Страница:
Дима покраснел, но взгляд от Машки не отвёл.
– Да ты, Непросыхалов, как погляжу, втюрился, – продолжал Могол. – Девственник, что ли?
Дима покраснел ещё больше.
– Точно, девственник. То-то, гляжу, непьющий, некурящий…
Машка остановилась и повернулась лицом к подъезду, явно кого-то поджидая. У Димы заныло сердце, но когда на крыльце показалась Аэлита Марсова, Машкина подружка из тридцать четвёртой квартиры, с души отлегло. Он-то думал, что Машка поджидает Серёгу Брось-Оторвилова, с которым часто её видел.
Девчонки о чём-то весело защебетали и направились со двора. Стройная, высокая Машка и толстая, низкорослая Аэлита, прозванная за свою бесформенность Кубышкой, представляли собой несуразную пару. Как это часто бывает среди девчонок, одна дружила из зависти к фигуре подруги, другая – чтобы подчеркнуть свою красоту.
– Ты что, Винищев, и на Кубышку глаз положил? – подначил Могол. – Не советую. Она – инопланетянка, у неё всё, если не поперёк, то с зубами.
– Да ну? – удивился Яша.
– Не да ну, а нуда! Говорю, значит, знаю. Это на улице они с мамашей на людей похожи, так как скафандры человеческие одевают. А дома они зелёные, бесформенные, со щупальцами… Портянкин рассказывал – он в бинокль в их окна заглядывал.
– Портянкину соврать, что тебе водки выпить, – отмахнулся Яша.
– Зато баба Вера никогда не врёт и точно знает, кто и что в мусоропровод выбрасывает. Эти Марсовы только пластиковые пакеты выкидывают, в которых булькающее голубое желе как живое подрагивает и попискивает. А ещё по ночам их окна призрачным светом светятся, а из форточки зелёные пузыри выплывают и в небо уносятся. Никак донесения на летающие тарелочки отправляют.
Услышав о летающих тарелочках и зелёных пузырях, Яша поскучнел. Знал он, в каких случаях чёртики мерещатся. Он посмотрел на Харкни, затем перевёл взгляд на Диму.
Ни бельмеса не понимающий по-русски американец охмелел от российского «ерша» и тупо смотрел на фольгу из-под плавленого сырка. Дима тоже пребывал в прострации, но совсем по другому поводу. Отрешённым взглядом он уставился на угол дома, за которым скрылась Машка Ларионова.
– Дима, а ты что, правда, девственник? – спросил Яша, чтобы переменить тему.
Дима очнулся и густо покраснел.
– Сам не видишь? – обидно хохотнул Могол. – С его характером он девственником до конца жизни останется. Ничего ему не поможет, разве что приворотное зелье.
Он налил под столом очередную порцию.
– Лучшее приворотное зелье! – провозгласил он, протягивая Диме стакан. – Как выпьешь, робость исчезнет, язык развяжется, с любой девкой познакомишься!
Дима отчаянно замотал головой.
– Эх!.. – махнул на него рукой Могол и предложил стакан Яше.
Яша не отказался, американец тоже, хотя продолжал гипнотизировать взглядом фольгу. Не привык Харкни пить без закуски такими дозами, но ещё ни один американец не отказывался от дармовой выпивки.
Могол выпил, шумно занюхал кулаком, затем в пьяном откровении наклонился к Диме и, понизив голос, доверительно посоветовал:
– Тогда иди к Карге… Она такое зелье пропишет, что от девок отбою не будет. Познаешь, наконец, неземное блаженство…
Яша захихикал, а Могол фыркнул. Харкни в этот раз их не поддержал – ему очень хотелось закусить, и он в тщетной надежде обшаривал взглядом пустой стол.
2
3
4
– Да ты, Непросыхалов, как погляжу, втюрился, – продолжал Могол. – Девственник, что ли?
Дима покраснел ещё больше.
– Точно, девственник. То-то, гляжу, непьющий, некурящий…
Машка остановилась и повернулась лицом к подъезду, явно кого-то поджидая. У Димы заныло сердце, но когда на крыльце показалась Аэлита Марсова, Машкина подружка из тридцать четвёртой квартиры, с души отлегло. Он-то думал, что Машка поджидает Серёгу Брось-Оторвилова, с которым часто её видел.
Девчонки о чём-то весело защебетали и направились со двора. Стройная, высокая Машка и толстая, низкорослая Аэлита, прозванная за свою бесформенность Кубышкой, представляли собой несуразную пару. Как это часто бывает среди девчонок, одна дружила из зависти к фигуре подруги, другая – чтобы подчеркнуть свою красоту.
– Ты что, Винищев, и на Кубышку глаз положил? – подначил Могол. – Не советую. Она – инопланетянка, у неё всё, если не поперёк, то с зубами.
– Да ну? – удивился Яша.
– Не да ну, а нуда! Говорю, значит, знаю. Это на улице они с мамашей на людей похожи, так как скафандры человеческие одевают. А дома они зелёные, бесформенные, со щупальцами… Портянкин рассказывал – он в бинокль в их окна заглядывал.
– Портянкину соврать, что тебе водки выпить, – отмахнулся Яша.
– Зато баба Вера никогда не врёт и точно знает, кто и что в мусоропровод выбрасывает. Эти Марсовы только пластиковые пакеты выкидывают, в которых булькающее голубое желе как живое подрагивает и попискивает. А ещё по ночам их окна призрачным светом светятся, а из форточки зелёные пузыри выплывают и в небо уносятся. Никак донесения на летающие тарелочки отправляют.
Услышав о летающих тарелочках и зелёных пузырях, Яша поскучнел. Знал он, в каких случаях чёртики мерещатся. Он посмотрел на Харкни, затем перевёл взгляд на Диму.
Ни бельмеса не понимающий по-русски американец охмелел от российского «ерша» и тупо смотрел на фольгу из-под плавленого сырка. Дима тоже пребывал в прострации, но совсем по другому поводу. Отрешённым взглядом он уставился на угол дома, за которым скрылась Машка Ларионова.
– Дима, а ты что, правда, девственник? – спросил Яша, чтобы переменить тему.
Дима очнулся и густо покраснел.
– Сам не видишь? – обидно хохотнул Могол. – С его характером он девственником до конца жизни останется. Ничего ему не поможет, разве что приворотное зелье.
Он налил под столом очередную порцию.
– Лучшее приворотное зелье! – провозгласил он, протягивая Диме стакан. – Как выпьешь, робость исчезнет, язык развяжется, с любой девкой познакомишься!
Дима отчаянно замотал головой.
– Эх!.. – махнул на него рукой Могол и предложил стакан Яше.
Яша не отказался, американец тоже, хотя продолжал гипнотизировать взглядом фольгу. Не привык Харкни пить без закуски такими дозами, но ещё ни один американец не отказывался от дармовой выпивки.
Могол выпил, шумно занюхал кулаком, затем в пьяном откровении наклонился к Диме и, понизив голос, доверительно посоветовал:
– Тогда иди к Карге… Она такое зелье пропишет, что от девок отбою не будет. Познаешь, наконец, неземное блаженство…
Яша захихикал, а Могол фыркнул. Харкни в этот раз их не поддержал – ему очень хотелось закусить, и он в тщетной надежде обшаривал взглядом пустой стол.
2
Шахирезада Одихмантьевна Карга проживала в квартире номер тринадцать и была самой настоящей ведьмой. Жильцы дома полушёпотом поминали её фамилию исключительно с аристократическим ударением на первом слоге, и никто не осмеливался произнести иначе. Во избежание. Всякому известно, что ведьм лучше не обижать даже за глаза.
Поднявшись на четвёртый этаж, Дима в нерешительности остановился на лестничной площадке. Вначале он послушался совета Могола, но теперь, когда пришёл под дверь квартиры ведьмы, оробел. А что если она за приворотное зелье потребует бессмертную душу? Отдавать душу за неизведанное «неземное блаженство» не хотелось. Судя по многим супружеским парам, в частности Могола с его «Игом», обмен был явно неравноценным.
Дверь оказалась самой обыкновенной: обитой зеленоватой искусственной кожей, без смотрового глазка, со стандартным номерком и стандартной кнопкой звонка на стене. Но рука не поднималась позвонить. Дима вздохнул и только собрался развернуться, чтобы уйти, как дверь открылась сама собой.
На пороге квартиры стояла дива – жгучая брюнетка в облегающем тёмном платье до пола с огромными чёрными глазами и очень длинными ресницами. Дима никогда не видел Шахирезаду Одихмантьевну, поэтому она, в соответствии с фамилией и профессией, представлялась ему древней сгорбленной бабкой, трясущейся и шамкающей, опирающейся на клюку. А это, вероятно, домработница.
– Здравствуйте, Дима, – задушевно сказала дива грудным голосом, – проходите.
Дима глянул диве в глаза и с обмиранием сердца понял, что никакая она не домработница. Как сомнамбула, он безвольно направился к двери.
Дива провела его в пустую комнату с выцветшими старыми обоями со странными подпалинами, открыла потайную дверь в стене, которую он увидел только тогда, когда Карга прикоснулась к ней, и повела по длинному, чуть ли не бесконечному тускло освещённому коридору.
Дима шёл в сумеречном состоянии, почти ничего не замечая вокруг, и понимал только одно – такой коридор насквозь пронизывал весь дом и вёл куда-то в неизвестность. Он ожидал, что в конце концов они очутятся к мрачном сыром подземелье со стеллажами, уставленными алхимическими ретортами и прочими затянутыми паутиной причиндалами чёрной магии; с чучелом крокодила, со свешивающимися с потолка пучками сушёных мышей, жаб и змей, из которых ведьма будет варить в котле приворотное зелье. Ничего подобного! Карга открыла одну из дверей и ввела его в залитый дневным светом круглый зал из стекла и бетона, напоминающий офис преуспевающей фирмы, с зеркально-серым паркетным полом, белым пластиковым потолком и сплошным окном по периметру, из которого открывался вид с холма на девственный лес.
Яркий свет солнечного дня из окна на миг ослепил Диму, и только затем он увидел, что зал почти пуст, только у противоположного от дверей конца стоит огромный стол со встроенным дисплеем компьютера, клавиатурой и панелью переговорного устройства. Стол полукругом изгибался вокруг рабочего кресла, а напротив стояло кресло для посетителей.
Карга подвела его к креслу, усадила, затем обогнула стол и села сама.
– Курите? – предложила она, пододвигая к Диме коробку с длинными тонкими сигаретами.
Он не услышал – во все глаза смотрел в окно. Лес был странным – настолько девственным и плотным, что нигде не просматривалось полянок, тропинок, линий высоковольтных передач и никакой иной деятельности человека. И деревья были странными – высокие, с зелёными стволами и ветками, больше напоминающими листья. Над дальними деревьями в безоблачном небе степенно кружила стайка птиц. Судя по размерам, определённо хищных. Или стервятников.
– Ах, да, что я спрашиваю… – поморщилась Карга. – Вы же некурящий… – Он достала из ящика стола длинный, как указка, мундштук и постучала им по руке Похмелкина. – Дима!
– Да? – очнулся он и смутился. – Извините… Я думал, здесь будет несколько иначе…
– Что вы, Дима, – улыбнулась Шахирезада Одихмантьев-на, – магия идёт в ногу со временем. Это в средневековье я рядилась в лохмотья, жила в пещере и варила в котле снадобья из пауков и лягушек. Сейчас иные времена – никто к грязной нечёсаной старухе в пещеру на приём не пойдёт.
Она заглянула Диме в глаза, он покраснел и потупил взгляд. Такая женщина… К чему привораживать непостоянную Машку Ларионову, которая парней меняет, как перчатки, когда напротив сидит черноокая красавица? Может, её пригласить на дискотеку? Или в Аква-парк?
Дима приоткрыл рот, но, как всегда, оробел и не смог вымолвить ни слова.
– И не мечтайте! – погрозила пальчиком черноокая дива, демонстрируя ясновидение. – У нас с вами чисто деловые отношения. Итак, вам нужно приворотное зелье?
– Д-да…
– Вы по протекции Зулипкара Мордубея? – спросила Шахирезада Одихмантьевна, заглядывая в ежедневник.
– Д-да, он п-пор-рекомен-ндовал об-братиться…
– А что это за стук сегодня во дворе был? От микросотрясений у меня в термостате змеиное молоко прокисло.
– Это Могол на стену мемориальную доску вешал…
– Даже так? – удивилась Карга и повернулась лицом к компьютеру.
Дисплей засветился голубым светом, Шахирезада Одихмантьевна бросила на него наливное яблочко, оно покатилось по краю, и на экране проявился Могол, привинчивающий к стене мемориальную доску депутату Хацимоеву.
– Что ж, по делам и воздастся, – усмехнулась Карга, прочитав надпись на доске. – Будет памятка Мордубею…
Она отключила компьютер и вставила сигарету в мундштук.
Из-за спины донёсся дробный стук лап по паркетному полу, и Дима обмер. Судя по звуку, пёс был порядочных размеров. Он подбежал к креслу и принялся тереться о Димину ногу. Дима осторожно скосил глаза, и волосы на голове зашевелились.
О его ногу тёрся трёхголовый, размерами с телёнка, дракон с купированным хвостом и рудиментарными крылышками на спине. Пасть левой головы что-то жевала, из пасти правой капала слюна, а из пасти средней головы сквозь надетый асбестовый намордник сочились струйки дыма. Дракон повизгивал, крутил обрубком хвоста, заглядывал Диме в глаза, явно напрашиваясь на ласку.
– Не бойтесь Горыныша, он ещё маленький, – успокоила Карга. – Всего месяц назад из яйца вылупился. Иди сюда, – позвала она дракончика.
Горыныш радостно взвизгнул и, оскальзываясь когтями на паркетном полу, обежал вокруг стола. Карга погладила каждую голову, затем сорвала со средней головы намордник и поднесла сигарету на длинном мундштуке. Дракончик дохнул огнём как из огнемёта, Карга прикурила, и вновь нахлобучила на морду дракона огнеупорный намордник.
– Иди, погуляй, – шлёпнула она Горыныша повыше купированного хвоста, – а то ты мне клиентов распугиваешь.
Дракончик растаял в воздухе, и Дима наконец-то понял, зачем Карге столь длинный мундштук, что за странные подпалины он видел на обоях в пустой однокомнатной квартире, служившей прихожей внепространственных апартаментов ведьмы, и что за «стервятники» кружили вдалеке над лесом.
Картинно отставив в сторону руку с длинным мундштуком, Карга затянулась сигаретой, выпустила изо рта колечко дыма, и оно, трансформировавшись, повисло над её головой огромным вопросительным знаком.
– Вы ещё не передумали приобрести приворотное зелье? – спросила она.
– Нет, – через силу выдавил Дима пересохшим горлом и внезапно почувствовал, как горло у него отпустило и он впервые в жизни ощутил в себе подобие уверенности. Хоть в этом он смог настоять на своём.
– Нет в смысле «нет» или в смысле «да»? – переспросила обворожительная ведьма, снова затягиваясь сигаретой, и второй вопрос из сигаретного дыма повис над её головой.
– Я… хочу… приобрести… приворотное… зелье… – стараясь не мямлить, по словам выдохнул Дима.
Дымные вопросы над головой Карги растаяли.
– Так и быть, – сказала она, достала из ящичка стола небольшую колбочку с зеленоватой люминесцирующей жидкостью и поставила на столешницу. – Это – готовый экстракт. Теперь нужна капелька вашей крови.
– Подписать контракт? – внутренне похолодел Дима.
– Что вы, Дима, – снисходительно улыбнулась дива-ведь-ма. – Сейчас не средневековье, не нужна мне ваша бессмертная душа. А кровь необходима для активации приворотного зелья. Мы не отстаём от научно-технического прогресса. Как, по-вашему, можно приворожить человека? Путём введения реципиенту хромосом донора. Ваши хромосомы будут так действовать на сознание реципиента, что он без вас и помыслить себя не сможет.
– Тогда что вы потребуете взамен?
– Дорогой Димочка, мы идём в ногу не только с прогрессом, но и со временем. Поэтому берём за услуги то, что на настоящий момент самое ценное в мире.
– Неужели деньги? – ужаснулся Похмелкин. Он думал о высоких материях, о душе, а всё оказалось так прозаично…
– Увы, именно их, презренных. К сожалению, многое из этого, – Карга обвела рукой зал, – колдовством не создашь. Вот, почитайте прейскурант.
Она протянула Диме листок. Дима взял его и прочитал.
Приворотное зелье (состав на 100 г)
1. Томленье духа, специфическое (0,000000001 г) – $ 10,52.
2. Лунный свет, поляризованный (0,000000001 г) —$ 18,32.
3. Бес подрёберный, 1 шт. (0,000000001 г)—$23,46.
4. Таракашкины какашки, свежие (2,6 г) – $ 0,48.
5. Паучьи сети, целые, 3 шт. (0,3 г) —$ 18,00.
6. Дыхание зелёного змия (0,000000001 г) – $2,87.
7. Сморчок засушенный, толчёный (1,3 г) —$ 16,81.
8. Пепел любви (0,1 г) —$26,90.
9. Рога ветвистые, опилки (2,2 г) —$ 12,86.
10. Засос кровавый, отпечаток (0,000000001 г) – $6,12.
11. Пыльца ночной бабочки (0,1 г) – $ 100,00.
12. Конский возбудитель (0,1 г) – $ 11,46.
13. Испарина покойника, как разбавитель (93,3 г) – $ 50,38.
НДС (20 %)—$ 59,64.
Итого: $ 357,92.
Ниже шло примечание мелким шрифтом:
Количество и состав ингредиентов строго соответствует магической формуле. Утверждено к применению Минздравом России. Противопоказаний нет. Побочные эффекты: эксгибиционизм, мазохизм, морально-физическое истощение.
– Солидно… – протянул Дима, поглядев на общую сумму, и почесал затылок. Это не двадцать рублей Моголу на пиво дать.
– Так и товар качественный, – возразила ведьма. – Гарантирую, что ваша жизнь кардинально переменится.
Дима снова почесал затылок. Вот если бы Карга ещё пообещала, что переменится к лучшему… Вслух спросить Похмелкин не отважился и пробубнил:
– У меня при себе таких денег нет…
– Но на счету в банке есть, – вкрадчиво подсказала прозорливая ведьма. – Давайте вашу электронную карточку.
Не в силах противиться её завораживающему взгляду, Дима отдал. Звякнув, из стола выпрыгнул кассовый аппарат, Карга сняла деньги и вернула карточку.
– Теперь осталось только активировать зелье, – сказала она. – Дайте вашу руку. Левую, от сердца.
Как заправская медсестра, она смочила ватку спиртом, протёрла Димин безымянный палец, проколола его и выдавила каплю крови в колбочку с люминесцирующим раствором. Стоило капле крови упасть в раствор, как он мгновенно изменил цвет и запульсировал багровым светом.
– Можете забирать, – сказала ведьма, прижала ватку со спиртом к ранке на пальце и отпустила Димину руку. Затем закрыла колбочку пластиковой пробкой и пододвинула её к Похмелкину.
– Достаточно одной капле эликсира попасть на язык реципиента, как он на всю жизнь прикипит к вам возвышенными чувствами. Однако сам препарат годен всего два месяца. Запомните, когда он перестанет светиться, значит, срок его годности истёк.
– А как же… – облизывая внезапно пересохшие губы, начал Дима и запнулся. – А как мне эту каплю… ей на язык…
– Таких услуг мы не оказываем, – покачала головой Карга. – Это ваши проблемы. Всего вам доброго!
Поднявшись на четвёртый этаж, Дима в нерешительности остановился на лестничной площадке. Вначале он послушался совета Могола, но теперь, когда пришёл под дверь квартиры ведьмы, оробел. А что если она за приворотное зелье потребует бессмертную душу? Отдавать душу за неизведанное «неземное блаженство» не хотелось. Судя по многим супружеским парам, в частности Могола с его «Игом», обмен был явно неравноценным.
Дверь оказалась самой обыкновенной: обитой зеленоватой искусственной кожей, без смотрового глазка, со стандартным номерком и стандартной кнопкой звонка на стене. Но рука не поднималась позвонить. Дима вздохнул и только собрался развернуться, чтобы уйти, как дверь открылась сама собой.
На пороге квартиры стояла дива – жгучая брюнетка в облегающем тёмном платье до пола с огромными чёрными глазами и очень длинными ресницами. Дима никогда не видел Шахирезаду Одихмантьевну, поэтому она, в соответствии с фамилией и профессией, представлялась ему древней сгорбленной бабкой, трясущейся и шамкающей, опирающейся на клюку. А это, вероятно, домработница.
– Здравствуйте, Дима, – задушевно сказала дива грудным голосом, – проходите.
Дима глянул диве в глаза и с обмиранием сердца понял, что никакая она не домработница. Как сомнамбула, он безвольно направился к двери.
Дива провела его в пустую комнату с выцветшими старыми обоями со странными подпалинами, открыла потайную дверь в стене, которую он увидел только тогда, когда Карга прикоснулась к ней, и повела по длинному, чуть ли не бесконечному тускло освещённому коридору.
Дима шёл в сумеречном состоянии, почти ничего не замечая вокруг, и понимал только одно – такой коридор насквозь пронизывал весь дом и вёл куда-то в неизвестность. Он ожидал, что в конце концов они очутятся к мрачном сыром подземелье со стеллажами, уставленными алхимическими ретортами и прочими затянутыми паутиной причиндалами чёрной магии; с чучелом крокодила, со свешивающимися с потолка пучками сушёных мышей, жаб и змей, из которых ведьма будет варить в котле приворотное зелье. Ничего подобного! Карга открыла одну из дверей и ввела его в залитый дневным светом круглый зал из стекла и бетона, напоминающий офис преуспевающей фирмы, с зеркально-серым паркетным полом, белым пластиковым потолком и сплошным окном по периметру, из которого открывался вид с холма на девственный лес.
Яркий свет солнечного дня из окна на миг ослепил Диму, и только затем он увидел, что зал почти пуст, только у противоположного от дверей конца стоит огромный стол со встроенным дисплеем компьютера, клавиатурой и панелью переговорного устройства. Стол полукругом изгибался вокруг рабочего кресла, а напротив стояло кресло для посетителей.
Карга подвела его к креслу, усадила, затем обогнула стол и села сама.
– Курите? – предложила она, пододвигая к Диме коробку с длинными тонкими сигаретами.
Он не услышал – во все глаза смотрел в окно. Лес был странным – настолько девственным и плотным, что нигде не просматривалось полянок, тропинок, линий высоковольтных передач и никакой иной деятельности человека. И деревья были странными – высокие, с зелёными стволами и ветками, больше напоминающими листья. Над дальними деревьями в безоблачном небе степенно кружила стайка птиц. Судя по размерам, определённо хищных. Или стервятников.
– Ах, да, что я спрашиваю… – поморщилась Карга. – Вы же некурящий… – Он достала из ящика стола длинный, как указка, мундштук и постучала им по руке Похмелкина. – Дима!
– Да? – очнулся он и смутился. – Извините… Я думал, здесь будет несколько иначе…
– Что вы, Дима, – улыбнулась Шахирезада Одихмантьев-на, – магия идёт в ногу со временем. Это в средневековье я рядилась в лохмотья, жила в пещере и варила в котле снадобья из пауков и лягушек. Сейчас иные времена – никто к грязной нечёсаной старухе в пещеру на приём не пойдёт.
Она заглянула Диме в глаза, он покраснел и потупил взгляд. Такая женщина… К чему привораживать непостоянную Машку Ларионову, которая парней меняет, как перчатки, когда напротив сидит черноокая красавица? Может, её пригласить на дискотеку? Или в Аква-парк?
Дима приоткрыл рот, но, как всегда, оробел и не смог вымолвить ни слова.
– И не мечтайте! – погрозила пальчиком черноокая дива, демонстрируя ясновидение. – У нас с вами чисто деловые отношения. Итак, вам нужно приворотное зелье?
– Д-да…
– Вы по протекции Зулипкара Мордубея? – спросила Шахирезада Одихмантьевна, заглядывая в ежедневник.
– Д-да, он п-пор-рекомен-ндовал об-братиться…
– А что это за стук сегодня во дворе был? От микросотрясений у меня в термостате змеиное молоко прокисло.
– Это Могол на стену мемориальную доску вешал…
– Даже так? – удивилась Карга и повернулась лицом к компьютеру.
Дисплей засветился голубым светом, Шахирезада Одихмантьевна бросила на него наливное яблочко, оно покатилось по краю, и на экране проявился Могол, привинчивающий к стене мемориальную доску депутату Хацимоеву.
– Что ж, по делам и воздастся, – усмехнулась Карга, прочитав надпись на доске. – Будет памятка Мордубею…
Она отключила компьютер и вставила сигарету в мундштук.
Из-за спины донёсся дробный стук лап по паркетному полу, и Дима обмер. Судя по звуку, пёс был порядочных размеров. Он подбежал к креслу и принялся тереться о Димину ногу. Дима осторожно скосил глаза, и волосы на голове зашевелились.
О его ногу тёрся трёхголовый, размерами с телёнка, дракон с купированным хвостом и рудиментарными крылышками на спине. Пасть левой головы что-то жевала, из пасти правой капала слюна, а из пасти средней головы сквозь надетый асбестовый намордник сочились струйки дыма. Дракон повизгивал, крутил обрубком хвоста, заглядывал Диме в глаза, явно напрашиваясь на ласку.
– Не бойтесь Горыныша, он ещё маленький, – успокоила Карга. – Всего месяц назад из яйца вылупился. Иди сюда, – позвала она дракончика.
Горыныш радостно взвизгнул и, оскальзываясь когтями на паркетном полу, обежал вокруг стола. Карга погладила каждую голову, затем сорвала со средней головы намордник и поднесла сигарету на длинном мундштуке. Дракончик дохнул огнём как из огнемёта, Карга прикурила, и вновь нахлобучила на морду дракона огнеупорный намордник.
– Иди, погуляй, – шлёпнула она Горыныша повыше купированного хвоста, – а то ты мне клиентов распугиваешь.
Дракончик растаял в воздухе, и Дима наконец-то понял, зачем Карге столь длинный мундштук, что за странные подпалины он видел на обоях в пустой однокомнатной квартире, служившей прихожей внепространственных апартаментов ведьмы, и что за «стервятники» кружили вдалеке над лесом.
Картинно отставив в сторону руку с длинным мундштуком, Карга затянулась сигаретой, выпустила изо рта колечко дыма, и оно, трансформировавшись, повисло над её головой огромным вопросительным знаком.
– Вы ещё не передумали приобрести приворотное зелье? – спросила она.
– Нет, – через силу выдавил Дима пересохшим горлом и внезапно почувствовал, как горло у него отпустило и он впервые в жизни ощутил в себе подобие уверенности. Хоть в этом он смог настоять на своём.
– Нет в смысле «нет» или в смысле «да»? – переспросила обворожительная ведьма, снова затягиваясь сигаретой, и второй вопрос из сигаретного дыма повис над её головой.
– Я… хочу… приобрести… приворотное… зелье… – стараясь не мямлить, по словам выдохнул Дима.
Дымные вопросы над головой Карги растаяли.
– Так и быть, – сказала она, достала из ящичка стола небольшую колбочку с зеленоватой люминесцирующей жидкостью и поставила на столешницу. – Это – готовый экстракт. Теперь нужна капелька вашей крови.
– Подписать контракт? – внутренне похолодел Дима.
– Что вы, Дима, – снисходительно улыбнулась дива-ведь-ма. – Сейчас не средневековье, не нужна мне ваша бессмертная душа. А кровь необходима для активации приворотного зелья. Мы не отстаём от научно-технического прогресса. Как, по-вашему, можно приворожить человека? Путём введения реципиенту хромосом донора. Ваши хромосомы будут так действовать на сознание реципиента, что он без вас и помыслить себя не сможет.
– Тогда что вы потребуете взамен?
– Дорогой Димочка, мы идём в ногу не только с прогрессом, но и со временем. Поэтому берём за услуги то, что на настоящий момент самое ценное в мире.
– Неужели деньги? – ужаснулся Похмелкин. Он думал о высоких материях, о душе, а всё оказалось так прозаично…
– Увы, именно их, презренных. К сожалению, многое из этого, – Карга обвела рукой зал, – колдовством не создашь. Вот, почитайте прейскурант.
Она протянула Диме листок. Дима взял его и прочитал.
Приворотное зелье (состав на 100 г)
1. Томленье духа, специфическое (0,000000001 г) – $ 10,52.
2. Лунный свет, поляризованный (0,000000001 г) —$ 18,32.
3. Бес подрёберный, 1 шт. (0,000000001 г)—$23,46.
4. Таракашкины какашки, свежие (2,6 г) – $ 0,48.
5. Паучьи сети, целые, 3 шт. (0,3 г) —$ 18,00.
6. Дыхание зелёного змия (0,000000001 г) – $2,87.
7. Сморчок засушенный, толчёный (1,3 г) —$ 16,81.
8. Пепел любви (0,1 г) —$26,90.
9. Рога ветвистые, опилки (2,2 г) —$ 12,86.
10. Засос кровавый, отпечаток (0,000000001 г) – $6,12.
11. Пыльца ночной бабочки (0,1 г) – $ 100,00.
12. Конский возбудитель (0,1 г) – $ 11,46.
13. Испарина покойника, как разбавитель (93,3 г) – $ 50,38.
НДС (20 %)—$ 59,64.
Итого: $ 357,92.
Ниже шло примечание мелким шрифтом:
Количество и состав ингредиентов строго соответствует магической формуле. Утверждено к применению Минздравом России. Противопоказаний нет. Побочные эффекты: эксгибиционизм, мазохизм, морально-физическое истощение.
– Солидно… – протянул Дима, поглядев на общую сумму, и почесал затылок. Это не двадцать рублей Моголу на пиво дать.
– Так и товар качественный, – возразила ведьма. – Гарантирую, что ваша жизнь кардинально переменится.
Дима снова почесал затылок. Вот если бы Карга ещё пообещала, что переменится к лучшему… Вслух спросить Похмелкин не отважился и пробубнил:
– У меня при себе таких денег нет…
– Но на счету в банке есть, – вкрадчиво подсказала прозорливая ведьма. – Давайте вашу электронную карточку.
Не в силах противиться её завораживающему взгляду, Дима отдал. Звякнув, из стола выпрыгнул кассовый аппарат, Карга сняла деньги и вернула карточку.
– Теперь осталось только активировать зелье, – сказала она. – Дайте вашу руку. Левую, от сердца.
Как заправская медсестра, она смочила ватку спиртом, протёрла Димин безымянный палец, проколола его и выдавила каплю крови в колбочку с люминесцирующим раствором. Стоило капле крови упасть в раствор, как он мгновенно изменил цвет и запульсировал багровым светом.
– Можете забирать, – сказала ведьма, прижала ватку со спиртом к ранке на пальце и отпустила Димину руку. Затем закрыла колбочку пластиковой пробкой и пододвинула её к Похмелкину.
– Достаточно одной капле эликсира попасть на язык реципиента, как он на всю жизнь прикипит к вам возвышенными чувствами. Однако сам препарат годен всего два месяца. Запомните, когда он перестанет светиться, значит, срок его годности истёк.
– А как же… – облизывая внезапно пересохшие губы, начал Дима и запнулся. – А как мне эту каплю… ей на язык…
– Таких услуг мы не оказываем, – покачала головой Карга. – Это ваши проблемы. Всего вам доброго!
3
Как Дима возвращался по внепространственному коридору ведьминой квартиры, он не помнил. Может, и не шёл вовсе, а растаял в кабинете ведьмы, как Горыныш, чтобы материализоваться на лестничной площадке у двери номер тринадцать. В правой руке Похмелкин держал колбочку с пульсирующей багровым светом волшебной жидкостью, в левой – ватку со спиртом, которую прижимал безымянным пальцем к ладони. Дима выбросил ватку, посмотрел на колбочку, спрятал её в карман и направился к лестнице в меланхоличном настроении. Вопрос, как заставить Машку Ларионову отведать каплю приворотного зелья, ввергал его в уныние. Он попытался припомнить, как это делалось в сказках, и в пролёте между третьим и вторым этажами его таки осенило. Спящую красавицу в сказке усыпили яблоком, так и он сделает – купит на рынке самые красивые яблоки, шприцом введёт под кожицу приворотное зелье, а затем сядет у подъезда на скамейку с авоськой обработанных зельем яблок и будет поджидать Машку. Она выйдет и скажет: «Здравствуй, Дима!» – «Здравствуй, Маша. Яблочка хочешь?» – «Хочу». – «Угощайся».
При мысли о том, что произойдёт дальше, Дима чуть не сомлел на лестнице. Но быстро взял себя в руки и, воодушевившись, побежал вниз, прыгая через три ступеньки.
Во дворе, у угла дома, стояла толпа. Приближался час открытия мемориальной доски депутату Хацимоеву, и все ждали прибытия мэра. Но Диме было не до чужих торжеств – он спешил на рынок за яблоками.
Как только Похмелкин скрылся за углом, во двор въехал «мерседес» мэра. Телохранители проложили дорогу сквозь толпу, мэр прошёл к прикрытой покрывалом мемориальной доске и выразил свои соболезнования вдове, опиравшейся на руку сына – здоровенного детины, мастера спорта по боям без правил, что, несомненно, сыграло первостепенную роль в утверждении его начальником отдела культуры мэрии. Боец за культуру без правил поднял руку, призывая к тишине, в толпе прекратили переговариваться и приготовилась слушать.
– Сегодня мы собрались здесь, чтобы увековечить память нашего друга и соратника, сражённого наповал рукой наёмного убийцы, которую направляли наши политические враги, – начал мэр. – Но реформы не остановить! Мы будем продолжать дело, начатое депутатом Хацимоевым…
В толпе откровенно заскучали. Все знали, что Хацимоева кокнули на почве передела собственности, и никто не сомневался, что его «дело» строительства частных дач за казённый счёт найдётся кому подхватить и продолжить. Претендентов предостаточно, хоть по новой отстреливай.
В задних рядах стояли Яша, Харкни и Могол. Водку они уже допили и подошли к толпе в надежде, что здесь удастся добавить – у стены, на столике, рядом с ведром с алыми гвоздиками, стоял ящик с шампанским и возвышалась пирамида пластиковых стаканов. Яша вежливо поддерживал под руку нетвёрдо стоящего на ногах американца, который активно фотографировал эпохальное событие в жизни российского города, чтобы потом проиллюстрировать свою книгу. Колпачок с фотообъектива он снять забыл. А Могол, пока собутыльники были заняты делом, украдкой допивал пиво из пластиковой бутыли.
Наконец мэр закончил говорить, бравурно зазвучали фанфары, он протянул руку к покрывалу и сорвал его со стены.
Аплодисменты и приветственные крики вдруг начали стихать, фанфары дали «петуха» и смолкли.
– Ура-а! – закричал Могол, потрясая бутылью с остатками пива. – Ура… – тихо повторился он, удивляясь, что его никто не поддерживает.
– Ты что, изверг, сотворил!!! – не своим голосом заорала вдова и упала в обморок на руки сына.
Могол глянул на мемориальную доску и обомлел. И в этот момент в ящике сами собой начали выстреливать пробки из бутылок с шампанским.
– Держи его! – закричал Хацимоев-младший, указывая телохранителям мэра на Могола.
Увидев, как к нему сквозь толпу пробираются дюжие телохранители, Могол быстро проглотил остатки пива из пластиковой бутыли, швырнул её на газон и задал отчаянного стрекача.
И тогда над толпой, вначале тихо, затем всё громче и громче зарокотал гомерический хохот.
На мраморной мемориальной доске золотыми буквами сияла надпись:
Дима проскользнул в подъезд, вошёл в квартиру и полчаса обрабатывал яблоки, вводя шприцом под кожицу приворотное зелье. Затем снова сложил яблоки в авоську, вышел во двор и сел на скамейку возле подъезда, водрузив авоську рядом с собой. Оставалось надеяться, если Машка Ларионова, как всегда, не обратит на него внимания, то заметит хотя бы яблоки. Яблоки были большие, красивые, ароматные и светились на солнце.
Баба Вера закончила подметать, высыпала мусор в контейнер и, проходя мимо Димы, заметила авоську с яблоками.
– Где же ты такую красоту приобрёл? – поинтересовалась она, останавливаясь.
– На рынке, – простодушно ответил Дима.
– Вкусные, наверно? – продолжала намекать дворничиха.
Дима, похолодев, понял намёк. Сейчас баба Вера попросит угостить, и он, как всегда, не сможет отказать. Он представил себе воспылавшую к нему пламенной страстью бабу Веру, и его охватило отчаяние.
– Это не мои! – чуть не истерично выкрикнул он. – Это… Это…
Придумать, чьи яблоки, он не смог. Но для бабы Веры и этого было достаточно. Она оскорблённо поджала губы, процедила: «Жлоб!» и пошла своей дорогой.
Дима просидел на скамейке до позднего вечера. Мимо, кто из подъезда, кто в подъезд, проходили жильцы, здоровались, а Машка всё не шла. Некоторые интересовались яблоками, но Дима отшивал их, как бабу Веру, но уже без истеричных ноток в голосе.
– Не мои, – говорил он, не уточняя, чьи конкретно. – Попросили посторожить.
Жильцы прекращали расспросы и шли по своим делам.
Один раз поинтересовались не яблоками. Инга, жена Могола, остановилась напротив Димы и, грозно подбоченясь, строго спросила:
– Ты моего не видел?
– Да нет…
– А говорят, утром ты с ним в беседке водку распивал! – не терпящим возражений голосом сказала она, сверля Похмелкина взглядом.
– Что вы, я непьющий…
– Знаю я вас, непьющих! – не поверила она. – Пусть он только домой заявится! Я ему устрою!
Моголово Иго одарило Диму испепеляющим взглядом и, грузно шагая, направилось в подъезд. Дима проводил её взглядом и не позавидовал Моголу. Не дай бог его Машенька лет через десять окажется таким же монстром.
Стемнело, в окнах дома то там, то здесь начал зажигаться свет, а Машки всё не было. Завеялась куда-то и, может быть, вообще ночевать не придёт. Не первый раз – такая вот у Димы была тайная зазноба. Но сердцу не прикажешь.
Сидеть дальше не имело смысла, тем более что завтра Диме предстояло работать в первую смену. А первая смена в метрополитене начинается в пять утра.
Он уже собрался уходить, как вдруг из темноты к нему бесшумно метнулась чья-то тень.
– Всё тихо? – спросила тень, и Дима узнал Могола. Он сел на скамейку и, пригнув голову, принялся затравленно озираться по сторонам. – Меня никто не искал?
– Жена спрашивала…
– А больше никто?
– Больше никто… – пожал плечами Дима. Он не присутствовал на торжествах и не знал об изменившейся надписи на мемориальной доске.
– Ух… – облегчённо выдохнул Могол и распрямился. – Кажись, пронесло… Весь день в бегах, еле ушёл. – Тут он заметил авоську с яблоками и обрадовался: – Яблочки – это хорошо! – и протянул руку. – А то с утра не жравши…
– Нельзя! – выкрикнул Дима и, обомлев от собственной храбрости, ударил Могола по руке.
– Ты что, – возмутился Могол, – голодного человека яблоком не угостишь?! – и снова потянулся к авоське.
– Они… – запнулся Дима и, поняв, что, не сказав начистоту, от Могола не отделаешься, прошептал: – Они с приворотным зельем…
– Ах, ты!.. – поспешно отдёрнул руку Могол. – Так, значит, ты решился, сходил-таки к Карге…
Он покачал головой, тяжело вздохнул и сказал тихо:
– Не жди ничего хорошего от подарков ведьмы… Априори.
Затем встал и, сгорбившись, покаянно побрёл домой, где его с нетерпением поджидало «Иго».
«Какой же это подарок, когда за него деньги плачены?» – хотел спросить Дима, но, глядя на согбенную фигуру удаляющегося Могола, промолчал. Посидел ещё немного, размышляя над загадочным смыслом слова «априори», но вскоре тоже ушёл домой – надо было выспаться перед сменой. Ничего, если сегодня не получилось, то, быть может, завтра удастся… В конце концов препарат годен два месяца.
При мысли о том, что произойдёт дальше, Дима чуть не сомлел на лестнице. Но быстро взял себя в руки и, воодушевившись, побежал вниз, прыгая через три ступеньки.
Во дворе, у угла дома, стояла толпа. Приближался час открытия мемориальной доски депутату Хацимоеву, и все ждали прибытия мэра. Но Диме было не до чужих торжеств – он спешил на рынок за яблоками.
Как только Похмелкин скрылся за углом, во двор въехал «мерседес» мэра. Телохранители проложили дорогу сквозь толпу, мэр прошёл к прикрытой покрывалом мемориальной доске и выразил свои соболезнования вдове, опиравшейся на руку сына – здоровенного детины, мастера спорта по боям без правил, что, несомненно, сыграло первостепенную роль в утверждении его начальником отдела культуры мэрии. Боец за культуру без правил поднял руку, призывая к тишине, в толпе прекратили переговариваться и приготовилась слушать.
– Сегодня мы собрались здесь, чтобы увековечить память нашего друга и соратника, сражённого наповал рукой наёмного убийцы, которую направляли наши политические враги, – начал мэр. – Но реформы не остановить! Мы будем продолжать дело, начатое депутатом Хацимоевым…
В толпе откровенно заскучали. Все знали, что Хацимоева кокнули на почве передела собственности, и никто не сомневался, что его «дело» строительства частных дач за казённый счёт найдётся кому подхватить и продолжить. Претендентов предостаточно, хоть по новой отстреливай.
В задних рядах стояли Яша, Харкни и Могол. Водку они уже допили и подошли к толпе в надежде, что здесь удастся добавить – у стены, на столике, рядом с ведром с алыми гвоздиками, стоял ящик с шампанским и возвышалась пирамида пластиковых стаканов. Яша вежливо поддерживал под руку нетвёрдо стоящего на ногах американца, который активно фотографировал эпохальное событие в жизни российского города, чтобы потом проиллюстрировать свою книгу. Колпачок с фотообъектива он снять забыл. А Могол, пока собутыльники были заняты делом, украдкой допивал пиво из пластиковой бутыли.
Наконец мэр закончил говорить, бравурно зазвучали фанфары, он протянул руку к покрывалу и сорвал его со стены.
Аплодисменты и приветственные крики вдруг начали стихать, фанфары дали «петуха» и смолкли.
– Ура-а! – закричал Могол, потрясая бутылью с остатками пива. – Ура… – тихо повторился он, удивляясь, что его никто не поддерживает.
– Ты что, изверг, сотворил!!! – не своим голосом заорала вдова и упала в обморок на руки сына.
Могол глянул на мемориальную доску и обомлел. И в этот момент в ящике сами собой начали выстреливать пробки из бутылок с шампанским.
– Держи его! – закричал Хацимоев-младший, указывая телохранителям мэра на Могола.
Увидев, как к нему сквозь толпу пробираются дюжие телохранители, Могол быстро проглотил остатки пива из пластиковой бутыли, швырнул её на газон и задал отчаянного стрекача.
И тогда над толпой, вначале тихо, затем всё громче и громче зарокотал гомерический хохот.
На мраморной мемориальной доске золотыми буквами сияла надпись:
В этом доме живётКогда Дима, купив на рынке яблоки, вернулся, во дворе уже никого не было, кроме дворничихи бабы Веры. Двор был замусорен раздавленными гвоздиками, скомканными пластиковыми стаканчиками, битым бутылочным стеклом и мраморными осколками сорванной со стены и разбитой вдребезги мемориальной плиты. Баба Вера подметала и во весь голос костерила крутых мира сего всех вместе взятых и отдельно – безмозглого Могола, возмечтавшего об увековечении своего имени. Ещё утром она надеялась, что вдова доплатит за уборку двора после торжественной установки мемориальной доски, а теперь приходилось мести бесплатно.
последний представитель
великой нации татаро-монголов
ЗУЛИПКАР МОРДУБЕЙ
Дима проскользнул в подъезд, вошёл в квартиру и полчаса обрабатывал яблоки, вводя шприцом под кожицу приворотное зелье. Затем снова сложил яблоки в авоську, вышел во двор и сел на скамейку возле подъезда, водрузив авоську рядом с собой. Оставалось надеяться, если Машка Ларионова, как всегда, не обратит на него внимания, то заметит хотя бы яблоки. Яблоки были большие, красивые, ароматные и светились на солнце.
Баба Вера закончила подметать, высыпала мусор в контейнер и, проходя мимо Димы, заметила авоську с яблоками.
– Где же ты такую красоту приобрёл? – поинтересовалась она, останавливаясь.
– На рынке, – простодушно ответил Дима.
– Вкусные, наверно? – продолжала намекать дворничиха.
Дима, похолодев, понял намёк. Сейчас баба Вера попросит угостить, и он, как всегда, не сможет отказать. Он представил себе воспылавшую к нему пламенной страстью бабу Веру, и его охватило отчаяние.
– Это не мои! – чуть не истерично выкрикнул он. – Это… Это…
Придумать, чьи яблоки, он не смог. Но для бабы Веры и этого было достаточно. Она оскорблённо поджала губы, процедила: «Жлоб!» и пошла своей дорогой.
Дима просидел на скамейке до позднего вечера. Мимо, кто из подъезда, кто в подъезд, проходили жильцы, здоровались, а Машка всё не шла. Некоторые интересовались яблоками, но Дима отшивал их, как бабу Веру, но уже без истеричных ноток в голосе.
– Не мои, – говорил он, не уточняя, чьи конкретно. – Попросили посторожить.
Жильцы прекращали расспросы и шли по своим делам.
Один раз поинтересовались не яблоками. Инга, жена Могола, остановилась напротив Димы и, грозно подбоченясь, строго спросила:
– Ты моего не видел?
– Да нет…
– А говорят, утром ты с ним в беседке водку распивал! – не терпящим возражений голосом сказала она, сверля Похмелкина взглядом.
– Что вы, я непьющий…
– Знаю я вас, непьющих! – не поверила она. – Пусть он только домой заявится! Я ему устрою!
Моголово Иго одарило Диму испепеляющим взглядом и, грузно шагая, направилось в подъезд. Дима проводил её взглядом и не позавидовал Моголу. Не дай бог его Машенька лет через десять окажется таким же монстром.
Стемнело, в окнах дома то там, то здесь начал зажигаться свет, а Машки всё не было. Завеялась куда-то и, может быть, вообще ночевать не придёт. Не первый раз – такая вот у Димы была тайная зазноба. Но сердцу не прикажешь.
Сидеть дальше не имело смысла, тем более что завтра Диме предстояло работать в первую смену. А первая смена в метрополитене начинается в пять утра.
Он уже собрался уходить, как вдруг из темноты к нему бесшумно метнулась чья-то тень.
– Всё тихо? – спросила тень, и Дима узнал Могола. Он сел на скамейку и, пригнув голову, принялся затравленно озираться по сторонам. – Меня никто не искал?
– Жена спрашивала…
– А больше никто?
– Больше никто… – пожал плечами Дима. Он не присутствовал на торжествах и не знал об изменившейся надписи на мемориальной доске.
– Ух… – облегчённо выдохнул Могол и распрямился. – Кажись, пронесло… Весь день в бегах, еле ушёл. – Тут он заметил авоську с яблоками и обрадовался: – Яблочки – это хорошо! – и протянул руку. – А то с утра не жравши…
– Нельзя! – выкрикнул Дима и, обомлев от собственной храбрости, ударил Могола по руке.
– Ты что, – возмутился Могол, – голодного человека яблоком не угостишь?! – и снова потянулся к авоське.
– Они… – запнулся Дима и, поняв, что, не сказав начистоту, от Могола не отделаешься, прошептал: – Они с приворотным зельем…
– Ах, ты!.. – поспешно отдёрнул руку Могол. – Так, значит, ты решился, сходил-таки к Карге…
Он покачал головой, тяжело вздохнул и сказал тихо:
– Не жди ничего хорошего от подарков ведьмы… Априори.
Затем встал и, сгорбившись, покаянно побрёл домой, где его с нетерпением поджидало «Иго».
«Какой же это подарок, когда за него деньги плачены?» – хотел спросить Дима, но, глядя на согбенную фигуру удаляющегося Могола, промолчал. Посидел ещё немного, размышляя над загадочным смыслом слова «априори», но вскоре тоже ушёл домой – надо было выспаться перед сменой. Ничего, если сегодня не получилось, то, быть может, завтра удастся… В конце концов препарат годен два месяца.
4
Но на следующий день тоже ничего не получилось. Уйдя на работу, Дима спрятал авоську в холодильник, а когда вернулся домой, оказалось, что яблоки сгнили. Все, как одно. Видимо, испарина покойника, то есть разбавитель приворотного зелья, разъедал плоды.
Дима посмотрел на колбочку, где осталась половина эликсира, и решил, что впредь будет обрабатывать только одно яблоко и укладывать его в авоське поверх остальных. Иначе зелья может не хватить – кто знает, когда получится угостить Машку.
Похмелкин вынес авоську с гнилыми фруктами во двор, выбросил в мусорный контейнер и направился на вечерний рынок. Вернулся он через час, сел на кухне, выбрал самое красивое яблоко и уже хотел ввести ему под кожицу пару капель зелья, как тут всё и началось.
В открытую форточку влетела муха и начала назойливо кружить у лица, мешая проведению тонкой, почти филигранной операции. Дима пару раз отмахнулся, но муха не отставала. Пришлось отложить шприц, взять газету, скрутить её в трубочку и начать охоту за мухой. После двух неудачных попыток прихлопнуть назойливое насекомое, Диме таки удалось с ним расправиться. Он снова сел за стол, взял шприц… как в форточку влетела вторая муха, за ней третья, а затем мухи чуть ли не журавлиным клином потянулись со двора на кухню. Они кружили вокруг Похмелкина, жужжали, садились на голову, лицо, руки, лезли в глаза, рот. И только тогда Дима с ужасом осознал, какую глупость совершил, выбросив гнилые яблоки в мусорный контейнер.
Дима посмотрел на колбочку, где осталась половина эликсира, и решил, что впредь будет обрабатывать только одно яблоко и укладывать его в авоське поверх остальных. Иначе зелья может не хватить – кто знает, когда получится угостить Машку.
Похмелкин вынес авоську с гнилыми фруктами во двор, выбросил в мусорный контейнер и направился на вечерний рынок. Вернулся он через час, сел на кухне, выбрал самое красивое яблоко и уже хотел ввести ему под кожицу пару капель зелья, как тут всё и началось.
В открытую форточку влетела муха и начала назойливо кружить у лица, мешая проведению тонкой, почти филигранной операции. Дима пару раз отмахнулся, но муха не отставала. Пришлось отложить шприц, взять газету, скрутить её в трубочку и начать охоту за мухой. После двух неудачных попыток прихлопнуть назойливое насекомое, Диме таки удалось с ним расправиться. Он снова сел за стол, взял шприц… как в форточку влетела вторая муха, за ней третья, а затем мухи чуть ли не журавлиным клином потянулись со двора на кухню. Они кружили вокруг Похмелкина, жужжали, садились на голову, лицо, руки, лезли в глаза, рот. И только тогда Дима с ужасом осознал, какую глупость совершил, выбросив гнилые яблоки в мусорный контейнер.