спартанцы. Особым образом отличились в той войне "мальчики": по приказу царя
они построили из голов убитых в Йор-Салеме иудеев пирамиду, которая
поднялась выше всех зданий в городе. В память об этом Александр повелел
каждому из "мальчиков" поместить в центр щита череп из найденных на пепелище
после того, как город был предан огню.
Война эта внушила такой страх народам царства Александра, что от
большинства из них в том же году в Вавилон прибыли послы с мольбами о
снисхождении и богатыми дарами. Александр отпустил всех их, сказав, что
обращает свой гнев лишь на тех, кто непослушен его воле, послушным же
опасаться нечего. Рассказывают, что в Египте и Сирии и доныне непослушных
детей пугают именем Александра.
CXXXII. Одно время при дворе Александра стала пользоваться большим
почетом поэзия, а в особенности-поэмы, прославлявшие деяния самого
Александра. Царь любил слушать такие поэмы во время пира, таким образом
поэты заменяли ему танцовщиц или другие, более пристойные в подобных случаях
развлечения. Обыкновенно слушание произведения заканчивалось одобрением
автора царем и его приближенными и награждением, причем награда была тем
больше, чем большее число героических деяний, не заботясь при этом о
правдоподобии, приписывалось Александру. Однажды свою поэму представлял
таким образом царю Гиппоник из Эфеса, бывший в то время одним из
знаменитейших поэтов. Александр, уже порядком хмельной, сначала слушал его
благосклонно. Но когда речь пошла об Африке и поражении, понесенном там
войском, царь внезапно переменился в лице, вскочил с ложа и закричал:
"Неверно, этого не было! Не говори больше об Африке!" Гиппоник в смятении
перешел к следующей части поэмы, но и там на его беду упоминалась Африка.
Тогда Александр в гневе приказал схватить Гиппоника и тех за столом, кто
открыто выражал одобрение поэме, и всех их казнить. После этого Александр
вскричал, обращаясь ко всем оставшимся: "Африки нет, слышите!" По
свидетельству Онесикрита с тех пор при царе избегали упоминания Африки, это
название удалили с географических карт и из книг, доступных Александру.
CXXXIII. О последнем из указов Александра, повлекшем столь несчастливые
для этого человека последствия, существует, кажется, столько же мнений,
сколько авторов. Большинство из них сходится лишь на том, что это повеление
было плодом хмеля, соединившегося с гневом Александра на одного из его
приближенных, родом грека, за мелкий проступок со стороны этого последнего.
Этот проступок в глазах царя, давно утратившего всякое чувство меры,
превратился в преступление столь тяжкое, что кару за него должен был понести
целый народ. На этом сходство во мнениях историков заканчивается.
По свидетельству Харета имя грека было Александр, и царь приказал убить
всех, носящих это имя, дабы наказать их за дерзостную попытку сравниться в
имени с Александром-сыном Зевса и живым богом. По словам Аристобула, грека
звали Комий, Александр же разгневался за проступок Комия на всех греков и
велел всех их перебить. Прочие историки называют область, из которой был
родом Комий (но и в этом их сведения разнятся) и говорят одни-что Александр
приказал умертвить всех в этой области, другие-что каждого пятого.
Существуют еще и иные мнения, которые я не привожу.
Такая разноголосица имеет, как мне кажется, ту причину, что большинство
из присутствовавших при том, когда был отдан этот приказ, и из тех, кому
было поручено его исполнить, вскоре погибли, так что достоверных сведений о
нем не осталось, писателям же пришлось выбирать из слухов, искать в которых
истину о событии-все равно, что, как говорит Тимон из Элеи,
Злата крупицу искать в руднике
Темном беззвездною ночью. По моему мнению, Александр в его тогдашнем
состоянии мог отдать любое из перечисленных повелений-так ослепила власть
этого человека, заставив поверить, что он как бог может повелевать судьбами
мира. Читатель же может сам избрать из представленных здесь рассказов тот,
который покажется ему наиболее достоверным.
CXXXIV. Тогда наконец Александра постигло возмездие за непомерную
жестокость, с которой он обращался с народами своего царства-греки, его
первая после македонян опора во всех свершениях, восстали во главе с
Гермолаем против царя, вернее, против той ужасной участи, которую последний
им приготовил, и низвергли его власть; как это произошло, я расскажу кратко,
потому что подробно об этом говорится в жизнеописании Гермолая.
Когда страшный приказ царя был передан сатрапу Греции, то тот не смог
сохранить его в тайне, и скоро слух о предстоящем избиении прошел по всей
стране. Первыми решились на восстание афиняне, которые после гибели Фив и
Спарты остались по всеобщему мнению наиболее достойным и сильным народом, и
на которых были устремлены всеобщие упования. Афиняне призвали себе в вожди
Гермолая. Этот человек был в то время широко известен в Греции и Македонии
своей упорной борьбой против царя, тем более замечательной тем, насколько
неравной она была. Гермолай был родом из Фив. Во время взятия города
Александром, будучи еще мальчиком, он был свидетелем гибели своей семьи от
рук македонских солдат, а самого его продали в рабство. Тогда-то и
зародилась в душе этого человека ненависть к македонянам и в особенности-к
Александру, огонь которой словно питал всю его жизнь. (СХXXV). Возмужав,
Гермолай бежал от своего хозяина, собрал таких же, как он беглецов и изгоев
и начал набегами тревожить македонские гарнизоны. Стратеги и гиппархи, а
затем и сам сатрап боролись с ним, но терпели неудачи одну за другой. Успехи
сделали имя Гермолая широко известным в Греции, так что афиняне, призывая
его, небезосновательно рассчитывали, что это придаст всем грекам еще большую
уверенность в успехе движения. Гермолай целиком оправдал возлагавшиеся на
него надежды. Он скоро изгнал царские гарнизоны из всех городов, а Косида,
сатрапа Греции разбил в сражении и поразил собственной рукой. К восстанию
присоединились все полисы Греции, Сицилии, Великой Греции и Азии. Гермолай
потребовал от каждого города по триста лучших воинов и, собрав таким образом
тридцать тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников, направился к
Геллеспонту, разбив по пути сатрапа Македонии. Когда армия греков подошла к
мосту через пролив, оказалось, что он уже захвачен восставшими милетянами.
Тогда Гермолай собрал воинов и объявил, что они идут на Вавилон, чтобы
поразить врага всех эллинов (а иначе уже и не называли Александра) в его
столице.
CXXXVI. Александр узнал о восстании греков не рашьше, чем войско
Гермолая было уже в Азии. Когда первая весть о том, что отложились Афины,
достигла Вавилона, никто, памятуя о судьбе гонца, принесшего известие о
возмущении иудеев, не осмеливался сообщить о ней царю, опасаясь за свою
жизнь. Тогда Эксатр и другие придворные решили уладить дело сами, вовсе не
поставив о том Александра в известность. Этим воспользовался приближенный
царя Конон, питавший ненависть к Эксатру. Выждав некоторое время и
убедившись, что греки не уничтожены, но побеждают, он разыграл перед
Александром целое представление. Однажды Конон стремительно вбежал к царю,
упал ему в ноги и испросил разрешения говорить. Удивленный, царь позволил.
Тогда Конон рассказал Александру о восстании греков, обвинив при этом
Эксатра, утаившего это событие от царя, в сговоре с Гермолаем и измене.
Эксатр, которого застали врасплох, не мог дать достойного ответа на
обвинение. Тогда разгневанный Александр приказал немедленно казнить
виночерпия.
Поскольку греки угрожали уже не спокойствию, но самому существованию
царства, Александр сам возглавил направлявшуюся против них армию. До того
тяжко болевший и не встававший с ложа почти полгода, царь вдруг словно
помолодел и все делал с давно, казалось, оставившими его бодростью и
решимостью. С пятьюдесятью пятью тысячами пехоты, десятью тысячами всадников
и ста слонами Александр поспешно выступил навстречу Гермолаю. Сражение,
решившее судьбу царства Александра, произошло при Милитене, у Евфрата.
Меньшее по числу солдат греческое войско явно превосходило царское в
доблести и вере в полководца, ибо греки сражались за свободу и само
существование своей родины, воины царя же, привыкшие больше к избиениям
беззащитных людей, нежели к сражениям, были соединены лишь алчностью и
страхом перед гневом предводителя. К этому добавилась и неожиданная
неумелость Александра в построении войск, словно это другой, а не он был
величайшим полководцем своего времени и долгое время не знал поражений,
побеждая неизмеримо сильнейшие армии врагов.
CXXXVII. Битва началась атакой слонов царя в центре и конницы на
флангах. Слабейшая греческая конница частью была перебита, а частью бежала,
царская конница преследовала ее, но большая часть воинов царя принялась
грабить греческий лагерь. Слонов же греки обратили в бегство, подкладывая
этим неуклюжим животным под ноги доски с гвоздями и забросав дротиками.
Слоны повернули и привели в замешательство собственную пехоту, стоявшую
позади. Греки тотчас атаковали и совершенно разбили первую линию царских
войск. Александр наблюдал за поражением собственной армии, словно находясь в
оцепенении, он не использовал приема, принесшего ему победу над
карфагенянами-атаки стоявшей во второй линии фаланги "мальчиков", а
посоветовать это царю либо отдать распоряжение самостоятельно никто из его
приближенных не решился.
Теперь воины Гермолая оказались лицом к лицу с "мальчиками", все еще
представлявшими грозную силу. Яркий блеск их великопепного вооружения и
черепа на щитах, казавшихся единой страшной стеной, сначала смутили греков,
но Гермолай, предвидевший это, во главе специально отобранного им из афинян
и фиванцев отряда из трехсот человек обошел линию "мальчиков" и напал на них
с фланга. Видя, что строй врагов распался, греки ободрились и атаковали.
Поражаемые со всех сторон, "мальчики" гибли, не оставляя мест в строю, ибо
всеобщая ненависть, которую они вызвали своими жестокостями, не давала им
надежды на пощаду со стороны врага. Все они были убиты греками. Вернувшаяся
на поле царская конница, видя поражение своих, бежала, даже не попытавшись
оказать сопротивление.
CXXXVIII. Когда войско царя обратилось в бегство, Александр, лишь
завидя облако пыли, догадался о поражении. Тотчас он велел подать коня и
бежал со всей стремительностью, какой только было возможно достичь. Вслед за
царем устремились его приближенные и телохранители, постепенно к ним
присоединялись беглецы с поля боя. Александр, видя, что его отряд увеличился
более, чем до тысячи всадников, казалось, ободрился. Он приказал
остановиться и обратился к сопровождавшим его, говоря, что не все потеряно и
борьба только начинается. Посреди речи царь неожиданно разразился рыданиями.
Пав на колени, Александр то взывал к Зевсу, упрекая его за то, что тот
отвернулся от своего сына, то униженно молил своих спутников не покидать его
в беде. Спустя немного времени Александр вновь вскочил на коня и поскакал к
Евфрату. Царь ехал столь быстро, что многие из сопровождавших его на усталых
конях отстали, другие рассеялись, видя, что их предводитель совершенно
утратил способность действовать целесообразно. Когда Александр подъехал к
реке, с ним остались лишь верный Неарх и еще двенадцать человек на самых
быстрых конях.
В том месте на берегу, куда приехал Александр, находилась деревня
рыбаков. Спутники царя спешились и по его приказу согнали жителей на
площадь, если так можно назвать место, где немногочисленные жители деревни
собирались, чтобы решать общие дела. Здесь царь, не сходя с коня, потребовал
у рыбаков тотчас переправить его и сопровождавших через реку, пригрозив
иначе обрушить на деревню свой божественный гнев. (CXXXIX). Как оказалось,
такие слова были ошибкой Александра. Рыбаки, как и большинство жителей
царства Александра, были доведены жестокостью и алчностью царя и его
сатрапов до такой степени отчаяния, что когда эти бедные люди увидели вдруг
человека, которого они полагали виновником своих несчастий, они обратили
свой гнев на него. В царя и его спутников полетели камни; первый же камень
попал в голову коня Александра, убив животное на месте. Александр однако
удачно соскочил и бросился к Неарху, требуя у того уступить коня. Когда
Неарх замешкался, царь выбросил его из седла на землю, сам вскочил на коня и
поскакал прочь. Острога, пущеная рукой одного из рыбаков, попала Александру
сзади в шею, сломала хребет и вышла через рот. Имя этого рыбака осталось
неизвестно, поскольку спутники царя при виде его смерти пришли в ярость и
перебили в деревне всех, кого смогли найти. Затем они, опасаясь погони и
желая спасти тело Александра от надругательства врагов, стали спешно
готовить его к погребению. Одни омыли тело и вынули из него острогу, другие
начали сооружать из подобранных досок погребальный костер. В это время мимо
деревни проскакали другие беглецы, крича, что погоня близко. Спутники царя в
панике рассеялись, с убитым остался один Неарх. Он закончил складывать
костер и положил на него тело Александра. Как только показались враги, Неарх
поджег доски и, когда огонь разгорелся, сам бросился в него. Об этом изчисле
спутников царя.
Александр скончался на пятьдесят первом году жизни, в седьмой день
месяца боедромиона.
CXL. Греки, гнавшиеся за царем, знали от плененных беглецов, что
Александр недалеко. Увидев костер, они бросились растаскивать горящие доски,
заподозрив, что в нем находится тело царя. Из костра достали два обгоревших
тела. Александр был опознан по диадеме на голове. Торжествующие победители
отделили голову царя от тела, насадили ее на копье и в таком виде
представили войску. Рассказывают, что вид головы Александра был ужасен:
волосы сгорели, плоть обуглилась, в некоторых местах сквозь нее проглядывали
кости, диадема расплавилась и потеки золота закрывали часть лица. Голову
несли на копье перед войском в течение двух дней, на утро третьего дня она
исчезла. Говорят, что той ночью видели как Гермолай и его друг Критий
покидали лагерь, неся в руках округлый предмет, завернутый в плащ. Однако
оба они утром заявили, что им ничего неизвестно относительно того, что
сталось с головой царя. Позднее многие, в их числе известный философ
Гармодий, пытались разыскать голову Александра, но, насколько мне известно,
никто из них не добился успеха.
Итак, Соссий, ты получил жизнеописание Александра, составленное из
всего, что мне приходилось читать или слышать о нем.
они построили из голов убитых в Йор-Салеме иудеев пирамиду, которая
поднялась выше всех зданий в городе. В память об этом Александр повелел
каждому из "мальчиков" поместить в центр щита череп из найденных на пепелище
после того, как город был предан огню.
Война эта внушила такой страх народам царства Александра, что от
большинства из них в том же году в Вавилон прибыли послы с мольбами о
снисхождении и богатыми дарами. Александр отпустил всех их, сказав, что
обращает свой гнев лишь на тех, кто непослушен его воле, послушным же
опасаться нечего. Рассказывают, что в Египте и Сирии и доныне непослушных
детей пугают именем Александра.
CXXXII. Одно время при дворе Александра стала пользоваться большим
почетом поэзия, а в особенности-поэмы, прославлявшие деяния самого
Александра. Царь любил слушать такие поэмы во время пира, таким образом
поэты заменяли ему танцовщиц или другие, более пристойные в подобных случаях
развлечения. Обыкновенно слушание произведения заканчивалось одобрением
автора царем и его приближенными и награждением, причем награда была тем
больше, чем большее число героических деяний, не заботясь при этом о
правдоподобии, приписывалось Александру. Однажды свою поэму представлял
таким образом царю Гиппоник из Эфеса, бывший в то время одним из
знаменитейших поэтов. Александр, уже порядком хмельной, сначала слушал его
благосклонно. Но когда речь пошла об Африке и поражении, понесенном там
войском, царь внезапно переменился в лице, вскочил с ложа и закричал:
"Неверно, этого не было! Не говори больше об Африке!" Гиппоник в смятении
перешел к следующей части поэмы, но и там на его беду упоминалась Африка.
Тогда Александр в гневе приказал схватить Гиппоника и тех за столом, кто
открыто выражал одобрение поэме, и всех их казнить. После этого Александр
вскричал, обращаясь ко всем оставшимся: "Африки нет, слышите!" По
свидетельству Онесикрита с тех пор при царе избегали упоминания Африки, это
название удалили с географических карт и из книг, доступных Александру.
CXXXIII. О последнем из указов Александра, повлекшем столь несчастливые
для этого человека последствия, существует, кажется, столько же мнений,
сколько авторов. Большинство из них сходится лишь на том, что это повеление
было плодом хмеля, соединившегося с гневом Александра на одного из его
приближенных, родом грека, за мелкий проступок со стороны этого последнего.
Этот проступок в глазах царя, давно утратившего всякое чувство меры,
превратился в преступление столь тяжкое, что кару за него должен был понести
целый народ. На этом сходство во мнениях историков заканчивается.
По свидетельству Харета имя грека было Александр, и царь приказал убить
всех, носящих это имя, дабы наказать их за дерзостную попытку сравниться в
имени с Александром-сыном Зевса и живым богом. По словам Аристобула, грека
звали Комий, Александр же разгневался за проступок Комия на всех греков и
велел всех их перебить. Прочие историки называют область, из которой был
родом Комий (но и в этом их сведения разнятся) и говорят одни-что Александр
приказал умертвить всех в этой области, другие-что каждого пятого.
Существуют еще и иные мнения, которые я не привожу.
Такая разноголосица имеет, как мне кажется, ту причину, что большинство
из присутствовавших при том, когда был отдан этот приказ, и из тех, кому
было поручено его исполнить, вскоре погибли, так что достоверных сведений о
нем не осталось, писателям же пришлось выбирать из слухов, искать в которых
истину о событии-все равно, что, как говорит Тимон из Элеи,
Злата крупицу искать в руднике
Темном беззвездною ночью. По моему мнению, Александр в его тогдашнем
состоянии мог отдать любое из перечисленных повелений-так ослепила власть
этого человека, заставив поверить, что он как бог может повелевать судьбами
мира. Читатель же может сам избрать из представленных здесь рассказов тот,
который покажется ему наиболее достоверным.
CXXXIV. Тогда наконец Александра постигло возмездие за непомерную
жестокость, с которой он обращался с народами своего царства-греки, его
первая после македонян опора во всех свершениях, восстали во главе с
Гермолаем против царя, вернее, против той ужасной участи, которую последний
им приготовил, и низвергли его власть; как это произошло, я расскажу кратко,
потому что подробно об этом говорится в жизнеописании Гермолая.
Когда страшный приказ царя был передан сатрапу Греции, то тот не смог
сохранить его в тайне, и скоро слух о предстоящем избиении прошел по всей
стране. Первыми решились на восстание афиняне, которые после гибели Фив и
Спарты остались по всеобщему мнению наиболее достойным и сильным народом, и
на которых были устремлены всеобщие упования. Афиняне призвали себе в вожди
Гермолая. Этот человек был в то время широко известен в Греции и Македонии
своей упорной борьбой против царя, тем более замечательной тем, насколько
неравной она была. Гермолай был родом из Фив. Во время взятия города
Александром, будучи еще мальчиком, он был свидетелем гибели своей семьи от
рук македонских солдат, а самого его продали в рабство. Тогда-то и
зародилась в душе этого человека ненависть к македонянам и в особенности-к
Александру, огонь которой словно питал всю его жизнь. (СХXXV). Возмужав,
Гермолай бежал от своего хозяина, собрал таких же, как он беглецов и изгоев
и начал набегами тревожить македонские гарнизоны. Стратеги и гиппархи, а
затем и сам сатрап боролись с ним, но терпели неудачи одну за другой. Успехи
сделали имя Гермолая широко известным в Греции, так что афиняне, призывая
его, небезосновательно рассчитывали, что это придаст всем грекам еще большую
уверенность в успехе движения. Гермолай целиком оправдал возлагавшиеся на
него надежды. Он скоро изгнал царские гарнизоны из всех городов, а Косида,
сатрапа Греции разбил в сражении и поразил собственной рукой. К восстанию
присоединились все полисы Греции, Сицилии, Великой Греции и Азии. Гермолай
потребовал от каждого города по триста лучших воинов и, собрав таким образом
тридцать тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников, направился к
Геллеспонту, разбив по пути сатрапа Македонии. Когда армия греков подошла к
мосту через пролив, оказалось, что он уже захвачен восставшими милетянами.
Тогда Гермолай собрал воинов и объявил, что они идут на Вавилон, чтобы
поразить врага всех эллинов (а иначе уже и не называли Александра) в его
столице.
CXXXVI. Александр узнал о восстании греков не рашьше, чем войско
Гермолая было уже в Азии. Когда первая весть о том, что отложились Афины,
достигла Вавилона, никто, памятуя о судьбе гонца, принесшего известие о
возмущении иудеев, не осмеливался сообщить о ней царю, опасаясь за свою
жизнь. Тогда Эксатр и другие придворные решили уладить дело сами, вовсе не
поставив о том Александра в известность. Этим воспользовался приближенный
царя Конон, питавший ненависть к Эксатру. Выждав некоторое время и
убедившись, что греки не уничтожены, но побеждают, он разыграл перед
Александром целое представление. Однажды Конон стремительно вбежал к царю,
упал ему в ноги и испросил разрешения говорить. Удивленный, царь позволил.
Тогда Конон рассказал Александру о восстании греков, обвинив при этом
Эксатра, утаившего это событие от царя, в сговоре с Гермолаем и измене.
Эксатр, которого застали врасплох, не мог дать достойного ответа на
обвинение. Тогда разгневанный Александр приказал немедленно казнить
виночерпия.
Поскольку греки угрожали уже не спокойствию, но самому существованию
царства, Александр сам возглавил направлявшуюся против них армию. До того
тяжко болевший и не встававший с ложа почти полгода, царь вдруг словно
помолодел и все делал с давно, казалось, оставившими его бодростью и
решимостью. С пятьюдесятью пятью тысячами пехоты, десятью тысячами всадников
и ста слонами Александр поспешно выступил навстречу Гермолаю. Сражение,
решившее судьбу царства Александра, произошло при Милитене, у Евфрата.
Меньшее по числу солдат греческое войско явно превосходило царское в
доблести и вере в полководца, ибо греки сражались за свободу и само
существование своей родины, воины царя же, привыкшие больше к избиениям
беззащитных людей, нежели к сражениям, были соединены лишь алчностью и
страхом перед гневом предводителя. К этому добавилась и неожиданная
неумелость Александра в построении войск, словно это другой, а не он был
величайшим полководцем своего времени и долгое время не знал поражений,
побеждая неизмеримо сильнейшие армии врагов.
CXXXVII. Битва началась атакой слонов царя в центре и конницы на
флангах. Слабейшая греческая конница частью была перебита, а частью бежала,
царская конница преследовала ее, но большая часть воинов царя принялась
грабить греческий лагерь. Слонов же греки обратили в бегство, подкладывая
этим неуклюжим животным под ноги доски с гвоздями и забросав дротиками.
Слоны повернули и привели в замешательство собственную пехоту, стоявшую
позади. Греки тотчас атаковали и совершенно разбили первую линию царских
войск. Александр наблюдал за поражением собственной армии, словно находясь в
оцепенении, он не использовал приема, принесшего ему победу над
карфагенянами-атаки стоявшей во второй линии фаланги "мальчиков", а
посоветовать это царю либо отдать распоряжение самостоятельно никто из его
приближенных не решился.
Теперь воины Гермолая оказались лицом к лицу с "мальчиками", все еще
представлявшими грозную силу. Яркий блеск их великопепного вооружения и
черепа на щитах, казавшихся единой страшной стеной, сначала смутили греков,
но Гермолай, предвидевший это, во главе специально отобранного им из афинян
и фиванцев отряда из трехсот человек обошел линию "мальчиков" и напал на них
с фланга. Видя, что строй врагов распался, греки ободрились и атаковали.
Поражаемые со всех сторон, "мальчики" гибли, не оставляя мест в строю, ибо
всеобщая ненависть, которую они вызвали своими жестокостями, не давала им
надежды на пощаду со стороны врага. Все они были убиты греками. Вернувшаяся
на поле царская конница, видя поражение своих, бежала, даже не попытавшись
оказать сопротивление.
CXXXVIII. Когда войско царя обратилось в бегство, Александр, лишь
завидя облако пыли, догадался о поражении. Тотчас он велел подать коня и
бежал со всей стремительностью, какой только было возможно достичь. Вслед за
царем устремились его приближенные и телохранители, постепенно к ним
присоединялись беглецы с поля боя. Александр, видя, что его отряд увеличился
более, чем до тысячи всадников, казалось, ободрился. Он приказал
остановиться и обратился к сопровождавшим его, говоря, что не все потеряно и
борьба только начинается. Посреди речи царь неожиданно разразился рыданиями.
Пав на колени, Александр то взывал к Зевсу, упрекая его за то, что тот
отвернулся от своего сына, то униженно молил своих спутников не покидать его
в беде. Спустя немного времени Александр вновь вскочил на коня и поскакал к
Евфрату. Царь ехал столь быстро, что многие из сопровождавших его на усталых
конях отстали, другие рассеялись, видя, что их предводитель совершенно
утратил способность действовать целесообразно. Когда Александр подъехал к
реке, с ним остались лишь верный Неарх и еще двенадцать человек на самых
быстрых конях.
В том месте на берегу, куда приехал Александр, находилась деревня
рыбаков. Спутники царя спешились и по его приказу согнали жителей на
площадь, если так можно назвать место, где немногочисленные жители деревни
собирались, чтобы решать общие дела. Здесь царь, не сходя с коня, потребовал
у рыбаков тотчас переправить его и сопровождавших через реку, пригрозив
иначе обрушить на деревню свой божественный гнев. (CXXXIX). Как оказалось,
такие слова были ошибкой Александра. Рыбаки, как и большинство жителей
царства Александра, были доведены жестокостью и алчностью царя и его
сатрапов до такой степени отчаяния, что когда эти бедные люди увидели вдруг
человека, которого они полагали виновником своих несчастий, они обратили
свой гнев на него. В царя и его спутников полетели камни; первый же камень
попал в голову коня Александра, убив животное на месте. Александр однако
удачно соскочил и бросился к Неарху, требуя у того уступить коня. Когда
Неарх замешкался, царь выбросил его из седла на землю, сам вскочил на коня и
поскакал прочь. Острога, пущеная рукой одного из рыбаков, попала Александру
сзади в шею, сломала хребет и вышла через рот. Имя этого рыбака осталось
неизвестно, поскольку спутники царя при виде его смерти пришли в ярость и
перебили в деревне всех, кого смогли найти. Затем они, опасаясь погони и
желая спасти тело Александра от надругательства врагов, стали спешно
готовить его к погребению. Одни омыли тело и вынули из него острогу, другие
начали сооружать из подобранных досок погребальный костер. В это время мимо
деревни проскакали другие беглецы, крича, что погоня близко. Спутники царя в
панике рассеялись, с убитым остался один Неарх. Он закончил складывать
костер и положил на него тело Александра. Как только показались враги, Неарх
поджег доски и, когда огонь разгорелся, сам бросился в него. Об этом изчисле
спутников царя.
Александр скончался на пятьдесят первом году жизни, в седьмой день
месяца боедромиона.
CXL. Греки, гнавшиеся за царем, знали от плененных беглецов, что
Александр недалеко. Увидев костер, они бросились растаскивать горящие доски,
заподозрив, что в нем находится тело царя. Из костра достали два обгоревших
тела. Александр был опознан по диадеме на голове. Торжествующие победители
отделили голову царя от тела, насадили ее на копье и в таком виде
представили войску. Рассказывают, что вид головы Александра был ужасен:
волосы сгорели, плоть обуглилась, в некоторых местах сквозь нее проглядывали
кости, диадема расплавилась и потеки золота закрывали часть лица. Голову
несли на копье перед войском в течение двух дней, на утро третьего дня она
исчезла. Говорят, что той ночью видели как Гермолай и его друг Критий
покидали лагерь, неся в руках округлый предмет, завернутый в плащ. Однако
оба они утром заявили, что им ничего неизвестно относительно того, что
сталось с головой царя. Позднее многие, в их числе известный философ
Гармодий, пытались разыскать голову Александра, но, насколько мне известно,
никто из них не добился успеха.
Итак, Соссий, ты получил жизнеописание Александра, составленное из
всего, что мне приходилось читать или слышать о нем.