Страница:
Айдинов Г
Каменщик
Г. АЙДИНОВ
"КАМЕНЩИК"
Рассказ
Никак не верилось, чтобы в наши дни, в Москве, - и случилось такое. Как будто сделалась явью одна из уголовных историй, которыми так богата была пора нэпа. Это в те времена, в двадцатых годах, орудовали шайки с устрашающими названиями: "Банда лесного дьявола", "Черные вороны" или даже "Руки на стенку". Охотясь за богатой добычей, преступники устраивали подкопы, разбирали стены, проламывали потолки и спускались по веревочной лестнице в ювелирные магазины и склады мануфактуры, принадлежащие богатым нэпманам.
Давно, казалось, канули в Лету подобные авантюры, оставившие след, может быть, только в детективной литературе. И вдруг... Со страниц какой же книги сошел этот "герой", от преступлений которого так и веяло уголовной стихией далекого прошлого.
* * *
Итак, большой магазин "Меха и головные уборы" неподалеку от Комсомольской площади.
В тот день директор магазина Федор Матвеевич Горлов, как всегда, пришел на работу первым.
Открывая сложные замки, он по привычке внимательно их осмотрел, проверил систему сигнализации, пломбы.
"Мягкое золото" стоит недешево, и во всех меховых магазинах принимаются строжайшие меры по его охране.
Все было в порядке.
Одна за другой в магазин вбегали продавщицы, проходили в служебное помещение, обменивались новостями.
- Быстрее, быстрее, девушки, - поторапливал их Федор Матвеевич. Пройдитесь тряпочкой по зеркалам, протрите прилавки. Через десять минут открываем. Роза, - обратился он к молоденькой продавщице, старательно взбивавшей волосы у большого, в рост, зеркала, - пора браться за дело, успеешь... - Он не закончил фразы, ошеломленно уставившись в зеркало - в нем отражалась стена, посреди которой темнел квадрат обнаженного кирпича: секция отделанной под дуб панели, которой были облицованы стены магазина, валялась на полу.
Роза, проследив взгляд директора, замерла с поднятой над головой расческой.
Федор Матвеевич, резко повернувшись, опрометью метнулся к стене: над самым полом зияла большая дыра.
- Ничего не трогайте! - почти крикнул Федор Матвеевич. - Все оставайтесь на местах! Роза, быстро запирай магазин. На дверь табличку "Закрыто на учет". Ко мне не заходить! - и бросился к телефону.
Срывающимися пальцами он судорожно набрал "02".
Окончив разговор, директор тяжело опустился в кресло.
Федору Матвеевичу показалось, что прошло не больше пятнадцати минут, как в дверь его кабинета постучали.
Высокий молодой человек в форме офицера милиции вошел в кабинет.
- Я из МУРа. Старший лейтенант Калитин. Что у вас тут приключилось?
Что приключилось, установить было довольно просто. В соседнем подъезде, под лестницей, у стены, что примыкала к магазину, стоял ларь метра полтора шириной и около двух метров длиной, с большой крышкой: зимой дворники брали из него песок посыпать мостовые и тротуары. Преступник забрался в ларь, отгреб от стены песок и, лежа на ледяном бетонном полу, надо думать, в течение многих часов долбил многослойную кирпичную стену. Он пробил идеально ровную дыру, диаметром сантиметров в сорок пять. Тут же валялись и инструменты: молоток-кувалда с короткой ручкой и длинный шлямбур, обтянутый резиновым шлангом, рядом - брезентовые рукавицы, телогрейка, пустые банки из-под консервов, опорожненная бутылка сухого вина.
Учет товарных ценностей в магазине был поставлен отлично. Не прошло и получаса, как директор подписал официальную справку: украдено двенадцать каракулевых пальто на сумму девять тысяч четыреста рублей.
Все повторялось в точности, как в тех двух ограблениях, которыми уже приходилось заниматься Павлу Калитину.
С год назад в меховой отдел универмага, что занимал сверху донизу все этажи большущего дома вблизи Садового кольца, через пролом в потолке проник вор и похитил десять каракулевых шуб стоимостью от тысячи до тысячи восьмисот рублей.
Спустя примерно восемь месяцев аккуратная круглая дыра появилась в стене комиссионного магазина, неподалеку от того же универмага. Исчезло восемь пальто.
Теперь третий случай.
Вор действовал только ночью. И надо было удивляться, как безошибочно находил он в темноте самые дорогие изделия: норку, соболя, каракуль.
Он был мастером своего дела, этот вор. Ни в находчивости, ни в умении, ни в смелости ему никак нельзя было отказать.
Бросалось в глаза, что "работал" он с нарочитым, как бы подчеркнутым единообразием. Туннели, сделанные им в стенах, отличались идеальной прямизной и точностью, а следы своего присутствия он не только не старался замести, а, наоборот, на месте преступления обязательно оставлял свою "спецодежду" и инструменты - всегда одни и те же - шлямбур и молоток-кувалду. Рядом непременно валялись пустые консервные банки и бутылки из-под цинандали.
В этом уже был вызов. Вор как бы говорил: "Работаю с комфортом, не торопясь, люблю жить широко и могу себе это позволить. Вот вам моя визитная карточка. С приветом!"
Однако отпечатков пальцев не оставлял.
Было над чем поломать голову.
* * *
Рабочий день в МУРе кончался.
Калитин сидел, запершись в своей комнате, не зажигая света, и не спешил уходить.
В коридоре было оживленно и шумно - хлопали двери, щелкали замки запираемых комнат. Слышны были отрывки разговоров, смех, шаги.
Звуки возникали в глубине коридора и таяли у лестницы, откуда доносился гул лифта.
Наконец все затихло. И в наступившей тишине Калитин обрел способность думать только об одном.
А думал он, конечно, об этом дерзком по своей откровенности и наглости преступлении, о грабителе, которого он про себя окрестил "каменщиком".
Да, это был каменщик высокой квалификации, потому что такая "прецизионная", высокоточная работа по камню с руки лишь настоящему мастеру.
Но как его искать? Проверять в исправительно-трудовых колониях - мол, не отбывал ли наказание каменщик высокого класса? А в какой колонии? В каком, хоть примерно, году? Сизифов труд... Что касается инструментов, оставляемых вором, то их свободно можно купить в любом скобяном или хозяйственном магазине. Умелому человеку, на худой конец, и самому не так трудно сделать тот же шлямбур из тонкой водопроводной трубы. Нет, и от инструментов танцевать, очевидно, бессмысленно. Иначе такой многоопытный, судя по всему, преступник не предоставлял бы их раз за разом в распоряжение розыска.
Прошли сутки со дня ограбления.
Уже взяты под наблюдение милиции комиссионные магазины и рынки. Не только в Москве и Московской области, а по всей стране. Меховые шубы украдены не затем, чтобы их засыпать нафталином и положить в сундуки. Рано или поздно, они "выплывут". Но может и так случиться, что их разрежут на шкурки и будут реализовывать по частям. А если манто станут продавать с рук, через знакомых? На них нет бирок "украдено". Продаем, мол, по случаю.
Черт его знает, как браться за это дело!
В дверь постучали.
Калитин даже обрадовался, что ему помешали, - все равно ничего путного не приходило в голову.
Он открыл дверь.
Перед Павлом стояли его старые друзья - Сережка Шлыков и Петр Кулешов.
Еще утром приказом начальника управления была создана опергруппа по раскрытию преступления в меховом магазине. Возглавил ее Калитин, а в его подчинение были назначены Шлыков и Кулешов. Весь день ребята передавали свои текущие дела заменившим их товарищам, чтобы полностью переключиться на поиски "каменщика".
- Сумерничаешь? - спросил Павла Петя Кулешов, переступая порог комнаты.
- Входите, парни, - улыбнулся Павел. - Признаться, мне покоя не дает наше дело. Поговорим?
Как-то сложилось, что все важные шаги в жизни - совместные ли, в отдельности ли каждого - они обязательно обсуждали на "триумвирате" - так пышно именовались их вечерние собеседования. Повелось это еще с университета, где они учились на юрфаке. Встречались ребята и по окончании курса, когда стали работать в оперативной части разных отделений московской милиции, правда реже. И вот судьба снова свела их вместе - больше года они работают в МУРе. А теперь, наконец, им доверили то самое серьезное, большое дело, которого они так долго ждали, на котором можно по-настоящему проверить свои силы, - необычное, таинственное.
- Я считаю, что вор - человек маленького, в крайнем случае, ниже среднего росточка.
Сережка Шлыков заявил это прямо с порога, первым "включая скорость".
Он и сам был "ниже среднего росточка". Худощавый, похожий на подростка, со своим воинственно торчащим темным чубом и удивительно ясными, очень приметными, голубыми глазами на узком, продолговатом лице. Смешливый и увлекающийся, полная противоположность Петру Кулешову - рослому, ладному парню, спокойному, даже флегматичному на вид, с круглым красным лицом - не то обветренным, не то просто от богатырского здоровья, - с маленькими добродушными глазками и крупным толстогубым ртом.
- Умозаключение, ничего не скажешь, делает тебе честь, - добродушно поддел приятеля Петр. - Как будто громоздкий детина мог поместиться в этом песчаном ларе и столько высидеть в нем.
- Конечно, тебя, например, в ларь засунуть было бы сложновато, отпарировал Сергей. - А если он сухопарый по комплекции, но жилистый, выносливый, сильный? Тогда как?
- Тогда сдаюсь. Но, может, раз ты такой провидец, сразу скажешь и как его зовут?
- Как зовут - не скажу. А лет ему от роду, как говорил Гришка Самозванец в трагедии Пушкина, от сорока до пятидесяти - это почти бесспорно.
- Ах вот как! А почему бы ему не быть и помоложе? Работка эта вряд ли годится для пенсионного возраста.
- Пенсионный, с твоего разрешения, наступает много позже. А если говорить серьезно, то кое-какие соображения привести могу.
- Давай.
- Логика говорит, что мы имеем дело с многоопытным вором-рецидивистом. А они обыкновенно становятся такими как раз к сорока годам.
- Это они тебе сами сообщили?
- Нет. Это сообщил мне А. М. Яковлев. Вот его книжица "Борьба с рецидивной преступностью".
- Ого! Серега Шлыков, изучающий научные монографии, - это что-то новое.
Сергей сделал вид, что воспринял иронию друга как комплимент, достал из портфеля книгу и открыл заложенную страницу.
- Читайте сами, серые, темные личности.
- Читали, читали, Серега.
- Не принимай близко к сердцу Петькину подначку. Он просто выпытывает у тебя подтверждение своим мыслям, - вступил в разговор Павел. - В том, что ты так горячо отстаиваешь, несомненно, есть здравый смысл. Наверно, "каменщик" - человек пожилой.
- То-то. Значит, и мы не лыком шиты. - Сергей хитро подмигнул друзьям. - А сухое вино? Такую кислятину молодой парень ни за что бы с собой не приволок. Водочка или коньячок - другое дело.
Друзья засмеялись, но и это допущение Сергея посчитали не лишенным смысла.
- Мне все же представляется, - Павел придвинул свой стул ближе к столу, - что не ушли шубы из Москвы. Просто мы не сумели пока нащупать каналы, по которым сплавляется краденый товар. Давайте посчитаем. - Взяв большой красный карандаш, он вывел на листке бумаги три цифры. - За год с небольшим "каменщик", выходит, умыкнул ни много ни мало тридцать дорогостоящих меховых манто. - Эта цифра была обведена кругом. - Пусть по тысяче рублей в среднем каждое пальто, - последовало энергичное подчеркивание второй цифры. - Это, выходит, в общем тридцать тысяч, - снова дважды черкает по бумаге остро отточенный красный грифель. - Где, как не в столице, сбывать такие ценности. Сколько приезжих ежедневно бывает в магазинах, на рынках! Да и среди москвичей охотников хватит. Почему бы не предположить, что этот нахальный тип именно здесь, в городе, у нас под носом распродает шубы?
- Уже предположили. А дальше что? Предложить участковым провести работу по домам?
- Именно. Пусть потолкуют со своим активом в ЖЭКах, с дворниками, с квартиросъемщиками.
- А ты представляешь себе, сколько сигналов нам придется проверять?
- Игра, Петя, стоит свеч. Надо пробовать. Тем более...
Закончить мысль Павлу не удалось. В коридоре послышались медленные, тяжелые, хорошо знакомые шаги, и в комнату вошел Степан Порфирьевич Соловьев. Кабинет начальника отдела был неподалеку, и полковник имел обыкновение по вечерам заглядывать к сотрудникам "на голос", как он говорил.
- Не пора ли по домам? Десятый час.
- "Каменщик" покоя не дает, товарищ полковник. Вот прикидываем, как бы его за хвост ухватить.
Полковник остановился возле стены в своей любимой позе - опираясь на заложенные за спину руки. Он страдал от стенокардии, но старательно скрывал это. Однако глуховатый голос и паузы, томительные паузы, которые полковник невольно делал через каждые несколько фраз, выдавали его.
Тридцать лет уже отдал Соловьев службе в розыске. Он так и говорил "служба", и у него это слово приобретало какой-то особенно уважительный оттенок. Вероятно, потому что никогда он не был службистом.
Джером К. Джером сказал о Конан-Дойле: "Большого ума, большого роста, большой души человек".
Все три определения этой лаконичной и емкой характеристики с полным правом можно было отнести к полковнику Соловьеву.
Суховатый, даже порой резкий, требовательный, бескомпромиссный во всем, что касается работы, он пользовался большим уважением у сослуживцев. И очень многие молодые сотрудники, назначаемые в отдел к Соловьеву, считали, что им повезло в жизни.
- Садитесь, - сказал полковник "триумвирату", вставшему при его появлении. - Давайте потолкуем о вашем деле.
Степан Порфирьевич вопросительно взглянул на Калитина.
Старший группы коротко доложил начальнику отдела о первых выводах, к которым они пришли.
- Участковые уполномоченные? Можно, конечно, пойти на это. Работа кропотливейшая, огромная по масштабам. А шанс на успех - минимальный. Но шанс есть шанс, и не воспользоваться им мы не имеем права. Готовьте телефонограмму всем начальникам райотделов города. Позвоните в областное управление, чтобы оно дало такую же команду своим подразделениям.
Степану Порфирьевичу было трудно долго находиться в одной позе. Он присел на край стола, делая вид, что собирается с мыслями, заложил руку за борт пиджака и осторожно потер грудь - сердце, видимо, напоминало о себе.
- Теперь о преступнике. Предположим, как вы и считаете, все эти цирковые номера с проломами выкидывает рецидивист. Но мы аналогичных преступлений не знаем. Значит, раньше он воровал каким-то иным способом, а теперь переключился на каменные работы? Решил, так сказать, разнообразить приемы. Допустим. Мы посылали запрос в республиканские министерства. Не исключено, что выплывет какой-нибудь подходящий по "профилю" рецидивист, из тех, что отбыли последнее наказание, да поутихли. Но вполне возможно, что "каменщик", как вы его называете, не профессиональный преступник. Это предположение исключать никак нельзя.
Павел тоже склонялся к этой мысли. Интересно, какие доводы приведет полковник в пользу такой версии?
Но полковник никаких доводов не привел, а обратившись к Калитину, спросил:
- А вы как думаете?
Павел по своей давней спортивной привычке дважды коротко выдохнул через нос, "спаровозил", по определению Сергея. Павла учил так поступать тренер, чтобы снять излишнее предстартовое волнение. И он никак не мог избавиться от этой привычки, возможно, и потому, что она оказалась отнюдь не лишней, когда надо было секунду-другую переждать в разговоре.
- Я полагаю, товарищ полковник, что и такой вариант имеет право на существование.
- Почему?
- Очень уж архаичный и опасный способ применяет этот "каменщик". Для себя опасный. Шансов на удачу мало, а на провал - более чем достаточно. На такое может идти или изощренный, смелый преступник, или человек авантюрного толка, действующий "на арапа", с верой в свою счастливую планиду.
- Согласен. И так можно прикидывать.
- А мы тут догадки строили насчет возраста и облика "каменщика", - не выдержал долгого молчания Сергей.
- Догадки - вещь полезная, товарищ Шлыков. Но уже наступил тот самый край, когда количество их, этих наших догадок, должно перейти в очень желанное качественное состояние. Не так ли? На этом риторическом обращении не худо бы и закончить.
Соловьев улыбнулся, чтобы смягчить резкость своих слов, и взялся за ручку двери. Ему было не по себе, очень хотелось расстегнуть воротник рубашки и хоть немного полежать, ни о чем не думая. Как всегда, в минуты сердечной боли он корил себя, что перерабатывает, что не пошел в отпуск, как настаивали врачи. Может, потому и сорвалась с языка резкость. Уже в дверях он сказал:
- Завтра обсудим план действий, а сейчас прошу отправить телефонограммы и всем отдыхать...
* * *
Павел ехал домой в метро.
Он стоял в середине прохода, держась за металлический поручень и устремив взгляд за стеклянную стену вагона, как бы разглядывая там что-то свое, особенное, важное, что должно помочь разрешить занимавшие его проблемы.
Его красивое лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, казалось, что он не видит и не замечает ничего вокруг.
Он действительно был погружен в свои мысли, но профессиональная привычка фиксировать окружающее не оставляла его ни на минуту.
Поэтому, когда на станции "Белорусская" в вагон вошли оживленный мужчина со смеющейся девушкой под руку, Павел быстро и незаметно изменил позу, чтобы парочка его не заметила.
Это был Горлов. Тот самый Федор Матвеевич Горлов, директор ограбленного магазина, который неподвижно лежал в кресле, когда Петр зашел к нему в кабинет, явившись по вызову. Грузного, седого, далеко за пятьдесят, директора держала под руку молоденькая продавщица Роза, тогда насмерть перепуганная происшедшим, а сейчас хихикающая и что-то весело рассказывающая своему спутнику. Сюрприз, ничего не скажешь! Павел помнил результаты предварительной проверки: Горлов живет где-то рядом с Таганкой, Роза - около метро "Аэропорт". Сейчас уже двенадцатый час. Поздноватое путешествие в другой конец города затеял сей пожилой отец семейства, да еще отягощенный мрачными мыслями о похищенных у него в магазине немалых ценностях. Что же связывает директора магазина и продавщицу? Завтра Петр начнет знакомиться с сотрудниками ограбленных магазинов. Сам Павел с Сергеем будут разбираться в материалах по продаже с рук манто и форсируют поиски "каменщика" на стройках и в исправительно-трудовых колониях, решил Павел, не переставая искоса наблюдать за вошедшими. Роза продолжала щебетать. Горлов, немного склонившись к ней, слушал внимательно и снисходительно одновременно. Через две остановки они вышли, так и не заметив Павла.
* * *
Новый день никаких отрадных перемен с собой не принес. Среди груды просмотренных документов и служебных телеграмм Павел и Сергей не нашли ни одной зацепки. Петя Кулешов с утра уехал в меховой магазин, но ни разу не позвонил. Очевидно, и он не узнал ничего, что могло бы привести к разгадке преступления. Только к полуночи Павел и Сергей Шлыков собрались по домам: хочешь не хочешь, а без своих шести-семи часов сна человеку не обойтись. Они уже предъявляли удостоверения милиционеру в будке возле выхода на улицу, как на столике около постового зазвонил телефон.
- Извините, - сказал милиционер и взял трубку. - Калитин? Да, как раз проходит. Слушаюсь. Вам приказано явиться к начальнику управления, товарищ старший лейтенант, - козырнул постовой, возвращая удостоверение Павлу.
Пройдя по двору, Павел поднялся на третий этаж. В приемной начальника управления его просили немного подождать.
Павел прясел на широкое низкое кресло, откинулся на спинку.
Было очень тихо. Не звонили, как обычно днем, телефоны. Молчал динамик, по которому немедленно докладывали о серьезных происшествиях в городе.
Наступила та совсем недолгая пора в жизни Москвы, когда день переходил в ночь и волна происшествий несколько сникала. Закончились спектакли в театрах и сеансы в кино, закрылись парки и рестораны. Спало оживление на вокзалах. Меньше стало пешеходов, поутихло уличное движение.
В этот час и стражи порядка могли позволить себе "ослабить ремень" и передохнуть, хотя бы ненадолго забыть о той максимальной собранности, которой круглосуточно требовала от них служба.
Павел блаженствовал в удобном кресле. А зачем все же позвал его комиссар Дубинин? Общественные дела? Ведь Павла недавно выбрали секретарем комсомольской организации. Но они, видимо, вполне могли подождать и до утра. Что-то экстренное? Но что? "Каменщик"? Какое-нибудь новое задание?
- Вас просит к себе Борис Константинович, - прервал размышления Павла дежурный.
Старший лейтенант вошел в просторный кабинет, комиссара милиции и представился, как положено.
Начальник управления вышел из-за стола, поздоровался, пригласил сесть.
Павел всегда удивлялся тому, как молодо выглядел этот, в сущности, уже не молодой человек, прошедший фронт, имевший ранения, удивлялся стремительности его движений, быстроте ориентации, неутомимости. Было непонятно, когда он спит. В самые разные часы суток, часто ночью он появлялся то в одном, то в другом из многочисленных подразделений МУРа.
Невысокий, круглолицый, с гладко зачесанными назад светлыми волосами, подтянутый, деловитый, проницательный, умный - таким был главный милиционер Москвы, отвечающий за порядок во всем огромном городе.
- Устал? - спросил Дубинин, внимательно глядя Павлу в глаза.
- Никак нет, товарищ комиссар.
- Ну ладно, погоди немного, сейчас все объясню.
Комиссар сел за стол, не глядя, перевел рычажок. На пульте, расположенном с левой стороны от его кресла, вспыхнул круглый желтый огонек, и голос из скрытого динамика доложил:
- Дежурный по району подполковник Люстров у аппарата.
- Добрый вечер, Василий Никифорович. Вернее - добрая ночь.
- Здравия желаю, товарищ комиссар.
Начальник управления говорил, не напрягая голоса и не меняя позы, микрофон был вмонтирован прямо в письменный стол.
- Есть какие-нибудь новости?
- Никак нет, товарищ комиссар. Сведения получим к двум часам.
- Ясно. Сразу же докладывайте в управление о результатах.
- Понятно.
- Вам в помощь выделяю опергруппу. Ее возглавит старший лейтенант Калитин.
- Старший лейтенант Калитин. Записано.
- Через час Калитин будет на месте. Предупредите ваш народ и эксперта, чтобы дождались его. У меня все. Будь здоров.
- Все понял. Всего хорошего, товарищ комиссар.
Начальник управления вызвал дежурного, распорядился, чтобы принесли еду и чайку покрепче.
- Толковый работник этот Люстров. Вместе служили. Похрамывает после фашистской мины, но еще вояка. Дай бог другим.
Вошел дежурный со срочным пакетом, и, пока начальник управления знакомился с его содержимым, Павел машинально подсчитывал число разноцветных планок на кителе комиссара. Восемнадцать правительственных наград!
- Садись вон за тот столик в сторонке и спокойно поешь.
- Да зачем, Борис Константинович? Я не голоден.
- Дисциплины не чувствую, старший лейтенант. Не теряй времени. Я тоже буду пить чай.
Павел взялся за яичницу и бутерброды. Комиссар подсел к нему и, со вкусом прихлебывая очень горячий чай из большущей фаянсовой кружки, начал говорить, как бы стараясь сам себя в чем-то разубедить.
- Случай один произошел в районе у Люстрова. Ограбили сберегательную кассу. И тоже не без каменных работ. Обнаружили тяжелый молоток и гвоздодер: жулики их припрятали внутри. В случаях ограбления меховых магазинов кувалду и шлямбур находили на месте?
- Да, преступник ими в основном орудовал.
- И будь здоров как орудовал. А чего же он инструменты бросал? Пригодиться могли бы в другой раз.
- Они тяжелые, громоздкие. А ему дай бог справиться с теми манто, что он каждый раз утаскивал. Меховая шубка ведь от килограмма до двух тянет, да и места занимает порядочно даже в сложенном виде.
- А ты что, следственный эксперимент производил?
- Было такое дело, товарищ комиссар. Когда десять шуб в куль бумажный сложили, сверточек получился весьма заметный. С таким на улице показываться - все равно что закричать: "Держите, я вор!"
- А он, может, не один, а два или даже три сверточка делал? Спешить ему незачем. Вся ночь в запасе.
- Я тоже так полагаю.
- А отверстия, говоришь, гладкие?
- Абсолютно. Не жалел труда, чтобы не зацепиться случайно за острый выступ и не оставить клочок своей одежды.
- Матерый волчище.
- И умный, расчетливый. Пробивал отверстие тютелька в тютельку. Сорок шестой размер у него. Мы по очереди все лазали - только с таким размером плеч можно протиснуться в пролом.
- И никаких следов?
- Словно метелочкой после себя подметал и тряпочкой протирал
- Вот-вот! И здесь так же. Но очень уж в этой сберкассе все аккуратно. Чересчур. Чуешь? Погоди, погоди. Ты что в окно уставился? Устал? Может, все-таки поспишь? А мы кого-нибудь пошлем?
- Да нет, товарищ комиссар. Это у меня манера такая, думается почему-то так легче.
- Ага. Тогда, значит, бери машину и прямым ходом туда. Там толковый эксперт наш действует. Бурштейн. Знаешь ее?
- Опытный криминалист.
- Помозгуйте вместе. Завтра вечером доложишь результаты.
- Есть, товарищ комиссар.
* * *
Час ночи... Сберегательная касса не очень большая. Расположена в старом трехэтажном доме в районе Марьиной рощи. Когда-то в этом помещении был магазин, если судить по большим витринам; сейчас они забраны изнутри металлическими решетками. Двойные двери с прочными запорами.
Войдя, Павел поздоровался с работниками милиции. Одни из них сидели за узким столом около стены и писали свои, нужные в таких случаях бумаги. Другие стояли группой, переговаривались, покуривая, обсуждали происшедшее.
"КАМЕНЩИК"
Рассказ
Никак не верилось, чтобы в наши дни, в Москве, - и случилось такое. Как будто сделалась явью одна из уголовных историй, которыми так богата была пора нэпа. Это в те времена, в двадцатых годах, орудовали шайки с устрашающими названиями: "Банда лесного дьявола", "Черные вороны" или даже "Руки на стенку". Охотясь за богатой добычей, преступники устраивали подкопы, разбирали стены, проламывали потолки и спускались по веревочной лестнице в ювелирные магазины и склады мануфактуры, принадлежащие богатым нэпманам.
Давно, казалось, канули в Лету подобные авантюры, оставившие след, может быть, только в детективной литературе. И вдруг... Со страниц какой же книги сошел этот "герой", от преступлений которого так и веяло уголовной стихией далекого прошлого.
* * *
Итак, большой магазин "Меха и головные уборы" неподалеку от Комсомольской площади.
В тот день директор магазина Федор Матвеевич Горлов, как всегда, пришел на работу первым.
Открывая сложные замки, он по привычке внимательно их осмотрел, проверил систему сигнализации, пломбы.
"Мягкое золото" стоит недешево, и во всех меховых магазинах принимаются строжайшие меры по его охране.
Все было в порядке.
Одна за другой в магазин вбегали продавщицы, проходили в служебное помещение, обменивались новостями.
- Быстрее, быстрее, девушки, - поторапливал их Федор Матвеевич. Пройдитесь тряпочкой по зеркалам, протрите прилавки. Через десять минут открываем. Роза, - обратился он к молоденькой продавщице, старательно взбивавшей волосы у большого, в рост, зеркала, - пора браться за дело, успеешь... - Он не закончил фразы, ошеломленно уставившись в зеркало - в нем отражалась стена, посреди которой темнел квадрат обнаженного кирпича: секция отделанной под дуб панели, которой были облицованы стены магазина, валялась на полу.
Роза, проследив взгляд директора, замерла с поднятой над головой расческой.
Федор Матвеевич, резко повернувшись, опрометью метнулся к стене: над самым полом зияла большая дыра.
- Ничего не трогайте! - почти крикнул Федор Матвеевич. - Все оставайтесь на местах! Роза, быстро запирай магазин. На дверь табличку "Закрыто на учет". Ко мне не заходить! - и бросился к телефону.
Срывающимися пальцами он судорожно набрал "02".
Окончив разговор, директор тяжело опустился в кресло.
Федору Матвеевичу показалось, что прошло не больше пятнадцати минут, как в дверь его кабинета постучали.
Высокий молодой человек в форме офицера милиции вошел в кабинет.
- Я из МУРа. Старший лейтенант Калитин. Что у вас тут приключилось?
Что приключилось, установить было довольно просто. В соседнем подъезде, под лестницей, у стены, что примыкала к магазину, стоял ларь метра полтора шириной и около двух метров длиной, с большой крышкой: зимой дворники брали из него песок посыпать мостовые и тротуары. Преступник забрался в ларь, отгреб от стены песок и, лежа на ледяном бетонном полу, надо думать, в течение многих часов долбил многослойную кирпичную стену. Он пробил идеально ровную дыру, диаметром сантиметров в сорок пять. Тут же валялись и инструменты: молоток-кувалда с короткой ручкой и длинный шлямбур, обтянутый резиновым шлангом, рядом - брезентовые рукавицы, телогрейка, пустые банки из-под консервов, опорожненная бутылка сухого вина.
Учет товарных ценностей в магазине был поставлен отлично. Не прошло и получаса, как директор подписал официальную справку: украдено двенадцать каракулевых пальто на сумму девять тысяч четыреста рублей.
Все повторялось в точности, как в тех двух ограблениях, которыми уже приходилось заниматься Павлу Калитину.
С год назад в меховой отдел универмага, что занимал сверху донизу все этажи большущего дома вблизи Садового кольца, через пролом в потолке проник вор и похитил десять каракулевых шуб стоимостью от тысячи до тысячи восьмисот рублей.
Спустя примерно восемь месяцев аккуратная круглая дыра появилась в стене комиссионного магазина, неподалеку от того же универмага. Исчезло восемь пальто.
Теперь третий случай.
Вор действовал только ночью. И надо было удивляться, как безошибочно находил он в темноте самые дорогие изделия: норку, соболя, каракуль.
Он был мастером своего дела, этот вор. Ни в находчивости, ни в умении, ни в смелости ему никак нельзя было отказать.
Бросалось в глаза, что "работал" он с нарочитым, как бы подчеркнутым единообразием. Туннели, сделанные им в стенах, отличались идеальной прямизной и точностью, а следы своего присутствия он не только не старался замести, а, наоборот, на месте преступления обязательно оставлял свою "спецодежду" и инструменты - всегда одни и те же - шлямбур и молоток-кувалду. Рядом непременно валялись пустые консервные банки и бутылки из-под цинандали.
В этом уже был вызов. Вор как бы говорил: "Работаю с комфортом, не торопясь, люблю жить широко и могу себе это позволить. Вот вам моя визитная карточка. С приветом!"
Однако отпечатков пальцев не оставлял.
Было над чем поломать голову.
* * *
Рабочий день в МУРе кончался.
Калитин сидел, запершись в своей комнате, не зажигая света, и не спешил уходить.
В коридоре было оживленно и шумно - хлопали двери, щелкали замки запираемых комнат. Слышны были отрывки разговоров, смех, шаги.
Звуки возникали в глубине коридора и таяли у лестницы, откуда доносился гул лифта.
Наконец все затихло. И в наступившей тишине Калитин обрел способность думать только об одном.
А думал он, конечно, об этом дерзком по своей откровенности и наглости преступлении, о грабителе, которого он про себя окрестил "каменщиком".
Да, это был каменщик высокой квалификации, потому что такая "прецизионная", высокоточная работа по камню с руки лишь настоящему мастеру.
Но как его искать? Проверять в исправительно-трудовых колониях - мол, не отбывал ли наказание каменщик высокого класса? А в какой колонии? В каком, хоть примерно, году? Сизифов труд... Что касается инструментов, оставляемых вором, то их свободно можно купить в любом скобяном или хозяйственном магазине. Умелому человеку, на худой конец, и самому не так трудно сделать тот же шлямбур из тонкой водопроводной трубы. Нет, и от инструментов танцевать, очевидно, бессмысленно. Иначе такой многоопытный, судя по всему, преступник не предоставлял бы их раз за разом в распоряжение розыска.
Прошли сутки со дня ограбления.
Уже взяты под наблюдение милиции комиссионные магазины и рынки. Не только в Москве и Московской области, а по всей стране. Меховые шубы украдены не затем, чтобы их засыпать нафталином и положить в сундуки. Рано или поздно, они "выплывут". Но может и так случиться, что их разрежут на шкурки и будут реализовывать по частям. А если манто станут продавать с рук, через знакомых? На них нет бирок "украдено". Продаем, мол, по случаю.
Черт его знает, как браться за это дело!
В дверь постучали.
Калитин даже обрадовался, что ему помешали, - все равно ничего путного не приходило в голову.
Он открыл дверь.
Перед Павлом стояли его старые друзья - Сережка Шлыков и Петр Кулешов.
Еще утром приказом начальника управления была создана опергруппа по раскрытию преступления в меховом магазине. Возглавил ее Калитин, а в его подчинение были назначены Шлыков и Кулешов. Весь день ребята передавали свои текущие дела заменившим их товарищам, чтобы полностью переключиться на поиски "каменщика".
- Сумерничаешь? - спросил Павла Петя Кулешов, переступая порог комнаты.
- Входите, парни, - улыбнулся Павел. - Признаться, мне покоя не дает наше дело. Поговорим?
Как-то сложилось, что все важные шаги в жизни - совместные ли, в отдельности ли каждого - они обязательно обсуждали на "триумвирате" - так пышно именовались их вечерние собеседования. Повелось это еще с университета, где они учились на юрфаке. Встречались ребята и по окончании курса, когда стали работать в оперативной части разных отделений московской милиции, правда реже. И вот судьба снова свела их вместе - больше года они работают в МУРе. А теперь, наконец, им доверили то самое серьезное, большое дело, которого они так долго ждали, на котором можно по-настоящему проверить свои силы, - необычное, таинственное.
- Я считаю, что вор - человек маленького, в крайнем случае, ниже среднего росточка.
Сережка Шлыков заявил это прямо с порога, первым "включая скорость".
Он и сам был "ниже среднего росточка". Худощавый, похожий на подростка, со своим воинственно торчащим темным чубом и удивительно ясными, очень приметными, голубыми глазами на узком, продолговатом лице. Смешливый и увлекающийся, полная противоположность Петру Кулешову - рослому, ладному парню, спокойному, даже флегматичному на вид, с круглым красным лицом - не то обветренным, не то просто от богатырского здоровья, - с маленькими добродушными глазками и крупным толстогубым ртом.
- Умозаключение, ничего не скажешь, делает тебе честь, - добродушно поддел приятеля Петр. - Как будто громоздкий детина мог поместиться в этом песчаном ларе и столько высидеть в нем.
- Конечно, тебя, например, в ларь засунуть было бы сложновато, отпарировал Сергей. - А если он сухопарый по комплекции, но жилистый, выносливый, сильный? Тогда как?
- Тогда сдаюсь. Но, может, раз ты такой провидец, сразу скажешь и как его зовут?
- Как зовут - не скажу. А лет ему от роду, как говорил Гришка Самозванец в трагедии Пушкина, от сорока до пятидесяти - это почти бесспорно.
- Ах вот как! А почему бы ему не быть и помоложе? Работка эта вряд ли годится для пенсионного возраста.
- Пенсионный, с твоего разрешения, наступает много позже. А если говорить серьезно, то кое-какие соображения привести могу.
- Давай.
- Логика говорит, что мы имеем дело с многоопытным вором-рецидивистом. А они обыкновенно становятся такими как раз к сорока годам.
- Это они тебе сами сообщили?
- Нет. Это сообщил мне А. М. Яковлев. Вот его книжица "Борьба с рецидивной преступностью".
- Ого! Серега Шлыков, изучающий научные монографии, - это что-то новое.
Сергей сделал вид, что воспринял иронию друга как комплимент, достал из портфеля книгу и открыл заложенную страницу.
- Читайте сами, серые, темные личности.
- Читали, читали, Серега.
- Не принимай близко к сердцу Петькину подначку. Он просто выпытывает у тебя подтверждение своим мыслям, - вступил в разговор Павел. - В том, что ты так горячо отстаиваешь, несомненно, есть здравый смысл. Наверно, "каменщик" - человек пожилой.
- То-то. Значит, и мы не лыком шиты. - Сергей хитро подмигнул друзьям. - А сухое вино? Такую кислятину молодой парень ни за что бы с собой не приволок. Водочка или коньячок - другое дело.
Друзья засмеялись, но и это допущение Сергея посчитали не лишенным смысла.
- Мне все же представляется, - Павел придвинул свой стул ближе к столу, - что не ушли шубы из Москвы. Просто мы не сумели пока нащупать каналы, по которым сплавляется краденый товар. Давайте посчитаем. - Взяв большой красный карандаш, он вывел на листке бумаги три цифры. - За год с небольшим "каменщик", выходит, умыкнул ни много ни мало тридцать дорогостоящих меховых манто. - Эта цифра была обведена кругом. - Пусть по тысяче рублей в среднем каждое пальто, - последовало энергичное подчеркивание второй цифры. - Это, выходит, в общем тридцать тысяч, - снова дважды черкает по бумаге остро отточенный красный грифель. - Где, как не в столице, сбывать такие ценности. Сколько приезжих ежедневно бывает в магазинах, на рынках! Да и среди москвичей охотников хватит. Почему бы не предположить, что этот нахальный тип именно здесь, в городе, у нас под носом распродает шубы?
- Уже предположили. А дальше что? Предложить участковым провести работу по домам?
- Именно. Пусть потолкуют со своим активом в ЖЭКах, с дворниками, с квартиросъемщиками.
- А ты представляешь себе, сколько сигналов нам придется проверять?
- Игра, Петя, стоит свеч. Надо пробовать. Тем более...
Закончить мысль Павлу не удалось. В коридоре послышались медленные, тяжелые, хорошо знакомые шаги, и в комнату вошел Степан Порфирьевич Соловьев. Кабинет начальника отдела был неподалеку, и полковник имел обыкновение по вечерам заглядывать к сотрудникам "на голос", как он говорил.
- Не пора ли по домам? Десятый час.
- "Каменщик" покоя не дает, товарищ полковник. Вот прикидываем, как бы его за хвост ухватить.
Полковник остановился возле стены в своей любимой позе - опираясь на заложенные за спину руки. Он страдал от стенокардии, но старательно скрывал это. Однако глуховатый голос и паузы, томительные паузы, которые полковник невольно делал через каждые несколько фраз, выдавали его.
Тридцать лет уже отдал Соловьев службе в розыске. Он так и говорил "служба", и у него это слово приобретало какой-то особенно уважительный оттенок. Вероятно, потому что никогда он не был службистом.
Джером К. Джером сказал о Конан-Дойле: "Большого ума, большого роста, большой души человек".
Все три определения этой лаконичной и емкой характеристики с полным правом можно было отнести к полковнику Соловьеву.
Суховатый, даже порой резкий, требовательный, бескомпромиссный во всем, что касается работы, он пользовался большим уважением у сослуживцев. И очень многие молодые сотрудники, назначаемые в отдел к Соловьеву, считали, что им повезло в жизни.
- Садитесь, - сказал полковник "триумвирату", вставшему при его появлении. - Давайте потолкуем о вашем деле.
Степан Порфирьевич вопросительно взглянул на Калитина.
Старший группы коротко доложил начальнику отдела о первых выводах, к которым они пришли.
- Участковые уполномоченные? Можно, конечно, пойти на это. Работа кропотливейшая, огромная по масштабам. А шанс на успех - минимальный. Но шанс есть шанс, и не воспользоваться им мы не имеем права. Готовьте телефонограмму всем начальникам райотделов города. Позвоните в областное управление, чтобы оно дало такую же команду своим подразделениям.
Степану Порфирьевичу было трудно долго находиться в одной позе. Он присел на край стола, делая вид, что собирается с мыслями, заложил руку за борт пиджака и осторожно потер грудь - сердце, видимо, напоминало о себе.
- Теперь о преступнике. Предположим, как вы и считаете, все эти цирковые номера с проломами выкидывает рецидивист. Но мы аналогичных преступлений не знаем. Значит, раньше он воровал каким-то иным способом, а теперь переключился на каменные работы? Решил, так сказать, разнообразить приемы. Допустим. Мы посылали запрос в республиканские министерства. Не исключено, что выплывет какой-нибудь подходящий по "профилю" рецидивист, из тех, что отбыли последнее наказание, да поутихли. Но вполне возможно, что "каменщик", как вы его называете, не профессиональный преступник. Это предположение исключать никак нельзя.
Павел тоже склонялся к этой мысли. Интересно, какие доводы приведет полковник в пользу такой версии?
Но полковник никаких доводов не привел, а обратившись к Калитину, спросил:
- А вы как думаете?
Павел по своей давней спортивной привычке дважды коротко выдохнул через нос, "спаровозил", по определению Сергея. Павла учил так поступать тренер, чтобы снять излишнее предстартовое волнение. И он никак не мог избавиться от этой привычки, возможно, и потому, что она оказалась отнюдь не лишней, когда надо было секунду-другую переждать в разговоре.
- Я полагаю, товарищ полковник, что и такой вариант имеет право на существование.
- Почему?
- Очень уж архаичный и опасный способ применяет этот "каменщик". Для себя опасный. Шансов на удачу мало, а на провал - более чем достаточно. На такое может идти или изощренный, смелый преступник, или человек авантюрного толка, действующий "на арапа", с верой в свою счастливую планиду.
- Согласен. И так можно прикидывать.
- А мы тут догадки строили насчет возраста и облика "каменщика", - не выдержал долгого молчания Сергей.
- Догадки - вещь полезная, товарищ Шлыков. Но уже наступил тот самый край, когда количество их, этих наших догадок, должно перейти в очень желанное качественное состояние. Не так ли? На этом риторическом обращении не худо бы и закончить.
Соловьев улыбнулся, чтобы смягчить резкость своих слов, и взялся за ручку двери. Ему было не по себе, очень хотелось расстегнуть воротник рубашки и хоть немного полежать, ни о чем не думая. Как всегда, в минуты сердечной боли он корил себя, что перерабатывает, что не пошел в отпуск, как настаивали врачи. Может, потому и сорвалась с языка резкость. Уже в дверях он сказал:
- Завтра обсудим план действий, а сейчас прошу отправить телефонограммы и всем отдыхать...
* * *
Павел ехал домой в метро.
Он стоял в середине прохода, держась за металлический поручень и устремив взгляд за стеклянную стену вагона, как бы разглядывая там что-то свое, особенное, важное, что должно помочь разрешить занимавшие его проблемы.
Его красивое лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, казалось, что он не видит и не замечает ничего вокруг.
Он действительно был погружен в свои мысли, но профессиональная привычка фиксировать окружающее не оставляла его ни на минуту.
Поэтому, когда на станции "Белорусская" в вагон вошли оживленный мужчина со смеющейся девушкой под руку, Павел быстро и незаметно изменил позу, чтобы парочка его не заметила.
Это был Горлов. Тот самый Федор Матвеевич Горлов, директор ограбленного магазина, который неподвижно лежал в кресле, когда Петр зашел к нему в кабинет, явившись по вызову. Грузного, седого, далеко за пятьдесят, директора держала под руку молоденькая продавщица Роза, тогда насмерть перепуганная происшедшим, а сейчас хихикающая и что-то весело рассказывающая своему спутнику. Сюрприз, ничего не скажешь! Павел помнил результаты предварительной проверки: Горлов живет где-то рядом с Таганкой, Роза - около метро "Аэропорт". Сейчас уже двенадцатый час. Поздноватое путешествие в другой конец города затеял сей пожилой отец семейства, да еще отягощенный мрачными мыслями о похищенных у него в магазине немалых ценностях. Что же связывает директора магазина и продавщицу? Завтра Петр начнет знакомиться с сотрудниками ограбленных магазинов. Сам Павел с Сергеем будут разбираться в материалах по продаже с рук манто и форсируют поиски "каменщика" на стройках и в исправительно-трудовых колониях, решил Павел, не переставая искоса наблюдать за вошедшими. Роза продолжала щебетать. Горлов, немного склонившись к ней, слушал внимательно и снисходительно одновременно. Через две остановки они вышли, так и не заметив Павла.
* * *
Новый день никаких отрадных перемен с собой не принес. Среди груды просмотренных документов и служебных телеграмм Павел и Сергей не нашли ни одной зацепки. Петя Кулешов с утра уехал в меховой магазин, но ни разу не позвонил. Очевидно, и он не узнал ничего, что могло бы привести к разгадке преступления. Только к полуночи Павел и Сергей Шлыков собрались по домам: хочешь не хочешь, а без своих шести-семи часов сна человеку не обойтись. Они уже предъявляли удостоверения милиционеру в будке возле выхода на улицу, как на столике около постового зазвонил телефон.
- Извините, - сказал милиционер и взял трубку. - Калитин? Да, как раз проходит. Слушаюсь. Вам приказано явиться к начальнику управления, товарищ старший лейтенант, - козырнул постовой, возвращая удостоверение Павлу.
Пройдя по двору, Павел поднялся на третий этаж. В приемной начальника управления его просили немного подождать.
Павел прясел на широкое низкое кресло, откинулся на спинку.
Было очень тихо. Не звонили, как обычно днем, телефоны. Молчал динамик, по которому немедленно докладывали о серьезных происшествиях в городе.
Наступила та совсем недолгая пора в жизни Москвы, когда день переходил в ночь и волна происшествий несколько сникала. Закончились спектакли в театрах и сеансы в кино, закрылись парки и рестораны. Спало оживление на вокзалах. Меньше стало пешеходов, поутихло уличное движение.
В этот час и стражи порядка могли позволить себе "ослабить ремень" и передохнуть, хотя бы ненадолго забыть о той максимальной собранности, которой круглосуточно требовала от них служба.
Павел блаженствовал в удобном кресле. А зачем все же позвал его комиссар Дубинин? Общественные дела? Ведь Павла недавно выбрали секретарем комсомольской организации. Но они, видимо, вполне могли подождать и до утра. Что-то экстренное? Но что? "Каменщик"? Какое-нибудь новое задание?
- Вас просит к себе Борис Константинович, - прервал размышления Павла дежурный.
Старший лейтенант вошел в просторный кабинет, комиссара милиции и представился, как положено.
Начальник управления вышел из-за стола, поздоровался, пригласил сесть.
Павел всегда удивлялся тому, как молодо выглядел этот, в сущности, уже не молодой человек, прошедший фронт, имевший ранения, удивлялся стремительности его движений, быстроте ориентации, неутомимости. Было непонятно, когда он спит. В самые разные часы суток, часто ночью он появлялся то в одном, то в другом из многочисленных подразделений МУРа.
Невысокий, круглолицый, с гладко зачесанными назад светлыми волосами, подтянутый, деловитый, проницательный, умный - таким был главный милиционер Москвы, отвечающий за порядок во всем огромном городе.
- Устал? - спросил Дубинин, внимательно глядя Павлу в глаза.
- Никак нет, товарищ комиссар.
- Ну ладно, погоди немного, сейчас все объясню.
Комиссар сел за стол, не глядя, перевел рычажок. На пульте, расположенном с левой стороны от его кресла, вспыхнул круглый желтый огонек, и голос из скрытого динамика доложил:
- Дежурный по району подполковник Люстров у аппарата.
- Добрый вечер, Василий Никифорович. Вернее - добрая ночь.
- Здравия желаю, товарищ комиссар.
Начальник управления говорил, не напрягая голоса и не меняя позы, микрофон был вмонтирован прямо в письменный стол.
- Есть какие-нибудь новости?
- Никак нет, товарищ комиссар. Сведения получим к двум часам.
- Ясно. Сразу же докладывайте в управление о результатах.
- Понятно.
- Вам в помощь выделяю опергруппу. Ее возглавит старший лейтенант Калитин.
- Старший лейтенант Калитин. Записано.
- Через час Калитин будет на месте. Предупредите ваш народ и эксперта, чтобы дождались его. У меня все. Будь здоров.
- Все понял. Всего хорошего, товарищ комиссар.
Начальник управления вызвал дежурного, распорядился, чтобы принесли еду и чайку покрепче.
- Толковый работник этот Люстров. Вместе служили. Похрамывает после фашистской мины, но еще вояка. Дай бог другим.
Вошел дежурный со срочным пакетом, и, пока начальник управления знакомился с его содержимым, Павел машинально подсчитывал число разноцветных планок на кителе комиссара. Восемнадцать правительственных наград!
- Садись вон за тот столик в сторонке и спокойно поешь.
- Да зачем, Борис Константинович? Я не голоден.
- Дисциплины не чувствую, старший лейтенант. Не теряй времени. Я тоже буду пить чай.
Павел взялся за яичницу и бутерброды. Комиссар подсел к нему и, со вкусом прихлебывая очень горячий чай из большущей фаянсовой кружки, начал говорить, как бы стараясь сам себя в чем-то разубедить.
- Случай один произошел в районе у Люстрова. Ограбили сберегательную кассу. И тоже не без каменных работ. Обнаружили тяжелый молоток и гвоздодер: жулики их припрятали внутри. В случаях ограбления меховых магазинов кувалду и шлямбур находили на месте?
- Да, преступник ими в основном орудовал.
- И будь здоров как орудовал. А чего же он инструменты бросал? Пригодиться могли бы в другой раз.
- Они тяжелые, громоздкие. А ему дай бог справиться с теми манто, что он каждый раз утаскивал. Меховая шубка ведь от килограмма до двух тянет, да и места занимает порядочно даже в сложенном виде.
- А ты что, следственный эксперимент производил?
- Было такое дело, товарищ комиссар. Когда десять шуб в куль бумажный сложили, сверточек получился весьма заметный. С таким на улице показываться - все равно что закричать: "Держите, я вор!"
- А он, может, не один, а два или даже три сверточка делал? Спешить ему незачем. Вся ночь в запасе.
- Я тоже так полагаю.
- А отверстия, говоришь, гладкие?
- Абсолютно. Не жалел труда, чтобы не зацепиться случайно за острый выступ и не оставить клочок своей одежды.
- Матерый волчище.
- И умный, расчетливый. Пробивал отверстие тютелька в тютельку. Сорок шестой размер у него. Мы по очереди все лазали - только с таким размером плеч можно протиснуться в пролом.
- И никаких следов?
- Словно метелочкой после себя подметал и тряпочкой протирал
- Вот-вот! И здесь так же. Но очень уж в этой сберкассе все аккуратно. Чересчур. Чуешь? Погоди, погоди. Ты что в окно уставился? Устал? Может, все-таки поспишь? А мы кого-нибудь пошлем?
- Да нет, товарищ комиссар. Это у меня манера такая, думается почему-то так легче.
- Ага. Тогда, значит, бери машину и прямым ходом туда. Там толковый эксперт наш действует. Бурштейн. Знаешь ее?
- Опытный криминалист.
- Помозгуйте вместе. Завтра вечером доложишь результаты.
- Есть, товарищ комиссар.
* * *
Час ночи... Сберегательная касса не очень большая. Расположена в старом трехэтажном доме в районе Марьиной рощи. Когда-то в этом помещении был магазин, если судить по большим витринам; сейчас они забраны изнутри металлическими решетками. Двойные двери с прочными запорами.
Войдя, Павел поздоровался с работниками милиции. Одни из них сидели за узким столом около стены и писали свои, нужные в таких случаях бумаги. Другие стояли группой, переговаривались, покуривая, обсуждали происшедшее.