Роберт Асприн
Мир воров
ОТ РЕДАКТОРА
Проницательный читатель, возможно, заметит некоторую противоречивость образов, появляющихся в этих рассказах. Их речь, описание происходящих событий, замечания по поводу иерархического порядка, установленного в городе, периодически меняются.
ЭТО ВОВСЕ НЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ!
Читатель должен рассматривать все эти несоответствия, учитывая три вещи.
Во-первых, каждое повествование ведется со своей точки зрения, а различные люди видят и слышат одно и то же по-разному. Даже на самые очевидные факты оказывают влияние личные чувства и мнения. Так, странствующий певец, рассказывающий о разговоре с чародеем, даст иное изложение событий, чем вор, ставший свидетелем того же самого.
Во-вторых, жители Санктуария в той или иной мере страдают паранойей. В разговоре они склонны или упускать или слегка искажать действительное положение вещей. Делается это скорее машинально, чем преднамеренно, так как является необходимым для выживания в этом обществе.
Наконец, Санктуарий — общество, насквозь проникнутое конкуренцией. Нельзя получить работу, заявив, что являешься «вторым фехтовальщиком города». Вдобавок к преувеличению собственной значимости широко распространено преуменьшение и игнорирование способностей соперников. В результате чего описание иерархии Санктуария меняется в зависимости от того, с кем говоришь… или, что важнее, кому веришь.
Роберт АСПРИН
ПРЕДИСЛОВИЕ
1. ИМПЕРАТОР
— Но ведь, несомненно, Ваше Величество не может оспаривать факты!
Укутанный плащом Император не переставая ходил взад-вперед. Новый глава Рэнканской Империи в яростном несогласии закачал головой.
— Я не оспариваю факты, Килайт, — возразил он. — Но я ни за что не прикажу умертвить своего брата.
— Сводного брата, — поправил его верховный советник.
— У нас в жилах течет кровь одного отца, — парировал Император, — и я не подниму руку, чтобы пролить ее.
— Но Ваше Величество, — взмолился Килайт, — Принц Кадакитис молод, он идеалист…
— …каковым я не являюсь, — закончил Император. — Твои потуги очевидны, Килайт. Его идеализм находится под моим покровительством. То, что Принц возглавит бунт против Императора — своего брата — так же невозможно, как и то, что я прикажу расправиться с ним.
— Мы опасаемся не Принца, Ваше Величество, а тех, кто может использовать его, — советник был неумолим. — Если одному из многочисленных лживых последователей удастся убедить Принца, что ваше правление Несправедливо и бесчеловечно, идеализм заставит его выступить против вас, хотя он и очень вас любит.
Шаги Императора замедлились; наконец он застыл на месте, опустив плечи.
— Ты прав, Килайт. Все мои советники правы, — в его голосе прозвучало утомленное смирение. — Необходимо что-либо предпринять, чтобы удалить моего брата из столицы, очага интриг. Однако мыслям о физическом устранении я буду противиться до последней возможности.
— Если у Вашего Величества есть какой-то другой план, в который вы хотите посвятить меня, я сочту за честь первым похвалить его, — предложил Килайт, мудро скрывая торжество.
— Готового плана нет, — признал Император. — И я не смогу полностью сосредоточиться на нем до тех пор, пока не будет решена другая задача, тяжким бременем лежащая у меня на сердце. Ну, еще несколько дней Империя может не опасаться моего брата?
— Что за вопрос требует вашего внимания? — спросил советник, игнорируя попытку своего повелителя обернуть все в шутку. — Может, я чем-то смогу помочь вам…
— Пустяки. Незначительный вопрос, но тем не менее неприятный. Я должен назначить нового военного губернатора Санктуария.
— Санктуария? — нахмурился Килайт.
— Небольшой городок на южной окраине Империи. Мне самому пришлось потрудиться, чтобы отыскать его — со всех современных карт его давно стерли. Какой бы ни была причина его появления на свет, сейчас ее, очевидно, больше нет. Он увядает, умирает, превратившись в приют мелких преступников и разорившихся искателей приключений. Однако это все же часть Империи.
— И городу нужен новый военный губернатор, — тихо пробормотал Килайт.
— Прежний уходит на покой, — пожал плечами Император. — Это проблема. Город Империи с военным гарнизоном обязан иметь губернатора — человека, достаточно хорошо знающего Империю и способного стать там представителем столицы. И человек этот должен быть достаточно тверд для того, чтобы укреплять закон и порядок — в чем прежний губернатор, боюсь, был не очень-то ловок.
Он машинально снова начал расхаживать.
— Трудность состоит в том, что такому человеку в Империи можно найти лучшее место. Мне кажется преступным посылать кого-то стоящего в такое незначительное затерянное место.
— Не говорите «затерянное». Ваше Величество, — улыбнулся Килайт. — Скажите лучше: «удаленное от очага интриг».
Император долго смотрел на советника. Затем они оба расхохотались.
2. ГОРОД
Хаким-рассказчик, прищурившись, смотрел на утреннее солнце, облизал пыль с губ. Сегодня день обещал быть жарким — день для вина. Небольшие удовольствия — вроде выпивки — которые позволял себе Хаким, доставались ему все труднее и труднее по мере того, как караваны становились все реже и малочисленнее.
Лениво шаря пальцами в поисках песчаной блохи, с успехом нашедшей дорогу в его лохмотья, Хаким устало устроился на новом помосте у края базара. Раньше он частенько наведывался на пристань, но рыбаки прогнали его, обвинив в воровстве. Это его-то! Этот город кишмя кишит ворами, а для обвинений в воровстве выбрали Хакима.
— Хаким!
Оглянувшись, он увидел окружившую его ватагу из шести подростков.
— Доброе утро, дети, — скорчил гримасу Хаким, обнажая желтые зубы. — Что нужно вам от старика Хакима?
— Расскажи нам что-нибудь, — разом загалдели мальчишки, обступая его.
— Ступайте прочь, блохи! — простонал Хаким, махнув рукой. — Сегодня солнце будет палить. И я не стану сушить горло бесплатными рассказами.
— Ну, пожалуйста, Хаким! — проскулил один подросток.
— Мы принесем тебе воды, — пообещал другой.
— У меня есть деньги.
Последнее предложение подобно магниту приковало внимание Хакима. Его взгляд жадно впился в медную монетку, лежащую в протянутой грязной руке. Такая монета и еще четыре ее сестры обеспечат Хакима бутылкой вина.
То, где мальчишка достал ее, значения не имело — вероятно, просто стащил. Хакима заботило лишь то, как переместить это сокровище из рук мальчишки в свои. Отнять? Нет, не пойдет.
Базар быстро наполнялся людьми, и открытое посягательство, да еще на детей, несомненно, вызовет осуждение. К тому же проворные мальчишки с легкостью справятся со стариком. Да, монету придется зарабатывать честно. Отвратительно, что он так низко пал.
— Отлично, Ран-ту, — улыбнулся Хаким, протягивая руку. — Дай мне деньги, и ты услышишь любую историю, какую только пожелаешь.
— После того, как услышу рассказ, — надменно заявил мальчишка. — Ты получишь монету… если я найду, что рассказ того стоит. Таков обычай.
— Да, конечно, — выдавил улыбку Хаким. — Ну же, садись поближе, чтобы услышать все до мельчайших подробностей.
Мальчишка выполнил его пожелание, оставаясь в блаженном неведении, что этим он поместил себя в область действия длинных про-Борных рук Хакима.
— А теперь, Ран-ту, о чем ты хочешь услышать рассказ?
— Расскажи нам историю нашего города, защебетал мальчишка, разом забыв деланную умудренность.
Хаким скорчил лицо, но остальные мальчишки воодушевленно запрыгали и захлопали в ладоши. В отличие от Хакима, им никогда не надоедало слушать этот рассказ.
— Ну, хорошо, — вздохнул Хаким. — Освободите место!
Он грубо смел лес детских ног, расчистив перед собой небольшую площадку, которую разгладил рукой. Быстрыми уверенными движениями набросал южную часть материка и обозначил протянувшуюся с севера на юг горную гряду.
— Рассказ начинается здесь, там, где когда-то было королевство Илсиг, к востоку от гор Царицы.
— …которую рэнканцы называют горами Конца Мира… — вставил один из мальчишек.
— …а горцы называют Гундерна… — подсказал другой.
Откинувшись на пятки, Хаким рассеянно почесался.
— Возможно, — сказал он, — юные господа хотят сами рассказать обо всем, тогда Хаким послушает.
— Нет, они не хотят, — заявил Ран-ту. — Вы все заткнитесь. Это мой рассказ. Пусть Хаким рассказывает.
Хаким подождал восстановления тишины, затем, высокомерно кивнув Ран-ту, продолжил.
— Опасаясь вторжения через горы со стороны молодой еще тогда Рэнканской Империи, Илсиг договорился с племенами горцев, чтобы те обороняли единственный известный проход в горах.
Он остановился, чтобы провести на карте черту, изображающую проход.
— Случилось так, что их страхам суждено было сбыться. Рэнканцы обратили свои полчища против Илсига, и те для защиты королевства были вынуждены послать свое войско на помощь горцам.
Подняв с надеждой взгляд, Хаким протянул руку к остановившемуся послушать торговцу, но тот, покачав головой, двинулся дальше.
— Пока войско было в походе, — продолжил Хаким, — в Илсиге произошло восстание рабов. Слуги, гребцы с галер, гладиаторы — все объединились для того, чтобы стряхнуть оковы рабства. Увы…
Умолкнув, он драматично возвел руки.
— …войско Илсига вовремя вернулось из похода в горы и положило быстрый конец восстанию. Уцелевшие бежали на юг… вот сюда… вдоль побережья.
Хаким пальцем указал путь.
— Некоторое время в царстве ожидали добровольного возвращения рабов. Когда этого не случилось, в погоню был отправлен отряд конницы. Вот здесь он настиг рабов и погнал их в горы, где произошла страшная битва. Рабы одержали победу, конница была уничтожена.
Хаким указал место у южной оконечности горной гряды.
— Ты не расскажешь нам о битве? — прервал его Ран-ту.
— Это отдельный рассказ… требующий отдельной оплаты, — улыбнулся Хаким.
Прикусив губу, мальчик умолк.
— Во время битвы с конницей рабы обнаружили проход сквозь горы, позволявший им выйти в зеленую долину, изобилующую дичью и сочными лугами. Они назвали ее Санктуарием.
— Долина вовсе не зеленая, — поспешно вставил один мальчуган.
— Это все потому, что рабы были глупы и истощили землю, — возразил другой.
— Мой отец хозяйствовал на земле, и он не истощал ее! — парировал третий.
— И поэтому вы переехали в город после того, как пески поглотили вашу ферму? — усмехнулся второй.
— Я хочу услышать свой рассказ! — рявкнул Ран-ту, внезапно расталкивая всех.
Остальные покорно умолкли.
— Вот этот молодой господин правильно изложил обстоятельства дела, — улыбнулся Хаким, указывая пальцем на второго мальчика. — Но это заняло время. О да, много времени. Истощив земли на севере, рабы передвинулись к югу, достигнув места, где теперь располагается город. Здесь они встретились с местными рыбаками; и совмещая земледелие и рыбную ловлю, они зажили в мире и спокойствии.
— Это продолжалось недолго, — фыркнул Ран-ту, забывшись на мгновение.
— Да, — согласился Хаким. — Богам это было неугодно. До королевства Илсиг дошли слухи об открытии месторождений золота и серебра, и покой был нарушен. Вначале стали появляться просто искатели приключений, затем прибыл королевский флот, и власть королевства установилась над городом. Единственной ложкой дегтя в бочке меда Илсига явилось то, что в тот день большая часть рыболовного флота была в море, и, узнав о судьбе города, рыбаки бежали на остров Мусорщиков, где стали ядром братства пиратов, до сих пор угрожающего судоходству в водах у мыса.
Проходившая мимо рыбачка, взглянув на землю, узнала карту и, улыбнувшись, бросила Хакиму две медные монеты. Тот аккуратно поймал их, оттолкнув локтем попытавшегося перехватить их подростка, и спрятал в свою суму.
— Да будет благословен твой дом, хозяйка, — крикнул старик вслед своей благодетельнице.
— Так что насчет Империи? — спросил Ранту, опасавшийся лишиться своего рассказа.
— Что? Ах да. Судя по всему, один из искателен приключении, отправившийся на север в поисках мифического золота, открыл проход через Сиву и попал в Рэнканскую Империю. Позднее его внук, ставший одним из полководцев Империи, нашел дневники своего предка. Двинувшись во главе войска на юг по пути своего деда, он захватил город. Использовав его как форпост, он организовал нападение со стороны моря и в конце концов покорил королевство Илсиг, сделав его на веки вечные частью Империи.
— В которой мы сейчас и находимся, — с горечью сплюнул один из подростков.
— Не совсем, — поправил его Хаким, у которого нетерпение поскорее покончить с рассказом уступило желанию хорошего рассказчика изложить историю полностью. — Хотя королевство покорилось, по какой-то причине горцы продолжали сопротивляться попыткам Империи использовать Великий Проход. Вот тогда и проложили караванные пути.
Его взгляд устремился в бесконечность.
— Это были дни величия Санктуария. Три-четыре каравана с сокровищами и товаром в неделю. Не те убогие караваны, доставляющие только продовольствие, которые вы видите сегодня — огромные караваны, которым требовалось полдня на то, чтобы войти в город.
— Что же случилось? — спросил один из зачарованных слушателей.
У Хакима потемнели глаза. Он сплюнул в пыль.
— Двадцать лет назад Империи удалось покорить горцев. С открытием Великого Прохода отпала необходимость рисковать, отправляя караваны через кишащие бандитами пески пустыни. Санктуарию приходится довольствоваться остатками былого величия; город превратился в притон отбросов, которым больше некуда податься. Помяните мои слова, придет день, и воры превзойдут численностью честных граждан, и тогда…
— С дороги, старик!
Обутая в сандалию, нога опустилась на карту, стирая линии и заставляя подростков броситься врассыпную.
Хаким попятился перед тенью цербера, одного из пяти элитных новоприбывших гвардейцев, появившихся в городе вместе с новым губернатором.
— Зэлбар! Прекрати!
Мрачный гигант застыл при звуках голоса и обернулся к золотоволосому юноше, подошедшему к месту происходящего.
— От нас требуется, чтобы мы управляли этими людьми, а не вышибали из них покорность.
Странно было видеть юношу, которому не было и двадцати лет, отчитывающего покрытого шрамами ветерана многочисленных походов, но верзила покорно-опустил глаза.
— Прошу прощения. Ваше Высочество, но Император сказал, чтобы мы принесли закон и порядок в эту чертову дыру, а это единственный язык, который понимает подобный сброд.
— Император — мой брат — поставил меня управлять этим городом так, как я сочту нужным, и я приказываю, чтобы с людьми обращались вежливо до тех пор, пока они не нарушили закон.
— Да, Ваше Высочество.
Юноша обратился к Хакиму.
— Надеюсь, мы не помешали вашему рассказу. Вот — возможно, это окупит наше вторжение.
Он вложил в ладонь Хакима золотую монету.
— Золотой! — фыркнул Хаким. — Неужели вы полагаете, что одна жалкая монета искупит испуг этих драгоценных малышей?
— Что? — заорал Зэлбар. — Этих помойных крыс? Возьми деньги Принца и радуйся, что я…
— Зэлбар!
— Но, Ваше Высочество, этот человек просто играет на вашем…
— Если это и так, я волен давать…
Он вложил еще несколько монет в протянутую руку Хакима.
— А теперь пошли. Я хочу осмотреть базар.
Хаким низко поклонился, не обращая внимания на черный блеск в глазах цербера. Когда он выпрямился, оказалось, что подростки вновь со всех сторон облепили его.
— Это был Принц?
— Мой отец говорит, что лучшего правителя города нельзя и пожелать.
— А мой говорит, он слишком молод, чтобы от него был хоть какой-то прок.
— Ну да!
— Император услал его сюда, чтобы убрать с дороги.
— Это кто сказал?
— Мой брат сказал! Всю свою жизнь он подкупал здешних стражников и не знал бед до приезда Принца. Его, его шлюх и церберов.
— Они все переменят. Спроси Хакима… Хаким?
Мальчишки повернулись к своему наставнику, но Хаким с новоприобретенным богатством уже давно скрылся в прохладе таверны.
3. ПЛАН
— Как вам известно, вы пятеро выбраны для того, чтобы остаться со мной здесь, в Санктуарии, после того, как почетная стража вернется в столицу.
Принц Кадакитис умолк, чтобы взглянуть в лицо каждому из пятерых. Зэлбар, Борн, Квач, Рэзкьюли и Арман. Все — обветренные ветераны, несомненно, знающие свое дело лучше, чем Принц — свое. Кадакитису пришло на помощь его августейшее воспитание, которое помогло скрыть волнение и встретить прямо взгляды гвардейцев.
— Как только завтра завершатся торжественные церемонии, я погрязну в заботах расчистки вороха дел в гражданском суде. Осознав это, я решил дать вам назначения и краткие наставления сейчас, чтобы вы, не теряя времени на получение указаний, сразу же смогли приступить к выполнению своих обязанностей.
Принц кивком головы подозвал гвардейцев, и те собрались вокруг висящего на стене плана Санктуария.
— Мы с Зэлбаром уже совершили предварительное ознакомление с городом. Хотя это короткое совещание и позволит вам ознакомиться с местностью в общих чертах, вам необходимо будет провести самостоятельные исследования и доложить друг другу о результатах. Зэлбар?
Самый высокий из воинов шагнул вперед и провел рукой по схеме.
— Воров Санктуария носит ветер, как он носит мусор, которым они и являются, — начал он.
— Зэлбар! — с укоризной произнес Принц. — Доложи по существу без отступлений и личных суждений.
— Да, Ваше Высочество, — слегка склоняя голову, ответил гвардеец. — Но определенный порядок соответствует господствующим западным ветрам.
— Стоимость недвижимости меняется в зависимости от запахов, — сообщил Кадакитис. — Об этом можно сказать и не называя людей мусором. Они остаются гражданами Империи.
Кивнув головой, Зэлбар вновь обернулся к карте.
— Районы с наименьшим уровнем преступности располагаются вот здесь, на восточной окраине города, — заявил он, указывая на карту. — Здесь находятся самые богатые дома, постоялые дворы и храмы, надежно защищенные и со своей охраной. Далее на запад живут в основном ремесленники и мастеровые. В этих районах редко происходят преступления серьезнее мелкого воровства.
Воин умолк, затем, бросив взгляд на Принца, продолжил.
— Но за Прецессионной улицей обстановка постепенно ухудшается. Торговцы спорят меж собой, у кого самый богатый выбор краденного и контрабандных товаров. Большинство товара поставляется дельцами, открыто использующими причалы для разгрузки судов. Что не покупают оптом крупные торговцы, продается непосредственно на базаре.
Когда Зэлбар указал на следующий район, выражение его лица заметно ожесточилось.
— Здесь располагается сплетение улиц, известное под названием Лабиринт. Это всеми признанная самая опасная часть города. В Лабиринте средь бела дня обычны убийства и вооруженные ограбления, честные граждане опасаются заходить туда без вооруженного сопровождения. Наше внимание обратили на то, что ни один стражник местного гарнизона не смеет войти в этот район, хотя боятся они или их просто подкупили…
Принц с шумом прочистил горло. Зэлбар состроил гримасу, затем перешел к другому району.
— К северу от города за стеной находится скопище публичных домов и игорных притонов. В сводках сообщается о незначительном числе преступлений в этом районе, хотя мы полагаем, что это скорее от нежелания местных жителей иметь дело с представителями власти, чем от недостатка преступной деятельности. На дальней западной окраине города располагается поселок хибар и лачуг, населенных нищими и всяким отребьем, известный как Подветренная сторона. Из всех жителей, встреченных нами до сих пор, эти кажутся наиболее безобидными.
Закончив доклад, Зэлбар вернулся на свое место среди других воинов, и Принц снова обратился к ним.
— Ваши первоочередные задачи до тех пор, пока вы не получите новые приказания, будут следующие, — заявил он, внимательно оглядывая своих людей. — Во-первых, вы должны предпринять сосредоточенные усилия по уменьшению или полному искоренению мелкой преступности в восточной части города. Во-вторых, вы должны перекрыть контрабанду через порт. Когда это будет сделано, я подпишу указ, позволяющий вам начать действовать против публичных домов. К этому времени моя работа в суде станет не столь напряженной и мы сможем наметить план действий по борьбе с Лабиринтом. Вопросы есть?
— Предвидите ли вы какие-нибудь трения с местным духовенством по поводу проекта сооружения новых храмов, посвященных Саванкале, Сабеллии и Вашанке? — спросил Борн.
— Да, предвижу, — признал Принц. — Но трудности по природе своей будут скорее дипломатическими, чем криминальными. В этом случае я лично займусь ими, предоставив вам возможность беспрепятственно выполнять возложенные на вас поручения.
Вопросов больше не было, и Принц приготовился сделать последнее заявление.
— Теперь относительно того, как вам вести себя при выполнении своих задач… — Кадакитис драматично умолк, проведя по собравшимся жестким взглядом. — Я знаю, вы мужественные воины, привыкшие встречать противодействие обнаженной сталью. Несомненно, вам позволяется вступать в схватку, защищая себя, если на вас будет совершено нападение, или защищая любого жителя этого города. Однако я не допущу жестокость или бессмысленное кровопролитие во имя Империи. Какими бы ни были ваши личные чувства, вы не имеете права обнажать меч на любого гражданина до тех пор, пока не будет доказано — я повторяю, доказано — что он преступник. Граждане уже окрестили вас церберами. Позаботьтесь о том, чтобы это относилось только к тому рвению, с которым вы выполняете свои обязанности, а вовсе не к вашей порочности. Это все.
Когда воины уходили из комнаты, они обменялись мрачными взглядами и приглушенными ругательствами. В то время преданность церберов Империи у Кадакитиса не вызывала сомнений, он размышлял о том, считали ли они в глубине души его самого представителем этой Империи.
Джон БРАННЕР
СМЕРТНЫЕ ПРИГОВОРЫ
1
Свидетельством упадка Санктуария служило то, что скрипторий господина Мелилота занимал роскошное здание, выходящее на Губернаторскую Аллею. Знатный господин, чей дед возводил великолепные дворцы по всему городу, растратил наследство и опустился до того, что проводил все свое время в состоянии блаженного опьянения в наспех пристроенном четвертом этаже с глинобитными стенами, расположенном над прежней крышей, в то время как внизу Мелилот разместил свой постоянно увеличивающийся штат сотрудников и занялся переписыванием книг и написанием писем. В жаркие дни вонь из переплетной мастерской, где варились и обрабатывались кожи, бывала под стать запахам скотобойни.
Поймите правильно, не все состояния растрачивались. Взять, к примеру, Мелилота. Десять лет назад ему не принадлежало ничего, кроме собственной одежды и письменных принадлежностей; он работал под открытым небом или ютился под кровом какого-нибудь сердобольного торговца, и его клиентура состояла из бедных приезжих просителей, которым требовались письменные жалобы для подачи в Зал Правосудия, и подозрительных неграмотных покупателей товаров у приезжих торговцев, которые хотели получить письменные гарантии качества.
В один незабываемый день некий глупый человек приказал Мелилоту записать определенные сведения, касающиеся разбираемого в суде дела, которые, вне всякого сомнения, повлияли бы на решение судьи, если бы противная сторона не узнала о них.
Сообразив это, Мелилот снял с документа копию. За это он был награжден очень щедро.
Теперь, помимо писчих работ, которые он перепоручал нанятым им людям, Мелилот специализировался на подделке документов, вымогательстве и ложном переводе. Он был именно тем, кто был нужен приехавшей в город из Забытой Рощи Жарвине, особенно потому, что судя по его безбородому лику и рыхлой полноте, он был безразличен к возрасту и внешности своих подчиненных.
Предлагаемые конторой услуги и имя ее владельца были отчетливо выведены на полдюжине языков тремя различными видами письма на каменном фасаде здания, в котором был пробит широкий вход, объединивший дверь и окно (что создало определенную угрозу верхним этажам), так чтобы клиенты, защищенные от непогоды, могли ждать прихода кого-нибудь, понимающего требуемый язык.
Жарвина хорошо читала и писала на родном языке — енизеде. Именно поэтому Мелилот согласился взять ее на работу. Теперь уже никакие конкуренты в Санктуарии не могли предложить обслуживание на стольких языках. Но, бывало, проходили месяцы — в действительности, подобное произошло только что — и никто не спрашивал перевода с или на енизед, так что Жарвина служила скорее символом. Она напряженно боролась с рэнкеном — придворной версией разговорного языка, так как торговцам нравилось, чтобы казалось, будто их товар достаточно пристоен для того, чтобы предлагать его знати, даже если и доставлялся он ночью с острова Мусорщиков, и значительно продвинулась в просторечном диалекте, на котором бедные клиенты просили составить свидетельские показания и оформить торговые сделки. И все же часть рабочего времени Жарвине приходилось быть на подхвате.