В любой нужный момент в эту систему вопросов-ответов вовлекались пять миллионов цепей из квадрильона цепей Мултивака. Может быть, ответы и не всегда бывали абсолютно верны, но они были лучшими из возможных, и каждый спрашивающий знал, что это лучший из возможных ответов, и целиком на него полагался. А это было главное.
   Отстояв в медленно двигавшейся очереди (на лице каждого мужчины и каждой женщины отражались надежд, смешанная со страхом, или с волнением, или даже с болью, но всегда по мере приближения к Мултиваку надежда одерживала верх), Бен наконец подошел к Куимби.
   Не поднимая глаз, Куимби взял протянутый ему заполненный бланк и сказал:
   – Кабина 5-Б.
   Тогда Бен спросил:
   – А как задавать вопросы, сэр?
   Куимби с некоторым удивлением поднял голову.
   Подростки, как правило, не пользовались службой Мултивака. Он добродушно сказал:
   – Приходилось когда-нибудь это делать, сынок?
   – Нет, сэр.
   Куимби показал модель, стоявшую него на столе.
   – Там будет такая штука. Видишь, как она работает? В точности, как пишущая машинка. Ничего не пиши от руки, пользуйся клавишами. А теперь иди в кабину 5-Б. Если понадобится помощь, просто нажми красную кнопку – кто-нибудь придет. Направо, сынок, по этому проходу.
   Он следил за мальчиком, пока тот не скрылся, потом улыбнулся. Еще не было случая, чтобы кого-нибудь не допустили к Мултиваку. Конечно, всегда находятся людишки, которые задают нескромные вопросы о жизни своих соседей или о разных известных лицах. Юнцы из колледжей пытаются перехитрить преподавателей или считают весьма остроумным огорошить Мултивак, поставив перед ним парадокс Рассела о множестве всех множеств, не содержащих самих себя в качестве своего элемента.
   Но Мултивак может справиться со всем этим сам. Помощь ему не требуется. Кроме того, все вопросы и ответы регистрируются и добавляются к совокупности сведений о каждом отдельном индивидууме. Любой, даже самый пошлый или самый дерзкий вопрос, поскольку он отражает индивидуальность спрашивающего, идет на пользу, помогая Мултиваку познавать человечество.
   Подошла очередь пожилой женщины, изможденной, костлявой, с испуганным выражением в глазах, и Куимби занялся ею.
   Али Отман мерил шагами свой кабинет, с каким-то отчаянием вдавливая каблуки в ковер.
   – Вероятность все еще растет. Уже двадцать два и четыре десятых процента! Проклятье! Джозеф Мэннерс арестован и изолирован, а вероятность все поднимается!
   Он обливался потом.
   Лими отвернулся от видеофона.
   – Признание до сих пор не получено. Сейчас Мэннерс проходит психические испытания, но никаких признаков преступления нет. Похоже, что он говорит правду.
   – Выходит Мултивак сошел с ума? – возмутился Отман.
   Зазвонил другой аппарат. Отман обрадовался передышке. На экране возникло лицо агента Отдела контроля и управления.
   – Сэр, будут ли какие-нибудь новые распоряжения относительно Мэннерсов? Или им можно по-прежнему приходить и уходить?
   – Что значит «по-прежнему»?
   – В первоначальных инструкциях речь шла только о домашнем аресте Джозефа Мэннерса. Остальные члены семьи не упоминались, сэр.
   – Ну так распространите приказ на остальных до получения других инструкций.
   – Тут есть некоторое осложнение, сэр. Мать и старший сын требуют сведений о младшем сыне. Он исчез, и они утверждают, что его арестовали. Они хотят идти в Главное управление наводить справки.
   Отман нахмурился и произнес почти шепотом:
   – Младший сын? Сколько ему?
   – Шестнадцать, сэр.
   – Шестнадцать, и он исчез. Где он, не известно?
   – Ему разрешили покинуть дом, сэр, так как не было приказа задержать его.
   – Ждите у аппарата.
   Отман, не разъединяя связи, выключил экран. Вдруг он обеими руками схватился за голову и застонал: – Идиот! Какой идиот!
   Лими оторопел. – Что за черт?
   – У арестованного есть шестнадцатилетний сын, – выдавил из себя Отман. – А это значит, что сын как несовершенно летний еще не зарегистрирован Мултиваком отдельно, а только вместе с отцом, в отцовских документах. – Он с яростью взглянул на Лими. – Каждому человеку известно, что до восемнадцати лет подростки сами не заполняют анкеты для Мултивака, это делают за них отцы. Разве я об этом не знаю? Разве вы не знаете?
   – Вы хотите сказать, что Мултивак имел в виду не Джо Мэннерса?
   – Мултивак имел в виду младшего сына, а теперь мальчишка исчез. Вокруг дома стена из наших агентов, а он преспокойно выходит из дому и отправляется сами знаете по какому делу.
   Он резко повернулся к видеофону, к которому все еще был подключен агент Отдела контроля и управления. Минутная передышка позволила Отману взять себя в руки и принять уверенный, невозмутимый вид. Не к чему было закатывать истерику на глазах у агента, хотя Отману, может, и полезно было бы дать выход бушевавшей внутри буре. Он сказал:
   – Установите, где находится младший сын. Пошлите всех ваших людей. Если понадобится, привлеките всех жителей округа. Я дам соответствующие приказания. Вы обязаны во что бы то ни стало найти мальчика.
   – Слушаю, сэр.
   Отключившись, Отман приказал:
   – А теперь проверьте вероятность, Лими.
   Через несколько минут Лими произнес.
   – Упала до девятнадцати и шести десятых. Упала.
   Отман вздохнул с облегчением.
   – Наконец-то мы на правильном пути.
   Бен Мэннерс сидел в кабине 5-Б и медленно выстукивал: «Меня зовут Бэнджамен Мэннерс, мой номер МБ71833412. Мой отец, Джозеф Мэннерс, арестован, но мы не знаем, какое преступление он замышляет. Как нам помочь ему?»
   Он кончил и принялся ждать. В свои шестнадцать лет он уже понимал, что где то там внутри его слова циркулируют по цепям сложнейшей из систем, когда-либо созданных человеком, понимал, что триллион данных сольются в единое целое, из него Мултивак извлечет наилучший ответ и тем самым поможет Бену.
   Машина щелкнула, из нее выпала карточка – длинный-предлинный ответ. Начинался он так: «Немедленно отправляйся скоростным транспортом в Вашингтон. Сойди у Коннектикут-авеню. Там увидишь здание, найди особый вход с надписью „Мултивак“, где стоит часовой. Скажи часовому, что ты нарочный, к доктору Трамбулу, он пропустит тебя. Оказавшись в коридоре, иди по нему, пока не очутишься у небольшой двери с табличкой „Внутренние помещения“. Войди и скажи людям, которые там окажутся: „Донесение доктору Трамбулу“. Тебя пропустят. Иди прямо…»
   И так далее и так далее. Бен пока не понимал, какое это имеет отношение к его вопросу, но он безгранично верил в Мултивак. И он бегом бросился к вашингтонской автостраде.
   Поиски Бена Мэннерса привели агентов Одела контроля и управления на балтиморскую станцию Мултивака через час после того, как Бен ее покинул. Гарольд Куимби оробел, оказавшись в центре внимания такого количества важных особ, и все из-за шестнадцатилетнего мальчишки.
   – Да, мальчик здесь был, – подтвердил он, – но куда он девался, не известно. Не мог же я знать, что его разыскивают. Мы принимаем всех, кто приходит. Да, конечно, получить запись вопроса и ответа можно.
   Едва взглянув на запись, они, не теряя времени, передали ее по телевидению в Центральное управление.
   Отман прочел ее, закатил глаза и лишился чувств, его быстро привели в себя, и он сказал слабым голосом:
   Мальчика нужно перехватить. Сделайте для меня копию ответа Мултивака. Больше тянуть нельзя, я должен немедленно связаться с Галлименом.
   Бернард Галлимен никогда не видел Али Отмана таким взволнованным. И теперь, взглянув в безумные глаза координатора, почувствовал, как по его спине пробежал холодок.
   Он пробормотал, заикаясь:
   – Что вы хотите сказать? Что может быть хуже убийства?
   – Много хуже, чем простое убийство.
   Галлимен побледнел.
   – Вы имеете в виду убийство одного из важных государственных деятелей? («А что, если это я сам…» – пронеслось у него в голове)
   Отман кивнул.
   – Не просто одного из деятелей, а самого главного.
   – Неужели генерального секретаря? – прошептал в ужасе Галлимен.
   – Хуже. Неизмеримо хуже. Речь идет об уничтожении Мултивака.
   – Что?!
   – Впервые в истории Мултивак доложил о том, что ему самому грозит опасность.
   – Почему же меня сразу не поставили в известность?
   Отман вышел из положения, отделавшись полуправдой.
   – Случай беспрецедентный, сэр, мы решили расследовать дело, прежде чем поместить в отчет.
   – Но теперь разумеется Мултивак спасен? Ведь он спасен?
   – Вероятность опасности упала ниже четырех процентов. Сейчас я жду нового сообщения.
   – Донесение доктору Трамбулу, – сказал Бен Мэннерс человеку на высоком табурете, который увлеченно работал сидя перед громадой, напоминавшей во много раз увеличенный пульт управления стратокрейсера.
   – Валяй, Джим, – ответил человек. – Двигай.
   Бен взглянул на инструкцию и поспешил дальше. В конце концов, в ту минуту, когда в одном из индикаторов загорится красный свет, Бен найдет незаметный рычажок и передвинет его в положение «вниз».
   Он услышал за своей спиной взволнованный голос, затем еще один, и вдруг его схватили под мышки и за ноги, подняли, и мужской голос сказал:
   – Поехали, сынок.
   Лицо Али Отмана нисколько не прояснилось при известии, что мальчик пойман, но Галлимен с облегчением заметил:
   – Раз мальчик в наших руках, Мултивак в безопасности.
   – До поры до времени.
   Галлимен приложил ко лбу трясущуюся руку.
   – Какие полчаса я пережил! Вы представляете себе, что произошло бы, если бы хоть на короткое время Мултивак вышел из строя? Крах правительства, упадок экономики! Это была бы катастрофа пострашнее, чем… – Он дернул головой. – Почему вы сказали «до поры до времени»?
   – Этот мальчик, Бен Мэннерс, не собирался причинить вред Мултиваку. Он и его семья должны быть освобождены, и придется выдать им компенсацию за ошибочный арест. Мальчик следовал указаниям Мултивака только потому, что хотел помочь отцу, и он этого добился. Его отец уже освобожден.
   – Неужели вы хотите сказать, что Мултивак сознательно вынуждал мальчика дернуть рычаг? И при этом неминуемо должно было сгореть столько цепей, что на починку ушел бы целый месяц? То есть Мултивак готов был уничтожить себя ради освобождения одного человека?
   – Хуже, сэр. Мултивак не только дал такие инструкции, но он выбрал именно семью Мэннерсов, потому что Бен Мэннерс как две капли воды походит на посыльного доктора Трамбула и мог беспрепятственно проникнуть к Мултиваку.
   – Что значит "выбрал именно эту семью?
   – А то, что мальчик никогда бы сам не пошел со своим вопросом к Мултиваку, если бы его отца не арестовали. Отца не арестовали бы, если бы Мултивак не обвинил его в преступных замыслах относительно самого Мултивака. Собственные действия Мултивака дали толчок событиям, которые чуть не привели к его гибели.
   – Но в этом нет никакого смысла, – умоляющим голосом произнес Галлимен. Он чувствовал себя маленьким и беспомощным, он как бы стоял на коленях перед Отманом, умоляя этого человека, который почти всю жизнь провел с Мултиваком, успокоить его, Галлимена.
   Но Отман не стал этого делать. Он сказал:
   – Насколько я знаю, со стороны Мултивака это первая попытка подобного рода. До известной степени он все продумал неплохо. Удачно выбрал семью. Намеренно не сделал различия между отцом и сыном, чтобы сбить нас с толку. Однако в этой игре он еще новичок. Он не сумел обойти им же самим установленные правила и поэтому сообщал о том, что вероятность его гибели растет с каждым шагом, сделанным нами по неправильному пути. Он не сумел утаить ответ, который дал мальчику. В дальнейшем он, вероятно, научится обманывать. Научится скрывать одни факты, не станет регистрировать другие. Начиная с этого дня каждая из его инструкций может содержать в себе семена его гибели. Нам об этом не узнать. Как бы мы ни были настороже, в конце концов Мултивак добьется своего. Мне думается, мистер Галлимен, вы будете последним председателем этой организации.
   Галлимен в бешенстве стукнул кулаком по столу.
   – По почему, почему, черт вас побери? С ним что-нибудь неладно? Разве нельзя исправить его?
   – Вряд ли, – ответил Отман с какой-то безнадежностью в голосе. – Я никогда раньше об этом не задумывался, просто не предоставлялось случая. Но теперь мне кажется, что мы подошли к концу, так как Мултивак слишком совершенен Он стал таким сложным, что способен мыслить и чувствовать, подобно человеку.
   – Вы с ума сошли. Но даже если и так, что из этого?
   – Уже более пятидесяти лет мы взваливаем на Мултивак все человеческие горести. Мы заставляем его заботиться о нас, обо всех вместе и о каждом в отдельности. Навязываем ему свои тайны. Без конца упрашиваем отвести таящееся в нас самих зло. Все мы идем к нему со своими неприятностями, с каждым разом увеличивая его бремя. А теперь мы еще задумали взвалить на него бремя людских болезней.
   Отман замолчал на минуту, потом взорвался:
   – Мистер Галлимен, Мултивак несет на своих плечах все грехи мира – он устал!
   – Бред, настоящий бред, – пробормотал Галлимен.
   – Хотите я вам кое-что покажу. Давайте я проверю свою догадку. Разрешите мне воспользоваться линией связи с Мултиваком прямо у вас в кабинете.
   – Зачем?
   – Я задам ему вопрос, который никто до меня не задавал.
   – А это ему не повредит? – Галлимен был в панике.
   – Нет, просто он скажет нам, что мы хотим знать.
   Председатель колебался. Потом сказал:
   – Давайте.
   Отман подошел к аппарату, стоявшему на столе у Галлимена. Пальцы его уверенно выстукали вопрос:
   «Мултивак, что хочется тебе самому больше всего на свете?»
   Пауза между вопросом и ответом тянулась мучительно долго. Отман и Галлимен затаили дыхание.
   И вот послышалось щелканье, выпала карточка.
   Маленькая карточка, на которой четкими буквами было написано:
   «Я хочу умереть».

Последний вопрос

   Впервые последний вопрос был задан наполовину в шутку 21 мая 2061 года, когда человечество вступило в Новую Эру, полностью овладев энергией своего светила. Вопрос возник в результате пятидолларового пари, заключенного между коктейлями. Дело обстояло так.
   Александр Аделл и Бертран Лупов входили в свиту Мультивака и были его верными и преданными слугами. Они знали (насколько может знать человек), что скрывается за холодным, мерцающим ликом этого гигантского компьютера, ликом, протянувшимся целые мили. Они имели по крайней мере туманное представление об общем плане всех этих целей и реле, образующих сооружение настолько сложное, что даже уже минули времена, когда один человек мог держать в голове его целостный образ.
   Мультивак был машиной самоорганизующейся и самообучающейся. Так и должно быть, ибо не существует человека, который смог бы обучать и организовывать его с надлежащей точностью и быстротой. Так что к мыслительным процессам Мультивака Лупов и Аделл имели отношение весьма косвенное. Но то, что им поручено было делать, они выполняли со рвением. Они скармливали Мультиваку информацию, приспосабливали данные и вопросы к его внутреннему языку и расшифровывали выдаваемые ответы. Определенно, они (как и многие другие их коллеги) имели полное право на отблеск сияющего ореола славы Мультивака.
   Десятилетиями Мультивак помогал людям конструировать ракеты и рассчитывать траектории, по которым человечество смогло достичь Луны, Марса и Венеры. Но затем Земля истощила свои ресурсы и не могла уже позволить себе роскошь космических перелетов. Для длительных перелетов нужно было много энергии, и хотя Земля научилась тратить свой уголь и свой уран с большой эффективностью, запасы и того и другого были ограничены и весьма скромны. Совершенствуясь в процессе самообучения, Мультивак смог наконец найти решение этой задачи и удовлетворить фундаментальную потребность человечества в энергии. 21 мая 2061 года то, что считалось до этого теорией, стало свершившимся фактом.
   Земля научилась запасать, транспортировать и использовать прямую солнечную энергию во всепланетном масштабе. Она отказалась от ядерных и тепловых электростанций и подключилась к кольцу маленьких, не более мили в диаметре, гелиостанций, вращающихся вокруг Земли на половинном расстоянии до Луны. Неделя – срок недостаточный для того, чтобы улеглись страсти и всеобщее ликование вокруг столь знаменательного события, и Аделл с Луповым были вынуждены просто-напросто сбежать со своего поста, утомленные вниманием общественности, чтобы встретиться в укромном уголке. Там, где на них никто не стал бы пялиться – в пустой подземной камере, за стенами которой тянулись мили проводов, заменяющих телу Мультивака нервы. Мультивак за свое изобретение также заслужил отпуск, и его служители полностью разделяли это мнение. Естественно, у них и в помине не было намерения его тревожить.
   Они прихватили с собой бутылку виски, и единственным желанием обоих было расслабиться в ленивой, неспешной беседе.
   – Если вдуматься, то это действительно поражает, – сказал Аделл.
   На его широком лице лежала печать усталости, и он тянул свою дозу через соломинку, задумчиво скосив глаза на кружащиеся в бокале кубики льда.
   – Вся энергия вокруг нас теперь наша. Ее достаточно, чтобы в мгновение ока превратить Землю в расплавленный шар, и все равно ее останется еще столько, что убыль никто и не заметит. Вся энергия, какую мы может только использовать, – наша! Отныне и присно и во веки веков!
   Лупов покачал головой. Он имел обыкновение так поступать, когда хотел возразить, а сейчас он именно и собирался возражать, хотя бы по той причине, что была его очередь идти за порцией льда.
   – Отнюдь не во веки веков, – возразил он.
   – Нет, именно на целую вечность. Пока Солнце не погаснет.
   – Это не вечность. Это вполне определенный конечный срок.
   – Ну, хорошо. Миллиарды и миллиарды лет. Возможно, 20 миллиардов. Это тебя устраивает?
   Лупов запустил пятерню в шевелюру, как бы удостоверяясь, что он все все реально существует, сидит и тянет свой коктейль.
   – 20 миллиардов лет это еще не вечность.
   – Да, но на наш век хватит, не так ли?
   – На наш век хватило бы и угля с ураном.
   – Ну, хорошо. Зато теперь мы можем построить индивидуальный корабль для путешествий по солнечной системе и миллионы раз сгонять на нем до Луны и обратно, и не заботиться о заправке горючим. Этого на угле и уране не добьешься. Спроси у Мультивака, если мне не веришь.
   – Зачем мне у нет спрашивать, я и сам знаю.
   – Тогда прекрати ставить под сомнение достижение Мультивака, – уже заводясь сказал Аделл, – он сделал великое дело!
   – А кто это отрицает? Я только хочу сказать, что Солнце – не вечно. И ничего, кроме этого. Нам гарантировано, скажем, 20 миллионов лет, а дальше что?
   Лупов ткнул в собеседника не вполне уверенным жестом.
   – И не рассказывай мне сказки о том, что мы переберемся к другому солнцу.
   Пару минут они молчали. Аделл неспешно прикладывался к бокалу. Лупов сидел с закрытыми глазами. Они расслаблялись.
   Затем Лупов резко открыл глаза.
   – Ты, наверное, думаешь, что мы полетим к другому солнцу, когда с нашим будет покончено?
   – Я ни о чем не думаю.
   – Думаешь. Вся беда у тебя в том, что ты не силен в логике. Ты похож на парня, не помню из какого рассказа. Он попал под проливной дождь и спрятался от него в роще. Встал под дерево и стоял, ни о чем не заботясь, поскольку считал, что как только крона намокнет и начнет протекать, то он сможет перейти под другое дерево…
   – Я уже все понял, – ответил Аделл. – Не ори. Когда солнце погаснет, других звезд уже тоже не будет.
   – Вот именно, – пробормотал Лупов. – Все звезды родились в одном космическом взрыве, каков он там ни был, и кончить свой путь они должны практически одновременно. То есть, по космическим масштабам. Конечно, одни погаснут раньше, другие позже. Я полагаю, красные гиганты не протянут и сотни миллионов лет. Солнце, допустим, просуществует 20 миллиардов лет, а карлики, на радость нам, возможно, продержатся еще сотню миллиардов. Но возьмем биллион лет и что увидим – Мрак, максимальный уровень энтропии, тепловая смерть.
   – Я знаю все про энтропию, – горько сказал Аделл.
   – Верю, черт тебя подери!
   – Я знаю не меньше тебя!
   – Тогда ты должен знать, что в один прекрасный день все сгинет!
   – А кто спорит, что нет?
   – Ты споришь, доходяга несчастный. Ты сказал, что теперь у нас энергии столько, что хватит на веки-вечные. Ты так и сказал – «во веки веков».
   Теперь настал черед Аделла не соглашаться.
   – А мы со временем что-нибудь придумаем, чтобы все восстановить.
   – Никогда.
   – Почему? Когда-нибудь.
   – Никогда!
   – Спроси Мультивака.
   – Ты спроси. Предлагаю пари на пять долларов, что это невозможно.
   Аделл был пьян уже настолько, что принял пари. В то же время он был еще достаточно трезв для того, чтобы составить необходимую последовательность символов и операторов, которая в переводе на человеческий язык была бы эквивалентна вопросу: «Сможет ли человечество снова заставить Солнце сиять, когда оно начнет умирать от старости?» Или, формулируя короче: «Как уменьшить энтропию в объеме всей Вселенной?»
   Мультивак скушал вопрос и стал глух и нем. Огоньки на пультах и панелях перестали мигать, затихло привычное щелканье реле. Мультивак погрузился в глубокое раздумье. Затем, когда изрядно струхнувшие служители уже не могли дальше сдерживать дыхание, пульт ожил и на экране дисплея высветилась фраза:
   ДАННЫХ НЕДОСТАТОЧНО ДЛЯ ОСМЫСЛЕННОГО ОТВЕТА.
   – Пари не состоялось, – прошептал Лупов.
   Они быстро допили остатки виски и убрались восвояси. Назавтра оба маялись от головной боли и общего недомогания и про эпизод с участием Мультивака не вспоминали.
   Джеррод, Джерродина и Джерродетты 1-я и 2-я наблюдали звездную картину на видеоэкране. Переход через гиперпространство в своей вневременной фазе подходил к концу. Наконец однообразное мерцание, заменявшее звезды, уступило место одинокому яркому призрачному диску, доминирующему в центре экрана.
   – Это Х-23, – сказал Джеррод не вполне твердо. Кисти его тонких рук были сцеплены за спиной, а пальцы побелели.
   Обе девочки, маленькие Джерродетты, впервые в жизни совершили путешествие через гиперпространство и впервые ощутили характерное, странное чувство выворачиваемого наизнанку сознания. Они разразились бессмысленным хихиканьем и принялись гоняться друг за дружкой вокруг своей матери.
   – Мы достигли Х-23, мы достигли Х-23…
   – Тише, дети, – строго сказала Джерродина. – Ты уверен, Джеррод?
   – А какие тут могут быть сомнения? – спросил Джеррод, непроизвольно взглянув на бесформенный металлический наплыв под самым потолком. Он проходил по потолку на всю длину отсека и шел дальше сквозь переборку и через другие отсеки по всему кораблю.
   Джеррод мало что знал про эту металлическую штуковину, кроме того, что она называется Микровак; что ей можно задавать любые вопросы, которые только придут в голову; что она ведет корабль к заранее намеченной цели, контролирует поступление энергии из Субгалактических Силовых станций и рассчитывает прыжки через гиперпространство.
   На долю самого Джеррода и его семьи оставалось только пассивное наблюдение да ожидание прибытия к цели. В комфортабельных каютах корабля этот процесс был не в тягость.
   Кто-то когда-то говорил Джерроду, что «ак» в конце слова Микровак на древнеанглийском языке означает сокращение слов «аналоговый компьютер», но и эта информация, в сущности, была ему не нужна.
   Глаза Джерродины увлажнились.
   – Ничего не могу с собой поделать. Так странно покидать нашу Землю.
   – Боже мой, но отчего? – воскликнул Джеррод. – Там у нас ничего не осталось. А на Х-23 у нас будет все. Мы будем там не одиноки и нам не нужно даже будет разыгрывать из себя пионеров. На планете уже живет миллион человек. И я думаю, что уже наши праправнуки тоже отправятся подыскивать себе новый мир, потому что этот к тому времени переполнится.
   Помолчав, он добавил:
   – Все-таки здорово придумано! Компьютеры рассчитывают новые маршруты по мере возрастания человечества.
   – Я знаю, знаю, – сказала Джерродина несчастным тоном. – Наш Микровак – самый лучший Микровак; лучший в мире Микровак!
   – Я тоже так думаю, – сказал Джеррод и потрепал ее за волосы.
   Это действительно было так, и Джеррод был рад иметь собственный Микровак и рад, что он родился именно в это благословенное время и ни в какое другое. Во времена его предков единственными компьютерами были гигантские электронные машины, занимающие площадь в добрую сотню квадратных миль. На каждой планете имелся один такой. Их называли Планетными АКами. Они постоянно увеличивались в размерах, на протяжении тысячелетий, а затем, наконец, настало время усовершенствования, развития вглубь. Сначала вместо транзисторов появились интегральные схемы, затем – молекулярные пленки, после – кристаллы, даже самый большой планетный АК мог теперь уместиться в трюме космического корабля.
   Джеррод почувствовал гордость, которую всегда испытывал при мысли, что его личный Микровак гораздо сложнее, надежнее и совершеннее, чем даже древний Мультивак, который по преданиям приручил Солнце и разрешил проблему передвижения в гиперпространстве, открыв тем самым путь к звездам.