Айвори Джудит. Опрометчивый поступок

   Опять «в яблочко». Сэм почувствовал, что не может оторвать взгляд от мишени. Похоже, у него нет шансов.
   – Двадцать пять очков, – сказала Лидия и посмотрела на него испытующе. – Тогда зачем ты меня дурачил? Зачем строил из себя простого ковбоя, который только и умеет, что объезжать стада?
   – Потому что я умею объезжать стада. Я делал это раньше и когда-нибудь к этому вернусь. Охотно.
   Сэм подумал, что прошлого не вернуть. Не войти второй раз в одну и ту же реку, не получить привычного удовольствия от того, что когда-то радовало больше всего на свете. Пока Лидия посылала в мишень стрелу за стрелой, попадая в худшем случае в синее (она и в самом деле могла смело исключить не только белое, но и черное), он рассказывал про метельную зиму 1885-го и засушливое лето 1886-го.
   Трава тогда выгорела, и реки почти все пересохли, превратившись в каменистые овраги, дымившиеся пылью. А потом снова наступила зима, еще более метельная и студеная.
   – Худшей еще не случалось…
   Лидди стояла, уперев кончик лука в землю у ног. Сейчас, когда ее первый тур был закончен, она сосредоточилась на рассказе Сэма. Она смотрела ему в лицо, чуть закинув голову в соломенной шляпке с пучком перебираемых ветром перьев, и ему хотелось говорить и говорить до скончания века, чтобы быть единственным объектом интереса Лидди и вглядываться в ее внимательное, прелестное лицо.
   – Ну что же ты, продолжай! – поощрила она, когда он помедлил.
   – Это разбило отцу сердце. Я приехал помочь, чем мог. Скот тонул в сугробах, задыхался в буране, проваливался в расселины, до краев занесенные снегом, сбивался в кучки в руслах высохших рек. В конце концов часть животных померзла, часть погибла от голода прежде, чем их удалось отыскать. Когда оттепель растопила снег, открылись овраги, полные мертвого скота. Отец потерял девяносто процентов своих стад, и вскоре просто… угас. Получив ранчо, я первым делом занялся тем, на что никак не мог получить его согласие, – огородил пастбища, чтобы уже не опасаться за судьбу своего небольшого стада, я намеренно не стал его увеличивать и начал сам выращивать корма: люцерну, сорго, траву на сено. Отец сказал бы, что я «измельчал», но это был единственный способ поправить дело. Ранчо принадлежит мне по-прежнему, я оставил там управляющего. Надо сказать, мне неплохо удается сводить концы с концами.
   Сэм умолк и впал в задумчивость, но не настолько, чтобы не ощущать на себе взгляд Лидди, где любопытство смешалось с сочувствием.
   – Вот как… – протянула она. – Ты давно там не был?
   – Года два. – Сэм заставил себя встряхнуться. – Ну, что? Теперь ты сменишь гнев на милость? Разве я тебя не разжалобил?
   Лидди не отвела взгляда. Пока они смотрели в глаза друг другу, все было, как на пустошах. Но потом она сказала:
   – Держи лук, твоя очередь.
   Ничего не оставалось, как протянуть руку.
   – Долго ты жил на ранчо с отцом?
   – До шестнадцати лет. Мы не ладили друг с другом, просто не могли найти общего языка. Моя мать рано его оставила. Когда она умерла, бабушка привезла из Чикаго кое-какие ее вещи. Обратно мы поехали вместе.
   – А что ты говорил про железные дороги?
   – Мне удалось на них заработать.
   Теперь, когда они держали лук вдвоем, он стал как бы связующим их звеном. Лидия отвела с лица выбившуюся прядь, заправила ее под шляпку с украшением из перьев. Самое длинное и пушистое потянулось тонкими волосками за ее рукой.
   Как он мог когда-то счесть ее внешность заурядной? Как посмел оскорбить таким словом изысканную прелесть ее лица? В этих чертах не было ничего ординарного. И уж точно он никогда не встречал таких сияющих глаз.
   – Твоя очередь, – повторила Лидия.
   – А можно пару раз выстрелить для пробы?
   – Конечно. Кстати, хочешь это?
   Она пошевелила пальцами в кожаных наконечниках.
   – Зачем? Это для неженок, – надменно бросил Сэм.
   И промахнулся так позорно, что разразился бранью. Лидия смеялась, пока у нее не подкосились ноги.
   – Почему? – спросил он сердито. – Почему ты так стремишься меня выпроводить?
   Смех оборвался так внезапно, словно ей зажали рот.
   – А ведь верно, – проговорила Лидия с чем-то вроде запоздалого удивления. – Если ты уедешь, кто позабавит меня своими промахами?
   – Я не об этом, – настаивал Сэм. – Почему ты меня сторонишься? За что злишься на меня?
   – Ты это заслужил, – сказала Лидия, уже не улыбаясь и глядя в землю. – Понимаешь, я ненавижу лицемерие!
   Быть одним человеком, а строить из себя другого, стыдиться своих поступков и таить их. Когда ты здесь, все напоминает мне о том, какой я стала лицемеркой.
   – Значит, во всем виноват я?
   – Не ты, а пустоши! – со вздохом объяснила Лидия. Сэм понял, что она имеет в виду.
   – Милая, – начал он мягко, – не стоит себя обманывать. Ты говоришь, что пустоши превратили тебя в лицемерку, но так ли это? Ты лицемерила задолго до этого – и прекрасно с этим уживалась. Мое появление лишь сделало тайное явным: три дня ты была собой, своим истинным «я» и наслаждалась этим сверх всякой меры.
   – Ты все упрощаешь.
   – Разве? Я думал, наоборот. Ты хочешь быть такой, какой себе больше нравишься, и чтобы все одобрили и перемены в тебе, и каждый твой поступок, вплоть до мимолетной интрижки на пустошах. А этому не бывать.
   – Я хочу честно смотреть в глаза своим близким.
   – А быть честной в собственных глазах – это не важно?
   – Уезжай, Сэм! Ты заставляешь меня нервничать.
   Еще час назад Сэм отмахнулся бы от этих слов, счел бы их благовидным предлогом. Но в его присутствии Лидия стреляла раз от разу хуже: от желтого – к красному, от красного – к синему. Возможно, в ее словах была доля правды.
   Ну, а его меткость улучшалась от одного пробного выстрела к другому. Стоило начать первый тур, как стрела вонзилась в желтый круг. Сэм уставился на нее, не веря своим глазам и не находя ни единого хлесткого замечания, достойного этой маленькой личной победы. Хотелось, чтобы Лидия как-то отреагировала на то, чему, конечно, не суждено было повториться.
   Сэм покосился на девушку. Она в изумлении смотрела на мишень, потом перевела взгляд на Сэма.
   – Неплохо…
   Тон ее означал прямо противоположное. «Ах, Лидди, Лидди», – подумал Сэм.
   – Ты не рада за меня? ' – Я просто в восторге.
   Следующий выстрел мало порадовал Сэма и доставил Лидии гораздо больше удовольствия. Тем не менее за первый тур ему удалось дважды угодить в красный круг, один раз в синий и также в белый (что, как он напомнил, засчитывалось). Он набрал двадцать девять очков и тем самым отстал на восемь. Не так уж плохо для человека, много лет не имевшего дела с обычным луком и никогда – с длинным уэльским. Это было отличное оружие, и стрелять из него доставляло удовольствие. Сэм надеялся, что в следующем туре управится с ним еще лучше и что Лидия, разнервничавшись окончательно, начнет допускать промахи.
   Когда он протянул ей лук, их пальцы соприкоснулись. Оба вздрогнули. Нервничала не только Лидия. Вот некстати! Он внимательно следил за тем, как она прилаживает стрелу и натягивает тетиву. Движения были обдуманными, точными, и наблюдать за ней в эти минуты было наслаждением.
   Волшебно! Сэм повернулся к мишени. У него вырвался невольный возглас восхищения: стрела вонзилась «в яблочко» и сбрила часть оперения у одной из торчавших там стрел. Голубое пятнышко медленно опустилось на траву. Лидии не откажешь в мастерстве.
   – Ты просто молодчина!
   Большие лучистые глаза на миг обратились к нему и тотчас потупились, изящно очерченные скулы порозовели.
   Сэм продолжал упорно смотреть на Лидию. В конце концов краска разлилась по всему ее лицу и даже по шее.
   – Ты отлично управляешься с луком, – искренне заверил он.
   Когда Лидия снова приложила стрелу, Сэм поспешно отыскал языком свой «счастливый зуб» и прикрыл глаза. Он ни минуты не сомневался, что еще девять очков ей обеспечено. А между тем он не мог позволить себе проигрыш. Только в этот момент Сэм сообразил, что не обговорил свой возможный выигрыш просто потому, что на ум не пришло ничего благопристойного. Ну, а Лидди не сочла нужным обсуждать то, чего все равно не случится. Чтобы поднять этот вопрос, лучшего момента было не найти. Пусть подумает на эту тему, пусть понервничает!
   – Послушай, Лидди, вот что пришло мне в голову. Если я выиграю, мне ведь придется потребовать приз, и тогда уже поздно будет его обсуждать. Сделаем это сейчас.
   – В виде приза ты останешься в нашем доме.
   – Я останусь и так. Не забывай, что я приглашен.
   – Зачем беспокоиться о призе? Ведь тебе ни за что не выиграть! – И Лидия натянула тетиву.
   – Ну нет, побеспокоиться следует, хотя бы для проформы. – По движению ее мышц Сэм понял, что стрела вот – вот будет выпущена, и поспешно закончил: – Ты со мной переспишь!
   Раздался пронзительный свист, и оба дружно вытянули шеи. Стрела торчала в синем кругу. Еще чуть левее – и это был бы черный.
   – Что ты сказал? – спросила Лидия с нервным смешком. У нее был вид благовоспитанной леди, которая услышала
   непристойную шутку и не знает, как на нее реагировать.
   – Я сказал, что ты проведешь со мной ночь, – с готовностью пояснил Сэм и мстительно добавил: – До самого утра.
   С тем же успехом он мог бы сказать – сутки, месяц или год. Лидия явно не собиралась принимать его условие, но он на это и не рассчитывал.
   – А что такого? – спросил он, когда она задохнулась от негодования. – Раз уж я, проиграв, буду вынужден увеличить расстояние между нами на целый океан, придется тебе сократить его в случае проигрыша до одной постели.
   – Ни за что!
   – Ладно, как скажешь, – миролюбиво согласился Сэм. – Тогда вот какое предложение: если проиграешь, отдашь мне прямо здесь свои туфли, чулки, подвязки и панталоны. Да, и шляпку! Ради тебя я пожертвовал своим нижним бельем, мой стетсон тоже в твоих руках, так что это будет справедливый обмен.
   Он говорил и говорил, только чтобы не дать Лидии прицелиться раньше, чем у нее задрожат руки. Нередко исход переговоров зависит от умения выиграть время!
   – Ну, что скажешь? Заметь, я не настаиваю на совместной ночи. Уступи же мне хоть в чем-нибудь!
   – О моих панталонах можешь забыть! – Лидия отвернулась, всем видом выражая оскорбленную добродетель. – Проси чего-нибудь другого.
   – А я другого не хочу! Я же не прошу тебя раздеться догола и в таком виде вернуться домой! Подумаешь, пройдешься босиком. Не такая уж это большая цена за выигрыш новичка.
   Лидия все-таки посмотрела на него, и это был беспокойный взгляд.
   – Я знаю, чего ты добиваешься, – процедила она сквозь зубы. – Хочешь, чтобы я промахнулась! Даже и не старайся – не выйдет.
   – Ладно, умолкаю, – кротко согласился Сэм.
   Уже прицелившись, Лидия вдруг опустила локоть и взялась поправлять стрелу. Потом ее не устроил угол наклона лука. Недавняя уверенность исчезла, движения стали суетливыми, наконец она как будто приготовилась к выстрелу.
   – Так ты согласна или нет? – спросил Сэм. – Извини, что мешаю, но ведь надо же нам прийти к какому-то соглашению! Что же мы, так и будем состязаться, не обговорив всего? Сама же потом пожалеешь!
   – Да? – хмыкнула Лидия и адресовала ему косой взгляд. – С чего бы это мне жалеть? Ведь проиграешь ты.
   Наступило молчание. Стрела торчала в черном кругу. Это был худший выстрел Лидии за целый день. Сэм едва не заулюлюкал от радости.
   – Какая жалость! – сказал он с каменным выражением лица, но потом кое-что припомнил и прыснул. – Черное! Вот дьявол, черное! С тем же успехом ты могла бы пустить стрелу в небо!
   Лидия повернулась, очень медленно, держа лук на изготовку. Если бы в нем была стрела, Сэм поспешил бы отпрыгнуть – такая ярость была в ее искаженных чертах. Что ж, он знал, на что шел, знал о ее бешеном темпераменте.
   – Ты смошенничал! – прошипела Лидия.
   – Интересно, в чем? Ты завела разговор, а когда я его поддержал, то я же и мошенник.
   – Довольно! Для меня разговор окончен.
   – Ну и пожалуйста, – сказал Сэм и подмигнул.
   За три выстрела из пяти Лидия выбила лишь четырнадцать очков и уже никак не могла набрать за этот тур больше тридцати двух. Такая цифра была по силам и ему, вот только сам он мог добавить к этому лишь двадцать девять очков, а Лидия – тридцать семь. Они все еще были в неравном положении.
   – Напоминаю, – начал Сэм, когда она потянулась через плечо в колчан, – ты так и не сказала, согласна или нет.
   Она не ответила, просто приложила стрелу.
   – Я имею в виду твои панталоны. Если проиграешь, снимешь их здесь же, где стоишь, и отдашь мне. И, чур, не увиливать! '
   Ему удалось перебить Лидии весь настрой. Она повернулась, хотя и досадливо поморщилась.
   – Я этого не сделаю. Это немыслимо! Ты не можешь требовать от меня такого… такого интимного поступка! Хотя это и не важно, соглашусь я или нет, потому что все равно выиграю, мне не нравится вести разговор на эту тему. Раз и навсегда – нет!
   – Это нечестно.
   – Вот еще!
   – Конечно. Ты потребовала в случае проигрыша моего отъезда. Мне это совсем не по душе, и все же я принял твое условие.
   – Боже! Мы будем состязаться или нет?
   – Будем, как только ты ответишь согласием. – Лидия ограничилась свирепым взглядом. – Ты сама сказала, что твое согласие или несогласие не имеет значения. Ну что тебе стоит ублажить хотя бы мои дерзкие фантазии? Можешь даже не открывать рта, просто кивни.
   Голова ее сделала одно короткое скованное движение вниз – вверх, с некоторой натяжкой это можно было принять за кивок.
   – Отлично, можешь стрелять, – смилостивился Сэм.
   Он умолк. Слова уже сделали свое дело, настала очередь многозначительного молчания. Он надеялся, что воображение Лидии разыграется – по крайней мере его собственное разыгралось не на шутку. Каково ей будет бродить без панталон и чулок, босиком и без головного убора здесь?
   Он стоял и грезил наяву, не спуская взгляда с Лидии уже не потому, что наслаждался ее мастерством. Теперь ему было все равно, куда летят стрелы, пусть даже в белый свет, как в копеечку. Самым главным сейчас было видеть гордый поворот головы в изящной шляпке с пучком перьев, движение руки, натянувшей тетиву, легкое колебание всего тела, когда тетива отпущена. Он блаженствовал, размышляя над тем, в самом ли деле Лидия вскоре частично разденется для него. Неужели это и впрямь случится? Даже на пустошах, под простеньким дорожным платьем, ее нижнее белье было верхом изящества, сплошные ленты и кружева. Что ожидает его теперь? Но в любом случае оно будет хранить тепло ее пышных ягодиц!
   Ах, эти ягодицы! С ним, должно быть, что-то не в порядке, иначе с чего бы постоянно думать на эту тему? Как бы то ни было, Сэм хорошо помнил данную часть тела Лидди: как она круглилась пониже поясницы, какой шелковистой и упругой была на ощупь и как восхитительно переходила в… о Господи!
   Тем временем Лидия дважды попала в белый круг и теперь стояла, глядя на мишень и кусая губы от безмерной досады. Принимая лук, Сэм спешно подсчитывал, с чем ему придется иметь дело. Желтое, синее, черное и два белых. Если учесть выторгованную фору, оставалось выбить двадцать три очка.
   Увы, позволив мыслям странствовать, он и сам растерял нужный настрой. Похоже, у него начиналась горячка, поскольку теперь день казался чуть не вдвое жарче. Первая стрела просвистела мимо мишени, две другие попали в черное и красное. Лидия поцокала языком, не скрывая злорадства. Сэм напомнил, что это все-таки десять очков, она отпарировала, что этого недостаточно для победы. Мысленно он был 287
   полностью согласен, а если честно, вообще не мог понять, как ухитрялся попадать в цель – ведь голова у него шла кругом. Цель! Что за глупое название! У него совсем другая цель и совсем другое оружие, чтобы в эту цель попасть!
   Однако оставалось еще два выстрела. «Ну, приятель, – приказал себе Сэм, – забудь о том, как снимают панталоны. Зарабатывай очки!» Он тщательно прицелился, выстрелил – и едва сумел попасть в синее. Лидди захлопала в ладоши.
   – Похоже, победа будет за неженкой! – И она пошевелила перед ним пальцами в кожаных наконечниках.
   «Господи, дай мне попасть в красное!» – взмолился Сэм.
   Его последняя стрела вонзилась в желтый круг. И он сам, и Лидди на миг остолбенели, потом он захохотал диким восторженным смехом. До этой минуты он не сознавал всей силы владевшего им напряжения, но теперь, когда оно разом отхлынуло, весь покрылся испариной. Он хохотал, сознавая, что это низкий, грязный смех, что весь его радостный подъем низок с точки зрения настоящего джентльмена, но был не в силах остановиться, да и не хотел.
   – . – Твои панталоны теперь принадлежат мне, – сказал он Лидди, как только успокоился. – Снимай!
   – Шутишь? – спросила она с надеждой.
   – И не думаю.
   – Но ведь, по существу, победила я! Если бы черное и белое засчитывалось…
   – Ты сама предложила фору, так что и обсуждать нечего. Лидия огляделась с таким видом, словно за каждым кустом кто-то прятался.
   – Нас могут увидеть.
   – Можешь раздеться в роще. И поживее, я жду свой выигрыш!
   – У тебя нездоровый интерес к нижнему белью, – заявила Лидия, подбоченившись.
   – Что же в нем нездорового? – резонно осведомился Сэм.
   – Требовать белье в виде выигрыша нелепо и постыдно!
   – Правда? А я почему-то не чувствую стыда. Короче я делаю немедленно получить все то, что мне обещано: чулки, подвязки, туфли, шляпку… – Он нарочно помедлил и со вкусом произнес: – И панталоны.
   Он отвесил поклон и сделал широкий жест в сторону рощи, думая: ради таких минут и стоит жить! Лидия испепелила его взглядом. Он ничуть не смутился.
   – Прошу покорно проследовать в рощу, миледи! Под деревьями вам будет удобно без помех избавиться от нижнего белья. Можете не торопиться, этим вы только доставите мне удовольствие.

Глава 18

   Все мы рабы мелких радостей жизни, но когда сталкиваемся с подлинным наслаждением, то не колеблясь поступаемся ради него всем остальным.

Сэмюел Джереми Коди. «Техасец в Массачусетсе»

   «Помнится, отец говорил о том, что мужчина нуждается в поощрении», – подумала Лидия с едкой иронией.
   – Ни туфли, ни шляпку ты не получишь! – заявила она. – Если их у тебя увидят, то люди п – п – подумают…
   Бог знает почему, это ужасно развеселило Сэма. Когда он несколько успокоился и отер глаза, то сказал:
   – Ладно, я не жадный, оставь туфли и шляпку на себе. Могу уступить еще подвязки и чулки. Меня устроят одни панталоны.
   – Нет!
   В улыбке Сэма появилось что-то опасное, хищное, отчего Лидия попятилась.
   – Вот что, милая! Я пошел на большой риск, когда принял твое условие, ведь мне пришлось бы объясняться с госдепартаментом Соединенных Штатов, не говоря уже
   о президенте Мак-Кинли. Если помнишь, я был близок к проигрышу. Одним словом, не ломайся и честно плати по счету. Я бы так и поступил.
   Она попробовала отшутиться:
   – В таком случае ты честнее меня!
   – Ах вот как ты заговорила! Что ж, значит, мне предстоит сделать тебя честной женщиной. А теперь снимай их, не то я сам это сделаю.
   – Ты не посмеешь! Это уж слишком, Сэм. Довольно и того, что ты по-прежнему будешь маячить у меня перед глазами. – Она все еще не могла постигнуть все значение собственного проигрыша. – И зачем только я дала тебе фору!
   – Жалеешь? Не стоит, я ее тебе верну. У тебя есть пять секунд времени на то, чтобы задать стрекача. Если поймаю, панталоны мои.
   – Боже мой, нет! – Раз.
   – Я не хочу! – Два.
   – Это нечестно!
   – Три.
   – Дьявольщина!
   Лидия сорвалась с места и бросилась к роще, за которой был дом. Слово «четыре» она уже не услышала, просто потому, что Сэм его не сказал. Он рванулся следом.
   – Мошенник! – крикнула Лидия на бегу. – Мошенник, мошенник, мошенник!
   Она вложила в бегство все свои силы, но под первым же деревом была схвачена за подол. Ноги запутались и подкосились, мужская рука обвилась вокруг талии, и Сэм на ходу прижался к ней сзади всем телом. Толчок заставил Лидию окончательно потерять равновесие. Она повалилась вперед, крича: «Мошенник!»
   Еще в падении Сэм попробовал повернуть ее лицом к себе. Еще бы, ведь он хотел опрокинуть ее на спину и навалиться сверху! Лидия поклялась себе, что не допустит
   этого, как бы он ни старался. Они упали ничком, и Сэм пригвоздил ее к земле. Немного побарахтавшись, Лидия уронила голову в редкую траву.
   – Дьявольщина… – глухо проговорила она.
   Она не могла пошевелиться, колчан со стрелами уперся ~ей в лицо. Оба притихли, слышалось только их учащенное дыхание. Почва среди корней – йоркширский суглинок – была влажной и пахла сыростью. И еще рядом пахло Сэмом, чья щека прижималась сверху к макушке Лидии.
   – Неприлично говорить «дьявольщина», – прошептал он. Широкая грудь Сэма ощущалась всей спиной как нечто
   бугристое, твердое, его живот был в районе поясницы, а бедра давили на ягодицы.
   – Позволь мне подняться, – тихо попросила Лидия. – Отпусти.
   Ответа не последовало, только прядь волос соскользнула у него со лба, пощекотав ей висок. Волосы Сэма пахли лесом: сосновыми иглами и корой, – а кожа хранила аромат мыла, которым он умывался этим утром. Лидии запах был знаком: отец всегда заказывал для себя этот сорт мыла. Сэм Коди пах мылом ее отца, их домашним мылом, и это шло вразрез с тем, что с ними» сейчас происходило. Сквозь одежду Лидия ощущала, как твердеет его плоть. И он даже не пытался это скрыть! Он был в их доме гостем, был приглашен и принял приглашение, но он предъявлял на нее права, завоеванные на пустошах. Это попросту не укладывалось в голове.
   Сэм подвинулся на бок и осторожно освободил Лидию от колчана с оставшимися стрелами. Потом вернулся в прежнее положение – нога его ухитрилась втиснуться между ее ног. Он повозился, устраиваясь поудобнее, и так же неторопливо втиснул рядом вторую ногу. Впрочем, что значит «втиснул»? Его мягкому нажиму невозможно было противиться. Потом он раздвинул ее ноги своими, насколько мог.
   – Неприлично, правда?
   – Чт-то?
   Неприлично? Это было упоительно! Лучше, чем все самые смелые воспоминания. В этом было поистине неземное! блаженство! Кровь, казалось, вскипела в жилах, чего не случалось со времени пустошей.
   – Я говорю, «дьявольщина». – неприличное слово для леди.
   – А я его и не употребляю… почти, – пробормотала Лидия, уткнувшись лицом в землю. – По крайней мере не вслух. – Она еще немного подумала и почти простонала: – Ни с кем, кроме тебя!
   – Я тоже до тебя его не употреблял. Хотя мне можно. Если так и дальше пойдет, знаешь, в кого ты превратишься, Лидди? В портового грузчика. Интересно, придется ли это по вкусу английским джентльменам.
   – Позволь мне подняться!
   – Не раньше, чем получу твои панталоны.
   – Ты не можешь всерьез этого требовать!
   – Отчего же, могу. И требую.
   – Мне тяжело!
   Это заставило Сэма чисто механически приподняться на локтях. Лидия уперлась ладонями в землю, оттолкнулась и извернулась, чтобы бросить через плечо возмущенный взгляд.
   Это была ошибка, ужасная ошибка! Когда она изогнулась, ниже пояса по-прежнему крепко прижатая к земле тяжестью мужского тела, она испытала… Сэм был чертовски красив с этим своим загаром, широкими плечами и крепкой шеей, но дело было даже не в этом. Лидию обезоружил знакомый жар его тела, запах его разгоряченной кожи. Вдохнув его, она словно перенеслась на две недели назад, в пустоши. Ей захотелось тереться об него лицом, всем телом, чтобы пропитаться чудесным запахом желанного мужчины, прильнуть щекой к его плоскому, твердому животу и сомкнуть губы на его плоти.
   Лидия облизнула внезапно пересохшие губы и снова прижалась лбом к земле. Не нужно было смотреть на Сэма, когда он так близко. Это поворачивало время вспять.
   – Я хочу, чтобы ты уехал, и как можно скорее! – сказала она с отчаянием.
   – Да – я не забыл, но проиграла ты, – напомнил Сэм и продолжал с большим жаром, чем можно было ожидать: – Ты портишь мне все удовольствие от выигрыша! Делаешь все, чтобы я почувствовал себя негодяем!
   – А кто ты, по-твоему?
   – Только в твоих глазах, потому что явился непрошеным гостем и выиграл твои панталоны. – Он хмыкнул. – Так кто же будет их снимать, ты или я?
   Не удержавшись, Лидия снова покосилась через плечо и сердито вздохнула. Во всем этом была какая-то чудовищная несправедливость! Сэм обошел ее по всем статьям. Нужно было выкручиваться, но она не знала как.
   – Дипломаты так себя не ведут, – укорила она, так ничего и не придумав.
   – Я веду.
   – Ну, значит, ты прославишься в веках!
   Сэм приподнял кисть ее руки, как делают, собираясь галантно приложиться к ней губами. Но он лишь отстегнул на запястье кожаный ремешок и один за другим начал снимать с пальцев наконечники. На губах его появилась легкая улыбка.