– Машина в порядке. Счастливого пути.
Джонсон бросил сумку Кула в хвост кабины и сказал:
– Все в порядке, парень. Залезай.
– А где мисс Дельгадо?
– Встретитесь с ней в Вашингтоне. Погода не слишком плохая, а дальше полетим на юг. Вы когда-нибудь раньше летали?
– Да, – кивнул Кул.
– Ну, берегите свой завтрак.
Пару минут спустя они уже взлетели. "Стенсон" казался хрупким суденышком, все время становившимся на дыбы в водоворотах метели; Джонсон умолк и сосредоточился на показаниях приборов.
На высоте тысячи футов они пробились к холодному солнцу, и, сверившись с компасом, Джонсон запустил легкий самолет по крутой дуге прямо в Джерси. Кул не заговаривал с ним, пока не убедился, что Джонсон намерен молчать. Тогда он подался вперед и похлопал пилота по плечу.
– Вы уверены, что мисс Дельгадо сейчас в Вашингтоне?
– Она там будет к нашему прибытию, не волнуйтесь.
– Почему она не встретила меня в аэропорту?
– Меня не спрашивайте. Я только наемный работник.
– Вы давно на нее работаете?
– Я не работаю на нее. Это моя роль в организации.
– В какой организации?
Джонсон покосился на него и рассмеялся.
– Счастливчик! Эту красотку я и сам хотел бы закадрить.
– Что за организация? – не унимался Кул.
– Сами знаете.
– Ничего я не знаю.
– Ну что вы беспокоитесь!
– Я просто хочу знать.
– Если она вам не сказала, то мне тем более не следует. Все, что я знаю – вы летите с ней. Будь я на вашем месте, начал бы готовиться. Она вас здорово затрахает.
Самолет провалился в воздушную яму, Джонсону пришлось переключиться на приборы. Спустя некоторое время, когда машина выровнялась, он выудил из кармана мятую пачку сигарет и протянул Кулу. Сигареты оказались вполне приличными. Время от времени в облаках появлялись разрывы, и Кул видел проплывающие внизу заснеженные городишки. Он решил, что в Вашингтоне они будут где-то к обеду.
Джонсон повернулся к нему и ухмыльнулся.
– Не обижайтесь, Кул, что я не выворачиваюсь перед вами наизнанку. Но для парня, который справился с Рамоном Гомесом, вы удивительно наивны. От Гомеса мне в свое время здорово досталось.
– Вы работали вместе?
– Не говорите глупостей. Он был полицейским.
Кул почувствовал, как засвербело в животе.
– Полицейским?
– Конечно. Сукин сын здорово мешал Дельгадо.
– И я его убил, – протянул Кул.
– Хорошая работа. Но не волнуйтесь, красотка о вас позаботится. За то, что вы получите в награду, я бы пошел на то же самое.
Полицейский, – с ужасом думал Кул.
Над Вашингтоном небо было ясным, но садиться они не стали. Джонсон заложил широкий разворот, и легкий самолет удалился миль на двадцать. Кул ни о чем не спрашивал, но когда они спустились чуть ниже, увидел их цель: небольшой коммерческий аэропорт. Несколько частных самолетов выстроились в ряд у двух ангаров. Маленький самолет с легким толчком коснулся полосы, подпрыгнул, выровнялся, и они подрулили к ближайшему ангару.
Аэродром был старый и запущенный, здания облупленные, давно не крашенные. Здесь снега не было, но воздух резко отдавал колючим морозцем. Кул это ощутил, выпрыгнув из самолета.
Техник в засаленном комбинезоне и шерстяном подшлемнике, натянутом на уши, вышел из двери с табличкой "офис".
Джонсон бросил:
– Бензин и масло, Чарли. Мы сразу улетаем.
– Здесь ваш пассажир, – сообщил Чарли.
– Что еще?
– Ты ожидал чего-нибудь еще? Достаточно ее, приятель.
Джонсон ухмыльнулся и сказал Кулу:
– Пошли хоть кофе выпьем.
Пока они дотащились до ветхого здания, ветер продул их до костей. Аэродром был окружен отрогами Мэрилендского хребта с разбросанными там и сям фермерскими постройками. Позади ангаров вилась дорога, но по ней не было движения. Чуть в стороне стояли две машины – потрепанный "форд" и новый седан. На номерах значилось "D. C." – "Округ Колумбия".
Кул оглянулся, но техник не больше обращал на них внимания. Джонсон снова его окликнул, и Кул вслед за здоровяком вошел внутрь.
Серафина ждала их в кресле с прямой спинкой возле небольшой угольной печурки. Сначала она заговорила с Джонсоном.
– Вернись и убедись, что самолет готов, Ток. Придется тебе быть нашим пилотом до конца.
Джонсон явно был удивлен.
– Я собирался вернуться в Нью-Йорк, крошка.
– Ты не вернешься. И я тебе не крошка, – Серафина взглянула на Кула и улыбнулась. – У вас все в порядке?
– По-моему, да, – пожал плечами он.
– Конечно, вы в порядке. – Серафина пристально посмотрела на Джонсона. – Иди и позаботься о самолете.
Здоровяк вскипел:
– Черт побери, я хотел выпить чашку кофе.
– Я налила несколько термосов с кофе. Поедим в самолете. Ступай, Ток.
Возмущенный здоровяк смерил Серафину взглядом, но тут же опустил глаза. Помявшись, он пожал плечами и буркнул:
– Ладно, я что, я ничего...
Когда он вышел, Серафина разорвала какие-то бумаги, сунула их в печь и поднялась.
– Я рада, что вы решили лететь, мистер Кул, – сказала она. – Я очень беспокоилась, когда увидела у вашего дома полицейских. Как они там оказались? Вы им звонили?
Он рассказал, как было дело.
– А как вы разыскали с Элис?
Девушка подняла глаза.
– Я ее просто узнала. Связаться с вами, как я намечала, стало невозможно, и я набралась смелости использовать последний шанс. Так я подключила мисс Джордан. Вы так ее любите, что не хотите, чтобы она связывалась с вашими проблемами?
– Я сам с ними управлюсь, – фыркнул Кул.
– И поможете Гидеону?
– Постараюсь.
– Но почему вы на меня так сердитесь?
– Не люблю, когда меня обводят вокруг пальца, – буркнул он.
Она рассмеялась.
– Сейчас вы так похожи на Гидеона! Я начинаю верить в вас, мистер Кул. Но вы излишне беспокоитесь. Вы должны мне доверять. Наша первейшая задача – спасти Гидеона. Вы разговаривали с Тиссоном, верно? Тогда вы убедились, что я вам не лгала. – Она лукаво улыбнулась. – Теперь ваша очередь говорить правду. Утром вы ходили на работу и нашли письмо от брата, верно? Оно у вас с собой?
– Да, письмо у меня, – без колебаний заявил Кул.
На мгновение что-то дрогнуло в ее лице.
– Вы его читали?
– Как вы думаете?
– Дайте его мне, пожалуйста.
Он достал из кармана старый конверт, который приготовил в офисе, и подержал его так, чтобы девушка могла прочитать адрес, написанный рукой Гидеона. Она поспешно протянула руку, он ухмыльнулся и убрал конверт.
– Не так быстро. Вы знаете, что в нем, верно?
Она побледнела.
– Не шутите, мистер Кул. Это очень важно. Письмо поможет вытащить Гидеона из тюрьмы.
– Я думаю оставить его у себя, – заявил он. – Понимаете, я не уверен, что могу вам доверять. Думаю, письмо послужит мне пропуском. Если я дам его сейчас, кто гарантирует, что я так и не останусь здесь?
– Я вас не брошу, – заверила она.
– Конечно. Пока это письмо у меня.
Она раздраженно фыркнула:
– Вы просто дурак. Я только хотела помочь. К тому же это вы убили Рамона, не я! Вы создаете мне огромные проблемы и навлекаете на нас опасность. Если вы решили, что должны лететь в Гватемалу, я помогу вам, что сейчас и делаю. Но вы должны мне верить.
– Единственное, что меня беспокоит – Рамон Гомес, – сказал он.
– Забудьте вы его. Он был ничтожеством. И собирался вас убить.
– Но он был полицейским, – бесцветным голосом добавил Кул.
Теперь ее удивление было неподдельным.
– Кто вам сказал? Как вы узнали?
– Так был он полицейским?
– Кто вам сказал?
– Джонсон.
По ее лицу скользнула мимолетная улыбка. Она положила руки ему на плечи.
– Да, он был полицейским – одним из тех, кто брал взятки и пользовался своим положением, чтобы легально убивать. Он был мерзавцем, мистер Кул, и хорошо, что его не стало. Вы сослужили хорошую службу моей стране. Так что не беспокойтесь...
– Как мне не беспокоиться, когда вы скрываете от меня такие вещи!
Она стояла слишком близко, чтобы он мог уловить выражение ее глаз. Зато он чувствовал мягкий жар ее бедер под синим платьем. Кул посмотрел на печку.
– Что вы сжигали?
– Ничего. Личные бумаги. Они могли меня подставить, если бы нас где-нибудь задержали. Поверьте, к Гидеону бумаги не имеют никакого отношения.
Серафина шагнула к столу, на котором лежала ее сумочка. Кул обогнал ее, схватил сумочку и заглянул. Девушка равнодушно наблюдала за ним. Он извлек небольшой пистолет двадцать второго калибра с перламутровой рукояткой, и она улыбнулась.
– Довольны, мистер Кул?
– Я оставлю его и письмо у себя, пока мы не прибудем в Гватемалу.
Она пожала плечами.
– Как вам будет угодно.
Дверь открылась, и ввалился угрюмый и раздраженный Джонсон.
– Мы все проверили. Продукты на борту. Так что можно лететь, если вы готовы.
– Мы готовы, – спокойно кивнула Серафина и повернулась к Кулу. – Мы с Током сядем впереди. Вы можете расположиться сзади. Мне кажется, такой порядок для вас предпочтительнее.
– Вы правы, – подтвердил Кул.
Глава 9
Джонсон бросил сумку Кула в хвост кабины и сказал:
– Все в порядке, парень. Залезай.
– А где мисс Дельгадо?
– Встретитесь с ней в Вашингтоне. Погода не слишком плохая, а дальше полетим на юг. Вы когда-нибудь раньше летали?
– Да, – кивнул Кул.
– Ну, берегите свой завтрак.
Пару минут спустя они уже взлетели. "Стенсон" казался хрупким суденышком, все время становившимся на дыбы в водоворотах метели; Джонсон умолк и сосредоточился на показаниях приборов.
На высоте тысячи футов они пробились к холодному солнцу, и, сверившись с компасом, Джонсон запустил легкий самолет по крутой дуге прямо в Джерси. Кул не заговаривал с ним, пока не убедился, что Джонсон намерен молчать. Тогда он подался вперед и похлопал пилота по плечу.
– Вы уверены, что мисс Дельгадо сейчас в Вашингтоне?
– Она там будет к нашему прибытию, не волнуйтесь.
– Почему она не встретила меня в аэропорту?
– Меня не спрашивайте. Я только наемный работник.
– Вы давно на нее работаете?
– Я не работаю на нее. Это моя роль в организации.
– В какой организации?
Джонсон покосился на него и рассмеялся.
– Счастливчик! Эту красотку я и сам хотел бы закадрить.
– Что за организация? – не унимался Кул.
– Сами знаете.
– Ничего я не знаю.
– Ну что вы беспокоитесь!
– Я просто хочу знать.
– Если она вам не сказала, то мне тем более не следует. Все, что я знаю – вы летите с ней. Будь я на вашем месте, начал бы готовиться. Она вас здорово затрахает.
Самолет провалился в воздушную яму, Джонсону пришлось переключиться на приборы. Спустя некоторое время, когда машина выровнялась, он выудил из кармана мятую пачку сигарет и протянул Кулу. Сигареты оказались вполне приличными. Время от времени в облаках появлялись разрывы, и Кул видел проплывающие внизу заснеженные городишки. Он решил, что в Вашингтоне они будут где-то к обеду.
Джонсон повернулся к нему и ухмыльнулся.
– Не обижайтесь, Кул, что я не выворачиваюсь перед вами наизнанку. Но для парня, который справился с Рамоном Гомесом, вы удивительно наивны. От Гомеса мне в свое время здорово досталось.
– Вы работали вместе?
– Не говорите глупостей. Он был полицейским.
Кул почувствовал, как засвербело в животе.
– Полицейским?
– Конечно. Сукин сын здорово мешал Дельгадо.
– И я его убил, – протянул Кул.
– Хорошая работа. Но не волнуйтесь, красотка о вас позаботится. За то, что вы получите в награду, я бы пошел на то же самое.
Полицейский, – с ужасом думал Кул.
Над Вашингтоном небо было ясным, но садиться они не стали. Джонсон заложил широкий разворот, и легкий самолет удалился миль на двадцать. Кул ни о чем не спрашивал, но когда они спустились чуть ниже, увидел их цель: небольшой коммерческий аэропорт. Несколько частных самолетов выстроились в ряд у двух ангаров. Маленький самолет с легким толчком коснулся полосы, подпрыгнул, выровнялся, и они подрулили к ближайшему ангару.
Аэродром был старый и запущенный, здания облупленные, давно не крашенные. Здесь снега не было, но воздух резко отдавал колючим морозцем. Кул это ощутил, выпрыгнув из самолета.
Техник в засаленном комбинезоне и шерстяном подшлемнике, натянутом на уши, вышел из двери с табличкой "офис".
Джонсон бросил:
– Бензин и масло, Чарли. Мы сразу улетаем.
– Здесь ваш пассажир, – сообщил Чарли.
– Что еще?
– Ты ожидал чего-нибудь еще? Достаточно ее, приятель.
Джонсон ухмыльнулся и сказал Кулу:
– Пошли хоть кофе выпьем.
Пока они дотащились до ветхого здания, ветер продул их до костей. Аэродром был окружен отрогами Мэрилендского хребта с разбросанными там и сям фермерскими постройками. Позади ангаров вилась дорога, но по ней не было движения. Чуть в стороне стояли две машины – потрепанный "форд" и новый седан. На номерах значилось "D. C." – "Округ Колумбия".
Кул оглянулся, но техник не больше обращал на них внимания. Джонсон снова его окликнул, и Кул вслед за здоровяком вошел внутрь.
Серафина ждала их в кресле с прямой спинкой возле небольшой угольной печурки. Сначала она заговорила с Джонсоном.
– Вернись и убедись, что самолет готов, Ток. Придется тебе быть нашим пилотом до конца.
Джонсон явно был удивлен.
– Я собирался вернуться в Нью-Йорк, крошка.
– Ты не вернешься. И я тебе не крошка, – Серафина взглянула на Кула и улыбнулась. – У вас все в порядке?
– По-моему, да, – пожал плечами он.
– Конечно, вы в порядке. – Серафина пристально посмотрела на Джонсона. – Иди и позаботься о самолете.
Здоровяк вскипел:
– Черт побери, я хотел выпить чашку кофе.
– Я налила несколько термосов с кофе. Поедим в самолете. Ступай, Ток.
Возмущенный здоровяк смерил Серафину взглядом, но тут же опустил глаза. Помявшись, он пожал плечами и буркнул:
– Ладно, я что, я ничего...
Когда он вышел, Серафина разорвала какие-то бумаги, сунула их в печь и поднялась.
– Я рада, что вы решили лететь, мистер Кул, – сказала она. – Я очень беспокоилась, когда увидела у вашего дома полицейских. Как они там оказались? Вы им звонили?
Он рассказал, как было дело.
– А как вы разыскали с Элис?
Девушка подняла глаза.
– Я ее просто узнала. Связаться с вами, как я намечала, стало невозможно, и я набралась смелости использовать последний шанс. Так я подключила мисс Джордан. Вы так ее любите, что не хотите, чтобы она связывалась с вашими проблемами?
– Я сам с ними управлюсь, – фыркнул Кул.
– И поможете Гидеону?
– Постараюсь.
– Но почему вы на меня так сердитесь?
– Не люблю, когда меня обводят вокруг пальца, – буркнул он.
Она рассмеялась.
– Сейчас вы так похожи на Гидеона! Я начинаю верить в вас, мистер Кул. Но вы излишне беспокоитесь. Вы должны мне доверять. Наша первейшая задача – спасти Гидеона. Вы разговаривали с Тиссоном, верно? Тогда вы убедились, что я вам не лгала. – Она лукаво улыбнулась. – Теперь ваша очередь говорить правду. Утром вы ходили на работу и нашли письмо от брата, верно? Оно у вас с собой?
– Да, письмо у меня, – без колебаний заявил Кул.
На мгновение что-то дрогнуло в ее лице.
– Вы его читали?
– Как вы думаете?
– Дайте его мне, пожалуйста.
Он достал из кармана старый конверт, который приготовил в офисе, и подержал его так, чтобы девушка могла прочитать адрес, написанный рукой Гидеона. Она поспешно протянула руку, он ухмыльнулся и убрал конверт.
– Не так быстро. Вы знаете, что в нем, верно?
Она побледнела.
– Не шутите, мистер Кул. Это очень важно. Письмо поможет вытащить Гидеона из тюрьмы.
– Я думаю оставить его у себя, – заявил он. – Понимаете, я не уверен, что могу вам доверять. Думаю, письмо послужит мне пропуском. Если я дам его сейчас, кто гарантирует, что я так и не останусь здесь?
– Я вас не брошу, – заверила она.
– Конечно. Пока это письмо у меня.
Она раздраженно фыркнула:
– Вы просто дурак. Я только хотела помочь. К тому же это вы убили Рамона, не я! Вы создаете мне огромные проблемы и навлекаете на нас опасность. Если вы решили, что должны лететь в Гватемалу, я помогу вам, что сейчас и делаю. Но вы должны мне верить.
– Единственное, что меня беспокоит – Рамон Гомес, – сказал он.
– Забудьте вы его. Он был ничтожеством. И собирался вас убить.
– Но он был полицейским, – бесцветным голосом добавил Кул.
Теперь ее удивление было неподдельным.
– Кто вам сказал? Как вы узнали?
– Так был он полицейским?
– Кто вам сказал?
– Джонсон.
По ее лицу скользнула мимолетная улыбка. Она положила руки ему на плечи.
– Да, он был полицейским – одним из тех, кто брал взятки и пользовался своим положением, чтобы легально убивать. Он был мерзавцем, мистер Кул, и хорошо, что его не стало. Вы сослужили хорошую службу моей стране. Так что не беспокойтесь...
– Как мне не беспокоиться, когда вы скрываете от меня такие вещи!
Она стояла слишком близко, чтобы он мог уловить выражение ее глаз. Зато он чувствовал мягкий жар ее бедер под синим платьем. Кул посмотрел на печку.
– Что вы сжигали?
– Ничего. Личные бумаги. Они могли меня подставить, если бы нас где-нибудь задержали. Поверьте, к Гидеону бумаги не имеют никакого отношения.
Серафина шагнула к столу, на котором лежала ее сумочка. Кул обогнал ее, схватил сумочку и заглянул. Девушка равнодушно наблюдала за ним. Он извлек небольшой пистолет двадцать второго калибра с перламутровой рукояткой, и она улыбнулась.
– Довольны, мистер Кул?
– Я оставлю его и письмо у себя, пока мы не прибудем в Гватемалу.
Она пожала плечами.
– Как вам будет угодно.
Дверь открылась, и ввалился угрюмый и раздраженный Джонсон.
– Мы все проверили. Продукты на борту. Так что можно лететь, если вы готовы.
– Мы готовы, – спокойно кивнула Серафина и повернулась к Кулу. – Мы с Током сядем впереди. Вы можете расположиться сзади. Мне кажется, такой порядок для вас предпочтительнее.
– Вы правы, – подтвердил Кул.
Глава 9
Кул напрасно старался уснуть. Сэндвичи и кофе комом лежали в животе, болтанка отнюдь не помогала расслабиться. Курс их лежал на юго-запад, вдоль Аппалачей; Джонсон больше двух часов держал машину на трех тысячах футов, потом повернул и полетел в сторону Теннеси, ближе к вечеру миновав Ноксвилл. Здесь снега не было в помине.
Перед Кулом маячила мускулистая багровая шея пилота. Джонсон надулся и молчал с момента вылета. Казалось, все его внимание сосредоточилось на трудных перевалах между покрытыми туманным саваном горами.
После Ноксвилла погода стала хуже, похолодало, дождь и ветер кидали "стенсон" из стороны в сторону, как пушинку. Быстро темнело. Кул вслушивался в натужный гул мотора. Серафина с тоской смотрела на дикий горный ландшафт.
Они опустились на летное поде, которое вполне могло сойти за двойника аэродрома в Мэриленде – один ангар, едва различимые посадочные полосы и дряхлая контора, примостившимся у шоссе в северном углу. А вокруг – только мрачные, серые, безмолвные горы.
Хозяин, неуклюжий блондин по имени Сай, казалось, их поджидал. На его приветствие, произнесенное с тягучим теннесийским выговором, Джонсон ответил фырканьем и очередным заказом бензина и масла.
Серафина заметила:
– Придется заночевать. Слишком рискованно ночью лететь дальше.
Сай приготовил им машину.
– Езжайте в наш мотель, – предложил он. – Три мили к северу. Жена вас устроит. Туристов сейчас мало, Рождество только через две недели.
Здесь было так же сыро, как в Филадельфии, разве что снег не шел. Машина, на которой вернулся Сай, оказалась старым "шевроле" с ржавыми крыльями, которые хлопали и дребезжали, когда Джонсон выезжал с летного поля на шоссе. К этому времени стало совсем темно и пришлось включить фары.
Кул ощутил необъятную тишину земли и гор, и просто физически почувствовал, как удаляется от тела Рамона Гомеса. Он спрашивал себя, что делал бы без Серафины, и на мгновение усомнился в правоте своих подозрений. Однако не решился расстаться с маленьким пистолетом, который взял у Серафины.
Мотель оказался кучкой летних домиков на склоне холма за фермой. Над крышей сияла неоновая вывеска, обещавшая комнаты и завтрак. Встретила их бесцветная изнуренная женщина, не проявившая ни малейшего любопытства.
Джонсон снял комнату для Серафины и двойной номер для них с Кулом. Когда он поинтересовался насчет ужина, женщина заявила, что у них нет ничего, кроме гамбургеров. Он собрался было в соседний городок, но Серафина нетерпеливо возразила:
– Ты ведь знаешь, нельзя этого делать, Ток. Обойдемся гамбургерами.
Похоже, в мотеле больше никого не было. Комнаты оказались холодными, без парового отопления и без удобств, постели представляли собой груды древнего железа с продавленными пружинами и отсыревшими простынями. Джонсон ворчал и проклинал все на свете.
Их номер был помечен большой белой цифрой "2", Серафина заняла соседний. "Шевроле" бросили во дворе и забыли о нем. К удивлению Кула, гамбургеры оказались вполне съедобными. Он был голоден и продрог до костей, забинтованная рука распухла. Серафина присоединилась к их ужину, потом объявила, что покидает их и ложится спать. Глаза ее на миг остановились на Куле, словно она хотела с ним поговорить, но потом передумала.
Джонсон вышел и вернулся с бутылкой.
– Полагаю, больше мы на ночь ничего не получим, – сказал он. – Старая стерва содрала десятку за этот самогон. У этих деревенских олухов хватает ума, когда надо сорвать куш.
Он глотнул из горлышка, содрогнулся и вытер рот тыльной стороной ладони.
– Говорил же, самогон! Хотите хлебнуть?
Кул отказался.
– Я ложусь спать.
– Не договорились с крошкой?
– Нет.
– Черт побери, что с вами происходит? Она – лакомый кусочек, сердце перцем, скажу вам, – Джонсон снова глотнул из горлышка. Его лицо побагровело, глаза припухли и налились кровью. – Может, пойти поискать фермерскую дочку? Или позвонить Доре? Я как-то с ней встречался в здешнем городке. Оторва – будь здоров.
Кул разулся и рухнул на одну из продавленных кроватей. По крыше барабанил дождь. Убогая постель вполне его устраивала. Сейчас ему было не до комфорта. Он отчаянно хотел отдохнуть и выспаться, и кровать коварно раскрывала объятия. Но он не решался отключиться. Пистолет давил в кармане, заставляя помнить, что странные люди втянули его в опасное бегство, которое неизвестно чем кончится.
При свете керосиновой лампы он следил, как Джонсон продолжал сосать бутылку, пока внезапно его не сморил сон.
Проснулся он от прикосновения руки Джонсона к своей груди. Когда Кул приподнялся, здоровяк неуклюже отпрянул от его постели и ухмыльнулся. Кул положил руку на маленький пистолет.
– Тебе что-то нужно?
– Ничего, приятель.
– Тогда оставайся на своей половине комнаты.
Керосиновая лампа все еще горела. Джонсон прикончил бутылку и был пьян – или притворялся пьяным. Письмо все еще оставалось в кармане Кула. Он ощупал его и заметил, что Джонсон за ним наблюдает. Пилот хотел украсть письмо, Кул был в этом уверен.
Но Джонсон рыгнул и зигзагами поплелся обратно к бутылке. Кул снова лег, но расслабиться не мог. Но бодрствовать тоже было выше его сил. Он снова задремал, хотя и неглубоким сном. Мысли баламутили призраки, гонявшиеся друг за другом по темным коридорам памяти.
Внезапно приподнявшись, Кул обнаружил, что Джонсон исчез. Где-то спорили приглушенные голоса. Лампа погасла, в комнате царила тьма. Он все еще лежал, прислушиваясь к шуму голосов, то затихающему, то вновь нараставшему. Голоса доносились из номера Серафины, но он не мог разобрать ни слова.
Он с трудом сел. В комнате было холодно и сыро. Он подумал о бутылке, которую прикончил Джонсон, и явно одолевавшей его похоти. Так или иначе, они с Серафиной теперь зависели от этого скота: без Джонсона им никуда не улететь. Кул решил, что Джонсон мог достаточно выпить, чтобы покуражиться перед девушкой.
Кул обулся. Стояла глухая тьма, но дождь больше не стучал по крыше. Он почти физически ощущал, как давят на него, берут в кольцо безмолвные, окутанные мраком горы. Он прислушался к тихим спорящим голосам. Несмотря на приглушенный тон, он уловил гнев и резкий отпор Серафины. Что-то упало и разбилось, раздался звон стекла.
Светящиеся стрелки часов на запястье показывали заполночь.
Он нащупал дверь и вышел. В одном из окон фермы мерцал желтый свет, но неоновая реклама погасла и вокруг лежала глубокая тьма. Светилось лишь окно Серафины; из-под занавески пробивался желтый луч.
Едва Кул шагнул к ее двери, как раздался приглушенный вопль и шум схватки. Он толкнул незапертую дверь и влетел внутрь.
Горела керосиновая лампа, вроде той, что у них в номере; ее желтый свет жарким блеском отливал на багровой физиономии Тока Джонсона. В комнате царил ужасный беспорядок, постель разбросана, пепельница опрокинута на затертый ковер.
Серафина забилась в угол; со странной смесью ненависти, страха и ярости на лице она отбивалась от Джонсона, давшего волю рукам. Девушка явно легла спать в тонкой пижаме. Джонсон застал ее врасплох и сорвал жакет с плеч, наполовину обнажив теплое тело. Прерывистое дыхание вздымало ее грудь. Длинная кровоточащая царапина разукрасила физиономию Джонсона, но и девушки одна сторона рта распухла.
– Отпусти ее! – рявкнул Кул.
Джонсон развернулся, широко разинув слюнявый рот; его вело из стороны в сторону.
– Иди спать, красавчик! Это мое.
Серафина пыталась прикрыть наготу, глаза ее были полны мучительного замешательства.
– Питер, он пьян. Он ничего не понимает...
Джонсон ринулся на Кула, размахивая пустой бутылкой, внезапно оказавшейся в его руке.
– Я убью этого ублюдка!
– Брось! – крикнул Кул.
– Иди ты к дьяволу!
Джонсон замахнулся. Кул шагнул навстречу, отбил его удар и тут же вогнал правый кулак в толстое брюхо. Джонсон с хрипом выдохнул воздух, по подбородку растеклась слюна. Он отлетел к кровати, выпрямился и уставился на Кула. Потом опять пытался перейти в атаку, и Питер снова его ударил, сам того не желая, но не видя иного способа его усмирить.
Джонсон рухнул на четвереньки и замотал головой.
– Не надо больше, – попросила Серафина.
– Ладно.
– Заберите у него оружие.
Про оружие Кул ничего не знал. Он нагнулся над Джонсоном, но тот внезапно ожил, схватил Питера за ноги и рванул. Оба рухнули на пол, причем Джонсон оказался сверху и пнул противника носком ботинка в голень. Кул выгнул спину, сбросил толстяка с себя и отковылял в сторону. Теперь он увидел оружие: из кармана пилота торчал тяжелый "кольт" сорок пятого калибра.
Джонсон отбросил бутылку и как раз пытался выхватить пистолет, когда Питер наступил на его запястье. Пилот взвыл от боли. Пистолет отлетел в сторону девушки, она забыла о разорванной пижаме и поспешно его схватила.
– Кольт я оставлю кольт у себя, – заявила она. – А его заберите.
– Пошли, – буркнул Кул.
Держась за запястье, Джонсон поднялся на ноги. Его опухшие глаза почти закрылись. Пошатываясь, он переводил взгляд с Серафины на Кула и обратно. В комнате на мгновение повисла тишина.
– Ты прелесть, крошка. И в один прекрасный день...
Кул бросил:
– Заткнись и пошли отсюда.
– Ублюдок, – буркнул Джонсон.
Судя по тому, как девушка держала пистолет, она знала, как с ним обращаться.
Джонсон качнулся к двери, рванул ее на себя и вывалился наружу. Кул бросился за ним.
– Питер, – окликнула Серафина.
Он задержался и заверил девушку:
– Больше он вас беспокоить не станет. Во всяком случае, сегодня.
– Я знаю. Он просто перепил, в этом все дело. Мне очень жаль.
Ее лицо пылало. В мягком свете кожа ее казалась теплой и шелковистой. Кул и не подозревал, как она хороша.
Отбросив эту мысль, он напомнил себе, что у него и так хватает проблем. А она сказала:
– Я хочу поблагодарить вас, Питер. Не возражаете, если мы перейдем на "ты"? Теперь мы достаточно хорошо знаем друг друга, верно? Ток иногда неуправляем, и мне жаль, что он где-то раздобыл бутылку.
Кула заинтересовало, не повлияла ли бутылка самогона на планы девушки. С оружием Джонсон был хозяином положения, так что Питер был просто признателен слабости этого нахрапистого наглеца, которая привела его в комнату девушки.
– Теперь с вами все будет в порядке? – спросил он.
Она улыбнулась и чуть приподняла пистолет.
– У меня есть эта штука. Ничего бы не случилось, если бы ты мне доверял. Мой маленький пистолет еще у тебя?
Когда он достал пистолет из кармана, ее улыбка на миг поблекла, но тут же расцвела снова.
– И письмо тоже?
– Да.
– Ты над ним думал?
– Над письмом? Нет, для меня в его содержании нет смысла. Не понимаю, как оно может помочь Гидеону.
– Дай его мне, я разберусь.
Кул покачал головой.
– Когда мы будем в Гватемале.
– Дай сейчас же, – резко потребовала она.
Он покосился на пистолет в ее руке.
– И не пытайся, крошка. Не сейчас. Ток хотел вытащить его у меня, но был слишком пьян. Не следовало поручать ему такое дело. Но больше я не лягу спать и не отдам письма, пока мы не окажемся за границей, понятно?
Ее лицо превратилось в застывшую маску. Она направила было пистолет на Кула, но тут же пожала плечами и презрительно отбросила его в сторону.
– Ты зря упорствуешь.
– На то есть причины.
– Ток вел себя глупо. Я ему сказала, что у тебя письмо, которое нужно мне, но он с пьяных глаз переусердствовал. Может, он надеялся угодить мне, забрав у тебя письмо. Я бы избавилась от него, но он нам слишком нужен. Сейчас он совсем развалился, но утром будет в норме. Мы должны улететь на рассвете.
– Чем раньше, тем лучше, – согласился он.
Пытаясь закутаться в клочья пижамы, девушка выглядела очень женственной и беспомощной. Кул ощутил, как пересохло в горле, и удивился было, но потом решил не уподобляться Току Джонсону. Он пожелал спокойной ночи, и когда она кивнула, не покидая своего угла, вышел навстречу мраку ночи.
Теперь на ферме огней не было. Молчание гор разорвал странный судорожный звук. Кул догадался: рвало Джонсона. Свет в комнате Серафимы погас. Кул пошел на шум и нашел согнувшегося пополам Джонсона между засохшими стеблями кукурузы. Во мраке горы нависали над ними темной громадой.
– Ток, пошли спать.
Лицо толстяка забелело во мраке.
– Я думал, ты останешься с ней.
– Сегодня ночью ей ничего не хочется.
– Ты ошибаешься – ей хочется всегда. Но не меня. В один прекрасный день...
– Забудь, – посоветовал Кул. – Я сожалею, что пришлось тебя ударить.
Ток выпрямился и втянул полную грудь воздуха.
– Дай время, ты еще не так пожалеешь.
Они совершили две посадки, чтобы дозаправиться, прежде чем прилетели в Техас. Разговаривали мало. Ни Серафина, ни Джонсон ни словом не обмолвились о прошлой ночи. Техасский аэродром к западу от Хьюстона был чуть получше предыдущих. По соседству оказалась площадка для гольфа, предлагал свои услуги клуб и весьма приличный ресторан. Джонсон сказал, что хочет проверить мотор, но это не отнимет больше часа. А они тем временем могли бы выпить и поесть горячего.
Серафина отвергла мысль о ресторане – это привлекло бы лишние взгляды, поскольку после двух дней полета выглядели они не лучшим образом.
Она, пожалуй, поумнее нас обоих, – решил Кул и распрощался с надеждой принять душ. Истосковавшись по газетам, он купил в киоске на аэродроме одну из местных, но сообщений про убийство в ней не оказалось. Филадельфия была слишком далеко, чтобы интересовать техасцев.
Неподалеку от киоска стояла будка телефона-автомата. Кул видел, – Серафина что-то обсуждает с Джонсоном у самолета. Он не боялся, что они улетят без него; этого не случится, пока Серафина считает, что письмо Гидеона у него. Интересно, что бы случилось, узнай она, что он ее морочит? Этот вопрос он решил отложить до лучших времен.
После того, как они пересекли Миссисипи, стало теплее, и сейчас солнечные лучи пробивались сквозь разрывы в облаках. Кул разменял у киоскера деньги и отправился в здание клуба, чтобы поискать другой телефон. Так рано сохранялся шанс застать Элис в доме на Честнат-хилл.
Телефонистка в Хьюстоне обещала перезвонить, как только установит связь. Он заверил, что не отойдет от телефона. Пока он ждал, в будке становилось все жарче. Мимо прошла четверка игроков в гольф; на них были свитера и кепки с длинными козырьками. Их туфли с шипами металлически скрежетали по плиточному полу.
В воздухе гудели нескольких маленьких частных самолетов. Тут он услышал, как телефонистка в Филадельфии назвала его номер, его вдруг охватила паника, и он чуть не повесил трубку. Он совершил ошибку. Если звонок проследят, если ответит не Элис, полиция узнает, где он. Но вешать трубку было поздно. В любом случае им нужно поговорить. Сейчас это было для него важнее всего.
Телефонистка попросила:
– Опустите, пожалуйста, три доллара шестьдесят центов.
Дрожащей рукой Кул опустил двенадцать четвертаков и дайм – десятицентовик. Невыносимо громко прозвучал гудок, и телефонистка сказала:
– Говорите.
– Алло, Элис? – крикнул он и испытал счастливую слабость, услышав ее голос.
– Милый, я знала, это ты. Я ждала, не могла дождаться твоего звонка. Телефонистка сказала, ты звонишь из Техаса! Как...
– В доме есть кто-нибудь еще?
– Только Герберт. – Герберт был у Джорданов дворецким. – Он в кладовой. Милый, у тебя все в порядке?
– Да. Только очень мало времени. Скажи, что там произошло?
Ее голос на секунду пропал, затем вернулся:
– Просто ужасно. Все эти вопросы, которые мне задавали! Отец был в бешенстве, но держался изумительно! Сказал полиции, что они совершенно спятили, подозревая в чем-нибудь тебя. Милый, я так за тебя беспокоюсь!
– Как ты?
– Я думала, никогда не дождусь твоего звонка.
Перед Кулом маячила мускулистая багровая шея пилота. Джонсон надулся и молчал с момента вылета. Казалось, все его внимание сосредоточилось на трудных перевалах между покрытыми туманным саваном горами.
После Ноксвилла погода стала хуже, похолодало, дождь и ветер кидали "стенсон" из стороны в сторону, как пушинку. Быстро темнело. Кул вслушивался в натужный гул мотора. Серафина с тоской смотрела на дикий горный ландшафт.
Они опустились на летное поде, которое вполне могло сойти за двойника аэродрома в Мэриленде – один ангар, едва различимые посадочные полосы и дряхлая контора, примостившимся у шоссе в северном углу. А вокруг – только мрачные, серые, безмолвные горы.
Хозяин, неуклюжий блондин по имени Сай, казалось, их поджидал. На его приветствие, произнесенное с тягучим теннесийским выговором, Джонсон ответил фырканьем и очередным заказом бензина и масла.
Серафина заметила:
– Придется заночевать. Слишком рискованно ночью лететь дальше.
Сай приготовил им машину.
– Езжайте в наш мотель, – предложил он. – Три мили к северу. Жена вас устроит. Туристов сейчас мало, Рождество только через две недели.
Здесь было так же сыро, как в Филадельфии, разве что снег не шел. Машина, на которой вернулся Сай, оказалась старым "шевроле" с ржавыми крыльями, которые хлопали и дребезжали, когда Джонсон выезжал с летного поля на шоссе. К этому времени стало совсем темно и пришлось включить фары.
Кул ощутил необъятную тишину земли и гор, и просто физически почувствовал, как удаляется от тела Рамона Гомеса. Он спрашивал себя, что делал бы без Серафины, и на мгновение усомнился в правоте своих подозрений. Однако не решился расстаться с маленьким пистолетом, который взял у Серафины.
Мотель оказался кучкой летних домиков на склоне холма за фермой. Над крышей сияла неоновая вывеска, обещавшая комнаты и завтрак. Встретила их бесцветная изнуренная женщина, не проявившая ни малейшего любопытства.
Джонсон снял комнату для Серафины и двойной номер для них с Кулом. Когда он поинтересовался насчет ужина, женщина заявила, что у них нет ничего, кроме гамбургеров. Он собрался было в соседний городок, но Серафина нетерпеливо возразила:
– Ты ведь знаешь, нельзя этого делать, Ток. Обойдемся гамбургерами.
Похоже, в мотеле больше никого не было. Комнаты оказались холодными, без парового отопления и без удобств, постели представляли собой груды древнего железа с продавленными пружинами и отсыревшими простынями. Джонсон ворчал и проклинал все на свете.
Их номер был помечен большой белой цифрой "2", Серафина заняла соседний. "Шевроле" бросили во дворе и забыли о нем. К удивлению Кула, гамбургеры оказались вполне съедобными. Он был голоден и продрог до костей, забинтованная рука распухла. Серафина присоединилась к их ужину, потом объявила, что покидает их и ложится спать. Глаза ее на миг остановились на Куле, словно она хотела с ним поговорить, но потом передумала.
Джонсон вышел и вернулся с бутылкой.
– Полагаю, больше мы на ночь ничего не получим, – сказал он. – Старая стерва содрала десятку за этот самогон. У этих деревенских олухов хватает ума, когда надо сорвать куш.
Он глотнул из горлышка, содрогнулся и вытер рот тыльной стороной ладони.
– Говорил же, самогон! Хотите хлебнуть?
Кул отказался.
– Я ложусь спать.
– Не договорились с крошкой?
– Нет.
– Черт побери, что с вами происходит? Она – лакомый кусочек, сердце перцем, скажу вам, – Джонсон снова глотнул из горлышка. Его лицо побагровело, глаза припухли и налились кровью. – Может, пойти поискать фермерскую дочку? Или позвонить Доре? Я как-то с ней встречался в здешнем городке. Оторва – будь здоров.
Кул разулся и рухнул на одну из продавленных кроватей. По крыше барабанил дождь. Убогая постель вполне его устраивала. Сейчас ему было не до комфорта. Он отчаянно хотел отдохнуть и выспаться, и кровать коварно раскрывала объятия. Но он не решался отключиться. Пистолет давил в кармане, заставляя помнить, что странные люди втянули его в опасное бегство, которое неизвестно чем кончится.
При свете керосиновой лампы он следил, как Джонсон продолжал сосать бутылку, пока внезапно его не сморил сон.
Проснулся он от прикосновения руки Джонсона к своей груди. Когда Кул приподнялся, здоровяк неуклюже отпрянул от его постели и ухмыльнулся. Кул положил руку на маленький пистолет.
– Тебе что-то нужно?
– Ничего, приятель.
– Тогда оставайся на своей половине комнаты.
Керосиновая лампа все еще горела. Джонсон прикончил бутылку и был пьян – или притворялся пьяным. Письмо все еще оставалось в кармане Кула. Он ощупал его и заметил, что Джонсон за ним наблюдает. Пилот хотел украсть письмо, Кул был в этом уверен.
Но Джонсон рыгнул и зигзагами поплелся обратно к бутылке. Кул снова лег, но расслабиться не мог. Но бодрствовать тоже было выше его сил. Он снова задремал, хотя и неглубоким сном. Мысли баламутили призраки, гонявшиеся друг за другом по темным коридорам памяти.
Внезапно приподнявшись, Кул обнаружил, что Джонсон исчез. Где-то спорили приглушенные голоса. Лампа погасла, в комнате царила тьма. Он все еще лежал, прислушиваясь к шуму голосов, то затихающему, то вновь нараставшему. Голоса доносились из номера Серафины, но он не мог разобрать ни слова.
Он с трудом сел. В комнате было холодно и сыро. Он подумал о бутылке, которую прикончил Джонсон, и явно одолевавшей его похоти. Так или иначе, они с Серафиной теперь зависели от этого скота: без Джонсона им никуда не улететь. Кул решил, что Джонсон мог достаточно выпить, чтобы покуражиться перед девушкой.
Кул обулся. Стояла глухая тьма, но дождь больше не стучал по крыше. Он почти физически ощущал, как давят на него, берут в кольцо безмолвные, окутанные мраком горы. Он прислушался к тихим спорящим голосам. Несмотря на приглушенный тон, он уловил гнев и резкий отпор Серафины. Что-то упало и разбилось, раздался звон стекла.
Светящиеся стрелки часов на запястье показывали заполночь.
Он нащупал дверь и вышел. В одном из окон фермы мерцал желтый свет, но неоновая реклама погасла и вокруг лежала глубокая тьма. Светилось лишь окно Серафины; из-под занавески пробивался желтый луч.
Едва Кул шагнул к ее двери, как раздался приглушенный вопль и шум схватки. Он толкнул незапертую дверь и влетел внутрь.
Горела керосиновая лампа, вроде той, что у них в номере; ее желтый свет жарким блеском отливал на багровой физиономии Тока Джонсона. В комнате царил ужасный беспорядок, постель разбросана, пепельница опрокинута на затертый ковер.
Серафина забилась в угол; со странной смесью ненависти, страха и ярости на лице она отбивалась от Джонсона, давшего волю рукам. Девушка явно легла спать в тонкой пижаме. Джонсон застал ее врасплох и сорвал жакет с плеч, наполовину обнажив теплое тело. Прерывистое дыхание вздымало ее грудь. Длинная кровоточащая царапина разукрасила физиономию Джонсона, но и девушки одна сторона рта распухла.
– Отпусти ее! – рявкнул Кул.
Джонсон развернулся, широко разинув слюнявый рот; его вело из стороны в сторону.
– Иди спать, красавчик! Это мое.
Серафина пыталась прикрыть наготу, глаза ее были полны мучительного замешательства.
– Питер, он пьян. Он ничего не понимает...
Джонсон ринулся на Кула, размахивая пустой бутылкой, внезапно оказавшейся в его руке.
– Я убью этого ублюдка!
– Брось! – крикнул Кул.
– Иди ты к дьяволу!
Джонсон замахнулся. Кул шагнул навстречу, отбил его удар и тут же вогнал правый кулак в толстое брюхо. Джонсон с хрипом выдохнул воздух, по подбородку растеклась слюна. Он отлетел к кровати, выпрямился и уставился на Кула. Потом опять пытался перейти в атаку, и Питер снова его ударил, сам того не желая, но не видя иного способа его усмирить.
Джонсон рухнул на четвереньки и замотал головой.
– Не надо больше, – попросила Серафина.
– Ладно.
– Заберите у него оружие.
Про оружие Кул ничего не знал. Он нагнулся над Джонсоном, но тот внезапно ожил, схватил Питера за ноги и рванул. Оба рухнули на пол, причем Джонсон оказался сверху и пнул противника носком ботинка в голень. Кул выгнул спину, сбросил толстяка с себя и отковылял в сторону. Теперь он увидел оружие: из кармана пилота торчал тяжелый "кольт" сорок пятого калибра.
Джонсон отбросил бутылку и как раз пытался выхватить пистолет, когда Питер наступил на его запястье. Пилот взвыл от боли. Пистолет отлетел в сторону девушки, она забыла о разорванной пижаме и поспешно его схватила.
– Кольт я оставлю кольт у себя, – заявила она. – А его заберите.
– Пошли, – буркнул Кул.
Держась за запястье, Джонсон поднялся на ноги. Его опухшие глаза почти закрылись. Пошатываясь, он переводил взгляд с Серафины на Кула и обратно. В комнате на мгновение повисла тишина.
– Ты прелесть, крошка. И в один прекрасный день...
Кул бросил:
– Заткнись и пошли отсюда.
– Ублюдок, – буркнул Джонсон.
Судя по тому, как девушка держала пистолет, она знала, как с ним обращаться.
Джонсон качнулся к двери, рванул ее на себя и вывалился наружу. Кул бросился за ним.
– Питер, – окликнула Серафина.
Он задержался и заверил девушку:
– Больше он вас беспокоить не станет. Во всяком случае, сегодня.
– Я знаю. Он просто перепил, в этом все дело. Мне очень жаль.
Ее лицо пылало. В мягком свете кожа ее казалась теплой и шелковистой. Кул и не подозревал, как она хороша.
Отбросив эту мысль, он напомнил себе, что у него и так хватает проблем. А она сказала:
– Я хочу поблагодарить вас, Питер. Не возражаете, если мы перейдем на "ты"? Теперь мы достаточно хорошо знаем друг друга, верно? Ток иногда неуправляем, и мне жаль, что он где-то раздобыл бутылку.
Кула заинтересовало, не повлияла ли бутылка самогона на планы девушки. С оружием Джонсон был хозяином положения, так что Питер был просто признателен слабости этого нахрапистого наглеца, которая привела его в комнату девушки.
– Теперь с вами все будет в порядке? – спросил он.
Она улыбнулась и чуть приподняла пистолет.
– У меня есть эта штука. Ничего бы не случилось, если бы ты мне доверял. Мой маленький пистолет еще у тебя?
Когда он достал пистолет из кармана, ее улыбка на миг поблекла, но тут же расцвела снова.
– И письмо тоже?
– Да.
– Ты над ним думал?
– Над письмом? Нет, для меня в его содержании нет смысла. Не понимаю, как оно может помочь Гидеону.
– Дай его мне, я разберусь.
Кул покачал головой.
– Когда мы будем в Гватемале.
– Дай сейчас же, – резко потребовала она.
Он покосился на пистолет в ее руке.
– И не пытайся, крошка. Не сейчас. Ток хотел вытащить его у меня, но был слишком пьян. Не следовало поручать ему такое дело. Но больше я не лягу спать и не отдам письма, пока мы не окажемся за границей, понятно?
Ее лицо превратилось в застывшую маску. Она направила было пистолет на Кула, но тут же пожала плечами и презрительно отбросила его в сторону.
– Ты зря упорствуешь.
– На то есть причины.
– Ток вел себя глупо. Я ему сказала, что у тебя письмо, которое нужно мне, но он с пьяных глаз переусердствовал. Может, он надеялся угодить мне, забрав у тебя письмо. Я бы избавилась от него, но он нам слишком нужен. Сейчас он совсем развалился, но утром будет в норме. Мы должны улететь на рассвете.
– Чем раньше, тем лучше, – согласился он.
Пытаясь закутаться в клочья пижамы, девушка выглядела очень женственной и беспомощной. Кул ощутил, как пересохло в горле, и удивился было, но потом решил не уподобляться Току Джонсону. Он пожелал спокойной ночи, и когда она кивнула, не покидая своего угла, вышел навстречу мраку ночи.
Теперь на ферме огней не было. Молчание гор разорвал странный судорожный звук. Кул догадался: рвало Джонсона. Свет в комнате Серафимы погас. Кул пошел на шум и нашел согнувшегося пополам Джонсона между засохшими стеблями кукурузы. Во мраке горы нависали над ними темной громадой.
– Ток, пошли спать.
Лицо толстяка забелело во мраке.
– Я думал, ты останешься с ней.
– Сегодня ночью ей ничего не хочется.
– Ты ошибаешься – ей хочется всегда. Но не меня. В один прекрасный день...
– Забудь, – посоветовал Кул. – Я сожалею, что пришлось тебя ударить.
Ток выпрямился и втянул полную грудь воздуха.
– Дай время, ты еще не так пожалеешь.
* * *
С рассветом Джонсон как ни в чем не бывало взялся за дело. Он тихонько насвистывал, пока они пили кофе, который принесла хозяйка. Серафина постаралась насчет ланча и в результате набрала небольшой сверток сандвичей с ветчиной. Когда они выехали на аэродром, туман окутал горы и намочил шоссе. К шести утра они уже снова были в воздухе и летели на запад, к Миссисипи.Они совершили две посадки, чтобы дозаправиться, прежде чем прилетели в Техас. Разговаривали мало. Ни Серафина, ни Джонсон ни словом не обмолвились о прошлой ночи. Техасский аэродром к западу от Хьюстона был чуть получше предыдущих. По соседству оказалась площадка для гольфа, предлагал свои услуги клуб и весьма приличный ресторан. Джонсон сказал, что хочет проверить мотор, но это не отнимет больше часа. А они тем временем могли бы выпить и поесть горячего.
Серафина отвергла мысль о ресторане – это привлекло бы лишние взгляды, поскольку после двух дней полета выглядели они не лучшим образом.
Она, пожалуй, поумнее нас обоих, – решил Кул и распрощался с надеждой принять душ. Истосковавшись по газетам, он купил в киоске на аэродроме одну из местных, но сообщений про убийство в ней не оказалось. Филадельфия была слишком далеко, чтобы интересовать техасцев.
Неподалеку от киоска стояла будка телефона-автомата. Кул видел, – Серафина что-то обсуждает с Джонсоном у самолета. Он не боялся, что они улетят без него; этого не случится, пока Серафина считает, что письмо Гидеона у него. Интересно, что бы случилось, узнай она, что он ее морочит? Этот вопрос он решил отложить до лучших времен.
После того, как они пересекли Миссисипи, стало теплее, и сейчас солнечные лучи пробивались сквозь разрывы в облаках. Кул разменял у киоскера деньги и отправился в здание клуба, чтобы поискать другой телефон. Так рано сохранялся шанс застать Элис в доме на Честнат-хилл.
Телефонистка в Хьюстоне обещала перезвонить, как только установит связь. Он заверил, что не отойдет от телефона. Пока он ждал, в будке становилось все жарче. Мимо прошла четверка игроков в гольф; на них были свитера и кепки с длинными козырьками. Их туфли с шипами металлически скрежетали по плиточному полу.
В воздухе гудели нескольких маленьких частных самолетов. Тут он услышал, как телефонистка в Филадельфии назвала его номер, его вдруг охватила паника, и он чуть не повесил трубку. Он совершил ошибку. Если звонок проследят, если ответит не Элис, полиция узнает, где он. Но вешать трубку было поздно. В любом случае им нужно поговорить. Сейчас это было для него важнее всего.
Телефонистка попросила:
– Опустите, пожалуйста, три доллара шестьдесят центов.
Дрожащей рукой Кул опустил двенадцать четвертаков и дайм – десятицентовик. Невыносимо громко прозвучал гудок, и телефонистка сказала:
– Говорите.
– Алло, Элис? – крикнул он и испытал счастливую слабость, услышав ее голос.
– Милый, я знала, это ты. Я ждала, не могла дождаться твоего звонка. Телефонистка сказала, ты звонишь из Техаса! Как...
– В доме есть кто-нибудь еще?
– Только Герберт. – Герберт был у Джорданов дворецким. – Он в кладовой. Милый, у тебя все в порядке?
– Да. Только очень мало времени. Скажи, что там произошло?
Ее голос на секунду пропал, затем вернулся:
– Просто ужасно. Все эти вопросы, которые мне задавали! Отец был в бешенстве, но держался изумительно! Сказал полиции, что они совершенно спятили, подозревая в чем-нибудь тебя. Милый, я так за тебя беспокоюсь!
– Как ты?
– Я думала, никогда не дождусь твоего звонка.