Страница:
На обсуждение «Баллады о солдате» приехал Григорий Чухрай (у меня тогда училась его внучка). Так я показал ему сочинения. Потом он прислал мне письмо:
Вот Леонид Радзиховский считает, что
А забывать по них опасно. Об этом сильно сказано в легенде о манкуртах в романе Чингиза Айтматова «И дольше века длится день».
Да, конечно, историческая память истончается, и восстановить разорванную связь времен бывает трудно, тем более когда ее то и дело рвут из конъюнктурных соображений, которые и сами по себе постоянно рвутся и исчезают.
Года два назад я провел с собой такой вот мысленный эксперимент. Вот сейчас у нас 2009 год. Война закончилась в 1945-м. Между моими сегодняшними учениками и годом окончания войны 64 года. Я окончил школу в 1948 году. Вычтем из этой даты эти же 64 года. Получим 1884. На троне Александр III. Еще не родились Ахматова, Цветаева, Маяковский, Пастернак, Есенин, Шолохов, Чехов еще не написал свои великие пьесы. Еще нет Художественного театра. Лев Толстой еще не написал «Воскресение» и «Хаджи-Мурата». Еще нет такого писателя – Максима Горького. Ленину четырнадцать лет. Сталину – пять. Октябрь будет через 33 года. Подумайте, каким должно быть для меня и моих одноклассников это время.
И все-таки, и все же, и тем не менее я не могу смириться с тем, что уходит из жизни, – я имею в виду реальную, а не официальную жизнь, какие-то даты, рубежи, святыни.
Кончается 2007/2008 учебный год. Позвонила знакомая учительница из Подмосковья. В разговоре она упомянула, что у них 22 июня выпускной вечер.
– Как двадцать второго июня? И в этот день ученики будут веселиться, петь, танцевать, развлекаться? Кто это так назначил?
– Директор школы.
На другой день у нас в школе большая группа выпускников защищала рефераты по литературе. Это лучшие ученики. Перед экзаменом спрашиваю: «Но почему в нашей школе так неудачно назначали выпускной вечер: на понедельник двадцать третье? Не лучше ли было бы для ваших родителей воскресенье двадцать второе?» – «А, наверное, на двадцать второе уже все места в ресторане были заняты». – «Так ведь во всех школах Москвы выпускной вечер будет проходить двадцать третьего…» Молчат растерянно. А я вспоминаю стихи Константина Симонова:
Что делать? Достаю телефон Аллы Гербер. Все-таки член Общественной палаты. Президент фонда «Холокост». Гербер сразу же понимает, несколько непристойна и неприлична эта история. И спрашивает меня: «Так что же делать? Они ведь не отменят». Я отвечаю, что есть только один выход: нужно, чтобы несколько уважаемых евреев, в том числе фронтовики и знающие про Холокост «не понаслышке, не из книжки», пришли к началу этого шоу и сказали, что именно 22 июня начался стремительный путь к Бабьему Яру и долгая дорога к освобождению Освенцима. Не говоря уже о том, что репортаж об этом шоу мог бы стать украшением любого антисемитского издания. Так что нужно разойтись. Говорю, что сам я готов пойти, хотя, конечно, понимаю, что нас могут сдать в милицию за разжигание межнациональной розни и хулиганские козни против еврейского счастья. Гербер отвечает, что она все узнает и завтра мне перезвонит. На другой день говорит мне, что звонила всем, кому только можно. Они отвечают, что это, конечно, неувязка, что отменять не будут, но что и на вечере, и через газету принесут свои извинения. В газете извинений не было. Думаю, что и на вечере тоже.
«Плохи дела, – сказал мне одна знакомая, – если даже евреи забыли про двадцать второе июня». Но дело тут, естественно, не только в евреях. 14 августа 2008 года читаю письмо в газету «Известия»: «Уважаемые известинцы! Недавно Москва принимала этап “Большого шлема” мировой серии игр Swotch-five по пляжному волейболу. Зрелище весьма эффектное – стройные и загорелые спортсмены, быстрая смена ситуаций, накал страстей. Красота! Но я с изумлением обнаружил, что соревнование происходит… на территории мемориального комплекса “Парк Победы на Поклонной горе”. Игровая площадка – прямо на главной аллее комплекса: просто закрыли рекламными щитами стелы с надписями – “1941 г., 1942 г., 1943 г.”, присыпали их песком, и играй, Вася!» Если я не ошибаюсь, в 2009 году все то же самое и на том же месте.
Всю свою жизнь я прожил недалеко от Министерства просвещения, как оно тогда называлось. И с восьмого класса регулярно ходил туда в книжный киоск, где еще школьником покупал журнал «Литература в школе» с самого первого номера, когда его издание возобновилось после войны. Потом, уже учителем, ходил в библиотеку, где были вся советская педагогическая периодика и все толстые журналы. (Недавно спросил у охранника в здании Министерства образования и науки: «Где у вас тут библиотека?» Он был удивлен: «Нет у нас библиотеки». А была огромная, на сто тысяч томов.) Так что хорошо помню в вестибюле мраморные доски с именами погибших на фронтах сотрудников тогда наркомата просвещения. Потом в это здание въехал Рособрнадзор, тот самый, который главный по ЕГЭ в нашей стране. А потом и его выселили: на здание рядом с Чистыми прудами и двумя станциями метро положил глаз какой-то очень высокий начальник. Думаю, что мемориальные вещички из кабинета Луначарского прихватили с собой. А вот доски с именами погибших бросили. Говорят, что строители их сбили, раскололи и – в мусор. Я рассказал обо всем этом в «Учительской газете» 21 октября 2008 года. Ну и что? А ничего. Ни ответа ни привета. Вот если бы это было в Эстонии…
Зато именно эти люди учат нас, учителей, как воспитывать патриотизм. Вот темы школьных сочинений по литературе для экзаменов, утвержденные Рособрнадзором в том же самом 2008 году. Тут и «Жизнь скучна без нравственной цели», и «Сила влияния нравственного выше всяких сил», и «Человеку нельзя жить без родины, как нельзя жить без сердца», и «Патриотизм, чей бы то ни было, доказывается не словом, а делом», и «Стремиться к высокой цели низкими средствами нельзя», и «Святыни бывают разными, и различна их иерархия. Но бесспорно среди них место Родины».
Патриотизм – это не слова. В романе Льва Толстого «Война и мир» выспренние патриотические фразы произносят те, кто совершенно равнодушен к судьбам родины. На Бородинском поле Пьер Безухов видит в солдатах и офицерах «скрытую теплоту патриотизма». Это «скрытая» очень важно для писателя, и он повторяет это слово и в другом месте. Этот скрытый патриотизм «выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты». А Наташа Ростова вообще обиделась на сказанное о ней «Вот так патриотка».
Потому что патриотизм – это не слова, а чувства. И, главное, поступки, поведение, линия жизни. Но пока скажем о том, с чего все начинается – с переживаний и чувств. У меня есть фотография ребят нашего двора, сделанная до войны. Все, кто ушел на войну, не вернулись. Я помню свой первый учительский класс – класс почти без отцов. Лет через десять после войны мы шли на байдарках по Угре. Однажды остановились у огромного, высокого песчаного берега. Там – высоко – лес. Ребята мне говорят: «Поднимись наверх, посмотри, есть ли место для палаток. А то придется зазря байдарки переть так высоко вверх». Взобрался и оцепенел: ни одного живого клочка леса – только окопы, ходы сообщения, вся перерытая земля. Я потом увижу эти места под Юхновым в романе Константина Симонова «Живые и мертвые» и в фильме по этому роману. Но ничто так не потрясло душу, как тогда увиденная перерытая войной земля.
Через много десятилетий я был в Нальчике. Поехал на экскурсию в Приэльбрусье. Приехали. Небо было чистое. Поднялись на подъемнике и увидели Эльбрус. И тут не умом, даже не сердцем, а не знаю чем – печенками, селезенками, всем нутром своим – я почувствовал, на краю какой бездны мы стояли: ведь на Эльбрусе немецкие альпинисты укрепили фашистский флаг. Все знал, про все читал, что всего ничего оставалось до центра добычи нефти в то время – Баку. А все-таки это видение Эльбруса с фашистским флагом заставило вздрогнуть. Наверное, историю нужно не только знать, но и пережить.
Но как приобщить к этому сопереживанию наших нынешних учеников? Сказала же мне моя ученица: «Для нас война – это как былины».
В 2008 году по телевизору показали фильм «Мы из будущего» (режиссер А. Малюков). Договорился со своими учениками, что 9 мая они этот фильм посмотрят. Посмотрели почти все. И не успел я войти в класс после праздников, как сразу же: «Вы видели?». Тут же на уроке мы обратились к кинофильму. Тем более что фильм понравился, его с успехом демонстрировали в кинотеатрах, хорошо раскупались диски, в Интернете шло заинтересованное обсуждение. Картина задела молодую аудиторию. Чем?
Герои фильма – четверо «черных следопытов». Один из них носит кличку Борман. Другой – Череп, и на плече у него полусвастика. Они ведут раскопки в местах боев, чтобы потом продать найденные медали, знаки отличия, немецкое оружие, документы. И тут происходит нечто необыкновенное: нырнув в озеро, они выплывают на другой берег уже в 1942 году, когда здесь идут ожесточенные бои, и оказываются их невольными свидетелями и даже участниками.
Что же привлекло вас в фильме, чем он понравился? – Самая идея столкнуть разные времена. – Возможность переживать за тех и этих людей. – То, что чернокопатели увидели себя в том времени, в войне, на которой они и делали свой бизнес. – Заставляет каждого зрителя взглянуть в чужую жизнь, задуматься.
Это фильм не только и даже не столько о войне. Его главные герои – четверо современных молодых людей, которые увидели себя в зеркале войны. И фильм прежде всего про них, про нас, про то, что с нами происходит. И вот что важно: на первый взгляд подонки (их ровесники в это же самое время разыскивают и откапывают безымянные могилы, чтобы похоронить погибших, и даже иногда находят родственников), пройдя ад войны, открывают в себе подлинное и настоящее. Мертвая вода войны оказалась для них живой водой обновления и возвращения к надежде на достойную жизнь. К какой, фильм не показывает. Но есть то, что Достоевский назвал возможностью «выделаться в человека».
Это хороший урок для педагога: главное ведь не просто показать то, что было, а прежде всего состыковать это «было» с настоящим, сегодняшним, современным.
А 10 октября 2009 года в Москве прошел отборочный матч на чемпионат мира по футболу между командами Германии и России. На стадионе был растянут огромный, во всю трибуну, баннер, на котором воспроизведен легендарный плакат 1942 года «Родина-мать зовет». В тот же день газета «Московский комсомолец» (о чем я не сказал своим ученикам) на первой полосе поместила рисунок по плакату с текстом: «Родина-мать зовет одуматься». Не одумались. Баннер увидели миллионы телезрителей, смотревших матч.
Через две с половиной недели, показав этот самый плакат работы Иракли Тоидзе, предлагаю двум десятым классам за один урок написать, как они относятся к такому сюжету, вызвавшему в обществе разное отношение. В тот день в двух десятых классах было 40 человек. Писали с большим интересом.
6 человек (15%) считают, что такая поддержка игроков своей страны оправдана. Послушаем их аргументы.
Десять человек (25%) говорили о том, что в «Лужниках» играли не те немцы, которые в 1941-м напали на нашу страну.
А одна ученица вообще вышла за пределы этого сюжета:
А в тексте заметки рассказывается и не про такое. Магазин «Федорина радость» распространил листовку, на которой «Родина-мать» помещена рядом с выражением «Халява прет!» В Санкт-Петербурге в преддверии Дня Победы один из ночных клубов города выпустил листовки с изображением малоодетых девиц на фоне символов Великой Отечественной.
Чухрай в письме ко мне написал, что задание, которое я тогда дал своим ученикам, «помогло им задуматься, что значит для них – для них лично – история их страны». Вот и это небольшое задание было направлено на это же: что значит для них лично. К сожалению, часто все направлено на другое: на то, что напишут, что ответят, что вручат. У нас порой нет ясности в элементарных, казалось бы, вопросах.
В апреле 2009 года в Государственной Думе проходили слушания о патриотической оставляющей в новом стандарте по истории и литературе. О самом стандарте говорить ничего не буду. Скажу лишь, что от термина «стандарт по литературе» мне становится нехорошо: несочетаемые это слова. Ну ладно. Но в чем же эта самая патриотическая составляющая в преподавании литературы?
Ну, «Бородино» – это понятно. А как быть с «Выхожу один я на дорогу…»? Или уж тем более со стихотворением «Валерик»? Ну, «На поле Куликовом» – это опять же ясно. А что делать в этом смысле с «Незнакомкой»?
А с «Мертвыми душами», «Историей одного города», – тут ведь проблемы. Ведь в изданном в 2008 году «Просвещением» новом учебнике «Обществознание. Глобальный мир в XXI веке» на 75-й странице сказано ясно и однозначно: «Патриотизм – чувство гордости за свою нацию и стремление ее возвеличить». Возвеличить! Эта философия и питает темы «патриотических» сочинений в школе. То ли дело у Даля: патриот – любитель отечества, ревнитель о благе его.
Ну тут хоть сам Гоголь нам в помощь. В конце «Мертвых душ» он отвечает на обвинение «со стороны некоторых горячих патриотов, до времени покойно занимающихся какой-нибудь философией или приращением на счет сумм нежно любимого им отечества, думающим не о том, чтобы не делать дурного, а о том только, чтобы не говорили, что они делают дурное».
У русской классической литературы нет патриотической составляющей. Ибо, если признать, что она есть, то придется сказать, что существует и непатриотическая ее составляющая. Вся русская классика во всей своей полноте есть составляющая русского, российского патриотизма.
Однажды, выступая с чтением своих стихов, Александр Блок получил записку: «Прочтите стихи о Родине». Он даже растерялся: «Они все о Родине». Во время войны Анна Ахматова написала стихотворение «Мужество», в «патриотической составляющей» которого не усомнится никто:
Ведь вся суть того, что делает школа, не только и даже не столько в том, что ученик за годы учения выучивает, узнает, что, конечно, очень важно, а в том, как формируется он как человек и каким человеком становится.
«Взволновало меня то, что ваши ученики, сами того не сознавая, показали, как глубоко, как органично живет в них память о прошедшей войне. Некоторые шедевры из их сочинений взволновали меня до слез. Какие точные, какие емкие детали отобрала народная память! (Например то, как отец ел суп из лебеды, хвалил, а сам плакал. Такого не придумаешь, хоть проглоти перо!)С авторами этих сочинений я встретился через двадцать лет после окончания школы в том же самом кабинете литературы, где мы с ними проводили уроки. Перейдет ли от них к их детям (а у одной их уже четверо) то, что перешло к ним от их родителей вот так же личностно? Да и нужна ли сегодня эта память о былом?
Задание, которое вы дали своим ученикам, помогло им задуматься, что значит для них – для них лично – история их страны. Многие из них поняли, что она не абстракция, что она восходит к ним от родителей, а от них перейдет к детям…»
Вот Леонид Радзиховский считает, что
«внучек и правнучек должны интересоваться девочками, мотоциклом и институтом, а не делами прабабушки. А если внучек занят только тем, что ходит вокруг прабабушки и спрашивает: “Что ты делала 65 лет назад?” – то это психически больной внучек. Это несчастье для семьи»[7].Но ведь собираются каждый год петербуржцы на Мойке около дома Пушкина, чтобы почтить день и час его смерти. А он от них куда дальше, чем пра-, пра-, пра-… И отмечают же французы 14 июля, хотя уже давно ушли от революционных страстей тех лет. А японцы – день и час Хиросимы. И миллионы христиан всего мира каждый год вновь сопереживают Рождество Христа и Воскресение Его. И, в конце концов, ведь читаем же мы и сегодня «Войну и мир», «Тихий Дон», «Доктора Живаго», «Реквием», «Один день Ивана Денисовича», «Василия Теркина», «Жизнь и судьбу». Почитайте как-нибудь сочинения современных школьников со всех концов страны, которые они присылают на конкурс «Мемориала», про этих самых пра-, пра-, прабабушек и дедушек.
А забывать по них опасно. Об этом сильно сказано в легенде о манкуртах в романе Чингиза Айтматова «И дольше века длится день».
Да, конечно, историческая память истончается, и восстановить разорванную связь времен бывает трудно, тем более когда ее то и дело рвут из конъюнктурных соображений, которые и сами по себе постоянно рвутся и исчезают.
Года два назад я провел с собой такой вот мысленный эксперимент. Вот сейчас у нас 2009 год. Война закончилась в 1945-м. Между моими сегодняшними учениками и годом окончания войны 64 года. Я окончил школу в 1948 году. Вычтем из этой даты эти же 64 года. Получим 1884. На троне Александр III. Еще не родились Ахматова, Цветаева, Маяковский, Пастернак, Есенин, Шолохов, Чехов еще не написал свои великие пьесы. Еще нет Художественного театра. Лев Толстой еще не написал «Воскресение» и «Хаджи-Мурата». Еще нет такого писателя – Максима Горького. Ленину четырнадцать лет. Сталину – пять. Октябрь будет через 33 года. Подумайте, каким должно быть для меня и моих одноклассников это время.
И все-таки, и все же, и тем не менее я не могу смириться с тем, что уходит из жизни, – я имею в виду реальную, а не официальную жизнь, какие-то даты, рубежи, святыни.
Кончается 2007/2008 учебный год. Позвонила знакомая учительница из Подмосковья. В разговоре она упомянула, что у них 22 июня выпускной вечер.
– Как двадцать второго июня? И в этот день ученики будут веселиться, петь, танцевать, развлекаться? Кто это так назначил?
– Директор школы.
На другой день у нас в школе большая группа выпускников защищала рефераты по литературе. Это лучшие ученики. Перед экзаменом спрашиваю: «Но почему в нашей школе так неудачно назначали выпускной вечер: на понедельник двадцать третье? Не лучше ли было бы для ваших родителей воскресенье двадцать второе?» – «А, наверное, на двадцать второе уже все места в ресторане были заняты». – «Так ведь во всех школах Москвы выпускной вечер будет проходить двадцать третьего…» Молчат растерянно. А я вспоминаю стихи Константина Симонова:
День этот имеет официальный статус: День памяти и скорби. За три дня до него получаю присланный мне 22-й номер «Еврейской газеты» и не верю своим глазам. На последней странице: «Московский еврейский общинный центр. Интеллектуальная шоу-программа для умелых и везучих». Дальше большими буквами:
Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы.
«“ЕВРЕЙСКОЕ СЧАСТЬЕ”. 22 июня в 20.00. Эта интеллектуальная шоу-программа задумана как аналог телевизионный передачи “О, счастливчик. Кто хочет стать миллионером” и предназначена для людей всех возрастов… Главный приз – персональный компьютер. Можно выиграть бытовую технику, диски, часы и др. При входе в зал игрокам вручается карточка с номером. В игре шесть раундов, в каждом – 12 вопросов на самые разные темы. Среди них обязательно и три так называемых еврейских вопроса. Вход свободный».Я настолько обалдел, что только через три дня заметил рядом еще одно небольшое объявление:
«МЕОЦ представляет объединение сатириков и юмористов “ЧЕРТОВА ДЮЖИНА”. 22 июня в 17.00. Вечер еврейского юмора и поэзии. Вход свободный».Звоню в газету – мне отвечают, что это реклама, а за содержание рекламы печатные издания не отвечают. Звоните в Еврейский общинный центр. Звоню. – «Я вам ничем не могу помочь, я просто дежурная у телефона».
Что делать? Достаю телефон Аллы Гербер. Все-таки член Общественной палаты. Президент фонда «Холокост». Гербер сразу же понимает, несколько непристойна и неприлична эта история. И спрашивает меня: «Так что же делать? Они ведь не отменят». Я отвечаю, что есть только один выход: нужно, чтобы несколько уважаемых евреев, в том числе фронтовики и знающие про Холокост «не понаслышке, не из книжки», пришли к началу этого шоу и сказали, что именно 22 июня начался стремительный путь к Бабьему Яру и долгая дорога к освобождению Освенцима. Не говоря уже о том, что репортаж об этом шоу мог бы стать украшением любого антисемитского издания. Так что нужно разойтись. Говорю, что сам я готов пойти, хотя, конечно, понимаю, что нас могут сдать в милицию за разжигание межнациональной розни и хулиганские козни против еврейского счастья. Гербер отвечает, что она все узнает и завтра мне перезвонит. На другой день говорит мне, что звонила всем, кому только можно. Они отвечают, что это, конечно, неувязка, что отменять не будут, но что и на вечере, и через газету принесут свои извинения. В газете извинений не было. Думаю, что и на вечере тоже.
«Плохи дела, – сказал мне одна знакомая, – если даже евреи забыли про двадцать второе июня». Но дело тут, естественно, не только в евреях. 14 августа 2008 года читаю письмо в газету «Известия»: «Уважаемые известинцы! Недавно Москва принимала этап “Большого шлема” мировой серии игр Swotch-five по пляжному волейболу. Зрелище весьма эффектное – стройные и загорелые спортсмены, быстрая смена ситуаций, накал страстей. Красота! Но я с изумлением обнаружил, что соревнование происходит… на территории мемориального комплекса “Парк Победы на Поклонной горе”. Игровая площадка – прямо на главной аллее комплекса: просто закрыли рекламными щитами стелы с надписями – “1941 г., 1942 г., 1943 г.”, присыпали их песком, и играй, Вася!» Если я не ошибаюсь, в 2009 году все то же самое и на том же месте.
Всю свою жизнь я прожил недалеко от Министерства просвещения, как оно тогда называлось. И с восьмого класса регулярно ходил туда в книжный киоск, где еще школьником покупал журнал «Литература в школе» с самого первого номера, когда его издание возобновилось после войны. Потом, уже учителем, ходил в библиотеку, где были вся советская педагогическая периодика и все толстые журналы. (Недавно спросил у охранника в здании Министерства образования и науки: «Где у вас тут библиотека?» Он был удивлен: «Нет у нас библиотеки». А была огромная, на сто тысяч томов.) Так что хорошо помню в вестибюле мраморные доски с именами погибших на фронтах сотрудников тогда наркомата просвещения. Потом в это здание въехал Рособрнадзор, тот самый, который главный по ЕГЭ в нашей стране. А потом и его выселили: на здание рядом с Чистыми прудами и двумя станциями метро положил глаз какой-то очень высокий начальник. Думаю, что мемориальные вещички из кабинета Луначарского прихватили с собой. А вот доски с именами погибших бросили. Говорят, что строители их сбили, раскололи и – в мусор. Я рассказал обо всем этом в «Учительской газете» 21 октября 2008 года. Ну и что? А ничего. Ни ответа ни привета. Вот если бы это было в Эстонии…
Зато именно эти люди учат нас, учителей, как воспитывать патриотизм. Вот темы школьных сочинений по литературе для экзаменов, утвержденные Рособрнадзором в том же самом 2008 году. Тут и «Жизнь скучна без нравственной цели», и «Сила влияния нравственного выше всяких сил», и «Человеку нельзя жить без родины, как нельзя жить без сердца», и «Патриотизм, чей бы то ни было, доказывается не словом, а делом», и «Стремиться к высокой цели низкими средствами нельзя», и «Святыни бывают разными, и различна их иерархия. Но бесспорно среди них место Родины».
Патриотизм – это не слова. В романе Льва Толстого «Война и мир» выспренние патриотические фразы произносят те, кто совершенно равнодушен к судьбам родины. На Бородинском поле Пьер Безухов видит в солдатах и офицерах «скрытую теплоту патриотизма». Это «скрытая» очень важно для писателя, и он повторяет это слово и в другом месте. Этот скрытый патриотизм «выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты». А Наташа Ростова вообще обиделась на сказанное о ней «Вот так патриотка».
Потому что патриотизм – это не слова, а чувства. И, главное, поступки, поведение, линия жизни. Но пока скажем о том, с чего все начинается – с переживаний и чувств. У меня есть фотография ребят нашего двора, сделанная до войны. Все, кто ушел на войну, не вернулись. Я помню свой первый учительский класс – класс почти без отцов. Лет через десять после войны мы шли на байдарках по Угре. Однажды остановились у огромного, высокого песчаного берега. Там – высоко – лес. Ребята мне говорят: «Поднимись наверх, посмотри, есть ли место для палаток. А то придется зазря байдарки переть так высоко вверх». Взобрался и оцепенел: ни одного живого клочка леса – только окопы, ходы сообщения, вся перерытая земля. Я потом увижу эти места под Юхновым в романе Константина Симонова «Живые и мертвые» и в фильме по этому роману. Но ничто так не потрясло душу, как тогда увиденная перерытая войной земля.
Через много десятилетий я был в Нальчике. Поехал на экскурсию в Приэльбрусье. Приехали. Небо было чистое. Поднялись на подъемнике и увидели Эльбрус. И тут не умом, даже не сердцем, а не знаю чем – печенками, селезенками, всем нутром своим – я почувствовал, на краю какой бездны мы стояли: ведь на Эльбрусе немецкие альпинисты укрепили фашистский флаг. Все знал, про все читал, что всего ничего оставалось до центра добычи нефти в то время – Баку. А все-таки это видение Эльбруса с фашистским флагом заставило вздрогнуть. Наверное, историю нужно не только знать, но и пережить.
Но как приобщить к этому сопереживанию наших нынешних учеников? Сказала же мне моя ученица: «Для нас война – это как былины».
В 2008 году по телевизору показали фильм «Мы из будущего» (режиссер А. Малюков). Договорился со своими учениками, что 9 мая они этот фильм посмотрят. Посмотрели почти все. И не успел я войти в класс после праздников, как сразу же: «Вы видели?». Тут же на уроке мы обратились к кинофильму. Тем более что фильм понравился, его с успехом демонстрировали в кинотеатрах, хорошо раскупались диски, в Интернете шло заинтересованное обсуждение. Картина задела молодую аудиторию. Чем?
Герои фильма – четверо «черных следопытов». Один из них носит кличку Борман. Другой – Череп, и на плече у него полусвастика. Они ведут раскопки в местах боев, чтобы потом продать найденные медали, знаки отличия, немецкое оружие, документы. И тут происходит нечто необыкновенное: нырнув в озеро, они выплывают на другой берег уже в 1942 году, когда здесь идут ожесточенные бои, и оказываются их невольными свидетелями и даже участниками.
Что же привлекло вас в фильме, чем он понравился? – Самая идея столкнуть разные времена. – Возможность переживать за тех и этих людей. – То, что чернокопатели увидели себя в том времени, в войне, на которой они и делали свой бизнес. – Заставляет каждого зрителя взглянуть в чужую жизнь, задуматься.
Это фильм не только и даже не столько о войне. Его главные герои – четверо современных молодых людей, которые увидели себя в зеркале войны. И фильм прежде всего про них, про нас, про то, что с нами происходит. И вот что важно: на первый взгляд подонки (их ровесники в это же самое время разыскивают и откапывают безымянные могилы, чтобы похоронить погибших, и даже иногда находят родственников), пройдя ад войны, открывают в себе подлинное и настоящее. Мертвая вода войны оказалась для них живой водой обновления и возвращения к надежде на достойную жизнь. К какой, фильм не показывает. Но есть то, что Достоевский назвал возможностью «выделаться в человека».
Это хороший урок для педагога: главное ведь не просто показать то, что было, а прежде всего состыковать это «было» с настоящим, сегодняшним, современным.
А 10 октября 2009 года в Москве прошел отборочный матч на чемпионат мира по футболу между командами Германии и России. На стадионе был растянут огромный, во всю трибуну, баннер, на котором воспроизведен легендарный плакат 1942 года «Родина-мать зовет». В тот же день газета «Московский комсомолец» (о чем я не сказал своим ученикам) на первой полосе поместила рисунок по плакату с текстом: «Родина-мать зовет одуматься». Не одумались. Баннер увидели миллионы телезрителей, смотревших матч.
Через две с половиной недели, показав этот самый плакат работы Иракли Тоидзе, предлагаю двум десятым классам за один урок написать, как они относятся к такому сюжету, вызвавшему в обществе разное отношение. В тот день в двух десятых классах было 40 человек. Писали с большим интересом.
6 человек (15%) считают, что такая поддержка игроков своей страны оправдана. Послушаем их аргументы.
«Как истинные патриоты, мы поддерживали свою команду в трудный для нее момент».Отметим – все это написано живо, искренне, выразительно, что, увы, не всегда отличает школьные сочинения, особенно сейчас, в эпоху ЕГЭ. Особо выделю два ответа. Один из них, на мой взгляд более глубокий по своему подходу, в нем подмечена важная проблема, действительно отличающая нашу жизнь:
«Этим действием болельщики хотели поддержать спортсменов, чтобы те видели, как за них переживает вся страна. Половина успеха в любом деле, начинании зависит от моральной поддержки. На футбольном поле этой моральной поддержкой является волнение болельщиков, их радостный крик с трибун, если забила гол команда, за которую они болеют. А на этом матче поддержка была еще и оригинальной».
«Так почему бы не вывесить плакат на таком важном матче? А он и вправду был очень важным, ведь на нем решалась судьба нашей футбольной команды, попадет ли она в финал или нет. Ну и почему бы не поддержать ее, почему бы не подбодрить всех болельщиков? А ведь мы знаем, что очень часто все зависит не только от команды и ее состава, но и от поддержки с трибун – той ауры, которая поднимает дух. На таком ответственном матче, когда миллионы людей ждут гола, затаив дыхание, это простительно».
«Моя бабушка смотрела этот матч и видела этот баннер. Она жила в то время, когда была Вторая мировая война, и он ей не показался оскорбительным, наоборот, она посчитала, что это должно воодушевить нашу команду».
«Я считаю, что допустимо. Возможно, стоит рассматривать этот поступок как напоминание о былом величии, о былом прошлом, о былой славе нашей страны. И обращен он был не столько к болельщикам или игрокам, сколько к русскому народу: звал его не забывать и чтить подвиг своих соотечественников. Ведь сейчас эту гордость пытаются переписать или исковеркать для тех или иных финансовых или политических махинаций. Тогда, в сорок первом, русские победили. Но сейчас время иное, меняются понятия, меняются нормы, стереотипы, и меняются люди».Другое сочинение меня опечалило:
«Этот баннер призывал болельщиков вспомнить прошлое своей великой страны, словно заново восстать против немцев, отомстить за боль и страдания наших предков».Четверо сказали, что к этой ситуации можно подойти с разных сторон. Все остальные, а это 75%, написали, что использование плаката 1941 года на футбольном матче недопустимо.
«От победы или поражения в футболе не решается жизнь людей».9 человек считают, что такой плакат на футбольном поле оскорбителен для ветеранов Великой Отечественной.
«Футбол – это игра, и она не идет ни в какое сравнение с войной».
«Футбол – это не война. Это мирная жизнь, товарищеская игра, в которой футболисты не отдают свои жизни во имя защиты страны».
«Тогда люди защищали свою родину, а не футбольные ворота».
«Плакат призывал защищать свою родину, отчизну, защищать свой дом и умирать за тех, кого любили, а не мяч полтора часа погонять».
«Футбол – игра, война – разрушение. Игра и разрушение – антиподы».
«Как же не могут понять, что такие понятия, как война и футбол, несопоставимы. На войне проливалась кровь, а тут пот спортсменов. Итоги матча не решают судьбу той или иной страны, и тут не плачут матери над телами погибших сыновей».
«Разве можно сравнивать ужасную, кровопролитную войну, самую разрушительную в истории человечества с ее многочисленными жертвами, миллионами поломанных судеб с игрой, целью которой является развлечение? Уподоблять футбол самому страшному событию в жизни многих людей только потому, что соперники – немцы?»
Десять человек (25%) говорили о том, что в «Лужниках» играли не те немцы, которые в 1941-м напали на нашу страну.
«Все это могло возбудить у немецких игроков и болельщиков мысль, что их уравнивают с фашистами».Несколько человек пошли еще дальше:
«Современная Германия – это не фашистская страна. Это демократическое государство, в котором события прошлого стали ужасным преступлением. Они не виноваты в том, что было раньше, а этот баннер был направлен на напоминание».
«В современной Германии очень серьезно относятся к гитлеровскому прошлому. В ФРГ фашизм вне закона, приверженцы этих идей преследуются».
«Приехало не то поколение немцев, которое сражалось на войне, приехали современные парни и девушки, которые к Гитлеру и фашизму не имели никакого отношения».
«Эти действия противоречат моральным нормам. Баннер мог унизить немцев. Вывешивание плаката было, на мой взгляд, грубым, неуместным и в какой-то мере обидным».Более двух третей десятиклассников написали, что в этой истории мы показали себя далеко не с лучшей стороны. Я выписал слова, в которых эта мысль выражалась: некультурно, глупо, неразумный поступок, кощунственно, безрассудный поступок, безграмотный, необдуманный, грубый, неучтиво, некрасиво, нетактично, несправедливо, грубо, подло, некорректно, агрессивно, ошибка, легкомысленно, неуважительно. Мне стыдно за них.
«Они проявили свое неуважение и презрение не просто к отдельным людям, но ко всей нации. Никогда нельзя спекулировать историей. У нас есть право гордиться своей победой и своими героями, но у нас нет права принижать другую нацию, даже если она проиграла нам войну».
«Наши страны дружат, и этот матч, скорее, не разрозняет, а, наоборот, сближает две страны».
А одна ученица вообще вышла за пределы этого сюжета:
«Проблема того, что эмоции наши выражаются так грубо и жестко, гораздо глубже, чем события одного матча. Я считаю этот поступок одним из последовательных случаев, доказывающих, что доброту и человечность мы потеряли, азарт стал проявлением злости и агрессивности».В одном из ответов я прочитал:
«У каждого человека свои личные моральные принципы и устои. Что может быть оскорбительным одному, не покажется другому. Так и этот баннер на трибунах. Для кого-то он оскорбителен, а для других нет».Я сказал, что это и так, и не так. Вопрос ведь вот в чем: должны ли существовать какие-то нормы, устои, которые обязательны для всех. Думаю, что история, о которой мы сейчас говорим, связана с чем-то непреложным. Кстати, вот как об этом точно было сказано в двух ответах:
«Я не понимаю, как можно было один из символов Великой Отечественной войны использовать в таких целях. Надо с уважением относиться к символам Великой Отечественной войны».Показываю номер газеты «Известия» за 23 октября 2009 года. Там воспроизведен рекламный блок, сделанный по плакату, о котором мы сейчас говорим: «Все на розыгрыш автомобиля и многих других призов 20 сентября 2009». Далее плакат, но в руках у Родины-матери не военная присяга, хотя штыки на рекламе оставлены, а вот такой текст: «Собери ребенка в школу, выиграй автомобиль!» И внизу: «Купи любую мелочь и выиграй приз. Больше покупок, больше призов».
«Есть вещи неприкосновенные. Святые. И, по-моему, такой лозунг здесь неуместен. Я считаю, что нельзя таким, в некоторой степени неразумным, способом относиться к Великой Отечественной войне».
А в тексте заметки рассказывается и не про такое. Магазин «Федорина радость» распространил листовку, на которой «Родина-мать» помещена рядом с выражением «Халява прет!» В Санкт-Петербурге в преддверии Дня Победы один из ночных клубов города выпустил листовки с изображением малоодетых девиц на фоне символов Великой Отечественной.
Чухрай в письме ко мне написал, что задание, которое я тогда дал своим ученикам, «помогло им задуматься, что значит для них – для них лично – история их страны». Вот и это небольшое задание было направлено на это же: что значит для них лично. К сожалению, часто все направлено на другое: на то, что напишут, что ответят, что вручат. У нас порой нет ясности в элементарных, казалось бы, вопросах.
В апреле 2009 года в Государственной Думе проходили слушания о патриотической оставляющей в новом стандарте по истории и литературе. О самом стандарте говорить ничего не буду. Скажу лишь, что от термина «стандарт по литературе» мне становится нехорошо: несочетаемые это слова. Ну ладно. Но в чем же эта самая патриотическая составляющая в преподавании литературы?
Ну, «Бородино» – это понятно. А как быть с «Выхожу один я на дорогу…»? Или уж тем более со стихотворением «Валерик»? Ну, «На поле Куликовом» – это опять же ясно. А что делать в этом смысле с «Незнакомкой»?
А с «Мертвыми душами», «Историей одного города», – тут ведь проблемы. Ведь в изданном в 2008 году «Просвещением» новом учебнике «Обществознание. Глобальный мир в XXI веке» на 75-й странице сказано ясно и однозначно: «Патриотизм – чувство гордости за свою нацию и стремление ее возвеличить». Возвеличить! Эта философия и питает темы «патриотических» сочинений в школе. То ли дело у Даля: патриот – любитель отечества, ревнитель о благе его.
Ну тут хоть сам Гоголь нам в помощь. В конце «Мертвых душ» он отвечает на обвинение «со стороны некоторых горячих патриотов, до времени покойно занимающихся какой-нибудь философией или приращением на счет сумм нежно любимого им отечества, думающим не о том, чтобы не делать дурного, а о том только, чтобы не говорили, что они делают дурное».
У русской классической литературы нет патриотической составляющей. Ибо, если признать, что она есть, то придется сказать, что существует и непатриотическая ее составляющая. Вся русская классика во всей своей полноте есть составляющая русского, российского патриотизма.
Однажды, выступая с чтением своих стихов, Александр Блок получил записку: «Прочтите стихи о Родине». Он даже растерялся: «Они все о Родине». Во время войны Анна Ахматова написала стихотворение «Мужество», в «патриотической составляющей» которого не усомнится никто:
Вот в этом и состоит патриотическое воспитание на уроках литературы: донести до школьников великое русское слово, русскую литературу так, чтобы отозвалась она не в школьном журнале оценкой за выученный материал, не в тестах, не в списанных сочинениях, не в ответах по билетам, а в душах, умах, сердцах. И чтобы прежде всего были прочитаны эти великие книги, а не тоненькие книжицы из серии «За 30 минут»: «“Герой нашего времени” за 30 минут», «“Преступление и наказание” за 30 минут, «“Война и мир” за 30 минут», «“Тихий Дон” за 30 минут» – и других подобных серий. И чтобы говорили и писали они на настоящем русском языке, а не на казенном канцелярите, как назвал его Корней Чуковский. Вот вам и вся «патриотическая составляющая».
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и ясным тебя пронесем.
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!
Ведь вся суть того, что делает школа, не только и даже не столько в том, что ученик за годы учения выучивает, узнает, что, конечно, очень важно, а в том, как формируется он как человек и каким человеком становится.