Страница:
И еще много всяких «если». Перемены должны быть масштабными, но они все равно должны начинаться с какого-то первого шага. И эти перемены на сегодня ассоциируются с посткризисным развитием, выбором его наиболее эффективных направлений, что требует изучения соответствующих тенденций.
1.8. Формирование тенденций социально-экономического развития в условиях посткризисной трансформации
Глава 2
2.1. Глобальный экономический кризис как предмет исследования экономической науки
1.8. Формирование тенденций социально-экономического развития в условиях посткризисной трансформации
Кризисные явления опасны, прежде всего, своей социальной нестабильностью. Системный кризис в США в 30-х годах прошлого столетия был преодолен благодаря II-ой Мировой войне, хотя при этом существует миф о том, что с кризисом помогло справиться кейнсианство. Надо заметить, что кейнсианские рецепты являются весьма рискованными с макроэкономической точки зрения. Так, в России, не имеющей контроля над печатным станком резервной валюты (доллары, евро), такой риск весьма высок и провоцирует рост цен и бегство от денег.
Поэтому, положительно можно оценить поэтапную, растянутую во времени, девальвацию рубля, поскольку обесценение сбережений вряд ли укрепило бы доверие населения к национальной валюте. Данные об объемах привлеченных кредитными организациями депозитов физических лиц свидетельствуют о том, что в 2008 году все имели возможность застраховаться от обесценения рубля, практически все, кто хотел, могли обменять рубли на иностранную валюту[56].
Кризисные явления ХХ и начала ХХI века свидетельствуют о необходимости пересмотра условий, как потребления, так и производства с точки зрения гармоничного развитии общества и отдельных сфер экономики. И, следовательно, невнимание к мелкому предпринимательству, прежде всего пострадавшему в период кризиса, диссонирует со значительной поддержкой крупного бизнеса, что нарушает функционирование экономических законов и действенность их механизмов. Надо различать помощь градообразующим предприятиям, с целью поддержки и развития реального производства, и помощь неэффективным монополистам. Поддержка малого бизнеса важна не только потому, что она позволяет снижать безработицу и разряжать социальную напряженность, но и потому, что способствует изменению отношений экономических субъектов в условиях российского бюрократического произвола.
Классическая теория микроэкономики, основана на конкуренции за ресурсы между производителями отдельных благ и между потребителями частных благ. Создание общественного блага, как и частного блага, основано на разделении труда, при возможном использовании возрастающей или постоянной отдачи от масштаба производства. Как только в производстве наблюдается убывающая отдача от масштаба производства, возникает необходимость устанавливать барьеры входа на рынок. Так, в литературе по экономике организации производства можно встретить утверждение, что положительным фактором для предприятия является присутствие на рынке ограничений на вход, например, лицензирование. Инновационная экономика требует все более значительных ресурсов общества, направляемых в данную сферу, что способствует расширению кредитных отношений. Любая значительная ошибка в принятии решения на приоритетном направлении, дает сигнал обществу о нестабильности экономики, создает инфляционные ожидания, ставит в зависимость от финансового рынка или отдельных его сегментов все отрасли, включая традиционные: сельское хозяйство, природопользование и др.
Рассмотрение взаимосвязей отдельных сфер деятельности приводит к выводам о том, что экономика небольшого предприятия не может сравниваться с крупным по отдаче от масштаба производством. Как правило, наиболее значимыми, в этом случае, являются факторы уникальности товаров и их ограниченности, а возникающий в этом случае рост цен сопровождается мероприятиями по регулированию в этих сферах.
Неоклассики видели предпринимательские инновации как силу, производящую ряд больших изменений в товарах и производственных процессах. Так, на рынке продукции прибыли и убытки определяют выживание фирмы. Рассматривались три силы, приводящие в движение рыночный процесс: риск с целью получения большей прибыли; арбитражирование, что приводит рынок в состояние равновесия; инновации, нарушающие рыночное равновесие и создающие условия для достижения нового равновесия. Эта стройная система взглядов и теория предпринимательства объясняется возможностью ее эволюции. Рискованные операции, арбитражирование, инновации не могут сами по себе приводить к выстраиванию нравственных отношений, более того губительно влияют в эпоху глобализации на страны, которые в течение длительного времени находились в изоляции, как в теоретическом, так и практическом смыслах, от обязательств по рискованным операциям, арбитражу как экономической составляющей.
В последнее десятилетие XX века изучение вопросов, связанных с безработицей, результатами структурных и социальных реформ в России, а также проблем становления эффективного собственника, привели к такому парадоксальному пониманию, что: «Все, что эффективно для экономики, болезненно для общества»[57]. Таким образом, данное противоречие отдельными экономистами рассматривается как неизбежность и реальность.
Процесс глобализации идет, прежде всего, через нравственное состояние человека. В экономике глобализация сопровождается процессом подавления основ традиционной экономики и виртуальным процессом повышения благосостояния. Условия глобализации все в меньшей степени соответствуют положениям микроэкономического анализа, все в меньшей степени рассматривают рынки (региональные, новые, осваиваемые) через основы микроэкономического анализа, а все в большей степени моделируя взаимосвязь реального сектора экономики и финансового, полагая, что последний способен решить вопросы отдельных отраслей. Например, межотраслевой баланс с учетом тенденций и перспектив. В ряде стран в условиях кризиса расширяются образовательные программы, которые используются не только для получения новой квалификации, но и позволяют социально ориентировать население, давая тем самым положительный экономический эффект выхода из кризиса на основе ценностных ориентаций общества.
Неоклассический подход основан на субъективной оценке потребителей и функция полезности потребителя рассматривается, как возможность определить личность через потребление материальных и нематериальных благ, а именно: как склонность личности трудиться и зарабатывать некоторую сумму денег с тем, чтобы использовать ее на приобретение необходимых благ. Возможности описания функции полезности потребителя различны: вербальные, графические, аналитические.
Перевод функции полезности потребителя из вербальной версии в аналитическую версию связан с определенными ограничениями в описании поведения потребителя. Уже достаточно известный математический аппарат позволяет абстрагироваться от второстепенных показателей и представить модель поведения потребителя. Удовлетворение материальных потребностей осуществляется при ограниченном бюджете и решающую роль играют относительные цены.
Рассмотрение нематериальных благ, альтруистического поведения, свидетельствует о том, что классический подход способен объяснить, присутствующее в личности понимание жизни (его менталитет). Психологические проблемы поведения потребителей в условиях широкого развития инновационных технологий и расширения ассортимента продукции, можно исследовать с учетом риска, неопределенности в поведении субъектов рынка. Прогнозирование поведения потребителей, при увеличивающемся объеме потребления продукции в условиях новых технологических возможностей, ставит вопрос о толерантности потребителей к производителям продукции.
Понятие толерантности как гармонии в общении, в поведении определяется латинским словом «терпение». Востребованность толерантных отношений в обществе оценена Декларацией принципов толерантности, утвержденной Генеральной Конференцией ЮНЕСКО 16 ноября 1995 г. (Резолюция 5.61). Различают толерантность в моральном, нравственном, религиозном смысле, как общечеловеческие ценности; экономическом и социальном смысле, как отсутствие какой-либо дискриминации.
Толерантность рассматривается через человека и его восприятие мира. Востребованность человеком толерантных отношений понимается как поиск такой структуры общества, которая не ведет к конфронтации отдельных субъектов экономических отношений. Экономическая терпимость рассматривается через такие категории как «доверие», «симпатия». Определена нижняя граница доверия – 33,3 %[58], в России этот показатель составляет – 35 %, в Италии – 50–60 %, в Германии, Франции, Великобритании, Дании – 85–90 %. От симпатии исследователи переходят к более высокому уровню эмпатии, то есть способности человека поставить себя на место своего партнера, взглянуть на экономическую ситуацию с другой стороны. С определенной долей условности можно отметить, что микроэкономический анализ будет развиваться в направлении толерантности в обществе не как альтернатива оптимальности в условиях конкуренции, а рассматривать толерантность как важнейший фактор повышения эффективности функционирования рынка и экономики в целом.
Толерантная модель социального поведения человека должна быть закреплена законодательно, но при этом основана на традиционных нормах, принимаемых обществом. Микроэкономический анализ, не формируя нормы поведения людей и не выдавая желаемого за действительность, может рассматривать различное поведение людей в большей степени склонных к потреблению материальных благ, или же предпочитающих возможности духовного роста. Определение нормы поведения в обществе не означает, что все члены общества ее придерживаются. Важнейшей является возможность показать разнообразие поведения людей, но при этом в рамках «нормы». Надо отметить, что если понятие толерантности еще не нашло полного и всестороннего определения в научной литературе, то и возможности микроэкономического анализа раскрываются также при рассмотрении различных концепций толерантности.
Толерантность – трудное и редкое достижение по той простой причине, что общность языка и чувство этнической близости не всегда выступают в качестве оснований сообщества. Трудно согласиться с тем, что все современные нации в культурном, религиозном и политическом отношении более плюралистичны, чем традиционные сообщества, которые сохраняли свое единство за счет фундаментальных традиций в культуре или религии. Один из видных защитников толерантности говорил: «Твои доводы будут столь же темны для меня, как мои для тебя, пока Господь не откроет нам глаза».
Характеризуя природу человека, Н.В. Гоголь ещё в 1874 году писал: «Ничему и ни во что он не верит, только верит в один ум свой. Чего не видит его ум, того для него нет. Он позабыл и то, что нет всех сторон ума ни в одном человеке, что другой человек может видеть именно ту сторону вещи, которую он не может видеть, стало быть, знать того, чего он не может знать. Не верит он этому, и все, чего не видит он сам, то для него ложь…»[59]. Толерантность была установлена как в Англии, так и в Америке не столько в качестве идеального принципа, сколько по необходимости – когда было разрушено монолитное единство общества. Видным представителем толерантности в ту эпоху был Вольтер. Ему приписывают изречение: «Я не согласен с тем, что вы говорите, но пожертвую своей жизнью, защищая ваше право высказывать собственное мнение», – афоризм, в котором выражена классическая теория толерантности.
Экономическая свобода не противоречит терпимости к конкурирующим экономическим интересам. Конкуренция способствует образованию более гармоничного сообщества и стимулирует инициативу индивидов и социальных групп. Рассматривать предпринимательство как регулируемое государством, чтобы не допустить экономических кризисов и гарантировать минимальный уровень благосостояния и безопасности людей невозможно, поскольку желательно сохранение, как ценности свободы, так и ценности безопасности, пусть в некоторых отношениях эти вещи несовместимы. Если толерантность – один из самых популярных терминов в современной отечественной и зарубежной социально-политической, культурологической и правоведческой литературе не случайно, то существует множество гуманитарных подходов к определению и исследованию толерантности, однако при этом ее собственно психологические трактовки фактически отсутствуют.
Психологическая проблематика толерантности находится на самых ранних этапах исследования. Толерантность может быть рассмотрена как естественное и безусловное принятие другого человека, отношение к нему как к самодостаточному и самоценному существу. Для человека, обладающего толерантностью, напряжения и конфликты вовсе не исключены, можно сказать, он постоянно живет в ситуации напряженного существования, не боится быть лицом к лицу с этим напряжением, достойно выдерживать и принимать его как безусловную экзистенциальную данность.
Практика подлинно духовного отношения к человеку определена притчами Нового завета, которые основаны на толерантности, выходящей за рамки той или иной морали, но каждый раз преисполненной подлинной мудростью, глубоким психологическим, психотерапевтическим и жизненным смыслом. Таким образом, существуют, на наш взгляд, следующие возможности развития неоклассической теории:
– введение, все более смелое, в теорию потребления факторов, определяющих человека как личность: когда нравственное состояние человека, приводит к ограничению потребления материальных благ и увеличению потребления духовных благ; изменению структуры потребления (изменению вкусов и предпочтений), или иначе, развитие теории толерантного поведения потребителя;
– в условиях глобализации осуществление трансакционных затрат в пределах новых рынков с учетом толерантности поведения субъектов, обладает значительным экономическим потенциалом, что определяет позитивную тенденцию экономических отношений.
Поэтому, положительно можно оценить поэтапную, растянутую во времени, девальвацию рубля, поскольку обесценение сбережений вряд ли укрепило бы доверие населения к национальной валюте. Данные об объемах привлеченных кредитными организациями депозитов физических лиц свидетельствуют о том, что в 2008 году все имели возможность застраховаться от обесценения рубля, практически все, кто хотел, могли обменять рубли на иностранную валюту[56].
Кризисные явления ХХ и начала ХХI века свидетельствуют о необходимости пересмотра условий, как потребления, так и производства с точки зрения гармоничного развитии общества и отдельных сфер экономики. И, следовательно, невнимание к мелкому предпринимательству, прежде всего пострадавшему в период кризиса, диссонирует со значительной поддержкой крупного бизнеса, что нарушает функционирование экономических законов и действенность их механизмов. Надо различать помощь градообразующим предприятиям, с целью поддержки и развития реального производства, и помощь неэффективным монополистам. Поддержка малого бизнеса важна не только потому, что она позволяет снижать безработицу и разряжать социальную напряженность, но и потому, что способствует изменению отношений экономических субъектов в условиях российского бюрократического произвола.
Классическая теория микроэкономики, основана на конкуренции за ресурсы между производителями отдельных благ и между потребителями частных благ. Создание общественного блага, как и частного блага, основано на разделении труда, при возможном использовании возрастающей или постоянной отдачи от масштаба производства. Как только в производстве наблюдается убывающая отдача от масштаба производства, возникает необходимость устанавливать барьеры входа на рынок. Так, в литературе по экономике организации производства можно встретить утверждение, что положительным фактором для предприятия является присутствие на рынке ограничений на вход, например, лицензирование. Инновационная экономика требует все более значительных ресурсов общества, направляемых в данную сферу, что способствует расширению кредитных отношений. Любая значительная ошибка в принятии решения на приоритетном направлении, дает сигнал обществу о нестабильности экономики, создает инфляционные ожидания, ставит в зависимость от финансового рынка или отдельных его сегментов все отрасли, включая традиционные: сельское хозяйство, природопользование и др.
Рассмотрение взаимосвязей отдельных сфер деятельности приводит к выводам о том, что экономика небольшого предприятия не может сравниваться с крупным по отдаче от масштаба производством. Как правило, наиболее значимыми, в этом случае, являются факторы уникальности товаров и их ограниченности, а возникающий в этом случае рост цен сопровождается мероприятиями по регулированию в этих сферах.
Неоклассики видели предпринимательские инновации как силу, производящую ряд больших изменений в товарах и производственных процессах. Так, на рынке продукции прибыли и убытки определяют выживание фирмы. Рассматривались три силы, приводящие в движение рыночный процесс: риск с целью получения большей прибыли; арбитражирование, что приводит рынок в состояние равновесия; инновации, нарушающие рыночное равновесие и создающие условия для достижения нового равновесия. Эта стройная система взглядов и теория предпринимательства объясняется возможностью ее эволюции. Рискованные операции, арбитражирование, инновации не могут сами по себе приводить к выстраиванию нравственных отношений, более того губительно влияют в эпоху глобализации на страны, которые в течение длительного времени находились в изоляции, как в теоретическом, так и практическом смыслах, от обязательств по рискованным операциям, арбитражу как экономической составляющей.
В последнее десятилетие XX века изучение вопросов, связанных с безработицей, результатами структурных и социальных реформ в России, а также проблем становления эффективного собственника, привели к такому парадоксальному пониманию, что: «Все, что эффективно для экономики, болезненно для общества»[57]. Таким образом, данное противоречие отдельными экономистами рассматривается как неизбежность и реальность.
Процесс глобализации идет, прежде всего, через нравственное состояние человека. В экономике глобализация сопровождается процессом подавления основ традиционной экономики и виртуальным процессом повышения благосостояния. Условия глобализации все в меньшей степени соответствуют положениям микроэкономического анализа, все в меньшей степени рассматривают рынки (региональные, новые, осваиваемые) через основы микроэкономического анализа, а все в большей степени моделируя взаимосвязь реального сектора экономики и финансового, полагая, что последний способен решить вопросы отдельных отраслей. Например, межотраслевой баланс с учетом тенденций и перспектив. В ряде стран в условиях кризиса расширяются образовательные программы, которые используются не только для получения новой квалификации, но и позволяют социально ориентировать население, давая тем самым положительный экономический эффект выхода из кризиса на основе ценностных ориентаций общества.
Неоклассический подход основан на субъективной оценке потребителей и функция полезности потребителя рассматривается, как возможность определить личность через потребление материальных и нематериальных благ, а именно: как склонность личности трудиться и зарабатывать некоторую сумму денег с тем, чтобы использовать ее на приобретение необходимых благ. Возможности описания функции полезности потребителя различны: вербальные, графические, аналитические.
Перевод функции полезности потребителя из вербальной версии в аналитическую версию связан с определенными ограничениями в описании поведения потребителя. Уже достаточно известный математический аппарат позволяет абстрагироваться от второстепенных показателей и представить модель поведения потребителя. Удовлетворение материальных потребностей осуществляется при ограниченном бюджете и решающую роль играют относительные цены.
Рассмотрение нематериальных благ, альтруистического поведения, свидетельствует о том, что классический подход способен объяснить, присутствующее в личности понимание жизни (его менталитет). Психологические проблемы поведения потребителей в условиях широкого развития инновационных технологий и расширения ассортимента продукции, можно исследовать с учетом риска, неопределенности в поведении субъектов рынка. Прогнозирование поведения потребителей, при увеличивающемся объеме потребления продукции в условиях новых технологических возможностей, ставит вопрос о толерантности потребителей к производителям продукции.
Понятие толерантности как гармонии в общении, в поведении определяется латинским словом «терпение». Востребованность толерантных отношений в обществе оценена Декларацией принципов толерантности, утвержденной Генеральной Конференцией ЮНЕСКО 16 ноября 1995 г. (Резолюция 5.61). Различают толерантность в моральном, нравственном, религиозном смысле, как общечеловеческие ценности; экономическом и социальном смысле, как отсутствие какой-либо дискриминации.
Толерантность рассматривается через человека и его восприятие мира. Востребованность человеком толерантных отношений понимается как поиск такой структуры общества, которая не ведет к конфронтации отдельных субъектов экономических отношений. Экономическая терпимость рассматривается через такие категории как «доверие», «симпатия». Определена нижняя граница доверия – 33,3 %[58], в России этот показатель составляет – 35 %, в Италии – 50–60 %, в Германии, Франции, Великобритании, Дании – 85–90 %. От симпатии исследователи переходят к более высокому уровню эмпатии, то есть способности человека поставить себя на место своего партнера, взглянуть на экономическую ситуацию с другой стороны. С определенной долей условности можно отметить, что микроэкономический анализ будет развиваться в направлении толерантности в обществе не как альтернатива оптимальности в условиях конкуренции, а рассматривать толерантность как важнейший фактор повышения эффективности функционирования рынка и экономики в целом.
Толерантная модель социального поведения человека должна быть закреплена законодательно, но при этом основана на традиционных нормах, принимаемых обществом. Микроэкономический анализ, не формируя нормы поведения людей и не выдавая желаемого за действительность, может рассматривать различное поведение людей в большей степени склонных к потреблению материальных благ, или же предпочитающих возможности духовного роста. Определение нормы поведения в обществе не означает, что все члены общества ее придерживаются. Важнейшей является возможность показать разнообразие поведения людей, но при этом в рамках «нормы». Надо отметить, что если понятие толерантности еще не нашло полного и всестороннего определения в научной литературе, то и возможности микроэкономического анализа раскрываются также при рассмотрении различных концепций толерантности.
Толерантность – трудное и редкое достижение по той простой причине, что общность языка и чувство этнической близости не всегда выступают в качестве оснований сообщества. Трудно согласиться с тем, что все современные нации в культурном, религиозном и политическом отношении более плюралистичны, чем традиционные сообщества, которые сохраняли свое единство за счет фундаментальных традиций в культуре или религии. Один из видных защитников толерантности говорил: «Твои доводы будут столь же темны для меня, как мои для тебя, пока Господь не откроет нам глаза».
Характеризуя природу человека, Н.В. Гоголь ещё в 1874 году писал: «Ничему и ни во что он не верит, только верит в один ум свой. Чего не видит его ум, того для него нет. Он позабыл и то, что нет всех сторон ума ни в одном человеке, что другой человек может видеть именно ту сторону вещи, которую он не может видеть, стало быть, знать того, чего он не может знать. Не верит он этому, и все, чего не видит он сам, то для него ложь…»[59]. Толерантность была установлена как в Англии, так и в Америке не столько в качестве идеального принципа, сколько по необходимости – когда было разрушено монолитное единство общества. Видным представителем толерантности в ту эпоху был Вольтер. Ему приписывают изречение: «Я не согласен с тем, что вы говорите, но пожертвую своей жизнью, защищая ваше право высказывать собственное мнение», – афоризм, в котором выражена классическая теория толерантности.
Экономическая свобода не противоречит терпимости к конкурирующим экономическим интересам. Конкуренция способствует образованию более гармоничного сообщества и стимулирует инициативу индивидов и социальных групп. Рассматривать предпринимательство как регулируемое государством, чтобы не допустить экономических кризисов и гарантировать минимальный уровень благосостояния и безопасности людей невозможно, поскольку желательно сохранение, как ценности свободы, так и ценности безопасности, пусть в некоторых отношениях эти вещи несовместимы. Если толерантность – один из самых популярных терминов в современной отечественной и зарубежной социально-политической, культурологической и правоведческой литературе не случайно, то существует множество гуманитарных подходов к определению и исследованию толерантности, однако при этом ее собственно психологические трактовки фактически отсутствуют.
Психологическая проблематика толерантности находится на самых ранних этапах исследования. Толерантность может быть рассмотрена как естественное и безусловное принятие другого человека, отношение к нему как к самодостаточному и самоценному существу. Для человека, обладающего толерантностью, напряжения и конфликты вовсе не исключены, можно сказать, он постоянно живет в ситуации напряженного существования, не боится быть лицом к лицу с этим напряжением, достойно выдерживать и принимать его как безусловную экзистенциальную данность.
Практика подлинно духовного отношения к человеку определена притчами Нового завета, которые основаны на толерантности, выходящей за рамки той или иной морали, но каждый раз преисполненной подлинной мудростью, глубоким психологическим, психотерапевтическим и жизненным смыслом. Таким образом, существуют, на наш взгляд, следующие возможности развития неоклассической теории:
– введение, все более смелое, в теорию потребления факторов, определяющих человека как личность: когда нравственное состояние человека, приводит к ограничению потребления материальных благ и увеличению потребления духовных благ; изменению структуры потребления (изменению вкусов и предпочтений), или иначе, развитие теории толерантного поведения потребителя;
– в условиях глобализации осуществление трансакционных затрат в пределах новых рынков с учетом толерантности поведения субъектов, обладает значительным экономическим потенциалом, что определяет позитивную тенденцию экономических отношений.
Глава 2
Государственные и рыночные методы антикризисного регулирования
2.1. Глобальный экономический кризис как предмет исследования экономической науки
На подходе мирового экономического кризиса ведущий бизнес-журнал «Экономист» перепечатал архивную статью, из которой видна реакция Уолл Стрита на рыночную ситуацию 1929 года[60]. Общий вывод из статьи: в ходе кризиса происходило падение процентной ставки и фондовых индексов, сокращались золотые резервы, отзывались деньги с фондового рынка, росли плохие долги и банкротства банков; кризису предшествовал отрыв спекулятивной игры от реальности, беспрецедентное процветание США на заемные деньги, взлет цен на недвижимость и американские ценные бумаги, глобализация финансового рынка. Все перечисленные проблемы знакомы нам и сегодня.
Алгоритм движения кризиса прошлого века к глобальному XXI века позволяет выделить и проследить его текущие тенденции. Бытует мнение, что современное состояние экстраординарное и не поддается описанию экономистов – выходит за рамки существующих научных знаний. Однако нестандартность действующей рыночной ситуации, из которой апологеты антинаучности экономической теории сделали такие выводы, вполне поддается научному описанию и объясняется с позиции предшествующих научных знаний. Однако это не означает наличия глубоких трансформаций не только в хозяйстве, но и в самой экономической науке, которая переоценивает многие свои положения и подходы. Но так происходило каждый раз при сломе привычных тенденций и переходе к новому этапу общественного развития. История свидетельствует, что при каждом таком переходе актуализировалась необходимость переоценки многих привычных действий и знаний.
В ходе эволюции хозяйственных систем выделяются экономические категории, институты, явления и процессы, которые позволяют поддерживать хозяйственные взаимодействия, производство и обмен на том или ином этапе и на разных фазах цикла. С переходом к новому уровню производства и обращения одни категории, способные отвечать интересам и требованиям рынка, выживают. Другие – напротив, не выдерживают исторической поверки, и отмирают или временно замирают – выжидают изменения ситуации и сохраняются в зачаточном или гибридном состоянии (например, современное ломбардное кредитование, кассы взаимопомощи, наличные расчеты между организациями, бартер). Успешные экономические категории и институты сохраняют свое действие на разных стадиях развития. К ним, в частности, относят кредит, банки, биржи, деньги, векселя, акции, облигации и закладные. Они не только удерживают свои исходные позиции и свойства, но и мутируют. Тогда появляются различные модификации известных процессов, инструментов и институтов.
Нередко хозяйство действует «методом проб и ошибок»: главное создать побольше разновидностей, а там уже выживут те, которые лучше отвечают требованиям времени. Так, в 1980-х гг. специалисты Чикагской торговой биржи для стимулирования торговли и повышения конкурентных позиций разработали и внедрили производные бумаги. Получили неожиданный результат: новые торговые инструменты добились безусловного успеха не только у биржевых спекулянтов. Оказалось, что они позволили хеджировать (страховать) различные риски, что вовлекло в оборот ненадежные активы, повысило ликвидность низколиквидных и даже полностью не пользующихся спросом ценных бумаг и активов. За последнее десятилетие биржевой оборот (фондовых ценностей и товаров) вырос в 10 раз. Накануне кризиса объем производных ценных бумаг значительно превысил мировой валовой продукт[61]. Биржевая торговля и оборот производных бумаг стали крупными потребителями кредита. Но резкий рост кредитования определялся не столько биржевой торговлей и ростом производных, сколько вовлечением в кредитные процессы конечных потребителей, что позволило расширить спрос и, соответственно, форсировать экономический рост.
В итоге – суперразвитие с типичным кредитным «перепроизводством», перевернули наши представления о мировой финансовой системе. В лексиконе выделились три термина: «кризис», «финансовый капитал» и «глобализация». Такое внимание к ним обосновано не столько развернувшимся финансовым кризисом.
Проблемы экономического кризиса не сходят с повестки дня политиков, экономистов, управленцев и средств массовой информации. Под их прессингом находится практически все население, хозяйство и государственный бюджет. Глобальность, связанная с реализацией космополитической природы финансового капитала в условиях расширения и становления мирового рынка, и есть пример новых условий его господства. Однако достичь таких результатов без мобилизации креативных способностей невозможно. В финансовом капитале заложены противоречивые начала: он представляет собой сплав свободы и зависимости, духовных и материальных, развивающих и сдерживающих и, даже, регрессивных сторон.
Финансовый капитал богат противоречиями. В их число включены не только указанные выше противоречия между субъективными и объективными, вещественными и духовными, но и предметно-материальными и поведенческими, всеобщими и личными, прогрессивными и регрессивными, инновационными и консервативными началами, а также сверхдоходными и убыточными операциями. За последние годы происходили сильные искажения в системе отношений к доходности. Извратилось само понятие «доход». За последние четверть века произошла фиксация двух типов дохода: материального и идеального. Современное их взаимодействие отражает переход реального рынка в особое, оторванное от жизненных потребностей состояние, которое все чаще сводят к виртуальному. В США, Японии, на Тайване и в ряде других стран буквально все население участвовало в движении виртуальных ценностей, и многие играли на фондовых биржах. Там складывались новые приоритеты, особые ценностные установки и критерии. Все шло в пользу нематериальных рынков, которые, как и в период становления фондовых бирж (в Европе в XVII–XVIII вв., Америке и России на рубеже XIX–XX вв.), казалось, становились основами для прирастания богатства. В результате произошел перекос в системе доходов в пользу идеального, за счет сокращения дохода от реального сектора. Быстро сформировалась и закрепилась привычка получать сверхприбыль. Предкризисная лихорадка, казалось, вернула всех к временам «золотого века» становления капитализма, когда норма прибыли зашкаливала за показатели с двумя цифрами и приближалась к трехзначным показателям.
Однако в сентябре 2008 г. все в одночасье поменялось. Кризис не только восстановил понятие «нормальный доход», но и пересмотрел отношение к убыткам. Все возвратилось на круги своя: переоцененные бумаги оказались под воздействием резкого падения цен на нефть и все ценовые характеристики вернулись на уровень 3–4 летней давности; капитализация акций котирующихся на биржах, входящих в Международную федерацию фондовых бирж сократилась на 45 %, убытки от ипотечного долга составили 1,5 трлн долл.[62]
Переход к реалиям сложен и болезненен для многих. В ходе его происходила переоценка целей и интересов. Оказалось, что приоритеты и параметры, которые при обычных обстоятельствах не работали, в экстремальных условиях, в одних случаях, сработали, в других – были чрезмерно переоценены; появились также новые мотивы и цели. В таких условиях все неожиданно осознали, что произошло чрезмерное преувеличение значения новизны и инновационности финансового капитала. Более того наметилась переоценка подходов: снова востребованными оказались классические финансовые операции. В ходе кризиса традиции победили. В финансовой сфере впервые после ряда лет резкого динамизма восторжествовал консерватизм. Но это уже был новый консерватизм, характеризуемый креативностью, что наметило перестройку всей финансовой системы.
В ходе кризиса выкристаллизовался следующий постулат: при внешней чрезмерной подвижности и изменчивости, финансовый рынок в целом не меняется как в краткосрочном, так и долгосрочном периодах. В первом случае все определяют спрос и предложение, которые, как и в прошлом, устанавливают поведение его участников и цены. Именно они продолжают определять рынок как в годы подъема, так и кризиса. Во втором – в обиходе фундаментальные обстоятельства, в основе которых находится прирастание стоимости, что связано с производством, трудовыми затратами и переходом к дефициту сырья, который в рамках краткосрочных колебаний не всегда заметен и в ходе кризиса нередко предстает в извращенном виде. Но есть еще и внеэкономические обстоятельства, которые определяются психологическими, спекулятивными и чисто личностными факторами.
В прошлом веке было 6 фаз развития фондового и кредитного рынка: три фазы «медвежьего» – 1901–1921, 1929–1949, 1965–1982 гг. и три фазы «бычьего» – 1921–1929, 1949–1965 и 1982–2000 гг. Новый век начался резким падением курса акций интернет-ориентированных и высокотехнологичных компаний. Кризис продолжался три года и касался только незначительной его части. С марта 2003 г. по июль 2007 г. индекс MSCI более чем удвоился. Характерная особенность начала кризиса – резкое возрастание отношения цены акций к доходу. Так, в канун кризиса 1929 г. данное соотношение при расчетах по индексу Dow Jones достигло 32,6 (в 1930 г. – 7), в январе 2000 г. – 44,3, летом 2007 г. почти 50, а в начале 2009 г. оно скатилось уже до однозначной цифры[63]. Перевод инвесторов от «медвежьего» поведения к «бычьему» не сводится только к изменениям экономических показателей. Во многом он строится на смене менталитета инвесторов. Опыт прошлого века свидетельствует, что на рынке самый короткий срок преодоления подавленного состояния составил 17 лет.
Финансовый рынок подвержен флуктуации. Он динамичнее любого другого рынка. Краткосрочные изменения происходят постоянно в общемировом масштабе и в региональном аспекте. Они связаны со способностью денежного капитала легче и быстрее перетекать из одного места в другое и из одних рук в другие, чем товаров или капиталов в не денежных формах. Барри Эйчингрин (Калифорнийский университет) и Михаел Бордо (Рутдержский университет) идентифицировали 139 финансовых кризисов между 1973 и 1997 гг. (44 наблюдались в развитых странах). В то время как за послевоенное двадцатипятилетие (1945–1971 гг.) кризисов было только 38, что, однако, было в два раза больше, чем за четверть века предшествовавших Первой мировой войне[64]. Постепенно кризис переходит из эпизодического в перманентное состояние экономики.
Алгоритм движения кризиса прошлого века к глобальному XXI века позволяет выделить и проследить его текущие тенденции. Бытует мнение, что современное состояние экстраординарное и не поддается описанию экономистов – выходит за рамки существующих научных знаний. Однако нестандартность действующей рыночной ситуации, из которой апологеты антинаучности экономической теории сделали такие выводы, вполне поддается научному описанию и объясняется с позиции предшествующих научных знаний. Однако это не означает наличия глубоких трансформаций не только в хозяйстве, но и в самой экономической науке, которая переоценивает многие свои положения и подходы. Но так происходило каждый раз при сломе привычных тенденций и переходе к новому этапу общественного развития. История свидетельствует, что при каждом таком переходе актуализировалась необходимость переоценки многих привычных действий и знаний.
В ходе эволюции хозяйственных систем выделяются экономические категории, институты, явления и процессы, которые позволяют поддерживать хозяйственные взаимодействия, производство и обмен на том или ином этапе и на разных фазах цикла. С переходом к новому уровню производства и обращения одни категории, способные отвечать интересам и требованиям рынка, выживают. Другие – напротив, не выдерживают исторической поверки, и отмирают или временно замирают – выжидают изменения ситуации и сохраняются в зачаточном или гибридном состоянии (например, современное ломбардное кредитование, кассы взаимопомощи, наличные расчеты между организациями, бартер). Успешные экономические категории и институты сохраняют свое действие на разных стадиях развития. К ним, в частности, относят кредит, банки, биржи, деньги, векселя, акции, облигации и закладные. Они не только удерживают свои исходные позиции и свойства, но и мутируют. Тогда появляются различные модификации известных процессов, инструментов и институтов.
Нередко хозяйство действует «методом проб и ошибок»: главное создать побольше разновидностей, а там уже выживут те, которые лучше отвечают требованиям времени. Так, в 1980-х гг. специалисты Чикагской торговой биржи для стимулирования торговли и повышения конкурентных позиций разработали и внедрили производные бумаги. Получили неожиданный результат: новые торговые инструменты добились безусловного успеха не только у биржевых спекулянтов. Оказалось, что они позволили хеджировать (страховать) различные риски, что вовлекло в оборот ненадежные активы, повысило ликвидность низколиквидных и даже полностью не пользующихся спросом ценных бумаг и активов. За последнее десятилетие биржевой оборот (фондовых ценностей и товаров) вырос в 10 раз. Накануне кризиса объем производных ценных бумаг значительно превысил мировой валовой продукт[61]. Биржевая торговля и оборот производных бумаг стали крупными потребителями кредита. Но резкий рост кредитования определялся не столько биржевой торговлей и ростом производных, сколько вовлечением в кредитные процессы конечных потребителей, что позволило расширить спрос и, соответственно, форсировать экономический рост.
В итоге – суперразвитие с типичным кредитным «перепроизводством», перевернули наши представления о мировой финансовой системе. В лексиконе выделились три термина: «кризис», «финансовый капитал» и «глобализация». Такое внимание к ним обосновано не столько развернувшимся финансовым кризисом.
Проблемы экономического кризиса не сходят с повестки дня политиков, экономистов, управленцев и средств массовой информации. Под их прессингом находится практически все население, хозяйство и государственный бюджет. Глобальность, связанная с реализацией космополитической природы финансового капитала в условиях расширения и становления мирового рынка, и есть пример новых условий его господства. Однако достичь таких результатов без мобилизации креативных способностей невозможно. В финансовом капитале заложены противоречивые начала: он представляет собой сплав свободы и зависимости, духовных и материальных, развивающих и сдерживающих и, даже, регрессивных сторон.
Финансовый капитал богат противоречиями. В их число включены не только указанные выше противоречия между субъективными и объективными, вещественными и духовными, но и предметно-материальными и поведенческими, всеобщими и личными, прогрессивными и регрессивными, инновационными и консервативными началами, а также сверхдоходными и убыточными операциями. За последние годы происходили сильные искажения в системе отношений к доходности. Извратилось само понятие «доход». За последние четверть века произошла фиксация двух типов дохода: материального и идеального. Современное их взаимодействие отражает переход реального рынка в особое, оторванное от жизненных потребностей состояние, которое все чаще сводят к виртуальному. В США, Японии, на Тайване и в ряде других стран буквально все население участвовало в движении виртуальных ценностей, и многие играли на фондовых биржах. Там складывались новые приоритеты, особые ценностные установки и критерии. Все шло в пользу нематериальных рынков, которые, как и в период становления фондовых бирж (в Европе в XVII–XVIII вв., Америке и России на рубеже XIX–XX вв.), казалось, становились основами для прирастания богатства. В результате произошел перекос в системе доходов в пользу идеального, за счет сокращения дохода от реального сектора. Быстро сформировалась и закрепилась привычка получать сверхприбыль. Предкризисная лихорадка, казалось, вернула всех к временам «золотого века» становления капитализма, когда норма прибыли зашкаливала за показатели с двумя цифрами и приближалась к трехзначным показателям.
Однако в сентябре 2008 г. все в одночасье поменялось. Кризис не только восстановил понятие «нормальный доход», но и пересмотрел отношение к убыткам. Все возвратилось на круги своя: переоцененные бумаги оказались под воздействием резкого падения цен на нефть и все ценовые характеристики вернулись на уровень 3–4 летней давности; капитализация акций котирующихся на биржах, входящих в Международную федерацию фондовых бирж сократилась на 45 %, убытки от ипотечного долга составили 1,5 трлн долл.[62]
Переход к реалиям сложен и болезненен для многих. В ходе его происходила переоценка целей и интересов. Оказалось, что приоритеты и параметры, которые при обычных обстоятельствах не работали, в экстремальных условиях, в одних случаях, сработали, в других – были чрезмерно переоценены; появились также новые мотивы и цели. В таких условиях все неожиданно осознали, что произошло чрезмерное преувеличение значения новизны и инновационности финансового капитала. Более того наметилась переоценка подходов: снова востребованными оказались классические финансовые операции. В ходе кризиса традиции победили. В финансовой сфере впервые после ряда лет резкого динамизма восторжествовал консерватизм. Но это уже был новый консерватизм, характеризуемый креативностью, что наметило перестройку всей финансовой системы.
В ходе кризиса выкристаллизовался следующий постулат: при внешней чрезмерной подвижности и изменчивости, финансовый рынок в целом не меняется как в краткосрочном, так и долгосрочном периодах. В первом случае все определяют спрос и предложение, которые, как и в прошлом, устанавливают поведение его участников и цены. Именно они продолжают определять рынок как в годы подъема, так и кризиса. Во втором – в обиходе фундаментальные обстоятельства, в основе которых находится прирастание стоимости, что связано с производством, трудовыми затратами и переходом к дефициту сырья, который в рамках краткосрочных колебаний не всегда заметен и в ходе кризиса нередко предстает в извращенном виде. Но есть еще и внеэкономические обстоятельства, которые определяются психологическими, спекулятивными и чисто личностными факторами.
В прошлом веке было 6 фаз развития фондового и кредитного рынка: три фазы «медвежьего» – 1901–1921, 1929–1949, 1965–1982 гг. и три фазы «бычьего» – 1921–1929, 1949–1965 и 1982–2000 гг. Новый век начался резким падением курса акций интернет-ориентированных и высокотехнологичных компаний. Кризис продолжался три года и касался только незначительной его части. С марта 2003 г. по июль 2007 г. индекс MSCI более чем удвоился. Характерная особенность начала кризиса – резкое возрастание отношения цены акций к доходу. Так, в канун кризиса 1929 г. данное соотношение при расчетах по индексу Dow Jones достигло 32,6 (в 1930 г. – 7), в январе 2000 г. – 44,3, летом 2007 г. почти 50, а в начале 2009 г. оно скатилось уже до однозначной цифры[63]. Перевод инвесторов от «медвежьего» поведения к «бычьему» не сводится только к изменениям экономических показателей. Во многом он строится на смене менталитета инвесторов. Опыт прошлого века свидетельствует, что на рынке самый короткий срок преодоления подавленного состояния составил 17 лет.
Финансовый рынок подвержен флуктуации. Он динамичнее любого другого рынка. Краткосрочные изменения происходят постоянно в общемировом масштабе и в региональном аспекте. Они связаны со способностью денежного капитала легче и быстрее перетекать из одного места в другое и из одних рук в другие, чем товаров или капиталов в не денежных формах. Барри Эйчингрин (Калифорнийский университет) и Михаел Бордо (Рутдержский университет) идентифицировали 139 финансовых кризисов между 1973 и 1997 гг. (44 наблюдались в развитых странах). В то время как за послевоенное двадцатипятилетие (1945–1971 гг.) кризисов было только 38, что, однако, было в два раза больше, чем за четверть века предшествовавших Первой мировой войне[64]. Постепенно кризис переходит из эпизодического в перманентное состояние экономики.