Артур Конан Дойл. Долина страха

   – Разумеется, отсутствие следов не означает, что молоток не применялся как оружие. Но ведь следы могли и остаться. А это очень бы помогло. Но, к сожалению, молоток абсолютно чист. Затем я осмотрел ружье. Оно было заряжено самой крупной дробью. Спусковые крючки скреплены проволокой для одновременного выстрела из обоих стволов. Кто бы это ни сделал, намерение бесспорно – убить наверняка. Стволы отпилены так, что общая длина ружья не более двух футов и его легко спрятать под полой. Имя оружейного мастера стоит не полностью – между стволами выгравированы три буквы: «П-Е-Н», конец имени отпилен…
   – Большая «П» с завитушкой сверху, «е» и «н» строчные? – спросил Холмс.
   – Совершенно точно.
   – «Пенсильванская оружейная компания». Знаменитая американская фирма, – объяснил Холмс.
   Уайт Мэйсон взглянул на моего друга с таким видом, какой бывает у деревенского фельдшера в присутствии медицинского светила, с одного взгляда решившего, казалось бы, неразрешимую проблему.
   – Я вам очень признателен, мистер Холмс. Не сомневаюсь, что вы правы. Это чудо, поистине чудо! Неужели вы храните в памяти имена оружейников всего мира?
   Взмахом руки Холмс остановил восторженные излияния коллеги.
   – Конечно, ружье американского производства, – продолжал Уайт Мэйсон. – Мне кажется, я где-то читал, такие обрезы – обычное оружие в некоторых местах Америки. Поэтому я сразу подумал, что убийца – американец. А теперь у нас есть доказательство, что человек, проникший в дом и убивший хозяина, действительно американец.
   Мак-Дональд покачал головой:
   – Не слишком ли поспешные выводы, джентльмены? Я еще не слышал ни одного вразумительного доказательства, что в доме вообще был посторонний.
   – А открытое окно, кровь на подоконнике, странная карточка, грязные следы в углу, обрез?
   – Ровно ничего, что не могло бы быть подстроено. Мистер Дуглас был американцем, во всяком случае, долго жил там. То же и мистер Баркер. Зачем искать еще одного американца для объяснения этих американских штучек?
   – Эймс, дворецкий…
   – Ему можно верить?
   – Он служил десять лет у сэра Чарльза Чендоса. Надежен, как скала. И у Дугласа в услужении пять лет, с первого дня, как снят был дом. Так вот, он утверждает, что никогда не видел подобного оружия в доме.
   – Ружье легко спрятать, для того оно и укорочено. Оно поместится в ящик любого комода. Как можно утверждать, что ружья не было в доме!
   – Он, во всяком случае, его не видел.
   Но Мак-Дональд продолжал мотать головой с поистине шотландским упрямством.
   – И все-таки вы не убедили меня, что в доме был посторонний. Очень вас прошу, вдумайтесь хорошенько в то, что вы говорите. Допустим, убийство совершил кто-то чужой и ружье в дом было принесено. Если исходить из этой посылки, то вся картина преступления будет противоречить элементарной логике. Мистер Холмс, скажите же свое слово.
   – Сначала, мистер Мак, изложите свои соображения, – изрек беспристрастно Холмс.
   – Предположим, что этот убийца со стороны действительно существовал. Он не взломщик. Карточка с таинственной надписью и исчезновение кольца указывают на личные мотивы убийства. Итак, этот субъект пробрался в дом с заранее обдуманным намерением совершить убийство. Ему известно, – во всяком случае, должно быть известно, – что выбраться назад будет трудно, так как дом окружен водой. Каким оружием он должен воспользоваться в этом случае? Естественно, самым бесшумным. Только тогда есть надежда, что успеешь выскочить в окно, перебраться через ров и удрать. Это понятно. Но как понять олуха, который тащит на такое дело громоподобное оружие, не боясь, что на выстрел сбежится весь дом? И можно ли рассчитывать, что никто не догадается взглянуть в окно, пока ты барахтаешься в воде! Логично, мистер Холмс?
   – Вы таки взяли быка за рога, – задумчиво произнес мой друг. – Факты действительно нуждаются в разумном истолковании. Позвольте спросить вас, мистер Уайт Мэйсон, вы обследовали противоположный берег рва? Быть может, там остались чьи-то следы?
   – Сразу же обследовал. Никаких следов нет, мистер Холмс. Но ведь берега укреплены каменной кладкой. На ней и не может быть следов.
   – Значит, совсем ничего?
   – Совсем.
   – Интересно! Надеюсь, вы не против, если мы отправимся туда немедленно? Какая-нибудь незначительная деталь может натолкнуть на верную мысль.
   – Я тоже хотел начать с этого, мистер Холмс. Но потом решил, что вам лучше сначала ознакомиться с фактами. Вдруг что-нибудь привлечет ваше внимание. – Он замолк, вопросительно глядя на сыщика-любителя.
   – Я работал с мистером Холмсом, – сказал инспектор Мак-Дональд. – Он ведет свою игру.
   – Во всяком случае, ту, что складывается у меня в голове, – улыбнулся Холмс. – Я участвую в следствии, чтобы помочь полиции. И при этом преследую одну цель – торжество справедливости. Порой я действительно веду свою игру, но только из-за явного нежелания полиции сотрудничать со мной. И конечно, ничьи лавры мне не нужны. Как бы то ни было, мистер Мэйсон, я веду расследование своими методами и раскрываю карты по собственному усмотрению. А обо всех шагах и предположениях я делюсь с коллегами, когда дело закончено.
   – Уверяю вас, ваше присутствие – большая честь для нас, и мы со своей стороны готовы делиться всем, что нам известно, – сердечно заверил Холмса Уайт Мэйсон. – Приглашаем и вас, доктор Уотсон. Придет время, и мы все, я уверен, найдем место на страницах вашей новой книги.
   Через полчаса мы уже шли между двумя рядами подстриженных вязов по старинной деревенской улице, в конце которой стояли две древние каменные колонны, меченные следами непогоды и пятнами лишайников. Их капители венчали бесформенные изваяния, в которых едва угадывались геральдические львы – символ Берлстона. Сотня шагов по извилистой аллее, обсаженной могучими дубами, крутой поворот – и нашим глазам открылся длинный приземистый дом, сложенный из красного, побуревшего от времени кирпича в начале XVII века, со старинным парком за живой изгородью подстриженных тисов. Деревянный мост перекинулся через неширокую гладь воды, неподвижной, отливающей всеми оттенками серебра под холодным зимним солнцем. Три века протекли над этим суровым местом, наполненные рождениями, возвращениями домой, провинциальными балами, охотами на лисиц. Но осеняла ли хоть раз эти почтенные стены столь зловещая тень, какая нависла теперь над старым домом? Впрочем, его остроконечные башни и причудливые фронтоны казались вполне подходящей декорацией для кровавых таинственных преступлений. Чем больше я всматривался в узкие и глубокие, как бойницы, окна и унылый, попорченный ливнями фасад, тем сильнее охватывало меня ощущение, что более подходящего места для подобной трагедии трудно сыскать.
   – Видите это окно, – указал Уайт Мэйсон, – вон, справа от моста? Оно оставлено открытым, как было обнаружено ночью.
   – Узковато для мужской фигуры, – заметил Холмс.
   – Ну, я полагаю, он не был толстым. Ваш дедуктивный метод нужен нам не для подобных умозаключений, мистер Холмс. Вы и даже я без труда пролезем в это окно.
   Холмс подошел к краю рва. Долго рассматривал каменную кладку и бордюр из дерева перед ней.
   – Я здесь все очень тщательно обследовал, мистер Холмс, – сказал Уайт Мэйсон. – Никаких следов нет. Не похоже, что в этом месте из воды вылез человек. Но, впрочем, он, наверное, старался не оставлять следов.
   – Наверное. А что, вода всегда мутная?
   – Да, всегда такого цвета. Ручей несет сюда глину.
   – Какова глубина рва?
   – Около двух футов у берега и три в середине.
   – То есть человек здесь не утонет?
   – Нет, здесь не утонет и ребенок.
   Мы перешли мост и были встречены угловатым высохшим добряком Эймсом, дворецким Замка, бледным и дрожащим после пережитого ужаса. Полицейский сержант, длинный, образцовый и унылый служака, все еще нес караул в роковой комнате. Доктора мы не застали.
   – Как дела, сержант Уилсон? – спросил Уайт Мэйсон.
   – По-прежнему, сэр.
   – Можете идти домой. Вам сегодня порядочно досталось. Будет нужно, я пришлю за вами. Скажите дворецкому, чтобы оставался снаружи. И пусть предупредит мистера Сэсила Баркера, миссис Дуглас и экономку, чтобы никто не уходил, они могут понадобиться. А теперь, джентльмены, позвольте мне изложить свои соображения насчет этого дела. А вы выскажете свои.
   Он мне очень нравился, этот провинциальный специалист. Спокойный и ясный ум, способность сразу схватить суть факта помогали ему успешно продвигаться по служебной лестнице. Холмс слушал его сосредоточенно, без малейших признаков нетерпения, которые беспрестанно проявлял официальный представитель Скотленд-Ярда.
   – Первое, что надо решить, – убийство перед нами или самоубийство, – рассуждал Уайт Мэйсон. – Предположим, это самоубийство. Тогда придется допустить, что самоубийца начал с того, что снял с пальца обручальное кольцо и куда-то его спрятал. Затем переоделся в ночной халат, отправился в кабинет, напачкал в углу за гардиной грязью – пусть думают, что там кто-то прятался. Оставалось еще открыть окно, вымазать кровью подоконник…
   – Эту версию можно сразу же отмести, – прервал его Мак-Дональд.
   – Стало быть, самоубийство исключено. Значит, убийство. Тогда возникает другой вопрос: преступление совершено посторонним лицом или кем-то из домочадцев?
   – Хотелось бы услышать ваши соображения.
   – Обе версии имеют существенные противоречия, но ведь третьей-то нет. Значит, надо выбирать из этих двух. Предположим, убил кто-то из живущих в доме. Убийца мог быть один, но у него могли быть и сообщники. Преступление произошло, когда в доме все стихло, но спать еще не ложились. А стреляли из самого громкого оружия – двустволки. Уж не затем ли, чтобы переполошить весь дом? Заметим также, что подобного оружия никто из домочадцев до этого вечера не видел. Согласитесь, уже самое начало не выдерживает никакой критики.
   – Возражений нет, – кивнул головой Мак-Дональд.
   – Пойдем дальше. Баркер, по его словам, прибежал в кабинет первым, обнаружил убитого, и ровно через минуту в холле были все, включая Эймса. И вы будете меня убеждать, что убийца за одну минуту успел изобразить за гардиной следы, измазать подоконник и снять кольцо с пальца убитого? Как видите, здесь все не сходится.
   – В логике вам не откажешь, – подал голос Холмс. – Я, пожалуй, готов с вами согласиться.
   – Возьмем теперь вторую версию – в доме действовал посторонний. Противоречия имеются и в ней, но она по крайней мере правдоподобна. Убийца проник в дом между половиной пятого, когда стало смеркаться, и шестью, когда подняли мост. В Замке были гости, двери не запирались, и проскользнуть в дом незаметно ничего не стоило. Это мог быть обыкновенный грабитель или человек, имевший личные счеты с Дугласом. Поскольку мистер Дуглас провел много лет в Америке, а ружье, по всей видимости, американского происхождения, то вторая версия, на мой взгляд, даже более предпочтительна. Кто бы ни был убийца, он вошел в эту комнату и спрятался за гардину. Там он оставался до начала двенадцатого, покуда не появился мистер Дуглас. Возможно, у них был небольшой разговор, а может, и не был, ведь, по словам миссис Дуглас, выстрел раздался минут через пять после того, как муж вышел из спальни.
   – Об этом свидетельствует и свеча, – подтвердил Холмс.
   – Верно. Свеча была новая и сгорела всего на полдюйма. Должно быть, он, как вошел, поставил ее на стол. Иначе она выпала бы у него из рук. Значит, убийца стрелял не сразу. Мистер Баркер утверждает, что, когда он вбежал, свеча горела, а лампа – нет. Все, видимо, так и было. Теперь попробуем восстановить ход событий исходя из вышесказанного. Мистер Дуглас вошел в комнату, поставил на стол свечу. Из-за гардины появился убийца, вооруженный обрезом. Он потребовал обручальное кольцо – один Бог знает зачем, но факт остается фактом. Дуглас отдал его. И тут одно из двух – либо завязалась драка, Дуглас схватил молоток, и тогда пришедший выстрелил; либо он улучил момент и разрядил ружье в лицо ничего не подозревавшего хозяина. Так или иначе, совершив злодеяние, oн бросил ружье, оставил рядом с трупом загадочную карточку, выскочил в окно и пошел через эту канаву. Тут как раз в кабинет вбежал мистер Баркер. Что вы об этом скажете, мистер Холмс?
   – Интересно, но не очень убедительно.
   – Господи! – воскликнул Мак-Дональд. – Ведь ясно же, что все это чушь. Но всякое другое объяснение будет еще большей чушью. Кто-то убил человека, и я могу вам доказать, что на самом деле все должно было произойти совсем не так. Для чего было так осложнять себе отступление? Для чего стрелять из этого ружья, ведь тишина – единственный шанс на спасение? Я настаиваю, мистер Холмс, поделитесь с нами своими соображениями, раз и вы находите версию мистера Мэйсона неубедительной.
   Холмс слушал этот длинный разговор с неослабевающим вниманием, не пропуская ни слова. Его острый взгляд переходил с одного собеседника на другого, наморщенный лоб выдавал напряженную работу мысли.
   – Своей версии у меня пока нет, для этого нужны еще факты, мистер Мак, – сказал он, опускаясь на колени перед трупом. – Боже мой! Какая страшная рана! Нельзя ли позвать сюда дворецкого на минуту?.. Как я понял, Эймс, вы неоднократно видели на руке у мистера Дугласа какое-то странное клеймо – треугольник, заключенный в окружность?
   – Довольно часто, сэр.
   – Мистер Дуглас ни разу и словом не обмолвился о его происхождении?
   – Никогда, сэр.
   – Нанесение такого клейма очень болезненно: клеймят ведь раскаленным железом. А что вы скажете об этом кусочке пластыря на подбородке убитого?
   – Хозяин порезался вчера утром во время бритья.
   – Прежде с ним такое бывало?
   – Очень редко, сэр.
   – Это наводит на мысль. Может, конечно, это простое совпадение. Но можно предположить и другое: Дуглас узнал об опасности, нервничал, и в результате – порез. Вы не заметили, Эймс, он вчера вел себя как обычно?
   – Я обратил внимание, сэр, что он был чем-то озабочен и даже расстроен.
   – Ха! Значит, нападение не было неожиданным. Мы, кажется, немного сдвинулись с мертвой точки. Может, мистер Мак, теперь вы будете задавать вопросы?
   – Нет, мистер Холмс. Следствие в более надежных руках, чем мои.
   – Тогда перейдем к карточке с этой надписью «ВД – 341». Это простой картон. Есть у вас такие карточки в доме, Эймс?
   – По-моему, нет.
   Холмс подошел к письменному столу и накапал чернил из каждого пузырька на листок промокательной бумаги.
   – Карточку писали не в кабинете, – заключил он. – Это черные чернила, а те – фиолетовые. И еще: карточка написана толстым пером, а здесь все тонкие. Ясно, что надпись сделана не здесь. Вам она что-нибудь говорит, Эймс?
   – Ничего, сэр.
   – А вы что думаете, мистер Мак?
   – У меня такое впечатление, что здесь действует какая-то секретная организация. Об этом же свидетельствует клеймо.
   – Я тоже так считаю, – согласился Уайт Мэйсон.
   – Что ж, это можно принять в качестве рабочей гипотезы. Теперь давайте посмотрим, снимает ли она наши трудности. Значит, так. Агент некоего секретного общества проник в дом мистера Дугласа, размозжил ему голову варварским оружием и убежал через ров, оставив возле трупа карточку с какой-то символической надписью. Когда пресса заговорит об убийстве, члены общества поймут, что возмездие совершилось. В этом есть логика. Но почему именно обрез?
   – Действительно, почему?
   – И как быть с кольцом?
   – Тоже загадка.
   – И почему до сих пор никто не арестован? Я полагал, что с самого рассвета каждый констебль на сорок миль вокруг имеет предписание задержать человека в мокрой одежде.
   – Разумеется, мистер Холмс.
   – Значит, если он не прячется где-то поблизости и не переоделся, от полиции ему не уйти. Однако он до сих пор не пойман.
   Холмс подошел к окну и внимательно рассмотрел через лупу кровавый след на подоконнике:
   – Это, без сомнения, след башмака, причем необычайно широкого, я бы сказал, разлапистого. Странно, потому что следы в углу гораздо более изящной формы. Впрочем, они весьма трудно различимы. А что это там, под столом?
   – Гантели мистера Дугласа, сэр, – ответил Эймс.
   – Вернее, гантель. Здесь только одна. А где вторая?
   – Не знаю, мистер Холмс. Может быть, она и была одна. Я давно не обращал на них внимания.
   – Одна гантель… – озадаченно проговорил Холмс.
   Тут кто-то забарабанил в дверь. Холмс больше ничего не прибавил.
   Высокий, загорелый, мощного телосложения мужчина с гладко выбритым лицом распахнул дверь. Я понял, что это Сэсил Баркер. Властные холодные глаза испытующе взглянули на каждого из нас.
   – Прошу простить за вторжение, – произнес он. – Но я полагал, что вам полезно знать последние новости.
   – Кто-нибудь арестован?
   – К сожалению, нет. Но найден велосипед. Этот парень оставил здесь свой велосипед. Можете взглянуть на него. Он в сотне ярдов от входа.
   В аллее уже толпилось несколько слуг и зевак, глазея на важную улику, извлеченную из густых лавровых зарослей. Это был довольно разбитый и заляпанный грязью велосипед марки «Рудж-Уинворт», прошедший, видимо, немало миль. К седлу была прикреплена сумка с гаечным ключом и масленкой. И никакого указания на владельца.
   – Да, поистине жаль, что велосипеды не регистрируют и не номеруют, – посетовал инспектор. – Это сослужило бы нам неоценимую службу. Но такая находка сама по себе – большая удача. Если мы не можем установить, куда он скрылся, то хотя бы узнаем, откуда он прикатил. Однако, во имя всего святого, зачем он бросил его здесь? И каким образом ухитрился скрыться без него? В этом деле нет ни единого проблеска!
   – Неужто? – отозвался мой друг. – Поживем – увидим.

Глава V
Участники драмы

   – Вы еще не все осмотрели в кабинете? – спросил Уайт Мэйсон, когда мы опять вошли в дом.
   – Пока все, – ответил Мак-Дональд, а Холмс кивнул.
   – Тогда предлагаю начать опрос свидетелей. Эймс, проводите нас в гостиную.
   Дворецкий просто и ясно ответил на все вопросы. В его искренности нельзя было сомневаться. Его наняли пять лет назад, когда Дуглас поселился в Берлстоне. По его словам, Дуглас был очень богат и нажил свое состояние в Америке. Он был добрый и заботливый хозяин, правда, с несколько необычными, по мнению дворецкого, привычками, но ведь и на солнце есть пятна. Нет, он ничего не боялся, наоборот, бесстрашнее человека Эймс не встречал. Да, мост поднимали каждый вечер. Но у этого старого дома были свои обычаи, и хозяин не хотел их нарушать. Мистер Дуглас редко выезжал из Берлстона, а тем более в Лондон. За день до смерти он ездил за покупками в Танбридж-Уэллс. По возвращении был явно чем-то обеспокоен и даже встревожен: быстро раздражался, терял терпение, чего с ним никогда не бывало. Вечером рокового дня Эймс не пошел сразу спать, а задержался в буфетной – убирал на место столовое серебро. Вдруг сильно зазвонил колокольчик; нет, выстрела он не слышал – кухня и буфетная находятся в самой дальней части дома, куда ведет длинный коридор с несколькими дверями. Миссис Элен тоже вышла из своей комнаты на звонок колокольчика. Эймс с экономкой появились в холле одновременно. Дойдя до лестницы, они увидели миссис Дуглас, спускающуюся из спальни. Она не торопилась, и по лицу не было видно, что она чем-то взволнована. Когда она дошла до последней ступеньки, из кабинета выскочил мистер Баркер и стал умолять ее вернуться обратно. «Ради всего святого, – сказал он ей, – не ходите в кабинет. Бедный Джек мертв! Помочь ему ничем нельзя. Умоляю вас, идите к себе».
   Миссис Дуглас сначала воспротивилась, но потом уступила и пошла обратно наверх. Она не вскрикнула, не заплакала. Миссис Элен проводила ее и осталась с ней в спальне. А Эймс с Баркером вошли в кабинет. Свеча была задута, но на столе горела лампа. Они выглянули в окно; ночь была очень темная, ничего не видно, не слышно. Затем вернулись в холл, Эймс стал крутить подъемник, а мистер Баркер поспешил в полицию.
   Таковы были в общих словах показания дворецкого. Рассказ экономки полностью их подтверждал.
   Ее комната расположена ближе к холлу, чем буфетная, где дворецкий убирал столовое серебро. Она уже собиралась лечь в постель, как вдруг зазвонил колокольчик. Выстрела она не слышала, оттого, вероятно, что немного туга на ухо. Но какой-то резкий звук, помнится, был. Она еще подумала – кто-то хлопнул дверью. Но это было гораздо раньше, наверное, за полчаса до того, как звякнул колокольчик. Она поспешила на хозяйскую половину, в холле столкнулась с Эймсом. Из кабинета вышел бледный, взволнованный Баркер. Он остановил спускавшуюся из спальни миссис Дуглас и стал просить ее вернуться наверх. Она что-то ответила, но так тихо, что экономка не разобрала. «Проводите госпожу в спальню и не оставляйте одну», – велел ей мистер Баркер.
   Миссис Элен проводила хозяйку и принялась утешать как могла. Та была не в себе, вся дрожала, но не пыталась пойти в кабинет. Сидела у камина, спрятав лицо в ладони. Экономка провела с ней почти всю ночь. Другие слуги ничего не слышали – они спят в самых дальних комнатах; о случившемся они узнали только с приходом полиции.
   Больше ничего экономка прибавить не могла, кроме аханья и горестных восклицаний.
   После экономки пригласили мистера Баркера. Он мало что добавил к тому, что уже рассказал полиции. Лично он считает, что убийца бежал через окно. Об этом свидетельствует кровавый след на подоконнике, к тому же это единственный способ бегства, если учесть, что мост поднят, а входная дверь заперта. Он не имеет ни малейшего представления, куда скрылся убийца и почему оставил велосипед, если велосипед действительно его. Утонуть он, естественно, не мог, глубина рва самое большее три фута.
   У Баркера была собственная версия случившегося. Дуглас был человек скрытный и не любил рассказывать о своем прошлом. Известно, что он уехал в Америку совсем молодым человеком и там преуспел. Баркер познакомился с ним в Калифорнии, где они вдвоем разрабатывали богатую золотоносную жилу близ Бенито-каньона. Он уже был тогда вдовцом. Дела у них шли прекрасно, как вдруг Дуглас продал свой пай и уехал в Англию. Спустя некоторое время и Баркер обратил в деньги все свое имущество, покинул Америку и поселился в Лондоне. Старая дружба возобновилась.
   Баркеру всегда казалось, что Дугласу грозит какая-то опасность. Он связывал с этим и его внезапный отъезд из Калифорнии, и то, что Дуглас купил поместье в этом захолустье. Баркер подозревал, что за другом охотится тайное общество, не знающее пощады, которое будет преследовать его, пока не убьет. На эту мысль наводили отдельные замечания Дугласа, хотя он никогда прямо не говорил ни об этом обществе, ни тем более о том, чем навлек на себя такую ненависть. Карточка, оставленная рядом с трупом, возможно, своего рода визитная карточка этого общества.
   – Сколько вы были вместе в Калифорнии? – спросил инспектор Мак-Дональд.
   – Пять лет бок о бок.
   – Вы говорите, он был холост в то время?
   – Вдов.
   – Он ничего не рассказывал о своей первой жене?
   – Помню только, говорил, что она немка. Я видел ее портрет – женщина редкой красоты. Она умерла от тифа за год до нашего знакомства.
   – Где он жил до того, как появился в Калифорнии?
   – Он поминал Чикаго. И еще какие-то горы, где добывают железо и уголь. Он беспрестанно переезжал с места на место.
   – А как он относился к политике? Не ставило ли это общество политических целей?
   – Не думаю. К политике он был равнодушен.
   – Вам никогда не приходило в голову, что это тайное общество принадлежит преступному миру?