Азерников Валентин Захарович. Гражданский иск

   Ирина Михайловна. Я уже сказала вам, кого я защищаю. А сейчас я вам излагаю не свою позицию, а истца. И экспертов, которые ее поддержали… Может, если б вы нашли время присутствовать на процессе, вам бы не пришлось валить с больной головы на здоровую.
   Черебец. Ага, это моя, значит, больная…
   Бутов. Перестаньте. Что вы как дети.
   Наташа. Пап, может, ты все-таки объяснишь? Я что-то ничего не понимаю.
   Пауза.
   Бутов (негромко и бесстрастно). Ну что? Строили отстойники для тримезила. Для утилизации. Проектировщики дали высоту два метра над уровнем реки. По самому высокому паводку. Подняли архивы, в начале века был отмечен случай – метр девяносто. Мы предложили сделать ниже – по средним данным. На отстойники идет особая сталь, фонд Госплана. На семьдесят сантиметров ниже – это, при диаметре пятнадцать метров, большая экономия. Очень большая. Мы в это же время реконструировали линию криолана, на аппараты идет та же сталь, а нам ее не давали, реконструкцию пришлось законсервировать. На отстойники дали, охрана среды – дело государственное, а реконструкция – дело министерское. Хотя криолан нужен был всей стране. Мы рассудили: что важнее? Решили, что дать в этом году криолан, чем защититься от наводнения, которое может и не быть никогда. Рискнули – на семьдесят сантиметров ниже проекта. Нормальный риск. И закончили линию. И дали стране криолан. Получили знамя и благодарности, но это лирика. А весной этой… Остальное ты знаешь.
   Наташа. А почему ты один отвечать должен?
   Бутов. Потому что я принял это решение.
   Наташа. Не один же?
   Бутов. Приказы и акты подписывает директор. И отвечает за них тоже он. Иногда это приходится делать даже два раза, как ты слышала. Лукин был не согласен с нами, отказался.
   Черебец. Надо действительно узнать, где он сейчас. Может, его Родионов взял? Тогда все понятно.
   Наташа. Ну хорошо, построили ниже, высокий паводок, ушла эта ваша гадость с водой – и что дальше? При чем здесь Сергей Григорьевич?
   Бутов (Черебцу). А к чему вообще все эти разговоры про Родионова? Зачем, чтоб в этой истории вообще произносили наши две фамилии рядом? Он тоже член бюро горкома, депутат горсовета, к чему эта конфронтация?
   Черебец. Мы же в своем кругу.
   Бутов. И в кругу не надо. Потом обмолвитесь где – и пойдет. Вообще, хватит об этом, было – сплыло.
   Наташа. Так куда сплыло – в колхоз?
   Бутов молчит.
   Черебец. Они считают, что мы их зверей потравили. Хотя ни в одном справочнике тримезил не считается ядовитым веществом. Сами халтуру разводят, кормят небось чем попало, а мы виноваты.
   Ирина Михайловна. Между прочим, у вас на воротнике, я обратила внимание, вон в коридоре, их мех? Нет?
   Черебец. Ну и что? На один воротник они напрячься могут.
   Ирина Михайловна. У меня, кстати, тоже.
   Наташа. И у меня.
   Черебец. Ну и что? У нас тоже есть экспортная продукция, а есть обычная. И когда нам обычную возвращают с рекламацией, мы ж не сваливаем на других, хотя могли бы – на поставщиков. Возмещаем – и все. Нормально, это жизнь. А у него какой-то интерес тут был, вот только не пойму какой. Под Марлена Васильевича бочку катит. А резон не улавливаю. Родионов зря ничего не делает.
   Ирина Михайловна. А может, он не о себе и о нас думал в этом случае? Может, о природе, о тех, кто в речке купается? Это вам не приходило в голову?
   Черебец. Родионов? Не смешите меня. Вы знаете, сколько лет он председатель? Вы считали у него планки на лацкане, когда он в президиумах сидит? Нет? Если б он, как вы говорите, про ромашки-лютики думал, был бы он сейчас знаете где? Где все его предшественники.
   Ирина Михайловна. Ваши отношения с истцом… наши отношения – это все эмоции. А на суде оперировали фактами. И экспертам ничего о Родионове и о Марлене Васильевиче не было известно, они вас и в глаза не видели, и живут за сколько вон километров, и выводы их не про звероферму и не про завод – про тримезил и про мышей, у которых от него в потомстве лысые мышата рождались. Значит, опасен он не Родионову, не вам – вообще живой природе. Если он у мышей на генетический аппарат так действует и у нутрии… (Помолчала.) Мы можем, конечно, потребовать повторной экспертизы, более компетентной. Скажем, в Москве…
   Бутов. Чтоб еще и на всю Москву прогреметь?
   Ирина Михайловна. Чтоб узнать истину.
   Бутов. Что вы со своей истиной носитесь, как девица с невинностью?! Это все слова, упругие колебания молекул воздуха!… Чистить по утрам зубы, не высовываться из трамвая, мыть руки перед едой, что еще? Общие места для вас истина! Тогда, три года назад, вы знали, какой путь истинный?
   Ирина Михайловна. Я тогда не работала у вас.
   Бутов. И я не знал. Если вы хотите есть, а негде помыть руки, вы что – голодной останетесь?! Вы плюнете на гигиену и сядете с грязными руками. Хотя знаете, что можете схватить дизентерию. Потому что вы и другое знаете: сколько раз ели с грязными – и ничего, сходило. Когда вопрос стоит: или – или… Вспомните: людям стирать нечем было, за стиральными порошками – очереди, письма в газету, нам в министерстве регулярно втыки делали, а я что должен был – спокойно взирать на это, имея в кармане почти законченную линию криолана? Конечно, мы бы не обсуждали сейчас решение суда, и мне не пришлось бы завтра на людях делать вид, что ничего не произошло. Я бы спокойно жил, а очереди – так что, не мне же в них стоять, себя я уж как-нибудь обеспечил бы порошком. Этот путь вы считаете истинным?
   Ирина Михайловна молчит.
   Черебец. Я на завод позвоню пока. (Уходит.)
   Наташа посмотрела на отца, покачала головой и тоже ушла.
   Бутов (после паузы). Извини, что-то я сегодня… Давление, наверное.
   Ирина Михайловна. Сколько?
   Бутов. Да черт с ним! Просто… Наверное, разучился проигрывать. Отвык. Долго везло. Прости. И вообще – здравствуй. (Обнимает ее.)
   Она не шевелится.
   Ну не сердись. И этот еще тоже – подначивает, заводит. Ладно, все. (Открывает чемодан, достает маленькую коробочку.) Я вот тут тебе… С Новым годом.
   Ирина Михайловна. Спасибо.
   Бутов. Даже не открываешь? Не интересно?
   Ирина Михайловна. Не надо мне было садиться в этот процесс. Пусть бы Черебец сам тебе плохие вести носил.
   Бутов. Ириш, ну что ты думаешь, я не понимаю? Ты-то здесь при чем?
   Ирина Михайловна. Получается, я тебя не смогла защитить.
   Бутов. Да кто тут защитит, когда я сам подставился. Ну – не повезло. Бывает. Все равно я не жалею. Польза превосходит вред. Ну – партия нутрии, сколько их там штук… Это пирожные, а я хлеб дал.
   Ирина Михайловна. А если не только эта партия?
   Бутов. С чего ты взяла? У нас река, не пруд. Вода проточная.
   Ирина Михайловна. Ну в том-то и дело. Она же дальше пошла. Там еще кто-то живет, может купаться.
   Бутов. В плюс десять? Глупости. И вообще, в одну воронку два раза снаряд не падает.
   Ирина Михайловна. Дай-то бог… (Гладит по щеке его.) Ты плохо выглядишь.
   Бутов. Устал. Говорильня с утра до вечера. С перерывами на товарищеские ужины.
   Ирина Михайловна. Я даже не успела спросить – все хорошо?
   Бутов. Все по плану. На той неделе коллегия. В среду. Но это формальность. Так что…
   Ирина Михайловна. Я как подумаю – как я ему это скажу… Нет, нет, я не к тому, что передумала, но просто про себя столько раз говорила, а когда нужно вслух… Но все равно, я счастлива. Вернее, не все равно, а именно поэтому. Что надо заплатить. Потерями, болью, неизвестностью… Я вот думала перед процессом – это мое последнее дело в нашем городе. Ты приедешь, если все как думали, подаю тебе заявление об уходе…
   Бутов (смеясь). От меня?
   Ирина Михайловна. От директора завода товарища Бутова. И из коллегии адвокатов. И от Миши. Три заявления…
   Бутов. Видишь, как крепко держит прошлое, сколько нитей.
   Ирина Михайловна. И все порву.
   Бутов. И все – без жалости?
   Ирина Михайловна. Ну как без жалости? Я ж живой человек. И жила. По живому рвать. С Мишей – двенадцать лет почти, из них десять, пока тебя не было, совсем не такие уж плохие. Тогда казались. Счастливыми даже. Все как у всех, даже лучше. Ну так ведь? И в коллегии – тоже, все-таки не последний адвокат в городе, кому-то помогла, кто-то спасибо говорит, на улице здороваются, я уж забыла, они помнят. И твой завод: раньше мимо проезжала – нос зажимала, как, думала, они этим дышат, а теперь – родной запах. Утром к пальто подойду – твое так же пахнет, и на душе тепло; вроде как повидались… Нет, нет, я ни о чем не жалею. Я рву с прошлым, но в нем я тоже была счастлива. (После паузы.) А почему ты вдруг заговорил про это? Раньше ты не сомневался.
   Бутов. Да нет, просто так. Нет, конечно, не просто… Мне тоже – страшновато, если честно. Наталья, это она говорит – женись, а когда конкретно подойдет…
   Ирина Михайловна. Говорит?
   Бутов. Да, сегодня – открытым текстом.
   Ирина Михайловна. Ты ей сказал?
   Бутов. Похоже, что все всё давно знают.
   Ирина Михайловна. Ну да? Не может быть.
   Бутов. Похоже, что мы с тобой как страусы – уткнулись друг в друга, нам темно, и кажется, что никто нас не видит. Видят…
   Ирина Михайловна. Да? Ну и черт с ними! (Смеется.) Теперь – черт с ними. Да?
   Бутов. Да.
   Ирина Михайловна. Встану сегодня после двенадцатого удара и скажу: дорогие товарищи…
   Бутов. С Новым годом!
   Ирина Михайловна. Ага, испугался.
   Бутов. Почему за столом, а не на балконе. А еще лучше – захватить радиостанцию и ко всем миролюбивым силам…
   Ирина Михайловна. Ну вот, опять. Как душевный порыв, так – в зародыше.
   Бутов. Слушай, а может, мне вообще не приходить?
   Ирина Михайловна. То есть как это? А для кого я все готовила? Платье как сумасшедшая дошивала! А ты… Да на черта они мне все нужны, эти гости, я ж ради тебя и позвала их. Чтоб тебе неловко не было… А ты что, действительно себя плохо чувствуешь?
   Бутов. Да нет, ничего, отлежусь до вечера.
   Входит Черебец.
   Черебец. Антонов на завод звонил.
   Бутов. Да? Передавал что?
   Черебец. Ничего. Сказал – сюда позвонит.
   Бутов. Он у министра сегодня должен был быть.
   Черебец. А разве не решено еще с ним? (Смотрит на Ирину Михайловну и осекается.) Так что, значит, не будем кассацию писать?
   Бутов. Никаких кассаций. И вот что. Надо это дело закрыть этим годом. Похоронить в нем. Чтоб в Новом году – чистенькими.
   Черебец. Понял.
   Бутов. Чтоб к коллегии, к среде, на нас ничего не висело. Прошлое – в прошлом.
   Черебец смотрит на Ирину Михайловну.
   Успокойся, Ирина Михайловна в курсе.
   Черебец. Понял.
   Входит Наташа. Она в шапке – собирается уходить.
   Бутов. Сколько у нас до закрытия банка?
   Черебец. Сегодня день такой, неудобный, – операции до двух только.
   Бутов. Отдавать всегда неудобно, это не брать. Значит, это твоя проблема.
   Черебец. Позвоню управляющему, попрошу задержать кассу.
   Бутов. Узнай их номер счета, и – до копейки. За вычетом моих трехсот пятидесяти. Свои я сам внесу.
   Черебец. Сами?
   Бутов. Естественно.
   Черебец. Ну хорошо, если так – пожалуйста. Потом мы вам вернем.
   Бутов. Что это вы мне собираетесь возвращать?
   Черебец. Ну а что же, вы свои должны платить, что ли? Если каждый руководитель за стихийные бедствия – из своего кармана, это тогда все директора разбегутся.
   Бутов (помолчав). Афанасий Сергеевич, ты вроде по части преферанса силен?
   Черебец. Есть немного.
   Бутов. Проигрываешь?
   Черебец. Не без этого.
   Бутов. Свои платишь или?…
   Черебец. Понимаю, понимаю – но только неудачное сравнение. Я проигрыш из того же кармана плачу, куда кладу выигрыш. А вы – выигрыш заводу в карман, а проигрыш – из своего. Разница? Вот я и говорю: куда выигрыш, оттуда и проигрыш. Вот так, и никак иначе. И не мы первые, не мы последние, и нечего голову и душу ломать. Я вам плохого никогда не советовал. Так послушайте и теперь. Иначе что получится? Сегодня – вы так, завтра – я должен, а как же – ученик и наследник. А послезавтра я и от соседа потребую – чтоб и ему не лучше, чем мне. И к чему это приведет?
   Наташа. А к чему?
   Черебец. А к тому, что через месяц никто из директоров не захочет больше рисковать. И технический прогресс, который и так еле-еле… Не мне вам говорить. Вот и выходит: удовольствия – совесть потешить – на триста пятьдесят рублей, а вреда для страны на сотни тысяч.
   Наташа. Интересно. И что ж вы предлагаете?
   Черебец. А ничего нового. Откроем три наряда на сверхурочную, по сто двадцать пять на бригаду – триста семьдесят пять. Двадцать пять ребятам – с Новым годом, и в расчете. (Бутову.) Сами же говорили – десять процентов за обслуживание. А тут и вовсе десятая процента получается.
   Ирина Михайловна. Боюсь, Наташа может подумать, что это не совсем законно – фиктивные наряды выписывать.
   Черебец (Бутову). Послушайте меня на прощанье, я правду говорю. Это, конечно, красивый жест – уходя, так сказать… Чистые руки и все такое. Но мы же деловые люди, нам эмоции – помеха. А если трезво… Когда садишься в преферанс – не играй в подкидного. В каждой игре свои правила. Не нравится – не садись, а сел – изволь…
   Бутов. Ну ты, Афанасий, прямо на глазах растешь. Примеряешься уже?
   Черебец пожимает плечами.
   Не терпится? Надоело в замах?
   Черебец делает протестующий жест.
   И правильно. Сколько можно. Я б на твоем месте давно взвыл.
   Черебец. Я тогда позвоню в банк, чтоб кассу задержали. А Степаняну я уже сказал – насчет нарядов. Он сейчас быстро все оформит и подошлет приказ.
   Бутов. Когда это ты успел?
   Черебец. Долго ли…
   Бутов. Настолько был уверен, что я соглашусь?…
   Черебец. А нет, так деньги не пропадут. Свободные всегда нужны. В феврале вон комиссия грядет – чем принимать? Да, но что я хотел сказать… Наш умник-то – опять в амбицию, не хочет приказ по выплате визировать. Совсем распустился, чистоплюй. Ну, я вызвал его сюда, вы не против? Велел приказ привезти – пусть попробует при вас не завизирует. Смельчак в коридоре… Я пока в банк позвоню, а то Орехов может уехать. (Уходит.)
   Ирина Михайловна. Я не поняла что-то: вы что, Черебца – директором?
   Бутов. Есть возражения?
   Ирина Михайловна. Я не знаю, это, конечно, не мое дело, но… Как-то после вас, после вашего стиля – Черебец… Это как пощечина Кириллову. Главный инженер, кандидат наук… Не знаю…
   Бутов. Он молод для директора. И в горкоме со всеми перецапался, с кем мог. Не поддержат. А Черебец…
   Ирина Михайловна. Свой человек?
   Бутов. А это разве плохо? Когда можешь рассчитывать как на себя? Мы с ним с первого дня здесь, и все, что здесь сделано, – и его. Он, может, не такой светский, как Кириллов, и выражается иногда – не очень… Но – надежен. А это в нашем деле… По табели он третий на заводе, а для меня – второй. А иногда – так даже и первый. Вот так. Так что ваши опасения… К тому же он все равно подо мной останется. Нужно – поправим.
   Ирина Михайловна. Министерство далеко.
   Бутов. Но у него длинные руки. Не беспокойтесь, все будет нормально. Он неплохой мужик, просто у вас… Бывает, несовместимость.
   Ирина Михайловна. Не только у меня.
   Бутов. Мы ж договорились – никаких служебных сплетен.
   Ирина Михайловна. Это не сплетня, это информация.
   Бутов. Информацию запрашивают, а сплетню навязывают.
   Ирина Михайловна. Ладно, молчу. Вам виднее.
   Звонок в дверь.
   Черебец (кричит из прихожей). Я открою! (Кладет телефонную трубку, открывает дверь.)
   Входит Игорь. У него удивленный и напряженный вид.
   Раздевайся и проходи. Машину отпустил?
   Игорь. Нет. А что случилось?
   Черебец. Пока еще ничего. Проходи.
   Игорь снимает пальто, входит вслед за Черебцом в кабинет.
   Вот, главный оппозиционер завода прибыл. У всех главный инженер, главный механик, а у нас еще и главный оппозиционер. А начальник отдела труда – это он по совместительству. (Замечает выражение лица Наташи и останавливается, удивленный.)
   Бутов тоже посмотрел на Наташу, потом на Игоря, который не знает, как себя вести.
   Бутов. Так… Значит, в борьбе все средства хороши?…
 

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

   Второе действие начинается повтором финала первого. Входит Игорь, которому Черебец открывает дверь. У Игоря удивленный и напряженный вид.
   Черебец. Раздевайся и проходи. Машину отпустил?
   Игорь. Нет. А что случилось?
   Черебец. Пока еще ничего. Проходи.
   Игорь снимает пальто, входит вслед за Черебцом в кабинет.
   Вот, главный оппозиционер завода прибыл. У всех главный инженер, главный механик, главный бухгалтер, а у нас еще и главный оппозиционер. А начальник отдела труда – это он по совместительству. (Замечает выражение лица Наташи и останавливается, удивленный.)
   Бутов тоже посмотрел на Наташу, потом на Игоря, который не знает, как себя вести.
   Бутов. Так… Значит, в борьбе все средства хороши?…
   Наташа. Папа, я потом тебе все объясню. Потом. (Игорю.) И тебе.
   Бутов. И ему? А ему – что?
   Наташа. Папа, я прошу…
   Ирина Михайловна (Черебцу). Афанасий Сергеевич, вы хотели посмотреть решение суда.
   Черебец. Я? А, да. Пойдемте, я погляжу. А то тут темно.
   Оба уходят. Пауза.
   Бутов. Ну…
   Наташа. Только давай без этого тона, ладно. Мы не в суде.
   Бутов. Нет? А где же? Дома я знаю, что происходит.
   Наташа (Игорю). Ты тоже хотел посмотреть решение.
   Игорь Я?… (Пожал плечами.) Пожалуйста. (Уходит.)
   Наташа. Зачем тебе надо демонстрировать при всех?
   Бутов. Это я демонстрирую? Это я тайком встречаюсь с твоим подчиненным, который…
   Наташа (пытается возразить). Да он…
   Бутов (перебивает). Который там – все поперек, а тут – в родные лезет?
   Наташа. Да он не знал!
   Бутов (не слушая ее). Это, значит, чтоб я оценил его смелость и принципиальность? Так?!
   Наташа. Ты же не слушаешь, что я тебе говорю! Он не знал, кто ты.
   Бутов. Как это не знал?
   Наташа. Вернее, не знал, кто я. Не знал, что я твоя дочь. Он думал, мой отец – Седов.
   Бутов. Так… Час от часу не легче. Так вот почему ты мою фотографию… Стыдилась, значит?
   Наташа. Почему стыдилась, ничего не стыдилась… Просто не хотела, чтоб он знал. Хватит. Надоело быть дочерью директора Бутова. Не хочу ни привлекать, ни отпугивать.
   Бутов. Отпугивать? Даже так…
   Наташа. Да, да, так. Ну и что? Я хочу, если нравиться – так чтобы я нравилась, а не твое положение, а если нет, так чтоб тоже я, а не твой характер. Понимаешь? Хватит с меня.
   Бутов. Ну и сколько бы так темнила?
   Наташа. Пока не пойму и не разберусь – в нем и в себе.
   Бутов. А тебе-то я чем мешал?
   Наташа. А мне жалко их, когда ты на них – как асфальтовый каток.
   Бутов. Как каток? Интересно… Ну и что же ты выяснила?
   Наташа. Все выяснила.
   Бутов. Ну что именно?
   Наташа (после паузы). Мы поженимся.
   Бутов. Что?! С ним?!
   Наташа. А чем он тебе не нравится? Не лебезит, как все твои? Не смотрит в рот? Ты такого зятя хочешь?
   Бутов. Зятя… Черт, слово-то какое! Я вообще не хочу этого… зятя… из подчиненных. Я тебе уже говорил. Не хочу. Я всех своих наперечет знаю, и среди них – ни одного, кого я хотел бы утром встретить на кухне… Подумать даже страшно.
   Наташа. Что же ты таких людей берешь на работу?
   Бутов. А я их на другие должности беру, не на зятя. И вообще, что за спешка, что тебе вдруг приспичило. Мы переезжаем в Москву, новая жизнь, новые люди. Потерпи – найдешь столичного принца, а не периферийного.
   Наташа. А Игорь как раз столичный. Считай, что я его там и нашла.
   Бутов. Это еще надо выяснить, почему он тут оказался – опальный принц.
   Наташа. Распределили, ты же знаешь.
   Бутов. Это мы слышали. А почему не защитил, как все?
   Наташа. С шефом поругался, ну и что? И вообще, я не понимаю, что это за допрос.
   Бутов. Слушай, замужество – не игрушка. Мы с мамой…
   Наташа (перебивает). Да знаю я, знаю все, что ты скажешь…
   Бутов (не слушает ее). А мы теперь с тобой одни. И мне не безразлично, на кого будет похож мой внук.
   Наташа (мягко). Папа, папочка, ну я все понимаю, правда, все. И у меня, кроме тебя, тоже никого. Но дай мне самой найти или ошибиться. Это я должна сделать, я сама. Это нормально, все проходят через это.
   Бутов. И все переживают ошибки детей.
   Наташа. Но для того чтобы ошибиться, надо сначала что-то сделать. А если…
   Пауза.
   Бутов. Нет, но почему он?
   Наташа. О господи! Да потому что он мне нравится. Ну поверь мне, у меня интуиция.
   Бутов. К тому же мы вместе работаем, это вообще неэтично.
   Наташа. Но мы же уезжаем. А в Москве совсем не обязательно, чтоб вы вместе. Ты в министерстве, а он в институте будет. Защитит наконец.
   Бутов посмотрел в окно, прошелся по кабинету.
   Бутов. Странный день. Последний в году, и столько событий.
   Наташа (шутливо). А у них там, на небесах, тоже, наверное, авралы. Нет чтобы в течение года, постепенно – хорошее, плохое. А они все – на последний день. И опять штурмовщина. (После паузы.) Я позову его?
   Бутов пожимает плечами. Наташа приоткрывает дверь.
   Игорь!
   Входит Игорь.
   Ну, в общем, папа… (Бутову.) Скажи.
   Бутов (после паузы). Так, значит, не хочешь визировать?
   Игорь. Если вы настаиваете…
   Наташа (Игорю). Не смей! (Бутову.) Зачем тебе это нужно?
   Бутов. Н-да… А где Черебец? (Уходит.)
   Наташа. Ну вот видишь…
   Игорь. Вижу. Товарища Седова во плоти. Чей лик от меня так ловко скрывали.
   Наташа. О господи, как я от вас обоих устала! То одному объясняй, то другому. Ну что тебе не понятно? Ну, разные у нас фамилии, у меня мамина, что тут особенного! Ну не хотела, чтоб ты знал, кто мой отец, – это тоже не понятно?
   Игорь. Проверка? А то ведь я похож на тех, кто за дочерьми начальников охотится, да? Ты не находишь, что это унизительно для меня – такое испытание? Да и для тебя – истину путем вранья искать?
   Наташа. Я не врала. Я вообще не говорила тебе ни слова. Ты сам решил, что мой отец – Седов. Сам же все время: «Что скажет товарищ Седов?… Товарищ Седов, когда узнает…» Я просто молчала, это не преступление.
   Игорь. Да? А говорить о новой жизни, зная, что она невозможна, что отец никогда меня не примет, – это как по-твоему?
   Наташа. Почему это с дочерью Седова возможно, а с дочерью Бутова – нет?
   Игорь. Потому что с ее отцом у меня уже сложились отношения, и их трудно преодолеть. И мне, и ему. Да и не хочется, честно говоря.
   Наташа. А чем он тебе не нравится?
   Игорь. Почему не нравится? Как раз – нравится. Сильный директор, личность. Но только… только я не уверен, что мне хотелось бы встречаться с ним по утрам на кухне.
   Наташа. О господи, и тебе…
   Игорь. Ну вот видишь. Тем более.
   Наташа. А почему вообще надо утром с кем-то встречаться на кухне? Может, я вообще не хочу туда ходить.
   Игорь. А завтрак?
   Наташа. А завтрак ты будешь мне приносить. В постель.
   Игорь. Уже привыкла? Быстро.
   Наташа. Это к плохому долго, а к хорошему – чего ж. (Смотрит на часы.) Ой, я же не успею! Пойдем, проводишь меня.
   Игорь. Мне на завод.
   Наташа. Это по дороге. (Уходит с Игорем в прихожую.) Папа, мы ушли.
   Бутов выходит из Наташиной комнаты.
   Игорь проводит меня и – на завод. Он тебе не нужен?
   Бутов неопределенно пожал плечами.
   И слушай… Если мне позвонят – из областной больницы… Я звонка жду. Но нам же дозвониться… Так что спроси тогда, что сказал консультант. Или пусть перезвонят, я скоро буду. А если мать его позвонит, этого мальчика – Алеши, помнишь, я тебе рассказывала? – если она позвонит, пусть зайдет. Ну, пока.
   Игорь. До свидания. С наступающим.
   Бутов. А мы разве не увидимся? Вы не вместе встречаете?
   Наташа. Вместе, вместе. Так что он зайдет за мной, не волнуйся. Еще увидитесь.
   Наташа и Игорь уходят. Бутов возвращается в Наташину комнату, где сидят Ирина Михайловна и Черебец.
   Бутов. Боюсь, у них это всерьез. У нее во всяком случае.
   Ирина Михайловна. Мне кажется, он неплохой парень.
   Черебец. Поперечный только больно.
   Ирина Михайловна. Какой?
   Черебец. Поперечный. Все поперек норовит.
   Ирина Михайловна. На ваши авантюры не поддается? Правильно делает. Зачем Наташе муж – подхалим.
   Бутов. Слушайте, я умоляю, без этих слов. Муж…
   Ирина Михайловна. Но…
   Бутов. Ну хоть пока. Дайте к мысли привыкнуть. Водолазов вон – их под воду постепенно, чтоб кровь не вскипела. А вы сразу в пучину: зять, муж… Я еще о г этой истории, что вы мне приготовили, не отошел. Многовато для одного Нового года. Можно было бы и на два растянуть.
   Черебец. Так я ж говорил: можно и не спешить с этим иском. Вы уедете спокойно, а мы вот с юрисконсультом… Да? (Смотрит вопросительно на Ирину Михайловну.)
   Ирина Михайловна (после паузы). Вообще-то боюсь, что юрисконсульта вам придется поискать другого.
   Черебец. Что так? Неужели из-за меня? Да это ж я так ворчу – для блезиру. Ну – чтоб… (Смотрит на Бутова.)
   Ирина Михайловна. Нет, нет, это совсем не связано, все иное. Давно уж собиралась, тяжело совмещать, адвокатура столько времени и сил забирает, на вас уж совсем ничего не остается. Вот и решила: все, с нового года ухожу.
   Черебец. Так… Понятно.
   Бутов. Что тебе понятно?
   Черебец. Ну… Да нет, ничего. Ладно, пора мне, надо же это дело дурацкое закончить – со штрафом. Вы Горского отпустили, а он приказ так и не завизировал. Уж мог бы – по-родственному.
   Бутов. Черебец!
   Черебец. Ну а что? Это ж вообще кому сказать: против будущего тестя на принцип давит.
   Бутов. Прекрати! Тестя…
   Черебец. Ладно, я вот что думаю. Вы ведь в командировке. Неважно, что приехали, день приезда не считается. Я вас замещаю по приказу? Замещаю. Вот я за вас приказ и подпишу. И за него – второй подписью. И дело с концом. Оно того и не стоит – столько времени об нем толковать.