В Уруке выпуклые штампы были заменены цилиндрическими печатями. Печать представляла собой маленький каменный цилиндр, на котором в углубленном рельефе вырезалась какая-нибудь сценка. Цилиндр можно было прокатать по глине, получив отпечаток, повторяющийся, по желанию, снова и снова.
   Такие цилиндрические печати множились в последующей месопотамской истории и явно представляли собой не только средства для подписи, но и произведения искусства.
   Другим стимулом к изобретению письменности была необходимость учета. Храмы были центральными складами зерна и других вещей, при них были загоны для скота. Они содержали избыток, который расходовался на жертвы богам, на продовольствие в голодные периоды, на военные нужды и т. д. Жрецы должны были знать, что они имели, что получали и что отдавали.
   Простейший способ учета — делать отметки, например зарубки на палочке.
   С палочками у шумеров было плохо, но печати подсказывали, что можно использовать глину. Так стали делать отпечатки разного вида для единиц, для десятка, для шести десятков. Глиняную табличку, на которой содержались учетные данные, можно было обжечь и хранить как постоянную запись.
   Чтобы показать, относится ли данное сочетание меток к скоту или к мерам ячменя, жрецы могли сделать на одной табличке грубое изображение головы быка, а па другой — изображение зерна или колоса. Люди поняли, что некоторая метка может обозначать определенный объект. Такая отметка называется пиктограммой («картиночным письмом»), и, если люди договаривались, что одна и та же совокупность пиктограмм означает одно и то же, они получали возможность общаться друг с другом без помощи речи и сообщения могли сохраняться постоянно.
   Мало-помалу о значках договорились — может быть, уже к 3400 г . н. э. Далее додумались до того, что абстрактные идеи можно выражать идеограммами («понятийным письмом»). Так, кружок с лучами мог представлять Солнце, но он мог представлять и свет. Грубый рисунок рта мог означать голод, но мог означать и просто рот. Вместе с грубым изображением колоса он мог означать еду.
   Время шло, значки становились все более схематичными и все меньше и меньше напоминали объекты, которые они первоначально изображали. Ради скорости писцы перешли к изготовлению значков путем вдавливания в мягкую глину острого инструмента так, что получалась узкая треугольная вмятина, похожая на клин. Значки, которые стали строить из этих меток, мы теперь называем клинописью.
   К концу Урукского периода, к 3100 г . до н. э., шумеры имели полностью развитый письменный язык — первый в мире. Египтяне, деревни которых усеивали берега реки Нил в северо-восточной Африке, в полутора тысячах км к западу от шумерских городов, услышали о новой системе. Они позаимствовали идею, но в некоторых отношениях усовершенствовали ее. Они использовали для письма папирус, листы, сделанные из волокон речного тростника, которые занимали намного меньше места, и с которыми было намного легче работать. Они покрывали папирус символами, намного более привлекательными, чем грубая клинопись шумеров.
   Египетские символы вырезались на каменных монументах и рисовались на внутренних стенах гробниц. Они сохранились на виду, в то время как покрытые клинописью кирпичи оставались скрытыми под землей. Именно поэтому долго думали, что египтяне изобрели письменность первыми. Теперь, однако, эта честь возвращена шумерам.
   Установление письменности в Шумере означало революционные изменения в социальной системе. Оно еще более усилило власть жрецов, ибо они знали тайну письмен и умели читать записи, а простые люди этого не умели.
   Причина была в том, что научиться письму было нелегким делом. Шумеры никогда не поднимались выше понятия отдельных символов для каждого основного слова, и пришли к 2 тыс. идеограмм. Для запоминания это представляло серьезные трудности.
   Конечно, можно было разбить слова на простые звуки и представить каждый из этих звуков отдельным значком. Таких звуковых значков (букв) достаточно иметь две дюжины, чтобы сформировать любое мыслимое слово. Однако такая система букв, или алфавит, была разработана только много столетий спустя после шумерского изобретения письменности, и то хананеянами, жившими на западном конце Плодородного Полумесяца, а не шумерами.
   Письменность укрепила также власть царя, ибо он мог теперь выразить собственный взгляд на вещи письменно и вырезать его на стенах каменных зданий вместе с резными сценами. Оппозиции трудно было конкурировать с этой древнейшей письменной пропагандой.
   И купцы почувствовали облегчение. Можно стало хранить контракты, засвидетельствованные жрецами в письменном виде, зафиксировать законы. Когда правила, управляющие обществом, стали постоянными, а не скрытыми в ненадежной памяти вождей, когда с этими правилами могли справиться те, кого они затрагивали, общество становилось более стабильным и упорядоченным.
   Впервые письменность утвердилась, вероятно, в Уруке, о чем говорят древнейшие надписи, найденные сегодня в руинах этого города. Процветание и мощь, возникшие с расцветом торговли, вслед за появлением письменности способствовали росту размеров и великолепия города. К 3100 г . до н. э. он стал самым совершенным городом мира, покрывая площадь более 5 кв. км. Город имел храм 78 м длиной, 30 м шириной и 12 м высотой — вероятно, крупнейшее здание в мире того времени.
   Шумер в целом, благословенный письменностью, быстро сделался наиболее развитым регионом Месопотамии. Страны выше по течению, фактически с более древней цивилизацией, отстали и были вынуждены подчиниться политическому и экономическому господству шумерских царей.
   Одним из важных следствий письменности было то, что она позволяла людям поддерживать долгие и подробные записи о событиях, которые можно было передавать из поколения в поколение лишь с небольшими искажениями. Перечни имен царей, рассказы о мятежах, битвах, завоеваниях, о природных катастрофах, пережитых и преодоленных, даже скучная статистика храмовых запасов или налоговых архивов — все это говорит нам бесконечно больше, чем можно узнать из простого изучения сохранившейся керамики или орудий труда. Именно из письменных записей получаем мы то, что называем историей. Все, что было до письменности, относится к доисторической эпохе.
   Можно поэтому сказать, что вместе с письменностью шумеры изобрели историю.

Потоп

   Период с 3100-го до 2800 г . до н. э. называют периодом протограмотности или ранней письменности. Шумер процветал. Можно было бы предположить, что, поскольку письменность уже существовала, мы должны знать об этом периоде очень многое. Но это не так.
   Дело не в том, что язык непонятен. Шумерский язык был расшифрован в 1930 — 40-х гг. XX в. (благодаря некоему стечению обстоятельств, к которому я вернусь позже) российско-американским археологом Сэмюэлем Крамером.
   Затруднение в том, что записи до 2800 г . плохо сохранились. Даже людям, которые жили после 2800 г., казалось, не хватало записей, касающихся предыдущего периода. По крайней мере, позднейшие записи, которые описывают события перед этой ключевой датой, имеют, кажется, абсолютно фантастический характер.
   Причину можно объяснить одним словом — потоп. Те шумерские документы, которые отражают мифологический взгляд на историю, всегда относятся к периоду «до потопа».
   В отношении речных паводков шумерам повезло меньше, чем египтянам. Нил, великая египетская река, разливается каждый год, но высота паводка колеблется в небольших пределах. Нил начинается в великих озерах в восточной части Центральной Африки, и они действуют как гигантские водохранилища, умеряющие колебания паводков.
   Тигр и Евфрат начинаются не в озерах, а в горных потоках. Водохранилища отсутствуют. В годы, когда в горах много снега, а весенние волны тепла приходят внезапно, паводок достигает катастрофических высот (в 1954 г . Ирак тяжело пострадал от наводнения).
   Между 1929-м и 1934 г . английский археолог сэр Чарльз Леонард Вулли раскопал холм, где скрывался древний шумерский город Ур. Он располагался близ старого устья Евфрата, всего в 16 км к востоку от Эриду. Там он обнаружил слой ила в три с лишним метра толщины, лишенный каких-либо остатков культуры.
   Он решил, что перед ним были отложения гигантского наводнения. По его оценкам, вода глубиной в 7,5 м покрывала территорию почти в 500 км длиной и 160 км шириной — практически всю землю междуречья.
   Наводнение, однако, могло и не быть столь катастрофически гибельным. Потоп мог уничтожить одни города и пощадить другие, ибо в одном городе дамбы могли находиться в небрежении, а в другом — удержаться благодаря героическим и непрестанным усилиям горожан. Так, в Эриду нет такого толстого слоя ила, как в Уре. В некоторых других городах толстые слои ила были отложены не тогда, когда в Уре, а в другое время.
   Тем не менее, должно быть, был один Потоп, который был хуже, чем любой другой. Быть может, именно он похоронил Ур, по крайней мере, на время. Даже если он полностью не разрушил другие города, экономический упадок в результате частичного уничтожения окультуренных земель поверг Шумер в период «темных веков», правда непродолжительный.
   Этот сверхпаводок, или Потоп (мы можем писать его с большой буквы), имел место около 2800 г . до н. э. Потоп и последующий беспорядок могли практически уничтожить городские архивы. Следующие поколения способны были лишь пытаться реконструировать историю на основе воспоминаний о прежних записях. Быть может, рассказчики историй со временем воспользовались возможностью построить легенды на основе сохранившихся отрывочных воспоминаний об именах и событиях и таким образом заменить скучную историю захватывающим повествованием.
   Например, цари, которые в позднейших записях отмечаются как «правившие до Потопа», правили до нелепости долго. Таких царей перечислено десять, и каждый из них якобы правил десятки тысяч лет.
   Следы этого мы находим в Библии, ибо ранние главы Книги Бытия, по-видимому, основаны отчасти на месопотамской легенде. Так, Библия перечисляет десять патриархов (от Адама до Ноя), живших до Потопа. Библейские авторы, однако, не поверили долгим правлениям шумеров (или тех, кто следовал за ними), они ограничили возраст допотопных патриархов сроком менее одной тысячи лет. Наибольшим долгожителем Библии был Мафусаил, восьмой из патриархов, и он прожил, как сообщается, «всего» девятьсот шестьдесят девять лет.
   Шумерская легенда о Потопе выросла в первое в мире эпическое повествование, известное нам. Наш наиболее полный вариант датируется сроком через две с лишним тысячи лет после Потопа, но уцелели также отрывки более древних сказаний, и значительную часть эпоса можно реконструировать.
   Герой его, Гильгамеш, царь Урука, жил через некоторое время после Потопа. Он обладал героической храбростью и совершил славные подвиги. Приключения Гильгамеша иногда позволяют назвать его шумерским Гераклом. Возможно даже, что легенда (которая стала очень популярной в последующие столетия и должна была распространиться по всему древнему миру) повлияла на греческие мифы о Геракле и на некоторые эпизоды «Одиссеи».
   Когда умер близкий друг Гильгамеша, герой решил избежать такой судьбы и отправился на поиски секрета вечной жизни. После сложных поисков, оживляемых множеством эпизодов, он находит Утнапиштима, который во времена Потопа построил большой корабль и спасся на нем со своей семьей. (Именно он после Потопа принес ту жертву, которая так понравилась голодным богам.)
   Потоп рисуется здесь как событие мировое, которое по своему эффекту таковым и было, ибо для шумеров Месопотамия составляла почти весь мир, который принимался в расчет.
   Утнапиштим не только пережил Потоп, но получил также дар вечной жизни. Он направляет Гильгамеша к месту произрастания некоего волшебного растения. Если он съест это растение, он навечно сохранит свою юность. Гильгамеш находит растение, но не успевает его съесть, ибо растение похищает змея. (Змеи, по причине способности сбрасывать старую, потертую кожу и появляться в блестящей и новой, обладали, по мнению многих древних, способностью к омоложению, и эпос о Гильгамеше среди прочего объясняет и это.)
   Рассказ об Утнапиштиме так похож на библейский рассказ о Ное, что большинство историков подозревают заимствование из рассказа о Гильгамеше. Возможно также, что змей, соблазнивший Адама и Еву и лишивший их дара вечной жизни, произошел от змеи, лишившей Гильгамеша того же самого.

Войны

   Потоп был не единственным бедствием, с которым пришлось сталкиваться шумерам. Были еще и войны.
   Есть признаки, что в первые столетия существования шумерской цивилизации города были разделены полосами необработанной земли, и их население практически не сталкивалось друг с другом. Могла существовать даже некая взаимная симпатия, ощущение, что великим врагом, которого нужно победить, была капризная река и что все они боролись с этим врагом вместе.
   Однако даже перед Потопом расширяющиеся города-государства должны были поглотить пустые земли между ними. Три сотни километров в нижнем течении Евфрата постепенно покрылись обработанной землей, и давление растущего населения заставляло каждый город вклиниваться возможно дальше на территорию своего соседа.
   Египтяне в подобных условиях сформировали единое государство и столетия прожили в мире — целую эпоху Древнего Царства. Египтяне, однако, жили в изоляции, защищенные морем, пустыней и нильскими порогами. У них было мало причин культивировать искусство войны.
   Шумеры, напротив открытые с двух сторон для опустошительных набегов кочевников, должны были создавать армии. И они их создали. Их солдаты маршировали стройными рядами, и ослы везли за ними тележки с припасами.
   Но раз армия для отражения кочевников создана, возникает сильное искушение применить ее с пользой в промежутках между набегами. Каждая из сторон в пограничных спорах теперь готова была поддержать свои взгляды армией.
   До Потопа, вероятно, войны не были особенно кровавыми. Основным оружием были деревянные копья и стрелы с каменными наконечниками. Наконечники нельзя было сделать очень острыми, они трескались и кололись, сталкиваясь с препятствием. Обтянутых кожей щитов было, вероятно, более чем достаточно против такого оружия, и в обычной битве было много ударов и много пота, но, учитывая указанные факторы, мало потерь.
   Около 3500 г . до н. э., однако, были открыты методы выплавки меди, а к 3000 г . было обнаружено, что, если смешать медь с оловом в определенных пропорциях, образуется сплав, который мы называем бронзой. Бронза — твердый сплав, годящийся на острые лезвия и тонкие острия. Более того, затупившееся лезвие можно было легко заострить снова.
   Бронза еще не стала общераспространенной даже ко времени Потопа, но ее стало достаточно, чтобы изменить баланс в постоянной борьбе кочевников и земледельцев навсегда в пользу последних. Для получения бронзового оружия нужно было обладать передовой технологией, далеко превышавшей возможности немудрящих кочевников. До того времени, как кочевники смогли вооружиться собственным бронзовым оружием или научиться способам компенсировать его отсутствие, преимущество оставалось за горожанами.
   К несчастью, начиная с 3000 г . до н. э. шумерские города-государства использовали бронзовое оружие друг против друга тоже, так что стоимость войны возросла (как она возрастала множество раз с тех пор). В результате ослаблены были все города, ибо ни один из них не мог окончательно разбить своих соседей. Если судить по истории других, лучше известных городов-государств (например, городов древней Греции), более слабые города всегда объединялись против любого города, который, как казалось, подходил достаточно близко к победе над всеми остальными.
   Мы можем предположить, что частично из-за хронических войн и расхода человеческой энергии системы дамб и каналов пришли в запустение. Быть может, именно поэтому Потоп был таким грандиозным и нанес такой ущерб.
   И все же даже в период дезорганизации, наступившей после Потопа, превосходство бронзового оружия должно было сохранить Шумер в безопасности от кочевников. По крайней мере, еще столетия после Потопа шумеры оставались у власти.
   Со временем страна полностью оправилась от катастрофы и стала более процветающей, чем когда-либо раньше. Шумер в эту эпоху насчитывал около тринадцати городов-государств, деливших между собой 26 тыс. кв. км обработанной земли.
   Города, однако, не усвоили уроков Потопа. Восстановление закончилось, и утомительная череда бесконечных войн началась сначала.
   Согласно тем записям, которые мы имеем, самым важным среди шумерских городов в период непосредственно после Потопа стал Киш, лежавший на Евфрате примерно в 240 км выше Ура.
   Хотя Киш был городом достаточно древним, до Потопа он не выделялся ничем необычным. Его внезапный подъем после катастрофы заставляет думать, что великие города юга были на время выведены из строя.
   Господство Киша оказалось недолговечным, но, как первый город, правивший после Потопа (и поэтому первый правящий город в период существования достоверных исторических записей), он добился очень высокого престижа. В позднейшие столетия шумерские цари-завоеватели называли себя «царями Киша», чтобы показать, что они правили всем Шумером, хотя Киш к тому времени потерял свое значение. (Это напоминает Средние века, когда германские короли титуловали себя «римскими императорами», хотя Рим к тому времени давно уже пал.)
   Киш проиграл, ибо города в нижнем течении наконец оправились. Они были отстроены вновь, они еще раз собрались с силами и вернули себе свою традиционную роль. Списки шумерских царей, которые мы имеем, перечисляют царей отдельных государств родственными группами, которые мы называем династиями.
   Так, при «первой династии Урука» этот город занял место Киша и некоторое время оставался таким же преобладающим, как прежде. Пятым царем этой первой династии был не кто иной, как Гильгамеш, который правил около 2700 г . до н. э. и снабдил знаменитый эпос зерном истины, вокруг которого были наворочены горы фантазий. К 2650 г . до н. э. лидерство вернул себе Ур под управлением собственной первой династии.
   Столетие спустя, около 2550 г . до н. э., всплывает имя завоевателя. Это Эаннатум, царь Лагаша, города, расположенного в 64 км к востоку от Урука.
   Эаннатум разбил обе армии — Урука и Ура. По крайней мере, он так утверждает на каменных колоннах, которые он установил и украсил надписями. (Такие колонны называют греческим термином «стелы».) Не всегда, разумеется, можно доверять таким надписям полностью, ибо они есть древний эквивалент нынешних военных коммюнике и часто преувеличивают успехи — из тщеславия или для поддержания морального духа.
   Самая внушительная из стел, воздвигнутых Эаннатумом, показывает сомкнутый строй воинов в шлемах и с копьями наперевес, шагающих по телам поверженных врагов. Собаки и коршуны пожирают тела мертвецов. Этот памятник называют стелой Коршунов.
   Стела увековечивает победу Эаннатума над городом Умма, в 30 км к западу от Лагаша. Надпись на стеле гласит, что Умма первая начала войну, похитив пограничные камни, но, однако, никогда не существовало официального отчета о войне, где бы вина за ее начало не возлагалась на противника. И у нас нет отчета Уммы.
   Целое столетие после правления Эаннатума Лагаш оставался сильнейшим из шумерских городов. Он был полон роскоши, прекрасные изделия из металла обнаружены в его руинах. Он контролировал около 4700 кв. км земель — громадная территория по тому времени.
   Последним правителем первой династии Лагаша был Урукагина, который взошел на трон около 2415 г . до и. э.
   Он был просвещенным царем, относительно которого нам остается лишь пожелать, чтобы мы знали больше. По-видимому, он чувствовал, что между всеми шумерами существовало или должно было существовать чувство родства, ибо надпись, которую он оставил, противопоставляет цивилизованных городских жителей варварским племенам чужаков. Быть может, он стремился создать единый Шумер, неприступную для кочевников крепость, где народ мог бы развиваться в условиях мира и процветания.
   Урукагина был также социальным реформатором, ибо он пытался ограничить власть жречества. Изобретение письменности отдало в руки жрецов такую власть, что они стали положительно опасными для дальнейшего развития. В их руки попало столько богатства, что остатков не хватало для экономического роста города.
   К несчастью, Урукагину ждала судьба многих царей-реформаторов. Мотивы его были благие, по реальную власть удержали консервативные элементы. Даже простые люди, которым царь пытался помочь, по-видимому, боялись жрецов и богов сильнее, чем желали собственного блага.
   Более того, жрецы, ставя собственные интересы выше интересов города, не поколебались сговориться с правителями других городов, целое столетие находившихся под господством Лагаша и более чем готовых попытаться в свою очередь достичь преобладания.
   Город Умма, сокрушенный Эаннатумом, получил теперь шанс для мщения. Правил им Лугальзаггеси, способный воитель, который медленно наращивал свои силы и владения, пока Урукагина был занят реформами в Лагаше. Лугальзаггеси захватил Ур и Урук и утвердился на троне Урука.
   Пользуясь Уруком как базой, Лугальзаггеси около 2400 г . н. э. ударил на Лагаш, разгромил его деморализованную армию и разграбил город. Он остался полновластным правителем всего Шумера.
   Ни один шумер ни разу не достигал такого военного успеха. Согласно его собственным хвастливым надписям, он посылал армии далеко на север и на запад, вплоть до Средиземного моря. Плотность населения Месопотамии была теперь в десять раз выше, чем в несельскохозяйственных регионах. В ряде шумерских городов, таких, как Умма и Лагаш, население достигало 10 — 15 тыс. человек.
   Но теперь шумерам приходилось считаться не только с самими собой, по крайней мере в военном отношении. Шумерская культура перехлестнула через узкие границы самого Шумера, и другие народы готовы были показать себя способными учениками.

Глава 2. АККАДЯНЕ

 

Первая империя

   Незадолго до Потопа новая волна кочевников обрушилась на Месопотамию. Шумеры оказались вполне способны отбросить их от своих главных центров в нижнем течении Евфрата. Поэтому кочевники повернули на север и заняли территорию выше Шумера. Они продвинулись в район, где Тигр и Евфрат приближаются друг к другу всего на 32 км , прежде чем разойтись вновь, охватывая плодородные земли Шумера.
   Происхождение кочевников сильно отличалось от шумерского. Археологи могут установить это по характеру языков, если они расшифрованы.
   Шумерский язык состоит из односложных слов (как современный китайский) и не похож ни на один из известных на Земле языков. Язык вновь прибывших состоял из многосложных слов. Его структура очень походила на структуру целой семьи языков, наиболее известным древним представителем которой был иврит, а из современных — арабский.
   Различные древние народы, говорившие на языках этой группы, названы в Библии потомками Шема (или Сима, в латинском варианте), одного из сыновей Ноя. В 1781 г . германский историк Август Людвиг фон Шлёцер предложил называть эти языки семитическими.
   Предположительно, все древние народы, говорившие на семитских языках, произошли от некоей единой группы, среди которой и был разработан первоначальный, материнский язык (протосемитский). Затем, с течением времени, вслед за странствиями и разделением происходивших из этой группы племен, протосемитский язык разделился на диалекты, которые впоследствии стали членами семитической языковой семьи. Где зародился первоначальный протосемитский, нельзя сказать с уверенностью, но, по всей вероятности, его родиной была Аравия.
   Следовательно, кочевники, говорящие на семитском языке, вторглись в Месопотамию через юго-западные, аравийские границы в 3000 г . до н. э. — как за тысячу лет раньше шумеры вторглись на равнину с гор северо-восточной границы. (Важно помнить, что термин «семитский», или «семитический», относится только к языку, но не к расе. Широко принято говорить о людях, говорящих на семитических языках, как о «семитах», и я иногда буду пользоваться этим словом, но такой вещи, как семитическая раса, не существует. Люди легко меняют язык, не меняя своих физических характеристик. Так, американские негры говорят по-английски, а гаитянские негры — по-французски, но это не делает их в расовом отношении родственными европейцам.)
   Самым важным из городов на территории, куда проникли семиты, был Киш. Вначале он был шумерским, но семиты постепенно просочились туда и заняли его.
   В течение шести столетий, в период Потопа и после него, семиты оставались на заднем плане. Территория их ни в коей мере не была такой процветающей, как собственно Шумер. Шумерская система ирригации не была еще освоена полностью, и более низкий уровень производительности означал меньше богатства и власти. (Сила шумерского мастерства становится очевидной, когда вы понимаете, что шумерская ферма в дни величия Лагаша полностью равнялась по продуктивности современным фермам, хотя затраты физического труда были, конечно, значительно выше.)