По крайней мере Марго удалось вправить мозги этим козлам-палеонтологам. Теперь они были как следует вооружены пистолетами и карабинами, которые не вызвали бы ничьего любопытства. Малькольм чуть не улыбнулся. Неплохое начало для первого приключения Смит и Мура, независимых гидов, которые очень скоро станут "Мур и Мур, разведчики времени". Он придвинулся поближе, чтобы сжать руку Марго в своей. Она подняла на него взгляд, вздрогнула, потом улыбнулась и ответила пожатием. Малькольм бесшумно расстегнул кожаную сумку, в которой лежали его журнал и АПВО, поднял клапан и достал подключенную к журналу цифровую видеокамеру. Он включил ее и с удовлетворением отметил, что Марго повторяет все его действия, направив свою камеру на продолжавшего копать Чака. Изображения, запечатленные камерами, сохранятся в их личных журналах и могут впоследствии быть использованы в качестве доказательства на суде в Верхнем Времени.
   Яма, которую рыл Чак, с каждой минутой становилась все глубже. Что он собирается закопать там, сундук размером с пароходную трубу? Малькольм прищурился. Судя по размерам его поклажи, если он захочет закопать все это, яма действительно должна быть не маленькой.
   Наконец Чак отложил тяжелую лопату и, кряхтя, разогнулся. Что бы он ни закапывал, это стоило ему немалых трудов. Малькольм готов был поспорить, что это будут краденые античные ценности. Это было бы единственным убедительным объяснением того, зачем человек отправляется в Нижнее Время с крупной - очень крупной - суммой денег и возвращается с явно ценным багажом.
   Что привез он из Рима? Манускрипты? То, как кряхтел Чак, расстегивая одну из сумок, опровергало эту версию. Ящик, который он достал, был тяжелым. Чак поставил его на землю рядом с ямой и распаковал остальные сумки. Потом сел и открыл ящики один за другим. Судя по всему, он был слишком осторожен, чтобы обследовать их содержимое на ВВ-86.
   - ...твою мать! - выругался он так прочувствованно, что наблюдатели вздрогнули. Он смотрел в первый ящик, наклонив его так, что Малькольм и обе камеры видели его содержимое - точнее, полное его отсутствие. - Это чертово золото, должно быть, использовали на что-то в более поздней истории. Блин! После всего, что я проделал, чтобы получить их... - Он пробормотал что-то себе под нос, потом отшвырнул ящик. - Та же история, что приключилась с этими проклятыми драгоценностями Изабеллы. Откуда мне знать, что эти камни окажутся в конце концов в ее коллекции, не говоря уже о жадных лапах этого итальяшки Криса Коламбуса? Черт! Интересно, хоть что-то прошло через эти Богом проклятые Римские Врата в сохранности?
   Малькольм подавил смешок при виде веселья на лице Марго. Впрочем, это не мешало ей заниматься делом: фиксировать на пленку каждое движение Чака, каждое его грязное ругательство, каждый открытый им ящик. Еще одно крепкое словцо донеслось до них.
   - ...золотая отделка исчезла! - Он держал в руках предмет, который Малькольм поначалу никак не мог идентифицировать. Потом он узнал форму и ее очевидное, ясное как божий день назначение. Фарли держал в руках здоровый фаллос из слоновой кости - при яйцах и всем прочем, хотя некоторые детали, судя по всему, все-таки отсутствовали. Малькольм увеличил изображение. "Ага, похоже, этой штуке полагалось иметь золотые "волосы" и золотую отделку вздувшихся вен... боже праведный, он что, ограбил все до одного римские бордели?"
   Быстро взглянув на Марго, он увидел пылающие щеки; порозовела даже шея, но все же она продолжала вполне профессионально фиксировать происходящее. Умница девочка! Чак положил это обратно в обитый бархатом ящик и достал следующий предмет. Все его трофеи имели отношение к сексу, хотя и не обязательно игрушки. Из ящиков вынимались на свет божий дорогие статуэтки из мрамора, слоновой кости, бронзы и даже - Чак плотоядно улыбнулся, что было хорошо видно в видоискатель камеры, - несколько сохранившихся золотых изделий. Вот он достал изящное серебряное изваяние Афродиты в пикантном положении с одним из ее любовников, а следом за ним мраморную статую Гермеса с весьма возбужденным - и съемным, кстати фаллосом.
   Затем Чак очень осторожно убрал свои сокровища обратно в кожаные сумки, достал маленький потрепанный блокнот и сделал в нем несколько пометок, потом упаковал каждую сумку в водонепроницаемый пакет, который затем загерметизировал маленьким аппаратиком на батарейках. В таком виде все это было уложено в глубокую яму. Все было ясно как божий день: он собирался вернуться в Верхнее Время и там откопать свои сокровища, не уплатив ДВВ ни цента пошлины. Изящное маленькое мошенничество. Эти штуковины стоят на черном рынке бешеных денег - даже если их уже не заказал какой-нибудь коллекционер. Тем временем Чак засыпал яму, утрамбовал землю, уложил на место аккуратно снятый дерн, чуть-чуть примял его и полил его водой из двух седельных фляг, чтобы тот не высох, обозначив словно неоновой вывеской "Кто-то что-то здесь закопал!".
   А потом Чак, к большому удивлению Малькольма, достал самый настоящий АПВО и засек географические координаты по магнитным линиям, положению горных вершин и т.д., и т.п. Конечно, это было бы проще и точнее сделать ночью, привязавшись еще и по звездам, но Малькольм решил, что для того, чтобы найти свой клад в Верхнем Времени, Фарли вполне достаточно и примерных данных.
   Сняв показания АПВО, Чак убрал инструмент, используемый обычно только разведчиками-профессионалами, в переметную суму - сильно полегчавшую, к большому облегчению несчастной клячи, - и снова принялся насвистывать. Он взгромоздился в седло и оглянулся на влажный дерн.
   - Неплохой улов, - внятно произнес он. - Очень даже неплохой. Босс будет кипятком писать по поводу пропавших предметов, но в нашем деле всегда существует риск этого. - Он хихикнул. - Ну и ладно. Я сам виноват: не надо было покупать все в одном месте. Чертов маленький египтянин! Жаль, что я не могу вернуться в Рим и рассчитаться с ним сполна, - с этими словами он пришпорил коня и быстрой рысью поехал обратно в город.
   Малькольм подождал, пока он скроется из виду, потом еще пятнадцать минут и дал знак Марго подождать. Она обиженно надула губы, но на этот раз повиновалась беспрекословно. Кое-чему она научилась. Отлично. Малькольм несколько раз объехал поляну по периметру, но Чак и не думал возвращаться. Малькольм заснял утрамбованный влажный дерн, потом дал знак Марго приблизиться. Она послушалась, улыбаясь как маленький чертенок - каковым на самом деле и была
   - О'кей, - сказала она, едва не лопаясь от возбуждения. - Что нам теперь делать? Мы все про него знаем, но на чем нам накрыть его?
   Малькольм усмехнулся.
   - Как только откроются Главные Врата, мы предупредим власти Верхнего Времени, чтобы они держали это место под наблюдением. Он наверняка явится сюда как-нибудь темной ночью, вот тогда-то они его и прищучат. А пока... он выключил свою камеру и убрал журнал, - продолжай снимать, ладно, Марго? Я хочу сделать нашему дорогому другу Чаку Фарли - или как там его зовут по-настоящему - маленький приятный сюрприз. Давай-ка посмотрим... - Он порылся в своих седельных сумках и достал маленькую саперную лопатку, которую захватил на случай, если они с Марго захотят выехать на природу.
   Однако вместо пикника им предстояло нечто куда более занятное. Малькольм усмехнулся, осторожно снял срезанный уже Чаком слой дерна и принялся копать. Он достал из ямы все до одной обернутые в пластик сумки и положил на их место камни, в то время как Марго фиксировала все это на пленку.
   - Что я хочу сделать, - сказал он, уложив на место последний валун и отдышавшись немного, - так это вернуть эти древности их... законным владельцам. Туда. - Он засыпал камни землей, уложил дерн на место и еще раз полил из своей собственной фляги.
   Потом посмотрел прямо в объектив камеры Марго.
   - Я, Малькольм Мур, независимый гид, работающий на Вокзале Времени номер восемьдесят шесть, официально заявляю, что человек, известный мне под именем Чак Фарли, приобрел древние предметы искусства, лежащие в этих сумках, что подтверждается его собственными словами, которые мы записали на пленку, пока он закапывал их; что указанный Чак Фарли должен быть привлечен властями Верхнего Времени к уголовной ответственности за кражу предметов старины, за нарушение Первого правила путешествий во времени, за уклонение от уплаты налогов и пошлины на предметы значительной культурной и историко-археологической ценности и, наконец, по подозрению в похищении людей, поскольку результатом его действий явилось исчезновение двух человек, постоянно проживающих на ВВ-86.
   Я официально заявляю также, что сразу же по открытии Врат Дикого Запада я передам все до одного отснятые здесь предметы полномочным представителям МФВУОИ на ВВ-86 для инвентаризации, внесения в каталоги, изготовления копий и возвращения в место их происхождения. Я добровольно обязуюсь выступить свидетелем в любом судебном разбирательстве по делу человека, называющего себя Чаком Фарли.
   Он дал знак Марго передать ему камеру и навел объектив на ее лицо. Обыкновенно оживленное, оно сделалось непривычно жестким, когда она повторила примерно то же, что только что говорил Малькольм, но с одним существенным дополнением:
   - ...и подлежит суду за умышленное или неумышленное убийство в случае, если станет известно, что человек по имени Скитер Джексон погиб при попытке помешать выполнению планов Чака Фарли, свидетелями чему являются сотни человек на восемьдесят шестом Вокзале Времени и что записано на пленку одним из туристов. Это также может быть подтверждено компанией "Путешествия во времени, Инкорпорейтед", через чьи Врата прорвался мистер Джексон в попытке предотвратить похищение жителя ВВ-86. В случае, если останки мистера Джексона будут обнаружены в Нижнем Времени, я настаиваю, чтобы это мое свидетельство было использовано в суде по обвинению человека, известного нам как Чак Фарли, в убийстве или других нарушениях закона, которые суд найдет уместными в данных обстоятельствах. Чак Фарли - низкий, беззастенчивый мерзавец, который не остановится ни перед чем для достижения своих целей и заслуживает самой суровой кары.
   Малькольм молча кивнул. Джексон не был его другом, но его поступок у Римских Врат две недели назад сильно поднял его в глазах Малькольма. Он надеялся только, что - как бы ни поворачивались события в Риме - Скитер и Маркус благополучно вернутся в Ла-ла-ландию.
   Малькольм подумал о Йанире и двух ее прелестных дочурках и напомнил себе, что лично вызвать Фарли на дуэль здесь, в Денвере, будет не просто самоубийством, но и подвергнет опасности Марго. И все равно руки у него чесались от желания сунуть свой армейский "кольт" в бородатую морду Фарли.
   Малькольм не любил терять друзей. Если Маркус и Скитер не вернутся со следующим открытием Римских Врат, Малькольм твердо решил, что сам отправится через них в противоположном направлении и будет искать их. Рим большой город, но у Маркуса там имелись свои знакомства, и у "Путешествий во времени" - тоже. Потеря двух жителей ВВ-86 - пусть даже один из них родом из Нижнего, а второй - вор и мошенник - вряд ли поднимет репутацию фирмы. И если необходимо, Малькольм сам объяснит им это
   Малькольм недобро усмехнулся. О да, мистер Чак Фарли еще получит свое, даже если Малькольму придется самому отправиться в Верхнее Время, чтобы выследить его там. Он надеялся только, что Скитер Джексон и Маркус еще живы и смогут дать показания, когда придет время сводить счеты.
   Глава 18
   Солнце палило так яростно, как некогда в небе монгольских пустынь, и песок под ногами раскалился до такой степени, что Скитер ощущал этот жар сквозь тонкие подошвы кожаных сандалий. Жар волнами поднимался от песка арены, слепил глаза, отражаясь от бронзовых поворотных столбов, мраморных ярусов зрительских мест и храмов, построенных прямо на арене. Зрительские ряды протянулись по меньшей мере на милю с обеих сторон арены, и от рева толпы у Скитера закладывало уши - до боли в голове.
   Скитер сделал глубокий вдох и на мгновение зажмурился. "Если Йанира права, ты могла бы помочь мне здесь, Артемида. И ты, Афина, тоже; Йанира говорила, что ты даже победила как-то раз в бою самого бога войны. Я уверен, что немного помощи мне здесь не помешает!" Он помолился также монгольским богам неба и грома небесного, и даже Святой Троице - последнему он научился, когда мать водила его, совсем еще маленького, в методистскую церковь. Когда дело доходило до молитв, Скитера не особенно заботило то, кто на них откликается; главное - чтобы ему помогли. Интересно, подумал он, сколько молитв поднимается сейчас к небесам?
   Он сосчитал бойцов: двадцать человек, десять пар, бьющихся одновременно. Две пары эсседариев сражались на колесницах, запряженных парой лошадей каждая. Пара лакеаторов метала друг в друга дротики - на тренировках он видел, как они владеют ими, и очень радовался тому, что ему предстоит биться не с кем-то из них. Две пары мирмильонов в тяжелых галльских шлемах с рыбками на гребне угрожали друг другу своими мечами Двоих ретиариев поставили в пары со своими традиционными преследователями секуторами в тяжелых шлемах с узкими прорезями, со щитами и короткими мечами. Пара верховых андабатов возбуждала у Скитера приступ жгучей зависти верхом он смог бы продержаться довольно долго, просто кружа по арене, пока Люпус не свалится от изнеможения. Однако коня у него как раз и не было. Последние две пары были вооружены так же, как они с Люпусом: новички подобно ретиариям - с сетями в левой руке и трезубцами в правой, с арканом в качестве запасного оружия, тогда как закаленные ветераны, с которыми им предстояло биться, сражались почти нагишом - но держа в каждой руке по мечу.
   Единым строем промаршировали они через раскаленную арену и остановились перед императорской ложей. За спиной их послышался лязг запираемых ворот. От толпы сражавшихся отделял глубокий ров с водой, по меньшей мере в десять футов шириной, не говоря уже о высокой железной изгороди, на вид способной удержать даже слона; впрочем, вид нескольких сильно помятых секций наводил Скитера на мысль, что раненые слоны все-таки предпринимали попытки прорваться через нее.
   Пожалуй, единственным местом, где можно было бы укрыться, оставалось нагромождение длинных прямоугольных пьедесталов между поворотными столбами. На постаментах возвышались изваяния различных богов, крылатых викторий Скитер весьма надеялся, что сегодня они улыбнутся именно ему - и огромный египетский обелиск прямо в самом центре.
   Ланиста Скитера подтолкнул его вперед. Гладиаторы поклонились императору, хором выкрикивая: "Мы, идущие на смерть..."
   Скитер только открывал рот - не из-за того, что голос его дрожал, но скорее из-за своей неважной латыни; помимо этого, он не в настроении был славить римского императора. Клавдий восседал на троне увечным римским божеством, равнодушно взирая на них с высоты, как на каких-то забавных букашек. Скитера - разжалованного монгольского богду - это привело в ярость. "Я тоже, черт возьми, был богом - целых пять лет. Пусть мне было одиноко как черт знает кому, но я был богом и не хуже тебя, император Клавдий!"
   Что ж, лучше злость, чем страх. Он старательно распалял себя - так лиса собирается с хитростью, чтобы напасть на ничего не подозревающую, наивно полагающую себя в полной безопасности жертву. Победитель сотни с лишком поединков, самый популярный гладиатор Рима - Волк Смерти - низко поклонился под хор тысяч глоток: "Люпус! Люпус! Люпус!"
   Скитер покосился на своего тренера, стоявшего за его спиной с кнутом в одной руке и с раскаленным докрасна на конце железным прутом в другой чтобы подгонять его в случае необходимости. Он громко засмеялся, изрядно того озадачив, и снова повернулся к нему спиной. Что-что, а в таком понукании он не нуждался. Взглянув на Люпуса, он увидел, что улыбающийся чемпион явно уверился уже в своей победе. Скитер знал, что ему положено трястись от страха. Однако сознание того, что где-то на трибунах стоит и смотрит на него Маркус, жгло его сильнее, чем горячее солнце монгольских пустынь, гоня прочь страх.
   Император поднял руку и опустил ее. На мгновение рев толпы оглушил Скитера - и он тут же забыл об этом, уворачиваясь от двух мечей Люпуса. Он прищурился от их блеска, остро сожалея о том, что у него нет при себе солнцезащитных очков, кольчужного костюма из титановых звеньев и полуавтоматической винтовки МР-5 с полусотней запасных магазинов.
   Все, что видел теперь Скитер, - это два сверкающих клинка Люпуса Мортиферуса и его ухмыляющееся лицо. Он отпрыгивал то в одну сторону, то в другую, делал ложные выпады трезубцем и отскакивал назад, стараясь сбить соперника с ритма, потом сделал первый, пробный бросок сетью. Люпус увернулся, но в самый последний момент. На этот раз рев зрителей достиг его сознания - он отпрянул назад, уворачиваясь от смертоносных клинков, и дернул сеть за веревку обратно к себе. Потом приноровился парировать выпады Люпуса трезубцем и позволил своей голове самой перебирать возможные идеи.
   Каменная стена посередине Цирка не была сплошной. В ней имелись бреши, достаточно широкие, чтобы спрятаться в них или пронырнуть на другую сторону. Скитер так и поступил. Люпус, чья массивная туша не позволяла ему сделать этого, злобно выругался и побежал вокруг стены, чтобы встретить его с другой стороны. Скитер просто-напросто вернулся обратно тем же путем. Публика разразилась хохотом. Лицо Люпуса в то мгновение, когда Скитер успел бросить взгляд в его сторону, приобрело свекольную окраску; вены на его шее вздулись. Гладиатор побежал обратно.
   "Ба, может быть, с ним случится удар и мне присудят победу по очкам?"
   Нет, на такую удачу рассчитывать нечего. На этот раз Люпус тоже пробрался через проем, пыхтя и извергая проклятия, обдирая бока и живот о грубый камень. Скитеру пришлось вернуться на открытое пространство, где ему меньше всего хотелось находиться, но он все же избежал убийственного выпада, нацеленного ему в бок. Крики и ахи с трибун возвестили о том, что кто-то из гладиаторов повержен. Краем глаза Скитер увидел одного из ретиариев, лежащего на песке, с левой рукой, поднятой в мольбе о пощаде. Публика с ревом ощетинилась поднятыми вверх пальцами. Император повторил их жест, сделав поднятым вверх большим пальцем движение от живота к горлу.
   Секутор, тяжело ранивший своего противника в ногу, поднял меч и пронзил ему грудь. Толпа одобрительно взвыла. Преследуемый по пятам Люпусом Скитер бросился к одной из колесниц, не обращая внимания на ругательства, которыми осыпали его и Люпус, и возница. Скитер уцепился за сбрую одного из коней и повис на ней, сберегая силы и дыхание, в то время как Люпус тщетно пытался догнать его. К лежавшему на песке мертвому гладиатору подбежал какой-то тип, размозжил ему череп тяжелым молотом и отволок его тело с арены.
   "О'кей. Значит, поднятый палец означает, что тебе хана, и, если парень, с которым ты бьешься, не доведет дела до конца, тебя все равно прикончат. Что ж, малыш, будем знать".
   Он отцепился от сбруи запряженной в колесницу лошади и бросился между двумя бившимися всадниками, проскользнув под брюхом одной из лошадей. От неожиданности бедная скотина заржала и отпрянула назад, загородив дорогу Люпусу. Толпа взорвалась одобрительными криками и смехом. Глаза Скитеру заливал пот, смешанный с пылью из-под колес и копыт. "Ничего, песчаные бури в Гоби тоже будут", - решил Скитер. Он порадовался тому, что Есугэй Доблестный чуть не силком гонял его на эти ежегодные охоты.
   "Если я смог убить из лука снежного барса, этого ублюдка я уж как-нибудь достану.
   Может, и достану...
   Если только держать ухо востро".
   Дождавшись, когда Люпус приблизится, Скитер бросился на землю, перекатился под клинками и вскочил, держа наготове пригоршню песка и сеть, которые и швырнул в извергавшего проклятия противника. Люпус зарычал, пытаясь протереть глаза руками и высвободить запутавшуюся в сети ногу. Скитер дернул - довольно сильно. Люпус грянулся оземь - еще сильнее. Зрители повскакивали на ноги, кровожадно визжа. Люпус рубанул мечом и сумел высвободиться, прежде чем Скитер со своим смертоносным трезубцем успел приблизиться к нему.
   "Черт возьми, не хочу же я убивать этого проклятого кретина, но что же мне еще прикажете делать? Пригласить его на вальс?" На всякий случай Скитер отодвинулся чуть дальше от Люпуса, все еще пытавшегося вы моргать песок из глаз, и размотал с пояса аркан. Он собрал его в петлю и качнул взад-вперед. Что-что, а пользоваться лассо он умел. Скитер ухмыльнулся недоброй, плотоядной улыбкой. Обе недели утомительных занятий он старательно проваливал все упражнения с арканом, равно как и с сетью. Разумеется, его наставники не упустили возможности пошутить, выслав его на арену с оружием, которым он владел хуже всего.
   "Благословен будь, Есугэй, где бы ты сейчас ни был, за то, что обучил меня кой-каким штучкам".
   Толпа взревела трижды - трое гладиаторов пали на арену один за другим и расстались с жизнью. Четвертого пощадили, и он, ковыляя, но с достоинством удалился с арены. Скитер прыгал и уворачивался, а силы его все убывали от солнца и неумолимого натиска Люпуса.
   "Давай-ка, Скитер, придумай что-нибудь впечатляющее, пока из тебя не сделали люля-кебаб".
   Один из гладиаторов упал с колесницы, волочась за лошадьми. Публика кровожадно взвыла, его соперник погнался за ним и прикончил, получил награду и покинул арену под вооруженной охраной.
   "О'кей, значит, даже если ты победил, тебя ожидает шайка солдат, чтобы отвести обратно в казарму. Что ж, будем знать".
   Ребра его обожгло острой болью, и он на мгновение задохнулся, но все же, проклиная себя за невнимательность, успел поймать зубьями трезубца меч Люпуса и, повернув, выбил его у того из руки. Люпус зарычал и бросился вперед. Порез на ребрах горел так, словно его укусила тысяча пчел. Будь это не скользящий удар, а прямой, Скитер уже истек бы кровью на песке.
   Скитер повернулся и побежал, слишком обессиленный, чтобы увертываться от ударов. Люпус расплылся в улыбке и бросился вдогонку, чтобы добить наверняка. За неимением других идей Скитер запел - голосом, хриплым от боли и усталости. Глаза Люпуса удивленно расширились. Скитер продолжал петь дикую, устрашающую боевую песнь монголов-якка. Ближние к нему зрители смолкли, удивленные не меньше Люпуса. Скитер не упустил момента и метнул лассо. Бросок получился что надо. Петля накрыла Люпуса и скользнула вниз, затянувшись у колен. Скитер дернул. Люпус с удивленным возгласом грянулся о песок.
   Увы, Скитер не мог перевести отдельных слов и выражений из того шквала возгласов, что обрушился на него, но общий смысл их явно сводился к "Проткни же ему пузо своим дурацким трезубцем, кретин!".
   Этого Скитер делать не стал. Люпус не просил о пощаде, но Скитер не собирался лишать его жизни, если ему только не прикажут делать этого. А может, даже и в этом случае. И что, интересно, делают с гладиатором, отказавшимся выполнить приказ толпы и императора? "Должно быть, этот псих с молотком размозжит тебе череп или что-нибудь вроде этого..." Пока Скитер был погружен в эти невеселые мысли, Люпус рубанул мечом по стягивающей его ноги веревке. Та, разумеется, лопнула, оставив в руках у Скитера меньше половины ее первоначальной длины. Ему не оставалось ничего другого, как бежать, на ходу завязывая новую скользящую петлю...
   ...И тут это и случилось.
   Ответ на все молитвы, что возносил он к небесам.
   Верховой андабат, смертельно раненный своим соперником, рухнул на песок. Пока толпа восторженно визжала, победитель собирал дары, а палач с молотом колотил им в свое удовольствие, освободившаяся лошадь с волочившимися по песку поводьями подскакала к Скитеру на расстояние броска лассо. Скитер сделал мастерский бросок, и петля захлестнулась на шее животного. Бедная скотина рванулась вбок, но вполсилы. Скитер подбежал к ней и с ловкостью, не утраченной еще со своих монгольских дней, взлетел в седло. Стремена здесь отсутствовали, зато само седло было вполне ничего, и лошадь, сделав еще одну не слишком энергичную попытку встать на дыбы, успокоилась и покорилась ему.
   Скитер повернул лошадь и краем глаза увидел выражение лица Люпуса. Он громко рассмеялся, снова запел свою боевую песнь и устремился в атаку, опустив трезубец наподобие средневекового копья. Люпус едва успел увернуться от трезубца и лошадиных копыт. Толпа сходила с ума. Даже император выпрямился на своем троне и подался вперед.
   "Ну что, гады, не ожидали?"
   Скитер гонял Люпуса кругами, грозя ему трезубцем, покалывая его, сбивая с ног и позволяя подняться снова, давая понять своему противнику - а вместе с ним и зрителям, - что он играет с обреченной жертвой. Кровь пела в его жилах. Вот это жизнь! Загнать врага в угол, заглянуть ему в глаза и не увидеть в них ничего, кроме удивления и нарастающего ужаса...
   Люпус попытался напасть на него с единственным оставшимся у него мечом, но Скитер перехватил его трезубцем и выбил из рук. По трибунам пронесся вздох. Безоружный Люпус гневно зарычал что-то, потом бросился вперед и схватился за трезубец. Несколько секунд - показавшихся им долгими минутами - они тянули его каждый к себе. Скитер умело подавал лошадь назад, таща за собой Люпуса, всем своим весом пытавшегося вырвать трезубец.
   Скитер бросил взгляд на арену, и сердце его вздрогнуло от дикой радости. У ног одной из золоченых богинь (она стояла в запряженной парой львов колеснице) лежала длинная охотничья пика, оставшаяся на арене, наверное, от одного из предыдущих боев. Скитер ухмыльнулся и отпустил трезубец. Люпус попятился и упал, пропоров себе при этом руку и оцарапав острием трезубца грудь.