[105]
Тишков не брезгует опираться и на давно развенчанные, невежественные и пустые бредоумствования соросовского любимчика Карла Поппера (любовь понятна, ибо своими псевдонаучными теориями об «открытом обществе» Поппер торил Соросу путь к национальным сокровищам национальных государств). Поппер — предшественник Боаса и такой же еврей-эмигрант с теми же комплексами, да еще и с христианско-гуманистической претензией — оказывается, «еще в 1945 г. писал в своей работе “Открытое общество и его враги”: “Попытка отыскать некоторые «естественные» границы государств и, соответственно, рассматривать государство как «естественный» элемент, приводит к принципу национального государства и к романтическим фикциям национализма, расизма и трайбализма. Однако этот принцип не является «естественным», и мысль о том, что существуют такие естественные элементы, как нации, лингвистические или расовые группы, — чистый вымысел”». [106]
Легко видеть, что и авторитеты, к которым апеллирует Тишков, вовсе не блещут аргументацией и логикой. И тогда почтенный членкорр РАН опускается до антинаучного приема: он манипулирует недоказанным как доказанным, стремясь убедить свою аудиторию, что лоббируемые им идеи якобы давно и безраздельно торжествуют в «цивилизованном» обществе и в современном «подлинно научном» мире. С легкостью необыкновенной он утверждает, например:
— «Под понятием народ в смысле этнической общности в современной науке чаще всего понимается группа людей, члены которой разделяют общее название и элементы культуры, обладают мифом об общем происхождении и общей исторической памятью, ассоциируют себя с особой территорией и обладают чувством солидарности»; [107]
— «Понятие “мы”, как в прошлом, так и тем более в современных условиях, гораздо чаще ассоциируется с внеэтническими и даже глобальными категориями (граждане, люди, человечество)»; [108]
— «По моим собственным убеждениям, “национальная политика” — это политика осуществления национальных интересов государства. Именно так это принято понимать во всем мире»; [109]
— «Может быть, выход из теоретического тупика — в отказе от термина “нация” в его этническом значении и сохранении того его значения, которое принято в мировой научной литературе и международной политической практике, то есть нация — это совокупность граждан одного государства?.. Для большинства населения мира такое понимание является нормой»; [110]
— «Гражданский национализм, основанный на понятии “народа” как территориального сообщества и понятии “нации” как многокультурной политической общности, считается как бы нормой человеческого общежития… Из этой посылки исходят как большинство государственных доктрин, так и международно-правовая практика». [111]
— «Академический, интеллектуальный этнонационализм обрел причудливые формы как изощренных схоластических конструкций, так и паранаучных построений о “подразделениях этноса”, “субэтносах”, “суперэтносах”, “мета-этносах” и т. д., которыми питается многообразный и процветающий постсоветский этнонационализм. Весь его язык фактически заимствован из этнографических и исторических текстов, включая такие основополагающие понятия, как “жизнь или вымирание этносов (наций)”, “этническая территория”, “коренная нация”, “своя государственность”, “национальное движение (возрождение) народов”, “национальная политика”, “национальный вопрос”, “межнациональные отношения (конфликты)”, “национальность”, “родной язык” и т. п. Ни одно из этих понятий в мировой науке не используется в качестве категорий, а если используется, то исключительно в гражданско-политическом контексте: “национальность” как гражданство, “национальная политика” как политика государственных интересов, “межнациональные отношения” как межгосударственные отношения, “родной язык” как материнский или первый выученный язык и т. п.». [112]
Вот так, ничтоже сумняшеся, вся отечественная этнологическая традиция, по сути дела, противопоставляется западному образцу и объявляется неполноценной на его фоне. Тишков прекрасно осведомлен о том, что в России давно сложилась оригинальная научная школа именно в этнологии и антропологии (которыми он, к несчастью, призван руководить) и что постулаты этой школы идут полностью вразрез с его теориями. Описывая сложившуюся в России научную традицию, он констатирует:
«В советском обществознании понятие нации как некоего архетипа, как “этно-социального организма” утвердилось и остается пока господствующим и противопоставляется этатистскому значению слова “нация” (как согражданство), которое якобы всего лишь утвердилось во французском, а затем и в английском языке»; [113]
«За внешней ругательно-осуждающей дефиницией национализма на самом деле присутствовал безоговорочно господствующий этнонационализм как в науке, так и в политике. Таковой ситуация остается и поныне… Биологический принцип крови оказывается для сторонников таких взглядов важнее культурной включенности — например, знания языка или факта проживания на территории государственного образования»; [114]
«При критическом отношении к биологизаторским моментам, на глубоко примордиалистких позициях стоял и Ю. В. Бромлей, а вместе с ним и все советские обществоведы, для которых базовой категорией и архетипом был “этнос” как “этносоциальный организм”, а его высшим типом — нация. В целом, в мировой этнологии и социально-культурной антропологии этот подход остается маргинальным и подвергается серьезной критике». [115]
Вновь и вновь Тишков пытается утвердить на голом месте конструктивистский подход, разрушив для этого фронтально противостоящий ему солидарный взгляд отечественной науки: «Мы бы хотели отметить особое значение конструктивистского подхода по двум причинам: во-первых, он все еще остается абсолютно чужд отечественному обществоведению и, во-вторых, именно общественная практика посткоммунистического пространства демонстрирует изобилие примеров в пользу конструктивистских интерпретаций этничности и этнического конфликта». [116]Однако никакого «изобилия примеров» Тишков именно что не приводит , а те единственные два примера, что он привел, оба свидетельствуют против него :
1) «Мой сват, Борис Бабаян, моя невестка Осана Бабаян, приятель моего сына Феликс Хачатурян, прожившие всю жизнь в Москве, не знающие ни одного слова по-армянски и не бывавшие в Армении, числятся по паспорту армянами, хотя не только по культуре, но по самосознанию являются русскими. Но как объяснил ситуацию один из них: «Если я подойду к зеркалу и скажу самому себе: Ну, здравствуй, Феликс Фердинандович Хачатурян — русский, то я просто упаду со смеху». Для успешного молодого человека это представляется смешным вопросом, но для скольких людей это — вопрос недоумения, растерянности и серьезной коллизии, а для некоторых — и жизненной трагедии? Звучание фамилии и фенотипический стереотип не могут быть маркерами, а тем более детерминантами этнической идентичности (это почему же? разве есть более яркие, наглядные и убедительные маркеры и детерминанты? — А.С.)». [117]
Итак, мы видим, что даже близкое и родственное Тишкову инородческое окружение (не говоря уж об ученом мире) высмеивает его «деэтнизирующий» подход к проблеме этничности;
2) «Меценат Борис Березовский, объявлявший 7 января 1997 г. о вручении премии «Триумф» выдающимся представителям «русской интеллигенции», в более строгом смысле, конечно, имел в виду российскую культуру. Тем более, что среди пяти лауреатов этой премии были грузин Габриадзе, русский/серб Воинович, еврей Кисин, русский Филатов, узбек/татарин Хамдамов. Но в равной мере они могут считаться и русскими, если следовать известному определению Петра Струве, “все, кто участвует в культуре”». [118]
Вновь вместо доводов нам подсовывают ссылку на весьма сомнительные и мягко говоря непризнанные авторитеты…
Итак, мы видим, что Тишков, не имея, видимо, настоящих аргументов, пытается подтвердить свою позицию то якобы международно признанными научными стандартами, то якобы международно признанными научными авторитетами. Забывая, что, во-первых, наука не любит однажды навсегда установленных стандартов, а во-вторых, что в собственной стране сложилась цельная, непротиворечивая и устойчивая традиция в социальных науках, рассматривающая те же проблемы с диаметральной противоположной позиции. Твердокаменный «демократ первой волны», Тишков пытается убеждать нас в неполноценности этой традиции по сравнению с западным образцом. Он свято убежден в непогрешимости американской этнополитической модели и, быть может, именно поэтому так явно пренебрегает аргументацией. Ведь для него США — пример и идеал.
Именно как величайший позитив, достойный не просто подражания, а повсеместного утверждения, приводит он данные американской статистики: «В США, по переписи 1980 г., 12 млн. граждан не смогли определить свое этническое происхождение по народу-предку и назвали таковым «американское», а более 80 млн. указали смешанное происхождение». [119]Как хорошо было бы, с точки зрения Тишкова, чтобы и в России население определилось бы подобным образом именно как «российское», а не русское, татарское, бурятское и т. д.! Ведь по его мнению, «оснований признать существование общероссийской гражданской общности, а тем более предпринимать усилия по ее укреплению, более чем достаточно», поскольку «рядовое сознание граждан здесь более гомогенно, чем сознание и установки интеллектуальных и политических элит». [120]А уж коли пока что с тотальным «россиянством» не вытанцовывается, то по крайней мере надо взять пример со Штатов в формировании высших властных структур. И начать надо «с недавнего примера формирования президентом США Б. Клинтоном состава новой администрации. Президент открыто сформулировал принцип, что его кабинет из 14 человек должен “выглядеть, как Америка”, т. е. отражать этническую, расовую и половую мозаику общества… В итоге специальных усилий в кабинет вошли 4 афроамериканца, 2 испаноамериканца, 3 женщины и еще 2 женщины заняли должности, приравниваемые к членам кабинета. Этот же принцип сейчас проводится при заполнении примерно 3 тыс. высоких должностных постов, которые обычно переходят к сторонникам победившей партии». [121]На мой взгляд, в таком подходе нет ничего, кроме дешевого популизма и злостного идиотизма, но для Тишкова это — образец!
Американские (и канадские) стандарты играют роль шор на глазах Тишкова; но мы-то видим принципиальные отличия этих стран от России, не позволяющие применять данные стандарты в нашей стране. США и Канада — страны, созданные эмигрантами, пришельцами, вторженцами; у этих стран нет и по определению не может быть государствообразующего народа. В России такой народ есть, он один-единственный, и этот народ — русские. Там «нация» — это фикция, обозначающая некий случайно сложившийся мозаичный конгломерат народов (именно поэтому Тишков и утверждает, совершенно ошибочно, будто «нация есть многоэтничное по составу образование, основными признаками которой являются территория и гражданство» [122]). В России же реально существует единственная нация — русский народ, создавший некогда здесь свою государственность и самоопределившийся на всей территории страны. В США коренные автохтонные народы загнаны в резервации, а все остальные пользуются нравственно оправданным равноправием — все будучи равными по положению пришельцами. В России же русские упорно не идут (и не пойдут!) в резервации, и никакое «равноправие» не кажется им справедливым в стране отцов, которую они столетиями берегут от подобных хищных пришельцев. И так далее.
Основная беда Тишкова, однако, не в том, что он видит в писаниях отдельных западных теоретиков и в практике отдельных западных стран достоинства, коих там нет. Беда еще и в ущербности его личной жизненной позиции, его credo, о котором он проговаривается невзначай, но очень характерно. Судите сами:
«Человек рождается и живет прежде всего не для служения группе/нации, а для собственного социального преуспевания. И свободу индивид обретает не в ассоциации, а в диссоциации от группы». [123]Этот принцип «демократического устройства общества» Тишков считает настолько важным и ценным, что дословно повторяет его в книге еще раз. [124]И он совершенно искренне недоумевает: «Вопрос должен ставиться не в плане противопоставления эгоизма и групповой лояльности как нормы и отклонения (интересная парадигма? — А.С.), а в том плане, что оба феномена присутствуют в человеческом поведении. Вопрос только в том, как национализму удается выигрывать состязание не только с личностным эгоизмом, но и с другими формами групповых идентификаций, такими, как семья или община, у которых гораздо больше оснований претендовать на личность. Чем объясняется альтруизм к нации или этнической общности в ущерб интересам группы, с которыми личность связана непосредственно?». [125]Судя по невнятному ответу (каждый-де выбирает, к чему склонен), Тишкову это понять просто не дано вообще. Зато становится полностью понятным карьерный путь автора, тонко чувствующего конъюнктуру момента.
О том, что сугубо эгоистический, «шкурный» подход является для Тишкова глубоко органическим, как и о том, что он сильно ошибся, экстраполировав этот подход на бесконечно чуждый ему русский народ, говорит ошибочный прогноз, сделанный Тишковым с уверенностью пророка: «Главная “неожиданность” ожидает русских к моменту очередной переписи населения в 1999 г. По нашему прогнозу произойдет резкое уменьшение доли русского населения в России (возможно, с 82 % до 70 %), но не столько по причине более низкой рождаемости. Миллионы россиян смешанного происхождения, до этого заявлявшие себя русскими, предпочтут сменить свою этничность и “перейти в другой народ” под воздействием социально-политических и культурных обстоятельств… В нынешней и будущей ситуации быть русским может стать менее “выгодно”, чем, скажем, евреем, немцем, греком или корейцем, т. к. это обещает лучшие шансы на эмиграцию в страны с более высоким жизненным уровнем и лучшими возможностями для профессиональной деятельности. Отныне безусловные преимущества для лиц смешанного происхождения предоставляет переход в категорию титульной национальности на территории российских республик. Это особенно скажется на этническом составе населения регионов давних культурных контактов с высокой долей смешанного населения, где до этого часто предпочтительный выбор делался в пользу русской национальности (Поволжье и Северный Кавказ)». [126]Как известно, Тишков крупно ошибся, слишком крупно для директора НИИ: процент русских в России практически не изменился. Важность «шкурных» мотивов для русского человека он явно переоценил, напрасно посудив о нас по себе.
Здесь мы отчетливо наблюдаем другую ахиллесову пяту Тишкова: его отношение к русскому народу , его понимание русского вопроса. Русофобия (в обоих смыслах слова) высокопоставленного чиновника очевидна. А ярая настойчивость, с которой он выступает против русских прав и интересов, а также против русских националистов — защитников этих прав и интересов, заставляет подозревать глубоко личные, интимные мотивы. Будучи главным автором ельцинской концепции национальной политики (официального документа, имеющего некоторую юридическую силу) он постарался внести в нее принципы, противоречащие интересам русской нации. Как сам он с гордостью отчитывается, «это была первая попытка провести в официальном документе мысль, что права гражданина выше прав нации». [127]Во что вылился этот подход? Вот отчет Тишкова:
«Проект концепции содержал рекомендации в адрес федеральных властей по расширению представительства нерусских народов и культур в центре страны, в том числе организацию вещания на языках других крупных народов страны (татар, чувашей, бурят, чеченцев и др.) и даже их визуальное присутствие на экранах телевизоров»; [128]
«Были учтены все основные замечания, в том числе и самые “неудобные” от Татарстана, Башкирии, а также МИДа и Минэкономики России. Из текста ушли излишне назойливые упоминания о сохранении целостности государства и определяющей роли русского народа в государствообразующем процессе, вписанные некоторыми напуганными авторами в первоначальный вариант»; [129]
«Основным в проекте концепции был раздел, посвященный дальнейшему развитию федерализма в России, имея в виду децентрализацию власти в пользу субъектов федерации (в данном случае — республик)»; [130]
«В концепции последовательно проводится принцип гражданского равноправия и равных прав народов… Все народы России определяются как государствообразующие, если речь идет о всей стране, хотя отмечается историческая роль русского народа и определяющее значение русского языка и культуры для населения всей страны»; [131]
«Одной из срочных и важных мер в этом направлении должна быть отмена государственной фиксации национальности граждан Российской Федерации, а также предоставление возможности россиянам в ходе переписей населения указывать любую национальность, или сложную (двойную или тройную) национальность, или не указывать никакой. Такова общемировая практика». [132](Понятно теперь, чей вклад в отмену графы «национальность» в паспортах был столь весом?)
Итак, в лице Тишкова мы видим человека, давно, упорно и сознательно вредящего русскому народу, проводящего по мере сил в жизнь противоречащие русским интересам установки. Да и как могло быть иначе, если теоретические представления Тишкова о роли и месте русских в России подобны следующим:
«Россия не есть “национальное государство” этнических русских»; [133]
«Самым серьезным препятствием на пути утверждения гражданского национализма (или российского патриотизма) является не столько национализм нерусских народов, сколько национализм от имени “русской нации” как некой “государ-ствообразующей” или “сплачивающей” нации… Категория “русской нации” закрывает возможность открыто сформулировать понятие России как политической нации». [134]
«К сожалению, политическое и культурное пространство страны, особенно ее Центра, остается доминирующим этническими русскими и русской культурой. Достаточно привести пример избранной Государственной Думы в 1993 г., где решительно преобладают политики московского Садового кольца, а представительство регионов и этнических общин явно недостаточно. То же самое относится, даже в большей степени, к составу исполнительных органов власти, престижным позициям в офицерском и дипломатическом корпусе, в средствах массовой информации. В центральных средствах массовой информации фактически звучит только русская речь»; [135]
«Мы не разделяем популистскую риторику некоторых политиков и истеричность русских национал-патриотов о “геноциде русской нации”, “антирусской политике правительства” и т. п. Это опасная и, к сожалению, набирающая силу общественная тенденция». [136]
Что же сказать о Тишкове в заключение? Всего несколько слов: самоуверенный лжепророк, бесконечно далекий от реалий и потребностей нашей Родины, вельможный русофоб и добросовестный агент антирусских сил.
В чем опасность для нашей страны и русского народа деятельности «Банды Боаса» и ее последователей? Об этом хорошо сказала известная исследовательница-антрополог Г. А. Аксянова в уже цитированном докладе «Категоризация как универсальное явление осознания мира (на примере расовой дифференциации человека)»: «Отказ признавать реальность существования рас у человека… это отказ от эффективного инструмента изучения истории человеческих популяций. Ведь только факт существования легко выявляемого внешнего разнообразия может послужить основой для категоризации на “своего” и “чужого”».
Утрата такой важнейшей идентификации — не шутка; это смертельно опасная потеря. Как уже написал один из нас:
«Биологическая дезориентация на уровне главного принципа «свой — чужой» равносильна гибели и прерыванию всей эволюционной цепи. Любые системы ценностей, оспаривающие сам этот принцип, подобны смертоносному вирусу, единственной целью существования которого и является убийство живой системы, в теле которой он паразитирует. Поэтому и приговор наш и степень решимости должны быть твердыми и предельно ясными». [137]
Да будет так.
ШЕСТЬ ОТВЕТОВ В ЛОБ
Тишков не брезгует опираться и на давно развенчанные, невежественные и пустые бредоумствования соросовского любимчика Карла Поппера (любовь понятна, ибо своими псевдонаучными теориями об «открытом обществе» Поппер торил Соросу путь к национальным сокровищам национальных государств). Поппер — предшественник Боаса и такой же еврей-эмигрант с теми же комплексами, да еще и с христианско-гуманистической претензией — оказывается, «еще в 1945 г. писал в своей работе “Открытое общество и его враги”: “Попытка отыскать некоторые «естественные» границы государств и, соответственно, рассматривать государство как «естественный» элемент, приводит к принципу национального государства и к романтическим фикциям национализма, расизма и трайбализма. Однако этот принцип не является «естественным», и мысль о том, что существуют такие естественные элементы, как нации, лингвистические или расовые группы, — чистый вымысел”». [106]
Легко видеть, что и авторитеты, к которым апеллирует Тишков, вовсе не блещут аргументацией и логикой. И тогда почтенный членкорр РАН опускается до антинаучного приема: он манипулирует недоказанным как доказанным, стремясь убедить свою аудиторию, что лоббируемые им идеи якобы давно и безраздельно торжествуют в «цивилизованном» обществе и в современном «подлинно научном» мире. С легкостью необыкновенной он утверждает, например:
— «Под понятием народ в смысле этнической общности в современной науке чаще всего понимается группа людей, члены которой разделяют общее название и элементы культуры, обладают мифом об общем происхождении и общей исторической памятью, ассоциируют себя с особой территорией и обладают чувством солидарности»; [107]
— «Понятие “мы”, как в прошлом, так и тем более в современных условиях, гораздо чаще ассоциируется с внеэтническими и даже глобальными категориями (граждане, люди, человечество)»; [108]
— «По моим собственным убеждениям, “национальная политика” — это политика осуществления национальных интересов государства. Именно так это принято понимать во всем мире»; [109]
— «Может быть, выход из теоретического тупика — в отказе от термина “нация” в его этническом значении и сохранении того его значения, которое принято в мировой научной литературе и международной политической практике, то есть нация — это совокупность граждан одного государства?.. Для большинства населения мира такое понимание является нормой»; [110]
— «Гражданский национализм, основанный на понятии “народа” как территориального сообщества и понятии “нации” как многокультурной политической общности, считается как бы нормой человеческого общежития… Из этой посылки исходят как большинство государственных доктрин, так и международно-правовая практика». [111]
— «Академический, интеллектуальный этнонационализм обрел причудливые формы как изощренных схоластических конструкций, так и паранаучных построений о “подразделениях этноса”, “субэтносах”, “суперэтносах”, “мета-этносах” и т. д., которыми питается многообразный и процветающий постсоветский этнонационализм. Весь его язык фактически заимствован из этнографических и исторических текстов, включая такие основополагающие понятия, как “жизнь или вымирание этносов (наций)”, “этническая территория”, “коренная нация”, “своя государственность”, “национальное движение (возрождение) народов”, “национальная политика”, “национальный вопрос”, “межнациональные отношения (конфликты)”, “национальность”, “родной язык” и т. п. Ни одно из этих понятий в мировой науке не используется в качестве категорий, а если используется, то исключительно в гражданско-политическом контексте: “национальность” как гражданство, “национальная политика” как политика государственных интересов, “межнациональные отношения” как межгосударственные отношения, “родной язык” как материнский или первый выученный язык и т. п.». [112]
Вот так, ничтоже сумняшеся, вся отечественная этнологическая традиция, по сути дела, противопоставляется западному образцу и объявляется неполноценной на его фоне. Тишков прекрасно осведомлен о том, что в России давно сложилась оригинальная научная школа именно в этнологии и антропологии (которыми он, к несчастью, призван руководить) и что постулаты этой школы идут полностью вразрез с его теориями. Описывая сложившуюся в России научную традицию, он констатирует:
«В советском обществознании понятие нации как некоего архетипа, как “этно-социального организма” утвердилось и остается пока господствующим и противопоставляется этатистскому значению слова “нация” (как согражданство), которое якобы всего лишь утвердилось во французском, а затем и в английском языке»; [113]
«За внешней ругательно-осуждающей дефиницией национализма на самом деле присутствовал безоговорочно господствующий этнонационализм как в науке, так и в политике. Таковой ситуация остается и поныне… Биологический принцип крови оказывается для сторонников таких взглядов важнее культурной включенности — например, знания языка или факта проживания на территории государственного образования»; [114]
«При критическом отношении к биологизаторским моментам, на глубоко примордиалистких позициях стоял и Ю. В. Бромлей, а вместе с ним и все советские обществоведы, для которых базовой категорией и архетипом был “этнос” как “этносоциальный организм”, а его высшим типом — нация. В целом, в мировой этнологии и социально-культурной антропологии этот подход остается маргинальным и подвергается серьезной критике». [115]
Вновь и вновь Тишков пытается утвердить на голом месте конструктивистский подход, разрушив для этого фронтально противостоящий ему солидарный взгляд отечественной науки: «Мы бы хотели отметить особое значение конструктивистского подхода по двум причинам: во-первых, он все еще остается абсолютно чужд отечественному обществоведению и, во-вторых, именно общественная практика посткоммунистического пространства демонстрирует изобилие примеров в пользу конструктивистских интерпретаций этничности и этнического конфликта». [116]Однако никакого «изобилия примеров» Тишков именно что не приводит , а те единственные два примера, что он привел, оба свидетельствуют против него :
1) «Мой сват, Борис Бабаян, моя невестка Осана Бабаян, приятель моего сына Феликс Хачатурян, прожившие всю жизнь в Москве, не знающие ни одного слова по-армянски и не бывавшие в Армении, числятся по паспорту армянами, хотя не только по культуре, но по самосознанию являются русскими. Но как объяснил ситуацию один из них: «Если я подойду к зеркалу и скажу самому себе: Ну, здравствуй, Феликс Фердинандович Хачатурян — русский, то я просто упаду со смеху». Для успешного молодого человека это представляется смешным вопросом, но для скольких людей это — вопрос недоумения, растерянности и серьезной коллизии, а для некоторых — и жизненной трагедии? Звучание фамилии и фенотипический стереотип не могут быть маркерами, а тем более детерминантами этнической идентичности (это почему же? разве есть более яркие, наглядные и убедительные маркеры и детерминанты? — А.С.)». [117]
Итак, мы видим, что даже близкое и родственное Тишкову инородческое окружение (не говоря уж об ученом мире) высмеивает его «деэтнизирующий» подход к проблеме этничности;
2) «Меценат Борис Березовский, объявлявший 7 января 1997 г. о вручении премии «Триумф» выдающимся представителям «русской интеллигенции», в более строгом смысле, конечно, имел в виду российскую культуру. Тем более, что среди пяти лауреатов этой премии были грузин Габриадзе, русский/серб Воинович, еврей Кисин, русский Филатов, узбек/татарин Хамдамов. Но в равной мере они могут считаться и русскими, если следовать известному определению Петра Струве, “все, кто участвует в культуре”». [118]
Вновь вместо доводов нам подсовывают ссылку на весьма сомнительные и мягко говоря непризнанные авторитеты…
Итак, мы видим, что Тишков, не имея, видимо, настоящих аргументов, пытается подтвердить свою позицию то якобы международно признанными научными стандартами, то якобы международно признанными научными авторитетами. Забывая, что, во-первых, наука не любит однажды навсегда установленных стандартов, а во-вторых, что в собственной стране сложилась цельная, непротиворечивая и устойчивая традиция в социальных науках, рассматривающая те же проблемы с диаметральной противоположной позиции. Твердокаменный «демократ первой волны», Тишков пытается убеждать нас в неполноценности этой традиции по сравнению с западным образцом. Он свято убежден в непогрешимости американской этнополитической модели и, быть может, именно поэтому так явно пренебрегает аргументацией. Ведь для него США — пример и идеал.
Именно как величайший позитив, достойный не просто подражания, а повсеместного утверждения, приводит он данные американской статистики: «В США, по переписи 1980 г., 12 млн. граждан не смогли определить свое этническое происхождение по народу-предку и назвали таковым «американское», а более 80 млн. указали смешанное происхождение». [119]Как хорошо было бы, с точки зрения Тишкова, чтобы и в России население определилось бы подобным образом именно как «российское», а не русское, татарское, бурятское и т. д.! Ведь по его мнению, «оснований признать существование общероссийской гражданской общности, а тем более предпринимать усилия по ее укреплению, более чем достаточно», поскольку «рядовое сознание граждан здесь более гомогенно, чем сознание и установки интеллектуальных и политических элит». [120]А уж коли пока что с тотальным «россиянством» не вытанцовывается, то по крайней мере надо взять пример со Штатов в формировании высших властных структур. И начать надо «с недавнего примера формирования президентом США Б. Клинтоном состава новой администрации. Президент открыто сформулировал принцип, что его кабинет из 14 человек должен “выглядеть, как Америка”, т. е. отражать этническую, расовую и половую мозаику общества… В итоге специальных усилий в кабинет вошли 4 афроамериканца, 2 испаноамериканца, 3 женщины и еще 2 женщины заняли должности, приравниваемые к членам кабинета. Этот же принцип сейчас проводится при заполнении примерно 3 тыс. высоких должностных постов, которые обычно переходят к сторонникам победившей партии». [121]На мой взгляд, в таком подходе нет ничего, кроме дешевого популизма и злостного идиотизма, но для Тишкова это — образец!
Американские (и канадские) стандарты играют роль шор на глазах Тишкова; но мы-то видим принципиальные отличия этих стран от России, не позволяющие применять данные стандарты в нашей стране. США и Канада — страны, созданные эмигрантами, пришельцами, вторженцами; у этих стран нет и по определению не может быть государствообразующего народа. В России такой народ есть, он один-единственный, и этот народ — русские. Там «нация» — это фикция, обозначающая некий случайно сложившийся мозаичный конгломерат народов (именно поэтому Тишков и утверждает, совершенно ошибочно, будто «нация есть многоэтничное по составу образование, основными признаками которой являются территория и гражданство» [122]). В России же реально существует единственная нация — русский народ, создавший некогда здесь свою государственность и самоопределившийся на всей территории страны. В США коренные автохтонные народы загнаны в резервации, а все остальные пользуются нравственно оправданным равноправием — все будучи равными по положению пришельцами. В России же русские упорно не идут (и не пойдут!) в резервации, и никакое «равноправие» не кажется им справедливым в стране отцов, которую они столетиями берегут от подобных хищных пришельцев. И так далее.
Основная беда Тишкова, однако, не в том, что он видит в писаниях отдельных западных теоретиков и в практике отдельных западных стран достоинства, коих там нет. Беда еще и в ущербности его личной жизненной позиции, его credo, о котором он проговаривается невзначай, но очень характерно. Судите сами:
«Человек рождается и живет прежде всего не для служения группе/нации, а для собственного социального преуспевания. И свободу индивид обретает не в ассоциации, а в диссоциации от группы». [123]Этот принцип «демократического устройства общества» Тишков считает настолько важным и ценным, что дословно повторяет его в книге еще раз. [124]И он совершенно искренне недоумевает: «Вопрос должен ставиться не в плане противопоставления эгоизма и групповой лояльности как нормы и отклонения (интересная парадигма? — А.С.), а в том плане, что оба феномена присутствуют в человеческом поведении. Вопрос только в том, как национализму удается выигрывать состязание не только с личностным эгоизмом, но и с другими формами групповых идентификаций, такими, как семья или община, у которых гораздо больше оснований претендовать на личность. Чем объясняется альтруизм к нации или этнической общности в ущерб интересам группы, с которыми личность связана непосредственно?». [125]Судя по невнятному ответу (каждый-де выбирает, к чему склонен), Тишкову это понять просто не дано вообще. Зато становится полностью понятным карьерный путь автора, тонко чувствующего конъюнктуру момента.
О том, что сугубо эгоистический, «шкурный» подход является для Тишкова глубоко органическим, как и о том, что он сильно ошибся, экстраполировав этот подход на бесконечно чуждый ему русский народ, говорит ошибочный прогноз, сделанный Тишковым с уверенностью пророка: «Главная “неожиданность” ожидает русских к моменту очередной переписи населения в 1999 г. По нашему прогнозу произойдет резкое уменьшение доли русского населения в России (возможно, с 82 % до 70 %), но не столько по причине более низкой рождаемости. Миллионы россиян смешанного происхождения, до этого заявлявшие себя русскими, предпочтут сменить свою этничность и “перейти в другой народ” под воздействием социально-политических и культурных обстоятельств… В нынешней и будущей ситуации быть русским может стать менее “выгодно”, чем, скажем, евреем, немцем, греком или корейцем, т. к. это обещает лучшие шансы на эмиграцию в страны с более высоким жизненным уровнем и лучшими возможностями для профессиональной деятельности. Отныне безусловные преимущества для лиц смешанного происхождения предоставляет переход в категорию титульной национальности на территории российских республик. Это особенно скажется на этническом составе населения регионов давних культурных контактов с высокой долей смешанного населения, где до этого часто предпочтительный выбор делался в пользу русской национальности (Поволжье и Северный Кавказ)». [126]Как известно, Тишков крупно ошибся, слишком крупно для директора НИИ: процент русских в России практически не изменился. Важность «шкурных» мотивов для русского человека он явно переоценил, напрасно посудив о нас по себе.
Здесь мы отчетливо наблюдаем другую ахиллесову пяту Тишкова: его отношение к русскому народу , его понимание русского вопроса. Русофобия (в обоих смыслах слова) высокопоставленного чиновника очевидна. А ярая настойчивость, с которой он выступает против русских прав и интересов, а также против русских националистов — защитников этих прав и интересов, заставляет подозревать глубоко личные, интимные мотивы. Будучи главным автором ельцинской концепции национальной политики (официального документа, имеющего некоторую юридическую силу) он постарался внести в нее принципы, противоречащие интересам русской нации. Как сам он с гордостью отчитывается, «это была первая попытка провести в официальном документе мысль, что права гражданина выше прав нации». [127]Во что вылился этот подход? Вот отчет Тишкова:
«Проект концепции содержал рекомендации в адрес федеральных властей по расширению представительства нерусских народов и культур в центре страны, в том числе организацию вещания на языках других крупных народов страны (татар, чувашей, бурят, чеченцев и др.) и даже их визуальное присутствие на экранах телевизоров»; [128]
«Были учтены все основные замечания, в том числе и самые “неудобные” от Татарстана, Башкирии, а также МИДа и Минэкономики России. Из текста ушли излишне назойливые упоминания о сохранении целостности государства и определяющей роли русского народа в государствообразующем процессе, вписанные некоторыми напуганными авторами в первоначальный вариант»; [129]
«Основным в проекте концепции был раздел, посвященный дальнейшему развитию федерализма в России, имея в виду децентрализацию власти в пользу субъектов федерации (в данном случае — республик)»; [130]
«В концепции последовательно проводится принцип гражданского равноправия и равных прав народов… Все народы России определяются как государствообразующие, если речь идет о всей стране, хотя отмечается историческая роль русского народа и определяющее значение русского языка и культуры для населения всей страны»; [131]
«Одной из срочных и важных мер в этом направлении должна быть отмена государственной фиксации национальности граждан Российской Федерации, а также предоставление возможности россиянам в ходе переписей населения указывать любую национальность, или сложную (двойную или тройную) национальность, или не указывать никакой. Такова общемировая практика». [132](Понятно теперь, чей вклад в отмену графы «национальность» в паспортах был столь весом?)
Итак, в лице Тишкова мы видим человека, давно, упорно и сознательно вредящего русскому народу, проводящего по мере сил в жизнь противоречащие русским интересам установки. Да и как могло быть иначе, если теоретические представления Тишкова о роли и месте русских в России подобны следующим:
«Россия не есть “национальное государство” этнических русских»; [133]
«Самым серьезным препятствием на пути утверждения гражданского национализма (или российского патриотизма) является не столько национализм нерусских народов, сколько национализм от имени “русской нации” как некой “государ-ствообразующей” или “сплачивающей” нации… Категория “русской нации” закрывает возможность открыто сформулировать понятие России как политической нации». [134]
«К сожалению, политическое и культурное пространство страны, особенно ее Центра, остается доминирующим этническими русскими и русской культурой. Достаточно привести пример избранной Государственной Думы в 1993 г., где решительно преобладают политики московского Садового кольца, а представительство регионов и этнических общин явно недостаточно. То же самое относится, даже в большей степени, к составу исполнительных органов власти, престижным позициям в офицерском и дипломатическом корпусе, в средствах массовой информации. В центральных средствах массовой информации фактически звучит только русская речь»; [135]
«Мы не разделяем популистскую риторику некоторых политиков и истеричность русских национал-патриотов о “геноциде русской нации”, “антирусской политике правительства” и т. п. Это опасная и, к сожалению, набирающая силу общественная тенденция». [136]
Что же сказать о Тишкове в заключение? Всего несколько слов: самоуверенный лжепророк, бесконечно далекий от реалий и потребностей нашей Родины, вельможный русофоб и добросовестный агент антирусских сил.
* * *
ИТАК, читатель получил некоторое представление о «Банде Боаса» и ее российском филиале, процветшем под высокой эгидой ИЭА РАН благодаря директору этого института — В. А. Тишкову. Будучи сами абсолютно маргинальными относительно мейнстрима отечественной этнологии, антропологии и социологии, российские боасисты (они же конструктивисты) тем яростнее обвиняют в маргинальности всю отечественную научную традицию. Апеллируя при этом к столпам современного философского идеализма, действующим в лоне западного обществоведения — «науки мнений», а не науки знаний и фактов. Противостояние идеализма и материализма (и позитивизма) — не новая коллизия. Постольку, поскольку наши противники пренебрегают фактами и аргументами, самое естественное было бы — пренебречь ими самими. Если мы не делаем этого, то только потому, что шарлатаны от науки имеют обыкновение стремиться в начальственные кресла и влиять на принятие важных решений, а пуще того — на формирование «государственной идеи». Этого нельзя допустить.В чем опасность для нашей страны и русского народа деятельности «Банды Боаса» и ее последователей? Об этом хорошо сказала известная исследовательница-антрополог Г. А. Аксянова в уже цитированном докладе «Категоризация как универсальное явление осознания мира (на примере расовой дифференциации человека)»: «Отказ признавать реальность существования рас у человека… это отказ от эффективного инструмента изучения истории человеческих популяций. Ведь только факт существования легко выявляемого внешнего разнообразия может послужить основой для категоризации на “своего” и “чужого”».
Утрата такой важнейшей идентификации — не шутка; это смертельно опасная потеря. Как уже написал один из нас:
«Биологическая дезориентация на уровне главного принципа «свой — чужой» равносильна гибели и прерыванию всей эволюционной цепи. Любые системы ценностей, оспаривающие сам этот принцип, подобны смертоносному вирусу, единственной целью существования которого и является убийство живой системы, в теле которой он паразитирует. Поэтому и приговор наш и степень решимости должны быть твердыми и предельно ясными». [137]
Да будет так.
ШЕСТЬ ОТВЕТОВ В ЛОБ
МИФ о «едином человечестве», в котором «все люди братья» — абстрактно-гуманистический с философской точки зрения и либерально-демократический с политической — окончательно оформился в своей светской модификации в 1960-е годы. Тому, как ни странно, более всего способствовали доминанты текущей политики обеих противоборствующих сверхдержав: США и СССР. В Америке главным политическим событием десятилетия, определившим всю ее современную трагическую историю, было принятие «Иммиграционного Акта» (1965), после чего страну захлестнуло цветное население третьего мира. Этому самоубийственному решению предшествовала многолетняя «промывка мозгов» и затем оно сопровождалось не менее массированной и основательной пропагандой, призванной нивелировать в глазах американцев очевидные и чудовищные негативные последствия произошедшего.
[138]Рикошетом эта пропаганда уходила и в Западную Европу, подготавливая соответствующие перемены, и даже в страны социализма. А в Советском Союзе, во-первых, еще продолжалась оттепель (окончательно черту под ней подвело лишь наше вторжение в Чехословакию в 1968 году), а во-вторых, активизировалась целенаправленная политика разрушения колониальной системы и натравливания стран третьего мира на страны блока НАТО — и соответственно всестороняя апология интересов многоразличных цветных народов. Идеология оттепели (абстрактный гуманизм плюс оглядка на Запад, на США, где все, якобы, делается «как у людей», в отличие от нас) в данном конкретном случае не противоречила официальной идеологии. Так получилось, что «борьба с расизмом» на каком-то этапе стала не только куском хлеба для штатных партийных пропагандистов, но и как бы нравственным долгом среднестатистического советского интеллигента, одним из его «культурных кодов».
Среди главных памятников этого странного идейного сплава расхожих интеллигентских умонастроений того времени с официозной «моралью советского человека» — книга историка Н. Я. Эйдельмана «Ищу предка», [139]центральное место в которой занимают шесть вопросов, заданные читателю, что называется, «в лоб». Эйдельмана как ученого вообще выгодно отличало умение формулировать вопросы, прицельно попадающие в главный нерв той или проблемы. А хорошо поставленный вопрос, как известно, уже наполовину решен. То есть, он в значительной мере является вопросом риторическим, подразумевающим готовый ответ. Именно так обстоит дело и в данном случае: ответы на эйдельмановские вопросы с первого взгляда кажутся сами собою разумеющимися. Ну, а чтобы уж совсем исключить разночтение, автор предпослал им свое резюме: «Главный научный довод против расизма заключается в том, что все современное человечество, без сомнения, — один вид. По-видимому, тот самый вид, который сформировался в Средиземноморье и Передней Азии несколько десятков тысяч лет назад».
Среди главных памятников этого странного идейного сплава расхожих интеллигентских умонастроений того времени с официозной «моралью советского человека» — книга историка Н. Я. Эйдельмана «Ищу предка», [139]центральное место в которой занимают шесть вопросов, заданные читателю, что называется, «в лоб». Эйдельмана как ученого вообще выгодно отличало умение формулировать вопросы, прицельно попадающие в главный нерв той или проблемы. А хорошо поставленный вопрос, как известно, уже наполовину решен. То есть, он в значительной мере является вопросом риторическим, подразумевающим готовый ответ. Именно так обстоит дело и в данном случае: ответы на эйдельмановские вопросы с первого взгляда кажутся сами собою разумеющимися. Ну, а чтобы уж совсем исключить разночтение, автор предпослал им свое резюме: «Главный научный довод против расизма заключается в том, что все современное человечество, без сомнения, — один вид. По-видимому, тот самый вид, который сформировался в Средиземноморье и Передней Азии несколько десятков тысяч лет назад».