Харлан почувствовал, как его нервы натянулись до предела. Он сдавленно произнес:
   — Прекратите играть словами. Ладно, она в безопасности. Но мне-то что от этого? Снимите блокировку Времени в 100000-м.
   — Снять что?
   — Барьер. Капсула не проходит сквозь него.
   — Ты мне ни слова не сказал об этом.
   — Разве?
   Харлан был крайне удивлен. Говорил он об этом или нет? Все эти дни ни о чем другом он не думал. Неужели он не сказал ни слова? Он никак не мог вспомнить. Им снова овладел гнев.
   — Ладно, — жестко проговорил он. — Считайте, что я сказал вам об этом ТЕПЕРЬ. Снимите его.
   — Но ведь это невозможная вещь. Барьер, непроницаемый для капсулы? Блокировка Времени?
   — Вы что, хотите сказать мне, что не вы его поставили?
   — Я не ставил его, клянусь Вечностью!
   — Тогда… тогда… — Харлан почувствовал, как он бледнеет. — Значит, Колодцы заблокировал Совет. Они все знали и решили принять свои меры независимо от вас. Но тогда, — клянусь Временем и Реальностью! — пусть сами поищут это объявление, Купера, Маллансона и все, что останется от Вечности. Черта с два они что-нибудь найдут!
   — Стой, стой! — Твиссел в отчаянии схватил Харлана за локоть. Возьми себя в руки, мой мальчик. Подумай сам. Совет не ставил барьера.
   — Кто же его поставил?
   — Никто не мог поставить. Его нельзя поставить. Это невозможно теоретически.
   — Значит, вы знаете не всю теорию. Но барьер все же существует.
   — Я знаю больше всех членов Совета и утверждаю, что подобная вещь невозможна.
   — Барьер существует!
   — Но если это так…
   И Харлан вдруг заметил в глазах Твиссела такой ужас, какого не было даже в тот момент, когда он впервые услышал, что Купер послан не в то Столетие и что Вечности угрожает гибель.

Глава 16
СКРЫТЫЕ СТОЛЕТИЯ

    Погруженный в свои мысли, Эндрю Харлан рассеянно следил, как подвигается работа. Работники вежливо не замечали его, потому что он был Техником. В обычных обстоятельствах Харлан даже не взглянул бы в их сторону, так велико было презрение Специалистов к Обслуживающему Персоналу. Но, глядя сейчас на их слаженные, уверенные действия, Харлан вдруг поймал себя на чувстве зависти к ним.
   Серо- стальная форма и черные нашивки с красной зигзагообразной молнией выдавали их принадлежность к Отделу межвременных перевозок.
   С помощью сложной аппаратуры они быстро и умело проверяли Темпоральные двигатели капсулы и степени гиперсвободы вдоль временной протяженности Колодцев. Их теоретические познания были невелики, но свое дело они знали в совершенстве.
   Учась в школе, Харлан почти не сталкивался с Работниками. Честно говоря, ему совсем не хотелось знакомиться с ними. В Работники направляли Учеников, не выдержавших испытания. Попасть в не-Специалисты, как их деликатно называли, значило всю жизнь носить на себе клеймо провала, и Ученики старались не думать о подобной возможности.
   Но сейчас, наблюдая за Работниками, Харлан пришел к выводу, что они по-своему счастливы.
   Ничего удивительного. Их было раз в десять больше, чем Специалистов, «истинных Вечных». У них было свое общество, свои жилые Секции, свои радости и удовольствия. Их рабочий день не превышал определенного числа биочасов, и никто не глядел на них косо, если в свободное время они занимались посторонними делами, не имеющими отношения к их профессии. Они могли посвящать свой досуг книгам и стереофильмам, отобранным из различных Реальностей. У. Специалистов никогда не хватало на это времени.
   Суматошная жизнь Специалистов казалась неестественной по сравнению с простым существованием Работников. Их психика также, вероятно, была более спокойной и уравновешенной.
   Работники были тем фундаментом, на котором держалась Вечность. Странно, что эта очевидная мысль ни разу прежде не приходила ему в голову. Работники ведали доставкой из Времени воды и продовольствия, уничтожали отходы, обслуживали энергетические установки. Это они обеспечивали безотказную работу сложного механизма Вечности. Если бы в один прекрасный день вымерли все Специалисты, то Работники могли бы и дальше поддерживать существование Вечности. А вот если бы исчезли Работники, то Специалистам оставалось бы только бежать из Вечности или погибнуть самым бесславным образом от голода и жажды.
   Как относятся Работники к безбрачию, невозможности вернуться в родное Время, к запрету иметь семью и детей? Они не знают нужды и болезней, им не грозят Изменения Реальности. Служит ли это в их глазах достаточной компенсацией? Интересуется ли хоть кто-нибудь их мнением по разным вопросам? Харлан почувствовал, как в нем снова разгорается пыл борца за социальную справедливость.
   Появление Твиссела отвлекло его от этих мыслей. Они расстались полчаса назад, когда Работники приступили к осмотру капсулы. Твиссел, запыхавшись, трусил мелкой рысцой, и вид у него был еще более замученный, чем прежде.
   Как только он выдерживает такое напряжение? — подумал Харлан. Ведь он уже очень стар.
   Твиссел быстро по-птичьи оглядел Работников, которые при его появлении почтительно выпрямились.
   — Ну, что с Колодцами? — спросил он.
   — Все в порядке, сэр, — ответил один из Работников. — Путь чист, интенсивность Поля везде нормальная.
   — Вы все проверили?
   — Да, сэр. Весь интервал, обслуживаемый отделом.
   — Вы свободны. — Его слова прозвучали как категорический приказ немедленно удалиться.
   Работники, вежливо поклонившись, заторопились прочь.
   Твиссел и Харлан остались в Колодце вдвоем.
   — Подожди меня здесь, — попросил Твиссел, — я скоро вернусь.
   Харлан отрицательно покачал головой:
   — Я поеду с вами.
   — Ну как ты не понимаешь! Что бы ни случилось со мной, ты знаешь, как найти Купера. Если же что-нибудь произойдет с тобой, то что смогут сделать без тебя я, или любой другой Вечный, или даже все Вечные вместе взятые?
   Харлан снова упрямо покачал головой.
   Твиссел поднес сигарету к губам и глубоко затянулся.
   — Сеннор почуял неладное. За два последних биодня он несколько раз вызывал меня по видеофону. Он допытывается, почему я вдруг уединился. Если он узнает, что по моему приказу проведена полная проверка всего оборудования Колодцев… Мне надо ехать, Харлан. Сейчас же. Не задерживай меня.
   — Я вас не задерживаю. Я готов.
   — Ты настаиваешь на своем?
   — Если барьера нет, тонет и опасности. Если же он существует… ну что ж, я уже был там и вернулся. Что вас пугает, Вычислитель?
   — Я не хочу рисковать без особой нужды.
   — Тогда прибегните к своему любимому рассуждению. Твердо решите, что я еду вместе с вами. Если после этого Вечность не исчезнет — следовательно, Круг еще можно замкнуть, и значит, с нами ничего не случится. Если этот шаг ложен, то Вечность погибнет, но она с одинаковым успехом погибнет и в том случае, если я не поеду, потому что — клянусь! — без Нойс я и пальцем не пошевелю, чтобы вызволить Купера.
   — Я сам привезу ее к тебе.
   — Если это так легко и просто, почему бы и мне не поехать вместе с вами?
   Было видно, что Твиссела раздирают сомнения. Наконец он хрипло сказал:
   — Ладно, поехали!
   И Вечность уцелела.
   Но испуганное выражение в глазах Твиссела не исчезло и после того, как они вошли в капсулу. Он не сводил взгляда с мелькающих на Счетчике Столетий цифр. Даже более грубый Счетчик Килостолетий, установленный специально для этой поездки, и тот щелкал с минутными интервалами.
   — Тебе не следовало бы ехать!
   — Почему? — пожал плечами Харлан.
   — Я не могу объяснить. Меня одолевают предчувствия. Назови это, если угодно, суеверием. Я себе места не нахожу.
   — Не понимаю вас.
   Твиссел напрашивался на разговор: казалось, он стремился заговорить беса сомнения.
   — Вот послушай. Ты у нас специалист по Первобытной истории. Сколько Времени в Первобытной Эпохе существовал человек?
   — Десять тысяч Столетий. От силы пятнадцать.
   — Так, и за это время он превратился из обезьяноподобного существа в гомо сапиенса. Верно?
   — Да. Но это знают все.
   — Все знают, однако никто не задумывается над тем, как велика была скорость эволюции. Всего за пятнадцать тысяч Столетий от обезьяны до человека.
   — Ну и что?
   — А то, что я, например, родился в 30000-м…
   Харлан невольно вздрогнул. Ни он и никто из тех, с кем ему приходилось сталкиваться, знать не знали, откуда Твиссел родом.
   — Я родился в 30000-м, — повторил Твиссел, — а ты в 95-й. Нас с тобой разделяет промежуток, вдвое превышающий все время существования человека в Первобытной Эпохе, а чем мы отличаемся друг от друга? У моих современников на четыре зуба меньше, чем у тебя, и отсутствует аппендикс. Анатомические различия на этом кончаются. Обмен веществ протекает у нас почти одинаково. Самая большая разница заключается в том, что клетки твоего организма могут образовывать стероидные ядра, а моего — не могут, поэтому для меня необходим холестерин, а ты можешь без него обойтись. У меня был ребенок от женщины из 575-го. Вот как мало изменений внесло Время в человеческие существа.
   На Харлана это рассуждение не произвело особого впечатления. Он никогда не сомневался в том, что человек в принципе одинаков во всех Столетиях. Для него это положение было аксиомой.
   — Есть и другие существа, не претерпевшие изменений за миллионы Столетий.
   — Не так уж много. И кроме того, эволюция человека прекратилась после возникновения Вечности. Что это, случайность? Подобными вопросами у нас интересуются лишь немногие, вроде Сеннора, а я никогда не был Сеннором. Я никогда не занимался беспочвенным теоретизированием. Если проблему нельзя рассчитать с помощью Кибермозга, то Вычислитель не имеет права тратить на нее свое Биовремя. И все-таки, когда я был моложе, я порой задумывался…
   «О чем? — заинтересовался Харлан. — Что ж, послушаем Твиссела».
   — Я пытался вообразить, что собой представляла Вечность вскоре после своего возникновения. Она простиралась всего на несколько Столетий между 30-ми и 40-ми и занималась в основном Межвременной торговлей. Она интересовалась проблемой восстановления лесов, перемещала во Времени почву, пресную воду, химикалии. Жизнь была проста в те дни.
   Но затем были открыты Изменения Реальности. Старший Вычислитель Генри Уодсмен с присущим ему драматизмом предотвратил войну, испортив тормоза в автомобиле одного конгрессмена. После этого центр тяжести Вечности все больше и больше смещался от торговли к Изменениям Реальности. Почему?
   — Кто ж не знает? Благоденствие человечества.
   — Да, да. Обычно и я так думаю. Но сейчас я говорю о своих кошмарах. А что, если существует и другая причина, невысказанная, подсознательная? Человек, имеющий возможность отправиться в бесконечно далекое будущее, может встретить там людей, настолько же обогнавших его в своем развитии, насколько он сам ушел от обезьяны. Разве не так?
   — Возможно. Но люди остаются людьми…
   — …даже в 70000-м. Да, я знаю. А не связано ли это с нашими Изменениями Реальности? Мы изгнали необычное. Даже безволосые создания из века Сеннора и те находятся под вопросом, а уж они-то, видит Время, совершенно безобидны. А что, если мы, несмотря на все наши честные и благородные намерения, остановили эволюцию человека только потому, что боялись встретиться со сверхлюдьми?
   Но и эти слова не высекли искры.
   — Остановили так остановили, — ответил Харлан.
   — Какое это имеет значение?
   — А что, если сверхлюди все-таки существуют в том отдаленном будущем, которое недоступно нам? Мы контролируем Время только до 70000-го, дальше лежат Скрытые Столетия. Но почему они Скрытые? Не потому ли, что эволюционировавшее человечество не желает иметь с нами дела и не пускает нас в свое Время? Почему мы позволяем им оставаться Скрытыми? Не потому ли, что и мы не хотим иметь с ними дела и, потерпев один раз неудачу, отказались от всех дальнейших попыток? Я не хочу утверждать, что мы сознательно руководствуемся этими соображениями, но сознательно или подсознательно — мы все-таки руководствуемся ими.
   — Пусть так, — угрюмо заявил Харлан. — они недосягаемы для нас, а мы — для них. Живи сам и другим не мешай.
   Твиссела даже передернуло от этих слов.
   - «Живи сам и другим не мешай». Но ведь мы-то поступаем как раз наоборот. Мы совершаем Изменения. Через какое-то число Столетий Изменения затухают из-за инерции Времени. Помнишь, Сеннор за завтраком говорил об этом эффекте, как об одной из неразрешимых загадок? Ему следовало сказать, что все эти данные — чистая статистика. Действие одних Изменений растягивается на большее число Столетий, действие других — на меньшее. Почему, никто не знает, Теоретически существуют Изменения, способные затронуть любое число Столетий — сто, тысячу, даже сто тысяч. Люди будущего из Скрытых Столетий могут знать об этом. Предположим, они обеспокоены возможностью, что в один прекрасный день какое-то Изменение затронет всю эту эпоху, вплоть до 200000-го.
   — Но что толку сейчас беспокоиться об этом? — спросил Харлан с видом человека, которого гложут куда более серьезные заботы.
   Твиссел зашептал:
   — А ты представь себе, что это беспокойство было не особенно серьезным, пока Секторы в Скрытых Столетиях оставались необитаемыми. Для них это служило доказательством, что у нас нет агрессивных намерений. И вдруг кто-то нарушил перемирие и поселился где-нибудь за 70000-м. Что, если они посчитали это первым признаком готовящегося вторжения? Они в состоянии отгородить от нас свое Время — следовательно, их наука намного опередила нашу. Кто знает, может быть, они в состоянии сделать то, что нам кажется теоретически невозможным — заблокировать Колодцы Времени, отрезать нас…
   С криком ужаса Харлан вскочил на ноги.
   — ОНИ ПОХИТИЛИ НОЙС?!
   — Не знаю. Все это только мои домыслы. Может быть, никакого барьера и не было. Может быть, твоя капсула просто была неиспра…
   — Был барьер, был! — закричал Харлан. — Ваше объяснение единственно верное. Почему вы мне раньше ничего не сказали?
   — Я не был уверен! — простонал Твиссел. — Я и сейчас сомневаюсь. Мне не следовало бы вспоминать о своих дурацких фантазиях. Не все совпало… мои страхи… история с Купером… Подождем. Осталось несколько минут.
   Он указал на счетчик. Стрелка двигалась между 95000-м и 96000-м.
   Положив руку на рычаг управления, Твиссел осторожно притормозил капсулу, 99000-е осталось позади. Стрелка грубого счетчика замерла неподвижно. На более чувствительном счетчике медленно сменялись номера отдельных Столетий.
    99726-99727-99728…
   — Что нам делать? — шептал Харлан.
   Твиссел покачал головой; робкая надежда и призыв к терпению красноречиво слились в этом жесте с сознанием собственного бессилия.
    99851-99852-99853…
   Харлан приготовился к удару о барьер и в полном отчаянии подумал: неужели придется спасать Вечность только для того, чтобы получить отсрочку, выиграть время для предстоящей борьбы с созданиями из Скрытых Столетий? Но как еще вернуть Нойс? Как спасти ее? Скорее назад, в 575-е, и там напрячь все силы!..
    99938-99939-99940…
   Харлан затаил дыхание. Твиссел еще сбавил скорость. Капсула еле ползла вперед. Все ее механизмы работали безукоризненно; она чутко отзывалась на каждое движение руки Вычислителя.
    99984-99985-99986…
   — Сейчас, сейчас, вот сейчас… — сам того не замечая, шептал Харлан.
    99998-99999-100000-100001-100002…
   Двое мужчин, словно в трансе, напряженно следили за сменой чисел на счетчике.
   Твиссел первым пришел в себя.
   — Никакого барьера нет! — радостно вскричал он.
   — Но ведь был барьер, был! — отозвался Харлан.
   Страдание причиняло ему физическую боль.
   — Неужели они уже похитили ее и сняли барьер за ненадобностью?…
   111394- е.
   С отчаянным воплем «Нойс! Нойс!» Харлан выскочил из капсулы. Гулкое эхо заметалось по пустынным коридорам и замерло вдалеке.
   — Харлан, постой!.. — крикнул вслед ему Твиссел, не поспевая за своим молодым спутником.
   Бесполезно! Харлан стремительно летел сквозь безлюдные переходы в ту часть Сектора, где они с Нойс устроили себе какое-то подобие дома.
   На мгновенье он подумал о возможности встречи со «сверхлюдьми», как их называл Твиссел, и почувствовал, что волосы у него встают дыбом, но стремление отыскать Нойс оказалось сильнее страха.
   — НОЙС!
   И внезапно, прежде, чем он успел разглядеть ее, она оказалась в его объятиях; закинув ему руки за шею, она прижалась к нему всем телом и уткнулась щекой в плечо так, что его подбородок совершенно потонул в ее мягких черных волосах.
   — Эндрю, — шептала она, задыхаясь в его объятиях, — где ты пропадал? Тебя все не было и не было, я уже начала бояться.
   Харлан отстранил ее и залюбовался ею с жадным восхищением.
   — С тобой ничего не случилось?
   — Со мной-то нет. Я опасалась, не стряслась ли с тобой беда. Я думала…
   Она вдруг осеклась, и в глазах ее мелькнул ужас.
   — Эндрю!
   Харлан стремительно повернулся.
   Но это был всего только Твиссел, запыхавшийся от быстрого бега.
   Выражение лица Харлана, должно быть, несколько успокоило Нойс, и она спросила более ровным голосом:
   — Ты его знаешь, Эндрю? Он с тобой?
   — Не бойся, — ответил Харлан, это мое начальство, Старший Вычислитель Лабан Твиссел. Ему все известно.
   — Старший Вычислитель?!
   Нойс испуганно отшатнулась.
   Твиссел медленно приблизился к ней.
   — Я помогу тебе, мое дитя. Я помогу вам обоим. Я дал слово Технику, но он не хочет мне верить.
   — Прошу прощения, Вычислитель, — проговорил Харлан без особых признаков раскаяния. — Прощаю, — ответил Твиссел.
   Нойс робко и не без колебания позволила ему взять себя за руку.
   — Скажи мне, девочка, тебе хорошо здесь жилось? — Я беспокоилась.
   — С тех пор как Харлан оставил тебя, здесь никого не было?
   — Н-нет, сэр.
   — Никого? Ни одной живой души?
   Нойс покачала головой и вопросительно посмотрела на Харлана.
   — А почему вы спрашиваете?
   — Так, пустяки. Глупая фантазия. Пойдем, мы отвезем тебя в 575-е.
   На обратном пути Эндрю Харлан постепенно впал в глубокую задумчивость. Он даже не взглянул на счетчик, когда они миновали 100000-е и Твиссел издал громкий вздох облегчения, словно до последней минуты боялся оказаться в ловушке.
   Даже маленькая ручка Нойс, скользнувшая ему в ладонь, не вывела Харлана из этого состояния, и ответное пожатие его пальцев было чисто машинальным.
   После того как Нойс мирно уснула в соседней комнате, нетерпеливость Твиссела достигла предела.
   — Объявление, давай сюда объявление, мой мальчик. Я сдержал слово. Тебе вернули твою возлюбленную.
   Молча, все еще занятый своими мыслями, Харлан раскрыл лежащий на столе том и нашел нужную страницу.
   — Все очень просто. Я сначала прочту вам это объявление по-английски, а затем переведу его.
   Объявление занимало верхний левый угол 30-й страницы. На фоне рисунка, сделанного тонкими штриховыми линиями, было напечатано крупными черными буквами несколько слов:
    АКЦИИ
    ТОРГОВЫЕ СДЕЛКИ
    ОПЫТНЫЙ МАКЛЕР
   Внизу мелкими буквами было написано:
    «Почтовый ящик 14, Денвер, Колорадо».
   Твиссел, напряженно слушавший перевод, разочарованно спросил:
   — Что такое акции? Что они хотели этим сказать?
   — Способ привлечения капитала, — нетерпеливо пояснил Харлан, бумажки, которые продавались на бирже. Но дело не в них. Разве вы не видите, на фоне какого рисунка напечатано это объявление?
   — Вижу. Грибовидное облако взрыва атомной бомбы. Попытка привлечь внимание. Ну и что?
   — Разрази меня Время! — взорвался Харлан. — Что с вами стряслось. Вычислитель? Взгляните-ка на дату выпуска.
   Он указал на маленькую строчку в самом верху страницы:
    «28 марта 1932 года».
   — Едва ли это нуждается в переводе. Цифры выглядят почти так же, как и в Межвременном, и вы без моей помощи прочтете, что это 19, 32. Неужели вы не знаете, что в то Время ни одно живое существо еще не видело грибовидного облака? Никто не смог бы нарисовать его так точно, кроме…
   — Постой, постой. Ведь здесь всего несколько тонких линий, — сказал Твиссел, стараясь сохранить спокойствие. — Может быть, это просто случайное совпадение?
   — Случайное совпадение? Тогда взгляните на первые буквы строк: Акции-Торговые сделки-Опытный-Маклер. Составьте их вместе, и вы получите слово АТОМ. По-вашему, это тоже случайное совпадение?
   Разве вы не видите, Вычислитель, что это объявление удовлетворяет всем вами же выработанным условиям? Оно сразу бросилось мне в глаза, Купер знал, что я не пропущу подобный анахронизм. И в то же время для человека из 19, 32-го в нем нет никакого скрытого смысла.
   В 20- м Столетии поместить такое объявление мог только Купер. Это и есть его послание нам. Мы знаем его положение во Времени с точностью до одной недели. У нас есть его почтовый адрес. Остается отправиться за ним. Во всей Вечности только один человек достаточно хорошо знает Первобытную Эпоху, чтобы отыскать там Купера, — это я.
   — И ты согласен отправиться за ним? — Твиссел облегченно вздохнул.
   — Согласен — при одном условии.
   — Снова условия? — Твиссел сердито нахмурился.
   — Условие все то же: безопасность Нойс. Я не выдвигаю никаких новых требований. Она поедет со мной. Здесь я ее не оставлю.
   — Ты все еще мне не доверяешь? Разве я хоть в чем-нибудь обманул тебя? Что беспокоит тебя?
   — Только одно, Вычислитель, — мрачно ответил Харлан, — только одно: в 100000-м был поставлен барьер. С какой целью? Вот мысль, которая не дает мне покоя.

Глава 17
КРУГ ЗАМЫКАЕТСЯ

    Эта мысль неотвязно преследовала его. В суете приготовлений к отъезду время пролетало незаметно, но с каждым днем беспокойство Харлана становилось все сильнее. Сначала между ним и Твисселом, а позже между ним и Нойс встала стена отчуждения. Настал день отъезда, но и это не вывело Харлана из состояния мрачной задумчивости.
   Когда Твиссел вернулся и заговорил с ним о специальном заседании Комитета, Харлан с трудом поддерживал разговор.
   — Что они сказали? — спросил он.
   — Ничего хорошего, — устало ответил Твиссел.
   Харлан готов был удовольствоваться этим ответом, но чтобы заполнить паузу, пробормотал:
   — Надеюсь, вы им не рассказали о…
   — Не бойся, — последовал раздраженный ответ. — Я не сказал им ни о девушке, ни о твоей роли во всем этом деле. Я заявил, что всему виной неполадки в механизмах, неблагоприятное стечение обстоятельств. Всю ответственность я взял на себя.
   Как ни тяжело приходилось Харлану, он почувствовал острый укол совести.
   — Вся эта история скверно отразится на вас.
   — Сейчас Совет бессилен. Им приходится ждать, пока ошибка будет исправлена. До этого они не тронут меня. Если мы добьемся успеха, победителей не судят. Если же нет, то наказывать будет некого и некому. Твиссел пожал плечами. — Да и потом, я все равно собираюсь по завершении этого дела устраниться от активной деятельности.
   Не докурив сигарету даже до половины, он погасил ее и бросил в пепельницу.
   — Я бы охотно не посвящал их в это дело, но не было никакой другой возможности получить разрешение на использование специальной капсулы для новых поездок за нижнюю границу Вечности, — со вздохом закончил он.
   Харлан отвернулся. Его мысли снова вернулись на проторенную дорожку. Харлан смутно слышал, как Твиссел что-то сказал, но Вычислителю пришлось несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем Харлан, вздрогнув, пришел в себя:
   — Простите?
   — Я спрашиваю: твоя девушка готова? Понимает ли она, что ей предстоит?
   — Да, конечно. Я все ей объяснил.
   — Ну и как она к этому отнеслась?
   — Что? А, да, да… Гм… Так, как я и рассчитывал. Она не испугалась.
   — Осталось меньше трех биочасов.
   — Знаю.
   На этом разговор оборвался, и Харлан снова остался наедине со своими мыслями и щемящим сознанием того, что ему предстоит дорогой ценой искупить свою вину.
   Когда с загрузкой капсулы и отладкой управления было покончено, появились Харлан и Нойс, Они были одеты так, как одевались в сельской местности в начале 20-го века.
   Нойс внесла несколько исправлений в рекомендации Харлана относительно ее костюма, ссылаясь на свое женское чутье в вопросах одежды и эстетики. Она тщательно выбирала детали своего одеяния по рекламным картинкам в соответствующих томах еженедельника и внимательно разглядывала вещи, доставленные из десятка различных Столетий.
   Несколько раз она обращалась к Харлану за советом, Он пожимал плечами.
   — Когда говорит женское чутье, мне лучше молчать.
   — Слишком уж ты покладист, Эндрю. — В ее веселости было что-то неестественное. — Это скверный признак. Что стряслось с тобой? Ты на себя не похож. Вот уже несколько дней, как я просто не узнаю тебя.
   — Ничего не случилось, — уныло отвечал Харлан.
   Увидев их в роли аборигенов 20-го Столетия, Твиссел натянуто рассмеялся.
   — Сохрани меня Время! Что за уродливые костюмы носили эти Первобытные люди, и все-таки даже этот отвратительный наряд не в силах скрыть вашу красоту, моя милая, — обратился он к Нойс.
   Нойс одарила его приветливой улыбкой, и Харлан, стоявший рядом с ней в мрачном молчании, был вынужден признать, что в старомодно галантном комплименте Твиссела есть доля истины. Платье Нойс скрывало красоту ее тела; косметика сводилась к нескольким невыразительным мазкам краски на губах и щеках, брови были уродливо подведены, и — самое ужасное прелестные длинные волосы были безжалостно подстрижены. И все же она была прекрасна.