– Неужели этот Гурджиев поможет мне разобраться с женщинами?
От хохота Роже чуть не переворачивает свою пиалу.
– Я ляпнул какую-то глупость?
– Вовсе нет, Марсьяль. Забавляет меня твоя манера устремляться прямо к цели, но не по дороге, которая к ней ведет. Имей в виду, здесь нет никаких чудес! Только работа над собой, возможно, очень долгая. Начни с того, чтобы просто стать искренним, и позволяй нужному центру высказываться в нужный момент. Ничто, кроме этого, не даст наглядных результатов – и для твоей жизни в целом, и для твоих отношений с будущими возлюбленными, в частности.
– Это до такой степени действенно?
– Попробуй! И сам убедишься. Держи меня в курсе, моя дверь всегда для тебя открыта, ты прекрасно знаешь. Хочешь еще немного риса?
28. Жан Гийом
29. Жан Тони
30. Жан Карл
31. Жан Шарль
32. Жан Этьен
От хохота Роже чуть не переворачивает свою пиалу.
– Я ляпнул какую-то глупость?
– Вовсе нет, Марсьяль. Забавляет меня твоя манера устремляться прямо к цели, но не по дороге, которая к ней ведет. Имей в виду, здесь нет никаких чудес! Только работа над собой, возможно, очень долгая. Начни с того, чтобы просто стать искренним, и позволяй нужному центру высказываться в нужный момент. Ничто, кроме этого, не даст наглядных результатов – и для твоей жизни в целом, и для твоих отношений с будущими возлюбленными, в частности.
– Это до такой степени действенно?
– Попробуй! И сам убедишься. Держи меня в курсе, моя дверь всегда для тебя открыта, ты прекрасно знаешь. Хочешь еще немного риса?
28. Жан Гийом
Не считая мелких повседневных хлопот, ни одно облачко не омрачает ясный лазурный небосвод жизни Жана Гийома. Счастливое детство без всяких драм, безмятежная юность, успешная учеба в школе, внимательные обеспеченные родители – и студент Жан Гийом подготовлен к встрече с Мари Клод. С той поры они любят друг друга, взаимно и открыто. Семь лет тому назад у них появляется Герен – здоровый, всегда живой, веселый и душевный мальчуган. У отца и сына хорошее взаимопонимание, они партнеры по играм, вместе познают радость жизни, часто беседуют вдвоем и делятся своими переживаниями. Он – независимый юрисконсульт, и она – адвокат, специализирующийся на торговых сделках, договариваются: одного Герена им совершенно достаточно, в его лице реализовано их желание иметь детей.
Что это, если не счастье, или нечто, максимально к нему приближенное? Жан Гийом даже не осознает, до какой степени счастлив.
Сегодня, 27 июля, к 16 часам супружеская пара прибыла в летний лагерь, чтобы встретить Герена: его должны доставить туда на автобусе после двухнедельного отдыха в Этеле. Весь июль в Бретани было тепло, они ожидали увидеть сына подросшим, загоревшим, с ссадинами, намазанными йодом. Но вышедший из автобуса Герен выглядит осунувшимся, измученным, у него желтоватое лицо. На расспросы матери воспитатель отвечает, что мальчик плохо себя почувствовал лишь два дня назад, было сделано заключение, что это тяжелая ангина, и он счел, что лучше не беспокоить родителей за несколько часов до возвращения домой. В тот же вечер они без особой тревоги вызывают семейного врача. Опытный терапевт, из гуманных соображений, отыгрывает роль: выслушивает мальчика, нахмурив брови, говорит успокаивающим тоном. И когда родители готовы получить совет по уходу и обычный рецепт, он заявляет:
– Все же я намерен поместить его под наблюдение прямо сегодня ночью. Думаю, ничего страшного. Но я предпочитаю проверить два или три показателя, а кое-какие анализы требуют госпитализации.
Анализы следуют одни за другими, три дня спустя врач устанавливает окончательный диагноз. Он отводит родителей в больничный коридор:
– Мари Клод, Жан Гийом… Вам потребуется мужество. И упорство – битва может оказаться долгой. Герен болен лейкемией в острой форме, это…
Он приступает к длинным объяснениям медицинского характера, но Жан Гийом слышит его уже только наполовину. Совершенно лишившись сил, он сваливается на одно из пластиковых сидений, прибитых к стене, не выдерживая резких запахов боли и смерти, распространяющихся по коридору. Он плачет, спрятав лицо в ладони, он морально убит. И в момент, когда надо объявить Герену, что он не увидит свой дом, свою комнату и свои игрушки, что в августе месяце они не поедут в Севенны повидать Дедулю, что вместо всего этого отныне он будет прикован к стерильной палате, где его будет постоянно тошнить от последствий химиотерапии, в тот самый момент… Жан Гийом теряет голову и удирает! Он оставляет Мари Клод одну с их сыном и бежит подальше от этой невыносимой реальности, вскакивает в свою машину, возвращается домой, допивает до конца бутылку виски и грохается на диван в гостиной. Мари Клод возвращается лишь на следующее утро, на такси, но даже не думает его за что-либо упрекать. Она готова встретить лицом к лицу новые условия их существования. Какие вещи она должна принести? Как стерилизовать игрушки, к которым он прикасается? Как превратить его больничную палату в детскую комнату? Сможет ли он пользоваться своим новым компьютером? Как договориться, чтобы работать половину рабочего дня, и по возможности, почаще бывать в больнице? Что предпринять, чтобы Герен смог продолжить школьные занятия?
Чем больше втягивается Мари Клод в мучительную действительность, тем больше сердится Жан Гийом из-за того, что она ее принимает. Вскоре они начинают ссориться. Она осыпает его упреками в безответственности, а он на чем свет стоит поносит ее «безропотность». 18 августа, Жан Гийом, пробыв в отпуске около двух недель, так и не удосужился побывать у сына. В конце концов, он отправляется в больницу, где держится с сыном, как чужой, и Герен, на теле которого уже видны следы от проведенного лечения, разражается рыданиями, не в силах понять, в чем причина холодности отца.
Мари Клод полностью отойдет от дел. Жан Гийом – с головой погрузится в работу. Она всецело посвятит себя сыну, а он отдаст все свое время клиентам. Она будет жить только для Герена, а он заведет любовницу, между ног которой постарается утопить тяжелые воспоминания о маленьком лысом черепе.
Мари Клод начнет усердно молиться и в тишине церкви обретет мужество для продолжения своей борьбы.
Жан Гийом займется спортом и обретет в клубе « Гимнастика под Солнцем»тонус и загар, необходимые для выдерживания жесткой конкуренции на его профессиональном поприще. От его бронзового загара яхтсмена, от его ухоженной фигуры и от блеска отчаяния в глазах затрепещут сердечки юных посетительниц спортивного клуба.
Что это, если не счастье, или нечто, максимально к нему приближенное? Жан Гийом даже не осознает, до какой степени счастлив.
Сегодня, 27 июля, к 16 часам супружеская пара прибыла в летний лагерь, чтобы встретить Герена: его должны доставить туда на автобусе после двухнедельного отдыха в Этеле. Весь июль в Бретани было тепло, они ожидали увидеть сына подросшим, загоревшим, с ссадинами, намазанными йодом. Но вышедший из автобуса Герен выглядит осунувшимся, измученным, у него желтоватое лицо. На расспросы матери воспитатель отвечает, что мальчик плохо себя почувствовал лишь два дня назад, было сделано заключение, что это тяжелая ангина, и он счел, что лучше не беспокоить родителей за несколько часов до возвращения домой. В тот же вечер они без особой тревоги вызывают семейного врача. Опытный терапевт, из гуманных соображений, отыгрывает роль: выслушивает мальчика, нахмурив брови, говорит успокаивающим тоном. И когда родители готовы получить совет по уходу и обычный рецепт, он заявляет:
– Все же я намерен поместить его под наблюдение прямо сегодня ночью. Думаю, ничего страшного. Но я предпочитаю проверить два или три показателя, а кое-какие анализы требуют госпитализации.
Анализы следуют одни за другими, три дня спустя врач устанавливает окончательный диагноз. Он отводит родителей в больничный коридор:
– Мари Клод, Жан Гийом… Вам потребуется мужество. И упорство – битва может оказаться долгой. Герен болен лейкемией в острой форме, это…
Он приступает к длинным объяснениям медицинского характера, но Жан Гийом слышит его уже только наполовину. Совершенно лишившись сил, он сваливается на одно из пластиковых сидений, прибитых к стене, не выдерживая резких запахов боли и смерти, распространяющихся по коридору. Он плачет, спрятав лицо в ладони, он морально убит. И в момент, когда надо объявить Герену, что он не увидит свой дом, свою комнату и свои игрушки, что в августе месяце они не поедут в Севенны повидать Дедулю, что вместо всего этого отныне он будет прикован к стерильной палате, где его будет постоянно тошнить от последствий химиотерапии, в тот самый момент… Жан Гийом теряет голову и удирает! Он оставляет Мари Клод одну с их сыном и бежит подальше от этой невыносимой реальности, вскакивает в свою машину, возвращается домой, допивает до конца бутылку виски и грохается на диван в гостиной. Мари Клод возвращается лишь на следующее утро, на такси, но даже не думает его за что-либо упрекать. Она готова встретить лицом к лицу новые условия их существования. Какие вещи она должна принести? Как стерилизовать игрушки, к которым он прикасается? Как превратить его больничную палату в детскую комнату? Сможет ли он пользоваться своим новым компьютером? Как договориться, чтобы работать половину рабочего дня, и по возможности, почаще бывать в больнице? Что предпринять, чтобы Герен смог продолжить школьные занятия?
Чем больше втягивается Мари Клод в мучительную действительность, тем больше сердится Жан Гийом из-за того, что она ее принимает. Вскоре они начинают ссориться. Она осыпает его упреками в безответственности, а он на чем свет стоит поносит ее «безропотность». 18 августа, Жан Гийом, пробыв в отпуске около двух недель, так и не удосужился побывать у сына. В конце концов, он отправляется в больницу, где держится с сыном, как чужой, и Герен, на теле которого уже видны следы от проведенного лечения, разражается рыданиями, не в силах понять, в чем причина холодности отца.
Мари Клод полностью отойдет от дел. Жан Гийом – с головой погрузится в работу. Она всецело посвятит себя сыну, а он отдаст все свое время клиентам. Она будет жить только для Герена, а он заведет любовницу, между ног которой постарается утопить тяжелые воспоминания о маленьком лысом черепе.
Мари Клод начнет усердно молиться и в тишине церкви обретет мужество для продолжения своей борьбы.
Жан Гийом займется спортом и обретет в клубе « Гимнастика под Солнцем»тонус и загар, необходимые для выдерживания жесткой конкуренции на его профессиональном поприще. От его бронзового загара яхтсмена, от его ухоженной фигуры и от блеска отчаяния в глазах затрепещут сердечки юных посетительниц спортивного клуба.
29. Жан Тони
«
Кедив», кафе парижского тотализатора на улице Шалон, официант поглядывает на большие часы Лионского вокзала: 2 часа ночи. Через пять минут пора выставлять за дверь последнего выпивоху. Он думает о Франсуа, своем новом любовнике. Надо еще доехать до Женвилье на мопеде, под холодным ноябрьским дождем. Дождется ли тот его?
– Гарсон! Еще один…
– Один беленького сухого для месье Жана Тони.
– Ну да!
Восемнадцатый по счету бокал «беленького» для Жана Тони. Этот – не настоящий завсегдатай, но как появится, так уж зальется до затылка. Он из категории «говорунов». А они здорово накачиваются. По принципу сообщающихся сосудов: «говоруны» приходят сюда, чтобы излить свою желчь, значит, ее недостаток нужно чем-то компенсировать! Пропойца, подобно самой Природе, не терпит пустоты…
Жан Тони смотрит на официанта. Смазливый парень, бабы должны дохнуть, как мухи! Мужчина для женщин, это точно. У него на это глаз наметанный.
Вообще-то Жан Тони редко выходит на люди. В его двенадцати квадратных метрах, в проезде Гатбуа, у него есть все, что ему необходимо. За четыре года безработицы он умерил свои потребности. Как-то он целый месяц безвылазно сидел дома. Когда на него сваливается минимальное пособие, он хватает тележку, которую украл в магазине самообслуживания, и отправляется на улицу Шароле, в магазин товаров, продаваемых по низкой цене, делает запасы целыми коробками и прикатывает тележку в квартиру. Для этого очень удобно жить на первом этаже. Конечно, шумновато, но он никогда не открывает ставни. Он включает телевизор и устраивается на кровати. Простыни так загрязняются, что он предпочитает их выбрасывать. Этого добра у него в подземелье навалом. Когда мама умерла, пять лет назад, все, что она ему оставила, – это столовое и постельное белье. Плохой был тогда год. Мама умирала, Натали требовала развод, сам он уволился из типографии. «Инфаркт», – так они говорили про маму. И пуф! Все рассыпалось, одно за другим, как в домино. У Натали тоже болело сердце. Но это совсем не та болезнь.
– Мне теперь хоть руки под онанизм затачивай, больше не хочется! Сказать тебе, до чего я дошел? Я уже почти не дрочу!
– Сегодня вечером ты просто настоящий поэт, Жан Тони!
– Еще бы! Это правда, я могу, если захочу! Писать стихи… Нет, не такие. Я хочу сказать, рифмы, вот. Я для нее сочинял поэмы, для Натали.
– Ей это, наверное, нравилось.
– Ха! Так понравилось, что она меня бросила ради своего лицейского дружка. Прикидываешь?
– Ох уж эти женщины!
Он проводит мокрой тряпкой по стойке, ожидая продолжения. Когда так начинают, всегда следует продолжение. А Франсуа все ждет и ждет…
– В них очень быстро влюбляешься, в женщин… И их, в основном, тоже легко зацепить. Наметить какую-нибудь красотку, заинтриговать ее, поприкалываться, глядя ей прямо в глаза. И бац! Заставить ее рассмеяться. Если удалось ее рассмешить, ты выиграл. Смех – значит, ей уже приятно, разве нет?
– Это верняк.
– Надо выдать ей что-то такое, что для нее непривычно, потом надо выслушать ее. Показать, что ты вроде как ею интересуешься! Что она единственная и неповторимая! И ты уже прибрал ее к рукам! Не получится сразу – приманиваешь ее на свидание. Две из трех придут, да, если ты их рассмешишь! С женщинами легко. Совсем не сложно: это как с животными!
– Да ну?
– Одно и то же! Ты не согласен? Конечно, тебе все это на хрен не нужно! С твоей мордашкой и с твоей попкой, тебе и так обламывается!
– Угомонись, Жан-Тони…
– Ну да, угомонись. Легко тебе говорить, с такой-то мордашкой! Правда, к ней бы еще крутую тачку, большую дачку да денег пачку. Ах, как они от этого балдеют. Проститутки! Ты видел этих толстых теток из шестнадцатого округа? Вон та корова важно расхаживает по авеню Фош со своей собачонкой! А та, другая, вертит жопой в бутиках с понтовым шматьем! Какие мы все из себя респектабельные! Все бабы суки! Проститутки, с одним единственным клиентом: мужем-мудилой! Шлюхи, воспитанные мамашей потаскухой!
Довольно! Больше не наливать белого! Перебрал… Лучше бы уж нес свой поэтический бред.
– Но скажите, месье Жан Тони, к Натали все это не относится?
– Ах, Натали! Она чудо! Когда она была со мной, я ощущал себя трехмачтовым судном – оно стояло на якоре, при ветре с моря, достигающем парусов. Одного ее слова было бы достаточно – и оп! Поднимайте грот! Все за работу! Отпускайте брамселя, поднимайте выше! В путь, на завоевание Америк! Рулевой, курс на Вальпараисо! Я готов был совершить кругосветное путешествие, без единого захода в порт, мне было так тепло с ней и с ее любовью.
– И что же?
– А то – она не произнесла этого слова… Я так и остался на причале. С тех пор, я в завязке!
– С женщинами покончено?
– О, я мог бы, сколько угодно! Мне попадались красивые, гарантирую тебе. Но что с того! У меня уже не получался этот трюк с поэмой. Слишком я их уважал, что ли! Мне ничего не стоило одаривать их улыбкой, с рукой, прижатой к сердцу. Это легко, говорю тебе. Надо просто оказаться в нужном месте и создать нужные условия. Но вот незадача, я уже не влюблялся. У меня не возникало желания потрахаться, мне хотелось попутного ветра! Я не хочу просто заткнуть дыру – я хочу два раза обогнуть мыс Горн! Это не так уж сложно понять! Но все бабы в этом мире чокнулись, разучились видеть отличие, все проститутки! Бедняжки! Знаешь, иногда мне их даже жалко, ты поверишь? За то, что отношения между всеми нами, мужчинами и женщинами, стали… Я предпочитаю оставаться дома и смотреть телевизор!
– Вот и отлично… А правда, не пора ли отправляться домой?
– Ты прав, малыш. Сколько я тебе должен?
– 19 евро 50 центов.
Жан Тони кладет на стойку свою последнюю бумажку в 20 евро – шуршит, они еще совсем новенькие, эти евро. Не то, что он…
– Гарсон! Еще один…
– Один беленького сухого для месье Жана Тони.
– Ну да!
Восемнадцатый по счету бокал «беленького» для Жана Тони. Этот – не настоящий завсегдатай, но как появится, так уж зальется до затылка. Он из категории «говорунов». А они здорово накачиваются. По принципу сообщающихся сосудов: «говоруны» приходят сюда, чтобы излить свою желчь, значит, ее недостаток нужно чем-то компенсировать! Пропойца, подобно самой Природе, не терпит пустоты…
Жан Тони смотрит на официанта. Смазливый парень, бабы должны дохнуть, как мухи! Мужчина для женщин, это точно. У него на это глаз наметанный.
Вообще-то Жан Тони редко выходит на люди. В его двенадцати квадратных метрах, в проезде Гатбуа, у него есть все, что ему необходимо. За четыре года безработицы он умерил свои потребности. Как-то он целый месяц безвылазно сидел дома. Когда на него сваливается минимальное пособие, он хватает тележку, которую украл в магазине самообслуживания, и отправляется на улицу Шароле, в магазин товаров, продаваемых по низкой цене, делает запасы целыми коробками и прикатывает тележку в квартиру. Для этого очень удобно жить на первом этаже. Конечно, шумновато, но он никогда не открывает ставни. Он включает телевизор и устраивается на кровати. Простыни так загрязняются, что он предпочитает их выбрасывать. Этого добра у него в подземелье навалом. Когда мама умерла, пять лет назад, все, что она ему оставила, – это столовое и постельное белье. Плохой был тогда год. Мама умирала, Натали требовала развод, сам он уволился из типографии. «Инфаркт», – так они говорили про маму. И пуф! Все рассыпалось, одно за другим, как в домино. У Натали тоже болело сердце. Но это совсем не та болезнь.
– Мне теперь хоть руки под онанизм затачивай, больше не хочется! Сказать тебе, до чего я дошел? Я уже почти не дрочу!
– Сегодня вечером ты просто настоящий поэт, Жан Тони!
– Еще бы! Это правда, я могу, если захочу! Писать стихи… Нет, не такие. Я хочу сказать, рифмы, вот. Я для нее сочинял поэмы, для Натали.
– Ей это, наверное, нравилось.
– Ха! Так понравилось, что она меня бросила ради своего лицейского дружка. Прикидываешь?
– Ох уж эти женщины!
Он проводит мокрой тряпкой по стойке, ожидая продолжения. Когда так начинают, всегда следует продолжение. А Франсуа все ждет и ждет…
– В них очень быстро влюбляешься, в женщин… И их, в основном, тоже легко зацепить. Наметить какую-нибудь красотку, заинтриговать ее, поприкалываться, глядя ей прямо в глаза. И бац! Заставить ее рассмеяться. Если удалось ее рассмешить, ты выиграл. Смех – значит, ей уже приятно, разве нет?
– Это верняк.
– Надо выдать ей что-то такое, что для нее непривычно, потом надо выслушать ее. Показать, что ты вроде как ею интересуешься! Что она единственная и неповторимая! И ты уже прибрал ее к рукам! Не получится сразу – приманиваешь ее на свидание. Две из трех придут, да, если ты их рассмешишь! С женщинами легко. Совсем не сложно: это как с животными!
– Да ну?
– Одно и то же! Ты не согласен? Конечно, тебе все это на хрен не нужно! С твоей мордашкой и с твоей попкой, тебе и так обламывается!
– Угомонись, Жан-Тони…
– Ну да, угомонись. Легко тебе говорить, с такой-то мордашкой! Правда, к ней бы еще крутую тачку, большую дачку да денег пачку. Ах, как они от этого балдеют. Проститутки! Ты видел этих толстых теток из шестнадцатого округа? Вон та корова важно расхаживает по авеню Фош со своей собачонкой! А та, другая, вертит жопой в бутиках с понтовым шматьем! Какие мы все из себя респектабельные! Все бабы суки! Проститутки, с одним единственным клиентом: мужем-мудилой! Шлюхи, воспитанные мамашей потаскухой!
Довольно! Больше не наливать белого! Перебрал… Лучше бы уж нес свой поэтический бред.
– Но скажите, месье Жан Тони, к Натали все это не относится?
– Ах, Натали! Она чудо! Когда она была со мной, я ощущал себя трехмачтовым судном – оно стояло на якоре, при ветре с моря, достигающем парусов. Одного ее слова было бы достаточно – и оп! Поднимайте грот! Все за работу! Отпускайте брамселя, поднимайте выше! В путь, на завоевание Америк! Рулевой, курс на Вальпараисо! Я готов был совершить кругосветное путешествие, без единого захода в порт, мне было так тепло с ней и с ее любовью.
– И что же?
– А то – она не произнесла этого слова… Я так и остался на причале. С тех пор, я в завязке!
– С женщинами покончено?
– О, я мог бы, сколько угодно! Мне попадались красивые, гарантирую тебе. Но что с того! У меня уже не получался этот трюк с поэмой. Слишком я их уважал, что ли! Мне ничего не стоило одаривать их улыбкой, с рукой, прижатой к сердцу. Это легко, говорю тебе. Надо просто оказаться в нужном месте и создать нужные условия. Но вот незадача, я уже не влюблялся. У меня не возникало желания потрахаться, мне хотелось попутного ветра! Я не хочу просто заткнуть дыру – я хочу два раза обогнуть мыс Горн! Это не так уж сложно понять! Но все бабы в этом мире чокнулись, разучились видеть отличие, все проститутки! Бедняжки! Знаешь, иногда мне их даже жалко, ты поверишь? За то, что отношения между всеми нами, мужчинами и женщинами, стали… Я предпочитаю оставаться дома и смотреть телевизор!
– Вот и отлично… А правда, не пора ли отправляться домой?
– Ты прав, малыш. Сколько я тебе должен?
– 19 евро 50 центов.
Жан Тони кладет на стойку свою последнюю бумажку в 20 евро – шуршит, они еще совсем новенькие, эти евро. Не то, что он…
30. Жан Карл
Перенесемся в 1983 год. Тогда все были одержимы навязчивой идеей о безработице, и Жан Карл, достигший критического возраста – пятьдесят два года – не имел права терять работу. Он ухитрился стать необходимым – на посту главы отдела закупок одной автомобильной фирмы в несколько тысяч служащих заменить его было некем. Сам Жан Карл был из пробивных самоучек, теперь же он беспокоился за своего сына Бруно. Молодому человеку двадцать один год, в кармане у него скромный диплом коммерческого училища, который ценится не очень дорого на рынке труда, так что надо позаботиться о том, чтобы подсадить парнишку на лошадь, тем более, что, по сравнению с отцом, он неповоротливый и нерешительный. Жан Карл прекрасно понимает – в такой сложной экономической обстановке несколькими временными поручениями не вытащишь сына из прозябания.
Так что в отношении своего отпрыска Жан Карл преисполнен был самых благих намерений, которыми, как известно, вымощена дорога в Ад.
Летом 1984 года Жан Карл проводит две недели отпуска в Болгарии, неподалеку от мыса Калиакра, в отеле на берегу Черного моря. Во время экскурсии по внутренней территории страны, он случайно натыкается на одного производителя болтов. На своей фирме Жан Карл занимается тем, что десятками тонн в год закупает резьбовые детали. Едва он перекидывается несколькими словами с хозяином, в нем вызревает идея, которая резко набирает силу, пока он выслушивает рассказ о ценах на изделия этого завода – скромного, но современного, прекрасно приспособленного для достижения уровня качества, требуемого его фирмой. Болгарские единичные цены, помноженные на предусмотренный им объем заказов, оказываются вдвое ниже аналогичных цен на французском рынке. За пять лет розничная продажа, осуществляемая его фирмой, даст экономию около трех миллионов новых франков.
Вот и выход из положения для сынишки!
Жан Карл без колебаний прерывает свой отпуск, и вот, две недели спустя, в канцелярии торгового суда Парижа, с соблюдением всех формальностей, зарегистрировано предприятие Резьбовые изделия Бруно, «производящее» болты. «Дутая» фирма украдкой вывозит из Болгарии «сырье», то есть изготовленные и отлично обработанные там болты, и перепродает их, в качестве производителя, фирме Жана Карла на 25 % дешевле, чем предыдущие ее поставщики. Мимоходом, она кладет в карман весьма приличные поступления, благодаря ценам, назначенным болгарским промышленником.
Комбинация прокручивается на полную мощность, начиная с 1985 года. Бруно вместе со своей подружкой Кристиной устраивается в маленькой квартире, в северном пригороде, на побережье Сены. Квартирка зажата между окружной автомобильной дорогой и железной дорогой, условия далеко не райские, но на данный момент, гнездышко вполне соответствует их мечтам. У Кристины диплом магистра математики, но она не находит работу. Какое-то время она задумывалась, не пойти ли ей в преподаватели, но они с Бруно понадеялись, что Резьбовые изделия Бруноскоро пойдут в гору – и она сходит со своей стартовой дорожки. Их новорожденная любовь подобна ларчику, в котором одна за другой возникают мечты – о свадьбе, о детях, о каникулах, о домике в деревне. Зарплата, которую Бруно получает на предприятии, довольно скромная, поскольку денежными средствами компании произвольно распоряжается Жан Карл, систематически реинвестируя всю прибыль в некий фонд, с уверенностью в том, что единственный и неповторимый клиент фонда, он сам, сможет претендовать на капитал и теперь, и в будущем.
Жан Карл осуществляет все финансовые операции единолично. Бруно, несмотря на занятия, к которым отец принудил его силой, оказывается не очень одаренным в деловых вопросах. О нет, свою зарплату он отрабатывает с лихвой! Он ведет учет, осуществляет приемку и поставку на борту грузовичка фирмы, который является по совместительству единственным средством передвижения семейной парочки; в компании Резьбовые изделия Бруноон одновременно и бухгалтер, и грузчик, и секретарь, ведущий учет посетителей на предприятии, и служащий, доставляющий товары на дом. Кристина, почти ничем не занятая, и Бруно, который вечно трудится, не покладая рук, теперь видятся реже. Когда они вместе, Бруно – смертельно уставший, а Кристина – полна желаний: бывать на людях, получать знаки внимания и любви. Однако ничто не подрывает их оптимизма и уверенности в том, что им полагается быть счастливыми. Они любят друг друга – а это самое главное.
Зябким ноябрьским утром 1985 года, около 8 часов, в дверь их квартиры, служащей также офисом компании Резьбовые изделия Бруно,раздается звонок. Это инспектор финансовой бригады, он спрашивает Бруно. Ему задают вопросы, он туманно отвечает, сегодня утром нет поставок, они только что отпраздновали встречу молодого божоле, и он еще в постели. Его ответы явно не удовлетворяют инспектора. И тот, едва оставляя Бруно время на то, чтобы собрать несколько самых необходимых вещей, увозит его для задержания.
Кристина не увидит Бруно в течение шести месяцев. Ведется судебное следствие по поводу подлога и использования фальшивых документов, мошенничества и неправомерного использования имущества, в результате – изнурительное содержание под стражей, Бруно препровожден в следственный изолятор тюрьмы Ла Санте и заключен в одиночную камеру. Ни свиданий, ни телефона, встречи только с неким молодым адвокатом, служащим в конторе и смыслящем в финансовом праве еще меньше, чем Бруно – если такое возможно. Деятельность Резьбовых изделий Бруно, естественно, приостановлена, а активы заморожены.
Кристина сразу обратилась к Жану Карлу, но тот побоялся запятнать себя. Его показания по этому делу были выслушаны, и он был признан невиновным. Подтверждая свои слова доказательствами, он настаивал на том, что действовал с наилучшими намерениями, желая помочь своему предприятию сэкономить побольше денег, и при этом, старался помочь сыну. Он прекрасно сыграл роль безутешного отца, обнаружившего преступления своего сына.
Наконец, Бруно освободили под поручительство, в ожидании процесса, который из-за проволочек министерства юстиции, должен состояться лишь в 1998 году. Тринадцать лет Кристина и он проведут самые прекрасные годы своего супружества в томительном ожидании вердикта, который беспрестанно откладывается. Они не смогут реализовать ни одного проекта, о котором когда-то мечтали. Бруно возобновляет временную работу, Кристина напрягается, стараясь подтвердить свой диплом учителя средней школы, проваливается, затем два года дожидается должности преподавателя на временной работе. Она впадает то в одну депрессию, то в другую, и несколько месяцев проводит в больнице.
14 мая 1998 года Бруно признан виновным и окончательно приговорен к шести месяцам заключения и к штрафу, который ему придется выплачивать семнадцать лет, посредством взысканий, обращенных на его скудную зарплату, а также на зарплату Кристины. Таможня и налоговые органы потребуют все и сполна. Бруно никого не знает, не имеет связей и даже не понимает, что такое жалоба, приносимая административному органу, вынесшему решение. Он не садится в тюрьму, поскольку уже отбыл свое наказание во время предварительного заключения, но судимость записана в его досье криминалистического учета, таким образом, из тех немногих дверей, в которые его пускали, отныне закрытыми оказываются еще несколько. В 1999 году Кристина совершает попытку самоубийства, которая едва не удалась. Потом вторую попытку, в 2000 году.
Бруно еще нет сорока лет. Он разбит вдребезги, и ему не удается собрать воедино больше двух осколков сразу. Хотя он не более, чем простой исполнитель воли Жана Карла, который, после ухода на пенсию, живет в своем деревенском домике, неподалеку от Ангулема. За пятнадцать лет он ни разу не позвонил сыну, не дал ему никаких объяснений и даже не попросил у него прощения.
– Не волнуйся, Кристина, я здесь. Твои пилюли? Они в настенной аптечке, как всегда. Я люблю тебя, дружочек – а это самое главное.
Так что в отношении своего отпрыска Жан Карл преисполнен был самых благих намерений, которыми, как известно, вымощена дорога в Ад.
Летом 1984 года Жан Карл проводит две недели отпуска в Болгарии, неподалеку от мыса Калиакра, в отеле на берегу Черного моря. Во время экскурсии по внутренней территории страны, он случайно натыкается на одного производителя болтов. На своей фирме Жан Карл занимается тем, что десятками тонн в год закупает резьбовые детали. Едва он перекидывается несколькими словами с хозяином, в нем вызревает идея, которая резко набирает силу, пока он выслушивает рассказ о ценах на изделия этого завода – скромного, но современного, прекрасно приспособленного для достижения уровня качества, требуемого его фирмой. Болгарские единичные цены, помноженные на предусмотренный им объем заказов, оказываются вдвое ниже аналогичных цен на французском рынке. За пять лет розничная продажа, осуществляемая его фирмой, даст экономию около трех миллионов новых франков.
Вот и выход из положения для сынишки!
Жан Карл без колебаний прерывает свой отпуск, и вот, две недели спустя, в канцелярии торгового суда Парижа, с соблюдением всех формальностей, зарегистрировано предприятие Резьбовые изделия Бруно, «производящее» болты. «Дутая» фирма украдкой вывозит из Болгарии «сырье», то есть изготовленные и отлично обработанные там болты, и перепродает их, в качестве производителя, фирме Жана Карла на 25 % дешевле, чем предыдущие ее поставщики. Мимоходом, она кладет в карман весьма приличные поступления, благодаря ценам, назначенным болгарским промышленником.
Комбинация прокручивается на полную мощность, начиная с 1985 года. Бруно вместе со своей подружкой Кристиной устраивается в маленькой квартире, в северном пригороде, на побережье Сены. Квартирка зажата между окружной автомобильной дорогой и железной дорогой, условия далеко не райские, но на данный момент, гнездышко вполне соответствует их мечтам. У Кристины диплом магистра математики, но она не находит работу. Какое-то время она задумывалась, не пойти ли ей в преподаватели, но они с Бруно понадеялись, что Резьбовые изделия Бруноскоро пойдут в гору – и она сходит со своей стартовой дорожки. Их новорожденная любовь подобна ларчику, в котором одна за другой возникают мечты – о свадьбе, о детях, о каникулах, о домике в деревне. Зарплата, которую Бруно получает на предприятии, довольно скромная, поскольку денежными средствами компании произвольно распоряжается Жан Карл, систематически реинвестируя всю прибыль в некий фонд, с уверенностью в том, что единственный и неповторимый клиент фонда, он сам, сможет претендовать на капитал и теперь, и в будущем.
Жан Карл осуществляет все финансовые операции единолично. Бруно, несмотря на занятия, к которым отец принудил его силой, оказывается не очень одаренным в деловых вопросах. О нет, свою зарплату он отрабатывает с лихвой! Он ведет учет, осуществляет приемку и поставку на борту грузовичка фирмы, который является по совместительству единственным средством передвижения семейной парочки; в компании Резьбовые изделия Бруноон одновременно и бухгалтер, и грузчик, и секретарь, ведущий учет посетителей на предприятии, и служащий, доставляющий товары на дом. Кристина, почти ничем не занятая, и Бруно, который вечно трудится, не покладая рук, теперь видятся реже. Когда они вместе, Бруно – смертельно уставший, а Кристина – полна желаний: бывать на людях, получать знаки внимания и любви. Однако ничто не подрывает их оптимизма и уверенности в том, что им полагается быть счастливыми. Они любят друг друга – а это самое главное.
Зябким ноябрьским утром 1985 года, около 8 часов, в дверь их квартиры, служащей также офисом компании Резьбовые изделия Бруно,раздается звонок. Это инспектор финансовой бригады, он спрашивает Бруно. Ему задают вопросы, он туманно отвечает, сегодня утром нет поставок, они только что отпраздновали встречу молодого божоле, и он еще в постели. Его ответы явно не удовлетворяют инспектора. И тот, едва оставляя Бруно время на то, чтобы собрать несколько самых необходимых вещей, увозит его для задержания.
Кристина не увидит Бруно в течение шести месяцев. Ведется судебное следствие по поводу подлога и использования фальшивых документов, мошенничества и неправомерного использования имущества, в результате – изнурительное содержание под стражей, Бруно препровожден в следственный изолятор тюрьмы Ла Санте и заключен в одиночную камеру. Ни свиданий, ни телефона, встречи только с неким молодым адвокатом, служащим в конторе и смыслящем в финансовом праве еще меньше, чем Бруно – если такое возможно. Деятельность Резьбовых изделий Бруно, естественно, приостановлена, а активы заморожены.
Кристина сразу обратилась к Жану Карлу, но тот побоялся запятнать себя. Его показания по этому делу были выслушаны, и он был признан невиновным. Подтверждая свои слова доказательствами, он настаивал на том, что действовал с наилучшими намерениями, желая помочь своему предприятию сэкономить побольше денег, и при этом, старался помочь сыну. Он прекрасно сыграл роль безутешного отца, обнаружившего преступления своего сына.
Наконец, Бруно освободили под поручительство, в ожидании процесса, который из-за проволочек министерства юстиции, должен состояться лишь в 1998 году. Тринадцать лет Кристина и он проведут самые прекрасные годы своего супружества в томительном ожидании вердикта, который беспрестанно откладывается. Они не смогут реализовать ни одного проекта, о котором когда-то мечтали. Бруно возобновляет временную работу, Кристина напрягается, стараясь подтвердить свой диплом учителя средней школы, проваливается, затем два года дожидается должности преподавателя на временной работе. Она впадает то в одну депрессию, то в другую, и несколько месяцев проводит в больнице.
14 мая 1998 года Бруно признан виновным и окончательно приговорен к шести месяцам заключения и к штрафу, который ему придется выплачивать семнадцать лет, посредством взысканий, обращенных на его скудную зарплату, а также на зарплату Кристины. Таможня и налоговые органы потребуют все и сполна. Бруно никого не знает, не имеет связей и даже не понимает, что такое жалоба, приносимая административному органу, вынесшему решение. Он не садится в тюрьму, поскольку уже отбыл свое наказание во время предварительного заключения, но судимость записана в его досье криминалистического учета, таким образом, из тех немногих дверей, в которые его пускали, отныне закрытыми оказываются еще несколько. В 1999 году Кристина совершает попытку самоубийства, которая едва не удалась. Потом вторую попытку, в 2000 году.
Бруно еще нет сорока лет. Он разбит вдребезги, и ему не удается собрать воедино больше двух осколков сразу. Хотя он не более, чем простой исполнитель воли Жана Карла, который, после ухода на пенсию, живет в своем деревенском домике, неподалеку от Ангулема. За пятнадцать лет он ни разу не позвонил сыну, не дал ему никаких объяснений и даже не попросил у него прощения.
– Не волнуйся, Кристина, я здесь. Твои пилюли? Они в настенной аптечке, как всегда. Я люблю тебя, дружочек – а это самое главное.
31. Жан Шарль
Блестящий студент, выходец из семьи учителей, Жан Шарль практически без затруднений был принят в Национальную школу управления. В выпуске Арлетты
[4]он считался одним из лучших и, не поддавшись ни соблазнам частного сектора, ни флюгерам политики, избрал управленческую деятельность. Сейчас ему сорок девять лет, и он не раз убеждался в том, что сделал правильный выбор. Началась его карьера с долгого пребывания в Заморских территориях Франции, в качестве представителя администрации одного из высших органов управления Республики. Его молодая жена Анна Лора, дочь богатых буржуа с Юго-Запада, была в восхищении от экзотической среды обитания с налетом старомодной колониальной роскоши, которую он ей там предоставил. Несколько лет длилась их идиллия современных Поля и Виргинии – в великолепном доме с колоннами и террасой, возвышающейся над лагуной. Жили они, надо сказать, куда в большем довольстве, нежели прославленные герои Бернардена де Сен-Пьера. Он получал тогда фактически двойное жалованье, и дополнительно – пай Анны Лоры в семейном капитале. Да и надбавки управленца – это будь здоров! В общем, они никогда не отказывали себе в излишествах.
Вот уже два года, как он управляет крупнейшей в провинции Университетской клиникой и ее региональными филиалами. Через пять лет он сможет претендовать на префектуру. Семейная пара, пожелавшая остаться бездетной, занимает скромное служебное жилище управляющего: в их распоряжении старинный особняк, рядом с Университетской клиникой, с прислугой и служебными машинами.
Страсти у парочки немного улеглись. Со времени переезда в особняк каждый обзавелся отдельной спальней. Жан Шарль полностью захвачен работой. Анна Лора, живя в тропиках, была надолго лишена культурных походов и роскошных магазинов, и теперь она приобретает абонемент в Комеди Франсез. В четверг утром она садится в самолет, летит на вечернее представление и возвращается обычно в пятницу. Она обзаводится несколькими подругами и с ними ходит по музеям, бутикам, публичным лекциям и спектаклям. Если ее подруга Шанталь, супер-элитная особа и большая мастерица устраивать светские приемы, приглашает ее на очередную вечеринку – возвращается она только в субботу.
Таким образом, по четвергам у Жана Шарля свободный вечер, и он использует его для применения на практике того, что не без определенной доли юмора называет своим «банным испытанием». После рабочего дня он заходит на кухню и справляется об ужине, если нужно, вносит поправки в меню, затем поднимается в ванную. Перед этим просит горничную зайти к нему в спальню и занести комплект чистых полотенец.
– Примерно через четверть часа, мадемуазель…
– Беатрис, месье. К вашим услугам.
– Через пятнадцать минут, Беатрис.
Услышав, что она заходит в спальню, Жан Шарль зовет ее из душевой – он уже раздет и принимает ванну.
– Понимаете ли вы, мадемуазель, что переход на договорные отношения обеспечил бы вам уверенность в завтрашнем дне? Это роскошь, при вашей должности, в стране, где неуклонно растет число безработных. Вас интересует такое предложение?
– О да, месье.
Тогда он немного отодвигает пену и демонстрирует прекрасную эрекцию.
Если девочка действительно способная, он оставляет ее на весь вечер. Конечно же, она будет уволена, и довольно скоро: Жану Шарлю нравится периодически обновлять персонал.
Вот уже два года, как он управляет крупнейшей в провинции Университетской клиникой и ее региональными филиалами. Через пять лет он сможет претендовать на префектуру. Семейная пара, пожелавшая остаться бездетной, занимает скромное служебное жилище управляющего: в их распоряжении старинный особняк, рядом с Университетской клиникой, с прислугой и служебными машинами.
Страсти у парочки немного улеглись. Со времени переезда в особняк каждый обзавелся отдельной спальней. Жан Шарль полностью захвачен работой. Анна Лора, живя в тропиках, была надолго лишена культурных походов и роскошных магазинов, и теперь она приобретает абонемент в Комеди Франсез. В четверг утром она садится в самолет, летит на вечернее представление и возвращается обычно в пятницу. Она обзаводится несколькими подругами и с ними ходит по музеям, бутикам, публичным лекциям и спектаклям. Если ее подруга Шанталь, супер-элитная особа и большая мастерица устраивать светские приемы, приглашает ее на очередную вечеринку – возвращается она только в субботу.
Таким образом, по четвергам у Жана Шарля свободный вечер, и он использует его для применения на практике того, что не без определенной доли юмора называет своим «банным испытанием». После рабочего дня он заходит на кухню и справляется об ужине, если нужно, вносит поправки в меню, затем поднимается в ванную. Перед этим просит горничную зайти к нему в спальню и занести комплект чистых полотенец.
– Примерно через четверть часа, мадемуазель…
– Беатрис, месье. К вашим услугам.
– Через пятнадцать минут, Беатрис.
Услышав, что она заходит в спальню, Жан Шарль зовет ее из душевой – он уже раздет и принимает ванну.
– Понимаете ли вы, мадемуазель, что переход на договорные отношения обеспечил бы вам уверенность в завтрашнем дне? Это роскошь, при вашей должности, в стране, где неуклонно растет число безработных. Вас интересует такое предложение?
– О да, месье.
Тогда он немного отодвигает пену и демонстрирует прекрасную эрекцию.
Если девочка действительно способная, он оставляет ее на весь вечер. Конечно же, она будет уволена, и довольно скоро: Жану Шарлю нравится периодически обновлять персонал.
32. Жан Этьен
Октябрьским утром, на окружной автомобильной дороге, застряв где-то между остановками Порт де Лила и Порт де Монтрей, Жан Этьен все еще думает о девушке, которую вчера приметил в кафетерии, где он обычно обедает.
Я вижу ее уже не в первый раз. Вообще она не то, чтобы очень красивая, и даже не то, чтобы хорошенькая, и с каким-то смешным длинным носом. Но в ней что-то есть, такое… А какое такое? Трудно сказать, на что же я пялился, когда она проходила мимо. На ее походку, на то, как она лавировала между столиками? Может, просто на ее попку? На ее глаза? Они всегда какие-то смеющиеся. На ее руки? Готов поспорить, руки у нее красивые, хотя я даже не в состоянии их вспомнить. Кстати, а сиськи-то у нее есть? Даже не засек, что было на ней надето сверху. Что-то широкое, скрывающее грудь? Она нарочно высоко подняла поднос, чтобы ее спрятать? Неужели я видел ее только сзади? Вряд ли, ведь я очень хорошо помню ее разного цвета глаза… Это что-то совершенно необычное. Один голубой, как морской берег, – и какой именно, правый или левый? Другой зеленый, как лес на пригорке, с густыми ресницами… Одно точно – задница у нее в этих кожаных штанах действительно классная! Ах, черт! Пропустил выход на Порт де Баньоле! Что за идиотская линия! Но ведь я каждое утро выхожу на этой гребаной станции… До чего же я зациклился на этой девчонке, просто офигеть!
Жан Этьен, в свои двадцать шесть лет, не знал ни одной женщины, кроме Сильвии. Это она «сломала ему тормоз», как говорят у них на работе. В плане секса у нее большой опыт и ненасытный аппетит, и благодаря ей из прыщавого юноши он постепенно превратился во взрослого мужчину, отвечающего за свои поступки и осознающего свою потенцию. Когда они встретились, ему было восемнадцать лет, а ей почти двадцать два года. Не прошло и двух лет, как они уже произносили «да» перед господином мэром. С тех пор он никогда не засматривался всерьез ни на одну женщину. Хотя часто косился то туда, то сюда, завидев сочный зад или глубокий вырез – однако, без всяких недобрых мыслей. К тому же они с Сильвией договорились, что не будут ничего скрывать друг от друга. Жан Этьен честный – эта его черта признана всеми. И честный он не только в семейной жизни, но и с коллегами по работе, и с начальством, и с людьми вообще. Его неспособность сознательно обманывать не раз проделывала с ним злую шутку. Сколько старших мастеров из-за этого он настроил против себя?!
Я вижу ее уже не в первый раз. Вообще она не то, чтобы очень красивая, и даже не то, чтобы хорошенькая, и с каким-то смешным длинным носом. Но в ней что-то есть, такое… А какое такое? Трудно сказать, на что же я пялился, когда она проходила мимо. На ее походку, на то, как она лавировала между столиками? Может, просто на ее попку? На ее глаза? Они всегда какие-то смеющиеся. На ее руки? Готов поспорить, руки у нее красивые, хотя я даже не в состоянии их вспомнить. Кстати, а сиськи-то у нее есть? Даже не засек, что было на ней надето сверху. Что-то широкое, скрывающее грудь? Она нарочно высоко подняла поднос, чтобы ее спрятать? Неужели я видел ее только сзади? Вряд ли, ведь я очень хорошо помню ее разного цвета глаза… Это что-то совершенно необычное. Один голубой, как морской берег, – и какой именно, правый или левый? Другой зеленый, как лес на пригорке, с густыми ресницами… Одно точно – задница у нее в этих кожаных штанах действительно классная! Ах, черт! Пропустил выход на Порт де Баньоле! Что за идиотская линия! Но ведь я каждое утро выхожу на этой гребаной станции… До чего же я зациклился на этой девчонке, просто офигеть!
Жан Этьен, в свои двадцать шесть лет, не знал ни одной женщины, кроме Сильвии. Это она «сломала ему тормоз», как говорят у них на работе. В плане секса у нее большой опыт и ненасытный аппетит, и благодаря ей из прыщавого юноши он постепенно превратился во взрослого мужчину, отвечающего за свои поступки и осознающего свою потенцию. Когда они встретились, ему было восемнадцать лет, а ей почти двадцать два года. Не прошло и двух лет, как они уже произносили «да» перед господином мэром. С тех пор он никогда не засматривался всерьез ни на одну женщину. Хотя часто косился то туда, то сюда, завидев сочный зад или глубокий вырез – однако, без всяких недобрых мыслей. К тому же они с Сильвией договорились, что не будут ничего скрывать друг от друга. Жан Этьен честный – эта его черта признана всеми. И честный он не только в семейной жизни, но и с коллегами по работе, и с начальством, и с людьми вообще. Его неспособность сознательно обманывать не раз проделывала с ним злую шутку. Сколько старших мастеров из-за этого он настроил против себя?!