Нельзя отрицать, что христианство было принято Владимиром по объективным причинам. Во-первых, объединение в единое государство требовало консолидации всего древнерусского общества. Монотеистическая религия была просто необходима в ходе этого процесса. Во-вторых, приобщение киевлян к новой религии ознаменовало собой начало утверждения в древнерусском обществе классовой идеологии, которая защищала и стимулировала становление и развитие феодальных отношений.
Через этот процесс прошли почти все народы, и всюду он сопровождался переходом к новой общегосударственной идеологии, которая в условиях феодального строя могла быть и действительно была только религиозной.
Два столетия, предшествовавшие реформе великого князя Владимира Святого, были переломными в истории Древней Руси. Процесс разложения первобытнообщинного строя активизировался, вызывая к жизни явления, характерные для классового общества. Возникло и укрепилось имущественное неравенство, приводившее к поляризации социальных групп. Появлялись богатые и бедные, угнетатели и угнетенные, свободные и зависимые, что привело к социальному расслоению. Князья и бояре нуждались в такой общественной структуре, которая закрепляла их привилегированное положение и давала власть над низшими слоями общества. Носителем такой власти, сконцентрированной в руках социальных верхов, становилось формировавшееся древнерусское государство, которое нуждалось в своей идеологии, которой тогда могла стать только религия, способная объединить различные по своему уровню развития группы, не существующие в рамках единого раннефеодального классового государства.
Почему же этой религией стало именно христианство, а не другие мировые религии? Необходимо отметить, что уже к началу княжения Владимира в древнерусском государстве проживало множество христиан. Религия, при которой сам всевышний охранял феодальные отношения, естественно, вызывала интерес у княжеско-боярской верхушки Киевского государства, сталкивавшейся с данной конфессией в процессе торговли с христианскими странами, в ходе военных конфликтов или дипломатических отношений[17]. Со своей стороны и оба христианских центра (Византия и Рим) проявляли заинтересованность в насаждении христианства на русской земле, чтобы вовлечь Древнерусское государство в сферу собственных многочисленных интересов.
„Уже в IX веке на Руси появились византийские и римские миссионеры, в том числе и в епископском сане, которые пропагандировали христианскую веру. В роли таких миссионеров выступали также византийские купцы и варяжские дружинники, среди которых были как крестившиеся в Константинополе, так и принявшие христианство в Риме“[18]. Результатом такого соединения внутренней потребности и внешнего влияния стали очаги христианства, появившиеся на древнерусской земле. При этом распространялась новая религия преимущественно в социальных верхах – среди князей, бояр и дружинников.
Легенда гласит, что первыми из князей крестились еще Аскольд и Дир в 60-е гг. IX в. Аскольд и Дир – дружинники Рюрика с его позволения княжили в Киеве. „В 866 г. они совершили поход на Царьград – столицу Византии – и взяли его в осаду“[19]. По преданию, Царьград спасла икона божьей матери, которую вынес патриарх Фотий. Она так подействовала на моральный дух дружин Аскольда и Дира, что они отступили. Через два года после осады Аскольд прислал в Царьград послов в целях заключения мира. В процессе переговоров патриарх Фотий предложил назначить епископа для Киева. Когда назначенный Фотием епископ прибыл в Киев, то Аскольд принял его на народном вече, где стал рассуждать о вере христианской, и народ спросил у епископа: „Чему ты хочешь учить нас?“ Епископ открыл Евангелие и стал говорить людям о Боге и о его земной жизни, а также о чудесах, совершенных им.
Славяне сказали, что пока не увидят своими глазами какое-нибудь чудо, они не поверят в его рассказы. Тогда епископ бросил Евангелие в костер, и оно не сгорело. Присутствующие, пораженные чудом, стали креститься. Существует предположение, что в результате принятия новой веры Аскольду было дано имя Николай[20].
Ни свергнувший Аскольда Олег, ни его преемник Игорь не приобщились к христианству. В договоре 911 г. все время говорится о взаимоотношениях „христиан и русских“ и лишь изредка – „греков и русских“; значит, понятие „христианин“ полностью отожествлялось с понятием „грек“. Однако в окружении князя Игоря уже были христиане: при заключении в 944 г. договора с Византией часть Игоревых дружинников принимала присягу (клялась) перед крестом в церкви святого Илии, тогда как сам князь и языческая часть дружины присягали на холме, где стояла статуя бога Перуна. Да и в самом тексте договора указывается, что среди русских есть те, „которые приняли крещение“, и те, „которые не крещены“; есть там упоминание о русских христианах[21]. Это свидетельствует о том, что не было религиозного единства в русской дружине, которая была отражением всего общества.
Христианкой стала вдова Игоря – княгиня Ольга, принявшая новую веру в 955 г. в Константинополе, куда она прибыла для переговоров с византийским императором Константином Багрянородным. Однако и при ней христианство не получило в Киевской Руси широкого распространения среди княжеско-боярской знати. Не обратился в христианство даже ее сын Святослав. Поведение этого князя автор „Повести временных лет“ описывает так: „…если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над тем“[22].
Княжеско-боярская верхушка Киевской Руси частично приобщалась к христианству, все больше убеждаясь в его выгоде и пригодности при достижении главных социально-политических задач государства – удержания челяди и смердов в повиновении, укреплении государственной власти и углубления контактов с внешним, преимущественно христианским, если говорить о западных рубежах древнерусского государства, миром.
К тому времени, когда к власти в Киеве пришел один из сыновей Святослава новгородский князь Владимир, убивший своего старшего брата из чувства мести, социальные верхи древнерусского государства уже не только ощутили потребность в новой религиозной идеологии, но и получили достаточно полное представление о христианстве как опоре существующего строя. Летопись сообщает, что первоначально Владимир намеревался использовать в качестве государственной идеологии реформированное и централизованное славянское язычество. Для этого, как уже говорилось в первой главе, он установил на холме пантеон языческих богов во главе с Перуном. „И стал, – говорится в „Повести временных лет“ – Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокоша. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей“[23].
То же самое было сделано в Новгороде дядей Владимира Добрыней: „И придя в Новгород, Добрыня поставил кумира над рекою Волховом, и приносили ему жертвы новгородцы как богу“[24]. Некоторые полагают, что Владимир поступил так в пику свергнутому им Ярополку. Последний якобы благоволил к христианам, что было не по нраву языческой части дружины и язычникам-киевлянам, которые будто бы из-за этого не оказали своему князю должной поддержки в его борьбе за киевский престол и быстро переметнулись на сторону пришедшего из Новгорода убежденного язычника Владимира. Так, например, считал выдающийся русский историк С. М. Соловьев. Таким образом, опора на язычество (во многом демонстративная) понадобилась, согласно данной версии, для утверждения Владимиром своего статуса великого князя киевского.
Но, утвердившись на великокняжеском престоле и продолжив усилия своих предшественников по укреплению внутренней прочности и внешнего могущества древнерусского государства, князь Владимир понял, что традиционные славянские верования – опора ненадежная, а поэтому нужна радикальная религиозная реформа. И ему самому, и его ближайшему окружению становилось все очевиднее, что пантеон языческих богов, являвшийся религиозным отражением условий жизни доклассового общества Древней Руси с его общинно-племенной организацией, не мог быть приспособлен для обслуживания и защиты идеологических потребностей формировавшегося феодального строя и сложившегося древнерусского государства. Не способствовал он и повышению международного престижа Киевской Руси, которая могла диктовать свои условия даже могущественной Византийской империи, а в экономическом и политическом отношениях не уступала соседним державам. Тем не менее воспринималась последними как неполноценное, второразрядное – „варварское“ и „языческое“ государство. Таким образом, переход от язычества к монотеизму был исторической закономерностью. Владимиру оставалось только выбрать соответствующую русскому нраву религию.
Как уже отмечалось, наиболее подходящей традициям и характеру русских людей была христианская вера. Тем не менее Владимир не отказал себе в удовольствии выбрать из имеющихся на тот момент религий. По легенде, это выглядело так: „Сомнения князя в истине христианской веры, которую он до сих пор так ревностно исповедовал, скоро стали известны всем“. И вот к нему начинают являться камские болгары (волжские булгары), исповедывающие ислам; хазары – иудейскую религию; немцы – католики, и, наконец, православные греки. Все стали выхвалять свою веру перед могучим великим русским князем. „Ты, князь, мудрый и смышленый, – говорили ему камские болгары, – а закона не знаешь. Прими наш закон и поклонись Магомету“. „А в чем ваша вера?“ – спросил их Владимир. „Мы веруем в бога, – отвечали они, – а Магомет учит нас: творите обрезание, не ешьте свинины, вина не пейте, а по смерти Магомет даст каждому по семидесяти прекрасных жен“. Выслушав их внимательно, Владимир решил: „Питие есть веселие на Руси; не может без того быти.“
Затем пришли к Владимиру хазарские жиды. Чтобы унизить христианскую веру, они начали говорить великому князю, что христиане веруют в того, кого они распяли. „Мы же веруем, – продолжали они, – в единого бога Авраамова, Исаакова и Иакова“. „А что у вас за закон?“ – спросил Владимир. „Обрезание, – отвечали жиды, – свинины не есть, субботу хранить“. „Где же находится ваша земля?“ – продолжал князь. „В Иерусалиме“, – получил он ответ. „Там ли вы теперь живете?“ – задал князь следующий вопрос. „Наш бог прогневался на наших отцов, – сказали жиды, – и за грехи наши рассеял нас по всем странам; землю же нашу отдал христианам“. „Как же вы других учите, а сами отвержены богом и рассеяны? Если бы бог любил вас и ваши законы, то не рассеял бы вас по чужим странам. Или думаете, что от вас и нам то же принять?“ Наконец, и греки прислали к Владимиру ученого мужа. Муж этот вначале рассказал о лживости и заблуждении других вер. Выслушав всех, Владимир созвал бояр, которым о религиях было рассказано подробно. Затем он сказал: „Если бы дурен был закон Греческий, то и Ольга, бабка твоя, мудрейшая из всех людей, не приняла бы его“. „Где же приму крещение?“ – спросил тогда великий князь. „Где тебе будет любо“, – ответила ему его верная дружина[25]. Это произошло в 988 г.
Из двух разновидностей христианства – католицизма и православия – Владимир выбрал православное христианство по вполне объяснимым причинам. В случае принятия римского варианта христианства Владимир должен был признать главенство Папы Римского, который требовал полного подчинения себе королей и императоров христианских государств, которые приняли крещение от Рима. Что же касается патриарха константинопольского, то он был всего лишь чиновником, хотя и высшим церковным, Византийской империи. Он признавал свою полную зависимость от императорской власти и ставил церковь на службу государства и императора. Такие взаимоотношения светской и церковной властей получили название византийской „симфонии“[26].
Согласно византийской традиции новообразовавшаяся в древнерусском государстве церковь должна была стать одним из звеньев структурной цепочки государственного управления и признать власть киевского князя как богоустановленное начало, которому должны повиноваться все, в том числе и церковный институт власти. К тому же в Рассматриваемое время византийский император Василий II, управлявший вместе с братом Константином IX, остро нуждался в помощи Владимира для подавления восстания своего полководца Варды Фоки. Поэтому „…предложение о „крещении Руси“ по византийскому обряду, равно как и обещание выдать за Владимира сестру императоров Анну, должно было восприниматься не как оказание милости „язычнику“, а как благодарность могущественному государю мощной соседней державы за оказанную им важную услугу“[27].
Именно так это предложение было воспринято князем Владимиром. Когда же после подавления мятежа императоры замешкались с выполнением условий предварительного договора, Владимир напомнил им о своей силе и могуществе. В наказание своего союзника он захватил в 988 г. византийскую крепость в Крыму Херсонес Таврический (Корсунь) и возвратил ее лишь в качестве выкупа („вена“) за прибывшую из Константинополя невесту – принцессу Анну. „Князь сам принял в Корсуни христианство от византийцев и, взяв с собою их духовенство, возвратился в Киев с намерением обратить в новую веру всех своих подданных“[28].
„Повесть временных лет“ сообщает о крещении киевлян следующее: „Отдав Корсунь византийцам, Владимир вернулся в Киев. И когда пришел, повелел опрокинуть идолы – одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву извозу к Ручью, и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами.
Вчера еще он был чтим людьми, а сегодня поругаем. Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли они еще святого крещения. И притащив, кинули его в Днепр. Затем послал Владимир по всему городу со словами: „Если не пребудет кто завтра на реку – будь то богатый или бедный, или нищий, или раб – да будет мне враг“.
Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: „Если бы не было это хорошим, не приняли бы это князь наш и бояре“. На следующий же день вышел Владимир с попами царицынскими и корсунскими на Днепр и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте“[29]. Это происходило 1 августа 988 года. Так Русь приняла Крещение.
После крещения Владимир приказал тотчас рубить и ставить по всему городу церкви в тех местах, где раньше стояли идолы. „На холме во владениях Перуна была построена церковь Святого Василия, именем которого был окрещен князь Владимир в Корсуне. На том же месте, где были убиты варяги-христиане Феодор и Иоанн, Владимир повелел соорудить богатый храм в честь Богоматери. Когда строительство было закончено, на содержание его Владимир определил отдавать десятую часть доходов со своих имений, в связи с этим церковь и была названа Десятинной“[30]. Этим действием Владимир „Святой“ на долгие времена определил доход церкви в виде немалого налога с населения. Церковная десятина была упразднена только в конце XVIII в.
Подводя итог всему вышеизложенному, можно сделать вывод о том, что великий князь Владимир Святославович сделал единственно правильный выбор, остановившись на православном христианстве, т. к. именно оно соответствовало духу времени и русского народа.
Например, введение христианского поста, предусматривавшего многодневные запреты на потребление мясной и молочной пищи, стимулировало развитие огородничества, расширение ассортимента овощей в меню не только монахов и духовенства, но и остальной части населения Древней Руси.
Под влиянием распространения на Руси христианства произошел значительный скачок в развитии строительного дела, поскольку надо было сооружать сначала деревянные, а затем каменные храмы. Для этого требовались опытные мастера, а также необходимые материалы, развивалось архитектурное искусство, мастерство интерьера. Все это сначала перенималось у Византии, а затем развивалось на собственной русской почве. Необходимость украшать христианские храмы, изготавливать церковную утварь, обеспечивать духовенство разнообразными предметами богослужебного культа – все это создавало дополнительные стимулы для развития ремесел на Руси.
„С христианством пришли на русские земли и получили здесь дальнейшее развитие искусство фрески и мозаики, иконопись, церковное пение без музыкального сопровождения. Потребность в грамотном духовенстве дала толчок развитию просвещения, привела к появлению церковных школ, а нужда в богослужебных книгах стимулировала развитие книжного дела и первых библиотек“[31].
Важными очагами просвещения стали в крещеной Руси монастыри. Роль их была значительна. Главная заслуга монастырей перед русским народом, не говоря об их чисто духовном влиянии, состояла в том, что они были крупнейшими центрами образованности. Подобно своим византийским прообразам, русские православные монастыри были многофункциональными.
Они всегда рассматривались не только как очаги наиболее интенсивной религиозной жизни, хранители церковных традиций, форпосты православия в его миссионерской деятельности, но и как экономический оплот церкви, а также центры подготовки церковных кадров[32]. Монахи составляли костяк духовенства, занимавший ключевые позиции во всех областях церковной жизни. Только монашеское звание открывало доступ к епископскому сану.
В монастырях писались иконы, которые наряду с фресками и мозаикой составляли тот жанр живописного искусства, который был разрешен церковью и всячески поощрялся ею. „Выдающиеся живописцы древности отражали в иконе религиозные сюжеты и свое видение окружающего мира, запечатлевали в красках не одни христианские догматы, но и собственное отношение к актуальным проблемам современности“[33]. Поэтому древнерусское живописное искусство вышло за узкие рамки церковной утилитарности и стало важным средством художественного отражения своей эпохи – явлением не только чисто религиозной жизни, но и общекультурной.
До появления книгопечатания в монастырских кельях переписывались книги богослужебного назначения, сочинялась литература религиозно-церковного содержания, в частности „жития святых“, прославлявших „угодников Божьих“ (в основном монахов) и те обители, где они несли иноческое послушание. Большинство произведений такого рода носило чисто апологетический характер. Они скудны историческими сведениями.
Одновременно монастыри выполняли социальный заказ княжеской власти: создавали и заново редактировали летописи, документы законодательного характера. Судя по содержанию летописей и стилю изложения, писали их люди, лишь формально „ушедшие от мира“, как того требовал ритуал посвящения в монашество, а фактически находившиеся в самой гуще политических событий, полных „мирских“ забот и волнений. Характеризуя древнерусских летописцев, академик Д. С. Лихачев писал: „Это были все люди очень живые, иногда молодые, иногда старые, отличавшиеся большой любознательностью, активно вмешивающиеся в политическую жизнь, рукой которых водили мирские интересы и политические страсти.“[34]
Попутно (уже не в порядке выполнения указаний церковных или гражданских властей и не в ходе несения монашеского послушания, а исключительно по личной инициативе, под влиянием гражданских чувств и патриотических настроений) создавались за монастырской оградой и произведения нерелигиозного жанра, принадлежавшие авторам с острым историческим чутьем и большими литературными дарованиями.
Одним из главных позитивных последствий принятия христианства на Руси является, конечно, его влияние на развитие русской культуры. Киевская Русь с принятием христианства из Византии оказалась вовлеченной в мощный культурный поток развития византийско-славянского мира, а также в сферу восточно-христианской культуры. В процессе ее усвоения и многовековой творческой переработки родилось то оригинальное и самобытное искусство, которое мы, собственно, и называем древнерусским и которое составляет предмет законной гордости русского народа.
Это искусство тесно связано с религиозной тематикой. Его содержание, формы призваны сосредоточить мысли и чувства человека на „неземном“, „невещественном“. Это не значит, конечно, что древнерусское искусство никак не связано с жизнью и не отражает мыслей, интересов, настроений, волновавших средневековое русское общество. Создавая образ Вседержателя или Николы, живописуя Страшный суд или крестные страдания Христа, древнерусский мастер отвечал себе и своим современникам на важнейшие мировоззренческие вопросы, пытался проникнуть в тайны прошлого и будущего мироздания, осмыслить добро и зло, найти активный жизненный идеал.
Другая существенная черта древнерусского искусства – следование религиозному канону. Она нашла свое выражение во всех видах пластических искусств, но чаще всего говорят о каноничности применительно к древнерусской живописи, имея в виду использование художниками устойчивого набора сюжетов, типов изображения и композиционных схем (иконография), освященных вековой традицией. „В художественной практике применялись так называемые образцы – рисунки, миниатюрные иконы – „таблетки“, позднее „прориси“ (контурные кальки), без которых не обходился ни один мастер“[35].
Еще одна важная характерная черта древнерусского искусства – его преимущественная имперсональность. Мы не так уж часто можем назвать имя строителя того или иного древнерусского собора или автора иконы, создателя золотого креста или роскошного евангельского оклада. „Безымянность“ – порождение средневекового мировоззрения и культового назначения искусства. Роль творца церковь отводила себе, признавая художника лишь исполнителем. К тому же средневековый мастер находился не на верхних ступенях феодальной общественной лестницы. Вот почему мы гораздо чаще знаем заказчика художественного шедевра, а не его создателя»[36].
Сокрушив «кумиры» Перуна и других языческих богов и воздвигнув монументальный храм Св. Богородицы, киевский князь Владимир Святой как бы подвел черту под важнейшим периодом русской истории. Принятие христианства в его византийском варианте обеспечило молодому русскому государству широкие культурные контакты с самой развитой страной Европы, использование ее богатейшего культурного опыта и наследства. Очень важным было также приобщение Руси к искусству и культуре Болгарского царства, переживавшего в Х веке период расцвета.
Введение христианства стимулировало развитие просвещения и культуры. Политическим и культурным центром Русской земли XXI вв. Был Киев – «мать городов русских», город, который в этот период так бурно рос и развивался, что иностранные наблюдатели имели все основания называть его соперником Константинополя и «блестящим украшением Греции» (православного мира).
Через этот процесс прошли почти все народы, и всюду он сопровождался переходом к новой общегосударственной идеологии, которая в условиях феодального строя могла быть и действительно была только религиозной.
Два столетия, предшествовавшие реформе великого князя Владимира Святого, были переломными в истории Древней Руси. Процесс разложения первобытнообщинного строя активизировался, вызывая к жизни явления, характерные для классового общества. Возникло и укрепилось имущественное неравенство, приводившее к поляризации социальных групп. Появлялись богатые и бедные, угнетатели и угнетенные, свободные и зависимые, что привело к социальному расслоению. Князья и бояре нуждались в такой общественной структуре, которая закрепляла их привилегированное положение и давала власть над низшими слоями общества. Носителем такой власти, сконцентрированной в руках социальных верхов, становилось формировавшееся древнерусское государство, которое нуждалось в своей идеологии, которой тогда могла стать только религия, способная объединить различные по своему уровню развития группы, не существующие в рамках единого раннефеодального классового государства.
Почему же этой религией стало именно христианство, а не другие мировые религии? Необходимо отметить, что уже к началу княжения Владимира в древнерусском государстве проживало множество христиан. Религия, при которой сам всевышний охранял феодальные отношения, естественно, вызывала интерес у княжеско-боярской верхушки Киевского государства, сталкивавшейся с данной конфессией в процессе торговли с христианскими странами, в ходе военных конфликтов или дипломатических отношений[17]. Со своей стороны и оба христианских центра (Византия и Рим) проявляли заинтересованность в насаждении христианства на русской земле, чтобы вовлечь Древнерусское государство в сферу собственных многочисленных интересов.
„Уже в IX веке на Руси появились византийские и римские миссионеры, в том числе и в епископском сане, которые пропагандировали христианскую веру. В роли таких миссионеров выступали также византийские купцы и варяжские дружинники, среди которых были как крестившиеся в Константинополе, так и принявшие христианство в Риме“[18]. Результатом такого соединения внутренней потребности и внешнего влияния стали очаги христианства, появившиеся на древнерусской земле. При этом распространялась новая религия преимущественно в социальных верхах – среди князей, бояр и дружинников.
Легенда гласит, что первыми из князей крестились еще Аскольд и Дир в 60-е гг. IX в. Аскольд и Дир – дружинники Рюрика с его позволения княжили в Киеве. „В 866 г. они совершили поход на Царьград – столицу Византии – и взяли его в осаду“[19]. По преданию, Царьград спасла икона божьей матери, которую вынес патриарх Фотий. Она так подействовала на моральный дух дружин Аскольда и Дира, что они отступили. Через два года после осады Аскольд прислал в Царьград послов в целях заключения мира. В процессе переговоров патриарх Фотий предложил назначить епископа для Киева. Когда назначенный Фотием епископ прибыл в Киев, то Аскольд принял его на народном вече, где стал рассуждать о вере христианской, и народ спросил у епископа: „Чему ты хочешь учить нас?“ Епископ открыл Евангелие и стал говорить людям о Боге и о его земной жизни, а также о чудесах, совершенных им.
Славяне сказали, что пока не увидят своими глазами какое-нибудь чудо, они не поверят в его рассказы. Тогда епископ бросил Евангелие в костер, и оно не сгорело. Присутствующие, пораженные чудом, стали креститься. Существует предположение, что в результате принятия новой веры Аскольду было дано имя Николай[20].
Ни свергнувший Аскольда Олег, ни его преемник Игорь не приобщились к христианству. В договоре 911 г. все время говорится о взаимоотношениях „христиан и русских“ и лишь изредка – „греков и русских“; значит, понятие „христианин“ полностью отожествлялось с понятием „грек“. Однако в окружении князя Игоря уже были христиане: при заключении в 944 г. договора с Византией часть Игоревых дружинников принимала присягу (клялась) перед крестом в церкви святого Илии, тогда как сам князь и языческая часть дружины присягали на холме, где стояла статуя бога Перуна. Да и в самом тексте договора указывается, что среди русских есть те, „которые приняли крещение“, и те, „которые не крещены“; есть там упоминание о русских христианах[21]. Это свидетельствует о том, что не было религиозного единства в русской дружине, которая была отражением всего общества.
Христианкой стала вдова Игоря – княгиня Ольга, принявшая новую веру в 955 г. в Константинополе, куда она прибыла для переговоров с византийским императором Константином Багрянородным. Однако и при ней христианство не получило в Киевской Руси широкого распространения среди княжеско-боярской знати. Не обратился в христианство даже ее сын Святослав. Поведение этого князя автор „Повести временных лет“ описывает так: „…если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над тем“[22].
Княжеско-боярская верхушка Киевской Руси частично приобщалась к христианству, все больше убеждаясь в его выгоде и пригодности при достижении главных социально-политических задач государства – удержания челяди и смердов в повиновении, укреплении государственной власти и углубления контактов с внешним, преимущественно христианским, если говорить о западных рубежах древнерусского государства, миром.
К тому времени, когда к власти в Киеве пришел один из сыновей Святослава новгородский князь Владимир, убивший своего старшего брата из чувства мести, социальные верхи древнерусского государства уже не только ощутили потребность в новой религиозной идеологии, но и получили достаточно полное представление о христианстве как опоре существующего строя. Летопись сообщает, что первоначально Владимир намеревался использовать в качестве государственной идеологии реформированное и централизованное славянское язычество. Для этого, как уже говорилось в первой главе, он установил на холме пантеон языческих богов во главе с Перуном. „И стал, – говорится в „Повести временных лет“ – Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокоша. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей“[23].
То же самое было сделано в Новгороде дядей Владимира Добрыней: „И придя в Новгород, Добрыня поставил кумира над рекою Волховом, и приносили ему жертвы новгородцы как богу“[24]. Некоторые полагают, что Владимир поступил так в пику свергнутому им Ярополку. Последний якобы благоволил к христианам, что было не по нраву языческой части дружины и язычникам-киевлянам, которые будто бы из-за этого не оказали своему князю должной поддержки в его борьбе за киевский престол и быстро переметнулись на сторону пришедшего из Новгорода убежденного язычника Владимира. Так, например, считал выдающийся русский историк С. М. Соловьев. Таким образом, опора на язычество (во многом демонстративная) понадобилась, согласно данной версии, для утверждения Владимиром своего статуса великого князя киевского.
Но, утвердившись на великокняжеском престоле и продолжив усилия своих предшественников по укреплению внутренней прочности и внешнего могущества древнерусского государства, князь Владимир понял, что традиционные славянские верования – опора ненадежная, а поэтому нужна радикальная религиозная реформа. И ему самому, и его ближайшему окружению становилось все очевиднее, что пантеон языческих богов, являвшийся религиозным отражением условий жизни доклассового общества Древней Руси с его общинно-племенной организацией, не мог быть приспособлен для обслуживания и защиты идеологических потребностей формировавшегося феодального строя и сложившегося древнерусского государства. Не способствовал он и повышению международного престижа Киевской Руси, которая могла диктовать свои условия даже могущественной Византийской империи, а в экономическом и политическом отношениях не уступала соседним державам. Тем не менее воспринималась последними как неполноценное, второразрядное – „варварское“ и „языческое“ государство. Таким образом, переход от язычества к монотеизму был исторической закономерностью. Владимиру оставалось только выбрать соответствующую русскому нраву религию.
Как уже отмечалось, наиболее подходящей традициям и характеру русских людей была христианская вера. Тем не менее Владимир не отказал себе в удовольствии выбрать из имеющихся на тот момент религий. По легенде, это выглядело так: „Сомнения князя в истине христианской веры, которую он до сих пор так ревностно исповедовал, скоро стали известны всем“. И вот к нему начинают являться камские болгары (волжские булгары), исповедывающие ислам; хазары – иудейскую религию; немцы – католики, и, наконец, православные греки. Все стали выхвалять свою веру перед могучим великим русским князем. „Ты, князь, мудрый и смышленый, – говорили ему камские болгары, – а закона не знаешь. Прими наш закон и поклонись Магомету“. „А в чем ваша вера?“ – спросил их Владимир. „Мы веруем в бога, – отвечали они, – а Магомет учит нас: творите обрезание, не ешьте свинины, вина не пейте, а по смерти Магомет даст каждому по семидесяти прекрасных жен“. Выслушав их внимательно, Владимир решил: „Питие есть веселие на Руси; не может без того быти.“
Затем пришли к Владимиру хазарские жиды. Чтобы унизить христианскую веру, они начали говорить великому князю, что христиане веруют в того, кого они распяли. „Мы же веруем, – продолжали они, – в единого бога Авраамова, Исаакова и Иакова“. „А что у вас за закон?“ – спросил Владимир. „Обрезание, – отвечали жиды, – свинины не есть, субботу хранить“. „Где же находится ваша земля?“ – продолжал князь. „В Иерусалиме“, – получил он ответ. „Там ли вы теперь живете?“ – задал князь следующий вопрос. „Наш бог прогневался на наших отцов, – сказали жиды, – и за грехи наши рассеял нас по всем странам; землю же нашу отдал христианам“. „Как же вы других учите, а сами отвержены богом и рассеяны? Если бы бог любил вас и ваши законы, то не рассеял бы вас по чужим странам. Или думаете, что от вас и нам то же принять?“ Наконец, и греки прислали к Владимиру ученого мужа. Муж этот вначале рассказал о лживости и заблуждении других вер. Выслушав всех, Владимир созвал бояр, которым о религиях было рассказано подробно. Затем он сказал: „Если бы дурен был закон Греческий, то и Ольга, бабка твоя, мудрейшая из всех людей, не приняла бы его“. „Где же приму крещение?“ – спросил тогда великий князь. „Где тебе будет любо“, – ответила ему его верная дружина[25]. Это произошло в 988 г.
Из двух разновидностей христианства – католицизма и православия – Владимир выбрал православное христианство по вполне объяснимым причинам. В случае принятия римского варианта христианства Владимир должен был признать главенство Папы Римского, который требовал полного подчинения себе королей и императоров христианских государств, которые приняли крещение от Рима. Что же касается патриарха константинопольского, то он был всего лишь чиновником, хотя и высшим церковным, Византийской империи. Он признавал свою полную зависимость от императорской власти и ставил церковь на службу государства и императора. Такие взаимоотношения светской и церковной властей получили название византийской „симфонии“[26].
Согласно византийской традиции новообразовавшаяся в древнерусском государстве церковь должна была стать одним из звеньев структурной цепочки государственного управления и признать власть киевского князя как богоустановленное начало, которому должны повиноваться все, в том числе и церковный институт власти. К тому же в Рассматриваемое время византийский император Василий II, управлявший вместе с братом Константином IX, остро нуждался в помощи Владимира для подавления восстания своего полководца Варды Фоки. Поэтому „…предложение о „крещении Руси“ по византийскому обряду, равно как и обещание выдать за Владимира сестру императоров Анну, должно было восприниматься не как оказание милости „язычнику“, а как благодарность могущественному государю мощной соседней державы за оказанную им важную услугу“[27].
Именно так это предложение было воспринято князем Владимиром. Когда же после подавления мятежа императоры замешкались с выполнением условий предварительного договора, Владимир напомнил им о своей силе и могуществе. В наказание своего союзника он захватил в 988 г. византийскую крепость в Крыму Херсонес Таврический (Корсунь) и возвратил ее лишь в качестве выкупа („вена“) за прибывшую из Константинополя невесту – принцессу Анну. „Князь сам принял в Корсуни христианство от византийцев и, взяв с собою их духовенство, возвратился в Киев с намерением обратить в новую веру всех своих подданных“[28].
„Повесть временных лет“ сообщает о крещении киевлян следующее: „Отдав Корсунь византийцам, Владимир вернулся в Киев. И когда пришел, повелел опрокинуть идолы – одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву извозу к Ручью, и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами.
Вчера еще он был чтим людьми, а сегодня поругаем. Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли они еще святого крещения. И притащив, кинули его в Днепр. Затем послал Владимир по всему городу со словами: „Если не пребудет кто завтра на реку – будь то богатый или бедный, или нищий, или раб – да будет мне враг“.
Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: „Если бы не было это хорошим, не приняли бы это князь наш и бояре“. На следующий же день вышел Владимир с попами царицынскими и корсунскими на Днепр и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте“[29]. Это происходило 1 августа 988 года. Так Русь приняла Крещение.
После крещения Владимир приказал тотчас рубить и ставить по всему городу церкви в тех местах, где раньше стояли идолы. „На холме во владениях Перуна была построена церковь Святого Василия, именем которого был окрещен князь Владимир в Корсуне. На том же месте, где были убиты варяги-христиане Феодор и Иоанн, Владимир повелел соорудить богатый храм в честь Богоматери. Когда строительство было закончено, на содержание его Владимир определил отдавать десятую часть доходов со своих имений, в связи с этим церковь и была названа Десятинной“[30]. Этим действием Владимир „Святой“ на долгие времена определил доход церкви в виде немалого налога с населения. Церковная десятина была упразднена только в конце XVIII в.
Подводя итог всему вышеизложенному, можно сделать вывод о том, что великий князь Владимир Святославович сделал единственно правильный выбор, остановившись на православном христианстве, т. к. именно оно соответствовало духу времени и русского народа.
Глава 3
Православное христианство, помимо всего вышеуказанного, играло еще и огромную просветительскую роль. Действительно, крещение Руси, предполагавшее официальное введение христианства в качестве государственной религии древнерусского общества, имело явно прогрессивные социально-культурные и хозяйственно-экономические ценности. Вот некоторые из них.Например, введение христианского поста, предусматривавшего многодневные запреты на потребление мясной и молочной пищи, стимулировало развитие огородничества, расширение ассортимента овощей в меню не только монахов и духовенства, но и остальной части населения Древней Руси.
Под влиянием распространения на Руси христианства произошел значительный скачок в развитии строительного дела, поскольку надо было сооружать сначала деревянные, а затем каменные храмы. Для этого требовались опытные мастера, а также необходимые материалы, развивалось архитектурное искусство, мастерство интерьера. Все это сначала перенималось у Византии, а затем развивалось на собственной русской почве. Необходимость украшать христианские храмы, изготавливать церковную утварь, обеспечивать духовенство разнообразными предметами богослужебного культа – все это создавало дополнительные стимулы для развития ремесел на Руси.
„С христианством пришли на русские земли и получили здесь дальнейшее развитие искусство фрески и мозаики, иконопись, церковное пение без музыкального сопровождения. Потребность в грамотном духовенстве дала толчок развитию просвещения, привела к появлению церковных школ, а нужда в богослужебных книгах стимулировала развитие книжного дела и первых библиотек“[31].
Важными очагами просвещения стали в крещеной Руси монастыри. Роль их была значительна. Главная заслуга монастырей перед русским народом, не говоря об их чисто духовном влиянии, состояла в том, что они были крупнейшими центрами образованности. Подобно своим византийским прообразам, русские православные монастыри были многофункциональными.
Они всегда рассматривались не только как очаги наиболее интенсивной религиозной жизни, хранители церковных традиций, форпосты православия в его миссионерской деятельности, но и как экономический оплот церкви, а также центры подготовки церковных кадров[32]. Монахи составляли костяк духовенства, занимавший ключевые позиции во всех областях церковной жизни. Только монашеское звание открывало доступ к епископскому сану.
В монастырях писались иконы, которые наряду с фресками и мозаикой составляли тот жанр живописного искусства, который был разрешен церковью и всячески поощрялся ею. „Выдающиеся живописцы древности отражали в иконе религиозные сюжеты и свое видение окружающего мира, запечатлевали в красках не одни христианские догматы, но и собственное отношение к актуальным проблемам современности“[33]. Поэтому древнерусское живописное искусство вышло за узкие рамки церковной утилитарности и стало важным средством художественного отражения своей эпохи – явлением не только чисто религиозной жизни, но и общекультурной.
До появления книгопечатания в монастырских кельях переписывались книги богослужебного назначения, сочинялась литература религиозно-церковного содержания, в частности „жития святых“, прославлявших „угодников Божьих“ (в основном монахов) и те обители, где они несли иноческое послушание. Большинство произведений такого рода носило чисто апологетический характер. Они скудны историческими сведениями.
Одновременно монастыри выполняли социальный заказ княжеской власти: создавали и заново редактировали летописи, документы законодательного характера. Судя по содержанию летописей и стилю изложения, писали их люди, лишь формально „ушедшие от мира“, как того требовал ритуал посвящения в монашество, а фактически находившиеся в самой гуще политических событий, полных „мирских“ забот и волнений. Характеризуя древнерусских летописцев, академик Д. С. Лихачев писал: „Это были все люди очень живые, иногда молодые, иногда старые, отличавшиеся большой любознательностью, активно вмешивающиеся в политическую жизнь, рукой которых водили мирские интересы и политические страсти.“[34]
Попутно (уже не в порядке выполнения указаний церковных или гражданских властей и не в ходе несения монашеского послушания, а исключительно по личной инициативе, под влиянием гражданских чувств и патриотических настроений) создавались за монастырской оградой и произведения нерелигиозного жанра, принадлежавшие авторам с острым историческим чутьем и большими литературными дарованиями.
Одним из главных позитивных последствий принятия христианства на Руси является, конечно, его влияние на развитие русской культуры. Киевская Русь с принятием христианства из Византии оказалась вовлеченной в мощный культурный поток развития византийско-славянского мира, а также в сферу восточно-христианской культуры. В процессе ее усвоения и многовековой творческой переработки родилось то оригинальное и самобытное искусство, которое мы, собственно, и называем древнерусским и которое составляет предмет законной гордости русского народа.
Это искусство тесно связано с религиозной тематикой. Его содержание, формы призваны сосредоточить мысли и чувства человека на „неземном“, „невещественном“. Это не значит, конечно, что древнерусское искусство никак не связано с жизнью и не отражает мыслей, интересов, настроений, волновавших средневековое русское общество. Создавая образ Вседержателя или Николы, живописуя Страшный суд или крестные страдания Христа, древнерусский мастер отвечал себе и своим современникам на важнейшие мировоззренческие вопросы, пытался проникнуть в тайны прошлого и будущего мироздания, осмыслить добро и зло, найти активный жизненный идеал.
Другая существенная черта древнерусского искусства – следование религиозному канону. Она нашла свое выражение во всех видах пластических искусств, но чаще всего говорят о каноничности применительно к древнерусской живописи, имея в виду использование художниками устойчивого набора сюжетов, типов изображения и композиционных схем (иконография), освященных вековой традицией. „В художественной практике применялись так называемые образцы – рисунки, миниатюрные иконы – „таблетки“, позднее „прориси“ (контурные кальки), без которых не обходился ни один мастер“[35].
Еще одна важная характерная черта древнерусского искусства – его преимущественная имперсональность. Мы не так уж часто можем назвать имя строителя того или иного древнерусского собора или автора иконы, создателя золотого креста или роскошного евангельского оклада. „Безымянность“ – порождение средневекового мировоззрения и культового назначения искусства. Роль творца церковь отводила себе, признавая художника лишь исполнителем. К тому же средневековый мастер находился не на верхних ступенях феодальной общественной лестницы. Вот почему мы гораздо чаще знаем заказчика художественного шедевра, а не его создателя»[36].
Сокрушив «кумиры» Перуна и других языческих богов и воздвигнув монументальный храм Св. Богородицы, киевский князь Владимир Святой как бы подвел черту под важнейшим периодом русской истории. Принятие христианства в его византийском варианте обеспечило молодому русскому государству широкие культурные контакты с самой развитой страной Европы, использование ее богатейшего культурного опыта и наследства. Очень важным было также приобщение Руси к искусству и культуре Болгарского царства, переживавшего в Х веке период расцвета.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На основании данных, приведенных выше, с уверенностью можно сказать, что крещение Киевской Руси по воле Владимира Святого положило начало официальной христианизации и принятию государственной религии – христианства. Это была социально обусловленная акция дальновидного государственного деятеля, преследовавшего конкретные цели (политические и идеологические). Князь Владимир стремился использовать религию для усиления своей власти, упрочения древнерусского государства и одновременно для гражданского примирения бедноты с усиливающимся угнетением богатых и «сильных», для формирования у «низов» смирения и покорности.Введение христианства стимулировало развитие просвещения и культуры. Политическим и культурным центром Русской земли XXI вв. Был Киев – «мать городов русских», город, который в этот период так бурно рос и развивался, что иностранные наблюдатели имели все основания называть его соперником Константинополя и «блестящим украшением Греции» (православного мира).