной египтянки.
– Неужели это действительно ты, Кемма, обманувшая богов?
Неторопливо, удар за ударом, старинные часы начали вызванивать полночь. Обиженная невниманием хозяина, кошка снова энергично потерлась щекой о рукав его халата.
– Отстань, Багира, мне не до тебя!
Профессор легонько отстранил похожего на миниатюрную пантеру зверька, и этот вполне миролюбивый жест вызвал у Багиры приступ необъяснимой ярости. Кошка издала отвратительный утробный рык, распушила хвост, ее глаза сверкнули, как изумруды, а затем последовал молниеносный удар когтистой лапы. Острые когти вспороли тонкую резиновую перчатку на руке, из маленьких, но глубоких царапин моментально заструилась кровь.
– Что ты де…
Профессор не успел договорить – одна из капель его крови случайно упала прямо на гравюру, туда, где у нарисованной Кеммы должно было находиться сердце. В этот миг смолк последний удар колокола и комнату наполнила странная тревожная тишина. С несвойственной возрасту поспешностью старик выскочил из-за стола, побежал за салфеткой, еще надеясь стереть с гравюры маленькое красное пятнышко.
Кабинет опустел. Багира тенью соскользнула на пол и словно растворилась в сумерках, окутывавших углы комнаты. Зеленая лампа на столе замигала, а затем погасла. Помещение погрузилось во мрак, но ненадолго – вскоре по поверхности письменного стола разлилось необычное золотистое сияние. Оно разгоралось все ярче, золотые лучи поднимались к потолку, образуя некое подобие сотканной из света человеческой фигуры.
– Господи…
Вбежавший в кабинет профессор попятился, не устояв на ногах, плюхнулся в старое кожаное кресло. Взгляд старика был прикован к тому, что происходило на рабочем столе, за которым прежде он написал немало книг. Происходившее очень напоминало чудо…
Кроме профессора, в кабинете находился еще один человек, бесцеремонно забравшийся на письменный стол известного ученого, – старинный фолиант попирали миниатюрные ноги в золотых сандалиях, подол парчового платья задевал массивный письменный прибор. Возникшая из золотого сияния девушка была невысока ростом, но очень хорошо сложена и недурна собой. В первые секунды ее глаза оставались пустыми, словно сделанными из темно-фиолетового, почти черного стекла, но потом в них вспыхнул жгучий огонь страстей, переполнявших эту мятежную душу. Огромные, искусно подведенные очи древней египтянки притягивали и пугали одновременно. Профессор не смог долго выдержать этого обжигающего взгляда – потеряв сознание, он откинулся на спинку кресла и прошептал только одно слово:
– Кемма…
Осознав, что она перенеслась в реальный мир, египтянка рассмеялась, спрыгнула со стола и закружилась по комнате в странном танце. Остановившись возле одной из украшавших кабинет картин, Кемма неожиданно посерьезнела, будто почувствовала что-то, дотронулась изящной ладонью с позолоченными ноготками до полотна. Произнеся гортанным голосом непонятную фразу, она заторопилась к двери, ведущей из профессорского кабинета. Звякнули искусно украшенные золотыми подвесками косички, на пухлых губах египтянки вновь заиграла улыбка.
Воздух оказался совсем не таким, как во время прошлого возвращения, и Кемма жадно вдыхала его, пытаясь понять, откуда взялся этот отвратительный, будто просочившийся из алхимической лаборатории запах. А еще девушка страдала от ночного апрельского холода средней полосы, казавшегося южанке просто нестерпимым. Но она жила, вновь получив способность двигаться и дышать, а потому ее сердце переполняла радость, заставлявшая забыть о неудобствах.
Судьба забросила Кемму в огромный, необычный город, очень отличавшийся от тех, что ей доводилось видеть прежде. Поражали ширина его улиц, великое множество деревьев, росших вдоль них, невероятная высота похожих на коробки домов, иные из которых достигали девяти этажей, ослепительно-яркие, похожие на звезды светильники, развешанные повсюду…
Золотые сандалии выбивали дробь на пыльном асфальте, девушка почти бежала по безлюдной, залитой светом фонарей улочке, пока ее внимание не привлекло неправдоподобно огромное стеклянное окно. В те далекие времена, когда Кемма впервые вошла в этот мир, стекло считалось драгоценным материалом, и такой гладкий, абсолютно прозрачный лист стал бы в Древнем Египте роскошью, недоступной даже фараонам, да, пожалуй, и самим богам. Позабыв о холоде, Кемма подошла к окну. За толстым стеклом стояло несколько фигур в странной, непривычной для глаз одежде. Прижав ладони к стеклу, египтянка долго рассматривала яркие наряды, и в ее душу потихоньку закрадывалась тревога. За годы, а точнее столетия страшного плена мир изменился, стал совсем другим – непонятным и пугающим.
Взгляд скользнул дальше и замер на двух непривычного вида четырехколесных экипажах, стоявших прямо на улице, неподалеку от стеклянного окна с фигурами. От них-то и исходил тот самый, заменявший в этом мире воздух отвратительный запах, от которого щекотало в носу, а на глаза наворачивались слезы. Черные, как ночь, глаза девушки вспыхнули гневом, она указала пальцем на крытую, блестевшую красным лаком повозку, намереваясь что-то сказать, но тут ее вниманием завладел стремительно нарастающий шум. Не успела Кемма опомниться, как из-за поворота появилось ревущее чудовище с ослепительно сияющими глазами и тут же умчалось прочь, оставив после себя едкий, так раздражавший ее запах. Прежде Кемме не доводилось видеть повозки, передвигающиеся без помощи лошадей, и в первую секунду она подумала, будто люди этого мира в совершенстве овладели магическим искусством, но потом она поняла, что это всего лишь выдумки хитроумных ремесленников.
Пройдя еще немного вдоль переулка, Кемма заметила темную массу деревьев и заторопилась туда. Природа давала ощущение покоя, возвращала душевное равновесие. Деревья оставались деревьями, трава – травою, сколько бы ни прошло веков, и перемены, исказившие мир, ощущались в сквере не так явственно, как на улицах. Обхватив плечи ладонями, дрожащая от холода Кемма уселась на краешек скамейки и задумалась. Она понимала: для того, чтобы выжить и победить, надо приспособиться к новым правилам игры, стать неотличимой от других обитателей этого безумного города. Кто знает, быть может, лучшей долей для нее было бы пылиться на книжных полках среди рассыпающихся от времени манускриптов, раствориться в небытии? Но тут же, устыдившись собственной слабости, Кемма гордо вскинула голову и увидела стоявшего перед ней человека.
– Эй, красотка, ты не меня ждешь?
Девушка пока не понимала этот язык, но сказанное, пожалуй, и не нуждалось в переводе.
– А у тебя клевый прикид. Сверкаешь, как новогодняя елка. – Тяжелая ладонь легла на плечо Кеммы.
Девушка вздрогнула, как от удара бича, ее полный жгучей ненависти и презрения взгляд столкнулся с мутным взором здорово подвыпившего мужика. Стряхнув пропахшую куревом ладонь, она негромко произнесла:
– Уалпага-Асмагааа! – и указала пальцем на оскорбившего ее человека.
Фигура мужчины будто вспыхнула алым огнем, а затем произошло неуловимое для глаз превращение: человек исчез, а вместо него на землю медленно спланировал тетрадный листок. На клочке бумаги был изображен тот, кто еще секунду назад ходил по земле, раздумывая о том, где бы раздобыть еще пивка и как бы повеселее провести остаток ночи…
Кемма подняла рисунок, яростно скомкала его.
– Никто не смеет так обращаться с жрицей Тота! – воскликнула она и бросила листок в кусты. – На этот раз я не дам себя остановить. Кемма вернулась! А с ней пришло время перемен!
– Кошмар! Отец меня просто убьет!
– Мы же и правда не виноваты – автобуса долго не было.
– Я обещала вернуться домой в одиннадцать.
– Расслабьтесь, дни рождения не каждый день случаются. Можно немного и запоздать.
– Тебе хорошо говорить, Ульяна, ты сама себя хозяйка, а меня родители за такое просто со света сживут!
Громко цокая каблучками, по улице торопливо шагали четыре девушки. Юные барышни явно хотели выглядеть старше своих лет и потому не жалели денег на яркую косметику и побрякушки. Впрочем, взрослой девушкой можно было назвать только одну из компании – золотоволосую Ульяну, а остальным ее подружкам едва ли исполнилось четырнадцать.
– Если все так торопятся, давайте рванем через сквер, – предложила Ульяна, указывая на преграждавшую им путь стену деревьев. – Так мы минут десять выиграем.
– Ты что, сейчас же ночь! – воскликнула очень худенькая, морившая себя диетами Надежда, с опаской посматривая в сторону сквера, напоминавшего в этот час глухой дремучий лес. – Мало ли что…
– Правда, девчонки, рискнем. Нас же четверо, чего нам бояться?
– Да, Кристиночка, ты всегда согласна со своей сестрой, что бы она ни придумала – это мы уже заметили, – вступила в разговор Марина.
– Ладно, девчонки, вы тут спорьте до утра, а я пойду домой, – поправив болтавшуюся на плече изящную сумочку, Ульяна направилась к скверу. – Всем пока! Чао, бамбины!
Остальным ничего не оставалось, как последовать за ней. Ночь преобразила маленький скверик, наполнила его таинственными звуками и неведомыми опасностями. Звонкие голоса девчонок стихли сами собой, да и стук собственных каблучков начал здорово действовать им на нервы. Даже Ульяне стало не по себе, и она уже пожалела, что повела подружек через сквер – времени они выигрывали немного, а вот натерпеться страха могли по полной программе.
– Вы слышали? – Вышагивавшая рядом со старшей сестрой Кристина резко сбавила ход.
– Что? – почти хором прошептали испуганные девчонки.
– Меня кто-то окликнул по имени, но как-то странно.
– В смысле?
– Сама не могу понять, Ульяна. Как-то странно…
– Ладно, девушки, дома разберемся. Идемте быстрее.
Дробь каблучков зазвучала громче и вдруг неожиданно стихла – на этот раз первой остановилась сама Ульяна. Она явственно слышала, что ее окликнули по имени, но этот зов показался девушке странным, похоже, он звучал только в голове. Ульяна решила, что голос ей померещился, однако спустя несколько мгновений он прозвучал вновь. По телу пробежал холодок, в душе шевельнулся страх… Необъяснимое пугало больше реальной опасности, воскрешая сокровенные, казалось бы, давно забытые детские кошмары.
Мелодично звякнули золотые украшения, и перед напуганными, растерянными девчонками возникла во всем своем великолепии озаренная золотым сиянием Кемма.
– Ульяна… – нарушил зловещую тишину негромкий, чуть гортанный голос. – Кристина… Марина… Надежда…
Египетская колдунья обладала многими удивительными, не свойственными обычным людям способностями, в том числе и телепатией. Этот дар позволял ей почти мгновенно выучивать чужой язык. Кемме достаточно было всего несколько минут «покопаться в головах» перепуганных девчонок, чтобы научиться говорить по-русски.
– Мы, кажется, не знакомы, – пролепетала хотевшая казаться крутой Ульяна.
Возникшая перед ней девушка напоминала изящную золотую статуэтку, в первый миг казалась хрупкой и беззащитной, но обжигающий взгляд ее черных бездонных очей внушал трепет. Ульяна чувствовала невероятную силу, исходившую от странной незнакомки, не смея вновь посмотреть в ее глаза.
– Я – жрица Тота, Кемма, обманувшая богов. А вы – четыре королевы, которые познают все радости мира, исполнят все свои самые заветные мечты. Я дам вам все, а взамен потребую безграничную верность и любовь ко мне, своей богине.
Когда они немного пришли в себя, девчонки начали подумывать, что повстречались с выбравшейся на незапланированную прогулку обитательницей психушки. Наверное, надо было просто идти своей дорогой, не обращая внимания на бредовые речи наряженной в карнавальный костюм девицы, но никто из компании не мог сдвинуться с места. Гипнотическая сила черных глаз Кеммы словно пригвоздила их ноги к земле.
– Скоро я изменю мир, скоро смогу управлять судьбой, скоро все в этом мире будет идти так, как того пожелаю я. Скоро я стану богиней! – Глаза Кеммы блестели все сильнее, чувства переполняли душу. Все, что накапливалось веками, наконец-то выплеснулось наружу, и теперь, вдыхая горький воздух XXI века, египтянка делилась с незнакомыми людьми самым сокровенным и наболевшим. – Дважды я вступала в бой с богами и дважды проигрывала, но теперь все будет по-другому, я вырву у них власть над судьбой. А вы должны помочь мне, королевы. Я щедро расплачусь с вами, ведь Кемма, обманувшая богов, не забывает ничего – ни добра, ни зла.
– Вряд ли мы сумеем вам помочь.
– Ошибаешься, Марина. Вы именно те, кто мне нужен. Вы научите меня жить в этом мире, но прежде всего дадите одежду и кров. Здесь холодно, как в аду. Я просто умираю от стужи и вдобавок очень голодна.
– Но…
– Вы не можете оставить меня, если судьба уже свела нас вместе. Так распорядились высшие силы, и теперь ни у кого из нас нет выбора.
Легкий ветерок подхватил скомканный тетрадный листок, с тихим шорохом повлек по асфальту. Бумажный комок закатился под каблук Марины, и девчонка машинально отбросила его в сторону. Она и в бреду не смогла бы додуматься до того, что это была волшебная темница, в которую оказались заключены душа и тело живого человека.
А Кемма пристально и строго смотрела на стоявших перед ней девчонок…
Глава II
Страхи и тревоги Аннушки
Звякнул звонок в прихожей. Уютно устроившаяся в кресле девочка вздрогнула, спрятала за спину книжку в яркой обложке, которую еще минуту назад увлеченно читала. Пригладив ладонями льняные волосы, она застыла, ожидая дальнейшего развития событий.
– Аннушка! Ты дома? – послышался дребезжащий женский голос. – Будь добра, подойди ко мне.
– Сейчас, тетушка!
Скользя на зеркально-гладком паркете, девочка промчалась через громадную, больше смахивавшую на музей фарфора квартиру, выбежала в прихожую. Там ее ожидала не по возрасту броско одетая женщина в розовом брючном костюме. В руках она держала тщательно завернутый в упаковочную бумагу прямоугольный предмет – судя по всему, картину.
– Как все прошло, тетушка?
– В принципе там не было ничего интересного. – Тетка передала Аннушке картину, которая оказалась довольно тяжелой, несмотря на свои небольшие размеры. – Ваза, о которой шла речь, оказалась поддельной. К Императорскому фарфоровому заводу она имеет не больше отношения, чем посуда с ближайшего оптового рынка. Да, горько видеть, как люди распродают часть имущества, чтобы оплатить долги покойного. Увы, мы, коллекционеры, часто живем не по средствам…
Александра Георгиевна сама была страстным коллекционером фарфора и керамики, но почти никогда не приобретала живописных полотен, а потому появление в доме новой картины удивило и даже насторожило Аннушку. Почему насторожило? Вряд ли она смогла бы ответить на этот вопрос. Девочка просто смотрела на неожиданную покупку своими большими, очень светлыми глазами и не могла отвести взгляд. Под ложечкой появился маленький холодный комочек, постепенно он рос, растекался по телу, превращаясь в нервный озноб. Любопытство, переходящее в страх, завладело душой девочки. Она страстно хотела увидеть, что же скрывается под слоями оберточной бумаги, и в то же время боялась этого. Воображение моментально нарисовало портрет седовласого старца с горящими безумием глазами и торчавшими наружу зубами, вроде вампирских клыков, который выглядывал из темного омута старого холста. Аннушка отлично знала, что ее тетя никогда в жизни не купила бы ничего подобного и, скорее всего, обертка скрывала какой-нибудь натюрморт с васильками, но не могла избавиться от своих фантазий. Ей мнилось, что злобный старец смотрит на нее сквозь упаковку, прожигая насквозь пристальным взглядом, и хотелось поскорее выпустить из рук жуткую картину.
– Тетушка, а это что?
– Ах, это… Я купила картину для тебя, Аннушка. Подумала, что она прекрасно впишется в интерьер комнаты, если повесить ее в простенке между окном и письменным столом.
– Спасибо, Александра Георгиевна.
– Не благодари раньше времени. Что, если она тебе не понравится? Вообще-то я не собиралась приобретать живопись, но когда увидела полотно, то почувствовала – это моя вещь. Такое случается. Помнишь блюдо из японского фарфора, которое мы нашли в одном из питерских антикварных магазинчиков? Его было так неудобно перевозить, но что мне оставалось делать?!
С этими словами Александра Георгиевна проследовала в комнату Аннушки, а нагруженная тяжелой картиной девочка поплелась за ней. Перспектива денно и нощно находиться под пристальным взглядом нарисованного на холсте безумного старика ее вовсе не вдохновляла. Впрочем, с чего она взяла, что на картине изображен похожий на вампира старец? Возможно, упаковочная бумага скрывала что-то еще более жуткое и отвратительное. Но неприятности начались еще до того, как картина оказалась на стене Аннушкиной комнаты…
– Что это? – вошедшая в спальню тетка заметила лежавшую на кресле книжку, брезгливо, двумя пальцами приподняла ее. – Позволь узнать, как это оказалось в моем доме?
– Это… это… – Аннушка залилась краской, потом побледнела, на светлых ресницах блеснула слезинка. – Простите, тетушка.
– Это самый настоящий дамский роман! Глупая, от первой до последней строки выдуманная история про любовь! Полгода назад мы серьезно обсуждали эту тему, и я запретила тебе читать подобные книги и смотреть «мыльные оперы». Помнишь?
– Я не хотела…
– Молчи, Аннушка! Любовь – это самообман и вредное заблуждение. Любовь – это вид психического расстройства.
– Тетушка!
Разгневанная Александра Георгиевна только махнула рукой и направилась вон из комнаты. На пороге женщина неожиданно остановилась, словно к чему-то прислушиваясь. Потом, резко развернувшись, подошла к картине, которую Аннушка уже успела поставить на стул.
– Надо ее повесить… Но это противоречит всем канонам педагогики – за проступок надо наказывать, а не поощрять подарками. Сама не знаю, зачем я так поступаю… – Тетка говорила негромко, будто спорила сама с собой, а потом, сменив интонацию, бодро скомандовала: – Гвозди и молоток мне немедленно!
Когда Аннушка вернулась в комнату с ящиком инструментов, Александра Георгиевна стояла у стены, держа на вытянутых руках свое новое приобретение и прикидывая, куда бы его повесить. Спина в розовом пиджаке заслоняла холст, и, хотя оберточная бумага валялась на полу, девочка по-прежнему не могла видеть, что именно было изображено на картине. Беспричинная, глупая, нелепая тревога переполняла душу Аннушки. Медленно-медленно, как в липком, тягучем ночном кошмаре, она сделала шаг вперед и в сторону, пытаясь заглянуть за спину тетки.
– Аннушка! Где ты?! Тебя только за смертью посылать!
– Я…
Если бы Александра Георгиевна в этот миг посмотрела на свою племянницу, то подумала бы, что девочке грозит неминуемый обморок – лицо Аннушки приобрело неестественную восковую бледность, а ее и без того большие глаза превратились в голубые озера, до краев наполненные ужасом. Но тетка возилась с картиной, а потому так и не обернулась.
Преодолев приступ беспричинного панического страха, Аннушка все же осмелилась посмотреть на зловещую картину. На ней была изображена большая светлая комната, за окном которой виднелись лоскут голубого неба и пышные заросли цветущей сирени. Мебели в комнате не было, на медово-желтом паркетном полу застыли квадраты солнечного света. Внимание привлекали две детские игрушки – лошадка-качалка и красно-синий мяч, нарисованные в левом углу картины. За ними, на втором плане, виднелась чуть приоткрытая, выкрашенная белой краской двустворчатая дверь. Картина очень точно передавала атмосферу детской: казалось, что малыш, которому принадлежали игрушки, только-только вышел из комнаты, и, если прислушаться, где-то вдали еще можно расслышать детский смех и бодрый топоток ног.
– Аннушка, подай мне молоток и выбери подходящий гвоздь – не слишком толстый, но достаточно длинный.
– Да, сейчас.
Страх лопнул как мыльный пузырь. Вместо него пришла растерянность. Аннушка не могла понять, почему она так боялась увидеть то, что было изображено на картине, почему строила нелепые догадки и тряслась, как осиновый лист на ветру. А тишину спальни тем временем нарушил громкий стук молотка.
– Ну как?
Женщина и девочка стояли рядом, рассматривая занявшую свое место картину.
– Спасибо, тетушка, вы просто прелесть! – Привычным движением Аннушка чмокнула тетку в щеку. – Она замечательно здесь смотрится!
– И больше никаких дамских романов! Поверь, Аннушка, я хочу тебе только добра. – Бросив последний взгляд на картину, Александра Георгиевна величавой походкой вышла из комнаты.
Подумав, что ей все же следовало завесить окно, Аннушка отвернулась к стене, натянула на голову одеяло. Свет фонаря пронизывал всю комнату насквозь, не позволяя расслабиться. Впрочем, поводов для бессонницы было и так достаточно – девочка раздумывала о предстоящем походе в школу, где ее ждали насмешки и издевательства несносной Кристины, вспоминала свои нелепые страхи, связанные с появлением картины, гадала, чем могли окончиться приключения героини конфискованного тетушкой романа. А еще Аннушку раздражал непонятный звук – очень тихий, почти на грани слышимости, монотонный и назойливый. Наверное, это поскрипывали стоявшие под окном качели. Такое объяснение вполне удовлетворило девочку, но потом ее стал тревожить вопрос: кто именно раскачивается на них в такую позднюю пору?
Сердцем вновь завладела угасшая было тревога. Рядом с Аннушкой происходило нечто непонятное и страшное, не поддающееся рациональному объяснению. Такое случалось с ней в раннем детстве: тогда девочка панически боялась темноты, и стоило только погасить в помещении свет, как оно наполнялось фантастическими, смертельно опасными монстрами. Самым страшным местом было пространство под кроватью, которое представлялось проходом в измерение безграничного ужаса. Маленькой Аннушке казалось: стоит только спустить босые ноги на пол, как те, кто скрывался под кроватью, вцепятся в них и утащат ее в бездну, полную кровожадных чудовищ. Теперь Аннушка только посмеивалась над детскими страхами, но в эту ночь все изменилось, она словно перенеслась лет на семь назад, и давно забытые кошмары начали потихоньку оживать.
– Я должна быть сильной! – твердо произнесла девочка, сев на кровати. – Должна!
Взгляд Аннушки упал на подаренную тетушкой картину – вообще-то изображенную на ней комнату заливали потоки солнечного света, но сейчас по непонятной причине он превратился в лунный, словно в нарисованной детской воцарилась самая настоящая ночь. Аннушке показалась странной такая перемена, но сейчас ей было не до оптических иллюзий. Перед девочкой стояла нелегкая задача – преодолеть неожиданно вернувшиеся детские страхи и спокойно, как разумный взрослый человек, подойти к окну. Конечно же, черная тень под кроватью не представляла опасности для жизни, Аннушка отлично это знала, но сердце подсказывало ей совсем иное… Ступни опустились на прохладный пол. Затаившаяся под кроватью тьма находилась совсем рядом, выбирая подходящий момент для молниеносной атаки. Липкая, как смола, темнота могла запросто окутать ноги Аннушки и затянуть в свое логово.
– Это глупо! Просто глупо!
Осторожно, как по тонкому льду, девочка двинулась вперед. До окна было шагов пять, не больше, но этот путь казался испуганной Аннушке бесконечным. Она понимала, как нелепы ее страхи, злилась на себя, но никак не могла справиться с мучительным, тоскливым ожиданием чего-то ужасного, переполнявшим ее душу.
– Аннушка! Ты дома? – послышался дребезжащий женский голос. – Будь добра, подойди ко мне.
– Сейчас, тетушка!
Скользя на зеркально-гладком паркете, девочка промчалась через громадную, больше смахивавшую на музей фарфора квартиру, выбежала в прихожую. Там ее ожидала не по возрасту броско одетая женщина в розовом брючном костюме. В руках она держала тщательно завернутый в упаковочную бумагу прямоугольный предмет – судя по всему, картину.
– Как все прошло, тетушка?
– В принципе там не было ничего интересного. – Тетка передала Аннушке картину, которая оказалась довольно тяжелой, несмотря на свои небольшие размеры. – Ваза, о которой шла речь, оказалась поддельной. К Императорскому фарфоровому заводу она имеет не больше отношения, чем посуда с ближайшего оптового рынка. Да, горько видеть, как люди распродают часть имущества, чтобы оплатить долги покойного. Увы, мы, коллекционеры, часто живем не по средствам…
Александра Георгиевна сама была страстным коллекционером фарфора и керамики, но почти никогда не приобретала живописных полотен, а потому появление в доме новой картины удивило и даже насторожило Аннушку. Почему насторожило? Вряд ли она смогла бы ответить на этот вопрос. Девочка просто смотрела на неожиданную покупку своими большими, очень светлыми глазами и не могла отвести взгляд. Под ложечкой появился маленький холодный комочек, постепенно он рос, растекался по телу, превращаясь в нервный озноб. Любопытство, переходящее в страх, завладело душой девочки. Она страстно хотела увидеть, что же скрывается под слоями оберточной бумаги, и в то же время боялась этого. Воображение моментально нарисовало портрет седовласого старца с горящими безумием глазами и торчавшими наружу зубами, вроде вампирских клыков, который выглядывал из темного омута старого холста. Аннушка отлично знала, что ее тетя никогда в жизни не купила бы ничего подобного и, скорее всего, обертка скрывала какой-нибудь натюрморт с васильками, но не могла избавиться от своих фантазий. Ей мнилось, что злобный старец смотрит на нее сквозь упаковку, прожигая насквозь пристальным взглядом, и хотелось поскорее выпустить из рук жуткую картину.
– Тетушка, а это что?
– Ах, это… Я купила картину для тебя, Аннушка. Подумала, что она прекрасно впишется в интерьер комнаты, если повесить ее в простенке между окном и письменным столом.
– Спасибо, Александра Георгиевна.
– Не благодари раньше времени. Что, если она тебе не понравится? Вообще-то я не собиралась приобретать живопись, но когда увидела полотно, то почувствовала – это моя вещь. Такое случается. Помнишь блюдо из японского фарфора, которое мы нашли в одном из питерских антикварных магазинчиков? Его было так неудобно перевозить, но что мне оставалось делать?!
С этими словами Александра Георгиевна проследовала в комнату Аннушки, а нагруженная тяжелой картиной девочка поплелась за ней. Перспектива денно и нощно находиться под пристальным взглядом нарисованного на холсте безумного старика ее вовсе не вдохновляла. Впрочем, с чего она взяла, что на картине изображен похожий на вампира старец? Возможно, упаковочная бумага скрывала что-то еще более жуткое и отвратительное. Но неприятности начались еще до того, как картина оказалась на стене Аннушкиной комнаты…
– Что это? – вошедшая в спальню тетка заметила лежавшую на кресле книжку, брезгливо, двумя пальцами приподняла ее. – Позволь узнать, как это оказалось в моем доме?
– Это… это… – Аннушка залилась краской, потом побледнела, на светлых ресницах блеснула слезинка. – Простите, тетушка.
– Это самый настоящий дамский роман! Глупая, от первой до последней строки выдуманная история про любовь! Полгода назад мы серьезно обсуждали эту тему, и я запретила тебе читать подобные книги и смотреть «мыльные оперы». Помнишь?
– Я не хотела…
– Молчи, Аннушка! Любовь – это самообман и вредное заблуждение. Любовь – это вид психического расстройства.
– Тетушка!
Разгневанная Александра Георгиевна только махнула рукой и направилась вон из комнаты. На пороге женщина неожиданно остановилась, словно к чему-то прислушиваясь. Потом, резко развернувшись, подошла к картине, которую Аннушка уже успела поставить на стул.
– Надо ее повесить… Но это противоречит всем канонам педагогики – за проступок надо наказывать, а не поощрять подарками. Сама не знаю, зачем я так поступаю… – Тетка говорила негромко, будто спорила сама с собой, а потом, сменив интонацию, бодро скомандовала: – Гвозди и молоток мне немедленно!
Когда Аннушка вернулась в комнату с ящиком инструментов, Александра Георгиевна стояла у стены, держа на вытянутых руках свое новое приобретение и прикидывая, куда бы его повесить. Спина в розовом пиджаке заслоняла холст, и, хотя оберточная бумага валялась на полу, девочка по-прежнему не могла видеть, что именно было изображено на картине. Беспричинная, глупая, нелепая тревога переполняла душу Аннушки. Медленно-медленно, как в липком, тягучем ночном кошмаре, она сделала шаг вперед и в сторону, пытаясь заглянуть за спину тетки.
– Аннушка! Где ты?! Тебя только за смертью посылать!
– Я…
Если бы Александра Георгиевна в этот миг посмотрела на свою племянницу, то подумала бы, что девочке грозит неминуемый обморок – лицо Аннушки приобрело неестественную восковую бледность, а ее и без того большие глаза превратились в голубые озера, до краев наполненные ужасом. Но тетка возилась с картиной, а потому так и не обернулась.
Преодолев приступ беспричинного панического страха, Аннушка все же осмелилась посмотреть на зловещую картину. На ней была изображена большая светлая комната, за окном которой виднелись лоскут голубого неба и пышные заросли цветущей сирени. Мебели в комнате не было, на медово-желтом паркетном полу застыли квадраты солнечного света. Внимание привлекали две детские игрушки – лошадка-качалка и красно-синий мяч, нарисованные в левом углу картины. За ними, на втором плане, виднелась чуть приоткрытая, выкрашенная белой краской двустворчатая дверь. Картина очень точно передавала атмосферу детской: казалось, что малыш, которому принадлежали игрушки, только-только вышел из комнаты, и, если прислушаться, где-то вдали еще можно расслышать детский смех и бодрый топоток ног.
– Аннушка, подай мне молоток и выбери подходящий гвоздь – не слишком толстый, но достаточно длинный.
– Да, сейчас.
Страх лопнул как мыльный пузырь. Вместо него пришла растерянность. Аннушка не могла понять, почему она так боялась увидеть то, что было изображено на картине, почему строила нелепые догадки и тряслась, как осиновый лист на ветру. А тишину спальни тем временем нарушил громкий стук молотка.
– Ну как?
Женщина и девочка стояли рядом, рассматривая занявшую свое место картину.
– Спасибо, тетушка, вы просто прелесть! – Привычным движением Аннушка чмокнула тетку в щеку. – Она замечательно здесь смотрится!
– И больше никаких дамских романов! Поверь, Аннушка, я хочу тебе только добра. – Бросив последний взгляд на картину, Александра Георгиевна величавой походкой вышла из комнаты.
Подумав, что ей все же следовало завесить окно, Аннушка отвернулась к стене, натянула на голову одеяло. Свет фонаря пронизывал всю комнату насквозь, не позволяя расслабиться. Впрочем, поводов для бессонницы было и так достаточно – девочка раздумывала о предстоящем походе в школу, где ее ждали насмешки и издевательства несносной Кристины, вспоминала свои нелепые страхи, связанные с появлением картины, гадала, чем могли окончиться приключения героини конфискованного тетушкой романа. А еще Аннушку раздражал непонятный звук – очень тихий, почти на грани слышимости, монотонный и назойливый. Наверное, это поскрипывали стоявшие под окном качели. Такое объяснение вполне удовлетворило девочку, но потом ее стал тревожить вопрос: кто именно раскачивается на них в такую позднюю пору?
Сердцем вновь завладела угасшая было тревога. Рядом с Аннушкой происходило нечто непонятное и страшное, не поддающееся рациональному объяснению. Такое случалось с ней в раннем детстве: тогда девочка панически боялась темноты, и стоило только погасить в помещении свет, как оно наполнялось фантастическими, смертельно опасными монстрами. Самым страшным местом было пространство под кроватью, которое представлялось проходом в измерение безграничного ужаса. Маленькой Аннушке казалось: стоит только спустить босые ноги на пол, как те, кто скрывался под кроватью, вцепятся в них и утащат ее в бездну, полную кровожадных чудовищ. Теперь Аннушка только посмеивалась над детскими страхами, но в эту ночь все изменилось, она словно перенеслась лет на семь назад, и давно забытые кошмары начали потихоньку оживать.
– Я должна быть сильной! – твердо произнесла девочка, сев на кровати. – Должна!
Взгляд Аннушки упал на подаренную тетушкой картину – вообще-то изображенную на ней комнату заливали потоки солнечного света, но сейчас по непонятной причине он превратился в лунный, словно в нарисованной детской воцарилась самая настоящая ночь. Аннушке показалась странной такая перемена, но сейчас ей было не до оптических иллюзий. Перед девочкой стояла нелегкая задача – преодолеть неожиданно вернувшиеся детские страхи и спокойно, как разумный взрослый человек, подойти к окну. Конечно же, черная тень под кроватью не представляла опасности для жизни, Аннушка отлично это знала, но сердце подсказывало ей совсем иное… Ступни опустились на прохладный пол. Затаившаяся под кроватью тьма находилась совсем рядом, выбирая подходящий момент для молниеносной атаки. Липкая, как смола, темнота могла запросто окутать ноги Аннушки и затянуть в свое логово.
– Это глупо! Просто глупо!
Осторожно, как по тонкому льду, девочка двинулась вперед. До окна было шагов пять, не больше, но этот путь казался испуганной Аннушке бесконечным. Она понимала, как нелепы ее страхи, злилась на себя, но никак не могла справиться с мучительным, тоскливым ожиданием чего-то ужасного, переполнявшим ее душу.