Ночью, выбранной месяц назад, Малакар Майлес пересек улицу
пронумерованную цифрой семь, ведущую вниз под светошар, который в течение
дня ему удалось повредить.
Все три луны Бланчена находились низко над горизонтом.
Небо было сплошь затянуто облачной пеленой, сквозь которую
проглядывало несколько крохотных и тусклых звезд.
Мелькая вверх и вниз по улице, вдыхая струи легкого-кондиционера, он
продвигался вперед. Его облачение состояло из черного комбинезона с
продольными карманами, спереди наглухо застегнутыми. Пока переходил, он
проверил свои карманы на доступ к боковым узлам. Выкрашенное, все тело
потемнело три дня назад, и он оставался практически неразличим, когда
двигался среди теней.
На самой вершине здания, через улицу под цифрой семь, сидел Шинд,
двухфутовый клубок меха, неподвижный немигающий.
Перед тем как продолжить путь к Служебному Входу Четыре, он наметил
три ключевые точки на дарилайдовой стене и дезактивировал свои сигнальные
устройства не нарушая цикла. Дверь Входа Четыре задержала его; но в
следующие пятнадцать минут он уже стоял внутри здания. Тьма была полной.
Напряженно вглядываясь, включив специальные фонарики, он продвигался
вперед, проходя мимо пролетов, содержащих идентичные куски машин.
В недавнем прошлом Малакар практиковался правильно разбирать и
собирать секции этих разрозненных частей оборудования.
"Человеческий охранник прошел перед зданием."
"Спасибо, Шинд."
"Через минуту он повернет к месту, где ты перешел."
"Я хочу знать, делает он что-нибудь, что кажется необычным."
"Он только прохаживается, освещая своим светом темные места."
"Предупреди меня, если он остановится в местах, где я останавливался,
где я входил."
"Он прошел первое."
"Хорошо."
"Он прошел второе."
"Превосходно."
Малакар открыл корпус одной из машин и вынул блок размером с пару
кулаков.
"Он остановился у входа. Проверяет дверь."
Он начал установку похожего узла, заранее принесенного с собой,
останавливаясь только от случайного выброса своего аэрозоля.
"Теперь он удаляется."
"Хорошо."
Закончив установку, он поставил на место и зафиксировал крышку
корпуса.
"Сообщи мне, когда он скроется из виду."
"Понял."
Он возвратился к Служебному Входу Четыре.
"Он ушел."
Малакар Майлес устремился в обратный путь, останавливаясь только в
ключевых точках, чтобы уничтожить все признаки своего визита.
После трех блоков, он задержался на перекрестке и поглядел во всех
направлениях.
Внезапная вспышка красного разрезала небо, указывая на прибытие еще
одного транспортного корабля. Он не мог идти дальше.
Бланчен являлся неординарным миром. Пока Малакар оставался внутри
двенадцать на двенадцать комплекса из блоков и не тревожил приборы
предупреждения в каждом из этих зданий из дарилайда, он был почти в
безопасности. Существовало, однако, несколько живых наблюдателей,
назначенных на каждый комплекс, вместе с разъезжающим патрулем из роботов
просматривавших большие площади. Это и являлось причиной, по которой он
оставался в тени.
Насколько мог, он избегал светошаров на каждом здании, лучи которых
находили низколетящие, незаметные в ночи аппараты и служили для наводки
наблюдателей.
Ничего не заметив на перекрестке, он вновь вошел в комплекс и стал
искать точку встречи.
"Вправо. Один блок вверх и два вперед. Механический автомобиль.
Заворачивает за угол. Держись правее."
"Спасибо."
Он переместился вправо, придерживаясь старого направления.
"Аппарат на довольно большой дистанции."
"Хорошо."
Он оторвался от наблюдателя, возвратился к блоку, завернул за угол с
правой стороны, пропустил три блока. И застыл, заслышав гул летящей
машины.
"Где это?"
"Оставайся на месте. Ты вне поля их зрения."
"Что это?"
"Небольшой скиммер. Вынырнул с северного направления. Движется
медленно. Теперь завис над улицей, где ты был активен."
"О, Боже!"
"Опускается."
Малакар проверил хроно на левом запястье и подавил стон. Он физически
ощутил выпуклости разнообразного оружия, что носил с собой.
"Сел."
Он подождал.
Через минуту:
"Два человека вышли из аппарата. Они появились как местные обитатели.
Наблюдатель подходит к ним."
"Откуда он пришел? Не из здания?"
"Нет. С противоположной стороны улицы. Впечатление, будто они его
ждали. Теперь они разговаривают. А сейчас наблюдатель пожимает плечами."
Малакар почувствовал сердцебиение и попытался наладить контроль
дыхания, так как не мог проводить гипервентиляцию в необычной атмосфере
Бланчена.
Он вдохнул больше смеси из аэрозоля. И вздрогнул, когда два
транспорта в стремительной последовательности прочертили небо - один
направлялся на юг, другой на запад.
"Двое опять вошли в свой аппарат."
"Что наблюдатель?"
"Он стоит там же - смотрит."
Он отсчитал двадцать три удара.
"Теперь аппарат начинает подниматься, очень медленно. Теперь
направляется к зданию."
Хотя ночь была холодна, Малакар почувствовал капельки испарины,
выступившие над его высокими темными бровями. И смахнул их указательным
пальцем.
"Они зависли. Теперь какая-то активность. Не могу определить, что там
такое. Так темно... Там! Свет. Они поменяли шар, что ты повредил. Теперь
снова поднимаются. Наблюдатель колеблется. Они направляются обратно, в
сторону откуда появились."
Тело Малакара затряслось. Он смеялся.
Затем он начал отрабатывать свой путь, назад, к точке встречи...
точке, что так тщательно выбрал, потому что Бланчен был необычным миром.
Вдобавок к наблюдателям и приборам предупреждения на различных
высотах существовали воздушные сети надзора. Прошлым вечером его аппарат
эффективно заблокировал их на пути вниз, возможно он повторит тоже самое
на пути назад. Малакар проверил хроно и втянул большее количество
очищенной легким смеси. У него на Бланчене не было забот с очисткой
воздуха, из-за вида наблюдателей, рабочих, технических устройств,
находившихся там.
Менее чем в сорок минут...
Бланчен не имел океанов, озер, речек, ручьев. Ни частицы следа
местной жизни - только атмосфера свидетельствовала, что что-то однажды
здесь обитало. Эпизод недавней истории Бланчена - выдвижение идеи
поддержки беглецов вселенной, чтобы заменить ими отсутствие жизненных форм
мира. Из этого, однако, возникли две проблемы: расходы и факт, какая
альтернатива простому заселению была предложена. Объединение
промышленников и грузоотправителей стояло за то, что эти сухие земли и
предохраняющая атмосфера предоставляют уникальную возможность для
использования планеты под склады. Они предлагали организовать товарищество
на равных правах и, как их часть, взять на себя обязательства по развитию
и заселению планеты. Эти сроки были приемлемы, были приняты и выполнены.
Теперь Бланчен лежал как дарилайдовый плод с миллионами глаз. Тысячи
межзвездных грузовых судов постоянно рисовали круги на орбите, а между
ними и сотнями тысяч посадочных доков сновали транспортные катера,
привозящие и принимающие. Три луны Бланчена служили центрами по контролю
за движением и дополнительными гаванями. Наземные экипажи, работающие вне
территории центров, передвигались между доками и хранилищами, привозили и
принимали. Зависящие от продукции промышленности и требований потребителей
миров, специализированные доки, площади или комплексы могли быть постоянно
заняты, частично простаивать, а то и полностью свободны. И наземные
экипажи перебрасывались в соответствии с колебаниями активности. Людям
хорошо платили, жили же они в условиях военного положения, объявленного в
мирное время. В отличие от складов, однако, которые служили миру, их
построившему, пока пространство для хранения в космосе стоило денег, а
длительное хранение вследствие того наиболее, перевозка грузов на
межзвездные расстояния производилась за очень высокую плату.
Вследствие этого, незначительные товары, в которых не было большой
потребности, могли содержаться здесь годами, даже веками. Здание, которое
посетил Малакар, оставалось непотревоженным вот уже два земных месяца.
Зная это, он ожидал только незначительных трудностей; вот разве что дело,
которое он спланировал, пойдет не по заранее намеченному графику.
Принимая во внимание перегрузку центров контроля за движением, а
также систему наведения и уклонения, запрограммированную в его крошечном
персональном катере, Персее, он чувствовал, что не пойдет на слишком
большой риск, оставив ДиНОО и войдя на территорию Объединенных Лиг, чтобы
попасть на Бланчен. Если они обнаружат его и убьют, он будет невиновен.
Если обнаружат и схватят, или будут обладать возможностью вынудить его к
сдаче, у них не будет другого выбора, кроме как послать его домой. Но они,
допросят его, с применением наркотиков, раскопают то, что он сделал, а
затем уничтожат следы его деятельности.
Но если они не найдут его внутри, во время...
Он глухо захихикал.
...Птица ударит еще раз, разрубит еще одного червяка.
Его хроно выдал девятнадцать пятьдесят.
"Где ты, Шинд?"
"Над тобой, смотрю."
"В этот раз, Шинд, должно быть все в порядке."
"Кажется так, как ты и описывал."
Три транспорта полыхнули над ними, держа курс на восток. Малакар
провожал их взглядом до тех пор, пока те не скрылись из виду.
"Ты устал Капитан", - сказал Шинд, переходя к прежним формальностям.
"Нервы напряжены. Вот и все, Лейтенант. Как ты?"
"Очень похоже. Меня в основном, конечно, заботит мой брат..."
"Он спасен."
"Я знаю это. Но он не откликнулся на наши заверения. Он вырос в
одиночестве, испугался. Он придет в себя, невредимый, и мы скоро
объединимся."
Реплик больше не последовало, Малакар втянул еще смеси и подождал.
Через шесть минут (как же долго) его потревожили.
"Он идет! Сейчас! Он идет!"
Улыбаясь, он напряг мускулы и взглянул вверх, зная, что еще несколько
мгновений не сможет разглядеть то, что заметили глаза Шинда.
Он упал как паук и повис как мрачный раскрашенный поплавок. Какое-то
мгновение он покачивался над ними, пока Шинд не пошел на абордаж. В
следующее мгновение он опустился ниже и вытянул перекладину. Схватив ее,
Малакар подбросил свое тело вверх и стал втягиваться в брюхо Персея мимо
маски Медузы с улыбкой Моны Лизы, которую нарисовал собственноручно. Он
вытянулся как змей, но должен был вползти как червь.
Он сплюнул через люк, перед тем как тот закрылся, заслонив часть
здания внизу.
Хейдель ван Химак на пути к Италбару наблюдал смерть своих
компаньонов. Их было девять - все добровольцы - кто отправился вместе с
ним через дождевой лес Клича к горному городу Италбару, куда он стремился;
Италбар - тысяча миль от космического порта. Он взял автомобиль на
воздушной подушке, чтобы добраться до города. Сделав вынужденную посадку,
рассказал свою историю поселенцам у реки Барт, которые и отправились
вместе с ним на запад. Теперь осталось пятеро из девяти, сопровождавших
его. Сейчас один из пяти был в поту, другой периодически заходился кашлем.
Хейдель пропустил свою рыжую бороду между пальцами и продолжил: вдавил
свой черный ботинок в растения, что предположительно покрывали тропинку.
Его рубашка, мокрая от пота, прилипла к телу. Он предупреждал их, как
опасно идти вместе с ним, он раздумывал. И все произошло не так, как если
бы они ни о чем не знали.
Они слышали о нем, слышали, что он святой, что идет с миссией
милосердия.
- Последнее верно, - говорил он им, - но вы не учитываете, какие
трудности встретите, отправившись вместе со мной.
Они улыбались. Нет, ему необходим кто-то, кто защитит от зверей и
покажет тропинку.
- Смешно! Укажите мне правильное направление и я буду там, - заметил
он. - Да, вы будете со мной в большей опасности, чем путешествовали бы
одни.
Но они снова засмеялись и отказались показать дорогу, пока им не
будет позволено сопровождать его.
- Но это может быть смертельно, находиться со мной так долго! -
запротестовал он.
Но они были непреклонны.
Он вздохнул.
- Очень хорошо. Проводите меня туда, где я мог бы остаться совершенно
один и спокойно провести день, два. Это будет расход драгоценного времени,
которое не должно было бы быть потеряно. Но я должен попытаться защитить
вас, раз нет другого пути, кроме того, что предлагаете вы.
Он сделал, о чем говорил, и они смеялись и танцевали один с другим,
предвкушая свое участие в грандиозном приключении. Хейдель ван Химак,
зеленоглазый святой со звезд, пошел как обычно помолиться за их спасение и
за успех экспедиции, а также предпринять меры по их защите.
Два или три дня, путешествуя, они разговаривали с ним. Он пытался
усилить катарсис, чтобы запастись энергией. Ребенок лежал, умирая в
Италбаре, и он шел, чтобы увеличить продолжительность ее дыхания.
Голубая Леди советовала ему подождать, но он думал о дыхании и о
сокращениях большого сердца, что когда-то было крохотным. Он отправился
после пятнадцати часов и это было ошибкой.
Лихорадка двоих из девяти компаньонов подкралась незаметно из-за
крайне изнуряющей жары леса. Они скончались в полдень второго дня. Он даже
не в силах оказался определить, что это была за болезнь из того множества
возможных. Вероятно еще и потому, что не очень то и пытался. Раз человек
мертв, он придавал значение более насущным вещам. Вдобавок из-за крайней
усталости он пожалел силы других даже на приличествующую похоронную
церемонию, и они ему потворствовали. Он бросил это дело до следующего
утра, когда двое из оставшихся семи не проснулись, и ему пришлось быть
свидетелем одного и того же обряда большее количество раз. Он сыпал
проклятиями на других языках, когда помогал готовить могилы.
Безликие, смеющиеся существа - так он их представлял - теперь с
выражением одержимости на лице и недостатком смеха. Их рубиновые глаза
расширялись и вспыхивали при каждом звуке. Шесть пальцев на руках дрожали,
сжимались, были мучительно сведены. Теперь до них стало доходить. Теперь
было слишком поздно.
Но в два или три дня... Шел третий день и гор нигде не было видно.
- Глэй, где горы? - обратился он к кашляющему человеку. - Где
Италбар?
Глэй пожал плечами и указал вперед.
Солнце, гигантский желтый диск, был полон, но невидим с их тропинки.
Его лучи пробивались сквозь звездовидную листву, но повсюду пропадали, и
все пространство покрывала сырость или растущие грибки. Небольшие зверьки
или огромные насекомые - он не знал какие - кидались в стороны от
тропинки, крались за ними, верещали в кустах и передвигались по веткам.
Крупные создания, которых он ожидал, никогда не появлялись, хотя и
слышалось их шипение или посвистывание, или их лай, часто не так уж и
далеко; и однажды звук чего-то огромного, продирающегося через лес,
раздался рядом, почти на расстоянии вытянутой руки.
Он все это воспринимал с горькой иронией. Он шел, чтобы спасти жизнь
и за эту попытку уже заплатил четырьмя. "Леди, ты была права." - бормотал
он, погружаясь в раздумья о своем сне.
Возможно, это произошло часом позже, Глэй свалился, задыхаясь от
мучительного кашля, его нормальный оливковый цвет лица перешел в цвет
листьев, нависших над ним. Хейдель двинулся в его сторону, опознав
симптомы. Давая за несколько дней приготовленный препарат ему, возможно,
удалось бы спасти человека. Но он потерпел неудачу, когда попытался с
другими, потому что собственный его катарсис еще не был полным. Равновесия
не существовало. В тот момент - когда он смотрел на первого из упавших -
он знал, что не так много времени пройдет, и погибнут все девять. Он помог
хорошенько устроить Глэя, спиной к стволу дерева, подложив под голову
подушку, чтобы удобно было глотать воду. Бросил взгляд на свой хроно.
Где-то от десяти минут до полутора часов, как он предполагал.
Он вздохнул и зажег сигару. Та имела отвратительный вкус. Влаге
потребуется довольно много времени, прежде чем она пропитается, и ничего
необычного не было в том, что грибки Клича ничего не могли сделать против
никотина. Маленький зеленый холмик сигары моментально вспыхнул, испустив
запах чем-то напоминающий запах серы.
Глэй посмотрел вверх, на него. Взгляд упрека, казалось, на мгновение
привел его в чувство.
Вместо:
- Спасибо, Хейдель, - он произнес, - то что мы можем разделить с вами
в этом случае, - и затем улыбнулся.
Хейдель повел бровью, смерть отобрала у него еще полчаса.
На этот раз, пока шло погребение, он не бормотал про себя молитву, а
изучал лица четырех оставшихся. То же самое выражение. Они отправились
вместе с ним, несмотря ни на что, с улыбкой. Затем ситуация изменилась, и
они ее приняли. Это также не казалось и смирением. На потемневших лицах
было выражение счастья. Еще, он мог бы сказать, что они знали. Каждый из
них знал, что идет, чтобы умереть на подступах к Италбару.
Он высоко ценил истории о благородном пожертвовании, также как и
каждый. Но такие бесполезные смерти!.. Сделать такое без особых на то
оснований... Он знал - и они знали, он был уверен - что мог достичь
Италбара в одиночку. На всем протяжении пути они ничего бы не смогли
поделать, но шли с ним. Не существовало угрожающих им зверей, атаки
которых надо было отражать; тропинка была вполне свободна, когда он ставил
на нее ногу. Должно быть приятно являться просто геологом, каким он был в
тот день...
Двое умерли после ленча, в течение которого ели очень мало. К
счастью, это была приторная лихорадка, прежде неизвестная на Кличе,
которая вызывает внезапный сердечный приступ и скручивает лицо жертвы в
улыбке.
Глаза человека остались открыты после конца. Хейдель собственноручно
закрыл их.
Они принялись за дело снова, и ван Химак не прервался, когда увидел,
что его спутники хотят выкопать четыре могилы. Он помогал и впоследствии,
выжидал с ними. И долго ждать не пришлось.
Закончив, он закинул тюк на плечо и продолжал свой путь. Он не
оглядывался, но перед его мысленном взором стояли те насыпи, что остались
позади. Очевидно страшные примеры не могут удержать. Его жизнь проходила
по такой вот тропинке. Могилы служили символом сотен - нет, вероятно тысяч
- смертей, оставленных позади. Соприкасавшиеся с ним люди умерли. Его
дыхание выжигало города. Там, куда падала его тень иногда ничего не
оставалось.
Еще это было в его власти - прекратить течение болезни. Даже теперь
он с этим намерением устало тащился в гору. По этому его часто узнавали,
хотя все его имя состояло из одной буквы - Х..
День, казалось, должен проясниться, хотя он знал, что это будет
наверняка известно только в полдень. Отложив выяснения, Хейдель заметил,
что деревья стали ниже, просветы между листьями увеличились. Солнечный
свет пробивался во многих местах и кое-где даже росли цветы - красноватые
и пурпурные с венчиком и усами, золотыми и бледно желтоватыми - вьющиеся с
окружающим его тихим шепотом. Дорога приобрела крутизну, но травы, что
цеплялись за колени, стали короче, и несколько маленьких существ чирикали,
стремительно двигаясь вокруг него.
После, возможно, получаса он смог видеть значительно дальше. На сотню
метров дорога лежала свободная и просторная. Когда он преодолел эту
дистанцию, ему встретился первый широкий просвет в живой кровле, а в нем
стал виден громадный бледный зеленоватый бассейн - небо. В течение десяти
минут, когда Хейдель шагал по открытому пространству, позади можно было
видеть качающееся море сучьев, скрывающих дорогу, по которой он пришел.
Через четверть мили впереди и вверху лежало то, что казалось вершиной
холма, по которому он теперь поднимался. Небольшие бледно-нефритовые
облака зависли над ней. Посторонитесь горы, он приближается!
Добравшись до выгодной позиции, Хейдель получил возможность увидеть
то, что как он догадывался, было конечным отрезком его маршрута. Надо
спуститься на несколько дюжин метров, за час пересечь долину-уровень,
влезть по склону на дальнем ее конце и потом крутой подъем на высокий холм
или низкую гору. Он передохнул, пожевал сухой паек, запил водой и двинулся
в путь.
Переход по долине прошел без происшествий, но он сломал посох, пока
добрался до ее конца.
Воздух становился все более холодным, когда он взбирался по тропинке
на склоне, а день клонился к закату. К тому времени, когда достиг отметки
половины подъема, Хейдель стал задыхаться, его мускулы ныли также как от
напряжения последних дней. Он еще был способен посмотреть назад, на
огромную теперь дистанцию, где верхушки деревьев выглядели как обширная
равнина, простирающаяся внизу, под темнеющим небом и несколькими
кружащимися птицами.
Он делал остановки для отдыха, тем более частые, чем ближе подходил к
вершине, и по прошествии некоторого времени увидел первую звезду вечера.
Он сдерживал себя, пока стоял на широком гребне, который и являлся
вершиной этой длинной, серой линии горного рельефа; к тому моменту ночь
сошла и сомкнулась вокруг него. Клич не имел лун, но огромные звезды сияли
как светильники, заключенные в бриллианты, а за ними их собратья поменьше
пенились и кипели в миллионах лучей. Ночное небо было голубым
иллюминированным.
Он пересек оставшуюся дистанцию, следуя видневшейся тропинкой, и ему
открылся свет, свет, свет и множество темных форм, что могли быть только
домами или движущимися наземными аппаратами. Два часа, как он полагал, и
он сможет прогуляться по тем улицам, пройти среди жителей мирного
Италбара, сможет остановиться в какой-нибудь гостинице, чтобы поужинать,
выпить, провести обед в компании с веселым собеседником. Затем Хейдель
огляделся и задумался, стоя на тропинке, по которой пришел, зная, что еще
не может выполнить свою затею. Однако, вид Италбара в тот момент оставался
с ним все дни его жизни.
Подавшись назад с тропинки, он нашел ровное место, чтобы разложить
постель.
Он растянулся во всю свою длину, не полные шесть футов, плотно прижав
руки к бокам, стиснув зубы и, на мгновение обратившись к звездам, закрыл
глаза.
Через некоторое время линии на его лице сгладились, челюсти ослабли.
Голова скатилась к левому плечу. Дыхание сделалось глубоким, замедлилось,
казалось остановилось совсем, через некоторое время вновь восстановилось,
но очень медленное.
Когда его голова перекатилась вправо, он имел такой вид, будто его
лицо было заковано в панцирь, или как если бы на нем лежала в совершенстве
подогнанная маска из стекла. Затем побежала испарина, и капельки, как
рубины, засверкали в его бороде. Лицо начало темнеть. Оно стало красным,
затем пурпурным, рот открылся, язык вывалился, воздух дыхания вошел в
едином судорожном глотке, пока слюна стекала с уголка рта.
Его тело содрогнулось, он свернулся в клубок и начал дрожать крупной
дрожью. Дважды глаза внезапно открывались, невидящие, и снова медленно
смыкали веки. Пена выступила изо рта, он застонал. Кровь закапала из носа
и окрасила усы. Периодически было слышно какое-то бормотание. Затем он
надолго застыл, в конце концов расслабился и так оставался до следующего
приступа. Голубой туман скрывал ступни, волновался, будто он шел через
снег в десятки раз легче, чем тот, который знал. Изгибающиеся линии
скручивались, переплетались, рвались, снова соединялись. И не ощущалось ни
жары ни холода. Над головой не видно было звезд, только бледная
голубоватая луна, неподвижно висящая в этом месте вечных сумерек. Охапки
индигового цвета роз лежали слева, и голубые валуны по правую сторону.
Обойдя валуны, он стал подниматься по ступеням лестницы, что вела
вверх. Вначале узкие, они становились все шире, пока их края не потерялись
из виду. Он поднимался продвигаясь через голубое ничто.
Он вступил в сад.
Там были заросли всех оттенков и текстур голубого, вьюны взбирались
по тому, что могло являться стенами - хотя они свивались слишком плотно,
чтобы сказать наверняка - и каменными скамейками хаотично, казалось,
разбросанными.
Пряди тумана здесь тоже колыхались, медленно, будто паря в воздухе.
Песни птиц шли с высоты и через заросли вьюнов.
Он продвигался вперед мимо неодинаковых интервалов громадных каменных
глыб, которые искрились, как куски полированного кварца. Несильные
переливы танцевали над ними и полчища огромных голубых бабочек, казалось,
привлекались этим сиянием. Они роились, выписывали пируэты, на мгновение
вспыхивали и, взмывали в воздух.
Далеко впереди он видел ясно вырисовывающуюся обнаженную фигуру, но
между ними лежало такое необъятное пространство, что прямо не верилось,
что он пройдет этот критический отрезок.
Это была фигура женщины, которую он уже видел, полускрытая
беспорядочной голубизной, женщины, чьи волосы, темно-голубые, простирались
к небесам далеких горизонтов, на чьи глаза он не мог смотреть, но только
чувствовать, как если бы она смотрела сразу отовсюду, и, пока ее аура и
мельком увиденные черты лица существовали, он знал, душа в мире. А затем
пришло чувство безмерной власти и безмерного стеснения.
Когда он очутился близко от того места в саду, она исчезла. Ощущение
его присутствия не проходило.
Он стал осознавать голубого камня беседку, расположенную за высоким
кустарником.
Свет блекнул по мере приближения, когда он входил, то почувствовал
напротив призрачно проступающие, только намек на улыбку, дрожащий свет
зрачков, мочки ушей, необычные волосы, блеск лунных лучей на беспокойных