Промежуточной формой между преданиями и устными рассказами являются сказы о действительных событиях казачьей и советской истории Донского края. Одни, возможно в силу хронологической близости освещаемых событий, носят подчеркнуто документальный характер («Точилина гора», «Тарас»). Другие являются переработкой традиционных преданий («Лазоревые цветы» и «Как девка на войну ходила»).
Устные рассказы, представляющие собой переработку фрагментов литературных произведений, исторических трудов, школьных и иных учебников, в среде казаков были чрезвычайно популярны. Они были не только принадлежностью дореволюционного военного быта, но активно бытовали в годы Великой Отечественной войны. Часто пересказываются страницы книги П.Н. Краснова «Картины былого Тихого Дона» и других работ известных донских историков. Они стали вторичными источниками зафиксированных когда-то устных рассказов. И в наши дни этот жанр сохраняет свое значение, с той лишь разницей, что публичное чтение сменилось рассказом в кругу друзей.
Довольно прочно удерживаются в сознании носителей заговоры (включая воинские). Они достаточно полно представлены в публикациях и полевых записях. Носители традиции именуют их «молитвами». Поэтические приемы и стилистика заговоров во многом определяются адресатом и обстоятельствами исполнения. Простейшие из них, предназначенные детям, примыкают к коротким жанрам материнского фольклора:
Подавляющее большинство донских сказок текстуально совпадает с записями из различных областей России (в частности, южных). Идентичность донской традиции проявляется в именовании персонажей казаками и казачками, в использовании реалий социальной организации (круг, атаман), диалектных названий птиц, животных, растений, и пр. И в наши дни сохраняется традиция сказывания с интонационной дифференциацией персонажей, передаче прямой речи напевным говорком.
Самобытны малые жанры фольклора – пословицы, поговорки, тосты. В них отразились любовь к родному краю, жизненные обстоятельства, природа общинных и межличностных отношений, обрисован казачий характер: «Казачья воля была на бранном поле, а в дому хоть надевай суму», «Слава казачья, да жизнь собачья», «Песню до конца не доигрывают, жене всей правды не сказывают», «Казак – редиска: сверху красный, в середке – белый» и т. п. В поговорках формулируются жизненные принципы, фиксируются различные наблюдения: «Не говори того, о чем не спрашивают», «Тот не казак, что в Дону не тонул и Ермака в попочку не целовал» (имеется в виду памятник Ермаку в Новочеркасске. – Т.Р.). Откликом на современное движение возрождения казачества стали такие иронические поговорки: «Проехал в поезде «Тихий Дон», значит, казак», «Казак – это состояние души». Оригинальные тосты связаны в основном со старым казачьим бытом: «Здравствуй, царь-государь, в кременной Москве, а мы казаки на Тихом Дону», «Здравствуй, Войско Донское снизу доверху и сверху донизу», и др.
Легенды представлены в основном христианскими сюжетами о чудесных явлениях и видениях. Таковы рассказы А.М. Селезневой о поиске умерших мужа и сына на том свете («как душа смотрела ад и рай»), о явлении Христа на виноградном кусте. Любопытно бытование в устной форме древнерусских апокрифов, повестей и других христианских текстов. Ф.В. Тумилевич зафиксировал у казаков-некрасовцев устную версию «Повести о бражнике»; фрагменты житий святых и «Апокалипсиса» используются в духовных стихах.
Духовные стихи и псалмы являются общим достоянием всего населения Дона – старообрядцев и православных пореформенной доминирующей конфессии, русских и украинских крестьян. В репертуаре преобладают тексты позднего пласта, часто литературного происхождения, созданные в XVIII–XIX вв. Ввиду письменного и устного способа существования (распространенность рукописных и печатных сборников) стихи сохраняют связь с церковной певческой традицией. Особенно характерно это для старообрядцев белокриницкой иерархии, интонирующих тексты на глас в декламационной манере (так называемые самогласны осмогласия знаменного распева). Православные официальной православной конфессии поют преимущественно псалмы, имеющие корни в украинско-польской культуре. Фольклоризованные напевы и тексты обнаруживают широкие аналогии в русской культуре.
Донской фольклор в двух его составляющих – песне и прозаических жанрах – обладает образно-поэтической и сюжетной общностью. Это прослеживается при сравнении колыбельных и лирических воинских песен быличек и преданий и былинных и исторических песен. В целом система жанров донского казачьего фольклора сопоставима с системой жанров русского фольклора. Сходство проявляется в составе жанров и представляющих их разновидностей, в формах эпоса, в оппозиции мужского и женского репертуара и исполнительских стереотипов, в народной терминологии. Исключение составляет святочный цикл календаря, с его щедровками и псалмами, некоторые хороводы, эпизоды свадьбы и связанные с ними песни западного, славянского происхождения.
Своеобразие можно видеть в способе деления репертуара: бытующий вне поселений – на походе, в службе – и домашний (внутреннего быта). В отличие от принятого для русской и других родственных культур подразделения жанров на приуроченные и не приуроченные, в казачьей культуре сложились две субсистемы, включавшие названные группы и в принципе функционировавшие раздельно. Между ними не существовало непреодолимой преграды. Из «службы» песни попадали в домашний быт, из мужского репертуара – в женский, но казачья воинская песня была и остается интегрирующим началом традиции.
В донской культуре сохраняется уникальный по составу и огромный по объему корпус военно-исторических песен, не знающий себе равных ни в одной из русских региональных традиций.
Доминантные исполнительские стереотипы сложились в воинской среде и воздействуют на все жанры, в исполнении которых принимают участие мужчины. Однако и в по природе женских (колыбельных, свадебных), как и в семейной и календарной обрядности, в той или иной мере проявляется воинское начало и связанные с ним формы выражения.
Казачий фольклор развивался под сильным воздействием письменной культуры. Здесь христианская и древнерусская литература, церковное певческое искусство, жанры профессиональной вокальной и инструментальной музыки, поэзия. На протяжении XVIII–XIX веков, с включением донских казаков в состав частей русской армии происходит ассимиляция форм вокальной и инструментальной военной музыки и усвоение общеармейского репертуара.
Оригинальное, неповторимое в казачьем фольклоре постепенно размывалось и оттеснялось в сферу интерпретации, исполнения, манеры. В настоящее время и эта сторона казачьей культуры испытывает сильное давление искусственно сформированных стереотипов так называемого профессионального.
Семья. Обряды жизненного цикла
Устные рассказы, представляющие собой переработку фрагментов литературных произведений, исторических трудов, школьных и иных учебников, в среде казаков были чрезвычайно популярны. Они были не только принадлежностью дореволюционного военного быта, но активно бытовали в годы Великой Отечественной войны. Часто пересказываются страницы книги П.Н. Краснова «Картины былого Тихого Дона» и других работ известных донских историков. Они стали вторичными источниками зафиксированных когда-то устных рассказов. И в наши дни этот жанр сохраняет свое значение, с той лишь разницей, что публичное чтение сменилось рассказом в кругу друзей.
Довольно прочно удерживаются в сознании носителей заговоры (включая воинские). Они достаточно полно представлены в публикациях и полевых записях. Носители традиции именуют их «молитвами». Поэтические приемы и стилистика заговоров во многом определяются адресатом и обстоятельствами исполнения. Простейшие из них, предназначенные детям, примыкают к коротким жанрам материнского фольклора:
Некоторые заговоры ближе обрядовым фольклорным текстам (1), другие возникают на основе молитв (2):
Кукуш, кукуш,
На тебе ячмень;
Чего хочешь,
Того купишь.
Купи себе топорок,
Руби себе поперек.
Сказочный репертуар зафиксирован, по-видимому, лишь частично. Наиболее полно отражены в публикациях сказки казаков-некрасовцев. Среди сказочных сюжетов, записанных в экспедициях, прежде всего волшебные и бытовые сказки – «Ивашечка», «Гуси-лебеди», «Сестрица Аленушка и братец Иванушка», «Казак и смерть». Немногочисленны сказки о животных – «Орел и карга», «Лисичка-сестричка и волк». Единичны записи оригинальных сюжетов, сочетающих черты разных жанров и содержащих атрибуты восточных сказок. Один из таких примеров «Турей и Басанда», бытовавшая в хуторах по Чиру.
Течет речка с восхода на запад,
Смывает все коренья, все каменья,
Все желтые пески.
Смой с раба божия …
Скорбь-тоску, искус, переполох,
Великую сухоту-кручинушку;
Из буйной головы, из сердца попечение,
Из душ помышления,
Из резвых рук, из резвых ног,
Из желтой кости, из белой кости;
Из семидесяти семи жил и поджилок,
Из всех ноготков и подноготков;
Из быстрых очей,
С слухменных ушей;
Из белых зуб и мягких губ,
Из быстрых глаз.
Изыди, изыди, изыди!
Где ветер не веет,
Где солнце не греет,
Там тебе быть единой
На пещаном море
На безводном месте.
Мать Божия, Пресвятая Богородица
Над престолом стояла, Господа Бога просила:
Господи, помоги, Господи,
Выгнать хвитинку из головы,
Из рук, из ног, из всех костей,
Из красной крови, из желтой кости
У рабе божьей …
Спаси ее, Господи, от худого часу,
От дурного глаза казачьево,
Бабичьево, ребячьево, девичьево;
Спаси и сохрани ее, Господи!
Подавляющее большинство донских сказок текстуально совпадает с записями из различных областей России (в частности, южных). Идентичность донской традиции проявляется в именовании персонажей казаками и казачками, в использовании реалий социальной организации (круг, атаман), диалектных названий птиц, животных, растений, и пр. И в наши дни сохраняется традиция сказывания с интонационной дифференциацией персонажей, передаче прямой речи напевным говорком.
Самобытны малые жанры фольклора – пословицы, поговорки, тосты. В них отразились любовь к родному краю, жизненные обстоятельства, природа общинных и межличностных отношений, обрисован казачий характер: «Казачья воля была на бранном поле, а в дому хоть надевай суму», «Слава казачья, да жизнь собачья», «Песню до конца не доигрывают, жене всей правды не сказывают», «Казак – редиска: сверху красный, в середке – белый» и т. п. В поговорках формулируются жизненные принципы, фиксируются различные наблюдения: «Не говори того, о чем не спрашивают», «Тот не казак, что в Дону не тонул и Ермака в попочку не целовал» (имеется в виду памятник Ермаку в Новочеркасске. – Т.Р.). Откликом на современное движение возрождения казачества стали такие иронические поговорки: «Проехал в поезде «Тихий Дон», значит, казак», «Казак – это состояние души». Оригинальные тосты связаны в основном со старым казачьим бытом: «Здравствуй, царь-государь, в кременной Москве, а мы казаки на Тихом Дону», «Здравствуй, Войско Донское снизу доверху и сверху донизу», и др.
Легенды представлены в основном христианскими сюжетами о чудесных явлениях и видениях. Таковы рассказы А.М. Селезневой о поиске умерших мужа и сына на том свете («как душа смотрела ад и рай»), о явлении Христа на виноградном кусте. Любопытно бытование в устной форме древнерусских апокрифов, повестей и других христианских текстов. Ф.В. Тумилевич зафиксировал у казаков-некрасовцев устную версию «Повести о бражнике»; фрагменты житий святых и «Апокалипсиса» используются в духовных стихах.
Духовные стихи и псалмы являются общим достоянием всего населения Дона – старообрядцев и православных пореформенной доминирующей конфессии, русских и украинских крестьян. В репертуаре преобладают тексты позднего пласта, часто литературного происхождения, созданные в XVIII–XIX вв. Ввиду письменного и устного способа существования (распространенность рукописных и печатных сборников) стихи сохраняют связь с церковной певческой традицией. Особенно характерно это для старообрядцев белокриницкой иерархии, интонирующих тексты на глас в декламационной манере (так называемые самогласны осмогласия знаменного распева). Православные официальной православной конфессии поют преимущественно псалмы, имеющие корни в украинско-польской культуре. Фольклоризованные напевы и тексты обнаруживают широкие аналогии в русской культуре.
Донской фольклор в двух его составляющих – песне и прозаических жанрах – обладает образно-поэтической и сюжетной общностью. Это прослеживается при сравнении колыбельных и лирических воинских песен быличек и преданий и былинных и исторических песен. В целом система жанров донского казачьего фольклора сопоставима с системой жанров русского фольклора. Сходство проявляется в составе жанров и представляющих их разновидностей, в формах эпоса, в оппозиции мужского и женского репертуара и исполнительских стереотипов, в народной терминологии. Исключение составляет святочный цикл календаря, с его щедровками и псалмами, некоторые хороводы, эпизоды свадьбы и связанные с ними песни западного, славянского происхождения.
Своеобразие можно видеть в способе деления репертуара: бытующий вне поселений – на походе, в службе – и домашний (внутреннего быта). В отличие от принятого для русской и других родственных культур подразделения жанров на приуроченные и не приуроченные, в казачьей культуре сложились две субсистемы, включавшие названные группы и в принципе функционировавшие раздельно. Между ними не существовало непреодолимой преграды. Из «службы» песни попадали в домашний быт, из мужского репертуара – в женский, но казачья воинская песня была и остается интегрирующим началом традиции.
В донской культуре сохраняется уникальный по составу и огромный по объему корпус военно-исторических песен, не знающий себе равных ни в одной из русских региональных традиций.
Доминантные исполнительские стереотипы сложились в воинской среде и воздействуют на все жанры, в исполнении которых принимают участие мужчины. Однако и в по природе женских (колыбельных, свадебных), как и в семейной и календарной обрядности, в той или иной мере проявляется воинское начало и связанные с ним формы выражения.
Казачий фольклор развивался под сильным воздействием письменной культуры. Здесь христианская и древнерусская литература, церковное певческое искусство, жанры профессиональной вокальной и инструментальной музыки, поэзия. На протяжении XVIII–XIX веков, с включением донских казаков в состав частей русской армии происходит ассимиляция форм вокальной и инструментальной военной музыки и усвоение общеармейского репертуара.
Оригинальное, неповторимое в казачьем фольклоре постепенно размывалось и оттеснялось в сферу интерпретации, исполнения, манеры. В настоящее время и эта сторона казачьей культуры испытывает сильное давление искусственно сформированных стереотипов так называемого профессионального.
Семья. Обряды жизненного цикла
Семейная жизнь донских казаков на раннем этапе их существования восстанавливается преимущественно по преданиям. Ими, как и непосредственными наблюдениями, пользовались А.И. Ригельман, Е.Н. Кательников и В.Д. Сухоруков. Последний также имел возможность ознакомления с документами станичных архивов. Это существенно не влияет на то обстоятельство, что сведения о семейном положении донцов и браках до XVIII в. по большей части носят предположительный характер и заимствуются из ограниченного числа источников.
А.И. Ригельман сообщает, что казаки «не имели жен, и терпеть их не могли», позже их, как и имущество, брали у турок, кумыков, крымцев, кубанцев, черкес и «разных горских татар». Он же утверждает, что «по общему приговору младенцев, родившихся у них, сперва в воду бросать установлено было для того, чтобы оные отцов и матерей для промысла их не обременяли»; затем «мужского пола вживе оставляли, а женского рода в воду метали». В более позднее время кругом решили детей воспитывать «для общей надобности». В то же время, описывая события Азовского осадного сидения, он пишет, что отбивать атаки турок казакам помогали их жены и дети, проявляя при этом удивительную храбрость. Из этого следует, что в 30–40-е гг. XVII в. многие казаки жили семьями. О заключении браков казаками в XVII в. сообщается, что «для лучшей удобности» женский пол увозили (в этнографии это называется «брак-умыкание»). Юридическому акту регистрации семьи соответствовало в то время объявление на круге. Вот как об этом пишет Е. Кательников: «Доставши девушку, нареченный жених с невестою, вступя на сбор в станичную избу, помолясь Богу, кланяются на четыре стороны и друг другу, говорят: «Ты … Настасья, будь мне жена!» Невеста, поклонившись ему в ноги, отвечает: «А ты … Гаврила, будь мне муж!» И целуются при поздравлении общем. Потом живут вместе и рожают детей». Поссорившись и не желая жить вместе, поступают так же, объявляя, что они больше не муж и жена. «Отказную тут же может взять другой, прикрывши ее своей полою, и сказать то же».
А.И. Ригельман сообщает, что казаки «не имели жен, и терпеть их не могли», позже их, как и имущество, брали у турок, кумыков, крымцев, кубанцев, черкес и «разных горских татар». Он же утверждает, что «по общему приговору младенцев, родившихся у них, сперва в воду бросать установлено было для того, чтобы оные отцов и матерей для промысла их не обременяли»; затем «мужского пола вживе оставляли, а женского рода в воду метали». В более позднее время кругом решили детей воспитывать «для общей надобности». В то же время, описывая события Азовского осадного сидения, он пишет, что отбивать атаки турок казакам помогали их жены и дети, проявляя при этом удивительную храбрость. Из этого следует, что в 30–40-е гг. XVII в. многие казаки жили семьями. О заключении браков казаками в XVII в. сообщается, что «для лучшей удобности» женский пол увозили (в этнографии это называется «брак-умыкание»). Юридическому акту регистрации семьи соответствовало в то время объявление на круге. Вот как об этом пишет Е. Кательников: «Доставши девушку, нареченный жених с невестою, вступя на сбор в станичную избу, помолясь Богу, кланяются на четыре стороны и друг другу, говорят: «Ты … Настасья, будь мне жена!» Невеста, поклонившись ему в ноги, отвечает: «А ты … Гаврила, будь мне муж!» И целуются при поздравлении общем. Потом живут вместе и рожают детей». Поссорившись и не желая жить вместе, поступают так же, объявляя, что они больше не муж и жена. «Отказную тут же может взять другой, прикрывши ее своей полою, и сказать то же».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента