Через пару недель меня опять вызвали на допрос. Это был единственный случай, когда меня не били. Велели повторить все сказанное. Я это сделала, но отрицала письма из Либавы [Лиепаи], ссылаясь, что от боли я наболтала. Об этом мы договорились с Дорой в камере через дырку. Дора мне рассказала, что ее не бьют.
...Через некоторое время опять вызвали на допрос в амбулаторию, где допрашивали и часто избивали. За тонкой стеной приемной лежали больные, избитые полицейскими, а рядом занимались пыткой. В больнице, в ужасной грязи лежали мужчины с синими лицами, разбитыми головами.
На этом допросе меня не били, только издевались, толкали ногами, кололи пальцами в нос, совали кулаки в лицо. Буллитс спрашивал, кто вез лекарства в лес и как ее звать, не та ли женщина, которая была с нами, когда нас задержали патрули. Я ответила, что эта женщина мне не знакома, а кто доставлял лекарства – не знаю. Спрашивали о девушке, которая была у меня, откуда она и что она знала о моем муже. Это была беженка из Риги, с которой я познакомилась в Сталдзене. Когда я упала с велосипеда и разбилась, то прожила у нее две недели.
Буллитс еще спрашивал о двух застреленных немцах, я ответила, что об этом ничего не знаю. Далее спрашивал об Иване Ивановиче Сниедзиньш и еще о каком-то парашютисте. Я сказала, что парашютистов я не знаю. Буллитс хотел знать, сколько раз мой муж приходил домой, я отрицала, что он приходил домой. Буллитс нахально меня выругал, обещал опять меня взять в работу. После этого я ждала больше недели, когда опять поведут бить и дождалась. После обеда меня опять вызвали и поставили в коридоре около стенки. Так я стояла некоторое время. Охранник говорил, проходя мимо меня, что мне опять будет плохо за то, что я врала. Тогда меня позвали в амбулаторию, где был Буллитс, «Длинный палач» и «Украинец». Буллитс меня спрашивал, кто вывез Калнмалс Карла. Я сказала, что это сделала я. Он мне не поверил. Выслал меня в коридор. Стоя в коридоре, я слышала голос Штейнбергс Доры. Допрашивающий что-то кричал, вышел, подбежал ко мне и ударил, говоря, чтобы я сказала, кто вывез Калнмалс Карла. Я сказала – я вывезла и иначе не скажу. Допрашивающий сказал, что получу опять. Меня позвали в амбулаторию, там стояла Штейнбергс. Мне велели повторить, кто вывез Калнмалс. Я повторила, за это Буллитс повел меня на чердак. Этот раз со мной пошли двое – Буллитс и «Длинный палач». На чердаке Буллитс заставил разостлать доски, где лежать, чтобы при избиении не запачкаться. Закрыв двери, он заставил меня раздеться догола. Я просила оставить рубашку и трусы, но он не разрешил. Посадили меня на доски, наложили кандалы и просунули палку между ног. Один бил, а второй издевался. Он спрашивал, кто вывез Калнмалс, я сказала, что это сделала я и иначе я не могу ответить. Еще спрашивали о застреленных немцах и о русских парашютистах. Буллитс уже второй раз отдыхал, когда в дверь постучали. За дверьми был «Украинец». Буллитс выругался на него, но все же открыл. Они о чем-то поговорили, после чего меня освободили и заставили одеться, что я сразу не могла сделать. Некоторое время я лежала голая, и около меня стояли 3 мужчины и издевались. Самый противный был Буллитс. Когда я поднялась, кое-как оделась и поползла по лестнице вниз, он меня еще ударил нагайкой по спине. В камере я пролежала две недели на животе, не могла пошевелиться, рук совершенно не чувствовала.
После этого случая меня больше не допрашивали. Я еще ожидала, когда меня вызовут, чтобы «уложить», ибо решение суда обо мне не было еще вынесено. Буллитс мне говорил, что в тюрьме я не останусь.
Один раз, когда я убирала амбулаторию, зашел Буллитс. Это было первый раз за три месяца. Он приветствовал меня словами: «Добрый день госпожа Закис, ну как дела госпожа, почему не приходит муж спасать, к другим же пришли». Я ответила в тон ему, что дела идут пока хорошо, а муж, наверное, не любит.
Другой раз я опять встретила его, но отвернулась и пошла мимо. Я убегала, когда замечала его, до того я его боялась. Один раз я чистила в коридоре шкаф. Он подошел и сказал, смотря в глаза – «Добрый день мадам».
Так проходили недели, мы все чего-то ждали. Но мы не ждали «вечера» как это говорили палачи. Они дождались «вечера», а мы получили «утро».
Нас освободила Красная Армия. Один из самых противных охранников, который хотел нас в бункер посадить, открыл нам двери.
Подпись: С. ЗАКИС.
25.07.1945 г.
ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 28985. Д. 6. Л. 69–72. Подлинник. Рукопись.
№ 29
№ 30
№ 31
№ 32
№ 33
№ 34
№ 35
№ 36
№ 37
№ 38
...Через некоторое время опять вызвали на допрос в амбулаторию, где допрашивали и часто избивали. За тонкой стеной приемной лежали больные, избитые полицейскими, а рядом занимались пыткой. В больнице, в ужасной грязи лежали мужчины с синими лицами, разбитыми головами.
На этом допросе меня не били, только издевались, толкали ногами, кололи пальцами в нос, совали кулаки в лицо. Буллитс спрашивал, кто вез лекарства в лес и как ее звать, не та ли женщина, которая была с нами, когда нас задержали патрули. Я ответила, что эта женщина мне не знакома, а кто доставлял лекарства – не знаю. Спрашивали о девушке, которая была у меня, откуда она и что она знала о моем муже. Это была беженка из Риги, с которой я познакомилась в Сталдзене. Когда я упала с велосипеда и разбилась, то прожила у нее две недели.
Буллитс еще спрашивал о двух застреленных немцах, я ответила, что об этом ничего не знаю. Далее спрашивал об Иване Ивановиче Сниедзиньш и еще о каком-то парашютисте. Я сказала, что парашютистов я не знаю. Буллитс хотел знать, сколько раз мой муж приходил домой, я отрицала, что он приходил домой. Буллитс нахально меня выругал, обещал опять меня взять в работу. После этого я ждала больше недели, когда опять поведут бить и дождалась. После обеда меня опять вызвали и поставили в коридоре около стенки. Так я стояла некоторое время. Охранник говорил, проходя мимо меня, что мне опять будет плохо за то, что я врала. Тогда меня позвали в амбулаторию, где был Буллитс, «Длинный палач» и «Украинец». Буллитс меня спрашивал, кто вывез Калнмалс Карла. Я сказала, что это сделала я. Он мне не поверил. Выслал меня в коридор. Стоя в коридоре, я слышала голос Штейнбергс Доры. Допрашивающий что-то кричал, вышел, подбежал ко мне и ударил, говоря, чтобы я сказала, кто вывез Калнмалс Карла. Я сказала – я вывезла и иначе не скажу. Допрашивающий сказал, что получу опять. Меня позвали в амбулаторию, там стояла Штейнбергс. Мне велели повторить, кто вывез Калнмалс. Я повторила, за это Буллитс повел меня на чердак. Этот раз со мной пошли двое – Буллитс и «Длинный палач». На чердаке Буллитс заставил разостлать доски, где лежать, чтобы при избиении не запачкаться. Закрыв двери, он заставил меня раздеться догола. Я просила оставить рубашку и трусы, но он не разрешил. Посадили меня на доски, наложили кандалы и просунули палку между ног. Один бил, а второй издевался. Он спрашивал, кто вывез Калнмалс, я сказала, что это сделала я и иначе я не могу ответить. Еще спрашивали о застреленных немцах и о русских парашютистах. Буллитс уже второй раз отдыхал, когда в дверь постучали. За дверьми был «Украинец». Буллитс выругался на него, но все же открыл. Они о чем-то поговорили, после чего меня освободили и заставили одеться, что я сразу не могла сделать. Некоторое время я лежала голая, и около меня стояли 3 мужчины и издевались. Самый противный был Буллитс. Когда я поднялась, кое-как оделась и поползла по лестнице вниз, он меня еще ударил нагайкой по спине. В камере я пролежала две недели на животе, не могла пошевелиться, рук совершенно не чувствовала.
После этого случая меня больше не допрашивали. Я еще ожидала, когда меня вызовут, чтобы «уложить», ибо решение суда обо мне не было еще вынесено. Буллитс мне говорил, что в тюрьме я не останусь.
Один раз, когда я убирала амбулаторию, зашел Буллитс. Это было первый раз за три месяца. Он приветствовал меня словами: «Добрый день госпожа Закис, ну как дела госпожа, почему не приходит муж спасать, к другим же пришли». Я ответила в тон ему, что дела идут пока хорошо, а муж, наверное, не любит.
Другой раз я опять встретила его, но отвернулась и пошла мимо. Я убегала, когда замечала его, до того я его боялась. Один раз я чистила в коридоре шкаф. Он подошел и сказал, смотря в глаза – «Добрый день мадам».
Так проходили недели, мы все чего-то ждали. Но мы не ждали «вечера» как это говорили палачи. Они дождались «вечера», а мы получили «утро».
Нас освободила Красная Армия. Один из самых противных охранников, который хотел нас в бункер посадить, открыл нам двери.
Подпись: С. ЗАКИС.
25.07.1945 г.
ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 28985. Д. 6. Л. 69–72. Подлинник. Рукопись.
№ 29
Свидетельские показания связника партизан Тэйбе Лины от июля 1945 г
ТЭЙБЕ, Лина Яновна, девичья фамилия Дане, родилась в 1909 г. 22 июля в вол. Попе в семье крестьянина...
Я носила сведения и продукты до января 1945 г. 29 января 1945 г. в 9 часов вечера ко мне пришли с «СД» Буллитс и украинец «Вовка». Спрашивали, где находится мой брат Фрицис Данне, на что я ответила – «Не знаю». После этого они стали делать обыск и нашли записку, которую Веселс вложил в альбом под фотокарточку. Тогда взяли мои документы и отвели меня в тюрьму. 30 января утром меня позвали на допрос. Буллитс спрашивал, где я взяла эту бумажку и что это за мужская одежда, находящаяся в моей квартире, т. к. у меня находилось кожаное пальто Веселс, которое я одевала в дождливое время, когда ходила в лес, и 3 пары брюк. Я сказала, что это все принадлежит Веселсу. Буллитс спросил, кем этот Веселс мне является. Я ответила, что это мой друг.
Тогда меня стали бить, чтобы я сказала, кто эту записку положил. Я думала, что Веселс, узнав о моем аресте, скроется, и сказала, что это писал он. После этого допрашивать прекратили.
30 января вечером меня опять вызвали на допрос, где впереди уже был Веселс. Меня спрашивали, кто дал эту записку. Так как я уже созналась, не было поэтому смысла отрицать. Была очень взволнована и сказала что он. Тогда Буллитс начал избивать Веселса, мне велел уходить. Уходя, я посмотрела назад и опять взволновалась. Придя в камеру – я выпила яд. Бумажку от яда бросила на пол, где остальные прочитали – «яд». Сейчас же позвали врача, который находился еще в тюрьме. Он сделал укол и давал лекарства. Нужно было вызвать рвоту. После этого в амбулатории пролежала 40 дней. На второй день Буллитс спрашивал, где я взяла яд. Так как я не могла сказать, где получила, т. к. тогда много людей потерпели бы, я сказала, что получила от своего брата в лесу, ибо этот яд хотела дать для собак.
Так в тюрьме просидела до 8 мая 1945 г., когда Германия капитулировала, нас из тюрьмы выпустила администрация. Когда пришла домой в свою квартиру на ул. Акменя № 2, оттуда была вывезена вся моя квартирная обстановка и вся моя одежда. Это увезли люди с «СД»: Буллитс, Лерхе, Вовка. Так как у меня теперь квартиры нет – я живу у сестры на ул. Саулес № 48.
Подпись: /Л. Тэйбе/.
« июля 1945 г.
ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 28985. Д. 6. Л. 83–85. Подлинник. Рукопись.
Я носила сведения и продукты до января 1945 г. 29 января 1945 г. в 9 часов вечера ко мне пришли с «СД» Буллитс и украинец «Вовка». Спрашивали, где находится мой брат Фрицис Данне, на что я ответила – «Не знаю». После этого они стали делать обыск и нашли записку, которую Веселс вложил в альбом под фотокарточку. Тогда взяли мои документы и отвели меня в тюрьму. 30 января утром меня позвали на допрос. Буллитс спрашивал, где я взяла эту бумажку и что это за мужская одежда, находящаяся в моей квартире, т. к. у меня находилось кожаное пальто Веселс, которое я одевала в дождливое время, когда ходила в лес, и 3 пары брюк. Я сказала, что это все принадлежит Веселсу. Буллитс спросил, кем этот Веселс мне является. Я ответила, что это мой друг.
Тогда меня стали бить, чтобы я сказала, кто эту записку положил. Я думала, что Веселс, узнав о моем аресте, скроется, и сказала, что это писал он. После этого допрашивать прекратили.
30 января вечером меня опять вызвали на допрос, где впереди уже был Веселс. Меня спрашивали, кто дал эту записку. Так как я уже созналась, не было поэтому смысла отрицать. Была очень взволнована и сказала что он. Тогда Буллитс начал избивать Веселса, мне велел уходить. Уходя, я посмотрела назад и опять взволновалась. Придя в камеру – я выпила яд. Бумажку от яда бросила на пол, где остальные прочитали – «яд». Сейчас же позвали врача, который находился еще в тюрьме. Он сделал укол и давал лекарства. Нужно было вызвать рвоту. После этого в амбулатории пролежала 40 дней. На второй день Буллитс спрашивал, где я взяла яд. Так как я не могла сказать, где получила, т. к. тогда много людей потерпели бы, я сказала, что получила от своего брата в лесу, ибо этот яд хотела дать для собак.
Так в тюрьме просидела до 8 мая 1945 г., когда Германия капитулировала, нас из тюрьмы выпустила администрация. Когда пришла домой в свою квартиру на ул. Акменя № 2, оттуда была вывезена вся моя квартирная обстановка и вся моя одежда. Это увезли люди с «СД»: Буллитс, Лерхе, Вовка. Так как у меня теперь квартиры нет – я живу у сестры на ул. Саулес № 48.
Подпись: /Л. Тэйбе/.
« июля 1945 г.
ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 28985. Д. 6. Л. 83–85. Подлинник. Рукопись.
№ 30
Свидетельские показания связника партизан Штраус Юлии от 23 июня 1945 г
Перевод с латышского
АВТОБИОГРАФИЯ и ОТЧЕТ
ШТРАУС Юлия Давидовна, девичья фамилия АБОЛИНЬШ
Родилась 3 марта 1901 г. в волости Попе, в семье батрака. Насколько я помню, все время ходила работать к чужим людям... Мой муж и сын ушли вместе с Красной Армией...
11 марта 1944 г. явился ст. полицейский вол. Попе Зуймач Фрицис и айзсарги Гемуте Валдис, Краутманис Паулс. Они сказали, что производят домашний контроль. Посмотрев в комнате, где ничего не было, сказал, чтобы я вышла в огород и показала, кто там ходит. Ничего плохого не подумав, я пошла. Только успела выйти за двери, как Зуймач стукнул меня по голове и спрашивает, где мой брат Эрнест Аболиньш. Я ему ответила, что просто не знаю. После этого удрала обратно в комнату, где Зуймач меня обработал, как следует. Найти правду нигде не могла, так как какой избиватель, такой и судья.
4 августа 1944 г. Зуймач Фрицис явился опять ко мне, сказал, чтобы оделась и пошла бы с ним. После этого он всех обругал и сказал, что восхода сталинского солнца я не увижу. По дороге в полицию он меня спрашивал, где Кронбергс, Жанис. Ответить я могла только одно – не знаю. Он в свою очередь опять сказал, что, когда с живой кожу снимут, тогда будешь знать.
Войдя в помещение полиции, где находились уже много арестованных, он сказал, что если кто-нибудь попробует пошевелиться, он того застрелит. Через час зашли три немца, пересчитали нас и приказали нам не шевелиться. Ночью прибыла машина, чтобы нас увезти неизвестно куда. Тогда опять Зуймач Фрицис с айзсаргами взял руководство в свои руки и посадил нас в машину и отвез в Виндавскую [Вентспилсскую] тюрьму.
В тюрьме просидела с 4 августа 1944 г. до 12 октября без всякого допроса. После освобождения из тюрьмы живу опять дома на хуторе «Аболини».
Материальную помощь Эрнесту оказывала, насколько могла, и в то же время узнавала, что он жив и здоров.
Подпись: Ю. Штраус.
23 июня 1945 г.
ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 28985. Д. 6. Л. 128, 129. Подлинник. Рукопись.
АВТОБИОГРАФИЯ и ОТЧЕТ
ШТРАУС Юлия Давидовна, девичья фамилия АБОЛИНЬШ
Родилась 3 марта 1901 г. в волости Попе, в семье батрака. Насколько я помню, все время ходила работать к чужим людям... Мой муж и сын ушли вместе с Красной Армией...
11 марта 1944 г. явился ст. полицейский вол. Попе Зуймач Фрицис и айзсарги Гемуте Валдис, Краутманис Паулс. Они сказали, что производят домашний контроль. Посмотрев в комнате, где ничего не было, сказал, чтобы я вышла в огород и показала, кто там ходит. Ничего плохого не подумав, я пошла. Только успела выйти за двери, как Зуймач стукнул меня по голове и спрашивает, где мой брат Эрнест Аболиньш. Я ему ответила, что просто не знаю. После этого удрала обратно в комнату, где Зуймач меня обработал, как следует. Найти правду нигде не могла, так как какой избиватель, такой и судья.
4 августа 1944 г. Зуймач Фрицис явился опять ко мне, сказал, чтобы оделась и пошла бы с ним. После этого он всех обругал и сказал, что восхода сталинского солнца я не увижу. По дороге в полицию он меня спрашивал, где Кронбергс, Жанис. Ответить я могла только одно – не знаю. Он в свою очередь опять сказал, что, когда с живой кожу снимут, тогда будешь знать.
Войдя в помещение полиции, где находились уже много арестованных, он сказал, что если кто-нибудь попробует пошевелиться, он того застрелит. Через час зашли три немца, пересчитали нас и приказали нам не шевелиться. Ночью прибыла машина, чтобы нас увезти неизвестно куда. Тогда опять Зуймач Фрицис с айзсаргами взял руководство в свои руки и посадил нас в машину и отвез в Виндавскую [Вентспилсскую] тюрьму.
В тюрьме просидела с 4 августа 1944 г. до 12 октября без всякого допроса. После освобождения из тюрьмы живу опять дома на хуторе «Аболини».
Материальную помощь Эрнесту оказывала, насколько могла, и в то же время узнавала, что он жив и здоров.
Подпись: Ю. Штраус.
23 июня 1945 г.
ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 28985. Д. 6. Л. 128, 129. Подлинник. Рукопись.
№ 31
Свидетельские показания связника партизан Каякс Эмилии от июля 1945 г
КАЯКС Эмилия Анновна родилась 25 июня 1909 г. в волости Угалэ в семье батрачки...
3 января 1945 г., по доносу Строзда Карлиса (лесник), что мы имеем постоянную связь с бандитами, нас арестовали.
В тюрьме меня допрашивали 4 раза и один раз избили.
Первый допрос был у Строзда Карлиса в вол. Вента, хут. «Аудзерги». Строзду было донесено, что Аугуст Рулюк ходил вместе с бандитами грабить. Меня хотели заставить сказать, что мой муж ходил грабить вместе с партизанами.
Второй допрос был в вол. Попе. На этом допросе спрашивали о том же.
В тюрьме, 19 января меня вывели на чердак и без всякого разговора избили до потери сознания.
23 января вывели первый раз на допрос в тюрьме. На этом допросе им уже было известно о наших связях с партизанами. Меня допрашивали, какие люди к нам приходили и какие сведения приносили, кому мы их передавали. Спрашивали, какие известия привозила Штейнберг и что это за «Мартыньш». Я сказала, что это ее любовник.
Сказала, что Штейнберг у нас была 3–4 раза. Они меня били и говорили, что Штейнберг приезжала два раза в неделю. Спрашивали меня, за какими сведениями я ездила к Вентскову. Я это отрицала. Созналась в том, что была один раз у него за хлебом, но его не было дома. Ни о каких сведениях не знаю.
Спрашивали, какое и откуда Аугуст Рулюк доставал оружие для партизан. Я этого не знала.
Спрашивали, знаю ли я «Робис», «Ваню» и «Мартыньш». Я ответила, что эти имена я слышала, но кто из них который, я не знаю.
22 января 1945 г. в камере повесился мой муж Аугуст Рулюк.
На следующих допросах меня о партизанах больше не спрашивали. Говорили, чтобы я рассказала, какие разговоры ведут в камере, за что мне предлагали свободу. Я им ничего не рассказала.
После этого меня больше не допрашивали.
« июль 1945 г.
ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 28985. Д. 6. Л. 135, 136. Подлинник. Рукопись.
3 января 1945 г., по доносу Строзда Карлиса (лесник), что мы имеем постоянную связь с бандитами, нас арестовали.
В тюрьме меня допрашивали 4 раза и один раз избили.
Первый допрос был у Строзда Карлиса в вол. Вента, хут. «Аудзерги». Строзду было донесено, что Аугуст Рулюк ходил вместе с бандитами грабить. Меня хотели заставить сказать, что мой муж ходил грабить вместе с партизанами.
Второй допрос был в вол. Попе. На этом допросе спрашивали о том же.
В тюрьме, 19 января меня вывели на чердак и без всякого разговора избили до потери сознания.
23 января вывели первый раз на допрос в тюрьме. На этом допросе им уже было известно о наших связях с партизанами. Меня допрашивали, какие люди к нам приходили и какие сведения приносили, кому мы их передавали. Спрашивали, какие известия привозила Штейнберг и что это за «Мартыньш». Я сказала, что это ее любовник.
Сказала, что Штейнберг у нас была 3–4 раза. Они меня били и говорили, что Штейнберг приезжала два раза в неделю. Спрашивали меня, за какими сведениями я ездила к Вентскову. Я это отрицала. Созналась в том, что была один раз у него за хлебом, но его не было дома. Ни о каких сведениях не знаю.
Спрашивали, какое и откуда Аугуст Рулюк доставал оружие для партизан. Я этого не знала.
Спрашивали, знаю ли я «Робис», «Ваню» и «Мартыньш». Я ответила, что эти имена я слышала, но кто из них который, я не знаю.
22 января 1945 г. в камере повесился мой муж Аугуст Рулюк.
На следующих допросах меня о партизанах больше не спрашивали. Говорили, чтобы я рассказала, какие разговоры ведут в камере, за что мне предлагали свободу. Я им ничего не рассказала.
После этого меня больше не допрашивали.
« июль 1945 г.
ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 28985. Д. 6. Л. 135, 136. Подлинник. Рукопись.
№ 32
Заявление Лиепа А.Ф. в Чрезвычайную комиссию по расследованию злодеяний и убийств в период немецкой оккупации по г. и уезду Мадона от 4 января 1945 г
Перевод с латышского
ЗАЯВЛЕНИЕ
Лиепа Августа Фрицовна, Рожд. 1890 г. 10 сентября, Эвельской волости, Валкского уезда. В настоящее время работает в Мадонском уезде, в Исполкоме и живет в гор. Мадоне, ул. Блауманя, 6.
В 1941 г. 30 июня с приходом немецких фашистов меня арестовали, после одного дня освободили, но примерно после одной недели опять арестовали и снова поместили в Мадонскую тюрьму и потом в концентрационный лагерь. В тюрьме видела до неузнаваемости избитых людей из Ирсской волости, а также из Сайкавсской волости. Из Паткулсской волости был один арестованный со сломаной рукой и выбитым глазом, он в тюрьме умер. Находящиеся и впоследствии в тюрьме рассказывали, что первое избиение произошло при аресте, после этого при допросе в полицейском участке, откуда некоторых можно было переместить в тюрьму только на следующий день, после того, как они пришли в сознание.
Лично мне знакомый работник милиции Поздняк Александр из тюрьмы был увезен на допрос, когда его привезли обратно, пальцы его рук были в крови. Когда айзсарги привозили партии арестованных, они заходили в лагерь и избивали резиновыми палками каждого, кто попадался им под руку.
Б. Гриезе от полученных ранений и голода в больнице умер. Питание в концентрационном лагере было плохое и для существования человека недостаточное. Несколько раз в неделю при варке листьев к супу прибавляли 3 гр. мяса. Освобождали из тюрьмы после 2-х месячного пребывания в ней, с условием оставить Мадону, что и мне пришлось сделать. Расстрелы проводились во время моего нахождения в концентрационном лагере каждую неделю, обычно по пятницам. По расчетам заключенных, всего было расстреляно 1500 человек. На расстрел возили в закрытой автомашине, но если случалась грузовая машина, то арестованных, которых возили на расстрел, покрывали брезентом, возили в неизвестное направление. Расстрелы производились в 20 километрах от Мадоны. Больше всего расстреливали в Смецерсском бору, в 3-х километрах от Мадоны. В Саркансской волости работала на лесных работах группа пленных; после того, как один из них убежал, 5 было расстреляно. По дороге из Боркова в Сайкову лежала убитая женщина 80–90 лет, еврейской национальности. Мимо проводили группу арестованных. Фашистские убийцы велели сделать с убитой невозможное, но когда никто этого не сделал, их били, и 6 человек убиты в Сварсском бору Праулинсской волости. Когда меня поместили в тюрьму, я весила 83 килограмма, а при выходе из тюрьмы весила только 56 килограмм. На работу гнали каждый день рыть руками канавы.
/подпись/ А. Лиепа.
4.1.45 г.
Перевела с латышского инструктор Р.Ч.К. /Эпштейн/
Рига, 13 марта 1945 г.
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 17. Перевод. Машинопись.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Лиепа Августа Фрицовна, Рожд. 1890 г. 10 сентября, Эвельской волости, Валкского уезда. В настоящее время работает в Мадонском уезде, в Исполкоме и живет в гор. Мадоне, ул. Блауманя, 6.
В 1941 г. 30 июня с приходом немецких фашистов меня арестовали, после одного дня освободили, но примерно после одной недели опять арестовали и снова поместили в Мадонскую тюрьму и потом в концентрационный лагерь. В тюрьме видела до неузнаваемости избитых людей из Ирсской волости, а также из Сайкавсской волости. Из Паткулсской волости был один арестованный со сломаной рукой и выбитым глазом, он в тюрьме умер. Находящиеся и впоследствии в тюрьме рассказывали, что первое избиение произошло при аресте, после этого при допросе в полицейском участке, откуда некоторых можно было переместить в тюрьму только на следующий день, после того, как они пришли в сознание.
Лично мне знакомый работник милиции Поздняк Александр из тюрьмы был увезен на допрос, когда его привезли обратно, пальцы его рук были в крови. Когда айзсарги привозили партии арестованных, они заходили в лагерь и избивали резиновыми палками каждого, кто попадался им под руку.
Б. Гриезе от полученных ранений и голода в больнице умер. Питание в концентрационном лагере было плохое и для существования человека недостаточное. Несколько раз в неделю при варке листьев к супу прибавляли 3 гр. мяса. Освобождали из тюрьмы после 2-х месячного пребывания в ней, с условием оставить Мадону, что и мне пришлось сделать. Расстрелы проводились во время моего нахождения в концентрационном лагере каждую неделю, обычно по пятницам. По расчетам заключенных, всего было расстреляно 1500 человек. На расстрел возили в закрытой автомашине, но если случалась грузовая машина, то арестованных, которых возили на расстрел, покрывали брезентом, возили в неизвестное направление. Расстрелы производились в 20 километрах от Мадоны. Больше всего расстреливали в Смецерсском бору, в 3-х километрах от Мадоны. В Саркансской волости работала на лесных работах группа пленных; после того, как один из них убежал, 5 было расстреляно. По дороге из Боркова в Сайкову лежала убитая женщина 80–90 лет, еврейской национальности. Мимо проводили группу арестованных. Фашистские убийцы велели сделать с убитой невозможное, но когда никто этого не сделал, их били, и 6 человек убиты в Сварсском бору Праулинсской волости. Когда меня поместили в тюрьму, я весила 83 килограмма, а при выходе из тюрьмы весила только 56 килограмм. На работу гнали каждый день рыть руками канавы.
/подпись/ А. Лиепа.
4.1.45 г.
Перевела с латышского инструктор Р.Ч.К. /Эпштейн/
Рига, 13 марта 1945 г.
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 17. Перевод. Машинопись.
№ 33
Заявление Осташевой об аресте айзсаргами мужа, Осташева В., от 10 января 1945 г
Перевод с латышского
ЗАЯВЛЕНИЕ
Сообщаю, что 26 августа 1941 г. арестовали моего мужа Осташева Владислава, 1908 г. р. Арестовали его айзсарги ПИЛАТС и БРУНИТИС, прож. в Паткулсской волости «Бромулти» и КАЦКАРС. Умер в Мадонской тюрьме, о чем мне сообщили 30 сентября. Получила тело мужа, которое было покрыто синяками, причина которых избиение, правый глаз также выбит, правая рука сломана.
/подпись/ Осташева 10 января 1945 г.
Перевела с латышского инструктор Р. Ч.К. /Эпштейн/
Рига, 13 марта 1945 г.
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 72. Перевод. Машинопись.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Сообщаю, что 26 августа 1941 г. арестовали моего мужа Осташева Владислава, 1908 г. р. Арестовали его айзсарги ПИЛАТС и БРУНИТИС, прож. в Паткулсской волости «Бромулти» и КАЦКАРС. Умер в Мадонской тюрьме, о чем мне сообщили 30 сентября. Получила тело мужа, которое было покрыто синяками, причина которых избиение, правый глаз также выбит, правая рука сломана.
/подпись/ Осташева 10 января 1945 г.
Перевела с латышского инструктор Р. Ч.К. /Эпштейн/
Рига, 13 марта 1945 г.
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 72. Перевод. Машинопись.
№ 34
Отчет в политическую полицию Валмиерского округа Мадонского уезда старшины Мадонского уезда о лицах, казненных за коммунистическую деятельность, от 29 ноября 1941 г
Перевод с латышского Выписка
Старшина Мадонского уезда Мадонна, ул. Авоту, 8. 29 ноября 1941 г. № 210
В ЗАГС г. Мадонны
Выполняя предписание уполномоченного Политической полиции Валмиерского округа в Мадонском уезде за № 37 от 6 ноября с. г., препровождаю Вам список лиц, экзекутированных [казненных] в пределах Мадонского уезда за политические симпатии к коммунистической деятельности, подлежащих регистрации в реестре умерших.
Об упомянутых в списке лицах сообщить также соответствующим регистрационным учреждениям, якобы эти лица выписались из списков жителей: [список из 13 фамилий].
Приложение: 9 паспортов и 3 удостоверения военнообязанных.
Зам. старшины уезда /Рогайнис – подпись/
Секретарь /Рассонс – подпись/
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 24. Заверенная копия. Рукопись.
Старшина Мадонского уезда Мадонна, ул. Авоту, 8. 29 ноября 1941 г. № 210
В ЗАГС г. Мадонны
Выполняя предписание уполномоченного Политической полиции Валмиерского округа в Мадонском уезде за № 37 от 6 ноября с. г., препровождаю Вам список лиц, экзекутированных [казненных] в пределах Мадонского уезда за политические симпатии к коммунистической деятельности, подлежащих регистрации в реестре умерших.
Об упомянутых в списке лицах сообщить также соответствующим регистрационным учреждениям, якобы эти лица выписались из списков жителей: [список из 13 фамилий].
Приложение: 9 паспортов и 3 удостоверения военнообязанных.
Зам. старшины уезда /Рогайнис – подпись/
Секретарь /Рассонс – подпись/
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 24. Заверенная копия. Рукопись.
№ 35
Список лиц, которые за политическую, коммунистическую деятельность подверглись наказанию [расстреляны] на территории 1-го полицейского участка Мадонского уезда от 14 октября 1944 г
Перевод с латышского
Переводчик мл. лейтенант госбезопасности /Краузе/
«14» октября 1944 г.
ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 43–48. Заверенный перевод. Машинопись.
Переводчик мл. лейтенант госбезопасности /Краузе/
«14» октября 1944 г.
ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 43–48. Заверенный перевод. Машинопись.
№ 36
Список лиц, экзекутированных за политические симпатии к коммунистической деятельности в пределах 1-го участка Мадонской уездной полиции, от 6 ноября 1941 г
Перевод с латышского
Мадона, 6 ноября 1941 года
Начальник 1-го участка Мадонской уездной полиции
Приедите /подпись/
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 19, 19 об., 20, 20 об., 21.
Перевод. Машинописная копия.
Список расстрелянных мирных граждан и сопроводительная записка начальника 1-го участка Мадонской уездной полиции с требованием к старосте данного уезда изъять их имена из регистра местных жителей. 15 ноября 1941 г.
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Д. 218 об., 219. Подлинник
Мадона, 6 ноября 1941 года
Начальник 1-го участка Мадонской уездной полиции
Приедите /подпись/
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 19, 19 об., 20, 20 об., 21.
Перевод. Машинописная копия.
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Д. 218 об., 219. Подлинник
№ 37
Заявление директора Мадонской средней школы Стабулниекса о бесчинствах латышских фашистов в период немецкой оккупации от 25 января 1945 г
В 1940/41 году при Советской власти был директором Мадонской городской средней школы, в городе Мадона.
После прихода немецко-фашистских грабителей в 1941 году в июле месяце я был арестован.
Приказ ареста был подписан начальником полиции Мадонского уезда, самозванцем Цимдыньшем, проживающим в Мадоне. Самозванцем потому, что в Мадоне в июле 1941 года не было немцами утвержденной власти. Бесчинствовали местные «националисты»-фашисты латыши. Жалование самозванцам-полицейским в виде продуктов тогда платили большие хозяева-кулаки. При арестах отбирались деньги, часы; из квартир увозили мебель, одежду и т. д. Кроме отобранных денег и часов из моей квартиры было увезено пианино.
В качестве первого арестованного я переступил порог Мадонской тюрьмы. В первую ночь в узких арестантских помещениях находились вместе и мужчины, и женщины, люди, которые работали при Советской власти учителями, бухгалтерами, директорами культурных домов и клубов, руководителями и работниками МТС и т. д.
На допрос водили ночью.
Так называемая следственная комиссия состояла из следующих латышских фашистов: председатель Цимдыньш, ульмановский студент, члены – Рейнекс (впоследствии начальник Мадонского уезда), бывший полицейский, уволенный во время ульмановской власти со службы за кражу и открывший в Мадоне свою винную торговлю, Приедитис – бывший полицейский надзиратель, агроном Цесвайнской волости Финартий, агроном Прауленской волости Видуш и студент Балодис.
Допрос производился при помощи пыток. Мне прикладом была перебита брюшная перепонка, тов. Андерсону из Сайковской волости была со спины сдернута кожа, и мясо висело клоками.
Первый массовый расстрел был произведен в пятницу 18-го июля 1941 года в бору «Смецере» в трех километрах от Мадона. Среди 32 расстрелянных был депутат Верховного Совета Латвийской ССР тов. Калнарс, медицинская сестра Мадонской больницы Силиньш [№ 46 в списке «экзекутированных», см. выше. – Прим. сост.]. Палачи – сыны кулаков, среди них: Асаритис из Касновской волости, хутор Веини, Клявиньш из Сарканской волости, хутор Муценеки, начальник Мадонской тюрьмы Грасис, его помощник Неругалис.
Второй массовый расстрел состоялся приблизительно через неделю, были расстреляны мужчины – евреи около 150 человек. Третий расстрел произошел 7-го августа. Были расстреляны женщины и дети еврейской национальности около 200 человек.
8-го августа был расстрелян 61 человек из Мадонской тюрьмы и концлагеря, среди них: руководительница пионерами Мадонского уезда тов. Риекстс [№ 61 в списке «экзекутированных», см. док. выше. – Прим. сост. ], директор культурного клуба Барта [№ 117 в списке «экзекутированных», см. док. выше. – Прим. сост. ], милиционеры из Калсновской волости Варславс [№ 103 в списке «экзекутированных», см. док. №... – Прим. сост. ], Верземниекс [№ 83 в списке «экзекутированных», см. док. выше. – Прим. сост. ], Капмалис – секретарь Берзаунского волисполкома [№ 57 в списке «экзекутированных», см. док. выше. – Прим. сост.].
Последний из мне известных массовых расстрелов произошел 2-го декабря. Было расстреляно 54 чел., среди них секретарь Карздабского волисполкома Гросбергс, Лиепипьш – работник из Лубанской станции.
[?] группы из 5–6 человек исчезали часто. Сторожа-полицейские рассказывали, что тех увозили на работу в [неразборчиво], чему мы однако не верили.
После 2-го декабря 1941 года достоверных данных о расстрелах в Мадонской тюрьме и концлагере не имею, так как я был выслан из Мадонского уезда.
25.1.1945. Я. Стабулниекс, директор Мадонской средней школы.
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 83, 84. Подлинник. Рукопись.
После прихода немецко-фашистских грабителей в 1941 году в июле месяце я был арестован.
Приказ ареста был подписан начальником полиции Мадонского уезда, самозванцем Цимдыньшем, проживающим в Мадоне. Самозванцем потому, что в Мадоне в июле 1941 года не было немцами утвержденной власти. Бесчинствовали местные «националисты»-фашисты латыши. Жалование самозванцам-полицейским в виде продуктов тогда платили большие хозяева-кулаки. При арестах отбирались деньги, часы; из квартир увозили мебель, одежду и т. д. Кроме отобранных денег и часов из моей квартиры было увезено пианино.
В качестве первого арестованного я переступил порог Мадонской тюрьмы. В первую ночь в узких арестантских помещениях находились вместе и мужчины, и женщины, люди, которые работали при Советской власти учителями, бухгалтерами, директорами культурных домов и клубов, руководителями и работниками МТС и т. д.
На допрос водили ночью.
Так называемая следственная комиссия состояла из следующих латышских фашистов: председатель Цимдыньш, ульмановский студент, члены – Рейнекс (впоследствии начальник Мадонского уезда), бывший полицейский, уволенный во время ульмановской власти со службы за кражу и открывший в Мадоне свою винную торговлю, Приедитис – бывший полицейский надзиратель, агроном Цесвайнской волости Финартий, агроном Прауленской волости Видуш и студент Балодис.
Допрос производился при помощи пыток. Мне прикладом была перебита брюшная перепонка, тов. Андерсону из Сайковской волости была со спины сдернута кожа, и мясо висело клоками.
Первый массовый расстрел был произведен в пятницу 18-го июля 1941 года в бору «Смецере» в трех километрах от Мадона. Среди 32 расстрелянных был депутат Верховного Совета Латвийской ССР тов. Калнарс, медицинская сестра Мадонской больницы Силиньш [№ 46 в списке «экзекутированных», см. выше. – Прим. сост.]. Палачи – сыны кулаков, среди них: Асаритис из Касновской волости, хутор Веини, Клявиньш из Сарканской волости, хутор Муценеки, начальник Мадонской тюрьмы Грасис, его помощник Неругалис.
Второй массовый расстрел состоялся приблизительно через неделю, были расстреляны мужчины – евреи около 150 человек. Третий расстрел произошел 7-го августа. Были расстреляны женщины и дети еврейской национальности около 200 человек.
8-го августа был расстрелян 61 человек из Мадонской тюрьмы и концлагеря, среди них: руководительница пионерами Мадонского уезда тов. Риекстс [№ 61 в списке «экзекутированных», см. док. выше. – Прим. сост. ], директор культурного клуба Барта [№ 117 в списке «экзекутированных», см. док. выше. – Прим. сост. ], милиционеры из Калсновской волости Варславс [№ 103 в списке «экзекутированных», см. док. №... – Прим. сост. ], Верземниекс [№ 83 в списке «экзекутированных», см. док. выше. – Прим. сост. ], Капмалис – секретарь Берзаунского волисполкома [№ 57 в списке «экзекутированных», см. док. выше. – Прим. сост.].
Последний из мне известных массовых расстрелов произошел 2-го декабря. Было расстреляно 54 чел., среди них секретарь Карздабского волисполкома Гросбергс, Лиепипьш – работник из Лубанской станции.
[?] группы из 5–6 человек исчезали часто. Сторожа-полицейские рассказывали, что тех увозили на работу в [неразборчиво], чему мы однако не верили.
После 2-го декабря 1941 года достоверных данных о расстрелах в Мадонской тюрьме и концлагере не имею, так как я был выслан из Мадонского уезда.
25.1.1945. Я. Стабулниекс, директор Мадонской средней школы.
ГА РФ. Ф. 7021. Оп. 93. Д. 2429. Л. 83, 84. Подлинник. Рукопись.
№ 38
Выписка из заявления Артура Лиеде о преступлениях оккупантов и их пособников от 29 декабря 1944 г
Перевод с латышского
Желая рассказать комиссии о виденных мною преступлениях за период немецкой оккупации на территории Латв. ССР, сообщаю следующее:
В июле мес. 1941 г. по дороге в СССР в окрестности Вецгулбене, меня задержал так наз. «...» /самозащита/ того времени и поместил в Мадонское место заключения, где были концентрированы политические заключенные. Условия тут были бесчеловечны. Наряду с обычными злодеяниями, как безжалостное битье и т. п., надо отметить особый прием мучений, который применяли к изолированным заключенным: однодневный паек – горячую похлебку надо было принимать пригоршнями и из них хлебать. Часто похлебка, кажется с умыслом, была так горяча, что невозможно было ее сдерживать ладонями, и она выливалась на пол. Ввиду того, что это было единственное питание на сутки, голодные лизали похлебку с пола, немцы приходили смотреть на это, и тех, кто воздерживался от лизания пищи, немилосердно били.
7 августа за мной явились три немца, связали мне руки и под стражей увели на окраину Мадоны. Там стоял один из Рижских синих автобусов и около 40 (сорока) пьяных людей вокруг. Некоторые из них были в штатском, другие в военной форме, и многие говорили по-немецки, на местном, балтийском наречии. Говорили также по-латышски. Там же стояла легковая, немецкая полицейская машина, около которой стояла группа немецких офицеров «Тотенкопф» (череп). Эти последние разговаривали на чистом немецком государственном языке. (Как после выяснилось, вся эта группа людей, которые стояли у автобуса и легковой машины, была организована немцами для выполнения массовых убийств.)
Офицеры у легковой машины, как я мог понять, совещались относительно меня, после чего ко мне приставили двух вооруженных сторожей и поместили в автобус. Там во всех углах были винтовки, а на задней платформе стоял ручной пулемет. Вскоре автобус наполнился пьяными солдатами, а офицер из легковой машины дал команду ехать.
Здесь постараюсь не упомянуть о тех унижениях и злодеяниях, которые пришлось самому пережить, т. к. хочу рассказать о фактах, перед которыми бледнеет все лично мною пережитое.
Вечер мы провели в погребе Гулбенского дворца. Вскоре после полуночи автобус отправился в путь и на заре остановился у барака военного лагеря Литенс. Из барака стали выгонять группы людей. Мужчинам из автобуса раздали патроны, выволокли ручной пулемет, половина ушла шагов на пятьдесят, чтобы вырыть большую продолговатую яму, вторая половина направилась к баракам. Можно было слышать, что там требуют отдать драгоценности, тех, у кого таковых не было, били. У выгнанных из бараков мужчин и женщин срывали хорошую одежду и обувь, после чего по группам гнали к яме, выстраивали на краю, и расстреливали из пулемета и ружейными залпами. После каждого залпа к яме подходили несколько с пистолетами, и стреляли отдельные выстрелы в яму. Так туда увозили группами. Многие женщины были с детьми. Детей отделили и загнали в какой-то пустой барак, туда же через дверь бросали младенцев, которые не могли сами на ногах стоять. Детей и младенцев после обстреляли из пистолетов там же у ямы, причем эту работу главным образом выполнили 2 из всех стреляющих. Остальные их с уважением называли: Детлав и Лемберг. Особое зверское бессердечие выказывал тот, которого звали Детлав.
В этот и последующие дни он, во время пьянки в автобусе, хвалился пятнами крови и мозга на своей плащ-палатке. Химическим карандашом, расплывчатыми буквами на этой плащ-палатке было написано «Детлав грозный».
ВЫПИСКА ИЗ ЗАЯВЛЕНИЯ
Доцента Латв. гос. университета (бывш. зам. Наркомюст) АРТУРА ЛИЕДЕ, прожив. в гор. Рига, Вадакстас ул., 18, кв. 3.Желая рассказать комиссии о виденных мною преступлениях за период немецкой оккупации на территории Латв. ССР, сообщаю следующее:
В июле мес. 1941 г. по дороге в СССР в окрестности Вецгулбене, меня задержал так наз. «...» /самозащита/ того времени и поместил в Мадонское место заключения, где были концентрированы политические заключенные. Условия тут были бесчеловечны. Наряду с обычными злодеяниями, как безжалостное битье и т. п., надо отметить особый прием мучений, который применяли к изолированным заключенным: однодневный паек – горячую похлебку надо было принимать пригоршнями и из них хлебать. Часто похлебка, кажется с умыслом, была так горяча, что невозможно было ее сдерживать ладонями, и она выливалась на пол. Ввиду того, что это было единственное питание на сутки, голодные лизали похлебку с пола, немцы приходили смотреть на это, и тех, кто воздерживался от лизания пищи, немилосердно били.
7 августа за мной явились три немца, связали мне руки и под стражей увели на окраину Мадоны. Там стоял один из Рижских синих автобусов и около 40 (сорока) пьяных людей вокруг. Некоторые из них были в штатском, другие в военной форме, и многие говорили по-немецки, на местном, балтийском наречии. Говорили также по-латышски. Там же стояла легковая, немецкая полицейская машина, около которой стояла группа немецких офицеров «Тотенкопф» (череп). Эти последние разговаривали на чистом немецком государственном языке. (Как после выяснилось, вся эта группа людей, которые стояли у автобуса и легковой машины, была организована немцами для выполнения массовых убийств.)
Офицеры у легковой машины, как я мог понять, совещались относительно меня, после чего ко мне приставили двух вооруженных сторожей и поместили в автобус. Там во всех углах были винтовки, а на задней платформе стоял ручной пулемет. Вскоре автобус наполнился пьяными солдатами, а офицер из легковой машины дал команду ехать.
Здесь постараюсь не упомянуть о тех унижениях и злодеяниях, которые пришлось самому пережить, т. к. хочу рассказать о фактах, перед которыми бледнеет все лично мною пережитое.
Вечер мы провели в погребе Гулбенского дворца. Вскоре после полуночи автобус отправился в путь и на заре остановился у барака военного лагеря Литенс. Из барака стали выгонять группы людей. Мужчинам из автобуса раздали патроны, выволокли ручной пулемет, половина ушла шагов на пятьдесят, чтобы вырыть большую продолговатую яму, вторая половина направилась к баракам. Можно было слышать, что там требуют отдать драгоценности, тех, у кого таковых не было, били. У выгнанных из бараков мужчин и женщин срывали хорошую одежду и обувь, после чего по группам гнали к яме, выстраивали на краю, и расстреливали из пулемета и ружейными залпами. После каждого залпа к яме подходили несколько с пистолетами, и стреляли отдельные выстрелы в яму. Так туда увозили группами. Многие женщины были с детьми. Детей отделили и загнали в какой-то пустой барак, туда же через дверь бросали младенцев, которые не могли сами на ногах стоять. Детей и младенцев после обстреляли из пистолетов там же у ямы, причем эту работу главным образом выполнили 2 из всех стреляющих. Остальные их с уважением называли: Детлав и Лемберг. Особое зверское бессердечие выказывал тот, которого звали Детлав.
В этот и последующие дни он, во время пьянки в автобусе, хвалился пятнами крови и мозга на своей плащ-палатке. Химическим карандашом, расплывчатыми буквами на этой плащ-палатке было написано «Детлав грозный».