Последние остатки моего влечения к Дафни исчезли бесследно.
— Разумеется, — скривившись, ответил Кальвин. — Разве ты сам не видишь, какую любовь и нежную привязанность мы проявляем по отношению друг к другу? Конечно же, мы муж и жена. Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из нас стерпел бы такое обращение от посторонних?
Он потряс головой и на какое-то мгновение, как мне показалось, вернулся к нормальному состоянию.
— Кстати, Скив, рад снова тебя видеть, — произнес он, натянуто улыбнувшись. — Прости, что совершенно забыл о правилах хорошего тона, но я тут… В общем, с опозданием, но я хотел бы познакомить тебя с моей женой Дафни.
— Ну, наконец-то он собрался познакомить меня хоть с кем-то из своих деловых партнеров.
И все пошло по новой.
В дверь постучали.
Я откликнулся, подумав при этом, как хорошо, что хоть кто-то еще входит ко мне в комнату нормальным способом… я имею в виду через дверь, а не просто возникая из воздуха без всякого предупреждения.
— Все в порядке, босс? Мне показалось, я слышал какие-то голоса.
— Да, конечно, — ответил я, — это просто… Гвидо?
Моему сознанию пришлось разом охватить несколько важных соображений, а это было нелегко. Первым соображением была констатация факта, что Гвидо вернулся со своего задания, куда был отправлен в качестве чрезвычайного налогового уполномоченного. Вторым — что рука у него на перевязи.
Второе удивило меня, вероятно, больше, чем первое. За долгое время нашего знакомства я привык, что мои телохранители практически неуязвимы. При мысли о том, что они могут, как и все прочие, получать телесные повреждения, я почувствовал себя как-то неуютно.
— Что ты тут делаешь? Ты уже вернулся? — спросил я. — И что у тебя с рукой?
Вместо ответа он подозрительно уставился на джиннов, продолжавших препираться за моей спиной.
— Что здесь происходит, босс?! — воскликнул он. — И кто такие эти двое?
Меня несколько удивило то обстоятельство, что Гвидо мог слышать и видеть моих гостей, но потом я вспомнил, что только на время действия контракта джинны остаются невидимы и неслышимы для всех, кроме владельца бутылки.
— Это просто мои друзья, — сказал я. — В некотором роде друзья… Я сначала думал, что они заскочили меня проведать, но, как видишь, все обернулось иначе. Бородатый — это Кальвин, а дама, с которой он спорит, — его жена Дафни.
Мне все сказанное казалось вполне невинным, но Гвидо отшатнулся, как будто я его ударил.
— Вы сказали «его жена»?
— Да. А что?
Мой телохранитель шагнул вперед и встал между мной и препирающейся парочкой.
— Уходите отсюда, босс, — тихо сказал он.
— Что?
Мне сперва показалось, что я его неправильно понял.
— Босс, — прошипел он, стараясь держаться спокойно. — Я ваш телохранитель, верно? Так вот, в качестве вашего телохранителя и лица, в настоящий момент отвечающего за сохранение вашего здоровья, я требую, чтобы вы немедленно ушли отсюда!
— Но…
Похоже, Гвидо не собирался продолжать обсуждение этого вопроса. Он просто сгреб меня в охапку здоровой рукой и выволок за дверь. Оказавшись в коридоре, он без особых церемоний прислонил меня к стене у дверного проема.
— А теперь стойте здесь! — произнес он, тыча мне в лицо здоровенным пальцем. — Понятно? Стойте здесь!
Этот тон был мне знаком. Я сам говорил таким, когда пытался внушить Глипу какую-нибудь простую команду… после того как он уже три или четыре раза полностью проигнорировал мои слова. Я решил попробовать доказать, что я умнее своего дракона, и послушался.
— Хорошо, Гвидо, — утвердительно кивнул я. — Здесь так здесь.
Он мгновение поколебался, глядя на меня так, будто я прямо сейчас рвану обратно, но в конце концов удовлетворенно кивнул, повернулся и вошел в мою комнату, закрыв за собой дверь.
Я не мог разобрать слов, но слышал, как спорящие за дверью голоса вдруг умолкли, а потом опять зазвучали гневным хором, в который время от времени вплетался голос Гвидо. Затем наступила тишина.
Прошло несколько бесконечно долгих мгновений, и дверь вновь открылась.
— Теперь можете заходить, босс, — объявил мой телохранитель. — Они убрались.
Я покинул свое место у стены и зашел в комнату. Первый же взгляд вокруг подтвердил слова Гвидо. Джинны удалились в неизвестном направлении. Удивительно, но первой моей реакцией было чувство обиды, что они ушли не попрощавшись.
Кроме того, я почувствовал, что хочу вина, но подавил это желание и присел на край кровати.
— Ну хорошо, Гвидо, — сказал я. — Так в чем было дело?
— Вы уж извините, что я так на вас налетел, босс, — совершенно неизвиняющимся тоном начал мой телохранитель. — Вы же знаете, обычно я так себя не веду.
— А что же сейчас?
— Делал свою работу, — парировал он. — Как ваш телохранитель, я старался защитить вас от тяжких телесных повреждений, а возможно и от гибели. Именно за это, в соответствии с должностной инструкцией, мне и платят.
— Защитить меня? От этих двоих? Да ты что, Гвидо! Они же просто спорили, да и спорили-то не со мной. Просто мелкая семейная перебранка.
— Просто спорили! — воскликнул мой телохранитель, надвигаясь на меня. — Вы что, думаете…
Внезапно он замолчал и отступил назад, тяжело дыша.
Я не знал, что и подумать. Гвидо на моей памяти никогда еще до такой степени не выходил из себя, но я совершенно не мог вообразить, в чем тут может быть дело.
— Простите, босс, — наконец сказал он уже более нормальным тоном. — Положение было очень рискованное, и я до сих пор еще немного не в себе. Но сейчас буду в порядке.
— Какое еще рискованное положение? — возмутился я. — Они же просто…
— Да знаю, знаю, — произнес он, жестом призывая меня замолчать. — Они просто спорили.
Он глубоко вздохнул и похрустел пальцами.
— Знаете, босс, я все время забываю, насколько вы в этих делах неопытны. То есть по части магии вы, может быть, всех за пояс заткнете, но вот в моей области, то есть там, где надо говорить и действовать без лишних церемоний, вы все еще сущий младенец.
Что-то во мне порывалось возразить, поскольку за эти годы я побывал-таки в кое-каких серьезных переделках, но я промолчал. Гвидо и его кузен Нунцио были в своем деле экспертами, а уж мнение экспертов я за эти годы уважать научился.
— Понимаете, босс, люди говорят, что парни вроде нас с Нунцио мало чем отличаются от полицейских… Мы играем в одну игру, только в разных командах. Не знаю, может, это и правда. Так вот, есть одна вещь, в которой я точно уверен, и тут обе наши команды совершенно согласны: самая опасная ситуация, в которую можно влипнуть… ситуация, когда тебя скорее всего могут замочить… это вовсе не перестрелка и не бандитская разборка. Это обычная ситуация скандала в семье. Да-да, не удивляйтесь. Семейная ссора… вроде той, которую вы наблюдали, когда я появился. Это смертельно опасно, босс. Особенно если это ссора между мужем и женой.
Я хотел было засмеяться, но он, похоже, говорил предельно серьезно.
— Ты не шутишь, Гвидо? — спросил я. — Что там может быть такого опасного?
— Гораздо больше, чем вы можете себе вообразить, — ответил он. — Именно этим такая ситуация и опасна. В обычной стычке можно себе представить, что происходит в данный момент и что произойдет в следующий. А вот ссора между мужем и женой — дело совершенно непредсказуемое. Никогда нельзя сказать заранее, кто на кого замахнется, когда и чем именно, потому что сами участники этого не знают.
Я начал постепенно понимать, о чем он говорит. Картина рисовалась одновременно захватывающая и пугающая.
— А почему это так, Гвидо? Почему стычки между супругами так чреваты взрывом?
Мой телохранитель нахмурился и почесал в затылке.
— Я на самом-то деле никогда особенно над этим не раздумывал, — сказал он. — Но считаю, что дело тут в мотивности.
— В мотивах? — машинально поправил я.
— Ив мотивах тоже, — кивнул он. — Видите ли, босс, если взять деловые разногласия, принимающие насильственный характер — собственно, к таким делам меня обычно и привлекают, — то там побудительные мотивы вполне понятны… это может быть, например, жадность или страх. То есть либо босс А хочет что-то получить от босса Б, а тот не желает это отдавать — например, кусок доходной территории, — либо босс Б боится, что босс А попытается с ним разделаться, и решает сам его устранить. При любом подобном раскладе у участников есть ясная цель, поэтому сравнительно несложно предвидеть развитие событий и принять контрмеры. Понимаете, о чем я?
— Кажется, да, — сказал я. — А при скандале в семье?
— Вот тут дело может обернуться очень паршиво, — скривился он. — Прежде всего люди препираются, но сами не знают, о чем они спорят. На карту поставлены не деньги, а эмоции и оскорбленные чувства. Проблема в том, что определенной цели тут нет, а в результате невозможно сказать, когда схватка прекратится. Накал постоянно нарастает, обе стороны все изощреннее изводят друг друга, и обе терпят все больший ущерб, и так до тех пор, пока кто-то не получит по мозгам так больно, что не сможет думать ни о чем другом, кроме как отплатить противнику.
Он с шумом стукнул кулаком по раскрытой ладони, слегка поморщившись от боли в раненой руке.
— И когда близится взрыв, — продолжил он, — лучше не стоять вблизи от эпицентра. Они будут кидаться друг на друга с чем попало. А самое скверное здесь — и как раз главное, почему ни мы, ни полицейские не желаем вмешиваться в такие дела, — это то, что если ты попытаешься их разнять, то очень даже вероятно, что они оба накинутся на тебя. Понимаете, как они ни обезумели, они все равно инстинктивно будут защищать друг друга от любой сторонней силы… а в эту категорию как раз и попадает любой, кто попытается вмешаться. Поэтому лучше всего, если есть возможность, отойти от них подальше и не подходить, пока не осядет пыль.
Все это было очень интересно, особенно если учесть, что я сам в тот момент размышлял о женитьбе. Но то, как поморщился мой телохранитель, напомнило мне об одном вопросе, возникшем еще при его появлении и до сих пор остававшемся без ответа.
— Кажется, Гвидо, я теперь понимаю, — сказал я. — Спасибо. А теперь скажи мне, что у тебя с рукой? И почему ты вернулся во дворец?
Гвидо, похоже, был захвачен врасплох неожиданной переменой темы разговора.
— Простите, босс, что не явился с докладом, как только вернулся, — со смущенным видом произнес он. — Было поздно, и я решил, что вы уже спите… а потом услышал эту их перебранку. Я, собственно, собирался заявиться к вам с утра пораньше.
— Угу, — сказал я. — Ничего страшного. Но раз уж мы об этом заговорили, что произошло?
— Мы попали в небольшую переделку, вот и все, — ответил он, глядя куда-то в сторону. — Ничего серьезного.
— Но, видимо, достаточно серьезно, чтобы пострадала твоя рука, — заметил я. — Так что произошло?
— Если вы не против, босс, я бы не хотел вдаваться в подробности. По правде говоря, это все мне очень неприятно.
Я подумал было настоять на своем, но потом решил, что не стоит, ведь Гвидо никогда у меня ничего особенно не просил, а теперь вот просит не давить на него. От меня требовалось совсем немногое — просто уважать его секреты.
— Ну ладно, — медленно произнес я. — Оставим это до поры до времени. Ты можешь работать в таком состоянии?
— При крайней необходимости, наверное, смогу. Но не с максимальной эффективностью, — признался он. — Собственно, босс, об этом я и хотел с вами поговорить. Может, назначите Нунцио в напарники к Пуки? А я бы взял на себя его функции здесь.
Учитывая, до какой степени Гвидо втюрился в Пуки, просьба эта была серьезная. Но меня такой вариант все равно не устраивал.
— Не знаю, Гвидо, — сказал я. — Нунцио все это время работает с Глипом; надо все-таки разобраться, что с моим драконом не в порядке. Мне бы не хотелось срывать его с этой работы, пока мы не получили ответа. Вот что! Как ты смотришь, если я попрошу Корреша помочь?
— Корреша? — нахмурился мой телохранитель. — Не знаю, босс. По-вашему, вид тролля не напугает тамошний народ?
Учитывая, что Гвидо и Нунцио в своей работе в большой степени опирались на устрашение, возражение показалось мне несколько неожиданным. Но Гвидо был прав.
— Так ведь Пуки, наверное, способна применить чары личины или еще что-нибудь, чтобы Корреш смотрелся не так жутко? — предположил я. — Сама-то она, думаю, тоже не шатается по округе прямо как есть, в зеленой чешуе изверга.
— А ведь верно, босс! Это хорошая идея, — объявил Гвидо, заметно просветлев. — Тогда никаких проблем. Корреш вполне подойдет.
— Ну ладно, значит, я прямо с утра с ним поговорю.
— Вообще-то Корреш даже лучше, чем Нунцио, — продолжал мой телохранитель, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. — Пуки все еще расстраивается изза того, что в меня выстрелила, а Нунцио мог бы…
— Эй! Минуточку! Ты сказал, что это Пуки в тебя стреляла?
Гвидо какое-то мгновение выглядел изумленным, но тут же укрылся щитом праведного негодования.
— Ну что вы, босс, в самом деле! — возмутился он. — Мы ведь, кажется, договорились в это не влезать. По крайней мере пока.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Привет, Корреш! Можно зайти?
Тролль поднял взгляд от книги, и его огромный рот растянулся в приветливой улыбке.
— Скив, это ты, старина! — воскликнул он. — Разумеется, можно. Надо сказать, я тебя ждал.
— Правда? — удивился я, входя в комнату и оглядываясь, куда бы присесть.
— Правда. Я сегодня утром повстречал Гвидо, и он мне объяснил ситуацию. По его словам, ты собирался прийти ко мне насчет кое-какой работенки. Так что я тут просто убивал время в ожидании официального сообщения.
Интересно, подумал я, не рассказал ли мой телохранитель Коррешу что-нибудь такое, чего не стал рассказывать мне.
— Но сам-то ты не против? — спросил я. — Возражений нет?
— Так, по мелочи. Не бери в голову, — сказал тролль. — Говоря по правде, я буду рад снова получить конкретное задание. А то последнее время я себя чувствую как-то не у дел. Я уж начал подумывать, стоит ли мне вообще тут торчать.
Этим он задел меня за живое. Действительно, я давненько не заглядывал к Коррешу даже просто поздороваться.
— Ты прости, мы последнее время как-то мало общались, — с виноватым видом сказал я. — Я был… занят… и еще…
— Да ладно, ничего, — с улыбкой сказал Корреш и подмигнул мне. — Видел я тут недавно ночью, как ты, намаявшись на работе, вернулся просто на бровях. Нелегко тебе приходится.
Кажется, я даже покраснел.
— Да на самом деле не так уж все… — пробормотал я. — Я только…
— Да успокойся, старина, — махнул рукой тролль. — Я хотел тебя поддразнить немного, вот и все. Я знаю, сколько всего на тебе висит, с королевой и со всем остальным. Кстати, у меня есть на этот счет кое-какие мыслишки, но вроде как невежливо давать советы, когда никто не просит.
— Ты что-то придумал? Но это же здорово! — воскликнул я, совершенно не кривя душой. — Я сам хотел спросить, что ты обо всем этом думаешь, но не знал, как подступиться.
— Ну вот, теперь и подступился, — улыбнулся Корреш. — Пододвигай сюда кресло.
Пока я двигал, он продолжал говорить.
— Советы в вопросах брака, особенно когда дело касается выбора будущего супруга, лучше оставлять при себе. Получатели советов обычно уже сами для себя все решили, а высказывать мнение, отличное от их решения, может оказаться опасным для здоровья. Но поскольку ты все-таки спрашиваешь, я тебе скажу, и мои мысли тебя, пожалуй, несколько удивят.
— Почему это?
— Ну, вообще-то большинство из тех, кто меня знает… я имею в виду меня настоящего, а не Большого Грызя… считают меня немного романтиком…
Я моргнул, но сохранил нейтральное выражение лица.
Я отношусь к Коррешу с глубочайшим уважением, но мне никогда не приходило в голову, что его можно назвать романтической натурой. Наверное, это как-то связано с тем, что у него зеленые спутанные космы и громадные глаза разного размера. Я понимаю, конечно, что у троллей должна существовать любовь (иначе откуда бы брались маленькие тролли?), но по привлекательности среди уроженцев разных измерений я бы отвел им едва ли не самое последнее место. Тролли женского пола, то есть троллины, как его сестра Тананда, — это совершенно другое дело, но сами тролли… если измерять по десятибалльной шкале, я щедро определил бы им показатель около минус восемнадцати.
А вот этот конкретный тролль, хоть и мой старинный друг, сидел сейчас на расстоянии вытянутой руки (его руки, а не моей!) от меня… а поскольку эта рука гораздо сильнее, чем две руки самого сильного человека… которым я не являюсь… в общем, я решил по этому вопросу с ним не спорить. Черт возьми, заяви он сейчас, что его выбрали королевой красоты, я и то, пожалуй, не стал бы с ним спорить.
— И они во многом правы, — продолжал Корреш. — Но в вопросах брака я способен к холодному анализу не хуже их всех.
— Здорово! — воскликнул я. — Вот об этом я и мечтал. Беспристрастное мнение, без всяких эмоций.
— Сначала я тебе задам несколько вопросов, — объявил тролль.
— Хорошо, давай.
— Ты ее любишь?
Я помолчал и честно поразмыслил над этим вопросом.
— Не думаю, — наконец ответил я. — Хотя, конечно, в любви я не такой уж спец.
— А она тебя любит?
— Опять же, не думаю.
Это дело мне нравилось. Корреш разбивал проблему на такие мелкие кусочки, что даже я был в силах понять его логику.
— И она не говорила, что любит тебя?
Тут мне и размышлять не понадобилось.
— Нет.
— Ты уверен? — переспросил тролль.
— Уверен, — ответил я. — Максимум, что она сказала, это что из нас с ней выйдет хорошая пара. Я думаю, она этим хотела сделать мне комплимент.
— Хорошо, — произнес мой друг, поудобнее устраиваясь в кресле.
— Что? — моргнул я. — Мне показалось или ты сказал «хорошо»?
— Я сказал «хорошо», — повторил тролль, — и я действительно так думаю.
— Тут я что-то не улавливаю, — сказал я. — Мне казалось, что браки должны быть основаны на…
— Основаны на любви? — закончил за меня Корреш. — Так в молодости думает большинство. И именно поэтому большинство ранних браков распадается.
Хотя он вроде бы и предупредил меня заранее, позиция тролля показалась мне несколько странной.
— Корреш, а где же тогда разница между аналитическим подходом и цинизмом?
— Это все не такая бессмыслица, как кажется, — улыбнулся тролль, совершенно, похоже, не обидевшись на мое замечание. — Видишь ли, когда ты молод и у тебя в крови полно гормонов, первый близкий контакт с представителем противоположного пола, не состоящим с тобой в родстве, заставляет тебя испытать чувства и желания, каких ты никогда прежде не испытывал. И поскольку большинство людей, как бы громко они ни кричали об обратном, воспитаны так, что считают себя хорошими и достойными, они автоматически вешают на эти чувства социально корректный ярлык — любовь. Разумеется, существует и социально корректный вариант поведения для случая, когда два человека испытывают друг к другу такие чувства. Я имею в виду брак.
— Но разве это… — начал было я, но тролль жестом заставил меня умолкнуть.
— Выслушай меня до конца, — сказал он. — Продолжим нашу маленькую семейную сагу. Со временем страсти обычно охладевают и ослепление проходит. Это может занять годы, но в конце концов супруги обнаруживают, что «просто быть вместе» недостаточно. Пора как-то устраивать жизнь. К несчастью, тут же обнаруживается, что между ними мало или вовсе нет ничего общего. Слишком часто выясняется, что у них разные цели в жизни или по крайней мере разные планы, как этих целей достичь. И они вдруг понимают, что вместо идеального партнера, на которого можно во всем положиться, за спиной у них открылся второй фронт. В том смысле, что им приходится тратить на выяснение отношений друг с другом не меньше, а то и больше времени, чем на отношения с остальным миром.
Я чувствовал, что помимо своей воли оказался захвачен, прямо-таки загипнотизирован его речью.
— И что же тогда происходит? — спросил я.
— Если они хотя бы способны рассуждать рационально… заметь, я не сказал «разумно», я сказал «рационально»… то они отправляются каждый своей дорогой. Однако слишком часто бывает, что они цепляются за понятие «любовь» и пытаются «любовью все превозмочь». В этом случае мы получаем военный лагерь, живущий в состоянии шаткого перемирия… и никто при этом не достигает ни счастья, ни полной самореализации.
Я подумал о перепалке между Дафни и Кальвином, которой я недавно был свидетелем, и о том, что сказал мне Гвидо насчет скандалов в семье и насчет того, как супруги могут пойти вразнос и дойти до смертоубийства. Мысли эти заставили меня невольно вздрогнуть.
— Мрачная картина, — заметил я.
— Да, так оно и есть, — кивнул тролль. — Пытаться насильно сложить несложившийся брак — самое дохлое дело на свете. Реальная проблема заключается в том, что каждый из них связался с неподходящим для себя человеком, но вместо того чтобы это признать, они предпочитают все прятать под слоем косметики.
— Косметики?
— Это чисто внешние изменения. Такие, которые ничего не решают.
— Я что-то не понимаю.
— Ну, хорошо, — сказал тролль. — Вот тебе пример. Жена говорит, что ей нужны кое-какие новые шмотки, и муж дает ей денег на поход по магазинам. Ты ведь скажешь, что между ними происходит нормальное общение, без всякого подтекста, так?
— Ну… так.
— Только на поверхности, — объявил Корреш. — А теперь давай заглянем немного глубже и посмотрим, что же происходит на самом деле. Муж по уши ушел в свою работу… это, кстати, нормальная реакция человека, когда он женится и начинает ощущать так называемую ответственность за семью… жена чувствует себя из-за этого заброшенной и несчастной. Она решает, что ей нужны новые наряды, чтобы стать более привлекательной, и тогда муж будет уделять ей больше внимания. Поверхностное решение. Теперь она заявляет мужу, что ей нужны новые шмотки, и муж недоволен. Ему кажется, что у нее и так полные шкафы вещей, которых она не носит, но, чтобы с ней не спорить, он дает ей денег на покупки. Опять же поверхностное решение. Отметь, он просто дает ей денег. Он не ведет ее по магазинам и не помогает ей выбрать что-нибудь новенькое.
Тролль откинулся в кресле и сложил руки на груди.
— А дальше все только хуже. Она покупает новые шмотки и носит их, но муж либо вовсе ничего не замечает, либо ничего не говорит… возможно, потому, что ему по-прежнему не нравится идея платить за покупки, которые он считает ненужными. Таким образом, покупка новых нарядов… ее поверхностное решение… не срабатывает, поскольку она по-прежнему чувствует себя заброшенной и несчастной и вдобавок огорчается, что муж, похоже, не ценит ее, как бы она ни старалась. А муж тем временем чувствует, что она по-прежнему несчастна, то есть выдача ей денег… его поверхностное решение… не срабатывает. Он еще вдобавок раздражается, поскольку видит, что жена его остается расстроенной и несчастной, даже когда он дает ей все, что она просит. Так что видишь, попытки решать проблемы поверхностными, косметическими средствами, не отдавая себе отчета в реальном положении дел, приводят только к ухудшению ситуации, а не к ее улучшению.
Он торжествующе улыбнулся, а я стал обдумывать высказанный им тезис.
— Значит, ты говоришь, что брак не срабатывает, — осторожно сказал я, — и сама идея — брака порочна.
— Вовсе нет, — возразил тролль, качая головой. — Я говорил, что жениться, исходя из ложного впечатления, что любовь превозмогает все, значит навлекать на себя беду. Напротив, союз двух людей, вступающих в брак с открытыми глазами и без романтических заблуждений, может дать им жизнь гораздо более счастливую, чем существование порознь.
— Хорошо, — согласился я. — Если любовь и романтика — плохая основа для решения вступить в брак, потому что тут слишком легко обмануться, тогда какая же, по-твоему, может быть действительно веская причина для женитьбы?
— Таких причин множество, — пожал плечами Корреш. — Помнишь, как Цикута тут появилась? Ее брак с Родриком представлял собой союзный договор и скреплял объединение двух королевств. Среди царствующих особ это обычное дело, но союзы такого типа ты найдешь и в деловом мире. В этом случае обе стороны знают, чего хотят и чего могут ожидать, так что все это прекрасно работает.
— Ты уж извини, но мне все это кажется каким-то холодным, — покачал головой я.
— Да? — Тролль склонил голову набок. — Может, я неправильно выразился? Чего нам точно не надо, это такой ситуации, когда у одной из сторон или у обеих заведомо есть что скрывать. Все карты должны быть выложены на стол с самого начала… как у Родрика с королевой Цикутой.
— А что они такого могут скрыть?
— Хм-м… это сложно объяснить. Скажи, если бы ты женился на королеве Цикуте, чего бы ты ожидал?
Вопрос застал меня врасплох.
— Не знаю… наверное, ничего, — наконец промямлил я. — Мне представляется, что это был бы брак чисто номинальный, она жила бы своей жизнью, а я своей.
— Очень хорошо, — отозвался тролль с чувством.
— Хорошо? — эхом повторил я. — Как это, Корреш?
— Хорошо то, что ты ничего не ожидаешь. Ты не ввязываешься в это дело с намерением ее перевоспитать, или с надеждой, что она откажется от трона, чтобы с обожанием ходить вокруг тебя на цыпочках, или еще с какой-нибудь глупостью из бесчисленного множества ложных надежд и упований, с которыми большинство женихов идут к алтарю.
— Разумеется, — скривившись, ответил Кальвин. — Разве ты сам не видишь, какую любовь и нежную привязанность мы проявляем по отношению друг к другу? Конечно же, мы муж и жена. Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из нас стерпел бы такое обращение от посторонних?
Он потряс головой и на какое-то мгновение, как мне показалось, вернулся к нормальному состоянию.
— Кстати, Скив, рад снова тебя видеть, — произнес он, натянуто улыбнувшись. — Прости, что совершенно забыл о правилах хорошего тона, но я тут… В общем, с опозданием, но я хотел бы познакомить тебя с моей женой Дафни.
— Ну, наконец-то он собрался познакомить меня хоть с кем-то из своих деловых партнеров.
И все пошло по новой.
В дверь постучали.
Я откликнулся, подумав при этом, как хорошо, что хоть кто-то еще входит ко мне в комнату нормальным способом… я имею в виду через дверь, а не просто возникая из воздуха без всякого предупреждения.
— Все в порядке, босс? Мне показалось, я слышал какие-то голоса.
— Да, конечно, — ответил я, — это просто… Гвидо?
Моему сознанию пришлось разом охватить несколько важных соображений, а это было нелегко. Первым соображением была констатация факта, что Гвидо вернулся со своего задания, куда был отправлен в качестве чрезвычайного налогового уполномоченного. Вторым — что рука у него на перевязи.
Второе удивило меня, вероятно, больше, чем первое. За долгое время нашего знакомства я привык, что мои телохранители практически неуязвимы. При мысли о том, что они могут, как и все прочие, получать телесные повреждения, я почувствовал себя как-то неуютно.
— Что ты тут делаешь? Ты уже вернулся? — спросил я. — И что у тебя с рукой?
Вместо ответа он подозрительно уставился на джиннов, продолжавших препираться за моей спиной.
— Что здесь происходит, босс?! — воскликнул он. — И кто такие эти двое?
Меня несколько удивило то обстоятельство, что Гвидо мог слышать и видеть моих гостей, но потом я вспомнил, что только на время действия контракта джинны остаются невидимы и неслышимы для всех, кроме владельца бутылки.
— Это просто мои друзья, — сказал я. — В некотором роде друзья… Я сначала думал, что они заскочили меня проведать, но, как видишь, все обернулось иначе. Бородатый — это Кальвин, а дама, с которой он спорит, — его жена Дафни.
Мне все сказанное казалось вполне невинным, но Гвидо отшатнулся, как будто я его ударил.
— Вы сказали «его жена»?
— Да. А что?
Мой телохранитель шагнул вперед и встал между мной и препирающейся парочкой.
— Уходите отсюда, босс, — тихо сказал он.
— Что?
Мне сперва показалось, что я его неправильно понял.
— Босс, — прошипел он, стараясь держаться спокойно. — Я ваш телохранитель, верно? Так вот, в качестве вашего телохранителя и лица, в настоящий момент отвечающего за сохранение вашего здоровья, я требую, чтобы вы немедленно ушли отсюда!
— Но…
Похоже, Гвидо не собирался продолжать обсуждение этого вопроса. Он просто сгреб меня в охапку здоровой рукой и выволок за дверь. Оказавшись в коридоре, он без особых церемоний прислонил меня к стене у дверного проема.
— А теперь стойте здесь! — произнес он, тыча мне в лицо здоровенным пальцем. — Понятно? Стойте здесь!
Этот тон был мне знаком. Я сам говорил таким, когда пытался внушить Глипу какую-нибудь простую команду… после того как он уже три или четыре раза полностью проигнорировал мои слова. Я решил попробовать доказать, что я умнее своего дракона, и послушался.
— Хорошо, Гвидо, — утвердительно кивнул я. — Здесь так здесь.
Он мгновение поколебался, глядя на меня так, будто я прямо сейчас рвану обратно, но в конце концов удовлетворенно кивнул, повернулся и вошел в мою комнату, закрыв за собой дверь.
Я не мог разобрать слов, но слышал, как спорящие за дверью голоса вдруг умолкли, а потом опять зазвучали гневным хором, в который время от времени вплетался голос Гвидо. Затем наступила тишина.
Прошло несколько бесконечно долгих мгновений, и дверь вновь открылась.
— Теперь можете заходить, босс, — объявил мой телохранитель. — Они убрались.
Я покинул свое место у стены и зашел в комнату. Первый же взгляд вокруг подтвердил слова Гвидо. Джинны удалились в неизвестном направлении. Удивительно, но первой моей реакцией было чувство обиды, что они ушли не попрощавшись.
Кроме того, я почувствовал, что хочу вина, но подавил это желание и присел на край кровати.
— Ну хорошо, Гвидо, — сказал я. — Так в чем было дело?
— Вы уж извините, что я так на вас налетел, босс, — совершенно неизвиняющимся тоном начал мой телохранитель. — Вы же знаете, обычно я так себя не веду.
— А что же сейчас?
— Делал свою работу, — парировал он. — Как ваш телохранитель, я старался защитить вас от тяжких телесных повреждений, а возможно и от гибели. Именно за это, в соответствии с должностной инструкцией, мне и платят.
— Защитить меня? От этих двоих? Да ты что, Гвидо! Они же просто спорили, да и спорили-то не со мной. Просто мелкая семейная перебранка.
— Просто спорили! — воскликнул мой телохранитель, надвигаясь на меня. — Вы что, думаете…
Внезапно он замолчал и отступил назад, тяжело дыша.
Я не знал, что и подумать. Гвидо на моей памяти никогда еще до такой степени не выходил из себя, но я совершенно не мог вообразить, в чем тут может быть дело.
— Простите, босс, — наконец сказал он уже более нормальным тоном. — Положение было очень рискованное, и я до сих пор еще немного не в себе. Но сейчас буду в порядке.
— Какое еще рискованное положение? — возмутился я. — Они же просто…
— Да знаю, знаю, — произнес он, жестом призывая меня замолчать. — Они просто спорили.
Он глубоко вздохнул и похрустел пальцами.
— Знаете, босс, я все время забываю, насколько вы в этих делах неопытны. То есть по части магии вы, может быть, всех за пояс заткнете, но вот в моей области, то есть там, где надо говорить и действовать без лишних церемоний, вы все еще сущий младенец.
Что-то во мне порывалось возразить, поскольку за эти годы я побывал-таки в кое-каких серьезных переделках, но я промолчал. Гвидо и его кузен Нунцио были в своем деле экспертами, а уж мнение экспертов я за эти годы уважать научился.
— Понимаете, босс, люди говорят, что парни вроде нас с Нунцио мало чем отличаются от полицейских… Мы играем в одну игру, только в разных командах. Не знаю, может, это и правда. Так вот, есть одна вещь, в которой я точно уверен, и тут обе наши команды совершенно согласны: самая опасная ситуация, в которую можно влипнуть… ситуация, когда тебя скорее всего могут замочить… это вовсе не перестрелка и не бандитская разборка. Это обычная ситуация скандала в семье. Да-да, не удивляйтесь. Семейная ссора… вроде той, которую вы наблюдали, когда я появился. Это смертельно опасно, босс. Особенно если это ссора между мужем и женой.
Я хотел было засмеяться, но он, похоже, говорил предельно серьезно.
— Ты не шутишь, Гвидо? — спросил я. — Что там может быть такого опасного?
— Гораздо больше, чем вы можете себе вообразить, — ответил он. — Именно этим такая ситуация и опасна. В обычной стычке можно себе представить, что происходит в данный момент и что произойдет в следующий. А вот ссора между мужем и женой — дело совершенно непредсказуемое. Никогда нельзя сказать заранее, кто на кого замахнется, когда и чем именно, потому что сами участники этого не знают.
Я начал постепенно понимать, о чем он говорит. Картина рисовалась одновременно захватывающая и пугающая.
— А почему это так, Гвидо? Почему стычки между супругами так чреваты взрывом?
Мой телохранитель нахмурился и почесал в затылке.
— Я на самом-то деле никогда особенно над этим не раздумывал, — сказал он. — Но считаю, что дело тут в мотивности.
— В мотивах? — машинально поправил я.
— Ив мотивах тоже, — кивнул он. — Видите ли, босс, если взять деловые разногласия, принимающие насильственный характер — собственно, к таким делам меня обычно и привлекают, — то там побудительные мотивы вполне понятны… это может быть, например, жадность или страх. То есть либо босс А хочет что-то получить от босса Б, а тот не желает это отдавать — например, кусок доходной территории, — либо босс Б боится, что босс А попытается с ним разделаться, и решает сам его устранить. При любом подобном раскладе у участников есть ясная цель, поэтому сравнительно несложно предвидеть развитие событий и принять контрмеры. Понимаете, о чем я?
— Кажется, да, — сказал я. — А при скандале в семье?
— Вот тут дело может обернуться очень паршиво, — скривился он. — Прежде всего люди препираются, но сами не знают, о чем они спорят. На карту поставлены не деньги, а эмоции и оскорбленные чувства. Проблема в том, что определенной цели тут нет, а в результате невозможно сказать, когда схватка прекратится. Накал постоянно нарастает, обе стороны все изощреннее изводят друг друга, и обе терпят все больший ущерб, и так до тех пор, пока кто-то не получит по мозгам так больно, что не сможет думать ни о чем другом, кроме как отплатить противнику.
Он с шумом стукнул кулаком по раскрытой ладони, слегка поморщившись от боли в раненой руке.
— И когда близится взрыв, — продолжил он, — лучше не стоять вблизи от эпицентра. Они будут кидаться друг на друга с чем попало. А самое скверное здесь — и как раз главное, почему ни мы, ни полицейские не желаем вмешиваться в такие дела, — это то, что если ты попытаешься их разнять, то очень даже вероятно, что они оба накинутся на тебя. Понимаете, как они ни обезумели, они все равно инстинктивно будут защищать друг друга от любой сторонней силы… а в эту категорию как раз и попадает любой, кто попытается вмешаться. Поэтому лучше всего, если есть возможность, отойти от них подальше и не подходить, пока не осядет пыль.
Все это было очень интересно, особенно если учесть, что я сам в тот момент размышлял о женитьбе. Но то, как поморщился мой телохранитель, напомнило мне об одном вопросе, возникшем еще при его появлении и до сих пор остававшемся без ответа.
— Кажется, Гвидо, я теперь понимаю, — сказал я. — Спасибо. А теперь скажи мне, что у тебя с рукой? И почему ты вернулся во дворец?
Гвидо, похоже, был захвачен врасплох неожиданной переменой темы разговора.
— Простите, босс, что не явился с докладом, как только вернулся, — со смущенным видом произнес он. — Было поздно, и я решил, что вы уже спите… а потом услышал эту их перебранку. Я, собственно, собирался заявиться к вам с утра пораньше.
— Угу, — сказал я. — Ничего страшного. Но раз уж мы об этом заговорили, что произошло?
— Мы попали в небольшую переделку, вот и все, — ответил он, глядя куда-то в сторону. — Ничего серьезного.
— Но, видимо, достаточно серьезно, чтобы пострадала твоя рука, — заметил я. — Так что произошло?
— Если вы не против, босс, я бы не хотел вдаваться в подробности. По правде говоря, это все мне очень неприятно.
Я подумал было настоять на своем, но потом решил, что не стоит, ведь Гвидо никогда у меня ничего особенно не просил, а теперь вот просит не давить на него. От меня требовалось совсем немногое — просто уважать его секреты.
— Ну ладно, — медленно произнес я. — Оставим это до поры до времени. Ты можешь работать в таком состоянии?
— При крайней необходимости, наверное, смогу. Но не с максимальной эффективностью, — признался он. — Собственно, босс, об этом я и хотел с вами поговорить. Может, назначите Нунцио в напарники к Пуки? А я бы взял на себя его функции здесь.
Учитывая, до какой степени Гвидо втюрился в Пуки, просьба эта была серьезная. Но меня такой вариант все равно не устраивал.
— Не знаю, Гвидо, — сказал я. — Нунцио все это время работает с Глипом; надо все-таки разобраться, что с моим драконом не в порядке. Мне бы не хотелось срывать его с этой работы, пока мы не получили ответа. Вот что! Как ты смотришь, если я попрошу Корреша помочь?
— Корреша? — нахмурился мой телохранитель. — Не знаю, босс. По-вашему, вид тролля не напугает тамошний народ?
Учитывая, что Гвидо и Нунцио в своей работе в большой степени опирались на устрашение, возражение показалось мне несколько неожиданным. Но Гвидо был прав.
— Так ведь Пуки, наверное, способна применить чары личины или еще что-нибудь, чтобы Корреш смотрелся не так жутко? — предположил я. — Сама-то она, думаю, тоже не шатается по округе прямо как есть, в зеленой чешуе изверга.
— А ведь верно, босс! Это хорошая идея, — объявил Гвидо, заметно просветлев. — Тогда никаких проблем. Корреш вполне подойдет.
— Ну ладно, значит, я прямо с утра с ним поговорю.
— Вообще-то Корреш даже лучше, чем Нунцио, — продолжал мой телохранитель, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. — Пуки все еще расстраивается изза того, что в меня выстрелила, а Нунцио мог бы…
— Эй! Минуточку! Ты сказал, что это Пуки в тебя стреляла?
Гвидо какое-то мгновение выглядел изумленным, но тут же укрылся щитом праведного негодования.
— Ну что вы, босс, в самом деле! — возмутился он. — Мы ведь, кажется, договорились в это не влезать. По крайней мере пока.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Семейный очаг — прекрасное место для тех, кому место в психушке.
Фрейд
Привет, Корреш! Можно зайти?
Тролль поднял взгляд от книги, и его огромный рот растянулся в приветливой улыбке.
— Скив, это ты, старина! — воскликнул он. — Разумеется, можно. Надо сказать, я тебя ждал.
— Правда? — удивился я, входя в комнату и оглядываясь, куда бы присесть.
— Правда. Я сегодня утром повстречал Гвидо, и он мне объяснил ситуацию. По его словам, ты собирался прийти ко мне насчет кое-какой работенки. Так что я тут просто убивал время в ожидании официального сообщения.
Интересно, подумал я, не рассказал ли мой телохранитель Коррешу что-нибудь такое, чего не стал рассказывать мне.
— Но сам-то ты не против? — спросил я. — Возражений нет?
— Так, по мелочи. Не бери в голову, — сказал тролль. — Говоря по правде, я буду рад снова получить конкретное задание. А то последнее время я себя чувствую как-то не у дел. Я уж начал подумывать, стоит ли мне вообще тут торчать.
Этим он задел меня за живое. Действительно, я давненько не заглядывал к Коррешу даже просто поздороваться.
— Ты прости, мы последнее время как-то мало общались, — с виноватым видом сказал я. — Я был… занят… и еще…
— Да ладно, ничего, — с улыбкой сказал Корреш и подмигнул мне. — Видел я тут недавно ночью, как ты, намаявшись на работе, вернулся просто на бровях. Нелегко тебе приходится.
Кажется, я даже покраснел.
— Да на самом деле не так уж все… — пробормотал я. — Я только…
— Да успокойся, старина, — махнул рукой тролль. — Я хотел тебя поддразнить немного, вот и все. Я знаю, сколько всего на тебе висит, с королевой и со всем остальным. Кстати, у меня есть на этот счет кое-какие мыслишки, но вроде как невежливо давать советы, когда никто не просит.
— Ты что-то придумал? Но это же здорово! — воскликнул я, совершенно не кривя душой. — Я сам хотел спросить, что ты обо всем этом думаешь, но не знал, как подступиться.
— Ну вот, теперь и подступился, — улыбнулся Корреш. — Пододвигай сюда кресло.
Пока я двигал, он продолжал говорить.
— Советы в вопросах брака, особенно когда дело касается выбора будущего супруга, лучше оставлять при себе. Получатели советов обычно уже сами для себя все решили, а высказывать мнение, отличное от их решения, может оказаться опасным для здоровья. Но поскольку ты все-таки спрашиваешь, я тебе скажу, и мои мысли тебя, пожалуй, несколько удивят.
— Почему это?
— Ну, вообще-то большинство из тех, кто меня знает… я имею в виду меня настоящего, а не Большого Грызя… считают меня немного романтиком…
Я моргнул, но сохранил нейтральное выражение лица.
Я отношусь к Коррешу с глубочайшим уважением, но мне никогда не приходило в голову, что его можно назвать романтической натурой. Наверное, это как-то связано с тем, что у него зеленые спутанные космы и громадные глаза разного размера. Я понимаю, конечно, что у троллей должна существовать любовь (иначе откуда бы брались маленькие тролли?), но по привлекательности среди уроженцев разных измерений я бы отвел им едва ли не самое последнее место. Тролли женского пола, то есть троллины, как его сестра Тананда, — это совершенно другое дело, но сами тролли… если измерять по десятибалльной шкале, я щедро определил бы им показатель около минус восемнадцати.
А вот этот конкретный тролль, хоть и мой старинный друг, сидел сейчас на расстоянии вытянутой руки (его руки, а не моей!) от меня… а поскольку эта рука гораздо сильнее, чем две руки самого сильного человека… которым я не являюсь… в общем, я решил по этому вопросу с ним не спорить. Черт возьми, заяви он сейчас, что его выбрали королевой красоты, я и то, пожалуй, не стал бы с ним спорить.
— И они во многом правы, — продолжал Корреш. — Но в вопросах брака я способен к холодному анализу не хуже их всех.
— Здорово! — воскликнул я. — Вот об этом я и мечтал. Беспристрастное мнение, без всяких эмоций.
— Сначала я тебе задам несколько вопросов, — объявил тролль.
— Хорошо, давай.
— Ты ее любишь?
Я помолчал и честно поразмыслил над этим вопросом.
— Не думаю, — наконец ответил я. — Хотя, конечно, в любви я не такой уж спец.
— А она тебя любит?
— Опять же, не думаю.
Это дело мне нравилось. Корреш разбивал проблему на такие мелкие кусочки, что даже я был в силах понять его логику.
— И она не говорила, что любит тебя?
Тут мне и размышлять не понадобилось.
— Нет.
— Ты уверен? — переспросил тролль.
— Уверен, — ответил я. — Максимум, что она сказала, это что из нас с ней выйдет хорошая пара. Я думаю, она этим хотела сделать мне комплимент.
— Хорошо, — произнес мой друг, поудобнее устраиваясь в кресле.
— Что? — моргнул я. — Мне показалось или ты сказал «хорошо»?
— Я сказал «хорошо», — повторил тролль, — и я действительно так думаю.
— Тут я что-то не улавливаю, — сказал я. — Мне казалось, что браки должны быть основаны на…
— Основаны на любви? — закончил за меня Корреш. — Так в молодости думает большинство. И именно поэтому большинство ранних браков распадается.
Хотя он вроде бы и предупредил меня заранее, позиция тролля показалась мне несколько странной.
— Корреш, а где же тогда разница между аналитическим подходом и цинизмом?
— Это все не такая бессмыслица, как кажется, — улыбнулся тролль, совершенно, похоже, не обидевшись на мое замечание. — Видишь ли, когда ты молод и у тебя в крови полно гормонов, первый близкий контакт с представителем противоположного пола, не состоящим с тобой в родстве, заставляет тебя испытать чувства и желания, каких ты никогда прежде не испытывал. И поскольку большинство людей, как бы громко они ни кричали об обратном, воспитаны так, что считают себя хорошими и достойными, они автоматически вешают на эти чувства социально корректный ярлык — любовь. Разумеется, существует и социально корректный вариант поведения для случая, когда два человека испытывают друг к другу такие чувства. Я имею в виду брак.
— Но разве это… — начал было я, но тролль жестом заставил меня умолкнуть.
— Выслушай меня до конца, — сказал он. — Продолжим нашу маленькую семейную сагу. Со временем страсти обычно охладевают и ослепление проходит. Это может занять годы, но в конце концов супруги обнаруживают, что «просто быть вместе» недостаточно. Пора как-то устраивать жизнь. К несчастью, тут же обнаруживается, что между ними мало или вовсе нет ничего общего. Слишком часто выясняется, что у них разные цели в жизни или по крайней мере разные планы, как этих целей достичь. И они вдруг понимают, что вместо идеального партнера, на которого можно во всем положиться, за спиной у них открылся второй фронт. В том смысле, что им приходится тратить на выяснение отношений друг с другом не меньше, а то и больше времени, чем на отношения с остальным миром.
Я чувствовал, что помимо своей воли оказался захвачен, прямо-таки загипнотизирован его речью.
— И что же тогда происходит? — спросил я.
— Если они хотя бы способны рассуждать рационально… заметь, я не сказал «разумно», я сказал «рационально»… то они отправляются каждый своей дорогой. Однако слишком часто бывает, что они цепляются за понятие «любовь» и пытаются «любовью все превозмочь». В этом случае мы получаем военный лагерь, живущий в состоянии шаткого перемирия… и никто при этом не достигает ни счастья, ни полной самореализации.
Я подумал о перепалке между Дафни и Кальвином, которой я недавно был свидетелем, и о том, что сказал мне Гвидо насчет скандалов в семье и насчет того, как супруги могут пойти вразнос и дойти до смертоубийства. Мысли эти заставили меня невольно вздрогнуть.
— Мрачная картина, — заметил я.
— Да, так оно и есть, — кивнул тролль. — Пытаться насильно сложить несложившийся брак — самое дохлое дело на свете. Реальная проблема заключается в том, что каждый из них связался с неподходящим для себя человеком, но вместо того чтобы это признать, они предпочитают все прятать под слоем косметики.
— Косметики?
— Это чисто внешние изменения. Такие, которые ничего не решают.
— Я что-то не понимаю.
— Ну, хорошо, — сказал тролль. — Вот тебе пример. Жена говорит, что ей нужны кое-какие новые шмотки, и муж дает ей денег на поход по магазинам. Ты ведь скажешь, что между ними происходит нормальное общение, без всякого подтекста, так?
— Ну… так.
— Только на поверхности, — объявил Корреш. — А теперь давай заглянем немного глубже и посмотрим, что же происходит на самом деле. Муж по уши ушел в свою работу… это, кстати, нормальная реакция человека, когда он женится и начинает ощущать так называемую ответственность за семью… жена чувствует себя из-за этого заброшенной и несчастной. Она решает, что ей нужны новые наряды, чтобы стать более привлекательной, и тогда муж будет уделять ей больше внимания. Поверхностное решение. Теперь она заявляет мужу, что ей нужны новые шмотки, и муж недоволен. Ему кажется, что у нее и так полные шкафы вещей, которых она не носит, но, чтобы с ней не спорить, он дает ей денег на покупки. Опять же поверхностное решение. Отметь, он просто дает ей денег. Он не ведет ее по магазинам и не помогает ей выбрать что-нибудь новенькое.
Тролль откинулся в кресле и сложил руки на груди.
— А дальше все только хуже. Она покупает новые шмотки и носит их, но муж либо вовсе ничего не замечает, либо ничего не говорит… возможно, потому, что ему по-прежнему не нравится идея платить за покупки, которые он считает ненужными. Таким образом, покупка новых нарядов… ее поверхностное решение… не срабатывает, поскольку она по-прежнему чувствует себя заброшенной и несчастной и вдобавок огорчается, что муж, похоже, не ценит ее, как бы она ни старалась. А муж тем временем чувствует, что она по-прежнему несчастна, то есть выдача ей денег… его поверхностное решение… не срабатывает. Он еще вдобавок раздражается, поскольку видит, что жена его остается расстроенной и несчастной, даже когда он дает ей все, что она просит. Так что видишь, попытки решать проблемы поверхностными, косметическими средствами, не отдавая себе отчета в реальном положении дел, приводят только к ухудшению ситуации, а не к ее улучшению.
Он торжествующе улыбнулся, а я стал обдумывать высказанный им тезис.
— Значит, ты говоришь, что брак не срабатывает, — осторожно сказал я, — и сама идея — брака порочна.
— Вовсе нет, — возразил тролль, качая головой. — Я говорил, что жениться, исходя из ложного впечатления, что любовь превозмогает все, значит навлекать на себя беду. Напротив, союз двух людей, вступающих в брак с открытыми глазами и без романтических заблуждений, может дать им жизнь гораздо более счастливую, чем существование порознь.
— Хорошо, — согласился я. — Если любовь и романтика — плохая основа для решения вступить в брак, потому что тут слишком легко обмануться, тогда какая же, по-твоему, может быть действительно веская причина для женитьбы?
— Таких причин множество, — пожал плечами Корреш. — Помнишь, как Цикута тут появилась? Ее брак с Родриком представлял собой союзный договор и скреплял объединение двух королевств. Среди царствующих особ это обычное дело, но союзы такого типа ты найдешь и в деловом мире. В этом случае обе стороны знают, чего хотят и чего могут ожидать, так что все это прекрасно работает.
— Ты уж извини, но мне все это кажется каким-то холодным, — покачал головой я.
— Да? — Тролль склонил голову набок. — Может, я неправильно выразился? Чего нам точно не надо, это такой ситуации, когда у одной из сторон или у обеих заведомо есть что скрывать. Все карты должны быть выложены на стол с самого начала… как у Родрика с королевой Цикутой.
— А что они такого могут скрыть?
— Хм-м… это сложно объяснить. Скажи, если бы ты женился на королеве Цикуте, чего бы ты ожидал?
Вопрос застал меня врасплох.
— Не знаю… наверное, ничего, — наконец промямлил я. — Мне представляется, что это был бы брак чисто номинальный, она жила бы своей жизнью, а я своей.
— Очень хорошо, — отозвался тролль с чувством.
— Хорошо? — эхом повторил я. — Как это, Корреш?
— Хорошо то, что ты ничего не ожидаешь. Ты не ввязываешься в это дело с намерением ее перевоспитать, или с надеждой, что она откажется от трона, чтобы с обожанием ходить вокруг тебя на цыпочках, или еще с какой-нибудь глупостью из бесчисленного множества ложных надежд и упований, с которыми большинство женихов идут к алтарю.