Страница:
…Положив трубку, Крошин постоял с задумчивым выражением на лице и отправился в кабинет командира части. Дверь была приоткрыта. Едва он появился на пороге, донеслось раскатистое:
– Заходи, жду!
Трубников, с потным и красным лицом, почему-то одетый с утра, или, лучше сказать, с ночи, в парадный генеральский китель с золотистыми погонами и белую рубашку, курил, стоя у окна. Сквозь неплотно задёрнутые портьеры пробивался серый рассвет.
Крошин выпрямился в приветствии. Трубников пожал ему руку, грузно утвердился в кресле за столом и включил настольную лампу.
– Присаживайся. Звонили?
– Только что, – ответил Крошин. – Ввиду сложности предстоящего задания, советовали попрощаться с родными.
– Попрощался?
– Нет, конечно. Только жену пугать. Мы и так здесь, как на вулкане.
– На всякий случай, позвони, Виктор. Ты ещё не всё знаешь, – пристально глядя на него, сказал Трубников. – Помнишь анекдот? Одна блоха спрашивает другую: «Как ты думаешь, есть ли жизнь на других собаках?»
– Ну?
– Так вот, она есть. Тебя к инопланетянам посылают.
– Куда? – Крошин опешил. – Обалдели все?
– Тут обалдеешь. Сам видишь, что творится. Мне официально сообщили: два года назад был установлен контакт с внеземной цивилизацией. Когда у нас звёзды пропали, наши подали сигнал SOS. Сегодня они, ну, эти, объявили, что хотят тебя видеть.
– А я-то им зачем?! Мы с ними вроде не знакомы!
– Ты меня спрашиваешь, да? Меня? – От раздражения даже седоватый ёжик на голове Трубникова встопорщился злее. – Я приказ получил: обеспечить прибытие такого-то из пункта А в пункт Б!
– Да ладно, Жень, чё ты орёшь-то? – хмуро сказал Крошин. – Я не глухой.
– Как разговариваете со старшим по званию, полковник?! – рявкнул Трубников. – Обращайтесь по форме!
Типичная переадресованная агрессия… Крошин вскочил и, вздёрнув небритый подбородок, с хрустом вытянулся в струну. Сидящему Трубникову даже показалось, что двухметровый Крошин макушкой ввинтился в потолок.
– Виноват, товарищ генерал-майор! Разрешите обратиться!
– Разрешаю!
– Умеете, говорю, подбодрить в трудную минуту!
– Шею не сверни… Давай посерьёзнее, Виктор, мы не на танцы тебя провожаем. Да сядь ты! – Трубников с сердитым видом отёр с лица пот. – Ещё три села накрыло. Уже не полосой… зигзагом прошло. Заготовители в лесу клюкву собирали, вернулись – из живых никого.
– Направленное действие… По мирному населению… Суки, – скрипнув зубами, сказал Крошин. На душе у него стало так тяжело, будто по ней танком проехали.
– И это ведь ещё не конец. Помни об этом, когда там будешь.
– Подожди, а это точно не розыгрыш? Давай ещё раз – куда я еду?
– Поедешь на встречу с инопланетянами, – со значением повторил Трубников. – Это задание такое. Приказ самого.
– Так…
– Степень ответственности осознаешь?
– Пока не очень. Сделаю, что смогу.
– А надо, очень, Витя, надо! На задании думай осторожно. И без матов. Кто их, человечков зелёных, знает, вдруг мысли читают?
Они встретились глазами. В другое время Крошин не удержался бы и обязательно сострил. Но не теперь.
– Эти могут, – сказал он серьёзно. – А о чём думать?
– О главном, – отрезал Трубников. – Я должен как можно лучше исполнять офицерский долг. Я люблю свой народ. Мы вместе, значит, мы сила! В таком вот героическом разрезе.
– А говорить тоже героическое? Поможите, люди добрые, сами мы не местные?
Трубников негодующе фыркнул, засунул руку под китель, к сердцу, как обычно делают при болях, и задумался.
– Ты пойми, это ведь не праздный вопрос, генерал, – нерешительно сказал Крошин. – Я дипломатом не работал. Просить иль не просить? – Никогда и ничего не просите… Как быть?
– Да хрен его знает… На месте сориентируешься. Вот сейчас пойдёшь в секретный отдел к Дорохову, он тебя нацелит.
– Ну, Дорохов-то – да. Этот нацелит.
– Ну, извините… Чем, как говорится, богаты. А вызывают – значит, нужен ты там, что-то решается. Только у меня такое чувство, Витя, что в эти часы решается всё… то есть абсолютно всё.
– Вот так живём, служим, в шахматы играем, детей растим, мечтаем их в отпуск к морю свозить, а потом – раз! – и всё накрылось медным тазом? – Крошин тяжело вздохнул. – Я гулял в игрушечной чаще и набрёл на лазоревый грот. Неужели я настоящий, и действительно смерть придёт?
Трубников оторопело взглянул на него.
– Ты давай, не нагнетай… Мандельштам, конечно, хороший поэт, но ты его сейчас не к месту…
Теперь Крошин вытаращил глаза.
– Ты читал Мандельштама?
– А что, я, по-твоему, не русский, чтоб не читать Мандельштама? – с пол-оборота завёлся Трубников. – Хватит мне тут морочить голову! Нашёл время.
– Женя… Вдруг я всё испорчу?
– А ты не порти. Мы в тебя верим, не подведи. Давай, топай на инструктаж. У нас на всё про всё сорок минут. Да, и не забудь сдать оружие.
– Обязательно?
– Приказ. Пойдёшь с голыми руками. И проверь, чтоб в карманах ничего такого не было, похожего на оружие, – карандаша, ручки, ну, ты понял. Может, всё-таки позвонишь Людмиле?
– Не буду я. Она офицерская жена, ей не привыкать. Скажешь, отправили в командировку. Ну? Что ты так смотришь на меня своим пытливым взглядом?
Трубников хмыкнул.
– Коленки не дрожат? Честно?
– Чего? – искренне изумился Крошин. – Из-за гуманоидов-то? Мы с тобой в Чечне и не такое видали.
– Люблю я тебя, чёрта, – с одобрением сказал Трубников. – Знаешь, что я думаю? Правильные ребята эти инопланетяне, по адресу обратились.
Майор Дорохов, как всегда, своими рекомендациями довёл Крошина до белого каления. Ты, де, Крошин, пять раз подумай, прежде чем на такой важной встрече рот открыть. По возможности, дай нам знать, прибыл, мол, на место, всё идёт по плану. «Ага, с Луны флажком тебе помашу, – зло сказал Крошин. – По какому плану, Дорохов?» А тот долдонит: «Если они у тебя крови попросят, не отказывай. Ну, или органы. Тебе же не жалко? Ради всего человечества?» Крошин аж взвыл. В сердцах помянул мать Дорохова. Хотя она, конечно, не при чём. Много всего такого Дорохов наговорил, интересного, разве что не поручил секретные карты у принимающей стороны срисовать.
Потом Дорохов исчез, а в кабинет вошёл незнакомый штатский в строгом сером костюме, нестарый, но седой как лунь. Выглядел и говорил этот человек так серьёзно и так внушительно, что у Крошина даже мысли не возникло включить критическую область сознания.
– Слушайте очень внимательно, Виктор Сергеевич. Вам следует знать три вещи: что происходит, с кем вам предстоит встретиться и как вы должны себя вести. Я буду предельно краток. Процессы, которые мы наблюдаем, для нас непостижимы в силу их сверхсложности. Конечно, несколько версий происходящего у нас имеется. Но даже если бы мы знали, какая из них верна, мы не смогли бы сами остановить катаклизм. Сейчас агрессия наблюдается по всей широте в восточном и западном полушарии. Удары точечные, но они становятся всё более осмысленными, прицельными. Большие города пока не трогают, но, скорее всего, это вопрос времени. Тогда начнётся вытеснение людей из культурных и промышленных центров. Поясню, чтобы вы лучше поняли. Способность быстро воздействовать на всю территорию Земли и управлять людьми отвечает сразу двум из шести равноценных признаков абсолютного оружия. Человечество на грани гибели. При этом вероятностны и остальные признаки, которые мы просто не можем проверить: выделение огромного количества энергии, способность к саморепликации, дешевизна и лёгкость производства в кустарных условиях и возможность достижения интеллектуального превосходства над людьми. В таком случае, срок жизни человечества сокращается в разы. В ближайший час – а мы очень на это надеемся – вы увидите представителей иной цивилизации. Возможно, для агрессоров их присутствие является единственным сдерживающим фактором. Мы получили достаточно доказательств того, что в контакт с нами вступил сверхразум. Трудность в том, что мы не можем предсказать его поведение, так как не знаем главного: какие ценности он исповедует и каковы его цели. Мы можем только молиться о благоприятном для нас исходе контакта…
Время от времени он вытирал носовым платком сильно вспотевшее лицо, и в эти мгновения в его глазах Крошин читал отчаяние, ту самую бессильную чёрную тоску, которая в последние несколько недель гложет их всех в этих бескрайних лесах.
– Наверное, вас беспокоит вопрос, почему они избрали именно вас. Всё указывает на случайный выбор. Либо вы подходите им среднестатистически. Важно следующее. Если они поинтересуются, как мы, люди, себя позиционируем, ответьте: царство «животные», подцарство «эуметазои», раздел «билатеральные», подраздел «вторичноротые», тип «хордовые», подтип «позвоночные», класс «млекопитающие», подкласс «плацентарные», отряд «приматы», подотряд «сухоносые», инфраотряд «узконосые», надсемейство «человекообразные», семейство «гоминиды», подсемейство «гоминины», триба «гоминини», подтриба «гоминина», род «люди», вид «человек разумный», подвид «человек разумный разумный». Это мы. Вы, я, все.
Крошин позволил себе уточнить:
– Разумный-разумный?
– Нет, с паузой: «человек разумный разумный», – терпеливо пояснил штатский. – Это специальный термин. Homo sapiens sapiens. Вот, возьмите, я тут записал научную классификацию. – Он протянул Крошину свёрнутый листок.
– Не надо, я запомнил. Подождите… Для верности. Триба «гоминини», подтриба «гоминина»… Всё.
– Шутите?
– Да нет. Я на память не жалуюсь.
Штатский задумчиво потёр переносицу.
– Много читаете? – Крошин кивнул. – Ну да, ну да. А шпаргалку всё-таки возьмите. Вы когда-нибудь определяли свой показатель ай-кью? Уровень интеллекта?
– Доводилось.
– И?
– Тесты разные, но результаты были неплохие.
Крошин заметил, что настроение штатского заметно улучшилось.
– Теперь о поведении. Даже если вы увидите существо, гм, странного вида, не нужно смотреть на него так, будто перед вами ожившая мумия Ленина. Держитесь уверенно, но сдержанно. По-военному. Да, так будет лучше всего. Как на совещании у главнокомандующего.
– Понял, – проронил Крошин.
На вопрос, боится ли он смерти, Крошин ответил, что хотелось бы, конечно, ещё пожить, но если потребуется… Всегда. Ему не привыкать рисковать жизнью ради Отечества.
– Отлично, – сказал штатский. – А всё остальное пусть вам подскажет сердце и жизненный опыт. Ну, что ж, Виктор Сергеевич, близится час икс. Присядем на дорожку.
Они посидели, молча глядя на свежевымытые крашеные половицы, потом поднялись и вышли на крыльцо, где их ждал генерал со взводом автоматчиков. Крошину подали плащ-палатку и каску, он надел их и стал похож на остальных.
– С Богом! – Штатский оглядел Крошина, пожал ему и Трубникову руку и ушёл.
Ехали они недолго, минут десять по грунтовой дороге до ближайшего леска. Новенький «Урал», приспособленный для перевозки людей, легко брал подъёмы, в нём почти не трясло. Трубников сел в кабину, Крошин залез вместе с автоматчиками в кузов и ехал под особо пристальным вниманием молодого бойца-срочника. Парень сидел напротив, как все, поставив на пол перед собой автомат и крепко сжимая его побелевшими пальцами.
– Что, боец, приказ? – спокойно спросил Крошин.
– Так точно, товарищ полковник, – не сводя с Крошина прищуренных глаз, ровным голосом ответил автоматчик. – Приказано беречь вас, как зеницу ока.
Грузовик остановился. Лес далеко просматривался сквозь тонкие березки и редкие поникшие кусты. День перевалил на вторую половину, с хмурого неба сеялся мелкий дождь, зарядивший неделю назад. Осень выдалась холодной и слякотной. Последняя осень?
Они шли цепочкой: двое солдат, Трубников, за ним Крошин и остальные. Приземистый генерал нёсся по опавшей листве, не отставая от молодых бойцов и не оглядываясь. На два его шага гиганту Крошину требовалось сделать всего один, и очень скоро его начала мучить отупляющая монотонность, которая фатально проступала во всём: в погоде, ландшафте, в размеренности их движений. Это было как в надоевшем сне, снившемся ему теперь с раздражающим постоянством. Он бежит, но движения его замедлены. Он знает, что у него много дел, но опаздывает. Он старается, из кожи лезет вон, но от этого только хуже. Противный сон. Всё дело в усталости. Стоит немного расслабиться, и она наваливается, расплющивая тело и мозги. За пять минут ходьбы Крошин почти забыл о предстоящей ему миссии.
Остановились они посреди большой поляны.
– Значит, так, бойцы, – негромко сказал генерал, доставая пистолет. – Рассредоточиться, окружить поляну. Ни при каких условиях не открывать огонь. Не двигаться. Повторяю: с места сходить только по моей команде! Нарушителей приказа отдам под трибунал. Кто что не понял? – Он сделал секундную, чисто формальную паузу. – Выполнять приказ!
Автоматчики рассеялись между деревьев.
Крошин поднял голову, разглядывая блёкло-серое небо. На лицо сразу упали несколько холодных капель. Вот сейчас Трубников подаст знак, небеса воссияют, и на поляну сядет диск, испускающий яркие лучи. Или вытянутое яйцо с тремя шпорами на носу – говорят, такие тоже бывают. Из двери с непонятной надписью из светящихся знаков спустится лестница, по ней сойдут маленькие лупастые существа в обтягивающих комбинезонах, возьмут его, Крошина, под белы руки и заберут на небо. И вот он уже летит, и ему дарят звёзды свою нежность…
– Полковник Крошин!
Он очнулся. Генерал стоял напротив и глядел Крошину прямо в лицо.
– Слушай мою команду! – Суровый голос его прозвучал торжественно, как на параде. – Повторите за мной: «Полковник Крошин Виктор Сергеевич к контакту готов!»
И Крошин повторил. И в ту же секунду исчез, испарился в воздухе, оставив в пожухлой траве свою полную амуницию, включая сапоги и исподнее.
…Рубка управления, огромный пульт с мерцающими огоньками, экраны разной формы и величины, герметичные двери… Земля в иллюминаторе, Земля в иллюминаторе… – нет, ничего этого не было. Крошин, в чём мать родила, сидел в белом пластиковом кресле в пустой комнате со светлыми стенами. Напротив него в таких же креслах расположились двое мужчин картинно-краси-вой внешности. В отличие от Крошина, они были одеты – можно сказать, с иголочки, в тёмно-серые костюмы из хорошей шерсти и дорогие туфли. Оба были не при галстуках, но в белых рубашках. Их сильное сходство с манекенами наводило на мысль о нарочитой карнавальности. Даже волосы, отливавшие глянцем, у обоих были одинаково зачёсаны назад. Камуфляж, решил Крошин.
Кто из них главный, он разобрался быстро. Один из мужчин, темноволосый, всё время молчал. Его мысли озвучивал второй. Говорил этот «переводчик» по-русски чисто, без акцента, но баритон его был довольно блёклым, лишённым выразительного тембра, а речь бедна на интонации.
– Добрый день, полковник Крошин, – сказал он.
Крошин закинул ногу на ногу и промолчал, не из-за растерянности, а скорее, от раздражения. Он знал, что не должен начинать разговор с претензий, но внутри у него всё кипело.
– Вас что-то беспокоит. – В голосе переводчика прозвучало сомнение.
– Я голый, – с трудом сдерживаясь, напомнил Крошин. Царство «животные», отряд «приматы», так вас растак… – Я боевой офицер. Мужчина. Человек. Землянин. Я не могу сидеть на дипломатическом приёме без штанов. Здесь не баня.
В тот же миг он обнаружил, что снова одет.
– Наши убеждения не позволяют проникать в ваш внутренний мир без вашего согласия. Не могли бы вы пояснить, что чувствовали, когда сидели раздетым? Неудобство, страх, горе, раздражение, удовольствие, сексуальное возбуждение?
– Стыд. И гнев. – Крошин не знал, стоит ли снимать плащ-палатку и как это сделать, не вызвав нежелательной реакции. Но каску, расстегнув ремешок, снял и положил себе на колени. Они наблюдали за ним, и их неоскорбительный интерес его успокоил. – Я могу раздеться?
То одеться, то раздеться… Не слишком вдохновляющее начало.
– Можете.
Пахнущий осенним лесом плащ уместился на спинке кресла, каска легла на пол. Вот теперь совсем другое дело. Крошин незаметно погладил пальцами коленку. Дырочка от сигареты, аккуратно заштопанная женой, была на месте.
Возникла пауза. Инопланетяне, глядя на него, молчали, Крошин тоже. Он деликатно выжидал. Инициатива не могла исходить от него.
– Полагаю, вы хотите поговорить с нами о природе земного катаклизма? – наконец сказал переводчик.
– Так точно, – весь подобравшись, подтвердил Крошин.
– В целом, наши наблюдения сводятся к следующему. Во-первых, в пространстве, которое мы контролируем, не обнаружено внешней угрозы для Земли. – Переводчик внимательно посмотрел Крошину в глаза, видимо, искал подтверждения, что его понимают. Крошин едва заметно кивнул.
– Значит, это не инопланетная агрессия?
– Нет. Далее. Планета не избавляется от людей. Вы беспокойные гости, но вас терпят.
Земля как живой организм. Об этом Крошин сто раз читал в книгах со звездолётами на обложках. Что ж, это не удивительнее того, что с ним сейчас происходит.
– Отпадает случай с политическими разборками.
– Понятно…
– Это не эксперимент и не секретное оружие, пущенное в ход психопатами или религиозными фанатиками.
А вот это было неожиданно. Крошин, как и многие другие, склонялся именно к этой версии. Тогда что это, чёрт подери?
– Тогда что это? – сдержанно спросил он.
– Это вторжение из другого мира. Вы называете такие миры параллельными.
Пришла беда, откуда не ждали… В первые дни после нападения они собирались в штабе, в прокуренном кабинете Трубникова, и орали до хрипоты, изображая мозговой штурм. Сейчас Крошин отчётливо вспомнил, как кто-то кричал про хрень из параллелей. Его быстро заткнули, определив как «фантаста недоделанного». Не имеет смысла обсуждать то, с чем невозможно бороться, сказал кто-то из аналитиков. Крошин был в корне с этим не согласен, хотя спорить не стал. Но можно ли назвать борьбой то, что они сейчас делают – подбирают раненых, хоронят убитых и проклинают пустоту, сожравшую звёзды над их головами?
– Вы обратились к нам за помощью. Пока что мы предотвратили две попытки применить ядерное оружие и временно блокировали все виды подобного вооружения. Возможно, мы согласимся рассматривать переживаемые вами несчастья как глобальную экологическую катастрофу. Но мы готовы помогать только братьям.
Братьям по разуму?
– Что это значит? – хмуро спросил Крошин.
– В вашем случае для нас важны точки соприкосновения в области морали, – сказал переводчик.
Господи, помоги нам, подумал Крошин.
Слева от него в воздухе возникла панорама лесов, полей и рек. Кресла сами развернулись, чтобы Крошину и его собеседникам было удобнее смотреть. Фильм был о событиях, происходящих в их местности. Камера с высоты птичьего полёта показала армейскую часть – мелькнули серые здания казарм, штаб, склады, люди – и поплыла дальше, над дорогами, ведущими к Баженовке. По ним, утопая в грязи, в сопровождении мотострелкового батальона ползли два десятка грузовиков с врачами, молодыми медиками, что прибыли недавно. Крошин сам провожал эту колонну, а теперь смотрел на неё не пойми откуда. Потом камера переместилась к артиллеристам. Из мобильных ракетных установок сегодня впервые стреляли в мутное небо над лесами за Баженовкой и сейчас готовили орудия к очередному залпу.
– Подобные действия вызовут тяжёлые последствия, – сказал переводчик. – Физика пространства в этом районе изменена, через некоторое время все снаряды вернутся обратно. Должен заметить, что мы крайне разочарованы состоянием вашей фундаментальной науки.
– Я могу, – Крошин заскрипел зубами, – предупредить наших?
Картинка исчезла, а кресла неожиданно придвинулись к Крошину. Теперь темноволосый и переводчик сидели совсем близко и ещё внимательнее всматривались в лицо полковника.
– Вы понимаете, что это даже не полумера?
– Понимаю. Всё я понимаю… Но идёт война, а я человек военный, я не могу бездействовать! – быть может, с излишней горячностью произнёс Крошин.
– Говорите.
– С кем?
– Говорите! – с нажимом повторил переводчик.
– Женя! – наклонившись, гаркнул Крошин в пол. – Ты меня слышишь?
В комнате раздался озабоченный голос Трубникова:
– Слышу! Кто это?
– Это Крошин!
– Ты где?!
– На небе, где ещё! Слушай меня внимательно! – Крошин торопился. – Пусть артиллерия прекратит палить! Всех срочно эвакуировать из района дислокации орудий! Людей выводите! Как понял?! Приём!
– Вас понял! – крикнул Трубников. – Прекратить пальбу и эвакуировать людей!
– Передай всем: не стрелять! Опасно! Ждите!
Трубников не тупой, поймёт. Сидите тихо, как мыши, пока не решат, что с нами делать…
– Слушаюсь! – совсем не по уставу отреагировал генерал.
– Конец связи!
Не дав Крошину опомниться, без всякого перехода, переводчик спросил:
– Если представится возможность призвать к ответу тех, кто убивал ваших соотечественников, что вы сделаете?
Передушу всех в порядке очереди, подумал Крошин. Собственными руками. Только бы добраться.
«Пять раз подумай, Крошин, прежде чем на такой важной встрече рот открыть…»
– Ответить должен тот, кто отдавал приказы, – сказал Крошин. – Судить их будем.
Переводчик выразил одобрение вежливым кивком. Как-то слишком всё гладко, подумал Крошин. Не расслабляться.
– Нам было бы интересно взглянуть на одного из представителей человечества вблизи. При этом он должен заниматься одним с вами делом и максимально соответствовать вашему идеалу.
– Военный?
– Желательно.
Крошин лихорадочно соображал. Трубников? Караулит Крошина на поляне, чего на него смотреть… Дорохов? Господи, помилуй. Надо кого-то из своих, из гранатомётчиков. В Баженовку он отправил первый батальон. Значит? Стрыков?! Звягинцев?! Докучайло?! Проверенные парни, только больно горячие, не сдержанные на язык… могут дров наломать – перед инопланетным-то разумом…
– Мы видели совсем юные лица, – видя его колебания, деликатно подсказал переводчик, – в машинах, идущих к селению Баженовка. Если вас не затруднит…
Точно. Там есть хорошие ребята. Хотя бы этот, здоровый такой, надёжный… Белоусов! Сразу ему понравился.
– Пожалуй, есть такой парень. Алексей Белоусов. Только отчества не знаю…
– Александрович, – сказал переводчик.
…Лес был смешанным, местность холмистой. Сосны перемежались с берёзовыми рощами, густые леса – с пустыми или засеянными озимой пшеницей полями. Встречались ещё не вывезенные с лугов стога сена, всё говорило о том, что поблизости есть люди. Алексей со Стратоновым шли уже больше часа. Компас превратился в бессмысленный предмет; стрелка кружилась, как бешеная, показывая разное направление. День был пасмурным, так что ориентировались они по другим, известным любому туристу признакам – муравейникам и деревьям.
Решив дать ногам отдых, они остановились на холме, с которого далеко окрест просматривалась местность – облетающие рощи и пожелтелые поля. Только скинули под сосной рюкзаки, началось что-то странное.
Поднялся сильный ветер. Совсем рядом, шагах в двадцати, у подножия холма заплясали, как пьяные, деревья. Птицы подняли гам, заметавшись над кронами сосен.
– Что за фигня? – сказал Стратонов побелевшими губами.
И вдруг пылающая синим огнём гигантская борона с веером лезвий прошлась по лесу – со свистом вспорола землю, раскроила деревья и, вернувшись, как комета, полоснула по свинцовому небу так, что на короткое мгновение развалила его пополам. Алексей мог поклясться, что увидел звёзды на чёрном ломте космоса. Потом разрез схлопнулся, звук при этом был ужасающий – усиленный тысячекратно скрежет тормозов. С треском посыпались иссечённые в щепки деревья. Несколько мгновений, и перед ними до самого горизонта открылась широченная просека. Алексей стоял в остолбенении, а все события заняли несколько секунд. Возьми дьявольская мясорубка чуть левее, от их холма осталось бы перепаханное место…
Услышав глухие стуки, Алексей обернулся. С белым от страха лицом, Стратонов пытался залезть на сосну. Его не смущало, что внизу ствол был широким и голым, без сучков. Стратонов штурмовал его решительными наскоками – обдирая ладони, стукаясь головой и коленями. Зрелище было жутковатым.
– Ты куда, Серёга? – Алексей, в котором силы хватило бы на троих таких, легко сгрёб его и прижал к стволу. – Это дерево, а не пожарная лестница. Успокойся!
Субтильный Стратонов отпихивался молча и яростно, молотил Алексея в грудь кулачками. Пришлось хорошенько тряхнуть его и похлопать по щекам, чтобы привести в чувство.
– Ты? – обмякнув, произнёс он измученным голосом. По щекам побежали крупные слёзы.
– Ну-у, еть-пыть… Потоп.
– Ты видел? Конец нам всем… недолго осталось…
– А вот это ещё большой вопрос.
– Против этого попрёшь, да? – Стратонов мотнул головой в сторону просеки. – Иди туда, возражай! Сейчас эта дура вернётся, скажи ей, что ты сильнее! А мне не надо объяснять, какой ты смелый, я уже сто раз слышал!
– Давай выдвигаться, – хладнокровно сказал Алексей.
– Ещё всем расскажи, как я чуть не обделался от страха!
– Истерику прекрати. И не смотри так. – Алексей наклонился за сумкой. – Неприятно.