Страница:
Подтверждением того, что интерес к политике выступает именно как пассивная норма политического участия, служат данные о том, как респонденты реализуют свой интерес. Сравним данные 1994 и 1999 годов по группе политически ангажированных.
Если говорить о наиболее характерных чертах группы ангажированных респондентов, то следует выделить следующие существенные моменты. Половина этой группы выступает за продолжение экономических реформ (при средней по выборке 37 %), но доля полагающих, что их нужно прекратить, в этой группе практически не отличается от среднего показателя – соответственно 31 и 29 %. Отвечая на вопрос о причинах неуспешности реформ, эта группа, с одной стороны, значительно чаще среднего указывает на коррумпированность власти (66 % при 56 % в среднем), но особенно выделяет такое объяснение, как «отсутствие у властей продуманной программы» (37 % при средней 20 %).
В сравнении с респондентами, совершенно не интересующимися политикой, группа ангажированных чаще говорит, что у них за последнее время окрепло чувство своей свободы (соответственно 12 и 5 %), чувство собственного достоинства (12 и 7 %), чувство ответственности за происходящее в стране (12 и 2 %). И хотя среди значительно интересующихся политикой доминируют, как и в других группах, все-таки негативные чувства – усталость, обида, отчаяние, они выражены у респондентов тем сильнее, чем слабее их интерес к политике. Вместе с тем среди заинтересованных политикой в «очень большой степени» самая высокая в сравнении с другими группами доля дезадаптированных: 39 % этой группы утверждают, что они «не могут приспособиться к нынешним переменам». Почти треть группы ангажированных (31 %) с определенностью утверждают, что они «не чувствуют себя свободным человеком» (в среднем по выборке 24 %), причем еще чаще так считают респонденты, испытывающие к политике «большой интерес», – 37 % (в этой подгруппе вообще самая большая доля ощущающих себя так или иначе несвободными – 60 %).
Весьма показательными для общей направленности политических установок и интересов являются ответы респондентов о том, какие чувства они испытывают по отношению к разным группам нынешнего российского общества, а также их оценки влиятельности различных политических и социальных сил в сегодняшней России.
Как видим, за исключением отношения к «сталинистам» (при некоторой условности этого определения в данном контексте) соотношение позитивных и негативных оценок среди ангажированных и совершенно не интересующихся политикой практически не отличается. Вместе с тем для наиболее ангажированных респондентов (испытывающих к политике «очень значительный интерес») характерна большая амбивалентность в отношении к перечисленным (в том числе одиозным) фигурам социально-политического пространства. Так, «уважение» к сталинистам испытывают 32 % опрошенных в этой группе, к «людям со свастикой, призывающим очистить Россию от инородцев» – 11 %. Добавим, что в этой группе сильнее выражено негативное отношение к «разбогатевшим»: у 44 % они вызывают «гнев и возмущение» (при 27 % в среднем), а также к «ученым и реформаторам», инициаторам перестройки, – они вызывают раздражение» у 33 % этой группы.
Характерно, что в группе наиболее ангажированных политикой («очень большой интерес») упомянутые «персонажи» или социально-политические силы чаще среднего вызывают такое чувство, как «страх». Это свидетельствует о дезадаптированности группы. В социально-демографическом плане это связано с тем, что в данной группе сильнее представлено пожилое образованное население с типичным для него сегодня тревожным, фрустрированным сознанием.
Что касается оценок влияния отдельных социальных и политических сил на происходящее сегодня в российском обществе, то здесь у политически ангажированных гораздо ярче прослеживается следующая тенденция: «слишком малым» считается влияние таких групп, как «интеллигенция» (60 % при средней 52 %) и «молодежь» (68 % при средней 54 %), тогда как резко негативно оценивается степень влиятельности ныне действующих политиков (как «слишком большую» ее оценивают 65 % этой группы), «олигархов и банкиров» (76 % при средней 66 %), «журналистов» (60 % при средней 44 %). Вполне типична для нынешнего состояния общества и тема тотального влияния на происходящее в стране со стороны «мафии и организованной преступности» (85 % политически ангажированных отметили их «слишком большое влияние» в обществе). В этой типичной и привычной склонности к криминализации власти и демонизации ее ключевых фигур проявляются особенности нынешнего процесса отчуждения масс от реальных рычагов управления, отсутствие реальной конструктивной критики «верхов», недостаточная информированность населения (связанная, кстати, и с характером подачи информации, отсутствием ее объективного и конструктивного анализа и осмысления как в СМК, так и в среде наиболее востребованных сегодня аналитиков и политологов). Все это подталкивает к мифологизации власти (как нынешней, так и прошлой), к трактовке основных властных институтов в стране как «чужих», «враждебных» и «преступных».
Более или менее позитивную оценку вызывают только силы и фигуры, действующие «вопреки» («протооппозиция», поскольку «реальная» оппозиция уже оказывается «запятнанной»). Позитивное отношение к «интеллигенции» и «молодежи», в особенности характерное для политически ангажированных групп, выступает здесь фантомом, компенсирующим отсутствие в России действительно новой политической элиты. Вместе с тем это позволяет по-прежнему связывать с властью такие традиционные «человеческие» и этические качества, как «честность», «незапятнанность политикой», «моральный авторитет» (а не такие прагматические и вполне, кстати, верифицируемые характеристики, как, например, эффективность, «прозрачность» процесса принятия решений, информационная открытость или подотчетность, сменяемость).
С другой стороны, в обществе в целом – а среди ангажированных политикой в особенности – сегодня заметно ощущается желание опереться на «последний оплот» государственности, на силовые структуры (как будто бы более организованные, более послушные, менее коррумпированные). Влияние армии как «слишком малое» отмечают 60 % группы ангажированных при средней 50 % (вина за войну в Чечне при этом явно воспринимается как поражение пропагандистской «машины» или «режима» в целом, но не армии). Значительная часть группы ангажированных считает «слишком малой» и степень влияния на происходящее в стране органов госбезопасности – 44 % (при средней 37 %).
В связи с этим своеобразным этатизмом сегодняшнего массового сознания отметим, что оценка влияния «государственных чиновников» в обществе как «слишком малого» характерна именно для группы политически ангажированных и более образованных россиян, проживающих не в столицах, а в крупных городах России, – 20 % при 14 % в среднем.
Еще одна существенная тенденция, образующая один из векторов распределения мнений в социально-политическом пространстве, – это рост изоляционизма и ксенофобии, в том числе ревитализации государственного антисемитизма. В группе наиболее ангажированных «слишком большим» влияние «иностранцев» в России считают 28 % («слишком малым» – 11 %), «приезжих с Кавказа» – 32 %, «евреев» – 39 % (при средней 24 %). Это, на наш взгляд, указывает на сложно преломленную, но в основе своей негативную оценку групповых проявлений экономического активизма, финансового успеха, действия достижительских ценностей, отношение к которым в постсоветском обществе по давней традиции амбивалентно, неразрывно связано с завистью. Эта амбивалентность явно усиливается, когда такие качества, как «рациональность», «независимость», «чувство собственного достоинства», «честолюбие», воспринимаемые в отношении «далеких чужих» – к примеру, в обобщенном образе «англичанина» – скорее как позитивные, переносятся на «своих чужих» (в данном случае евреев): здесь они приобретают резко негативную окраску. (Добавим, что доля затруднившихся ответить на все эти вопросы составляет от 40 до 45 % опрошенных.)
Общее негативное отношение к компартии в группе политически ангажированных совпадает с оценкой населения в целом: согласных с тем, что «за годы советской власти компартия окончательно дискредитировала себя», здесь 45 % (при средней 42 %). Однако не соглашаются с этим суждением в данной группе значительно чаще, чем в среднем, – 41 % (при средней 29 %). В отношении же к «демократам» (суждение «демократы так ничего и не дали народу») подавляющее большинство согласно с этой негативной оценкой (72 %, только у совсем не интересующихся политикой этот показатель еще выше – 81 %). Доля не согласных с данным суждением составляет здесь лишь 20 %, что указывает на доминирующие в обществе настроения.
Показательны и данные о причинах утраты Россией роли великой державы – с этой оценкой чаще соглашаются именно наиболее политически ангажированные респонденты (78 % при средней 72 %). Так, 17 % этой группы (при средней 9 %) считают, что это произошло в результате «заговора стран Запада», 48 % – «в результате политики Ельцина и его окружения» (при средней 37 %). Совершенно не заинтересованные политикой респонденты гораздо чаще других групп склонны винить в стремительном снижении авторитета российской державы «горбачевскую перестройку» (37 %, в группе ангажированных – 29 %). Наконец, 27 % ангажированных считают, что Россия утратила роль великой державы, поскольку «демократы, реформаторы повели страну по неверному пути».
Характерны оценки различных перемен в российском обществе, произошедших за последнее десятилетие, в их динамике. Сравним на материалах замеров 1994 и 1999 годов ответы респондентов, значительно интересующихся политикой и не проявляющих к ней никакого интереса.
Как видим, в группе политически ангажированных сократилась в сравнении с 1994 годом доля позитивно оценивающих перемены (кроме свободы предпринимательства) и – что наиболее важно для нашей темы политического участия – в 2 раза возросла доля респондентов этой группы, негативно оценивающих введение многопартийных выборов.
Даже при том, что президентские выборы предполагали более активное участие в голосовании, доля голосовавших среди ангажированных политикой, как видим, изменилась незначительно. Однако она несколько заметнее выросла в группах, проявляющих сегодня к политике «средний» интерес, что, если вспомнить об изменениях в социально-демографической структуре этой группы (некоторое возрастание в ней доли 40–55-летних, а также высокообразованных респондентов), служит, на наш взгляд, еще одним подтверждением, с одной стороны, охлаждения к политике в наиболее социально продвинутых группах, ослабления поляризованности их политических позиций, с другой – говорит о сохраняющейся готовности к политическому участию в форме выборов.
Это подтверждается ретроспективной картиной голосования по партийным спискам в Государственную думу; среди нынешних политически ангажированных и политически индифферентных респондентов в 1994 году. Те, кто выказал очень большой интерес к политике, более чем на две трети (70 %) участвовали в выборах. При этом их в значительной мере было свойственно так называемое протестное голосование, олицетворением которого на выборах 1993 года стала фигура В. Жириновского: около четверти всей этой группы (26 %, при средней 11 %) подала тогда свои голоса за лидера ЛДПР. Вместе с тем несколько выше среднего были здесь и доли подавших свои голоса за только начинавшую набирать силу КПРФ (11 % против 6 % в среднем) и за потерпевший тогда серьезное поражение «Выбор России» (13 % против 8 % в среднем). В 2 раза выше среднего была здесь и доля подавших на выборах голоса за «Яблоко» Явлинского (8 % при 4 % в среднем).
Вместе с тем политически ангажированные респонденты, характеризовавшие осенью 1994 года свой интерес к политике более сдержанно – как «большой», наиболее активно голосовали за КПРФ (21 % этой группы при 6 % в среднем). Что же касается респондентов, которые через год после выборов в Государственную думу проявляли к политике «средний интерес», то их партийные преференции практически не отличались от средних, за исключением более низкой доли не участвовавших в выборах 1993 года (40 % при 47 % в среднем).
Напомним, что мы не рассматриваем здесь результаты реального голосования на выборах 1993 года, а пытаемся наметить черты «политических портретов» респондентов (опрошенных почти через год после выборов, когда предвыборные страсти уже улеглись, а общая ситуация в стране стала более благополучной и стабильной) в их связи с политической ангажированностью. Анализ этих данных позволяет сделать следующие заключения.
К осени 1994 года группа респондентов с ярко выраженным интересом к политике (ответ «интересуюсь политикой в очень большой степени») по своему социально-демографическому составу отличалась повышенной в сравнении со средними данными долей респондентов от 40 до 55 лет (28 % против 23 % в среднем), но особенно пожилых, старше 55 лет (37 % против 28 %). В два с лишним раза выше, чем в среднем по выборке, здесь была доля респондентов с высшим образованием (33 %). Причем активнее других была представлена именно подгруппа респондентов старше 40 лет с высшим образованием (24 % при 6 % в среднем по выборке).
Как в региональном аспекте, так и по урбанизационной оси наиболее политизированными в 1994 году были «столицы», в несколько меньшей степени – большие города. Доля москвичей и петербуржцев в группе интересовавшихся политикой в «очень большой степени» составляла 26 % (доля этих респондентов в выборке – 9 %).
Среди тех, кто испытывал к политике «большой интерес», были ощутимее всего представлены более пожилые возрастные группы, соответственно повышенной была среди них и доля голосовавших на выборах 1993 года за КПРФ. Если иметь в виду, что речь идет о респондентах, сохранивших интерес к политике через год после выборов, то можно зафиксировать в ней начало роста грядущей популярности КПРФ, поскольку в реальном голосовании 1993 года коммунисты еще не имели такой популярности среди политически ангажированных слоев населения.
Если говорить о нынешней ситуации, то группа наиболее политически ангажированных по-прежнему намерена активно участвовать в предстоящих выборах.
По своим партийным преференциям группа ангажированных по-прежнему остается более «красной», чем другие, хотя эта характеристика и приобретает сейчас все более неопределенный, размытый характер. Электорат Зюганова на выборах 1996 года и сегодня почти на две трети (64 % голосовавших за Зюганова в первом туре) сохраняет верность своему избраннику, собираясь голосовать за него на предстоящих президентских выборах. Чуть большая доля намерена голосовать на парламентских выборах за КПРФ (73 % от той же группы). Тем не менее отдельные части прежних «зюгановцев» (если судить по намерениям голосовать на будущих выборах) начинают перетекать в стан зюгановских «противников» – будь то «Отечество» Ю. Лужкова или даже «Яблоко» Г. Явлинского (но ни в коем случае не «Правое дело» и не ЛДПР В. Жириновского!).
Наиболее расколотым – что понятно – оказывается бывший электорат Ельцина, хотя основная его часть (около одной пятой) выражает сейчас намерение голосовать на предстоящих выборах за «Отечество» Ю. Лужкова (среди ангажированных политикой – 20 %). Из, условно говоря, демократических сил неким кредитом доверия у этого контингента еще пользуется «Яблоко» (в среднем за него намерены голосовать 15 % из явных приверженцев Ельцина на выборах 1996 года и 19 % бывших «ельцинцев», рассматриваемых здесь как «ангажированные»). Новый блок демократических сил «Правое дело» имеет среди прежних сторонников Ельцина минимальную поддержку (менее 2 % от всех опрошенных).
Приведем некоторые данные о характере голосования респондентов, в различной степени интересующихся нынче политикой, в 1-м и во 2-м турах прошлых президентских выборов (табл. 10 и 11).
Появление новых политических фигур и политических сил в массовом сознании, в средствах массовой информации связано в последнее время почти исключительно с «позиционным эффектом» – их вхождением во властные структуры высшего уровня. Еще раз напомним о стремительном росте популярности Б. Немцова, С. Кириенко и особенно Е. Примакова, а также нового премьера С. Степашина и о столь же стремительном его сокращении, когда выдвинувшиеся лидеры так или иначе вытесняются с политической арены (едва ли не решающим фактором при этом оказывается близость к так называемому «ельцинскому окружению»). Только Е. Примаков и отчасти С. Кириенко в значительной мере сохраняют свою популярность и сейчас. Это связано, на наш взгляд, с тем, что они пришли во власть уже в принципиально иной, уже постчерномырдинской ситуации – иной, может быть, не столько по расстановке политических сил или механизмам их взаимодействия, сколько по восприятию этого властно-бюрократического расклада общественным мнением.
После катастрофического падения доверия к Б. Ельцину, фигуре, которая структурировала все политическое пространство (пусть на самом простейшем уровне), массовое сознание ищет иной консолидирующий центр. Однако это происходит в ситуации, когда прежде приглушенные или до известной степени оттесненные на периферию политического сознания проявления ущемленного державного или имперского менталитета, изоляционизм и недоверие к Западу, ксенофобия и национализм, традиционалистские установки и патерналистский комплекс явно воскрешаются. Причем этот процесс идет при деятельном участии ряда, если не большинства, политических элит, равно как и многих каналов «четвертой власти» (напомним только о действиях военных и внешнеполитических ведомств во время балканской войны, а также о том, как их шаги, интересы и амбиции отражались в средствах массовой информации).
На нынешний день едва ли возможно говорить о наличии в стране серьезных политических сил, которые могли бы выступить новым гарантом продолжения демократических реформ в России и имели при этом достаточно широкую, устойчивую поддержку в обществе, в его наиболее квалифицированных, заинтересованных, политически вменяемых слоях. Накануне выборов такая ситуация представляется весьма тревожной.
Вера Никитина
Если говорить о наиболее характерных чертах группы ангажированных респондентов, то следует выделить следующие существенные моменты. Половина этой группы выступает за продолжение экономических реформ (при средней по выборке 37 %), но доля полагающих, что их нужно прекратить, в этой группе практически не отличается от среднего показателя – соответственно 31 и 29 %. Отвечая на вопрос о причинах неуспешности реформ, эта группа, с одной стороны, значительно чаще среднего указывает на коррумпированность власти (66 % при 56 % в среднем), но особенно выделяет такое объяснение, как «отсутствие у властей продуманной программы» (37 % при средней 20 %).
В сравнении с респондентами, совершенно не интересующимися политикой, группа ангажированных чаще говорит, что у них за последнее время окрепло чувство своей свободы (соответственно 12 и 5 %), чувство собственного достоинства (12 и 7 %), чувство ответственности за происходящее в стране (12 и 2 %). И хотя среди значительно интересующихся политикой доминируют, как и в других группах, все-таки негативные чувства – усталость, обида, отчаяние, они выражены у респондентов тем сильнее, чем слабее их интерес к политике. Вместе с тем среди заинтересованных политикой в «очень большой степени» самая высокая в сравнении с другими группами доля дезадаптированных: 39 % этой группы утверждают, что они «не могут приспособиться к нынешним переменам». Почти треть группы ангажированных (31 %) с определенностью утверждают, что они «не чувствуют себя свободным человеком» (в среднем по выборке 24 %), причем еще чаще так считают респонденты, испытывающие к политике «большой интерес», – 37 % (в этой подгруппе вообще самая большая доля ощущающих себя так или иначе несвободными – 60 %).
Весьма показательными для общей направленности политических установок и интересов являются ответы респондентов о том, какие чувства они испытывают по отношению к разным группам нынешнего российского общества, а также их оценки влиятельности различных политических и социальных сил в сегодняшней России.
Как видим, за исключением отношения к «сталинистам» (при некоторой условности этого определения в данном контексте) соотношение позитивных и негативных оценок среди ангажированных и совершенно не интересующихся политикой практически не отличается. Вместе с тем для наиболее ангажированных респондентов (испытывающих к политике «очень значительный интерес») характерна большая амбивалентность в отношении к перечисленным (в том числе одиозным) фигурам социально-политического пространства. Так, «уважение» к сталинистам испытывают 32 % опрошенных в этой группе, к «людям со свастикой, призывающим очистить Россию от инородцев» – 11 %. Добавим, что в этой группе сильнее выражено негативное отношение к «разбогатевшим»: у 44 % они вызывают «гнев и возмущение» (при 27 % в среднем), а также к «ученым и реформаторам», инициаторам перестройки, – они вызывают раздражение» у 33 % этой группы.
Характерно, что в группе наиболее ангажированных политикой («очень большой интерес») упомянутые «персонажи» или социально-политические силы чаще среднего вызывают такое чувство, как «страх». Это свидетельствует о дезадаптированности группы. В социально-демографическом плане это связано с тем, что в данной группе сильнее представлено пожилое образованное население с типичным для него сегодня тревожным, фрустрированным сознанием.
Что касается оценок влияния отдельных социальных и политических сил на происходящее сегодня в российском обществе, то здесь у политически ангажированных гораздо ярче прослеживается следующая тенденция: «слишком малым» считается влияние таких групп, как «интеллигенция» (60 % при средней 52 %) и «молодежь» (68 % при средней 54 %), тогда как резко негативно оценивается степень влиятельности ныне действующих политиков (как «слишком большую» ее оценивают 65 % этой группы), «олигархов и банкиров» (76 % при средней 66 %), «журналистов» (60 % при средней 44 %). Вполне типична для нынешнего состояния общества и тема тотального влияния на происходящее в стране со стороны «мафии и организованной преступности» (85 % политически ангажированных отметили их «слишком большое влияние» в обществе). В этой типичной и привычной склонности к криминализации власти и демонизации ее ключевых фигур проявляются особенности нынешнего процесса отчуждения масс от реальных рычагов управления, отсутствие реальной конструктивной критики «верхов», недостаточная информированность населения (связанная, кстати, и с характером подачи информации, отсутствием ее объективного и конструктивного анализа и осмысления как в СМК, так и в среде наиболее востребованных сегодня аналитиков и политологов). Все это подталкивает к мифологизации власти (как нынешней, так и прошлой), к трактовке основных властных институтов в стране как «чужих», «враждебных» и «преступных».
Более или менее позитивную оценку вызывают только силы и фигуры, действующие «вопреки» («протооппозиция», поскольку «реальная» оппозиция уже оказывается «запятнанной»). Позитивное отношение к «интеллигенции» и «молодежи», в особенности характерное для политически ангажированных групп, выступает здесь фантомом, компенсирующим отсутствие в России действительно новой политической элиты. Вместе с тем это позволяет по-прежнему связывать с властью такие традиционные «человеческие» и этические качества, как «честность», «незапятнанность политикой», «моральный авторитет» (а не такие прагматические и вполне, кстати, верифицируемые характеристики, как, например, эффективность, «прозрачность» процесса принятия решений, информационная открытость или подотчетность, сменяемость).
С другой стороны, в обществе в целом – а среди ангажированных политикой в особенности – сегодня заметно ощущается желание опереться на «последний оплот» государственности, на силовые структуры (как будто бы более организованные, более послушные, менее коррумпированные). Влияние армии как «слишком малое» отмечают 60 % группы ангажированных при средней 50 % (вина за войну в Чечне при этом явно воспринимается как поражение пропагандистской «машины» или «режима» в целом, но не армии). Значительная часть группы ангажированных считает «слишком малой» и степень влияния на происходящее в стране органов госбезопасности – 44 % (при средней 37 %).
В связи с этим своеобразным этатизмом сегодняшнего массового сознания отметим, что оценка влияния «государственных чиновников» в обществе как «слишком малого» характерна именно для группы политически ангажированных и более образованных россиян, проживающих не в столицах, а в крупных городах России, – 20 % при 14 % в среднем.
Еще одна существенная тенденция, образующая один из векторов распределения мнений в социально-политическом пространстве, – это рост изоляционизма и ксенофобии, в том числе ревитализации государственного антисемитизма. В группе наиболее ангажированных «слишком большим» влияние «иностранцев» в России считают 28 % («слишком малым» – 11 %), «приезжих с Кавказа» – 32 %, «евреев» – 39 % (при средней 24 %). Это, на наш взгляд, указывает на сложно преломленную, но в основе своей негативную оценку групповых проявлений экономического активизма, финансового успеха, действия достижительских ценностей, отношение к которым в постсоветском обществе по давней традиции амбивалентно, неразрывно связано с завистью. Эта амбивалентность явно усиливается, когда такие качества, как «рациональность», «независимость», «чувство собственного достоинства», «честолюбие», воспринимаемые в отношении «далеких чужих» – к примеру, в обобщенном образе «англичанина» – скорее как позитивные, переносятся на «своих чужих» (в данном случае евреев): здесь они приобретают резко негативную окраску. (Добавим, что доля затруднившихся ответить на все эти вопросы составляет от 40 до 45 % опрошенных.)
Общее негативное отношение к компартии в группе политически ангажированных совпадает с оценкой населения в целом: согласных с тем, что «за годы советской власти компартия окончательно дискредитировала себя», здесь 45 % (при средней 42 %). Однако не соглашаются с этим суждением в данной группе значительно чаще, чем в среднем, – 41 % (при средней 29 %). В отношении же к «демократам» (суждение «демократы так ничего и не дали народу») подавляющее большинство согласно с этой негативной оценкой (72 %, только у совсем не интересующихся политикой этот показатель еще выше – 81 %). Доля не согласных с данным суждением составляет здесь лишь 20 %, что указывает на доминирующие в обществе настроения.
Показательны и данные о причинах утраты Россией роли великой державы – с этой оценкой чаще соглашаются именно наиболее политически ангажированные респонденты (78 % при средней 72 %). Так, 17 % этой группы (при средней 9 %) считают, что это произошло в результате «заговора стран Запада», 48 % – «в результате политики Ельцина и его окружения» (при средней 37 %). Совершенно не заинтересованные политикой респонденты гораздо чаще других групп склонны винить в стремительном снижении авторитета российской державы «горбачевскую перестройку» (37 %, в группе ангажированных – 29 %). Наконец, 27 % ангажированных считают, что Россия утратила роль великой державы, поскольку «демократы, реформаторы повели страну по неверному пути».
Характерны оценки различных перемен в российском обществе, произошедших за последнее десятилетие, в их динамике. Сравним на материалах замеров 1994 и 1999 годов ответы респондентов, значительно интересующихся политикой и не проявляющих к ней никакого интереса.
Как видим, в группе политически ангажированных сократилась в сравнении с 1994 годом доля позитивно оценивающих перемены (кроме свободы предпринимательства) и – что наиболее важно для нашей темы политического участия – в 2 раза возросла доля респондентов этой группы, негативно оценивающих введение многопартийных выборов.
Интерес к политике и участие в выборах
Как и в прежнем замере 1994 года, интерес к политике в значительной мере коррелирует с готовностью к участию в выборах. Сравним эти данные по группам в различной степени ангажированных, сопоставив их ответы с 1994 годом.Даже при том, что президентские выборы предполагали более активное участие в голосовании, доля голосовавших среди ангажированных политикой, как видим, изменилась незначительно. Однако она несколько заметнее выросла в группах, проявляющих сегодня к политике «средний» интерес, что, если вспомнить об изменениях в социально-демографической структуре этой группы (некоторое возрастание в ней доли 40–55-летних, а также высокообразованных респондентов), служит, на наш взгляд, еще одним подтверждением, с одной стороны, охлаждения к политике в наиболее социально продвинутых группах, ослабления поляризованности их политических позиций, с другой – говорит о сохраняющейся готовности к политическому участию в форме выборов.
Это подтверждается ретроспективной картиной голосования по партийным спискам в Государственную думу; среди нынешних политически ангажированных и политически индифферентных респондентов в 1994 году. Те, кто выказал очень большой интерес к политике, более чем на две трети (70 %) участвовали в выборах. При этом их в значительной мере было свойственно так называемое протестное голосование, олицетворением которого на выборах 1993 года стала фигура В. Жириновского: около четверти всей этой группы (26 %, при средней 11 %) подала тогда свои голоса за лидера ЛДПР. Вместе с тем несколько выше среднего были здесь и доли подавших свои голоса за только начинавшую набирать силу КПРФ (11 % против 6 % в среднем) и за потерпевший тогда серьезное поражение «Выбор России» (13 % против 8 % в среднем). В 2 раза выше среднего была здесь и доля подавших на выборах голоса за «Яблоко» Явлинского (8 % при 4 % в среднем).
Вместе с тем политически ангажированные респонденты, характеризовавшие осенью 1994 года свой интерес к политике более сдержанно – как «большой», наиболее активно голосовали за КПРФ (21 % этой группы при 6 % в среднем). Что же касается респондентов, которые через год после выборов в Государственную думу проявляли к политике «средний интерес», то их партийные преференции практически не отличались от средних, за исключением более низкой доли не участвовавших в выборах 1993 года (40 % при 47 % в среднем).
Напомним, что мы не рассматриваем здесь результаты реального голосования на выборах 1993 года, а пытаемся наметить черты «политических портретов» респондентов (опрошенных почти через год после выборов, когда предвыборные страсти уже улеглись, а общая ситуация в стране стала более благополучной и стабильной) в их связи с политической ангажированностью. Анализ этих данных позволяет сделать следующие заключения.
К осени 1994 года группа респондентов с ярко выраженным интересом к политике (ответ «интересуюсь политикой в очень большой степени») по своему социально-демографическому составу отличалась повышенной в сравнении со средними данными долей респондентов от 40 до 55 лет (28 % против 23 % в среднем), но особенно пожилых, старше 55 лет (37 % против 28 %). В два с лишним раза выше, чем в среднем по выборке, здесь была доля респондентов с высшим образованием (33 %). Причем активнее других была представлена именно подгруппа респондентов старше 40 лет с высшим образованием (24 % при 6 % в среднем по выборке).
Как в региональном аспекте, так и по урбанизационной оси наиболее политизированными в 1994 году были «столицы», в несколько меньшей степени – большие города. Доля москвичей и петербуржцев в группе интересовавшихся политикой в «очень большой степени» составляла 26 % (доля этих респондентов в выборке – 9 %).
Среди тех, кто испытывал к политике «большой интерес», были ощутимее всего представлены более пожилые возрастные группы, соответственно повышенной была среди них и доля голосовавших на выборах 1993 года за КПРФ. Если иметь в виду, что речь идет о респондентах, сохранивших интерес к политике через год после выборов, то можно зафиксировать в ней начало роста грядущей популярности КПРФ, поскольку в реальном голосовании 1993 года коммунисты еще не имели такой популярности среди политически ангажированных слоев населения.
Если говорить о нынешней ситуации, то группа наиболее политически ангажированных по-прежнему намерена активно участвовать в предстоящих выборах.
По своим партийным преференциям группа ангажированных по-прежнему остается более «красной», чем другие, хотя эта характеристика и приобретает сейчас все более неопределенный, размытый характер. Электорат Зюганова на выборах 1996 года и сегодня почти на две трети (64 % голосовавших за Зюганова в первом туре) сохраняет верность своему избраннику, собираясь голосовать за него на предстоящих президентских выборах. Чуть большая доля намерена голосовать на парламентских выборах за КПРФ (73 % от той же группы). Тем не менее отдельные части прежних «зюгановцев» (если судить по намерениям голосовать на будущих выборах) начинают перетекать в стан зюгановских «противников» – будь то «Отечество» Ю. Лужкова или даже «Яблоко» Г. Явлинского (но ни в коем случае не «Правое дело» и не ЛДПР В. Жириновского!).
Наиболее расколотым – что понятно – оказывается бывший электорат Ельцина, хотя основная его часть (около одной пятой) выражает сейчас намерение голосовать на предстоящих выборах за «Отечество» Ю. Лужкова (среди ангажированных политикой – 20 %). Из, условно говоря, демократических сил неким кредитом доверия у этого контингента еще пользуется «Яблоко» (в среднем за него намерены голосовать 15 % из явных приверженцев Ельцина на выборах 1996 года и 19 % бывших «ельцинцев», рассматриваемых здесь как «ангажированные»). Новый блок демократических сил «Правое дело» имеет среди прежних сторонников Ельцина минимальную поддержку (менее 2 % от всех опрошенных).
Приведем некоторые данные о характере голосования респондентов, в различной степени интересующихся нынче политикой, в 1-м и во 2-м турах прошлых президентских выборов (табл. 10 и 11).
Появление новых политических фигур и политических сил в массовом сознании, в средствах массовой информации связано в последнее время почти исключительно с «позиционным эффектом» – их вхождением во властные структуры высшего уровня. Еще раз напомним о стремительном росте популярности Б. Немцова, С. Кириенко и особенно Е. Примакова, а также нового премьера С. Степашина и о столь же стремительном его сокращении, когда выдвинувшиеся лидеры так или иначе вытесняются с политической арены (едва ли не решающим фактором при этом оказывается близость к так называемому «ельцинскому окружению»). Только Е. Примаков и отчасти С. Кириенко в значительной мере сохраняют свою популярность и сейчас. Это связано, на наш взгляд, с тем, что они пришли во власть уже в принципиально иной, уже постчерномырдинской ситуации – иной, может быть, не столько по расстановке политических сил или механизмам их взаимодействия, сколько по восприятию этого властно-бюрократического расклада общественным мнением.
После катастрофического падения доверия к Б. Ельцину, фигуре, которая структурировала все политическое пространство (пусть на самом простейшем уровне), массовое сознание ищет иной консолидирующий центр. Однако это происходит в ситуации, когда прежде приглушенные или до известной степени оттесненные на периферию политического сознания проявления ущемленного державного или имперского менталитета, изоляционизм и недоверие к Западу, ксенофобия и национализм, традиционалистские установки и патерналистский комплекс явно воскрешаются. Причем этот процесс идет при деятельном участии ряда, если не большинства, политических элит, равно как и многих каналов «четвертой власти» (напомним только о действиях военных и внешнеполитических ведомств во время балканской войны, а также о том, как их шаги, интересы и амбиции отражались в средствах массовой информации).
На нынешний день едва ли возможно говорить о наличии в стране серьезных политических сил, которые могли бы выступить новым гарантом продолжения демократических реформ в России и имели при этом достаточно широкую, устойчивую поддержку в обществе, в его наиболее квалифицированных, заинтересованных, политически вменяемых слоях. Накануне выборов такая ситуация представляется весьма тревожной.
Вера Никитина
Дважды первый президент России в оценках общественного мнения
Свершилось. То, чего в последнее время так хотели российские граждане, произошло. Первый президент Российской Федерации ушел в отставку. Его решение в этот раз соответствовало желанию большинства граждан. Вот как выглядела ситуация в стране незадолго до того, как Б. Ельцин стал всерьез думать об уходе. По некоторым свидетельствам, впрочем не вполне внятным, это произошло осенью прошлого года.
Основные причины, по которым Ельцин, как считали россияне, должен уйти в отставку: «ошибки в управлении страной» и «плохое здоровье, невозможность контролировать положение дел в России». Ни террористические акты, ни скандальная ситуация с зарубежными счетами не играли в данном случае существенной роли для опрошенных. В отличие от профессиональных политиков, которые были уверены (или демонстрировали уверенность) в том, что Ельцин ни в коем случае в отставку не уйдет, почти половина рядовых россиян считала это возможным.
Скоро Б. Ельцин станет достоянием истории, которая, как это всегда и случается, исказит и его образ, и отношение к нему. Пока еще не произошла окончательная аберрация общей памяти, вспомним, как к нему относились современники в разные периоды его политической карьеры – главным образом в моменты кризисных ситуаций.
Сегодня Россия собирается выбрать следующего президента, и претендент «№ 1» на этот пост пользуется поддержкой, которая многим кажется небывалой. Но и у Ельцина была вначале сильная поддержка. Правда, его никто не «назначал» преемником. Напротив, он стал заметен как оппозиционер, упорный и постоянный и в своем упорстве и постоянстве не похожий ни на одного ныне действующего политика. Подобного вообще у нас на памяти целых поколений не было.
И все же, повторим, это было третье место. Остальные политики, экономисты, депутаты, генералы, демократы – все они просто не шли ни в какое сравнение с Ельциным. А. Сахаров не был политиком в обычном понимании этого слова, стало быть, не был и конкурентом Ельцину. Конкурент в борьбе за власть был один – Горбачев. И десять лет назад он казался очень сильным.
В это же время происходили некоторые изменения в отношении населения к реальному ходу демократизации в стране. По данным январского опроса 1990 года, менее четверти россиян (23 %) считали, что эти процессы успешно развиваются. Но существенно больше (42 %) было тех, кто думал, что «процесс затормозился». Были и те, кто полагал, что он вообще «пошел на убыль» (17 %). И достаточно многие (18 %) затруднились ответить, что же происходит на самом деле. Более половины опрошенных (57 %) отметили, что в политической жизни страны идет «нарастание напряженности». Еще больше (66 %) тех, кто считал, что в экономике в ближайший год вероятнее всего «нарастание трудностей». Российское население недовольно ситуацией, но все еще на две трети (68 %) доверяет руководству страны. И очевидно ждет от него проведения реформ.
Словом, большая часть россиян была настроена вполне решительно. И даже такой до сих пор болезненный вопрос, как выход республик из состава Союза, в те времена воспринимался далеко не трагически.
Это теперь кажется, что все последующие события – и прежде всего развал Союза – произошли внезапно. Уже многое из того, чему суждено было случиться, в той или иной степени присутствовало в головах людей.
И многое из того, что говорил и делал тогда Ельцин, соответствовало общественному настрою, тогда как руководство Союза, и прежде всего Горбачев, представлялось тормозом на пути прогресса и реформ.
Дальнейший ход событий показал, что Б. Ельцин одержал победу, Россия поверила именно в него.
В Б. Ельцине всех привлекали те качества, которые, по мнению населения, отсутствовали у М. Горбачева. Тогда большинство россиян ратовало за реформы и считало, что они идут слишком медленно (так думали около половины опрошенных). И, естественно, недовольство было направлено прежде всего на лидера государства, который казался слишком слабым и нерешительным. Оппозиционер Б. Ельцин выглядел его антиподом.
Вот какие черты были, по мнению россиян, характерны для Горбачева (февраль 1991 года, N=1025 человек): двуличие, лицемерие (эти качества назвали 26 % опрошенных), слабость, неуверенность в себе (22 %), гибкость, умение маневрировать (18 %), равнодушие к человеческим жертвам (14 %). А если к этому добавить, что только очень немногие (18 %) граждане России считали Горбачева политиком вполне самостоятельным, почти половина же (45 %) думали, что им «управляют скрытые политические силы», наконец, более трети (37 %) не имели мнения в данном случае, – то понятным становится, почему положение президента СССР не было прочным. Через несколько лет подозрение в «управляемости» Ельцина станет одной из основных претензий в его адрес.
Что же касается Б. Ельцина образца 1991 года, то в преддверии выборов российского президента он, по оценке населения, был чуть ли не идеальной фигурой на высокий пост. Неудивительно, что он этот пост и занял.
Основные причины, по которым Ельцин, как считали россияне, должен уйти в отставку: «ошибки в управлении страной» и «плохое здоровье, невозможность контролировать положение дел в России». Ни террористические акты, ни скандальная ситуация с зарубежными счетами не играли в данном случае существенной роли для опрошенных. В отличие от профессиональных политиков, которые были уверены (или демонстрировали уверенность) в том, что Ельцин ни в коем случае в отставку не уйдет, почти половина рядовых россиян считала это возможным.
Реакция на отставку президента
Последнее обращение президента к гражданам страны произвело благоприятное впечатление на 62 % россиян, видевших это обращение по телевизору.Скоро Б. Ельцин станет достоянием истории, которая, как это всегда и случается, исказит и его образ, и отношение к нему. Пока еще не произошла окончательная аберрация общей памяти, вспомним, как к нему относились современники в разные периоды его политической карьеры – главным образом в моменты кризисных ситуаций.
Сегодня Россия собирается выбрать следующего президента, и претендент «№ 1» на этот пост пользуется поддержкой, которая многим кажется небывалой. Но и у Ельцина была вначале сильная поддержка. Правда, его никто не «назначал» преемником. Напротив, он стал заметен как оппозиционер, упорный и постоянный и в своем упорстве и постоянстве не похожий ни на одного ныне действующего политика. Подобного вообще у нас на памяти целых поколений не было.
Начало
Еще в 1989 году (а раньше в стране не проводились регулярные опросы общественного мнения, впрочем, вряд ли прежде Б. Ельцин мог считаться заметной фигурой на политической арене – о нем знали только москвичи и политически активная часть жителей других регионов) он стал по-настоящему заметной фигурой в общественной жизни страны. По данным опроса, подводящего итоги 1989 года, Ельцин назван «человеком года». У него еще не первое место, а третье, первое будет потом: в 1990, 1991 и 1992 годах. Но и вначале он уступал только М. Горбачеву и А. Сахарову. Правда, уступал много – Горбачев в 1989 году «собрал» в пять раз больше «голосов», чем Ельцин.И все же, повторим, это было третье место. Остальные политики, экономисты, депутаты, генералы, демократы – все они просто не шли ни в какое сравнение с Ельциным. А. Сахаров не был политиком в обычном понимании этого слова, стало быть, не был и конкурентом Ельцину. Конкурент в борьбе за власть был один – Горбачев. И десять лет назад он казался очень сильным.
В это же время происходили некоторые изменения в отношении населения к реальному ходу демократизации в стране. По данным январского опроса 1990 года, менее четверти россиян (23 %) считали, что эти процессы успешно развиваются. Но существенно больше (42 %) было тех, кто думал, что «процесс затормозился». Были и те, кто полагал, что он вообще «пошел на убыль» (17 %). И достаточно многие (18 %) затруднились ответить, что же происходит на самом деле. Более половины опрошенных (57 %) отметили, что в политической жизни страны идет «нарастание напряженности». Еще больше (66 %) тех, кто считал, что в экономике в ближайший год вероятнее всего «нарастание трудностей». Российское население недовольно ситуацией, но все еще на две трети (68 %) доверяет руководству страны. И очевидно ждет от него проведения реформ.
Словом, большая часть россиян была настроена вполне решительно. И даже такой до сих пор болезненный вопрос, как выход республик из состава Союза, в те времена воспринимался далеко не трагически.
Это теперь кажется, что все последующие события – и прежде всего развал Союза – произошли внезапно. Уже многое из того, чему суждено было случиться, в той или иной степени присутствовало в головах людей.
И многое из того, что говорил и делал тогда Ельцин, соответствовало общественному настрою, тогда как руководство Союза, и прежде всего Горбачев, представлялось тормозом на пути прогресса и реформ.
Дальнейший ход событий показал, что Б. Ельцин одержал победу, Россия поверила именно в него.
Первые выборы первого президента России, 1991 год
По мере того как Горбачев «терял очки», Ельцин их «набирал».В Б. Ельцине всех привлекали те качества, которые, по мнению населения, отсутствовали у М. Горбачева. Тогда большинство россиян ратовало за реформы и считало, что они идут слишком медленно (так думали около половины опрошенных). И, естественно, недовольство было направлено прежде всего на лидера государства, который казался слишком слабым и нерешительным. Оппозиционер Б. Ельцин выглядел его антиподом.
Вот какие черты были, по мнению россиян, характерны для Горбачева (февраль 1991 года, N=1025 человек): двуличие, лицемерие (эти качества назвали 26 % опрошенных), слабость, неуверенность в себе (22 %), гибкость, умение маневрировать (18 %), равнодушие к человеческим жертвам (14 %). А если к этому добавить, что только очень немногие (18 %) граждане России считали Горбачева политиком вполне самостоятельным, почти половина же (45 %) думали, что им «управляют скрытые политические силы», наконец, более трети (37 %) не имели мнения в данном случае, – то понятным становится, почему положение президента СССР не было прочным. Через несколько лет подозрение в «управляемости» Ельцина станет одной из основных претензий в его адрес.
Что же касается Б. Ельцина образца 1991 года, то в преддверии выборов российского президента он, по оценке населения, был чуть ли не идеальной фигурой на высокий пост. Неудивительно, что он этот пост и занял.