Андрей Астахов
Глубокий контакт

   Памяти моего отца посвящается

Пролог

   Семь дней истекли. И мы все еще живы.
   Мы идем уже восьмой день, и никто толком не знает, куда. Восемь дней, по сорок километров каждый день – получается триста двадцать километров, половина расстояния от Москвы до Петербурга. Триста двадцать километров с тяжеленным рюкзаком за плечами, по тридцатипятиградусной жаре и по выжженной равнине, которая, скорее, напоминает пустыню. Вокруг только однообразные скалы, россыпи каменистой породы, песок и глубокие промоины в почве, оставленные дождевыми потоками, – хотя я не уверен, бывает ли когда-нибудь на этой планете дождь? Если не считать уродливых колючих кустов да назойливых насекомых, ничего живого нам не встречается, и слава Богу – я наслушался про местную фауну немало скверного еще в Загоне.
   Там впереди горы – грабберы называют их Хребтом Динозавра. Их вершины уже можно различить на горизонте, но они еще адски далеко. Костыль говорит, что сразу за горами начинается Долина Снов, а в ней находится место, где, по его словам, может быть товар. Костыль клянется, что какой-то недавно умерший от лучевой проказы граббер по секрету сообщил ему, что однажды побывал в Долине Снов и нашел завод, который теперь пытаемся найти мы. Не знаю, стоит ли верить Костылю, но остальные ему верят. Возможно, мы обманываем сами себя. Но выбора все равно нет. Мы так далеко забрались в проклятую пустыню, что назад нам уже не вернуться. Эти лиловые горы впереди – наша последняя надежда. Доберемся до них, будем жить, не доберемся – наши высушенные солнцем трупы никто никогда не найдет. Так мы и будем лежать под этим вечно раскаленным небом, и единственными, кто будет навещать нас, станут вонючие падальщики-изарки и огромные мохнатые мухи, которых полно даже в этой пустыне. Я все чаще думаю об этом, и порой мне не хочется думать о будущем. Я даже начинаю жалеть о своей прошлой жизни там, на Земле. Глупая, нелепая ностальгия по жизни, от которой меня теперь отделяет бездна шириной в сорок семь парсек или почти сто шестьдесят световых лет. Вообще странно, что я об этом размышляю. Иногда мне хочется поделиться своими воспоминаниями с моими компаньонами, но я не решаюсь. Не хочу, чтобы они принимали меня за бича. Хотя, если называть вещи своими именами, я и есть бич, бывший интеллигентный человек, бывший профессор археологии одного из университетов. Здесь, в этом мире, я граббер, копатель, раскапывающий тайны прошлого этой планеты, которую почему-то назвали Аваллон. У астронавигаторов с юмором явно напряженка. Я бы назвал эту планету Гадес. Или Геенна. Хотя, насколько я знаю, когда эту планету открыли, она была совсем другой.
   Сегодня мы уже прошли больше тридцати километров, если судить по моему «персу». Весь день мы тащимся по мрачному серому мелкосопочнику, заросшему чахлыми колючками, о которых я уже упоминал. Жара действует на нервы. Крыса непривычно молчалив, то ли заболел, то ли исчерпал весь запас бородатых анекдотов, которыми потчевал нас всю неделю. Алекс все время что-то бормочет под нос. Негр часто морщится, будто от боли, и в его глазах тоска. Все устали. Если Костыль наврал, я ему не завидую. Парни разберут его на запчасти.
   Я тоже молчу, мне просто нечего им сказать. Я бреду по скрипящему под подошвами ботинок гравию и думаю о своем сне. Минувшей ночью я впервые за шесть месяцев видел во сне Катю. Это был сон-воспоминание – больничная палата, мигающие разноцветными огоньками аппараты вокруг кровати, белое бескровное лицо Кати на подушке. Это было как раз перед отправкой в криокамеру. Она посмотрела на меня, и губы ее зашевелились, но я ничего не расслышал. Мне показалось, она прошептала: «Подари мне надежду».
   Жаль, что Катя не может меня слышать, не может узнать моих мыслей. И дело не в сорока семи парсеках, которые отделяют Аваллон от Земли. Спящие в криобиозе не знают, что делают живые. Они мало чем отличаются от мертвых – разве только тем, что у них остается призрачная надежда на воскресение. А я пока еще жив. Я все еще иду по равнине к лиловым горам, за которыми, возможно, найду то, что ищу. Когда-нибудь я напишу об этом сумасшедшем походе вместе с четырьмя безумцами, потому что в эти минуты я делаю то, на что пока не отваживался еще ни один из грабберов.
   Я иду в Долину Снов.
   Место, где сокрыт один из ключей к Бессмертию, где я, может быть, найду спасение моей Катеньки, найду утраченное счастье.

I. День первый

   G-излучение – особый вид электромагнитного излучения, возникающий, как правило, при термоядерных реакциях в недрах звезд с высокой плотностью вещества. Относится к ионизирующим излучениям. Способно незначительно и на короткое время менять радиационный фон на площадях направленного воздействия. Генерируется при помощи импульсного излучателя Ланга. Воздействует на нервные клетки живых существ. G-волны невысокой мощности вызывают состояние нервного возбуждения, галлюцинации, расстройство сознания. При мощном излучении (свыше 1200 лангов/ кг) происходит гибель нейронов. По некоторым наблюдениям G-и обладает слабым псионическим действием.
Дж. Таунсенд, К. Гриф.
Краткий справочник астробиолога

   – «Кондор 2» вызывает «Большую Маму»! Как меня слышите? Прием.
   – «Кондор 2», это «Большая Мама», слышу вас нормально. Прием.
   – «Мама», нахожусь в квадрате 14–30, вижу западнее Пика Вдовы пять человек. Похоже, их накрыло импульсом. Защита сработала.
   – Ты уверен, что это чужаки?
   – Наших персональных маяков-идентификаторов на них нет. Интересно, как они смогли сюда добраться?…. База, там есть живые!
   – Ты спятил! Импульс убил бы и не таких хиляков.
   – Мои биосканеры показывают, что двое из них живы. Сейчас уточню. Так и есть, «Мама». Трое покойников, двое живых. Какие будут распоряжения?
   – Бросай их и возвращайся на базу…. Или нет, постой. Черт, ты ставишь меня в трудное положение. Эти сукины дети все-таки живые люди. Не бросать же их на съедение изаркам! Уж коль скоро они непонятно как добрались до нашей «Мамы», будем гостеприимными хозяевами. Надо узнать, как эти парни смогли преодолеть две полосы контроля. А с другой стороны, они получили такую порцию G-излучения, что вряд ли выживут…. Каковы условия для посадки?
   – Ветер два балла, видимость хорошая.
   – Ладно, хрен с ними! «Кондор 2», притащи мне хотя бы одного из них. И будь осторожен – на почве могла остаться остаточная радиация.
   – «Большая Мама», понял вас. Начинаю снижение…
* * *
   Осознание себя давалось тяжело. Вначале была темнота и боль, потом попытка открыть глаза. И был свет, хлынувший потоком в зрачки. Северянин со стоном закрыл глаза – яркий свет был невыносим. Видимо, стон был услышан, потому что секунду спустя где-то рядом прозвучал голос:
   – Очнулся? Ну, вот и славненько.
   Северянин вздрогнул. Он уже достаточно пришел в себя для того, чтобы осознавать, что с ним происходит. Во-первых, он жив. Во-вторых, он лежал на чем-то мягком. В-третьих, рядом с ним есть кто-то. Надо попробовать еще раз открыть глаза, чтобы увидеть говорящего.
   Он лежал на больничной кровати, укрытый пахнущим лавандой синтетическим одеялом. Помещение, в которое он попал, напоминало обычный больничный бокс с круглыми лампами дневного света под потолком, кучей аппаратуры вокруг кровати и стеллажами из светлого пластика и стекла. Вместе с ним в боксе находилось двое. Северянин повел глазами, пытаясь разглядеть обоих. Один из них, невысокий и худощавый, с бледным лицом и седыми висками, возился у столика на колесах, набирая что-то в шприц. Второй, крепкий мужчина средних лет, сидел на стуле и смотрел на Северянина.
   – Вот вам и чудо, майор, – сказал человек у столика. Это его голос Северянин услышал, придя в себя. – Вы все еще не верите в чудеса, не так ли?
   – Теперь верю, – без всякого выражения сказал тот, кого назвали майором. – Вы просто волшебник, док. За такую работу вам полагаются все существующие научные премии. Вот только бы излучение не оказалось слишком сильным. Сколько он протянет, как вы думаете?
   – Я не отпускаю время жизни. Это прерогатива Господа Бога. Я лишь лечу драные оболочки ваших солдат и борюсь со всякой гадостью, которая время от времени проникает в их кровь. Спросите сами у парня, намерен ли он умирать в ближайшее время. Думаю, он этого делать не собирается. Импульс, вероятно, не разрушил его нервную и кровеносную системы. Во всяком случае, анализы крови у него неплохие. Рефлексы тоже в порядке.
   – Как вы себя чувствуете? – спросил майор Северянина.
   – Спасибо… хорошо.
   – Хорошо? Невероятно! Но если честно, я этому рад.
   – Где я? Кто вы?
   – Два очень хороших вопроса, приятель. Сначала давайте я скажу вам, кто вы такой. Вы Николай Дмитриевич Кольцов, вам тридцать семь лет, и вы прибыли на Аваллон восемнадцать дней назад, пятого августа 2230 года. Помните?
   – Конечно, помню…. Голова болит.
   – Неудивительно. Вы проникли в запретную зону, и вас шарахнуло из нашей G-пушки. Вас нашел дозорный геликоптер.
   – Где остальные? Где Костыль, Крыса, Негр, Алекс?
   – Когда вас нашли, кроме вас был еще один живой, но он скончался еще на борту геликоптера. Ваши спутники мертвы, и я очень удивлен тем, что вы не разделили их судьбу. Благодарите нашего доктора. У нас превосходный доктор. Поначалу он давал вам один шанс на миллион, что вы не отправитесь на последнюю экскурсию в наш крематорий. Потом он поднял ваши шансы до одного на тысячу. Да и Бог вас любит, приятель. Видимо, площадь поражения оказалась ограниченной, и вы оказались у самого ее края. Другого объяснения вашего чудесного исцеления у меня нет.
   – Лежи смирно. – Доктор отработанным движением всадил шприц в предплечье Северянина, ввел препарат. – Вот так, отлично.
   – Где я?
   – Лучше бы вам этого не знать. Вы совершили очень опрометчивый поступок, попав сюда. Знаете, почему? Теперь вы принадлежите нам.
   – Вам? Кто вы?
   – Майор Зебровски к вашим услугам. – Крепыш улыбнулся Северянину. – Это я приказал нашему патрулю подобрать вас на осыпи у Пика Вдовы.
   – Откуда вы знаете мое имя?
   – Обижаете, приятель. Ваш «перс» я уже вскрыл и узнал оттуда кучу любопытного. Поначалу я думал, что вы шпион, нанятый одной из компаний, обосновавшихся на Аваллоне. Потом у меня появилась мысль, что вы работаете на Западный Альянс. Но все оказалось гораздо проще – вы просто граббер. Один из этих сумасшедших, которые полагают, что смогут здесь на Аваллоне найти что-нибудь стоящее. Ваши записи меня в этом убедили.
   – Вы похожи на военного. Вы военный? – Северянин достаточно пришел в себя для того, чтобы вести серьезный разговор. К тому же доктор подал ему пластиковый стаканчик с каким-то зеленоватым напитком. Питье с запахом мяты оказалось сильным тоником. Северянин почувствовал себя бодрее, мысли прояснились, головная боль понемногу начала проходить.
   – Военный. – Майор Зебровски усмехнулся. – Официально нас на Аваллоне быть не должно. После Армагеддона власти Земли приняли решение не направлять сюда воинские подразделения. Так оно и есть – официально. На деле и Западный Альянс, и мы давно устроили тут свои секретные базы. Правда, для всех мы просто научные лаборатории. Вы как раз и забрели прямехонько к одной из них. Наша лаборатория называется «Большая Мама». Ваш проводник сыграл с вами дурную шутку.
   – Костыль? Он мертв?
   – Все мертвы. – Зебровски сказал это без всякого сожаления. – Кроме вас. С той минуты, как вы вошли за охраняемый периметр, вы оказались нашей мишенью. И если бы не моя сентиментальность, вас бы сейчас доедали изарки. Кстати, вы не голодны?
   – Нет. – Северянин попытался подняться на постели.
   Доктор тут же помог, подоткнул подушку.
   – Пить хочется. И голова немного кружится. Странно все получилось.
   – Что вам сказал этот ваш проводник… кажется, Костыль?
   – Он сказал, что знает дорогу к заводу номер два. В Загоне много говорят об этом месте. Я слышал, несколько месяцев назад один из грабберов нашел там заброшенный склад, на котором может быть Панацея.
   – И где сейчас этот граббер?
   – Умер. У него была лучевая проказа.
   – Скверно. И вы поверили в эту историю?
   – Если бы я не верил в истории о Панацее, то не прилетел бы на Аваллон.
   – Логично. Причем прилетели вы тайно, нелегалом, насколько я знаю. Ваше имя не числится в базе данных МГКС, официально действующих здесь компаний и научных сообществ. Как вам это удалось?
   – Удалось, и все тут. Какая вам разница?
   – Странный поступок для человека, который на Земле вел довольно стабильную и обеспеченную жизнь. Профессор истории одного из престижных университетов, лауреат многих премий, кумир студентов. Что вас заставило отказаться от всего этого и пополнить число безумцев, рыскающих по этой планете?
   – Я же сказал – Панацея.
   – Похоже, вы серьезно верите в ее существование.
   – Человек в моем положении хватается за любую надежду.
   – Вы больны?
   – Нет. Но моя жена страдает редкой формой рака. Я надеюсь спасти ее.
   – То есть вы считаете, что Панацея ей поможет? – Зебровски сдержал смешок, ему не хотелось обижать этого странного человека. – Сказать по чести, я удивлен. Если бы мне это сказал какой-нибудь полуграмотный граббер, за плечами которого только тюрьмы и аваритовые копи, я не удивился бы. Но вы.…Где сейчас ваша жена?
   – На Земле. Она… спит. Я упросил врачей погрузить ее в криобиоз.
   – Рискованное мероприятие. Последствия криобиоза до сих пор толком не изучены.
   – Нам нечего терять. Ничтожный шанс на спасение все равно остался.
   – Простите мое любопытство, но где вы взяли деньги на заморозку? Я слышал, что эта процедура очень дорогостоящая.
   – Я продал все свое имущество. Дом, банковские бумаги. Словом, все.
   – Преклоняюсь перед вами. – В голосе Майора послышалось уважение. – Вы очень любите свою жену. Такую любовь нечасто встретишь. Теперь я понимаю, что заставило вас прилететь на Аваллон.
   – Зачем вы наводили обо мне справки?
   – Затем, что я офицер разведки военно-космических сил Восточной Конфедерации, спецотдел «Галактика». И нахожусь здесь с секретной миссией моего командования. А вы своими поисками счастья и бессмертия создали мне проблему, которую я теперь пытаюсь решить без прямого ущерба для вас.
   – Сожалею. Я не хотел.
   – Однако теперь вы мой гость. Вернее, вы автоматически становитесь моим сотрудником. Уж извините, так заведено у нас в разведке.
   – Вы хотите сказать, что я завербован?
   – Именно. И отказаться вы не сможете. Такова плата за проникновение в тайну, которая вам не предназначалась. Но вы не волнуйтесь, Николай Дмитриевич, на нас работает немало грабберов. Аваллон – слишком скверное место, и выживает здесь лишь тот, кто имеет сильных покровителей.
   – Николая Кольцова больше нет. Есть Ник Северянин, так меня прозвали в Загоне.
   – Превосходно. Неплохой оперативный псевдоним.
   – Не понимаю, чем я могу быть вам полезен.
   – Можете. Вы сильно удивили нас, оставшись в живых после импульса. И заинтересовали. Я даже знаю, как мне следует вас использовать. Но этот разговор мы отложим на некоторое время. Вам надо подлечиться, а мне обдумать, какое задание я мог бы вам для начала поручить.
   – У меня нет выбора, не так ли?
   – Нет. – Зебровски даже не попытался смягчить тон. – У вас нет выбора. Вам придется сотрудничать с нами, и тогда, может быть, вы найдете то, что ищете. А пока отдыхайте. Вам надо хорошенько выспаться и набраться сил. Завтра продолжим наше знакомство. Оставляю вас заботам нашего доктора.

IІ. День второй

   Граббер (англ. grub out – раскапывать) – собирательное название полулегальных старателей на Аваллоне. Г. находятся на Аваллоне на основании Статьи 17 Конвенции о Космосе, как физические лица, ведущие мелкий промысел полезных ископаемых, либо поиск редких предметов, относящихся к существовавшей до колонизации Аваллона культуре Та-Ин. Г. действуют в одиночку, либо объединены в небольшие сообщества, деятельность которых контролируется особыми службами МГКС, либо частными компаниями.

   События развиваются совсем не так, как я ожидал. То, что со мной происходит, невероятно. Покойный Костыль втянул меня в историю, из которой будет очень непросто выбраться. Но пока я в безопасности. Во всяком случае, мне кажется, что я в безопасности.
   Ночь прошла спокойно. Я хорошо выспался и впервые с момента прилета на Аваллон не видел снов. Возможно, это действие лекарств, которыми меня напичкал доктор. Я спокоен. И готов ко всему. С утра меня посетил майор Зебровски и пригласил на обед. Вероятно, он во время обеда раскроет свои карты. Я бы очень этого хотел. Не люблю неясности. Одно очевидно – Зебровски всерьез намерен меня использовать. Для чего? С какой целью он собирается ввести в свои шпионские игры бывшего ученого? Что это ему дает? Спецагент из меня никакой, это Зебровски должен понимать. Я не верю ему, когда он говорит о моей якобы уникальной устойчивости к G-импульсу. Надеюсь, сегодня он будет со мной откровенен. Начнет темнить, я просто откажусь. Пусть попробует меня заставить. Убьют так убьют. Я готов к смерти – с ней все закончится. Жаль только, что своей цели я не достиг. Ничего, если все, что говорят о загробной жизни, – правда, то Зебровски лишь ускорит мою встречу с Катей. И тогда хоть одно мое желание исполнится.
* * *
   Обед у майора Зебровски приятно поразил Северянина. До сих пор он считал, что вряд ли что на «Большой Маме» сможет удивить его по-настоящему. Ничего интересного тут быть не могло. Следуя за Зебровски в кают-компанию базы, он проходил одно за другим рабочие отсеки базы – бесконечный лабиринт галерей-труб с бронированными ячеистыми стенами и герметически запирающимися бронедверями. Галереи выходили в бесцветные помещения, заставленные темно-зелеными армейскими ящиками, штабелями пластиковых панелей и аккуратно сложенным стальным прокатом. Где-то стучали и гудели механизмы, мощные вентиляторы с воем нагнетали в галереи свежий воздух, лязгали двери, пропуская людей в следующий отсек. Но кают-компания базы была иной. Северянин оценил и хорошую стильную мебель из настоящего дерева, явно сработанную на Земле, неожиданный фонтанчик прямо в центре зала, и приятную цветовую гамму интерьера, и живые растения в ярких керамических горшках вдоль стен. Прямо офис преуспевающей компании, а не помещение в военном бункере. Но не это его поразило больше всего. Едва он вошел сюда, сердце у него защемило: за огромными окнами виднелся пейзаж средней полосы России. Ему на миг показалось, что в лицо ему пахнул аромат летнего русского луга, запах согретой солнцем травы, свежий и пряный.
   – Здорово? – Зебровски довольно засмеялся. – Хорошая иллюзия. Всего лишь несколько видеопанно и со вкусом подобранные видеоролики. Я знал, что это произведет на вас впечатление.
   – Зачем вы это сделали?
   – Мой персонал состоит из живых людей, – ответил майор, жестом предложив Северянину сесть к накрытому столу. – Мы часто испытываем ностальгию по Земле. Местный пейзаж весьма уныл, порой очень хочется ярких красок. Кстати, как там, на исторической родине? На матушке-Земле еще не забыли, как играть в футбол?
   – Не забыли. Только погода не располагает для игр на свежем воздухе. Июль был дождливым. Во всяком случае, в моем родном городе.
   – Угощайтесь, – сказал майор тоном гостеприимного хозяина. – За обедом разговор всегда приятнее. Не стесняйтесь. Вы что пьете?
   – Водку. – Северянин невольно сглотнул слюну: он вдруг понял, что страшно голоден. – Русскую.
   – Другой у нас нет. По одной за знакомство?
   Северянин принял налитую стопку из рук майора и внезапно подумал, что первое чудо с ним уже случилось. Он не погиб в горячей пустыне у Пика Вдовы и может наслаждаться такой простой и такой мало ценимой прежде радостью – комфортом и вкусной едой. Он медленно выпил водку, а потом с еще большим наслаждением занялся горячим борщом со сметаной – душистым, наваристым и божественно вкусным. Зебровски с улыбкой наблюдал, как он ест.
   – Наверное, в Загоне пришлось есть концентраты, – заметил он. – Вообще-то они вкусные, но надоедают. Хочется домашнего, не так ли?
   «Не просто хочется», – подумал Северянин. С тех пор как заболела Катя, он готовил себе сам. Как мог, так и готовил.
   – Вся еда натуральная. У нас на базе есть своя ферма, где мы разводим поросят, своя теплица и рыбный пруд. Правда, все эти вкусности наша дополнительная, а не основная пища. Приходится изо дня в день есть долбаные концентраты и консервы. Давайте по второй пропустим. – Зебровски наполнил стопки. – Вам сейчас полезно немного выпить.
   – Я знаю, – ответил Северянин. – За что пьем? За удачную вербовку?
   – За будущее сотрудничество. Ваше здоровье!
   Северянин выпил залпом, поймав ободряющий взгляд майора, придвинул себе тарелку со вторым блюдом – тушеным карпом с молодым картофелем и зеленью. То ли от водки, то ли от вида вкусной еды у него набежала слюна, и Северянин внезапно разозлился на самого себя. Он словно нищий, позванный к столу богача. Никогда прежде он даже не представлял себе, что может испытывать такое наслаждение от еды.
   – Вы всегда так кормите своих агентов? – спросил он.
   – Нет, – с усмешкой сказал майор. – Вы – исключение. А знаете, почему? Вы первый агент, которого я принимаю здесь, на базе. Обычно мы вербуем наших агентов еще в Загоне или в Ураниум-Сити.
   – К чему такая секретность?
   – Сразу видно, что вы не военный человек. Секретность – первое условие успеха. А совместный обед располагает к откровенности. Я хочу с вами откровенного разговора, потому что вы мне понравились.
   – Вам понравилась моя живучесть?
   – Нет. Я истосковался по общению с интеллигентными людьми. Если не считать доктора Пауля Авермана – вы его видели, – персонал этой базы состоит из ветеранов военно-космических войск. Они все славные ребята, но слишком уж одномерные. Мне не хватает разговоров ни о чем. Знаете, когда люди просто собираются и болтают – о женщинах, искусстве, рыбной ловле, коллекционировании. Пока не появились вы, мы все свободное время проводили с доктором, болтали и играли в ма-джонг. Вы любите ма-джонг?
   – Не очень.
   – Вы ешьте, ешьте…. Пока вы будете поправлять свое здоровье, мы с вами пообщаемся. Мне следует вам многое объяснить, потому что я собираюсь поручить вам крайне ответственную миссию. Я бы сказал, решающую миссию.
   – Вы возлагаете на меня слишком большие надежды, – ответил Северянин, не поднимая глаз от тарелки.
   – Может быть. Но, так или иначе, вы будете ее выполнять. Я человек прямой, говорю, что думаю. Справитесь – будете щедро вознаграждены. Погибнете – я найду другого агента. Наверняка найдется сумасшедший, который снова попытается проникнуть в Долину Снов и попадет под наши излучатели.
   – Спасибо за откровенность.
   – Еще водки?
   – Наливайте. – Северянин почувствовал странную решимость.
   – Ого, вы стали бодрее! Мое угощение и мой цинизм возвращают вас к жизни!
   – За что будет третий тост?
   – За погибших. В армии третий тост всегда пьют за тех, кто не вернулся с задания.
   – Отлично. Я теперь знаю, на каком тосте вы будете вспоминать меня.
   – О, как вы себя недооцениваете! – Зебровски изучающе посмотрел на Северянина. – Давайте определимся, Николай Дмитриевич, как мне вас лучше называть.
   – Вы же уже выбрали. Для всех я Северянин.
   – Хорошо. Я буду звать вас Ник.
   – А как мне называть вас?
   – Зовите просто майором.
   – Это звучит как-то унизительно. У вас ведь есть имя.
   – Конечно. Больше того, у меня, как у всех разведчиков, много имен.
   – Хорошо. Пусть будет майор. – Северянин отложил вилку, удовлетворенно вздохнул. – Я сыт, можете начинать.
   – Отлично. Я постараюсь быть доскональным во всем, кроме тех несущественных мелочей, которые вам будут неинтересны. Скажу сразу – наша беседа будет записываться. Так положено, уж не обижайтесь.
   – Вы сделали меня своим инструментом. После этого смешно на что-либо обижаться.
   – В ваших словах все время сквозит упрек. Вы будто обвиняете меня в том, что я очень скверно с вами поступил. Вы неблагодарный человек, Северянин.
   – Простите, но у меня нет оснований проникнуться к вам собачьей преданностью. Вы лишили меня свободы. Больше у меня ничего не было.
   – Один вопрос, Ник – что вы знаете о грабберах?
   – Ничего. Я не очень долго вращался в их кругу. К тому же Загон, как вы называете фильтрационный лагерь в Уваре, не располагает к дружескому общению. Люди там слишком заняты зарабатыванием денег на необходимое снаряжение. А работы в Уваре нет даже для старожилов.
   – Но у вас ведь были первые впечатления, не так ли?
   – Первое впечатление: среди грабберов нет ни одного счастливого человека. Каждого привело сюда какое-нибудь несчастье. – Северянин помолчал. – Те из ребят, с которыми я общался в Загоне, рассказывали мне очень похожие истории, почему они оказались на Аваллоне. Разорился, задолжал, проигрался, пытался найти деньги на лечение близких. Похоже, Аваллон – это планета неудачников.
   – И эти неудачники чертовски нам мешают. Я уже не говорю, что почти все они люди с темным прошлым. От них масса проблем. Население Аваллона составляет около ста тысяч человек. Из них половина живет в Ураниум-Сити, где за ними худо-бедно надзирает полиция МГКС и спецслужбы частных компаний. В Уваре, с которым вы уже успели познакомиться, ситуация похожая. Но вот на дальних точках царит полная анархия. Настоящая банка с пауками. Все эти люди вооружены, все они прибыли на Аваллон в поисках счастья, во имя которого готовы на все. Выборные шерифы, которые должны надзирать за порядком, берут взятки и покрывают преступников. Кое-где появились настоящие банды, которые не имеют с истинным грабберством ничего общего. Но ничего сделать с ними нельзя. Статья семнадцатая Конвенции дает каждому право селиться и работать там, где он пожелает, – хоть на Аваллоне, хоть у дьявола в заднице. Только закон соблюдай. Но законы на Аваллоне всего лишь куча исписанной бумаги. Законы превращаются в пустой звук, когда до метрополии сорок семь парсек.