как стрела. Йоркус охотно попридержал бы его, но все было тщетно, ибо конь
помчался во весь опор по знакомой дорожке. Тут Йоркус был вынужден бросить
копье и ухватился обеими руками за гриву коня, чтобы не свалиться. А меж тем
прочие, кто стоял по бокам Цивелля, стали колоть его коня пиками, чтобы и он
тронулся с места. Цивелль сразу же взял копье наперевес, еще до срока; но
ветер повернул ему его таким образом, что, сам того не желая, он задел им
Йоркуса. А так как тот и без того плохо держался в седле, он свалился на
землю. Цивелль же, не заметив этого, дал своему коню доскакать до самого
конца турнирной дорожки.
Когда же он повернул коня и увидел, что Йоркус лежит на земле, он
решил: пора тебе добить своего противника и размозжить ему голову копытами
коня и пронзить копьем, раз уж оно у тебя есть. Но пока он подъезжал к нему,
Йоркус понемногу встал на ноги. Когда же Цивелль к нему подъехал, конь его
рухнул под ним, отчего именно - не знаю, то ли оттого, что копье, которое он
держал слишком низко, попало коню между ног, или же Йоркус, вставая, помешал
коню. Как бы там ни было, конь упал вместе с всадником.
Тут Йоркус подумал: "Вот теперь настало время показать себя рыцарем
перед лицом противника", и он с такой яростью набросился на того, словно
хотел изрубить его в куски.
Но конь так жестоко бил копытами, что Йоркус никак не мог подступиться
к всаднику. Наконец конь поднялся на ноги, ударил копытом, захрапел и начал
так отчаянно брыкаться во все стороны, что бедный Йоркус испугался, как бы
он его не задел, и в страхе обратился в бегство.
Тем временем Цивелль смог перевести дыхание, поднялся и встал на ноги.
Но тело его было так измято и истоптано, что, весь трепеща от страха, он уже
подумывал сдаться своему противнику. С этой мыслью он вытащил шпагу,
собираясь взять ее за кончик и вручить Йоркусу. И вот, когда Цивелль шел с
обнаженной шпагой, чтобы сдаться врагу, Йоркус решил, что дело оборачивается
худо, теперь-то ты сложишь голову, и со всех ног побежал прочь.
Завидев это, Цивелль понял, что рано отчаялся в своей виктории, он
вновь воспрянул духом и погнался за противником с такой быстротой, на какую
только способен трус, яростно обрушился на него, а тот, почувствовав удар,
закричал благим матом и стал просить перестать, а не то он пожалуется королю
Гибальду и Зигфриду. А поскольку Цивелль не переставал теснить его, Йоркус
отступал все дальше, сколько было. возможно. Когда же он оказался у края
воды, так что отступать было уж некуда, страх его удвоился. Ибо он подумал:
если ты сделаешь еще шаг назад, ты утонешь в воде, если шаг вперед -
погибнешь под ударами врага, и тут ему стало стыдно сдаваться противнику,
особливо, когда он подумал, что будь он предусмотрительнее, он мог бы
одержать верх над ним. Все это вместе со страхом привело его в полное
отчаяние.
Поэтому он решил про себя остановиться на месте, раз уж нельзя иначе,
и, схватив шпагу обеими руками и крепко зажмурив глаза, начал. так яростно
отбиваться во все стороны, что Цивелль в ужасе обратился в бегство и завопил
во всю мочь: "Пощади меня, пощади меня, и я сдамся тебе", потому что ему
почудилось, что у него уже несколько ран, а у него между тем не было ни
одной.
Когда Йоркус услыхал этот вопль, он открыл глаза и увидел, что враг уже
далеко отступил, тут он вновь осмелел и погнался за противником сколько мог.
Тогда Цивелль закричал еще пуще прежнего:
"Подари мне жизнь, я до конца дней моих не помыслю мстить тебе". -
"Тогда бросай прочь оружие", - сказал Йоркус. Бедняга сделал так, как ему
было велено, и отбросил прочь оружие.
Когда Йоркус увидел своего врага безоружным, ему уже нечего было
опасаться, но все же он не доверял ему и сказал: "Отойди от меня подальше и
ложись на землю". Тот снова покорился голосу противника, отбежал прочь и,
растянувшись ничком на земле, лежал не шевелясь и как ягненок ждал своего
конца.
Но тут Йоркус решил, что не может быть спокоен, если оставит своего
врага в живых. И призадумался, как лучше всего подступиться к нему и сказал
сам себе: "Если ты пойдешь на него со шпагой, он вскочит и выхватит ее у
тебя". И посему решил, что лучше всего будет пойти на врага без шпаги,
придавить ему грудь коленом и перерезать. ему глотку большим ножом, которым
он обычно бил скот.
Но когда он вытащил из-под доспехов нож и судьи поняли, что он
замышляет, они вмешались в дело, велели Йоркусу остановиться и
удовольствоваться своей викторией. Ибо такой умысел, когда враг уже
повержен, был бы вопреки правилам рыцарского поединка. И он должен" был
подчиниться их разумным речам, ибо они сверх того обещали ему, что Цивелль
никогда не пойдет против него.
Итак, Йоркус позволил Цивеллю подняться на ноги и приказал ему в
следующий раз быть осмотрительнее и думать, с кем он имеет дело. Тем и
кончилась потешная битва двух зайцев, и каждый из них был рад, что ушел с
поля боя целым и невредимым. Это была одна из самых; забавных шуток на
Зигфридовой свадьбе, а еще было много таких же, но рассказывать было бы
слишком долго, так уж хватит и этой.


    КАК ЗИГФРИД ЖИЛ-ПОЖИВАЛ СО СВОЕЙ ПРЕКРАСНОЙ ФЛОРИГУНДОЙ И ЧТО С НИМ В


КОНЦЕ КОНЦОВ ПРИКЛЮЧИЛОСЬ И КАК ОН ОКОНЧИЛ ЖИЗНЬ

Когда свадебные торжества и рыцарские игры закончились, все разъехались
по домам. И Зигфрид дал им таких надежных провожатых, что можно было безо
всякой опасности хоть золото на голове нести.
Ну, а три шуряка его, Эренберт, Хагенвальд и Вальберт, родные братья
Флоригунды, затаили злобу на Зигфрида за то, что он, а не они, выходил
победителем на всех турнирах и поединках и заслужил себе тем великую славу и
почет. И вот они тайно замыслили убить его. Но никак не могли найти
подходящего случая, пока не прошло восемь лет, как и предсказал Зигфриду
карлик Эгвальд, о чем мы уже слышали.
Зигфрид жил со своей прекрасной Флоригундой в добром мире и согласии,
родил с ней сына, коего назвал Левхардом, а что за войны тот вел с султаном
и королем Вавилонии и какие с ним случились приключения и опасности и как он
наконец получил в жены дочь короля Сицилии, об этом рассказывается в другом
месте.
Итак, когда они прожили восемь лет в мире и согласии, случилось
однажды, что Зигфрид, а с ним и его шурья отправились на охоту, к чему
Зигфрид всегда имел чрезвычайную склонность. Ну а так как день был очень
жаркий, а Зигфрид разгорячился, он пошел к роднику в Окервальде и опустил
лицо в воду, чтобы освежиться. Это увидел его шурин, свирепый Хагенвальд, и
подумал про себя: "Такой случай бывает не каждый день, смотри, не упусти
его, ибо сейчас как раз время отомстить врагу". Он берет свою рапиру и
вонзает ее Зигфриду между лопатками, там, где у него был не рог, а обычное
тело, так что острие прошло насквозь до самой груди, от чего тот сей же час
скончался. Вот как суждено было погибнуть во цвете лет от гнусного
вероломства и предательства драгоценному витязю, коего доблесть, сила, мощь
и мужество не имеют себе равных на свете. Но смерть его впоследствии была
отомщена.
Когда супруге Зигфрида принесли весть о гибели ее супруга, короля и
господина, она от великой печали и горя тяжко занемогла, так что лекари
отчаялись исцелить ее: когда узнал об этом ее отец, король Гибальд, он от
великого горя тяжко занемог и умер. Тут уж беда пошла за бедой, ибо супруга
короля Гибальда равным образом слегла и через четыре дня скончалась от
горячки, и не диво было бы, если бы и прекрасная Флоригунда умерла от горя,
но тому было еще не время, ибо сначала надлежало отомстить за смерть
Зигфрида, а это должна была сделать его супруга. Тут все трое сыновей взяли
короля Гибальда и его супругу, своих отца и мать, и предали их тела
погребению со всеми подобающими королевскими почестями. А затем они пожелали
принять во владение королевство, чего, однако, не случилось, как вы вскоре
услышите.
Тем временем супруге Зигфрида полегчало, и когда она почувствовала себя
достаточно окрепшей, она танком отправилась со своим сыном Левхардом в
Нидерланды к свекру, королю Зигхарду, и пожаловалась ему на свое горе,
убийство ее возлюбленного супруга, его сына. Когда король Зигхард с великой
скорбью услышал об этом, он разъярился свыше всякой меры и велел скликать по
всей стране лучших рыцарей и достойнейших дворян и поспешно собрал несметное
войско самых отборных бойцов, с коим напал на трех братьев и достойно
отомстил им за смерть своего сына. Эта война стоила жизни многим тысячам
витязей, и свирепый Хагенвальд также поплатился жизнью наипозорнейшим
образом. Ибо он сдался в плен трусливому воину Цивеллю, надеясь на пощаду и
полагая, что у него он будет в большей безопасности, чем у другого более
мужественного воина, в чем, однако, жестоко ошибся. Ибо этот Цивелль
воспользовался своей удачей, и когда Хагенвальд заснул, он взял свою шпагу и
проткнул его насквозь, так что тот умер на месте, и сказал: "Как ты поступил
с сыном моего всемилостивейшего короля Зигфридом, так же я отплатил и тебе,
какой мерой ты мерил, такой и тебе отмерится". Два же других брата, Эренберт
и Вальберт, были изгнаны из своего королевства и пошли по миру, а младший из
них со стонами и рыданиями повстречался в лесу Левхарду, сыну Зигфрида,
когда тот направлялся в Сицилию, о чем вы можете прочитать в Истории
Левхарда.
Но и трусливый Цивелль тоже пал в этой битве, и Йоркус-мужик также был
убит. И что весьма прискорбно, прекрасная Флоригунда тоже рассталась с
жизнью. Если бы не это, король Зигхард собирался сделать ее королевой в ее
собственной стране, откуда ее некогда хотели изгнать братья. Левхард, сын
Зигфрида, остался при дворе своего деда Зигхарда, там его воспитали
благочестивым и доблестным рыцарем, так что он вырос отважным витязем, о чем
достаточно свидетельствует его собственная история.


Конец.