Перепуганный Джерри отчаянно старался освободиться от ее руки.
Мисс Феллоуз с яростью разорвала бумагу.
– А теперь иди в дом и играй с Тимми. Он покажет тебе свою новую книжку.
Наконец появилась та девушка. Мисс Феллоуз никогда раньше не видела ее. Дело в том, что никто из постоянных служащих «Стасиса», иногда замещавших ее, когда ей необходимо было отлучаться по делам, сейчас, в связи с приближением осуществления "Проекта «Средневековье», не мог помочь. Однако секретарша Хоскинса обещала найти какую-нибудь девушку, которая побудет с детьми.
– Вы и есть та девушка, которую прикрепили к Первой Секции «Стасиса»? – стараясь сдержать дрожь в голосе, спросила мисс Феллоуз.
– Да. Меня зовут Мэнди Террис. А вы – мисс Феллоуз, правильно?
– Совершенно верно.
– Простите, что я немного опоздала. Везде такая суматоха.
– Я знаю. Итак, я хочу, чтобы вы…
– Вы ведь будете смотреть, правда? – перебила ее Мэнди. На хорошеньком, тонком, но каком-то пустом личике отразилась жгучая зависть.
– Это не имеет значения. Я хочу, чтобы вы вошли в дом и познакомились с Тимми и Джерри. Они будут играть часа два и не причинят вам никакого беспокойства. Им оставлено молоко, у них много игрушек. Будет даже лучше, если вы по возможности предоставите их самим себе. А теперь я покажу вам, где что находится и…
– Это Тимми – мальчик-обез…?
– Тимми – ребенок, который живет в «Стасисе», – резко перебила ее мисс Феллоуз.
– Я хотела сказать, что Тимми – это тот, кому нельзя выходить из дома, не так ли?
– Да. А теперь зайдите в помещение, у нас мало времени.
И когда ей наконец удалось уйти, за ее спиной раздался пронзительный голос Мэнди Террис:
– Надеюсь, вам достанется хорошее местечко. Ей богу, мне так хочется, чтобы опыт удался.
Не уверенная в том, что, если она попытается ответить Мэнди, ей удастся сохранить самообладание, мисс Феллоуз, даже не оглянувшись, поспешила поскорее уйти.
Но из-за того, что она задержалась, ей не удалось занять хорошее место. Она с трудом протолкалась только до экрана в Зале Собраний. Если бы ей повезло очутиться поблизости от места, где проводился эксперимент, если б только она могла подойти к какому-нибудь чувствительному прибору, если б ей удалось сорвать опыт…
Она нашла в себе силы совладать с охватившим ее безумием. Ведь разрушение какого-нибудь прибора ни к чему бы не привело. Они бы все равно исправили его и поставили бы эксперимент заново… А ей никогда бы не разрешили вернуться к Тимми.
Ничто не могло ей помочь. Ничто, за исключением естественного и притом непоправимого провала эксперимента.
И в те мгновения, когда отсчитывались последние секунды, ей оставалось только ждать, напряженно следя за каждым движением на огромном экране, внимательно всматриваясь в лица занятых в опыте сотрудников, когда то один, то другой из них попадал в кадр; она старалась уловить в их взглядах выражение беспокойства и неуверенности – намек на возникновение неожиданных затруднений в осуществлении опыта; она ни на секунду не отрывала взгляд от экрана…
Но ее надежды не оправдались. Была отсчитана последняя секунда, и очень спокойно, без лишнего шума опыт был благополучно завершен!
В недавно отстроенном новом помещении «Стасиса» стоял бородатый сутулый крестьянин неопределенного возраста, в рваной, грязной одежде и деревянных башмаках; он с тупым ужасом озирался по сторонам: его сознание не в состоянии было воспринять внезапную и совершенно невероятную перемену обстановки.
И в тот момент, когда весь мир обезумел от восторга, мисс Феллоуз, застывшая от горя, одна стояла неподвижно в поднявшейся сутолоке. Ее пинали, швыряли из стороны в сторону, только что не топтали ногами; она стояла в гуще ликующем толпы, вся сжавшись под бременем рухнувших надежд.
И когда скрипучий голос громкоговорителя назвал ее имя, это дошло до ее сознания только после троекратного повторения.
– Мисс Феллоуз, мисс Феллоуз, вас требуют в Первую Секцию «Стасиса». Мисс Феллоуз, мисс Феллоуз…
– Пропустите меня! – задыхаясь, крикнула ом, я громкоговоритель, ни на секунду не останавливаясь, продолжал повторять все ту же фразу. Собрав все силы, она стала отчаянно пробиваться через толпу, расталкивая окружающих ее людей. Не останавливаясь ни перед чем, пустив в ход даже кулаки, раздавая направо и налево удары и поминутно застревая в людском водовороте, она медленно, как в кошмаре, но все же продвигалась к выходу.
Мэнди Террис рыдала.
– Я просто не могу себе представить, как это произошло. Я отлучилась всего лишь на минутку, чтобы взглянуть на тот маленький экран, который они установили в коридоре. Только на минуту. И вдруг, прежде чем я успела что-либо сделать… Вы сами сказали мне, что они не причинят никакого беспокойства, вы самипосоветовали оставить их одних! – выкрикнула вдруг Мэнди, переходя в наступление.
– Где Тимми? – глядя на нее непонимающими глазами, спросила мисс Феллоуз. Она не заметила, что ее сотрясает нервная дрожь.
Одна сестра протирала плачущему Джерри руку дезинфицирующим средством, другая готовила шприц с противостолбнячной сывороткой.
– Он укусил меня, мисс Феллоуз! – задыхаясь от злости, крикнул Джерри. – Он укусилменя!
Но мисс Феллоуз не обратила на него внимания.
– Что вы сделали с Тимми? – крикнула она.
– Я заперла его в ванной комнате, – ответила Мэнди. – Я просто-напросто швырнула туда это маленькое чудовище и заперла его там.
Мисс Феллоуз бегом помчалась в кукольный домик. Она задержалась у дверей ванной – казалось, прошла целая вечность, пока ей удалось наконец открыть дверь и отыскать забившегося в угол уродливого мальчугана.
– Не бейте меня, мисс Феллоуз, – прошептал он. Глаза его покраснели, губы дрожали. – Я это сделал не нарочно.
– О Тимми, откуда ты взял, что я буду тебя бить?
Подхватив ребенка на руки, она крепко прижала его к себе.
– Она сказала, что вы выпорете меня длинной веревкой. Она сказала, что вы будете меня бить, бить, бить… – взволнованно ответил Тимми.
– Никто тебя не будет бить. С ее стороны очень дурно сказать такое. Но что случилось? Что случилось?
– Он назвал меня мальчиком-обезьяной. Он сказал, что я не настоящий мальчик, что я животное.
Из глаз Тимми хлынули слезы.
– Он сказал, что не хочет больше играть с обезьяной. А я сказал, что я не обезьяна. Я не обезьяна! Потом он сказал, что я очень смешно выгляжу, что я ужасно безобразен. Он повторил это много-много раз, и я укусил его.
Теперь они плакали оба.
– Но ты же знаешь, Тимми, что это неправда, – всхлипывая, сказала мисс Феллоуз, – ты настоящий мальчик. Ты самый настоящий и самый хороший мальчик на свете. И никто, никто никогда тебя у меня не отнимет.
Теперь ей легко было решиться – она наконец знала, что делать. Но действовать нужно было быстро. Хоскинс не станет больше ждать, ведь пострадал его собственный ребенок…
Нет, это должно произойти ночью, сегодня ночью, когда почти все служащие «Стасиса» будут либо спать, либо праздновать успешное претворение в жизнь "Проекта «Средневековье».
Она вернется в «Стасис» в необычное время, но это случалось и раньше. Охранник хорошо знал ее, и ему даже в голову не придет требовать от нее каких бы то ни было объяснений. Он и внимания не обратит на то, что у нее в руке будет чемодан. Она несколько раз прорепетировала эту простую фразу: «Игры для мальчиков» – и последующую за ней спокойную улыбку. И он поверит.
Когда она снова появилась в кукольном домике, Тимми еще не спал, и она изо всех сил старалась вести себя как обычно, чтобы не испугать его. Она поговорила с ним о его снах и выслушала его вопросы о Джерри.
Потом ее увидят немногие, и никому не будет никакого дела до узла, который она будет нести. Тимми поведет себя очень спокойно, а затем все уже станет fait accompli [свершившимся фактом (фр.)]. Задуманное будет выполнено, и что толку пытаться исправить то, что уже произошло. Ей дадут возможность существовать. Им будет дарована жизнь.
Она открыла чемодан и вытащила из него пальто, шерстяную шапку с наушниками и еще кое-что из одежды.
– Мисс Феллоуз, почему вы надеваете на меня все эти вещи? – встревожившись, спросил Тимми.
– Я хочу вывести тебя отсюда, Тимми. Мы отправимся в страну твоих снов, – ответила мисс Феллоуз.
– Моих снов? – его лицо загорелось радостью, но он еще не полностью избавился от страха.
– Не бойся, ты будешь со мной. Ты не должен бояться, когда ты со мной, не так ли, Тимми?
– Конечно, мисс Феллоуз. – Он прижался к ней своей бесформенной головкой, и, обняв его, она ощутила под рукой биение его маленького сердца.
Наступила полночь. Мисс Феллоуз взяла ребенка на руки, выключила сигнализацию и осторожно открыла дверь.
И тут из ее груди вырвался крик ужаса – она оказалась лицом к лицу со стоявшим на пороге Хоскинсом!
С ним были еще двое, и, увидев ее, он был поражен не меньше, чем она сама.
Мисс Феллоуз пришла в себя на какую-то долю секунды раньше и попыталась быстро проскочить мимо него, но, несмотря на этот выигрыш во времени, Хоскинс все же опередил ее. Он грубо схватил ее и оттолкнул назад в глубину комнаты по направлению к шкафу. Он знаком приказал остальным войти в помещение и сам стал у выхода, загородив дверь.
– Этого я не ожидал. Вы что, окончательно сошли с ума?
Когда Хоскинс толкнул ее, она успела повернуться так, что ударилась о шкаф плечом и Тимми почти не ушибся.
– Что случится, если я возьму его с собой, доктор Хоскинс? – умоляюще произнесла она. – Неужели потеря энергии для вас важнее, чем человеческая жизнь?
Хоскинс решительно вырвал из ее рук Тимми.
– Потеря энергии в таком размере привела бы к утечке многих миллионов долларов из карманов вкладчиков. Это катастрофически затормозило бы работы, ведущиеся акционерным обществом «Стасис инкорпорейтид». Это означало бы то, что всем и каждому стала бы известна история чувствительной медсестры, которая нанесла колоссальный ущерб обществу во имя спасения мальчика-обезьяны.
– Мальчика-обезьяны! – в бессильной ярости воскликнула мисс Феллоуз.
– Под такой кличкой он фигурировал бы в описаниях этого события.
Между тем один из пришедших с Хоскинсом мужчин начал протягивать через отверстия в верхней части стены нейлоновый шнур. Мисс Феллоуз вспомнила шнур, висевший на стене камеры, где находился обломок камня профессора Адемевского, тот шнур, за который дернул в свое время Хоскинс.
– Нет! – вскричала она.
Но Хоскинс опустил Тимми на пол и, осторожно сняв с него пальто, сказал:
– Оставайся здесь, Тимми, с тобой ничего не случится. Мы только выйдем на минутку из комнаты. Хорошо?
Побледневший и лишившийся дара речи Тимми, однако, нашел в себе силы утвердительно кивнуть головой. Хоскинс вывел мисс Феллоуз из кукольного домика, держась на всякий случай позади нее. На какой-то миг мисс Феллоуз утратила способность к сопротивлению. Она тупо следила за тем, как укрепляли снаружи конец шнура.
– Мне очень жаль, мисс Феллоуз, – сказал Хоскинс, – я охотно избавил бы вас от этого зрелища. Я намеревался сделать это ночью, чтобы вы узнали обо всем уже после.
– И все из-за того, что пострадал ваш сын, который замучил этого ребенка до такой степени, что он уже не мог совладать с собой и поранил его?
– Поверьте мне, что дело не в этом. Мне понятна причина того, что здесь сегодня произошло, и я знаю, что во всем виноват Джерри. Но эта история уже получила огласку, да иначе и не могло быть при том количестве корреспондентов, которые собрались здесь в такой день. Я не могу пойти на риск и допустить, чтобы появившиеся в печати ложные слухи о нашей небрежности и о так называемых «диких неандертальцах» умалили успех "Проекта «Средневековье». Так или иначе Тимми все равно должен скоро исчезнуть, так почему бы ему не исчезнуть сейчас, умерив тем самым пыл любителей сенсаций и сократив количество грязи, которое они постараются на нас вылить.
– Но ведь это не то же самое, что отправить назад, в прошлое, осколок камня. Вы убьете человеческое существо.
– Это не убийство. Он ничего не почувствует, он просто опять станет мальчиком-неандертальцем и попадет в свою привычную среду. Он не будет больше чужаком, обреченным на вечное заключение. Ему представится возможность жить на свободе.
– Какая такая возможность? Ему всего лишь семь лет, и он привык, чтоб в нем заботились, чтобы его кормили, одевали, оберегали. Он будет одинок, ведь за эти четыре года его племя могло уйти из тех мест, где он его покинул. А если даже племя еще там, ребенка никто не узнает, он должен будет сам о себе заботиться, а ведь ему негде было научиться этому.
Хоскинс беспомощно покачал головой.
– О господи, неужели вы считаете, мисс Феллоуз, что мы не думали об этом? Разве вы не понимаете, что мы вызвали из прошлого ребенка только потому, что это было первое человеческое или, вернее, получеловеческое существо, которое нам удалось зафиксировать, и мы боялись отказаться от этого, так как не были уверены, что нам так повезет еще раз? Неужели мы держали бы здесь Тимми столь долго, если б нас не смущала необходимость отослать его обратно в прошлое! Мы делаем это сейчас потому, – в его голосе зазвучала решимость отчаяния, – что мы не в состоянии больше ждать. Тимми может послужить причиной компрометирующей нас шумихи. Мы находимся сейчас на пороге великих открытий, и мне очень жаль, мисс Феллоуз, но мы не можем допустить, чтобы Тимми помешал нам. Не можем. Я очень сожалею, мисс Феллоуз, но это так.
– Ну что ж, – грустно произнесла мисс Феллоуз. – Разрешите мне хоть попрощаться с ним. Дайте мне пять минут, я не прошу ничего больше.
– Идите, – после некоторого колебания сказал Хоскинс.
Тимми бросился ей навстречу. В последний раз он подбежал к ней, и она в последний раз прижала его к себе.
Какое-то мгновение она молча сжимала его в своих объятиях, Потом она ногой пододвинула к стене стул и села.
– Не бойся, Тимми.
– Я ничего не боюсь, когда вы со мной, мисс Феллоуз. Этот человек очень сердит на меня? Тот, что остался за дверью?
– Нет. Он просто нас с тобой не понимает… Тимми, ты знаешь, что такое мать?
– Это как мама Джерри?
– Он рассказывал тебе о своей матери?
– Немного. Мне кажется, что мать – это женщина, которая о тебе заботится, которая очень добра к тебе и делает для тебя много хорошего.
– Правильно. А тебе когда-нибудь хотелось иметь мать, Тимми?
Тимми откинул голову, чтобы увидеть ее лицо. Он медленно протянул руку и стал гладить ее по щеке и волосам, как давным-давно, в первый день его появления в «Стасисе», она сама гладила его.
– А разве вы не моя мать? – спросил он.
– О Тимми!
– Вы сердитесь, что я так спросил?
– Нет, что ты! Конечно, нет.
– Я знаю, что вас зовут мисс Феллоуз, но… иногда я про себя называю вас «мама». В этом нет ничего дурного?
– Нет, нет. Я никогда не покину тебя, и с тобой ничего не случится. Я всегда буду с тобой, всегда буду заботиться о тебе. Скажи мне «мама», но так, чтобы я слышала.
– Мама, – удовлетворенно произнес Тимми, прижавшись щекой к ее лицу.
Она поднялась и, не выпуская его из рук, взобралась на стул. Она уже не слышала внезапно поднявшегося за дверью шума и криков. Свободной рукой она ухватилась за протянутый между двумя отверстиями в стене шнур и всей своей тяжестью повисла на нем.
«Стасис» был прорван, и комната опустела.
Мисс Феллоуз с яростью разорвала бумагу.
– А теперь иди в дом и играй с Тимми. Он покажет тебе свою новую книжку.
Наконец появилась та девушка. Мисс Феллоуз никогда раньше не видела ее. Дело в том, что никто из постоянных служащих «Стасиса», иногда замещавших ее, когда ей необходимо было отлучаться по делам, сейчас, в связи с приближением осуществления "Проекта «Средневековье», не мог помочь. Однако секретарша Хоскинса обещала найти какую-нибудь девушку, которая побудет с детьми.
– Вы и есть та девушка, которую прикрепили к Первой Секции «Стасиса»? – стараясь сдержать дрожь в голосе, спросила мисс Феллоуз.
– Да. Меня зовут Мэнди Террис. А вы – мисс Феллоуз, правильно?
– Совершенно верно.
– Простите, что я немного опоздала. Везде такая суматоха.
– Я знаю. Итак, я хочу, чтобы вы…
– Вы ведь будете смотреть, правда? – перебила ее Мэнди. На хорошеньком, тонком, но каком-то пустом личике отразилась жгучая зависть.
– Это не имеет значения. Я хочу, чтобы вы вошли в дом и познакомились с Тимми и Джерри. Они будут играть часа два и не причинят вам никакого беспокойства. Им оставлено молоко, у них много игрушек. Будет даже лучше, если вы по возможности предоставите их самим себе. А теперь я покажу вам, где что находится и…
– Это Тимми – мальчик-обез…?
– Тимми – ребенок, который живет в «Стасисе», – резко перебила ее мисс Феллоуз.
– Я хотела сказать, что Тимми – это тот, кому нельзя выходить из дома, не так ли?
– Да. А теперь зайдите в помещение, у нас мало времени.
И когда ей наконец удалось уйти, за ее спиной раздался пронзительный голос Мэнди Террис:
– Надеюсь, вам достанется хорошее местечко. Ей богу, мне так хочется, чтобы опыт удался.
Не уверенная в том, что, если она попытается ответить Мэнди, ей удастся сохранить самообладание, мисс Феллоуз, даже не оглянувшись, поспешила поскорее уйти.
Но из-за того, что она задержалась, ей не удалось занять хорошее место. Она с трудом протолкалась только до экрана в Зале Собраний. Если бы ей повезло очутиться поблизости от места, где проводился эксперимент, если б только она могла подойти к какому-нибудь чувствительному прибору, если б ей удалось сорвать опыт…
Она нашла в себе силы совладать с охватившим ее безумием. Ведь разрушение какого-нибудь прибора ни к чему бы не привело. Они бы все равно исправили его и поставили бы эксперимент заново… А ей никогда бы не разрешили вернуться к Тимми.
Ничто не могло ей помочь. Ничто, за исключением естественного и притом непоправимого провала эксперимента.
И в те мгновения, когда отсчитывались последние секунды, ей оставалось только ждать, напряженно следя за каждым движением на огромном экране, внимательно всматриваясь в лица занятых в опыте сотрудников, когда то один, то другой из них попадал в кадр; она старалась уловить в их взглядах выражение беспокойства и неуверенности – намек на возникновение неожиданных затруднений в осуществлении опыта; она ни на секунду не отрывала взгляд от экрана…
Но ее надежды не оправдались. Была отсчитана последняя секунда, и очень спокойно, без лишнего шума опыт был благополучно завершен!
В недавно отстроенном новом помещении «Стасиса» стоял бородатый сутулый крестьянин неопределенного возраста, в рваной, грязной одежде и деревянных башмаках; он с тупым ужасом озирался по сторонам: его сознание не в состоянии было воспринять внезапную и совершенно невероятную перемену обстановки.
И в тот момент, когда весь мир обезумел от восторга, мисс Феллоуз, застывшая от горя, одна стояла неподвижно в поднявшейся сутолоке. Ее пинали, швыряли из стороны в сторону, только что не топтали ногами; она стояла в гуще ликующем толпы, вся сжавшись под бременем рухнувших надежд.
И когда скрипучий голос громкоговорителя назвал ее имя, это дошло до ее сознания только после троекратного повторения.
– Мисс Феллоуз, мисс Феллоуз, вас требуют в Первую Секцию «Стасиса». Мисс Феллоуз, мисс Феллоуз…
– Пропустите меня! – задыхаясь, крикнула ом, я громкоговоритель, ни на секунду не останавливаясь, продолжал повторять все ту же фразу. Собрав все силы, она стала отчаянно пробиваться через толпу, расталкивая окружающих ее людей. Не останавливаясь ни перед чем, пустив в ход даже кулаки, раздавая направо и налево удары и поминутно застревая в людском водовороте, она медленно, как в кошмаре, но все же продвигалась к выходу.
Мэнди Террис рыдала.
– Я просто не могу себе представить, как это произошло. Я отлучилась всего лишь на минутку, чтобы взглянуть на тот маленький экран, который они установили в коридоре. Только на минуту. И вдруг, прежде чем я успела что-либо сделать… Вы сами сказали мне, что они не причинят никакого беспокойства, вы самипосоветовали оставить их одних! – выкрикнула вдруг Мэнди, переходя в наступление.
– Где Тимми? – глядя на нее непонимающими глазами, спросила мисс Феллоуз. Она не заметила, что ее сотрясает нервная дрожь.
Одна сестра протирала плачущему Джерри руку дезинфицирующим средством, другая готовила шприц с противостолбнячной сывороткой.
– Он укусил меня, мисс Феллоуз! – задыхаясь от злости, крикнул Джерри. – Он укусилменя!
Но мисс Феллоуз не обратила на него внимания.
– Что вы сделали с Тимми? – крикнула она.
– Я заперла его в ванной комнате, – ответила Мэнди. – Я просто-напросто швырнула туда это маленькое чудовище и заперла его там.
Мисс Феллоуз бегом помчалась в кукольный домик. Она задержалась у дверей ванной – казалось, прошла целая вечность, пока ей удалось наконец открыть дверь и отыскать забившегося в угол уродливого мальчугана.
– Не бейте меня, мисс Феллоуз, – прошептал он. Глаза его покраснели, губы дрожали. – Я это сделал не нарочно.
– О Тимми, откуда ты взял, что я буду тебя бить?
Подхватив ребенка на руки, она крепко прижала его к себе.
– Она сказала, что вы выпорете меня длинной веревкой. Она сказала, что вы будете меня бить, бить, бить… – взволнованно ответил Тимми.
– Никто тебя не будет бить. С ее стороны очень дурно сказать такое. Но что случилось? Что случилось?
– Он назвал меня мальчиком-обезьяной. Он сказал, что я не настоящий мальчик, что я животное.
Из глаз Тимми хлынули слезы.
– Он сказал, что не хочет больше играть с обезьяной. А я сказал, что я не обезьяна. Я не обезьяна! Потом он сказал, что я очень смешно выгляжу, что я ужасно безобразен. Он повторил это много-много раз, и я укусил его.
Теперь они плакали оба.
– Но ты же знаешь, Тимми, что это неправда, – всхлипывая, сказала мисс Феллоуз, – ты настоящий мальчик. Ты самый настоящий и самый хороший мальчик на свете. И никто, никто никогда тебя у меня не отнимет.
Теперь ей легко было решиться – она наконец знала, что делать. Но действовать нужно было быстро. Хоскинс не станет больше ждать, ведь пострадал его собственный ребенок…
Нет, это должно произойти ночью, сегодня ночью, когда почти все служащие «Стасиса» будут либо спать, либо праздновать успешное претворение в жизнь "Проекта «Средневековье».
Она вернется в «Стасис» в необычное время, но это случалось и раньше. Охранник хорошо знал ее, и ему даже в голову не придет требовать от нее каких бы то ни было объяснений. Он и внимания не обратит на то, что у нее в руке будет чемодан. Она несколько раз прорепетировала эту простую фразу: «Игры для мальчиков» – и последующую за ней спокойную улыбку. И он поверит.
Когда она снова появилась в кукольном домике, Тимми еще не спал, и она изо всех сил старалась вести себя как обычно, чтобы не испугать его. Она поговорила с ним о его снах и выслушала его вопросы о Джерри.
Потом ее увидят немногие, и никому не будет никакого дела до узла, который она будет нести. Тимми поведет себя очень спокойно, а затем все уже станет fait accompli [свершившимся фактом (фр.)]. Задуманное будет выполнено, и что толку пытаться исправить то, что уже произошло. Ей дадут возможность существовать. Им будет дарована жизнь.
Она открыла чемодан и вытащила из него пальто, шерстяную шапку с наушниками и еще кое-что из одежды.
– Мисс Феллоуз, почему вы надеваете на меня все эти вещи? – встревожившись, спросил Тимми.
– Я хочу вывести тебя отсюда, Тимми. Мы отправимся в страну твоих снов, – ответила мисс Феллоуз.
– Моих снов? – его лицо загорелось радостью, но он еще не полностью избавился от страха.
– Не бойся, ты будешь со мной. Ты не должен бояться, когда ты со мной, не так ли, Тимми?
– Конечно, мисс Феллоуз. – Он прижался к ней своей бесформенной головкой, и, обняв его, она ощутила под рукой биение его маленького сердца.
Наступила полночь. Мисс Феллоуз взяла ребенка на руки, выключила сигнализацию и осторожно открыла дверь.
И тут из ее груди вырвался крик ужаса – она оказалась лицом к лицу со стоявшим на пороге Хоскинсом!
С ним были еще двое, и, увидев ее, он был поражен не меньше, чем она сама.
Мисс Феллоуз пришла в себя на какую-то долю секунды раньше и попыталась быстро проскочить мимо него, но, несмотря на этот выигрыш во времени, Хоскинс все же опередил ее. Он грубо схватил ее и оттолкнул назад в глубину комнаты по направлению к шкафу. Он знаком приказал остальным войти в помещение и сам стал у выхода, загородив дверь.
– Этого я не ожидал. Вы что, окончательно сошли с ума?
Когда Хоскинс толкнул ее, она успела повернуться так, что ударилась о шкаф плечом и Тимми почти не ушибся.
– Что случится, если я возьму его с собой, доктор Хоскинс? – умоляюще произнесла она. – Неужели потеря энергии для вас важнее, чем человеческая жизнь?
Хоскинс решительно вырвал из ее рук Тимми.
– Потеря энергии в таком размере привела бы к утечке многих миллионов долларов из карманов вкладчиков. Это катастрофически затормозило бы работы, ведущиеся акционерным обществом «Стасис инкорпорейтид». Это означало бы то, что всем и каждому стала бы известна история чувствительной медсестры, которая нанесла колоссальный ущерб обществу во имя спасения мальчика-обезьяны.
– Мальчика-обезьяны! – в бессильной ярости воскликнула мисс Феллоуз.
– Под такой кличкой он фигурировал бы в описаниях этого события.
Между тем один из пришедших с Хоскинсом мужчин начал протягивать через отверстия в верхней части стены нейлоновый шнур. Мисс Феллоуз вспомнила шнур, висевший на стене камеры, где находился обломок камня профессора Адемевского, тот шнур, за который дернул в свое время Хоскинс.
– Нет! – вскричала она.
Но Хоскинс опустил Тимми на пол и, осторожно сняв с него пальто, сказал:
– Оставайся здесь, Тимми, с тобой ничего не случится. Мы только выйдем на минутку из комнаты. Хорошо?
Побледневший и лишившийся дара речи Тимми, однако, нашел в себе силы утвердительно кивнуть головой. Хоскинс вывел мисс Феллоуз из кукольного домика, держась на всякий случай позади нее. На какой-то миг мисс Феллоуз утратила способность к сопротивлению. Она тупо следила за тем, как укрепляли снаружи конец шнура.
– Мне очень жаль, мисс Феллоуз, – сказал Хоскинс, – я охотно избавил бы вас от этого зрелища. Я намеревался сделать это ночью, чтобы вы узнали обо всем уже после.
– И все из-за того, что пострадал ваш сын, который замучил этого ребенка до такой степени, что он уже не мог совладать с собой и поранил его?
– Поверьте мне, что дело не в этом. Мне понятна причина того, что здесь сегодня произошло, и я знаю, что во всем виноват Джерри. Но эта история уже получила огласку, да иначе и не могло быть при том количестве корреспондентов, которые собрались здесь в такой день. Я не могу пойти на риск и допустить, чтобы появившиеся в печати ложные слухи о нашей небрежности и о так называемых «диких неандертальцах» умалили успех "Проекта «Средневековье». Так или иначе Тимми все равно должен скоро исчезнуть, так почему бы ему не исчезнуть сейчас, умерив тем самым пыл любителей сенсаций и сократив количество грязи, которое они постараются на нас вылить.
– Но ведь это не то же самое, что отправить назад, в прошлое, осколок камня. Вы убьете человеческое существо.
– Это не убийство. Он ничего не почувствует, он просто опять станет мальчиком-неандертальцем и попадет в свою привычную среду. Он не будет больше чужаком, обреченным на вечное заключение. Ему представится возможность жить на свободе.
– Какая такая возможность? Ему всего лишь семь лет, и он привык, чтоб в нем заботились, чтобы его кормили, одевали, оберегали. Он будет одинок, ведь за эти четыре года его племя могло уйти из тех мест, где он его покинул. А если даже племя еще там, ребенка никто не узнает, он должен будет сам о себе заботиться, а ведь ему негде было научиться этому.
Хоскинс беспомощно покачал головой.
– О господи, неужели вы считаете, мисс Феллоуз, что мы не думали об этом? Разве вы не понимаете, что мы вызвали из прошлого ребенка только потому, что это было первое человеческое или, вернее, получеловеческое существо, которое нам удалось зафиксировать, и мы боялись отказаться от этого, так как не были уверены, что нам так повезет еще раз? Неужели мы держали бы здесь Тимми столь долго, если б нас не смущала необходимость отослать его обратно в прошлое! Мы делаем это сейчас потому, – в его голосе зазвучала решимость отчаяния, – что мы не в состоянии больше ждать. Тимми может послужить причиной компрометирующей нас шумихи. Мы находимся сейчас на пороге великих открытий, и мне очень жаль, мисс Феллоуз, но мы не можем допустить, чтобы Тимми помешал нам. Не можем. Я очень сожалею, мисс Феллоуз, но это так.
– Ну что ж, – грустно произнесла мисс Феллоуз. – Разрешите мне хоть попрощаться с ним. Дайте мне пять минут, я не прошу ничего больше.
– Идите, – после некоторого колебания сказал Хоскинс.
Тимми бросился ей навстречу. В последний раз он подбежал к ней, и она в последний раз прижала его к себе.
Какое-то мгновение она молча сжимала его в своих объятиях, Потом она ногой пододвинула к стене стул и села.
– Не бойся, Тимми.
– Я ничего не боюсь, когда вы со мной, мисс Феллоуз. Этот человек очень сердит на меня? Тот, что остался за дверью?
– Нет. Он просто нас с тобой не понимает… Тимми, ты знаешь, что такое мать?
– Это как мама Джерри?
– Он рассказывал тебе о своей матери?
– Немного. Мне кажется, что мать – это женщина, которая о тебе заботится, которая очень добра к тебе и делает для тебя много хорошего.
– Правильно. А тебе когда-нибудь хотелось иметь мать, Тимми?
Тимми откинул голову, чтобы увидеть ее лицо. Он медленно протянул руку и стал гладить ее по щеке и волосам, как давным-давно, в первый день его появления в «Стасисе», она сама гладила его.
– А разве вы не моя мать? – спросил он.
– О Тимми!
– Вы сердитесь, что я так спросил?
– Нет, что ты! Конечно, нет.
– Я знаю, что вас зовут мисс Феллоуз, но… иногда я про себя называю вас «мама». В этом нет ничего дурного?
– Нет, нет. Я никогда не покину тебя, и с тобой ничего не случится. Я всегда буду с тобой, всегда буду заботиться о тебе. Скажи мне «мама», но так, чтобы я слышала.
– Мама, – удовлетворенно произнес Тимми, прижавшись щекой к ее лицу.
Она поднялась и, не выпуская его из рук, взобралась на стул. Она уже не слышала внезапно поднявшегося за дверью шума и криков. Свободной рукой она ухватилась за протянутый между двумя отверстиями в стене шнур и всей своей тяжестью повисла на нем.
«Стасис» был прорван, и комната опустела.