Страница:
– Буду очень признателен.
– Мне стало известно первое звено в цепи, на одном конце которой гений, ставший на путь зла, на другом – свора отпетых негодяев, воров, шантажистов, шулеров, со всеми мыслимыми и немыслимыми преступлениями в промежутке. Это некий полковник Себастьян Моран, так сказать, начальник штаба, надежно законспирированный и недосягаемый для закона, как сам профессор. Сколько, вы думаете, Мориарти ему платит?
– Предпочел бы услышать это от вас.
– Шесть тысяч в год, как я случайно узнал. Вот вам современная цена способностей. Чисто американский подход к делу. Наш премьер-министр получает меньше. Надеюсь, это дает представление о доходах самого Мориарти и его размахе? Или еще такой факт. Я проследил за текущими счетами Мориарти, то есть за самыми тривиальными чеками, которыми он расплачивается за ежедневные услуги. Так вот, они были выписаны в адрес шести различных банков! Вас это не впечатляет?
– В высшей степени странно. И что же отсюда следует?
– А то, что он старается скрыть размеры своего богатства. Ни единый человек не должен этого знать. Думаю, у него не менее двадцати банковских счетов, причем вполне вероятно, что основной капитал находится за границей, где-нибудь в Германии или Франции. Если у вас выберется год-другой свободный, изучите жизнь профессора Мориарти, очень вам советую.
Инспектора Мак-Дональда все сильнее увлекал рассказ Холмса. Казалось, он позабыл обо всем на свете. Но практическое шотландское здравомыслие все-таки одержало верх.
– Во всяком случае, профессор держится в рамках закона, – сказал он. – Однако вы несколько увели нас в сторону вашими историями, мистер Холмс. Из всего сказанного для нас важна только связь, существующая между Мориарти и преступлением в Берлстоне. Вас навело на эту мысль письмо Порлока. А еще есть какие-нибудь соображения?
– Давайте попробуем принять некую рабочую гипотезу относительно мотивов преступления. Судя по вашим замечаниям, это убийство необъяснимо, точнее, пока необъяснимо. Предположим, мои подозрения относительно причастности Мориарти верны. Тогда возможны две версии. Мориарти, заметьте, держит свою команду в ежовых рукавицах – абсолютная дисциплина, признается только один вид наказания – смерть. Значит, можно предположить, что убитый, этот самый Дуглас – его судьба была предсказана одним из верноподданных этого архипреступника, – каким-то образом предал своего шефа и был наказан в назидание другим.
– Это первая гипотеза, мистер Холмс. А вторая?
– Вторая? Перед нами очередное дело Мориарти, предпринятое в целях обогащения. Что-нибудь украдено?
– По-моему, нет.
– Если так, это свидетельствует против второй гипотезы в пользу первой: ведь Мориарти не выдает идеи бесплатно. Возможна и третья версия. Но для этого надо ехать в Берлстон. Я слишком хорошо знаю Мориарти. Здесь мы улик не найдем.
– Тогда вперед! – воскликнул Мак-Дональд, вскакивая с места. – Проклятие, до поезда остается совсем мало времени! Пять минут на сборы, джентльмены! И ни минуты больше!
– А больше и не надо, – подхватил Холмс, в свою очередь, вскакивая с кресла и начиная собираться. – По пути расскажете нам все подробности.
«Всех подробностей» оказалось удручающе мало. Одно было ясно – дело заслуживает самого пристального внимания. Холмс сиял и потирал от удовольствия руки, смакуя скудные, но поразительные детали. Долгие недели вынужденного бездействия остались позади, и он наконец-то мог применить свои удивительные способности, которые, как всякий дар, оттачивались в действии, ибо и бумажный меч тупится и ржавеет в отсутствие битв, становясь обузой для хозяина. В глазах его вспыхнул острый блеск, бледное лицо приобрело теплый оттенок, свидетельствуя о разгорающемся внутреннем пламени. Он сидел в кебе против Мак-Дональда, весь подавшись вперед, ловя каждое слово.
О разыгравшейся в Суссексе трагедии инспектору стало известно из письма его давнего приятеля Уайта Мэйсона, начальника берлстонской полиции, которое привез самый ранний поезд. Этой дружбе Берлстон был теперь обязан тем, что письмо передали Мак-Дональду в то же утро – факт почти невероятный для Скотленд-Ярда, не особенно расторопного, когда дело касалось помощи провинции. Обычно столичным ищейкам приходилось бежать по остывшим следам.
Письмо, полученное инспектором, было следующего содержания: «Дорогой Мак-Дональд. Официальная просьба о помощи находится в отдельном конверте. Эту записку пишу запросто, по старой дружбе. Телеграфируйте, каким поездом приедете в Берлстон, я встречу вас или пришлю людей. Не теряйте ни минуты. Если мистер Холмс согласится ехать, буду рад. Ему будет над чем поломать голову. У нас произошло нечто необъяснимое. Если бы не труп, я счел бы все за идиотский розыгрыш. Поверьте моему слову: это какая-то чертовщина».
– А ваш приятель неплохо соображает, – заметил Холмс.
– Да, сэр! Уайт Мэйсон умный человек, насколько я могу судить.
– Что еще вы можете о нем сказать?
– Только то, что Мэйсон не пропустит ни одной детали, и все они будут предоставлены нашему вниманию.
– Откуда вам известно имя убитого и факт зверского, как вы выразились, убийства?
– Из официального донесения. Но там нет слова «зверский». Это не полицейский термин. Имя названо – Джон Дуглас. Сказано, что смерть наступила от ранений в голову. Выстрелы были сделаны из двустволки. Труп обнаружен около полуночи, прошлой ночью. Факт убийства налицо, арестованных пока нет. Дело признано в высшей степени запутанным и неординарным. Вот и все, что мы имеем на данный момент, мистер Холмс.
– Тогда, с вашего позволения, на этом пока остановимся, мистер Мак-Дональд. Поддаться соблазну теоретизировать при недостатке данных – самая большая опасность в нашей профессии. Пока мы имеем два бесспорных факта – мощнейший интеллект в Лондоне и убитый сквайр в Суссексе. Два конца цепи, которую нам придется восстанавливать.
Глава III
Глава IV
– Мне стало известно первое звено в цепи, на одном конце которой гений, ставший на путь зла, на другом – свора отпетых негодяев, воров, шантажистов, шулеров, со всеми мыслимыми и немыслимыми преступлениями в промежутке. Это некий полковник Себастьян Моран, так сказать, начальник штаба, надежно законспирированный и недосягаемый для закона, как сам профессор. Сколько, вы думаете, Мориарти ему платит?
– Предпочел бы услышать это от вас.
– Шесть тысяч в год, как я случайно узнал. Вот вам современная цена способностей. Чисто американский подход к делу. Наш премьер-министр получает меньше. Надеюсь, это дает представление о доходах самого Мориарти и его размахе? Или еще такой факт. Я проследил за текущими счетами Мориарти, то есть за самыми тривиальными чеками, которыми он расплачивается за ежедневные услуги. Так вот, они были выписаны в адрес шести различных банков! Вас это не впечатляет?
– В высшей степени странно. И что же отсюда следует?
– А то, что он старается скрыть размеры своего богатства. Ни единый человек не должен этого знать. Думаю, у него не менее двадцати банковских счетов, причем вполне вероятно, что основной капитал находится за границей, где-нибудь в Германии или Франции. Если у вас выберется год-другой свободный, изучите жизнь профессора Мориарти, очень вам советую.
Инспектора Мак-Дональда все сильнее увлекал рассказ Холмса. Казалось, он позабыл обо всем на свете. Но практическое шотландское здравомыслие все-таки одержало верх.
– Во всяком случае, профессор держится в рамках закона, – сказал он. – Однако вы несколько увели нас в сторону вашими историями, мистер Холмс. Из всего сказанного для нас важна только связь, существующая между Мориарти и преступлением в Берлстоне. Вас навело на эту мысль письмо Порлока. А еще есть какие-нибудь соображения?
– Давайте попробуем принять некую рабочую гипотезу относительно мотивов преступления. Судя по вашим замечаниям, это убийство необъяснимо, точнее, пока необъяснимо. Предположим, мои подозрения относительно причастности Мориарти верны. Тогда возможны две версии. Мориарти, заметьте, держит свою команду в ежовых рукавицах – абсолютная дисциплина, признается только один вид наказания – смерть. Значит, можно предположить, что убитый, этот самый Дуглас – его судьба была предсказана одним из верноподданных этого архипреступника, – каким-то образом предал своего шефа и был наказан в назидание другим.
– Это первая гипотеза, мистер Холмс. А вторая?
– Вторая? Перед нами очередное дело Мориарти, предпринятое в целях обогащения. Что-нибудь украдено?
– По-моему, нет.
– Если так, это свидетельствует против второй гипотезы в пользу первой: ведь Мориарти не выдает идеи бесплатно. Возможна и третья версия. Но для этого надо ехать в Берлстон. Я слишком хорошо знаю Мориарти. Здесь мы улик не найдем.
– Тогда вперед! – воскликнул Мак-Дональд, вскакивая с места. – Проклятие, до поезда остается совсем мало времени! Пять минут на сборы, джентльмены! И ни минуты больше!
– А больше и не надо, – подхватил Холмс, в свою очередь, вскакивая с кресла и начиная собираться. – По пути расскажете нам все подробности.
«Всех подробностей» оказалось удручающе мало. Одно было ясно – дело заслуживает самого пристального внимания. Холмс сиял и потирал от удовольствия руки, смакуя скудные, но поразительные детали. Долгие недели вынужденного бездействия остались позади, и он наконец-то мог применить свои удивительные способности, которые, как всякий дар, оттачивались в действии, ибо и бумажный меч тупится и ржавеет в отсутствие битв, становясь обузой для хозяина. В глазах его вспыхнул острый блеск, бледное лицо приобрело теплый оттенок, свидетельствуя о разгорающемся внутреннем пламени. Он сидел в кебе против Мак-Дональда, весь подавшись вперед, ловя каждое слово.
О разыгравшейся в Суссексе трагедии инспектору стало известно из письма его давнего приятеля Уайта Мэйсона, начальника берлстонской полиции, которое привез самый ранний поезд. Этой дружбе Берлстон был теперь обязан тем, что письмо передали Мак-Дональду в то же утро – факт почти невероятный для Скотленд-Ярда, не особенно расторопного, когда дело касалось помощи провинции. Обычно столичным ищейкам приходилось бежать по остывшим следам.
Письмо, полученное инспектором, было следующего содержания: «Дорогой Мак-Дональд. Официальная просьба о помощи находится в отдельном конверте. Эту записку пишу запросто, по старой дружбе. Телеграфируйте, каким поездом приедете в Берлстон, я встречу вас или пришлю людей. Не теряйте ни минуты. Если мистер Холмс согласится ехать, буду рад. Ему будет над чем поломать голову. У нас произошло нечто необъяснимое. Если бы не труп, я счел бы все за идиотский розыгрыш. Поверьте моему слову: это какая-то чертовщина».
– А ваш приятель неплохо соображает, – заметил Холмс.
– Да, сэр! Уайт Мэйсон умный человек, насколько я могу судить.
– Что еще вы можете о нем сказать?
– Только то, что Мэйсон не пропустит ни одной детали, и все они будут предоставлены нашему вниманию.
– Откуда вам известно имя убитого и факт зверского, как вы выразились, убийства?
– Из официального донесения. Но там нет слова «зверский». Это не полицейский термин. Имя названо – Джон Дуглас. Сказано, что смерть наступила от ранений в голову. Выстрелы были сделаны из двустволки. Труп обнаружен около полуночи, прошлой ночью. Факт убийства налицо, арестованных пока нет. Дело признано в высшей степени запутанным и неординарным. Вот и все, что мы имеем на данный момент, мистер Холмс.
– Тогда, с вашего позволения, на этом пока остановимся, мистер Мак-Дональд. Поддаться соблазну теоретизировать при недостатке данных – самая большая опасность в нашей профессии. Пока мы имеем два бесспорных факта – мощнейший интеллект в Лондоне и убитый сквайр в Суссексе. Два конца цепи, которую нам придется восстанавливать.
Глава III
Трагедия в Берлстоне
Теперь я хочу на какое-то время самоустраниться, тем более что потеря от этого небольшая, и рассказать о событиях, предшествующих нашему появлению на месте драмы. Таким образом, я познакомлю читателя с ее участниками и с той странной обстановкой, в какой они очутились по воле судьбы.
Селение Берлстон, расположенное на севере Суссекса, представляет собой небольшую группу старинных домов, сложенных из дерева и камня. В последние несколько лет романтический вид и живописные окрестности Берлстона, веками не менявшего облик, привлекли сюда несколько богатых и знатных семейств. Их современные виллы выглядывают из-за деревьев окрестных лесов. Эти леса являются началом огромного Уилдского леса, который тянется вплоть до северной меловой гряды. Для нужд растущего населения в Берлстоне открыты несколько лавочек. Может статься, что это древнее селение станет вскоре современным провинциальным городком. Берлстон – центр довольно значительного района; близлежащий более-менее крупный поселок Танбридж-Уэллс находится в 10 или 12 милях к востоку, в графстве Кент.
Примерно в миле от Берлстона, в старинном парке, знаменитом своими огромными буками, расположился старинный Берлстонский Замок. Самая старая часть этого почтенного строения восходит ко времени первых крестовых походов. Король Вильгельм II Рыжий пожаловал одному из рыцарей поместье, и тот возвел на пожалованной земле крепость, уничтоженную пожаром 1543 года. Несколько ее закопченных угловых глыб легли в основание нового кирпичного здания, возведенного на руинах феодального замка во времена короля Иакова.
Особняк с многочисленными фронтонами и узкими стрельчатыми окнами почти полностью сохранил внешний вид, как он был задуман строителем в начале XVII века. Наружный из двух рвов, защищавших поместье в давние воинственные времена, был засыпан и стал скромно служить огородом. Внутренний ров сохранил свои сорок футов ширины, но обмелел до трех-четырех футов и по-прежнему вплотную окружал дом. Вода в нем была мутная, но проточная. Окна нижнего этажа располагались всего в футе от воды. В дом попадали через подъемный мост, цепи и ворот которого долгое время ржавели в бездействии. Но нынешние владельцы замка восстановили механизм, и старинный мост не только мог теперь подниматься и опускаться, но и действительно каждое утро его опускали, а вечером поднимали. Такое возобновление древнего феодального обычая превращало дом в неприступную крепость – что прямо касается тайны, возбудившей очень скоро внимание всей Англии.
Несколько лет до описываемых событий дом был необитаем, и нашествие сорных растений и плесени грозило превратить его в живописные развалины. От гибели его спасло появление новых хозяев – Дугласа и его жены.
Дуглас был человек необычайный и характером, и внешностью. Ему в то время было около пятидесяти лет. Суровое лицо с квадратным подбородком, густые усы, пронзительные серые глаза, жилистое тело, сохранившее всю мощь и энергию молодости. Впрочем, был он нрава добродушного и общительного, хотя и несколько бесцеремонного, что обличало в нем человека, который живал в менее культурном обществе, чем то, что его окружало в Берлстоне.
Соседи на первых порах относились к нему с любопытством, но сдержанно. Однако он быстро завоевал среди них уважение, чему способствовали его неизменно крупные пожертвования по всем подпискам, посещение всех ярмарок и благотворительных концертов, где он сам, имея прекрасный тенор, нередко выступал с какой-нибудь песней. По всей видимости, он обладал огромным богатством, которое привез, по слухам, с золотых приисков Калифорнии. Из разговоров Дугласа и его жены явствовало, что он много лет жил в Америке.
Помимо щедрости и отсутствия заносчивости, он был еще человеком вполне бесстрашным. Не имея навыков в верховой езде, он неизменно участвовал в скачках и в упрямом стремлении не отстать от других падал так, что зрители только ахали – как он жив оставался. Особенно он отличился, когда загорелся дом пастора – кинулся в огонь спасать имущество, пристыдив тем самым местных пожарников, которые почли риск слишком великим. Таков был Джон Дуглас, ставший за пять лет своей жизни в Берлстоне весьма заметной и уважаемой фигурой.
Те немногие, кто бывал у него в доме, полюбили и его жену, – по старинной английской традиции было не принято делать визиты в дом человека, явившегося неизвестно откуда и не имевшего никаких рекомендаций. Однако ее это нимало не трогало. Миссис Дуглас была натурой замкнутой, и к тому же ее полностью поглощали заботы о муже и доме. Соседям было известно, что она знатного происхождения. Мистер Дуглас познакомился с ней в Лондоне, будучи уже вдовцом. Это была очень красивая леди, высокая, темноволосая, стройная, лет на двадцать моложе его – несоответствие, которое, видимо, ни в коей мере не омрачало радостей их супружества.
Впрочем, те, кто был ближе знаком с Дугласами, говорили, что между мужем и женой нет полного доверия. Миссис Дуглас никогда не упоминала в разговорах о прошлом мужа – либо по какой-то своей причине, либо, что более вероятно, сама о нем ничего не знала. Наблюдательные люди замечали также, что миссис Дуглас проявляла признаки беспокойства, порой сильнейшего, если муж задерживался в соседнем городке. В этой тихой провинции любое неординарное явление вызывало массу толков. Не избежала этой участи и необъяснимая нервозность хозяйки, приобретшая в свете последующих трагических событий особое значение.
Еще одна личность, имевшая близкое отношение к Дугласу, привлекла к себе внимание публики. Это был некто Сэсил Джеймс Баркер, находившийся в ночь убийства под крышей Берлстонского Замка. Баркер жил в Хэйл-Лодж, что в Хемпстеде, одном из лондонских районов. Жители Берлстона привыкли видеть его высокую энергичную фигуру на главной улице поселка – он был частый и желанный гость в Замке. Сэсил Баркер, единственный из приятелей Дугласа, знал его в прошлой, засекреченной жизни. Сам он, без сомнения, был англичанин, но судя по его отрывочным замечаниям, познакомился с Дугласом в Америке и был очень с ним дружен. Как и Дуглас, он обладал значительным состоянием, но был, по слухам, холост. Это был человек лет сорока пяти, высокий, широкогрудый, всегда гладко выбритый, с лицом призового борца. Из-под густых черных бровей властно смотрели темно-карие глаза, одного взгляда которых было достаточно, чтобы усмирить без помощи кулаков – а кулаки у него были тяжелые – разъяренную толпу. Он не увлекался ни верховой ездой, ни охотой, а все дни кружил по деревне и окрестностям с трубкой во рту, ездил иногда на прогулки с хозяином замка, а в отсутствие последнего – с миссис Дуглас.
– Добрый, щедрый джентльмен, – отозвался о нем Эймс, дворецкий Берлстонского Замка. – Но, честное слово, я бы не хотел оказаться у него поперек дороги.
Задушевный друг Дугласа, он был не менее дружен с его женой, и эта дружба не раз бывала причиной сильнейшего раздражения Дугласа, так что даже слуги становились свидетелями его гнева.
Что касается остальных обитателей старого особняка, то из всей челяди достаточно упомянуть аккуратного, важного и расторопного дворецкого Эймса, а также миссис Элен, дородную веселую особу, главную помощницу хозяйки во всех заботах по дому. Остальные шесть человек прислуги не имели никакого отношения к событиям, происшедшим в ночь на 6 января.
О случившемся дал знать в полицию Сэсил Баркер. Он подбежал к двери полицейского участка без четверти полночь и бешено зазвонил в колокольчик.
– В Замке несчастье – убит Джон Дуглас, – едва переведя дух сообщил он сержанту Уилсону, в ведении которого находилось крошечное местное отделение суссекского полицейского округа. И тотчас, чуть не бегом, бросился обратно. Уведомив о случившемся вышестоящее начальство, Уилсон поспешил следом и прибыл на место преступления в самом начале первого. Он сразу отметил, что подъемный мост опущен, в окнах горит свет и во всем доме царит растерянность и тревога. Слуги с побелевшими лицами сгрудились в гостиной, испуганный дворецкий застыл в дверях, нервно теребя пальцы. Не терял присутствия духа только Сэсил Баркер. Он открыл дверь, ближайшую к входной двери, и пригласил сержанта следовать за ним. В это время подоспел доктор Вуд, толковый энергичный врач, практикующий в городке. Все трое вошли в роковую комнату. Следовавший за ними дворецкий с искаженным от ужаса лицом притворил дверь, чтобы скрыть от глаз служанок кровавую сцену.
Мертвец лежал распростертый посреди комнаты. На нем был только розовый халат поверх ночного белья и ковровые тапочки на босу ногу. Доктор опустился на колени и поставил рядом лампу, стоявшую прежде на столе. Одного взгляда на жертву было достаточно, чтобы убедиться – его помощь не нужна. Рана на голове была страшной. Поперек груди лежало странное оружие – двустволка со спиленными на целый фут, чуть не до спусковых крючков, стволами. Выстрел был произведен в упор, весь заряд пришелся в лицо и разнес голову буквально на куски. Спусковые крючки были связаны проволокой, чтобы оба ствола сработали одновременно и выстрел оказался более разрушительным.
Сержант, подавленный свалившейся на него ответственностью, не мог отвести от мертвого тела расширенных ужасом глаз.
– Ничего не трогать до приезда начальства, – почти шепотом приказал он.
– Никто ничего не трогал, – заявил Сэсил Баркер. – Я за это ручаюсь. Все находится в том положении, в каком я застал эту сцену.
– Когда это произошло? – спросил сержант, доставая блокнот.
– Около 11.30 вечера. Я еще не раздевался, сидел у себя перед камином. Вдруг в нижних комнатах раздался выстрел, негромкий, словно приглушенный. Я бросился вниз и буквально через полминуты был уже здесь.
– Дверь была открыта?
– Да, открыта. Несчастный Дуглас лежал, как вы уже видели. На столе горела свеча из его спальни. А лампу зажег я, несколькими минутами позже.
– Вы никого не заметили?
– Нет. Вскоре я услышал на лестнице шаги миссис Дуглас и бросился ей навстречу, чтобы скрыть от нее страшную картину. Миссис Элен, экономка, увела ее. Затем появился Эймс, и мы с ним еще раз вошли в эту комнату.
– Если я правильно понял, мост через ров ночью обычно бывает поднят?
– Да, он и был поднят. Это я опустил его.
– В таком случае убийца не мог убежать. Это совершенно ясно! Видимо, мистер Дуглас покончил с собой.
– Я так и подумал сначала. Но взгляните сюда!
Баркер приподнял штору, и все увидели, что высокое стрельчатое окно широко распахнуто.
– Видите?
Он поднес лампу к подоконнику, осветив кровавое пятно, напоминающее след ботинка.
– Кто-то наступил сюда ногой и выпрыгнул в окно.
– Вы думаете, убийца переплыл ров?
– Очевидно.
– Вы появились здесь через полминуты после выстрела. Выходит, он был еще в воде?
– Ни малейшего сомнения. Как я жалею, что не выглянул в окно! Но ведь шторы были задернуты, вы сами видели. Мне и в голову не пришло отдернуть их. К тому же я услыхал шаги миссис Дуглас. Я не мог допустить, чтобы она вошла в комнату и увидела этот кошмар.
– Действительно кошмар, – согласился доктор, осматривая развороченную голову и страшные сгустки вокруг нее. – Мне не приходилось такого видеть, пожалуй, со времени крушения на Берлстонской железной дороге.
– Я вот что думаю, – гнул свое полицейский сержант, чей здравый смысл простолюдина еще вертелся вокруг открытого окна. – Это все верно вы говорите, что убийца мог уйти через ров. Но вопрос в том, как он пробрался сюда, если мост был поднят.
– Вы правы, вопрос в этом, – согласился Баркер.
– Во сколько подняли мост?
– Около шести часов, – сказал Эймс, дворецкий.
– Я слышал, его поднимают на закате, – рассуждал сержант. – А солнце сейчас садится около полпятого, а?
– У мистера Дугласа были гости, – сказал Эймс. – Я не мог поднять мост до их ухода.
– Значит, вывод один, – сказал сержант. – Если убил кто-то посторонний, он должен был перейти мост до шести часов и прятаться в доме, дожидаясь, когда мистер Дуглас уйдет к себе в одиннадцать.
– Совершенно верно. Но мистер Дуглас каждый вечер перед сном делал обход всего дома, проверял камины и светильники. Поэтому он заглянул в кабинет. Убийце оставалось только выстрелить, бросить оружие и выпрыгнуть в окно. Больше здесь ничего не придумаешь.
Сержант поднял картонную карточку, валявшуюся на полу возле убитого. На ней стояли буквы «ВД» и внизу – число 341, небрежно написанное чернилами.
– А это что? – спросил он.
Баркер с любопытством оглядел карточку:
– Первый раз вижу. Видимо, эту карточку оставил здесь убийца.
– «ВД – 341». Ничего не понимаю, – повторил сержант, крутя бумажку худыми длинными пальцами. – Что за «ВД»? Чьи-то инициалы? А вы что нашли, доктор Вуд?
Доктор Вуд держал в руках молоток, который только что лежал на коврике у камина, – увесистый, крупного размера рабочий инструмент. Сэсил Баркер указал на коробку с гвоздями на каминной полке.
– Мистер Дуглас перевешивал вчера картины. Я сам видел, как он стоял на стуле и приколачивал одну из них.
– Положите молоток, где он лежал. – Сержант махнул рукой и озадаченно поскреб в затылке. – Тут нужны лучшие полицейские умы, иначе это дело не раскопаешь. Да, без Лондона, как видно, не обойтись.
Он поднял с пола лампу и медленно обошел комнату.
– Постой-ка! – воскликнул он, отдергивая штору. – В какое время вчера задернули гардины?
– Когда зажгли свет, – ответил дворецкий. – Думаю, вскоре после четырех.
– Здесь кто-то прятался, это совершенно точно!
Он опустил лампу к самому полу, и все увидели следы грязных башмаков, отпечатавшихся в углу.
– Должен сказать, это подтверждает ваше предположение, мистер Баркер. Похоже, что убийца пробрался в дом после четырех, когда гардины были уже задернуты. Но не позже шести, в шесть мост уже поднят. И сунулся в эту комнату, потому что она ближе всего к входной двери. Спрятаться в ней можно только за гардинами, он сюда и встал. По-моему, все ясно. Видимо, он хотел ограбить дом, а мистер Дуглас, по несчастью, вошел и обнаружил его. Грабитель его убил и сбежал.
– Я тоже так это вижу, – сказал Баркер. – Но не теряем ли мы драгоценное время? Не лучше ли немедля отправиться на поиски и прочесать окрестности, пока парень не убежал слишком далеко?
Сержант на мгновение задумался:
– До шести утра нет ни одного поезда. Значит, железной дорогой он воспользоваться не сможет. А если пойдет по шоссе в мокрых насквозь брюках, его обязательно заметят. Но как бы то ни было, сам я не могу отсюда уйти, пока меня не сменят. И вам, думаю, лучше остаться здесь, пока дело хоть немного не прояснится.
Доктор взял лампу и принялся более тщательно осматривать тело.
– А это что за знак? – спросил он. – Не связан ли он каким-то образом с убийством?
Завернувшийся широкий рукав халата обнажал правую руку убитого.
– Это не татуировка, – сказал доктор, пристально вглядываясь в рисунок через очки. Никогда не видел ничего подобного. Этого человека клеймили, как домашнюю скотину. Что бы это значило?
– Не имею представления, – ответил Сэсил Баркер. – Но за десять лет дружбы я не раз видел эту отметину.
– И я тоже, – подхватил дворецкий, – когда хозяин закатывал рукав. Я всегда удивлялся, откуда у него это клеймо.
– Тогда оно не имеет отношения к преступлению, – сделал вывод сержант. – Хотя, конечно, очень, очень странно. И вообще все в этом деле странно… А? Что там еще?
Дворецкий издал крик изумления и показал пальцем на откинутую в сторону руку мертвеца.
– Исчезло его обручальное кольцо!
– Вы уверены?
– Нет никакого сомнения, сэр. Хозяин всегда носил золотое обручальное кольцо на левой руке. Сначала обручальное, выше – кольцо с золотым самородком. На среднем пальце у него всегда было вот это кольцо, видите, в виде свернувшейся змеи. Получается, что оба эти кольца на месте, а обручальное исчезло!
– Он прав, – подтвердил Баркер.
– Вы говорите, обручальное кольцо было под этим, с самородком?
– Всегда.
– Выходит, что убийца снял верхнее кольцо, затем обручальное, а затем вновь надел верхнее?
– Выходит, так.
Достойный блюститель закона покачал головой:
– Сдается мне, чем скорее Лондон узнает об этом деле, тем лучше. Я ничего не имею против Уайта Мэйсона. Голова у него работает. Не было еще ни одного дела в округе, которое бы он не раскрыл. Но без Лондона нам не обойтись, нет. Я не стыжусь признаться, что мне это дело не по зубам.
Селение Берлстон, расположенное на севере Суссекса, представляет собой небольшую группу старинных домов, сложенных из дерева и камня. В последние несколько лет романтический вид и живописные окрестности Берлстона, веками не менявшего облик, привлекли сюда несколько богатых и знатных семейств. Их современные виллы выглядывают из-за деревьев окрестных лесов. Эти леса являются началом огромного Уилдского леса, который тянется вплоть до северной меловой гряды. Для нужд растущего населения в Берлстоне открыты несколько лавочек. Может статься, что это древнее селение станет вскоре современным провинциальным городком. Берлстон – центр довольно значительного района; близлежащий более-менее крупный поселок Танбридж-Уэллс находится в 10 или 12 милях к востоку, в графстве Кент.
Примерно в миле от Берлстона, в старинном парке, знаменитом своими огромными буками, расположился старинный Берлстонский Замок. Самая старая часть этого почтенного строения восходит ко времени первых крестовых походов. Король Вильгельм II Рыжий пожаловал одному из рыцарей поместье, и тот возвел на пожалованной земле крепость, уничтоженную пожаром 1543 года. Несколько ее закопченных угловых глыб легли в основание нового кирпичного здания, возведенного на руинах феодального замка во времена короля Иакова.
Особняк с многочисленными фронтонами и узкими стрельчатыми окнами почти полностью сохранил внешний вид, как он был задуман строителем в начале XVII века. Наружный из двух рвов, защищавших поместье в давние воинственные времена, был засыпан и стал скромно служить огородом. Внутренний ров сохранил свои сорок футов ширины, но обмелел до трех-четырех футов и по-прежнему вплотную окружал дом. Вода в нем была мутная, но проточная. Окна нижнего этажа располагались всего в футе от воды. В дом попадали через подъемный мост, цепи и ворот которого долгое время ржавели в бездействии. Но нынешние владельцы замка восстановили механизм, и старинный мост не только мог теперь подниматься и опускаться, но и действительно каждое утро его опускали, а вечером поднимали. Такое возобновление древнего феодального обычая превращало дом в неприступную крепость – что прямо касается тайны, возбудившей очень скоро внимание всей Англии.
Несколько лет до описываемых событий дом был необитаем, и нашествие сорных растений и плесени грозило превратить его в живописные развалины. От гибели его спасло появление новых хозяев – Дугласа и его жены.
Дуглас был человек необычайный и характером, и внешностью. Ему в то время было около пятидесяти лет. Суровое лицо с квадратным подбородком, густые усы, пронзительные серые глаза, жилистое тело, сохранившее всю мощь и энергию молодости. Впрочем, был он нрава добродушного и общительного, хотя и несколько бесцеремонного, что обличало в нем человека, который живал в менее культурном обществе, чем то, что его окружало в Берлстоне.
Соседи на первых порах относились к нему с любопытством, но сдержанно. Однако он быстро завоевал среди них уважение, чему способствовали его неизменно крупные пожертвования по всем подпискам, посещение всех ярмарок и благотворительных концертов, где он сам, имея прекрасный тенор, нередко выступал с какой-нибудь песней. По всей видимости, он обладал огромным богатством, которое привез, по слухам, с золотых приисков Калифорнии. Из разговоров Дугласа и его жены явствовало, что он много лет жил в Америке.
Помимо щедрости и отсутствия заносчивости, он был еще человеком вполне бесстрашным. Не имея навыков в верховой езде, он неизменно участвовал в скачках и в упрямом стремлении не отстать от других падал так, что зрители только ахали – как он жив оставался. Особенно он отличился, когда загорелся дом пастора – кинулся в огонь спасать имущество, пристыдив тем самым местных пожарников, которые почли риск слишком великим. Таков был Джон Дуглас, ставший за пять лет своей жизни в Берлстоне весьма заметной и уважаемой фигурой.
Те немногие, кто бывал у него в доме, полюбили и его жену, – по старинной английской традиции было не принято делать визиты в дом человека, явившегося неизвестно откуда и не имевшего никаких рекомендаций. Однако ее это нимало не трогало. Миссис Дуглас была натурой замкнутой, и к тому же ее полностью поглощали заботы о муже и доме. Соседям было известно, что она знатного происхождения. Мистер Дуглас познакомился с ней в Лондоне, будучи уже вдовцом. Это была очень красивая леди, высокая, темноволосая, стройная, лет на двадцать моложе его – несоответствие, которое, видимо, ни в коей мере не омрачало радостей их супружества.
Впрочем, те, кто был ближе знаком с Дугласами, говорили, что между мужем и женой нет полного доверия. Миссис Дуглас никогда не упоминала в разговорах о прошлом мужа – либо по какой-то своей причине, либо, что более вероятно, сама о нем ничего не знала. Наблюдательные люди замечали также, что миссис Дуглас проявляла признаки беспокойства, порой сильнейшего, если муж задерживался в соседнем городке. В этой тихой провинции любое неординарное явление вызывало массу толков. Не избежала этой участи и необъяснимая нервозность хозяйки, приобретшая в свете последующих трагических событий особое значение.
Еще одна личность, имевшая близкое отношение к Дугласу, привлекла к себе внимание публики. Это был некто Сэсил Джеймс Баркер, находившийся в ночь убийства под крышей Берлстонского Замка. Баркер жил в Хэйл-Лодж, что в Хемпстеде, одном из лондонских районов. Жители Берлстона привыкли видеть его высокую энергичную фигуру на главной улице поселка – он был частый и желанный гость в Замке. Сэсил Баркер, единственный из приятелей Дугласа, знал его в прошлой, засекреченной жизни. Сам он, без сомнения, был англичанин, но судя по его отрывочным замечаниям, познакомился с Дугласом в Америке и был очень с ним дружен. Как и Дуглас, он обладал значительным состоянием, но был, по слухам, холост. Это был человек лет сорока пяти, высокий, широкогрудый, всегда гладко выбритый, с лицом призового борца. Из-под густых черных бровей властно смотрели темно-карие глаза, одного взгляда которых было достаточно, чтобы усмирить без помощи кулаков – а кулаки у него были тяжелые – разъяренную толпу. Он не увлекался ни верховой ездой, ни охотой, а все дни кружил по деревне и окрестностям с трубкой во рту, ездил иногда на прогулки с хозяином замка, а в отсутствие последнего – с миссис Дуглас.
– Добрый, щедрый джентльмен, – отозвался о нем Эймс, дворецкий Берлстонского Замка. – Но, честное слово, я бы не хотел оказаться у него поперек дороги.
Задушевный друг Дугласа, он был не менее дружен с его женой, и эта дружба не раз бывала причиной сильнейшего раздражения Дугласа, так что даже слуги становились свидетелями его гнева.
Что касается остальных обитателей старого особняка, то из всей челяди достаточно упомянуть аккуратного, важного и расторопного дворецкого Эймса, а также миссис Элен, дородную веселую особу, главную помощницу хозяйки во всех заботах по дому. Остальные шесть человек прислуги не имели никакого отношения к событиям, происшедшим в ночь на 6 января.
О случившемся дал знать в полицию Сэсил Баркер. Он подбежал к двери полицейского участка без четверти полночь и бешено зазвонил в колокольчик.
– В Замке несчастье – убит Джон Дуглас, – едва переведя дух сообщил он сержанту Уилсону, в ведении которого находилось крошечное местное отделение суссекского полицейского округа. И тотчас, чуть не бегом, бросился обратно. Уведомив о случившемся вышестоящее начальство, Уилсон поспешил следом и прибыл на место преступления в самом начале первого. Он сразу отметил, что подъемный мост опущен, в окнах горит свет и во всем доме царит растерянность и тревога. Слуги с побелевшими лицами сгрудились в гостиной, испуганный дворецкий застыл в дверях, нервно теребя пальцы. Не терял присутствия духа только Сэсил Баркер. Он открыл дверь, ближайшую к входной двери, и пригласил сержанта следовать за ним. В это время подоспел доктор Вуд, толковый энергичный врач, практикующий в городке. Все трое вошли в роковую комнату. Следовавший за ними дворецкий с искаженным от ужаса лицом притворил дверь, чтобы скрыть от глаз служанок кровавую сцену.
Мертвец лежал распростертый посреди комнаты. На нем был только розовый халат поверх ночного белья и ковровые тапочки на босу ногу. Доктор опустился на колени и поставил рядом лампу, стоявшую прежде на столе. Одного взгляда на жертву было достаточно, чтобы убедиться – его помощь не нужна. Рана на голове была страшной. Поперек груди лежало странное оружие – двустволка со спиленными на целый фут, чуть не до спусковых крючков, стволами. Выстрел был произведен в упор, весь заряд пришелся в лицо и разнес голову буквально на куски. Спусковые крючки были связаны проволокой, чтобы оба ствола сработали одновременно и выстрел оказался более разрушительным.
Сержант, подавленный свалившейся на него ответственностью, не мог отвести от мертвого тела расширенных ужасом глаз.
– Ничего не трогать до приезда начальства, – почти шепотом приказал он.
– Никто ничего не трогал, – заявил Сэсил Баркер. – Я за это ручаюсь. Все находится в том положении, в каком я застал эту сцену.
– Когда это произошло? – спросил сержант, доставая блокнот.
– Около 11.30 вечера. Я еще не раздевался, сидел у себя перед камином. Вдруг в нижних комнатах раздался выстрел, негромкий, словно приглушенный. Я бросился вниз и буквально через полминуты был уже здесь.
– Дверь была открыта?
– Да, открыта. Несчастный Дуглас лежал, как вы уже видели. На столе горела свеча из его спальни. А лампу зажег я, несколькими минутами позже.
– Вы никого не заметили?
– Нет. Вскоре я услышал на лестнице шаги миссис Дуглас и бросился ей навстречу, чтобы скрыть от нее страшную картину. Миссис Элен, экономка, увела ее. Затем появился Эймс, и мы с ним еще раз вошли в эту комнату.
– Если я правильно понял, мост через ров ночью обычно бывает поднят?
– Да, он и был поднят. Это я опустил его.
– В таком случае убийца не мог убежать. Это совершенно ясно! Видимо, мистер Дуглас покончил с собой.
– Я так и подумал сначала. Но взгляните сюда!
Баркер приподнял штору, и все увидели, что высокое стрельчатое окно широко распахнуто.
– Видите?
Он поднес лампу к подоконнику, осветив кровавое пятно, напоминающее след ботинка.
– Кто-то наступил сюда ногой и выпрыгнул в окно.
– Вы думаете, убийца переплыл ров?
– Очевидно.
– Вы появились здесь через полминуты после выстрела. Выходит, он был еще в воде?
– Ни малейшего сомнения. Как я жалею, что не выглянул в окно! Но ведь шторы были задернуты, вы сами видели. Мне и в голову не пришло отдернуть их. К тому же я услыхал шаги миссис Дуглас. Я не мог допустить, чтобы она вошла в комнату и увидела этот кошмар.
– Действительно кошмар, – согласился доктор, осматривая развороченную голову и страшные сгустки вокруг нее. – Мне не приходилось такого видеть, пожалуй, со времени крушения на Берлстонской железной дороге.
– Я вот что думаю, – гнул свое полицейский сержант, чей здравый смысл простолюдина еще вертелся вокруг открытого окна. – Это все верно вы говорите, что убийца мог уйти через ров. Но вопрос в том, как он пробрался сюда, если мост был поднят.
– Вы правы, вопрос в этом, – согласился Баркер.
– Во сколько подняли мост?
– Около шести часов, – сказал Эймс, дворецкий.
– Я слышал, его поднимают на закате, – рассуждал сержант. – А солнце сейчас садится около полпятого, а?
– У мистера Дугласа были гости, – сказал Эймс. – Я не мог поднять мост до их ухода.
– Значит, вывод один, – сказал сержант. – Если убил кто-то посторонний, он должен был перейти мост до шести часов и прятаться в доме, дожидаясь, когда мистер Дуглас уйдет к себе в одиннадцать.
– Совершенно верно. Но мистер Дуглас каждый вечер перед сном делал обход всего дома, проверял камины и светильники. Поэтому он заглянул в кабинет. Убийце оставалось только выстрелить, бросить оружие и выпрыгнуть в окно. Больше здесь ничего не придумаешь.
Сержант поднял картонную карточку, валявшуюся на полу возле убитого. На ней стояли буквы «ВД» и внизу – число 341, небрежно написанное чернилами.
– А это что? – спросил он.
Баркер с любопытством оглядел карточку:
– Первый раз вижу. Видимо, эту карточку оставил здесь убийца.
– «ВД – 341». Ничего не понимаю, – повторил сержант, крутя бумажку худыми длинными пальцами. – Что за «ВД»? Чьи-то инициалы? А вы что нашли, доктор Вуд?
Доктор Вуд держал в руках молоток, который только что лежал на коврике у камина, – увесистый, крупного размера рабочий инструмент. Сэсил Баркер указал на коробку с гвоздями на каминной полке.
– Мистер Дуглас перевешивал вчера картины. Я сам видел, как он стоял на стуле и приколачивал одну из них.
– Положите молоток, где он лежал. – Сержант махнул рукой и озадаченно поскреб в затылке. – Тут нужны лучшие полицейские умы, иначе это дело не раскопаешь. Да, без Лондона, как видно, не обойтись.
Он поднял с пола лампу и медленно обошел комнату.
– Постой-ка! – воскликнул он, отдергивая штору. – В какое время вчера задернули гардины?
– Когда зажгли свет, – ответил дворецкий. – Думаю, вскоре после четырех.
– Здесь кто-то прятался, это совершенно точно!
Он опустил лампу к самому полу, и все увидели следы грязных башмаков, отпечатавшихся в углу.
– Должен сказать, это подтверждает ваше предположение, мистер Баркер. Похоже, что убийца пробрался в дом после четырех, когда гардины были уже задернуты. Но не позже шести, в шесть мост уже поднят. И сунулся в эту комнату, потому что она ближе всего к входной двери. Спрятаться в ней можно только за гардинами, он сюда и встал. По-моему, все ясно. Видимо, он хотел ограбить дом, а мистер Дуглас, по несчастью, вошел и обнаружил его. Грабитель его убил и сбежал.
– Я тоже так это вижу, – сказал Баркер. – Но не теряем ли мы драгоценное время? Не лучше ли немедля отправиться на поиски и прочесать окрестности, пока парень не убежал слишком далеко?
Сержант на мгновение задумался:
– До шести утра нет ни одного поезда. Значит, железной дорогой он воспользоваться не сможет. А если пойдет по шоссе в мокрых насквозь брюках, его обязательно заметят. Но как бы то ни было, сам я не могу отсюда уйти, пока меня не сменят. И вам, думаю, лучше остаться здесь, пока дело хоть немного не прояснится.
Доктор взял лампу и принялся более тщательно осматривать тело.
– А это что за знак? – спросил он. – Не связан ли он каким-то образом с убийством?
Завернувшийся широкий рукав халата обнажал правую руку убитого.
– Это не татуировка, – сказал доктор, пристально вглядываясь в рисунок через очки. Никогда не видел ничего подобного. Этого человека клеймили, как домашнюю скотину. Что бы это значило?
– Не имею представления, – ответил Сэсил Баркер. – Но за десять лет дружбы я не раз видел эту отметину.
– И я тоже, – подхватил дворецкий, – когда хозяин закатывал рукав. Я всегда удивлялся, откуда у него это клеймо.
– Тогда оно не имеет отношения к преступлению, – сделал вывод сержант. – Хотя, конечно, очень, очень странно. И вообще все в этом деле странно… А? Что там еще?
Дворецкий издал крик изумления и показал пальцем на откинутую в сторону руку мертвеца.
– Исчезло его обручальное кольцо!
– Вы уверены?
– Нет никакого сомнения, сэр. Хозяин всегда носил золотое обручальное кольцо на левой руке. Сначала обручальное, выше – кольцо с золотым самородком. На среднем пальце у него всегда было вот это кольцо, видите, в виде свернувшейся змеи. Получается, что оба эти кольца на месте, а обручальное исчезло!
– Он прав, – подтвердил Баркер.
– Вы говорите, обручальное кольцо было под этим, с самородком?
– Всегда.
– Выходит, что убийца снял верхнее кольцо, затем обручальное, а затем вновь надел верхнее?
– Выходит, так.
Достойный блюститель закона покачал головой:
– Сдается мне, чем скорее Лондон узнает об этом деле, тем лучше. Я ничего не имею против Уайта Мэйсона. Голова у него работает. Не было еще ни одного дела в округе, которое бы он не раскрыл. Но без Лондона нам не обойтись, нет. Я не стыжусь признаться, что мне это дело не по зубам.
Глава IV
Мрак
Шеф сыскной полиции Суссекса Уайт Мэйсон получил ночной рапорт сержанта Уилсона, и взмыленная лошадь, запряженная в двуколку, домчала его в Берлстон к трем часам утра. С первым утренним поездом, отбывшим из Берлстона в пять сорок, он отправил донесение в Скотленд-Ярд, и в полдень встречал нас на Берлстонском вокзале. Это был невозмутимый респектабельный мужчина, полноватый, с гладко выбритым красным лицом; твидовое свободного покроя пальто ладно сидело на крепко сбитом теле, сильные кривоватые ноги были обтянуты гетрами. Он был похож на кого угодно – на мелкого фермера, на ушедшего на пенсию егеря, но только не на преуспевающего шефа провинциальной полиции.
– Поистине чертовщина какая-то, мистер Мак-Дональд, – то и дело повторял он. – Газетчики налетят к нам, как мухи, стоит им почуять сенсацию. Надеюсь, мы успеем закончить работу до того, как они сунут сюда нос и спутают нам все карты. На моей памяти не случалось ничего подобного. В деле есть зацепки, которые кое-что вам скажут, мистер Холмс, или я очень ошибаюсь. Да и по вашей части кое-что найдется, доктор Уотсон, наш медик поделится с вами своими впечатлениями. Я заказал для вас номер в гостинице на Уэствил-Армс. Ничего другого у нас нет. Я слышал, там чисто и, в общем, сносно. Слуга отнесет туда ваши вещи. Нам в эту сторону, джентльмены, прошу вас.
Этот суссекский детектив был необычайно хлопотлив и радушен. Через десять минут мы уже были в своем номере, а еще через десять сидели в уютном холле гостиницы и слушали краткий рассказ о трагедии в Замке, описанной в предыдущей главе. Мак-Дональд делал пометки в блокноте, а Холмс впитывал каждое слово с тем восхищенным изумлением на лице, какое бывает у ботаника, наблюдающего редкий бесценный цветок.
– Замечательно! – воскликнул он, когда Мэйсон завершил свой недолгий рассказ. – В высшей степени замечательно! За всю мою жизнь не припомню такого необычайного стечения обстоятельств.
– Я ожидал, мистер Холмс, что вы это скажете, – удовлетворенно произнес Уайт Мэйсон. – Мы здесь в Суссексе идем в ногу со временем. Я рассказал вам, как обстояли дела в четыре утра, когда я приехал сюда по вызову сержанта Уилсона. Черт! Как я гнал мою старушку! Но оказалось, можно было и не спешить – самое главное было уже сделано. Уилсон все тщательно осмотрел, собрал факты. Я их проверил, обдумал и, кажется, сам кое-что добавил.
– Что именно? – с живейшим любопытством спросил Холмс.
– Во-первых, осмотрел молоток. Мне помогал доктор Вуд. Мы не нашли на нем никаких следов насильственных действий. У меня была надежда – вдруг мистер Дуглас, защищаясь, успел нанести убийце удар молотком. Но на молотке нет ни единого пятнышка.
– Это ничего не доказывает, – заметил инспектор Мак-Дональд. – Известно немало случаев, когда убийца действовал молотком, не оставив на нем никаких следов.
– Поистине чертовщина какая-то, мистер Мак-Дональд, – то и дело повторял он. – Газетчики налетят к нам, как мухи, стоит им почуять сенсацию. Надеюсь, мы успеем закончить работу до того, как они сунут сюда нос и спутают нам все карты. На моей памяти не случалось ничего подобного. В деле есть зацепки, которые кое-что вам скажут, мистер Холмс, или я очень ошибаюсь. Да и по вашей части кое-что найдется, доктор Уотсон, наш медик поделится с вами своими впечатлениями. Я заказал для вас номер в гостинице на Уэствил-Армс. Ничего другого у нас нет. Я слышал, там чисто и, в общем, сносно. Слуга отнесет туда ваши вещи. Нам в эту сторону, джентльмены, прошу вас.
Этот суссекский детектив был необычайно хлопотлив и радушен. Через десять минут мы уже были в своем номере, а еще через десять сидели в уютном холле гостиницы и слушали краткий рассказ о трагедии в Замке, описанной в предыдущей главе. Мак-Дональд делал пометки в блокноте, а Холмс впитывал каждое слово с тем восхищенным изумлением на лице, какое бывает у ботаника, наблюдающего редкий бесценный цветок.
– Замечательно! – воскликнул он, когда Мэйсон завершил свой недолгий рассказ. – В высшей степени замечательно! За всю мою жизнь не припомню такого необычайного стечения обстоятельств.
– Я ожидал, мистер Холмс, что вы это скажете, – удовлетворенно произнес Уайт Мэйсон. – Мы здесь в Суссексе идем в ногу со временем. Я рассказал вам, как обстояли дела в четыре утра, когда я приехал сюда по вызову сержанта Уилсона. Черт! Как я гнал мою старушку! Но оказалось, можно было и не спешить – самое главное было уже сделано. Уилсон все тщательно осмотрел, собрал факты. Я их проверил, обдумал и, кажется, сам кое-что добавил.
– Что именно? – с живейшим любопытством спросил Холмс.
– Во-первых, осмотрел молоток. Мне помогал доктор Вуд. Мы не нашли на нем никаких следов насильственных действий. У меня была надежда – вдруг мистер Дуглас, защищаясь, успел нанести убийце удар молотком. Но на молотке нет ни единого пятнышка.
– Это ничего не доказывает, – заметил инспектор Мак-Дональд. – Известно немало случаев, когда убийца действовал молотком, не оставив на нем никаких следов.