Страница:
- Лизеренец рассказал, что ему заплатили золотом. Очень медленно можешь себе представить - я добрался до столицы.
Но боль тебе не представить. Джабал получил свободу на следующий день после сражения. Многие годы я разыскивал его и нашел на окраине Подветренной в поместье, хорошо охраняемом его масками. Отблагодарить его за жизнь я не мог, поэтому я стал Балюструсом, его другом. Я ковал ему мечи и маски.
У Джабала были враги, большинство из них проворнее, чем я. Я боялся, что кто-то другой, и очень быстро, отомстит ему смертью. А когда появился Темпус, я решил, что мы оба обречены. Темпус суров, суровее Джабала, суровее меня. И вот однажды ночью сюда пришел Салиман сообщить, что у склепа среди трупов лежит его живой хозяин, а в его коленях торчит по стреле.
Салиман спросил, не укрою ли я его, пока он не умрет, а в том, что он умрет, сомнений не было.
"Конечно, - ответил я, - но ему нет нужды умирать. Мы направим его к лизеренцу".
Эль больше не согревал Уэлгрина. Ему не были чужды ненависть или месть, и он не симпатизировал работорговцу. Но голос Балюструса был наполнен бешеной злобой. Этот человек предал рэнканцам свой народ, а те, в свою очередь, предали его. Он назвал Джабала своим сыном, рассказал ему правду о себе и верил в то, что его названый сын при первой же возможности предал его.
Уэлгрин понимал, что теперь он "сын" Балюструса. Ждал ли мастер, что его предадут снова, или теперь он сам предаст первым?
Балюструс погрузился в свои мысли и ничего не сказал, когда Уэлгрин с кружкой эля ушел через двор в тень, где сидел Трашер.
- Траш, не смог бы ты сходить сегодня вечером в город?
- Без проблем.
- Тогда отправляйся. И начинай подбирать людей.
Трашер стряхнул с себя легкое опьянение.
- Что случилось? Что-то идет не так?
- Пока ничего. Но Балюструс ведет себя странно. Не знаю, как долго еще можно доверять ему.
- Что побудило тебя наконец согласиться со мной?
- Он поведал мне историю своей жизни. Я сумею повидать Иллиру через десять дней - после новолуния, когда она придет в себя. И мы тут же отправимся на север, с серебром и рудой, если не получим мечи.
Трашеру не нужно было повторять дважды. Он набросил Плащ и перелез через стену. О его отлучке не знал никто, кроме Уэлгрина.
Глава 5
Мастер наладил дело в дворовой литейной с военной пунктуальностью. В течение шести дней было выковано еще десять клинков. Уэлгрин мысленно рассчитал время: столько-то дней до посещения Иллиры, потом еще, пока не будут изготовлены все мечи, день, чтобы встретиться с людьми, которых Трашер набирает в городе, и можно отправляться в путь.
Он внимательно присматривался к Балюструсу, и хотя мастер не обнаруживал явных признаков предательства, Уэлгрина не покидало беспокойство. Стали чаще приходить незнакомцы, и сам инвалид хаживал куда-то, куда - не смог проследить даже Трашер. Когда его спрашивали, Балюструс говорил о лизеренце, который ухаживал за Джабалом, и о взятках, которые приходилось раздавать.
Дождливым утром восьмого дня, в которое воины рады были поспать подольше, Уэлгрин окончил свои расчеты и уже хотел будить Трашера, как вдруг услышал за стеной шум - весьма странный в такое раннее время.
Он тихо разбудил Трашера, и оба осторожно поползли в сторону звуков. Уэлгрин вытащил из ножен меч, первый энлибарский меч, выкованный за последние пятьсот лет.
- Принес деньги и письмо? - услышали они голос Балюструса.
- Да, сэр.
Костыли Балюструса заскрипели по булыжнику. Уэлгрин и Трашер вжались в стену и дали ему пройти. Им никогда не удастся узнать правду от мастера, другое дело - посланец. Рывком они перемахнули через стену.
Незнакомец был одет в темную одежду странного покроя. Он поправлял стремя, когда Уэлгрин напал на него, свалив на землю.
Крепко зажав ему рот, Уэлгрин оттащил его подальше от лошади.
- Ну, кто он? - спросил Трашер, бегло осмотрев седельные сумы.
- Больно торопишься, - ответил Уэлгрин. Он принялся выкручивать руку своему пленнику, пока не услышал его тяжелого дыхания, потом перевернул того на спину.
- Неместный, не похож и на нисийца.
У молодого человека были нежные, почти женские черты лица, а усилия освободиться - до смешного беспомощны. Уэлгрин резко ударил его, встряхнул и посадил.
- Ну, выкладывай.
Испуганными глазами парнишка глядел то на одного, то на Другого, остановив наконец свой взгляд на Уэлгрине. Но не проронил ни слова.
- Надо обыскать его, - заявил Трашер. - А вот и кошель.
Уэлгрин сорвал мешочек с пояса юноши, обратив внимание на то, что у него не было оружия, даже кинжала. Зато под камзолом он нащупал какой-то предмет. Уэлгрин бросил кошель Трашеру и занялся этим предметом. Это оказался медальон с надписью на непонятном языке. Уэлгрин не придал значения надписи, а Трашер вскрикнул от удивления, когда по глазам ему ударила ослепительная вспышка.
Уэлгрин поднял голову, и в этот момент все озарилось второй вспышкой. Пленник долго не раздумывал. Они слышали, как юноша вскочил на лошадь и ускакал галопом. К тому времени, когда они снова обрели возможность видеть, преследование стало бессмысленным.
- Волшебство, - изрек Трашер, поднявшись на ноги.
- Ладно, Траш, что в кошеле? - спросил Уэлгрин спустя некоторое время. - Трашер еще раз осторожно осмотрел кошель.
- Немного золота и вот это, - он передал Уэлгрину небольшой серебряный предмет.
- Судя по внешнему виду, одно из колечек илсигского ожерелья, прошептал Уэлгрин, обернувшись в сторону дома. - Он что-то замышляет.
- Волшебник не рэнканец, - утешил Трашер.
- Это значит только то, что у нас появились новые враги.
Пошли. Пора посетить сестру. Послушаем, что она скажет.
Из-за дождя на базаре было совсем мало народа, а гавань утонула в тумане, и Уэлгрин дважды сбивался с пути, прежде чем услышал звук молота Даброу. Двое наемников, судя по виду, не из первых, сидели в ожидании под навесом. Кузнец поправлял щит.
- У тебя плохо выходит, урод, - упрекнул более моложавый и высокий, но Даброу продолжал молча постукивать молотом.
Уэлгрин и Трашер незаметно подошли ближе. На входе была натянута веревка, обычно означавшая то, что Иллира занималась гаданием. Уэлгрин старался уловить запах фимиама в воздухе, но чувствовал только вонь от печи Даброу.
Изнутри донеслись визг и грохот. Даброу бросил молот и столкнулся на пороге с Уэлгрином. Третий наемник отвязал веревку и пытался, правда, безуспешно, пробиться из дома наружу.
Руки кузнеца вцепились в плечо подонка. Двое других схватились за оружие, но к этому времени Трашер уже вытащил свой меч. Все застыли на месте.
В проходе показалась Иллира.
- Пусть уходят, Даброу, - устало попросила она. - Правда накажет их больше, чем ты. - Она увидела Уэлгрина, вздохнула и ушла в темноту.
- Лживая потаскуха С'данзо! - крикнул ей вслед третий наемник.
Даброу убрал руки с плеча коротышки и как следует встряхнул его.
- Убирайтесь отсюда, пока Я не передумал, - сказал он тихим голосом.
- Но ты еще не закончил работу, - пожаловался юноша.
Приятели осадили его, схватили щит и заторопились в дождь.
Даброу глянул на Уэлгрина.
- Ты появляешься здесь всякий раз, когда что-то случается.
- Тебе не следовало бы разрешать ей принимать подобных людей.
- Он и не разрешал бы, - пояснила с порога Иллира, - но теперь только люди подобного сорта и ходят посплетничать да погадать. Других клиентов они распугали.
- А как же женщины, которым ты гадала? Влюбленные, купцы? - резким тоном спросил Уэлгрин. - Или С'данзо не вернули клиентов?
- Нет, Мигнариал сдержала слово. Такое положение сейчас у всех. Ни одна женщина не осмеливается больше отправиться так далеко на окраину, да и купцы тоже. Что предсказания, коль велика вероятность столкнуться с подонками.
- Но тебе ведь нужны деньги, у тебя дети! - удивился Уэлгрин и только сейчас понял, что не слышит детского крика.
Иллира отвернулась.
- Что тебе сказать? И да, и нет, - недовольно заявила она. - Нам нужна была кормилица, и мы нашли ее. Но здесь ей и малышам небезопасно. Это чистые звери. Хуже ястребиных масок. Те хоть оставались в трущобах, где им и место. Артон и Лиллис в приюте Дома Сладострастия.
Отнюдь не было необычным воспитывать ребенка в добротном борделе, где молодые женщины продавали свое молоко.
У Миртис, владелицы Дома Сладострастия, была безупречная репутация. Даже дамы из дворца содержали своих детей в приюте этого борделя. Но это никак не укладывалось в рамки жизни С'данзо, и Уэлгрин понял, что Иллира согласилась поступить так только из-за боязни за их жизнь.
- Тебе угрожали? - спросил он тоном гарнизонного офицера, каковым и являлся в прошлом.
Иллира ничего не сказала, вместо нее ответил Даброу:
- Они угрожают ей каждый раз, когда она говорит им правду. Она говорит им, что они трусы, и их угрозы только доказывают ее правоту. Лира слишком честная; ей не следовало бы отвечать на вопросы, недостойные мужчин.
- Теперь я отвечу на твои вопросы, Уэлгрин, - сказала она, глядя на мужа.
Пузырьки с благовониями до сих пор валялись на ковре.
Брошенные карты лежали у стены. Уэлгрин наблюдал за сестрой, пока та приводила все в порядок и усаживалась за столик.
Уэлгрин отметил, что она оправилась после рождения двойни.
Лицо приобрело приятную округлость, но в остальном она была все той же, пока не взяла карты в руки.
- Что тебя мучает? - спросила она.
- Меня предали, и я до сих пор в опасности. Хотелось бы знать, кого мне стоит опасаться больше всего.
Лицо Иллиры разгладилось, невыразительные глаза уставились на него.
- Сталь рождает врагов, не так ли?
Несмотря на то, что раньше он уже видел ее в трансе во время гадания, от такой перемены в ней Уэлгрина передернуло. И все же он верил в ее дарование, поскольку она помогла расшифровать надпись на кусочке фаянса, что и привело его к руде.
- Да, сталь порождает врагов. Но грозит ли мне это смертью? Может, это последнее кольцо в цепи, выкованной С'данзо?
- Дай мне свой меч, - попросила она.
Он вручил ей энлибарский меч. Иллира некоторое время смотрела на него, потом провела ладонью по полотну клинка и кончиками пальцев осторожно потрогала его лезвие. Она положила меч на стол и долго сидела неподвижно, так что Уэлгрин уже начал побаиваться за нее. Он направился к двери, когда ее глаза расширились и она позвала его.
- Твое будущее затуманилось с тех пор, как я родила, Уэлгрин, но оно что туман перед солнцем. Сталь не принадлежит ни одному человеку, а лишь исключительно себе, и особенно эта сталь. От нее исходит запах богов, и волшебства, и мест, которые неведомы С'данзо. Если твои враги не будут действовать через богов, они не одолеют тебя. Будут интриги, будет предательство, но они не причинят зла ни тебе, ни стали.
- А что в отношении рэнкан? Они забыли меня? Когда я отправлюсь на север...
- Ты не пойдешь на север, - сказала она, снова беря в руки меч.
- Лира, я пойду на север со своими людьми и сталью.
- Ты не пойдешь на север.
- Это чушь.
Иллира положила меч на стол.
- Это самое четкое видение за неделю, Уэлгрин. Ты не пойдешь на север. Ты не оставишь Санктуарий.
- Но как же твои слова, что мне не причинят никакого вреда? Что ты можешь сказать насчет шпиона, которого мы застукали сегодня утром? Неизвестный, который удрал. Ты его видишь?
- Он не опасен, но я спрошу карты. - Она взяла колоду и прижала его руку к картам. - Возможно, твое будущее отличается от будущего стали. Раздели колоду на три части и у каждой переверни верхнюю карту.
Он положил три стопки карт на указанные Иллирой места и перевернул верхние. Первая изображала дуэль двух воинов. Хотя с их клинков капала кровь, похоже, ни один из них не был ранен.
Это была карта, которую Уэлгрин уже видел раньше. Вторая была незнакома. Она была повреждена водой, краски ее поблекли.
На ней было нарисовано несколько кораблей в открытом море.
Третья изображала руку в доспехах, сжимающую рукоять меча, объятого пламенем от середины лезвия. Машинально Уэлгрин попытался дотронуться до пламени. Пальцы Иллиры накрыли его руку и сдержали порыв.
- Твоя первая карта - двойка руд. Это значит многое, но для тебя она означает просто сталь. Ты уже знаешь это.
Вторая карта - семерка кораблей. Я бы сказала, что это рыбацкая флотилия, но нет, это что-то еще. - Она стиснула его руку. - Именно здесь кроется опасность. Даже боги не видят эту карту так ясно, как мы с тобой сейчас. Семерка кораблей выплывает из будущего; она держит курс на Санктуарий, город ждут большие перемены. Запомни это! - наказала она и перевернула карту. - Мы не должны были видеть того, чего еще не видели боги.
Твоя третья карта - это не меч, как ты подумал. Это язык пламени орифламма, карта лидера. Вместе со сталью и открывшимся будущим она выводит тебя на первый план. И она не может быть открыта человеку, проклятому С'данзо.
- Не говори загадками, Иллира.
- Все просто. На тебе нет проклятия С'данзо, если таковое вообще было. Ты мечен богами. Но помни, что мы говорили о богах: не имеет значения, проклинают они тебя или жалуют. После рождения моих детей это первое будущее, которое столь ясно. Я вижу большую флотилию, которая держит курс на Санктуарий, и я вижу орифламму. И не хочу толковать увиденное.
- И меня не достанут люди из Рэнке? И Балюструс не продаст меня?
С'данзо рассмеялась, собирая карты.
- Очнись, Уэлгрин. Рэнке лежит на севере, а ты на север не пойдешь. Сталь, флотилия и орифламма находятся здесь.
- Я не понимаю.
Фимиам догорел. Солнечные лучи пробились сквозь огороженную веревкой занавеску. Иллира снова стала собой, выйдя из транса.
- Ты единственный человек, Уэлгрин, который может понять это, сказала она ему. - А сейчас уходи, я очень устала.
Я не чувствую твою гибель, а я довольно часто видела смерть с тех пор, как стали приходить наемники. Похоже, ты не относишься к тем, кто понимает свою цель. Что-то происходит с тобой, вокруг тебя, а ты идешь, плутая. Когда будешь уходить, скажи Даброу, что сегодня я больше не принимаю.
Она поднялась и скрылась за занавесом. Он услышал, как Иллира легла в постель, и тихо вышел из комнаты. Трашер помогал Даброу с ободом колеса; увидев Уэлгрина, оба прекратили работу.
- Она хочет, чтобы ее оставили в покое на остаток дня, - сказал он.
- Тогда вам лучше уйти.
Уэлгрин без возражений покинул навес. Трашер последовал за ним.
- Ну, и что же ты узнал?
- Она сказала мне, что мы не пойдем на север и что большая флотилия держит курс на Санктуарий.
Трашер внезапно остановился..
- Она сумасшедшая! - воскликнул он.
- Не думаю, но и понять ничего не могу. Ладно, будем следовать намеченному плану. Сегодня вечером пойдем в город и поговорим с отобранными тобой людьми. Уже должны быть готовы двадцать пять мечей. Если нет, отправимся с теми, что есть.
Я хочу покинуть город до восхода солнца.
Глава 6
Маленькую комнату освещали лишь две вонючих свечи. Испытывая неудобство, в центре комнаты, едва не задевая головой грубоотесанные балки потолка, стоял мужчина. Сидевший в углу Уэлгрин засыпал его вопросами.
- Вы сказали, что владеете мечом - предпочитаете одиночный бой или групповой?
- Оба вида. До прибытия в Санктуарий два года назад какое-то время я жил в Вальтостине. Ночью мы сражались с горожанами, а днем - с тостинскими племенами. За один день я убил двадцать человек. Мои шрамы могут засвидетельствовать это.
Уэлгрин не сомневался в его словах. Человек выглядел закаленным бойцом, а не крикуном. Трашер видел, как он одной рукой расправился с парой хулиганов без ненужной суеты.
- Но вы покинули Вальтостин.
Мужчина нервно переминался с ноги на ногу.
- Женщины, вернее, женщина.
- И вы приехали в Санктуарий, чтобы ее забыть? - сделал предположение Уэлгрин.
- Для таких, как я, всегда найдется работа, особенно в городе, подобном этому.
- Итак, вы нашли работу, но в гарнизон не попали. Чем вы занимались?
- Охранял собственность купца...
Уэлгрину не требовалось выслушивать его: подобные объяснения он слышал довольно часто, словно оставшиеся в живых ястребиные маски взяли на вооружение единственно возможное оправдание своего прошлого сотрудничества с Джабалом. Отчасти это было правдой: деятельность Джабала не имела принципиального отличия от деятельности легитимного купца, особенно здесь, в Санктуарий.
- Вам известно мое предложение? - напрямик спросил Уэлгрин, когда мужчина замолчал. - Почему вы пришли ко мне, а не к Темпусу?
- Лучше умереть, чем служить ему.
Такого ответа Уэлгрин и ожидал. Выйдя из-под навеса, он обнял нового воина.
- Сто лет жизни тебе, Куберт. Мы разместились на вилле к северу от города. На табличке надпись "Тоскующие деревья", если понимаешь азбуку риггли. А вообще-то почувствуешь по запаху. Мы квартируем у Балюструса, мастера по металлу. Останемся там еще на ночь.
Куберт знал это имя, но даже не вздрогнул, когда услышал его. Возможно, он не питал к волшебству отвращения, какое испытывало большинство наемных солдат. Или он просто был хорошим солдатом и смиренно покорялся своей судьбе.
Появился Трашер.
- Это последний? - спросил Уэлгрин, когда они остались одни.
- Во всяком случае, лучший. Есть еще один, ястребиная маска, к тому же... - Трашер сделал паузу, - женщина.
От дыхания Уэлгрина заколебалось пламя свечи.
- Хорошо, давай ее сюда.
В армии, даже здесь, в тылу, женщину считали пригодной лишь для кухонных дел и прелюбодеяния. Отказ Джабала от этого освященного временем правила был, по мнению Уэлгрина, более возмутительным, чем любое другое его деяние. Но поскольку подонки Темпуса меняли лицо Подветренной, Уэлгрин, к сожалению, был вынужден считаться с подобными переменами в отношении женщин, если хотел уйти из города с дюжиной солдат и обозом.
Последний кандидат вошел в комнату. Едва закрыв дверь, Трашер тут же ретировался.
Существовало два типа женщин, которых нанимал Джабал.
Первый составляли маленькие девушки, настороженные, агрессивные и жестокие, начисто лишенные традиционных добродетелей, с которыми шел в сражение обычный солдат. Второй тип - мужики, по ошибке родившиеся женщинами. Крупные, широкоплечие, сильные, внешне похожие на мужчин, но не заслуживающие уважения в той же степени, что их сухопарые сестры.
Вошедшая принадлежала к первому типу: ее голова едва доставала до груди Уэлгрину. Она напомнила ему Иллиру, и этого сходства было бы достаточно, чтобы тут же приказать ей выйти.
Она сбросила с себя короткий клетчатый плащ, оправила мундир, тщетно пытавшийся скрыть ее маленькие груди, такие же чумазые, как и все остальное. Уэлгрин решил, что она как минимум пару дней ничего не ела. Полузажившая рана придавала мужественность ее лицу. Еще одна рана виднелась на оголенной руке. Кто-то пытался убить ее, но безуспешно. Растопыренными пальцами руки женщина провела по спутанным черным волосам, не стараясь, впрочем, пригладить их.
- Имя? - спросил Уэлгрин, когда девушка успокоилась.
- Ситен. - Она обладала довольно приятным голосом для огрубевшей женщины.
- Владеешь мечом?
- Достаточно хорошо.
- Полагаю, подростковым?
Ситен вспыхнула от оскорбления.
- Я научилась владеть мечом у отца, братьев и кузенов.
- И у Джабала?
- И у Джабала, - с вызовом заявила она.
На Уэлгрина произвело впечатление ее настроение, он с радостью нанял бы вместо нее ее родственников.
- Как ты выжила после смерти Джабала? Или ты не думаешь, что его нет в живых?
- Нас осталось совсем мало, чтобы это имело какое-то значение. У нас всегда было больше врагов, чем друзей. Время ястребиных масок прошло. Джабал был нашим вождем. И никто не мог заменить его, даже на несколько недель. Что до меня, то я пошла на Улицу Красных Фонарей, но это дело не по вкусу мне.
Я видела, как твой человек убил подонка, поэтому пришлось самой посмотреть на тебя.
Это был вовсе не флирт. Женщине не пристало вести себя подобным образом с будущим начальником. Уэлгрин чувствовал ее желание поменяться ролями.
- Джабал был ловкий и сильный, хотя, наверное, не такой ловкий и сильный, каковым считал себя сам. В конце концов Темпус одолел его. Я высоко ценю свою преданность и человека, к которому ее проявляю. Какие у тебя планы? Ходят слухи, у тебя есть необычная сталь. Против кого ты ее направишь?
Уэлгрин не скрывал своего удивления, внимательно рассматривая ее. У него было меньше опыта, чем у работорговца, мало солдат и еще меньше золота. Рэнканцы в лице Темпуса повергли Джабала; что мог предложить он взамен его людям?
- Я располагаю энлибарской сталью, перекованной в мечи.
Нисибиси не сражаются открыто, они устраивают засады, и мы будем устраивать засады, пока о нас не узнают. И тогда с большим количеством мечей...
Ситен глубоко вздохнула. В какой-то момент Уэлгрин подумал, что сейчас она повернется и уйдет. "Неужели она всерьез думает, что я домогаюсь власти Джабала? Или же уловила отсутствие доверия с моей стороны?"
- Я в этом сомневаюсь, но по крайней мере покину Санктуарий. - Говоря это, она протянула ему свою руку.
Капитан приветствовал своих рекрутов пожатием руки и дружеским объятием, но никогда не обнимал женщин как товарищей. Когда ощущал потребность, он подыскивал себе обычную шлюшку, заваливал ее на спину, задирал юбки, чтобы скрыть лицо, и получал то, что хотел. Он видел и других женщин - дам, с которыми никогда не стал бы обращаться подобным образом.
Ситен не была шлюшкой, и она вмазала бы ему, попробуй он распустить руки. Но она не была и дамой: чумазая, в оборванной одежде. Тем не менее ему не хотелось выставлять ее на улицу, во всяком случае, до тех пор, пока ее хорошо не накормят. Быстро обтерев о бедро руку, Уэлгрин обхватил ее ладонь.
Ее пожатие было крепким. Не мужским, но достаточно сильным, чтобы держать меч. Уэлгрин поднял вторую руку для объятия, желая, чтобы все выглядело естественно, но его отвлекли сильные крики и переполох на лестнице.
Уэлгрин только успел выхватить из ножен меч и заметить, как Ситен вытаскивает откуда-то из-под юбки кинжал убийцы, когда распахнулась дверь.
- Они забрали ее!
Тусклый свет факела на лестнице не позволял Уэлгрину ясно разглядеть детали представшей перед ним картины: в центре внимания огромная фигура, издающая дикие вопли, цепляющиеся за нее орущие охранники и, наконец, Трашер, выскакивающий из темноты, чтобы мертвой хваткой стиснуть горло налетчика. Огромный человек стонал. Великан упал навзничь, прижимая Трашера к стене, изогнулся, без труда освободил правую руку, затем легко смахнул кого-то с левого бока, бросив его на карниз.
- Уэлгрин! - промычал великан. - Они забрали ее!
Ситен припала к земле, не удостоенная внимания гиганта, чего нельзя было сказать об Уэлгрине. Она уже была готова нанести удар, когда он положил ей руку на плечо. Женщина расслабилась.
- Даброу! - осторожно позвал Уэлгрин.
- Они забрали ее! - Кузнец не ощущал физической боли, но боль тем не менее была. Уэлгрину не требовалось спрашивать, кого забрали, хотя он никак не мог представить себе, как могли похитители пройти мимо кузнеца.
- Расскажи внятно, кто забрал ее, почему и сколько времени прошло с тех пор.
Кузнец с дрожью вздохнул и наконец овладел собой.
- Это случилось вскоре после захода солнца. Пришел молоденький попрошайка. Он сказал, что на пристани произошел несчастный случай. Лира попросила меня помочь, и я отправился за парнем. Практически сразу же я потерял его из виду, а на пристани было все спокойно... - Он сделал паузу, хваткой костолома сжав руку Уэлгрина.
- Ловушка? - высказал предположение Уэлгрин, мысленно благодаря наручи, защитившие кисть руки от силы полного отчаяния Даброу.
Кузнец утвердительно кивнул головой:
- Она исчезла!
- Может, она просто пошла за тобой и потерялась или пошла повидаться с другими С'данзо?
Из горла Даброу вырвался глубокий стон.
- Нет. Все в доме было разворочено. Она оказала сопротивление и исчезла без своей шали. Уэлгрин, она никуда не выходит без своей шали.
- Может, она спряталась где-нибудь?
- Я искал ее, иначе давно появился бы здесь, - пояснил кузнец, переместив свою железную лапищу с кисти Уэлгрина на его менее защищенное плечо. - Я поднял на ноги всех С'данзо, и они искали вместе со мной. Мы обнаружили ее туфлю позади дома крестьянина у реки, но больше ничего. Я отправился домой, чтобы поискать там какие-нибудь следы. - Для убедительности Даброу встряхнул Уэлгрина. - И нашел там вот что!
Он вытащил какой-то предмет из своего мешочка и поднес к лицу Уэлгрина так близко, что тот не увидел его. Кузнец начал успокаиваться, отпустил Уэлгрина и дал ему рассмотреть предмет. Это было металлическое украшение для рукавиц с гравировкой, которая была достаточно четкой и позволяла установить владельца, если бы в этом возникла необходимость. Но Уэлгрин не узнал его и передал предмет Трашеру.
- Узнаешь? - спросил он.
- Нет.
Ситен взяла украшение из рук Трашера.
- Подручные Темпуса, - сказала она со страхом и злобой. - Посмотри, видишь молнию, пронизывающую облака?
Только они носят такие знаки.
- У тебя есть соображения на этот счет? - спросил Даброу.
Предложений ожидал не только Даброу. При упоминании Темпуса в комнату вошел Куберт, а Ситен жаждала крови; у ястребиных масок были причины для мести. Даже Трашер, потирая ушибленную голову, всем своим видом показывал, что это был вызов, требовавший ответа. Уэлгрин засунул украшение в мешочек на поясе.
Но боль тебе не представить. Джабал получил свободу на следующий день после сражения. Многие годы я разыскивал его и нашел на окраине Подветренной в поместье, хорошо охраняемом его масками. Отблагодарить его за жизнь я не мог, поэтому я стал Балюструсом, его другом. Я ковал ему мечи и маски.
У Джабала были враги, большинство из них проворнее, чем я. Я боялся, что кто-то другой, и очень быстро, отомстит ему смертью. А когда появился Темпус, я решил, что мы оба обречены. Темпус суров, суровее Джабала, суровее меня. И вот однажды ночью сюда пришел Салиман сообщить, что у склепа среди трупов лежит его живой хозяин, а в его коленях торчит по стреле.
Салиман спросил, не укрою ли я его, пока он не умрет, а в том, что он умрет, сомнений не было.
"Конечно, - ответил я, - но ему нет нужды умирать. Мы направим его к лизеренцу".
Эль больше не согревал Уэлгрина. Ему не были чужды ненависть или месть, и он не симпатизировал работорговцу. Но голос Балюструса был наполнен бешеной злобой. Этот человек предал рэнканцам свой народ, а те, в свою очередь, предали его. Он назвал Джабала своим сыном, рассказал ему правду о себе и верил в то, что его названый сын при первой же возможности предал его.
Уэлгрин понимал, что теперь он "сын" Балюструса. Ждал ли мастер, что его предадут снова, или теперь он сам предаст первым?
Балюструс погрузился в свои мысли и ничего не сказал, когда Уэлгрин с кружкой эля ушел через двор в тень, где сидел Трашер.
- Траш, не смог бы ты сходить сегодня вечером в город?
- Без проблем.
- Тогда отправляйся. И начинай подбирать людей.
Трашер стряхнул с себя легкое опьянение.
- Что случилось? Что-то идет не так?
- Пока ничего. Но Балюструс ведет себя странно. Не знаю, как долго еще можно доверять ему.
- Что побудило тебя наконец согласиться со мной?
- Он поведал мне историю своей жизни. Я сумею повидать Иллиру через десять дней - после новолуния, когда она придет в себя. И мы тут же отправимся на север, с серебром и рудой, если не получим мечи.
Трашеру не нужно было повторять дважды. Он набросил Плащ и перелез через стену. О его отлучке не знал никто, кроме Уэлгрина.
Глава 5
Мастер наладил дело в дворовой литейной с военной пунктуальностью. В течение шести дней было выковано еще десять клинков. Уэлгрин мысленно рассчитал время: столько-то дней до посещения Иллиры, потом еще, пока не будут изготовлены все мечи, день, чтобы встретиться с людьми, которых Трашер набирает в городе, и можно отправляться в путь.
Он внимательно присматривался к Балюструсу, и хотя мастер не обнаруживал явных признаков предательства, Уэлгрина не покидало беспокойство. Стали чаще приходить незнакомцы, и сам инвалид хаживал куда-то, куда - не смог проследить даже Трашер. Когда его спрашивали, Балюструс говорил о лизеренце, который ухаживал за Джабалом, и о взятках, которые приходилось раздавать.
Дождливым утром восьмого дня, в которое воины рады были поспать подольше, Уэлгрин окончил свои расчеты и уже хотел будить Трашера, как вдруг услышал за стеной шум - весьма странный в такое раннее время.
Он тихо разбудил Трашера, и оба осторожно поползли в сторону звуков. Уэлгрин вытащил из ножен меч, первый энлибарский меч, выкованный за последние пятьсот лет.
- Принес деньги и письмо? - услышали они голос Балюструса.
- Да, сэр.
Костыли Балюструса заскрипели по булыжнику. Уэлгрин и Трашер вжались в стену и дали ему пройти. Им никогда не удастся узнать правду от мастера, другое дело - посланец. Рывком они перемахнули через стену.
Незнакомец был одет в темную одежду странного покроя. Он поправлял стремя, когда Уэлгрин напал на него, свалив на землю.
Крепко зажав ему рот, Уэлгрин оттащил его подальше от лошади.
- Ну, кто он? - спросил Трашер, бегло осмотрев седельные сумы.
- Больно торопишься, - ответил Уэлгрин. Он принялся выкручивать руку своему пленнику, пока не услышал его тяжелого дыхания, потом перевернул того на спину.
- Неместный, не похож и на нисийца.
У молодого человека были нежные, почти женские черты лица, а усилия освободиться - до смешного беспомощны. Уэлгрин резко ударил его, встряхнул и посадил.
- Ну, выкладывай.
Испуганными глазами парнишка глядел то на одного, то на Другого, остановив наконец свой взгляд на Уэлгрине. Но не проронил ни слова.
- Надо обыскать его, - заявил Трашер. - А вот и кошель.
Уэлгрин сорвал мешочек с пояса юноши, обратив внимание на то, что у него не было оружия, даже кинжала. Зато под камзолом он нащупал какой-то предмет. Уэлгрин бросил кошель Трашеру и занялся этим предметом. Это оказался медальон с надписью на непонятном языке. Уэлгрин не придал значения надписи, а Трашер вскрикнул от удивления, когда по глазам ему ударила ослепительная вспышка.
Уэлгрин поднял голову, и в этот момент все озарилось второй вспышкой. Пленник долго не раздумывал. Они слышали, как юноша вскочил на лошадь и ускакал галопом. К тому времени, когда они снова обрели возможность видеть, преследование стало бессмысленным.
- Волшебство, - изрек Трашер, поднявшись на ноги.
- Ладно, Траш, что в кошеле? - спросил Уэлгрин спустя некоторое время. - Трашер еще раз осторожно осмотрел кошель.
- Немного золота и вот это, - он передал Уэлгрину небольшой серебряный предмет.
- Судя по внешнему виду, одно из колечек илсигского ожерелья, прошептал Уэлгрин, обернувшись в сторону дома. - Он что-то замышляет.
- Волшебник не рэнканец, - утешил Трашер.
- Это значит только то, что у нас появились новые враги.
Пошли. Пора посетить сестру. Послушаем, что она скажет.
Из-за дождя на базаре было совсем мало народа, а гавань утонула в тумане, и Уэлгрин дважды сбивался с пути, прежде чем услышал звук молота Даброу. Двое наемников, судя по виду, не из первых, сидели в ожидании под навесом. Кузнец поправлял щит.
- У тебя плохо выходит, урод, - упрекнул более моложавый и высокий, но Даброу продолжал молча постукивать молотом.
Уэлгрин и Трашер незаметно подошли ближе. На входе была натянута веревка, обычно означавшая то, что Иллира занималась гаданием. Уэлгрин старался уловить запах фимиама в воздухе, но чувствовал только вонь от печи Даброу.
Изнутри донеслись визг и грохот. Даброу бросил молот и столкнулся на пороге с Уэлгрином. Третий наемник отвязал веревку и пытался, правда, безуспешно, пробиться из дома наружу.
Руки кузнеца вцепились в плечо подонка. Двое других схватились за оружие, но к этому времени Трашер уже вытащил свой меч. Все застыли на месте.
В проходе показалась Иллира.
- Пусть уходят, Даброу, - устало попросила она. - Правда накажет их больше, чем ты. - Она увидела Уэлгрина, вздохнула и ушла в темноту.
- Лживая потаскуха С'данзо! - крикнул ей вслед третий наемник.
Даброу убрал руки с плеча коротышки и как следует встряхнул его.
- Убирайтесь отсюда, пока Я не передумал, - сказал он тихим голосом.
- Но ты еще не закончил работу, - пожаловался юноша.
Приятели осадили его, схватили щит и заторопились в дождь.
Даброу глянул на Уэлгрина.
- Ты появляешься здесь всякий раз, когда что-то случается.
- Тебе не следовало бы разрешать ей принимать подобных людей.
- Он и не разрешал бы, - пояснила с порога Иллира, - но теперь только люди подобного сорта и ходят посплетничать да погадать. Других клиентов они распугали.
- А как же женщины, которым ты гадала? Влюбленные, купцы? - резким тоном спросил Уэлгрин. - Или С'данзо не вернули клиентов?
- Нет, Мигнариал сдержала слово. Такое положение сейчас у всех. Ни одна женщина не осмеливается больше отправиться так далеко на окраину, да и купцы тоже. Что предсказания, коль велика вероятность столкнуться с подонками.
- Но тебе ведь нужны деньги, у тебя дети! - удивился Уэлгрин и только сейчас понял, что не слышит детского крика.
Иллира отвернулась.
- Что тебе сказать? И да, и нет, - недовольно заявила она. - Нам нужна была кормилица, и мы нашли ее. Но здесь ей и малышам небезопасно. Это чистые звери. Хуже ястребиных масок. Те хоть оставались в трущобах, где им и место. Артон и Лиллис в приюте Дома Сладострастия.
Отнюдь не было необычным воспитывать ребенка в добротном борделе, где молодые женщины продавали свое молоко.
У Миртис, владелицы Дома Сладострастия, была безупречная репутация. Даже дамы из дворца содержали своих детей в приюте этого борделя. Но это никак не укладывалось в рамки жизни С'данзо, и Уэлгрин понял, что Иллира согласилась поступить так только из-за боязни за их жизнь.
- Тебе угрожали? - спросил он тоном гарнизонного офицера, каковым и являлся в прошлом.
Иллира ничего не сказала, вместо нее ответил Даброу:
- Они угрожают ей каждый раз, когда она говорит им правду. Она говорит им, что они трусы, и их угрозы только доказывают ее правоту. Лира слишком честная; ей не следовало бы отвечать на вопросы, недостойные мужчин.
- Теперь я отвечу на твои вопросы, Уэлгрин, - сказала она, глядя на мужа.
Пузырьки с благовониями до сих пор валялись на ковре.
Брошенные карты лежали у стены. Уэлгрин наблюдал за сестрой, пока та приводила все в порядок и усаживалась за столик.
Уэлгрин отметил, что она оправилась после рождения двойни.
Лицо приобрело приятную округлость, но в остальном она была все той же, пока не взяла карты в руки.
- Что тебя мучает? - спросила она.
- Меня предали, и я до сих пор в опасности. Хотелось бы знать, кого мне стоит опасаться больше всего.
Лицо Иллиры разгладилось, невыразительные глаза уставились на него.
- Сталь рождает врагов, не так ли?
Несмотря на то, что раньше он уже видел ее в трансе во время гадания, от такой перемены в ней Уэлгрина передернуло. И все же он верил в ее дарование, поскольку она помогла расшифровать надпись на кусочке фаянса, что и привело его к руде.
- Да, сталь порождает врагов. Но грозит ли мне это смертью? Может, это последнее кольцо в цепи, выкованной С'данзо?
- Дай мне свой меч, - попросила она.
Он вручил ей энлибарский меч. Иллира некоторое время смотрела на него, потом провела ладонью по полотну клинка и кончиками пальцев осторожно потрогала его лезвие. Она положила меч на стол и долго сидела неподвижно, так что Уэлгрин уже начал побаиваться за нее. Он направился к двери, когда ее глаза расширились и она позвала его.
- Твое будущее затуманилось с тех пор, как я родила, Уэлгрин, но оно что туман перед солнцем. Сталь не принадлежит ни одному человеку, а лишь исключительно себе, и особенно эта сталь. От нее исходит запах богов, и волшебства, и мест, которые неведомы С'данзо. Если твои враги не будут действовать через богов, они не одолеют тебя. Будут интриги, будет предательство, но они не причинят зла ни тебе, ни стали.
- А что в отношении рэнкан? Они забыли меня? Когда я отправлюсь на север...
- Ты не пойдешь на север, - сказала она, снова беря в руки меч.
- Лира, я пойду на север со своими людьми и сталью.
- Ты не пойдешь на север.
- Это чушь.
Иллира положила меч на стол.
- Это самое четкое видение за неделю, Уэлгрин. Ты не пойдешь на север. Ты не оставишь Санктуарий.
- Но как же твои слова, что мне не причинят никакого вреда? Что ты можешь сказать насчет шпиона, которого мы застукали сегодня утром? Неизвестный, который удрал. Ты его видишь?
- Он не опасен, но я спрошу карты. - Она взяла колоду и прижала его руку к картам. - Возможно, твое будущее отличается от будущего стали. Раздели колоду на три части и у каждой переверни верхнюю карту.
Он положил три стопки карт на указанные Иллирой места и перевернул верхние. Первая изображала дуэль двух воинов. Хотя с их клинков капала кровь, похоже, ни один из них не был ранен.
Это была карта, которую Уэлгрин уже видел раньше. Вторая была незнакома. Она была повреждена водой, краски ее поблекли.
На ней было нарисовано несколько кораблей в открытом море.
Третья изображала руку в доспехах, сжимающую рукоять меча, объятого пламенем от середины лезвия. Машинально Уэлгрин попытался дотронуться до пламени. Пальцы Иллиры накрыли его руку и сдержали порыв.
- Твоя первая карта - двойка руд. Это значит многое, но для тебя она означает просто сталь. Ты уже знаешь это.
Вторая карта - семерка кораблей. Я бы сказала, что это рыбацкая флотилия, но нет, это что-то еще. - Она стиснула его руку. - Именно здесь кроется опасность. Даже боги не видят эту карту так ясно, как мы с тобой сейчас. Семерка кораблей выплывает из будущего; она держит курс на Санктуарий, город ждут большие перемены. Запомни это! - наказала она и перевернула карту. - Мы не должны были видеть того, чего еще не видели боги.
Твоя третья карта - это не меч, как ты подумал. Это язык пламени орифламма, карта лидера. Вместе со сталью и открывшимся будущим она выводит тебя на первый план. И она не может быть открыта человеку, проклятому С'данзо.
- Не говори загадками, Иллира.
- Все просто. На тебе нет проклятия С'данзо, если таковое вообще было. Ты мечен богами. Но помни, что мы говорили о богах: не имеет значения, проклинают они тебя или жалуют. После рождения моих детей это первое будущее, которое столь ясно. Я вижу большую флотилию, которая держит курс на Санктуарий, и я вижу орифламму. И не хочу толковать увиденное.
- И меня не достанут люди из Рэнке? И Балюструс не продаст меня?
С'данзо рассмеялась, собирая карты.
- Очнись, Уэлгрин. Рэнке лежит на севере, а ты на север не пойдешь. Сталь, флотилия и орифламма находятся здесь.
- Я не понимаю.
Фимиам догорел. Солнечные лучи пробились сквозь огороженную веревкой занавеску. Иллира снова стала собой, выйдя из транса.
- Ты единственный человек, Уэлгрин, который может понять это, сказала она ему. - А сейчас уходи, я очень устала.
Я не чувствую твою гибель, а я довольно часто видела смерть с тех пор, как стали приходить наемники. Похоже, ты не относишься к тем, кто понимает свою цель. Что-то происходит с тобой, вокруг тебя, а ты идешь, плутая. Когда будешь уходить, скажи Даброу, что сегодня я больше не принимаю.
Она поднялась и скрылась за занавесом. Он услышал, как Иллира легла в постель, и тихо вышел из комнаты. Трашер помогал Даброу с ободом колеса; увидев Уэлгрина, оба прекратили работу.
- Она хочет, чтобы ее оставили в покое на остаток дня, - сказал он.
- Тогда вам лучше уйти.
Уэлгрин без возражений покинул навес. Трашер последовал за ним.
- Ну, и что же ты узнал?
- Она сказала мне, что мы не пойдем на север и что большая флотилия держит курс на Санктуарий.
Трашер внезапно остановился..
- Она сумасшедшая! - воскликнул он.
- Не думаю, но и понять ничего не могу. Ладно, будем следовать намеченному плану. Сегодня вечером пойдем в город и поговорим с отобранными тобой людьми. Уже должны быть готовы двадцать пять мечей. Если нет, отправимся с теми, что есть.
Я хочу покинуть город до восхода солнца.
Глава 6
Маленькую комнату освещали лишь две вонючих свечи. Испытывая неудобство, в центре комнаты, едва не задевая головой грубоотесанные балки потолка, стоял мужчина. Сидевший в углу Уэлгрин засыпал его вопросами.
- Вы сказали, что владеете мечом - предпочитаете одиночный бой или групповой?
- Оба вида. До прибытия в Санктуарий два года назад какое-то время я жил в Вальтостине. Ночью мы сражались с горожанами, а днем - с тостинскими племенами. За один день я убил двадцать человек. Мои шрамы могут засвидетельствовать это.
Уэлгрин не сомневался в его словах. Человек выглядел закаленным бойцом, а не крикуном. Трашер видел, как он одной рукой расправился с парой хулиганов без ненужной суеты.
- Но вы покинули Вальтостин.
Мужчина нервно переминался с ноги на ногу.
- Женщины, вернее, женщина.
- И вы приехали в Санктуарий, чтобы ее забыть? - сделал предположение Уэлгрин.
- Для таких, как я, всегда найдется работа, особенно в городе, подобном этому.
- Итак, вы нашли работу, но в гарнизон не попали. Чем вы занимались?
- Охранял собственность купца...
Уэлгрину не требовалось выслушивать его: подобные объяснения он слышал довольно часто, словно оставшиеся в живых ястребиные маски взяли на вооружение единственно возможное оправдание своего прошлого сотрудничества с Джабалом. Отчасти это было правдой: деятельность Джабала не имела принципиального отличия от деятельности легитимного купца, особенно здесь, в Санктуарий.
- Вам известно мое предложение? - напрямик спросил Уэлгрин, когда мужчина замолчал. - Почему вы пришли ко мне, а не к Темпусу?
- Лучше умереть, чем служить ему.
Такого ответа Уэлгрин и ожидал. Выйдя из-под навеса, он обнял нового воина.
- Сто лет жизни тебе, Куберт. Мы разместились на вилле к северу от города. На табличке надпись "Тоскующие деревья", если понимаешь азбуку риггли. А вообще-то почувствуешь по запаху. Мы квартируем у Балюструса, мастера по металлу. Останемся там еще на ночь.
Куберт знал это имя, но даже не вздрогнул, когда услышал его. Возможно, он не питал к волшебству отвращения, какое испытывало большинство наемных солдат. Или он просто был хорошим солдатом и смиренно покорялся своей судьбе.
Появился Трашер.
- Это последний? - спросил Уэлгрин, когда они остались одни.
- Во всяком случае, лучший. Есть еще один, ястребиная маска, к тому же... - Трашер сделал паузу, - женщина.
От дыхания Уэлгрина заколебалось пламя свечи.
- Хорошо, давай ее сюда.
В армии, даже здесь, в тылу, женщину считали пригодной лишь для кухонных дел и прелюбодеяния. Отказ Джабала от этого освященного временем правила был, по мнению Уэлгрина, более возмутительным, чем любое другое его деяние. Но поскольку подонки Темпуса меняли лицо Подветренной, Уэлгрин, к сожалению, был вынужден считаться с подобными переменами в отношении женщин, если хотел уйти из города с дюжиной солдат и обозом.
Последний кандидат вошел в комнату. Едва закрыв дверь, Трашер тут же ретировался.
Существовало два типа женщин, которых нанимал Джабал.
Первый составляли маленькие девушки, настороженные, агрессивные и жестокие, начисто лишенные традиционных добродетелей, с которыми шел в сражение обычный солдат. Второй тип - мужики, по ошибке родившиеся женщинами. Крупные, широкоплечие, сильные, внешне похожие на мужчин, но не заслуживающие уважения в той же степени, что их сухопарые сестры.
Вошедшая принадлежала к первому типу: ее голова едва доставала до груди Уэлгрину. Она напомнила ему Иллиру, и этого сходства было бы достаточно, чтобы тут же приказать ей выйти.
Она сбросила с себя короткий клетчатый плащ, оправила мундир, тщетно пытавшийся скрыть ее маленькие груди, такие же чумазые, как и все остальное. Уэлгрин решил, что она как минимум пару дней ничего не ела. Полузажившая рана придавала мужественность ее лицу. Еще одна рана виднелась на оголенной руке. Кто-то пытался убить ее, но безуспешно. Растопыренными пальцами руки женщина провела по спутанным черным волосам, не стараясь, впрочем, пригладить их.
- Имя? - спросил Уэлгрин, когда девушка успокоилась.
- Ситен. - Она обладала довольно приятным голосом для огрубевшей женщины.
- Владеешь мечом?
- Достаточно хорошо.
- Полагаю, подростковым?
Ситен вспыхнула от оскорбления.
- Я научилась владеть мечом у отца, братьев и кузенов.
- И у Джабала?
- И у Джабала, - с вызовом заявила она.
На Уэлгрина произвело впечатление ее настроение, он с радостью нанял бы вместо нее ее родственников.
- Как ты выжила после смерти Джабала? Или ты не думаешь, что его нет в живых?
- Нас осталось совсем мало, чтобы это имело какое-то значение. У нас всегда было больше врагов, чем друзей. Время ястребиных масок прошло. Джабал был нашим вождем. И никто не мог заменить его, даже на несколько недель. Что до меня, то я пошла на Улицу Красных Фонарей, но это дело не по вкусу мне.
Я видела, как твой человек убил подонка, поэтому пришлось самой посмотреть на тебя.
Это был вовсе не флирт. Женщине не пристало вести себя подобным образом с будущим начальником. Уэлгрин чувствовал ее желание поменяться ролями.
- Джабал был ловкий и сильный, хотя, наверное, не такой ловкий и сильный, каковым считал себя сам. В конце концов Темпус одолел его. Я высоко ценю свою преданность и человека, к которому ее проявляю. Какие у тебя планы? Ходят слухи, у тебя есть необычная сталь. Против кого ты ее направишь?
Уэлгрин не скрывал своего удивления, внимательно рассматривая ее. У него было меньше опыта, чем у работорговца, мало солдат и еще меньше золота. Рэнканцы в лице Темпуса повергли Джабала; что мог предложить он взамен его людям?
- Я располагаю энлибарской сталью, перекованной в мечи.
Нисибиси не сражаются открыто, они устраивают засады, и мы будем устраивать засады, пока о нас не узнают. И тогда с большим количеством мечей...
Ситен глубоко вздохнула. В какой-то момент Уэлгрин подумал, что сейчас она повернется и уйдет. "Неужели она всерьез думает, что я домогаюсь власти Джабала? Или же уловила отсутствие доверия с моей стороны?"
- Я в этом сомневаюсь, но по крайней мере покину Санктуарий. - Говоря это, она протянула ему свою руку.
Капитан приветствовал своих рекрутов пожатием руки и дружеским объятием, но никогда не обнимал женщин как товарищей. Когда ощущал потребность, он подыскивал себе обычную шлюшку, заваливал ее на спину, задирал юбки, чтобы скрыть лицо, и получал то, что хотел. Он видел и других женщин - дам, с которыми никогда не стал бы обращаться подобным образом.
Ситен не была шлюшкой, и она вмазала бы ему, попробуй он распустить руки. Но она не была и дамой: чумазая, в оборванной одежде. Тем не менее ему не хотелось выставлять ее на улицу, во всяком случае, до тех пор, пока ее хорошо не накормят. Быстро обтерев о бедро руку, Уэлгрин обхватил ее ладонь.
Ее пожатие было крепким. Не мужским, но достаточно сильным, чтобы держать меч. Уэлгрин поднял вторую руку для объятия, желая, чтобы все выглядело естественно, но его отвлекли сильные крики и переполох на лестнице.
Уэлгрин только успел выхватить из ножен меч и заметить, как Ситен вытаскивает откуда-то из-под юбки кинжал убийцы, когда распахнулась дверь.
- Они забрали ее!
Тусклый свет факела на лестнице не позволял Уэлгрину ясно разглядеть детали представшей перед ним картины: в центре внимания огромная фигура, издающая дикие вопли, цепляющиеся за нее орущие охранники и, наконец, Трашер, выскакивающий из темноты, чтобы мертвой хваткой стиснуть горло налетчика. Огромный человек стонал. Великан упал навзничь, прижимая Трашера к стене, изогнулся, без труда освободил правую руку, затем легко смахнул кого-то с левого бока, бросив его на карниз.
- Уэлгрин! - промычал великан. - Они забрали ее!
Ситен припала к земле, не удостоенная внимания гиганта, чего нельзя было сказать об Уэлгрине. Она уже была готова нанести удар, когда он положил ей руку на плечо. Женщина расслабилась.
- Даброу! - осторожно позвал Уэлгрин.
- Они забрали ее! - Кузнец не ощущал физической боли, но боль тем не менее была. Уэлгрину не требовалось спрашивать, кого забрали, хотя он никак не мог представить себе, как могли похитители пройти мимо кузнеца.
- Расскажи внятно, кто забрал ее, почему и сколько времени прошло с тех пор.
Кузнец с дрожью вздохнул и наконец овладел собой.
- Это случилось вскоре после захода солнца. Пришел молоденький попрошайка. Он сказал, что на пристани произошел несчастный случай. Лира попросила меня помочь, и я отправился за парнем. Практически сразу же я потерял его из виду, а на пристани было все спокойно... - Он сделал паузу, хваткой костолома сжав руку Уэлгрина.
- Ловушка? - высказал предположение Уэлгрин, мысленно благодаря наручи, защитившие кисть руки от силы полного отчаяния Даброу.
Кузнец утвердительно кивнул головой:
- Она исчезла!
- Может, она просто пошла за тобой и потерялась или пошла повидаться с другими С'данзо?
Из горла Даброу вырвался глубокий стон.
- Нет. Все в доме было разворочено. Она оказала сопротивление и исчезла без своей шали. Уэлгрин, она никуда не выходит без своей шали.
- Может, она спряталась где-нибудь?
- Я искал ее, иначе давно появился бы здесь, - пояснил кузнец, переместив свою железную лапищу с кисти Уэлгрина на его менее защищенное плечо. - Я поднял на ноги всех С'данзо, и они искали вместе со мной. Мы обнаружили ее туфлю позади дома крестьянина у реки, но больше ничего. Я отправился домой, чтобы поискать там какие-нибудь следы. - Для убедительности Даброу встряхнул Уэлгрина. - И нашел там вот что!
Он вытащил какой-то предмет из своего мешочка и поднес к лицу Уэлгрина так близко, что тот не увидел его. Кузнец начал успокаиваться, отпустил Уэлгрина и дал ему рассмотреть предмет. Это было металлическое украшение для рукавиц с гравировкой, которая была достаточно четкой и позволяла установить владельца, если бы в этом возникла необходимость. Но Уэлгрин не узнал его и передал предмет Трашеру.
- Узнаешь? - спросил он.
- Нет.
Ситен взяла украшение из рук Трашера.
- Подручные Темпуса, - сказала она со страхом и злобой. - Посмотри, видишь молнию, пронизывающую облака?
Только они носят такие знаки.
- У тебя есть соображения на этот счет? - спросил Даброу.
Предложений ожидал не только Даброу. При упоминании Темпуса в комнату вошел Куберт, а Ситен жаждала крови; у ястребиных масок были причины для мести. Даже Трашер, потирая ушибленную голову, всем своим видом показывал, что это был вызов, требовавший ответа. Уэлгрин засунул украшение в мешочек на поясе.