Страница:
Я изложил Джилиберто свои доводы и попытался убедить его, что речь идет не о грустном пророчестве, а о бесспорном факте, логичном и неопровержимом, как теорема Пифагора.
Я обратил внимание друга и на то, что его правовое положение более чем двусмысленное. Он состоит в браке с Эммой Пероза; его вторая жена тоже Эмма Пероза, таким образом, налицо две Эммы. Однако Джилиберто не принял моих доводов всерьез. Он пребывал в самом восторженном состоянии духа и явно думал о другом, беспрестанно переводя взгляд с Эммы Первой на Эмму Вторую, которые шутливо пререкались, кому из них сидеть в любимом кресле.
В конце вечера он вдруг поведал мне о блестящей идее они втроем скоро отправятся путешествовать по Испании.
— Я все предусмотрел, — сказал он. — Эмма Первая заявит, что потеряла паспорт, и ей выдадут дубликат, который она предъявит полиции. Хотя — какой же я глупец! Я сам сделаю дубликат, сегодня же вечером с помощью «Мимете».
Джилиберто был очень горд своей находчивостью. Я даже думаю, что он нарочно выбрал именно Испанию: ведь там проверка документов на границе отличается особой строгостью.
Когда они через два месяца вернулись из путешествия, я сразу понял, что многое изменилось. Отношения между Джилиберто и его двумя женами оставались корректными, но нельзя было не заметить определенной нервозности и натянутости.
На этот раз Джилиберто сам пришел ко мне. От его прежней восторженности не осталось и следа. Он рассказал мне обо всем, что произошло за это время, хотя его бессвязные и отрывистые фразы трудно даже назвать рассказом. Насколько хорошо и наглядно Джилиберто умеет начертить сложную схему даже на спичечном коробке, настолько неумело и туманно выражает он свои чувства. Путешествие оказалось занимательным и одновременно утомительным. В Севилью они добрались после целого дня хождений по музеям и церквам, у всех нервы были напряжены, и, естественно, между двумя женщинами начался спор. Они могли не соглашаться по одному-единственному вопросу — законно или незаконно появление на свет Эммы Второй, и как раз из-за этого и возникла ссора. Эмма Вторая утверждала, что Джилиберто имел право так поступить, а Эмма Первая промолчала. И ее молчание переполнило чашу терпения моего друга. С этой минуты он все чаще стал отдавать предпочтение Эмме Второй, а в отношении Эммы Первой его смущение и чувство неловкости росли день ото дня. Разрыв еще не произошел, но Джилиберто сознавал, что он неотвратимо приближается.
В характере и настроении обеих женщин тоже появились различия. Эмма Вторая становилась все более моложавой, живой и энергичной, а Эмма Первая все чаще уходила в себя, замыкалась в оскорбленном молчании.
«Что мне делать?» — горестно вопрошал Джилиберто. Я посоветовал ему не принимать поспешных решений и пообещал что-нибудь придумать. Про себя же я решил не вмешиваться в это запутанное дело. Должен признаться, в глубине души я испытывал полное удовлетворение от того, что мои мрачные предсказания сбылись. но очень удивляется и обижается, когда другие не думают о нем.
— Джилиберто парень что надо, — объявил он. — В два счета все уладил.
— Очень рад; ты всегда отличался скромностью. Так или иначе тебе давно пора было взяться за ум.
— Э, да ты меня не понял. Я не о себе говорю, а о Джилиберто Первом. Это он молодец! Честно говоря, я мало чем ему уступаю, но в этом случае моей заслуги нет никакой. Ведь я существую всего лишь с прошлого воскресенья. Теперь все в полном порядке. Мне остается только узаконить мои отношения с Эммой Второй. Скорее всего нам придется прибегнуть к небольшому трюку — формально вступить в брак. Как ты сам понимаешь, это не предопределяет окончательный выбор. И потом, мне необходимо найти работу. Но я думаю, что фирма НАТКА возьмет меня к себе на службу. Ведь я буду живой рекламой ее продукции.
Понятно, я никак не ожидал месяц спустя увидеть в моем кабинете веселого и радостного Джилиберто. Он был в превосходном настроении, громко шутил и смеялся. Без долгих предисловий он с присущим ему эгоцентризмом перешел к делу. Я был занят, но Джилиберто это не смутило. Все, что интересно и приятно для него, интересно и для остальных. Он органически не способен думать о других.
Джон Бойнтон Пристли
Глава первая.
Принцесса Мелисента и волшебное зеркало
Глава вторая.
Сэм и карлик
Я обратил внимание друга и на то, что его правовое положение более чем двусмысленное. Он состоит в браке с Эммой Пероза; его вторая жена тоже Эмма Пероза, таким образом, налицо две Эммы. Однако Джилиберто не принял моих доводов всерьез. Он пребывал в самом восторженном состоянии духа и явно думал о другом, беспрестанно переводя взгляд с Эммы Первой на Эмму Вторую, которые шутливо пререкались, кому из них сидеть в любимом кресле.
В конце вечера он вдруг поведал мне о блестящей идее они втроем скоро отправятся путешествовать по Испании.
— Я все предусмотрел, — сказал он. — Эмма Первая заявит, что потеряла паспорт, и ей выдадут дубликат, который она предъявит полиции. Хотя — какой же я глупец! Я сам сделаю дубликат, сегодня же вечером с помощью «Мимете».
Джилиберто был очень горд своей находчивостью. Я даже думаю, что он нарочно выбрал именно Испанию: ведь там проверка документов на границе отличается особой строгостью.
Когда они через два месяца вернулись из путешествия, я сразу понял, что многое изменилось. Отношения между Джилиберто и его двумя женами оставались корректными, но нельзя было не заметить определенной нервозности и натянутости.
На этот раз Джилиберто сам пришел ко мне. От его прежней восторженности не осталось и следа. Он рассказал мне обо всем, что произошло за это время, хотя его бессвязные и отрывистые фразы трудно даже назвать рассказом. Насколько хорошо и наглядно Джилиберто умеет начертить сложную схему даже на спичечном коробке, настолько неумело и туманно выражает он свои чувства. Путешествие оказалось занимательным и одновременно утомительным. В Севилью они добрались после целого дня хождений по музеям и церквам, у всех нервы были напряжены, и, естественно, между двумя женщинами начался спор. Они могли не соглашаться по одному-единственному вопросу — законно или незаконно появление на свет Эммы Второй, и как раз из-за этого и возникла ссора. Эмма Вторая утверждала, что Джилиберто имел право так поступить, а Эмма Первая промолчала. И ее молчание переполнило чашу терпения моего друга. С этой минуты он все чаще стал отдавать предпочтение Эмме Второй, а в отношении Эммы Первой его смущение и чувство неловкости росли день ото дня. Разрыв еще не произошел, но Джилиберто сознавал, что он неотвратимо приближается.
В характере и настроении обеих женщин тоже появились различия. Эмма Вторая становилась все более моложавой, живой и энергичной, а Эмма Первая все чаще уходила в себя, замыкалась в оскорбленном молчании.
«Что мне делать?» — горестно вопрошал Джилиберто. Я посоветовал ему не принимать поспешных решений и пообещал что-нибудь придумать. Про себя же я решил не вмешиваться в это запутанное дело. Должен признаться, в глубине души я испытывал полное удовлетворение от того, что мои мрачные предсказания сбылись. но очень удивляется и обижается, когда другие не думают о нем.
— Джилиберто парень что надо, — объявил он. — В два счета все уладил.
— Очень рад; ты всегда отличался скромностью. Так или иначе тебе давно пора было взяться за ум.
— Э, да ты меня не понял. Я не о себе говорю, а о Джилиберто Первом. Это он молодец! Честно говоря, я мало чем ему уступаю, но в этом случае моей заслуги нет никакой. Ведь я существую всего лишь с прошлого воскресенья. Теперь все в полном порядке. Мне остается только узаконить мои отношения с Эммой Второй. Скорее всего нам придется прибегнуть к небольшому трюку — формально вступить в брак. Как ты сам понимаешь, это не предопределяет окончательный выбор. И потом, мне необходимо найти работу. Но я думаю, что фирма НАТКА возьмет меня к себе на службу. Ведь я буду живой рекламой ее продукции.
Понятно, я никак не ожидал месяц спустя увидеть в моем кабинете веселого и радостного Джилиберто. Он был в превосходном настроении, громко шутил и смеялся. Без долгих предисловий он с присущим ему эгоцентризмом перешел к делу. Я был занят, но Джилиберто это не смутило. Все, что интересно и приятно для него, интересно и для остальных. Он органически не способен думать о других.
Джон Бойнтон Пристли
31 ИЮНЯ
Перевод с английского Ф.Протасова и В.Хинкиса
Повесть о верной любви, предприимчивости и прогрессе в век короля Артура и в век атома
Глава первая.
Принцесса Мелисента и волшебное зеркало
В Лунный день, 31 июня, в Перадоре выдалось ясное летнее утро — как раз такое, какие всем нам помнятся по далеким прежним годам, но с тех пор как будто не повторялись ни разу. Крошечное королевство, одно из вассальных владений великого короля Артура, чья резиденция была в Камелоте, зевая, просыпалось в дымном золоте утра. По той прискорбной причине, что Артуровой Англии прогресс был неведом, все вокруг жили очень мирно и тихо: нигде не сносили старинных зданий, чтобы расчистить участки для контор и административных корпусов, никто не старался съесть живьем конкурента, ни один из подданных короля Мелиота не наживал себе язвы или нервного расстройства из-за трудностей с транспортом и служащие не втискивались в мчащиеся под землей поезда. Поскольку об экономике тогда еще понятия не имели, Перадор не строил безнадежных планов превышения вывоза над ввозом. Собственно говоря, там вообще не занимались планированием, если только не считать планом обеденное меню.
Западную башню замка короля Мелиота занимала его единственная дочь и наследница принцесса Мелисента со своими двумя молоденькими фрейлинами и прислугой. В главном покое Ковровой зале — сидел музыкант принцессы, молодой человек по имени Лэмисон, и лениво перебирал струны лютни. Это был один из тех чахлых, угрюмых и вечно надутых молодых людей, которые весьма собою довольны без всяких на то оснований — он даже не умел мало-мальски прилично играть на лютне. Его треньканье было прервано появлением двух фрейлин — леди Нинет и благородной Элисон.
У Нинет были темно-рыжие волосы, зеленые глаза, прелестная фигура и мерзкий характер. Элисон была меньше и мягче — хорошенькая, тихая, словно мышка, девушка, какие никогда не переродились в Англии со времен короля Артура до наших дней. Несмотря на ранний час, обе девушки уже скучали, и потому у Нинет был вид вызывающий и раздраженный, а у Элисон задумчивый и понурый.
Нинет незамедлительно набросилась на Лэмисона:
— Ах, да перестаньте вы! Опять это старье! Надоело! Неужели вы не знаете ничего другого?
Элисон ограничилась мягким упреком:
— Ведь вы обещали выучить песню «Черный рыцарь взял мое сердце в полон», — сказала она.
Лэмисон пробурчал что-то невнятное и перестал играть, но не двинулся с места, ожидая появления принцессы Мелисенты. Девушки больше не обращали на него ни малейшего внимания, они стояли рядышком и перешептывались.
— Если Мелисента принесет волшебное зеркало, — сказала Нинет, — я попрошу разрешения заглянуть в него.
— Ах… Нинет… неужели ты отважишься?
— Конечно! Ведь зеркало не ее, и она вот-вот должна вернуть его тому волшебнику, может, даже сегодня утром. А если она кого-то в нем увидела, то, может, и я увижу.
— Опять, наверно, нас усадят за вышивание, — вздохнула Элисон. — И у меня разболится голова. Почему это у нас в Перадоре не бывает никаких событий? Моя двоюродная сестра Элайн дивно проводит время в Камелоте. Искусные чародеи, тут же под боком два великана и дракон, целых четыре заколдованных замка, на каждом шагу рыцари Круглого Стола: только и ищут, кого бы спасти, что ни вечер — гости, приемы… — Она снова вздохнула.
Нинет фыркнула.
— Что толку попусту вздыхать! Надо самим позаботиться, чтобы случались всякие события!
— Только не с моим добродетельным нравом, — грустно промолвила Элисон.
— Ну, а я, слава богу, безнравственна, — сказала Нинет, и ее зеленые глаза заблестели. — Пусть только случай представится или хоть полслучая — уж я позабочусь о том, чтобы события у нас были! Вот увидишь!
Поспешно вошла принцесса Мелисента, на ходу протирая шелковой тряпицей волшебное зеркало — около восемнадцати дюймов в длину и столько же в ширину, — сделанное из блестящего металла и оправленное в темную деревянную раму. У принцессы были золотистые волосы и большие серые глаза, и вообще она была очаровательна, но в то утро она рассталась со своей обычной дремотной и улыбчивой безмятежностью и вид у нее был совсем хмурый.
— Я просто вне себя! — объявила она. — Все утро смотрю, смотрю, а его нет и нет. Но я уверена, что он по-прежнему обо мне думает. Я чувствую, что думает! Видно, чары не действуют.
— Может быть, если я попытаюсь… — начала Нинет.
— Ни в коем случае! Магистр Мальгрим, волшебник, дал мне зеркало только на время. — Тут она заметила музыканта. Идите, Лэмисон. Нынче утром музыки не будет. Мы не в духе. Она умолкла, выжидая, пока он выйдет. — Нет, это меня с ума сводит! Неужели я больше его не увижу? Какой сегодня день?
— Лунный день, тридцать первое июня, — сказала Элисон. — И погода чудесная. Мы не выйдем погулять?
— Нет, отец желает говорить со мною. Придется сесть за вышивание.
Обернувшись к Элисон, Нинет скорчила недовольную гримаску.
— Ах нет, Мелисента, пожалуйста, подождите. Вы ведь нам еще не рассказали, как был одет этот рыцарь.
— Да, право, не знаю, — начала принцесса задушевно и доверительно, — кажется, на нем была белая рубашка, а поверх — желтый камзол или что-то в этом роде. И потом, мне кажется, что он не рыцарь. И даже не оруженосец. Наверное, какой-нибудь художник. — Она помедлила, потом, решившись, сказала еще более доверительно: — А вот это уже тайна: его зовут Сэм.
— Сэм? — в один голос воскликнули Нинет и Элисон.
— Сэм, — повторила принцесса с нескрываемым удовольствием. — Правда, миленькое имя? И еще про одну вещь я вам не рассказала — он умеет выдувать дым изо рта.
— Как дракон? — спросила пораженная Элисон.
— Вовсе не как дракон. У него это получается не свирепо, а очень мило!
— Может, он волшебник? — предположила Нинет.
Это задело принцессу.
— Вот еще! Оттого что вашу тетку подозревали в колдовстве, у вас, Нинет, только и на уме всякие там чародеи, колдуны, волшебники…
Раздался оглушительный стук в двери, после чего они распахнулись настежь, пропустив герольда короля Мелиота грузного пьяницу с громовым голосом
— Благородная принцесса Мелисента… сударыни! — загремел он. — С вашего позволения честь имею объявить: его королевское величество Мелиот — король Перадора, высокий повелитель Бергамора, Марралора и Парлота, властелин Лансингтона, Нижних Мхов и Трех Мостов!
— Ну, это уж слишком! — сердито сказала Мелисента. Кому какое дело до этих Нижних Мхов и Трех Мостов?
Прежде чем герольд успел ответить, у самых дверей заиграли трубы. Девушки зажали уши и состроили недовольные гримаски. Вслед за тем совершился выход короля Мелиота — ничуть, однако, не величественный по причине крайней поспешности. На короле была самая легкая его корона и мантия, некогда великолепная, но теперь изрядно обносившаяся и с довольно четкими следами яичных и винных пятен. Король был одним из тех обремененных властью людей пожилого возраста, которым кажется, будто они вершат великие дела, меж тем как на самом дели они просто по уши увязли во всяческих мелочах. Слова из уст короля сыпались быстро и отрывисто, и ему всегда до того не терпелось высказать свое суждение, что нередко он сам себя перебивал.
— Доброе утро, Мелисента! Доброе утро, девочки! — проговорил он в ответ на их реверансы. — За работу еще не принимались? Производство ковров сократилось на семьдесят пять процентов, с тех пор как мы потеряли нашу дорогую королеву. Так дело не пойдет. Извольте задуматься над этим. Кстати, мы только что получили приглашение на конференцию в Камелот.
Лица девушек разом прояснились.
— Когда мы едем? — спросила Мелисента.
— Ты не едешь. Только мужчины… Даже королев и то не звали: кое-какие проблемы обороны. Да и вообще Камелот сейчас не место для юных девиц. Королева Джиневра, конечно, женщина обаятельная, но… так сказать…
— Ах, отец, ну что вы, ей-богу! — воскликнула Мелисента. — Мы отлично знаем про нее и про сэра Ланселота…
— Ничего ты не знаешь! — закричал король, внезапно рассвирепев. — И никто ничего не знает! Все это дурацкий вздор!
— Ну что ж, если это вздор, — сказала Мелисента, — почему мне нельзя…
Но король не желал больше слушать никаких возражений.
— Не вздумай спорить с нами, девочка. У тебя нет ни логики, ни здравого смысли. А теперь — тихо. Нам надо подумать. Зачем мы здесь? Ах да, мы хотим взять с собой в Камелот нашего карлика Грумета. Куда ты его девала?
— Нет, отец, дорогой, пожалуйста, не увозите опять Грумета в Камелот, — запротестовала Мелисента. — Он не умеет говорить… и у него только два трюка, да и те уже старые-престарые…
— Вполне довольно. Между прочим, трюк с паштетом из оленины имел в прошлый раз потрясающий успех. Сэр Пелеас предлагал нам в обмен на Грумета своего главного оружейника. Нет, он нам необходим. Где он? Говори толком, дитя мое, где он?
Мелисента была в чрезвычайном затруднении.
— Видите ли, отец… дело в том, что… я послала его поискать одного человека…
— Одного человека? — вскричал король, — Кого? Куда? Зачем?
— Ну… ты помнишь магистра Мальгрима, волшебника?
— Как же. Недавно заявился. Прибыл с письмом от короля Марка, ищет нашего покровительства. Не очень-то он нам понравился. Слишком нос задирает. Так что с ним такое?
— Он одолжил мне волшебное зеркало, — сказала Мелисента все так же нерешительно. — Если кто-нибудь о тебе думает, ты увидишь его в этом зеркале…
— Вздор! Вы, девчонки, готовы поверить во что угодно. Где оно? — Мелисента протянула ему зеркало, и мгновение — другое король не отрываясь глядел в него. — Ну, ясно, так мы и думали. Наше собственное лицо — и ничего больше!
— Смотрите внимательно, государь, — сказала Нинет, сочтя, что ей пора вступить в разговор.
— А мы и смотрим внимательно, — отозвался король, все еще не отводя глаз от зеркала. — Ох, это еще кто такой? Вроде бы сэр Кэй, управитель дворца в Камелоте. Да, верно… он сейчас думает о нас.
— Обо всех нас? — осведомилась Мелисента.
— Да нет, о нас лично, о нашем королевском величестве. Ей-богу, он опять собирается поместить нас в те же холодные покои на северной стороне, а там сквозняк так и гуляет. Ну уж нет, на этот раз мы там жить не станем. Вот… держи свое зеркало. Но при чем тут наш карлик? Ты ведь говоришь, что послала его искать кого-то, так, что ли?
Он взглянул на дочь с некоторым подозрением.
— Вчера, — мечтательно промолвила Мелисента, — я посмотрела в это зеркало и увидела человека по имени Сэм, который думал обо мне. Он был так мил.
— Мил? Вздор! И кто он такой, этот Сэм? Мы никогда о нем не слыхали. Стало быть, ты отправила нашего карлика с поручением к этому проходимцу?
— Я попросила магистра Мальгрима, волшебника, чтобы он своими чарами помог карлику Грумету найти Сэма. Потому что Сэм не в нашем королевстве и вообще ни в одном из тех, какие мы знаем…
— Ну, а где же он тогда?
— Видите ли… Сэм вообще не имеет отношения к тому, что называют всамделишной жизнью.
— А-а-а, вон оно что, так бы сразу и говорила. — Король Мелиот был восхищен собственной проницательностью. — Забила себе голову мифами, легендами, сказками, а? Дело неплохое, если только этим не злоупотреблять. Так-так… Ну, а теперь подавай-ка сюда карлика.
— Но я не могу, отец. Он отправился искать Сэма, я ведь вам уже сказала.
— Какой смысл, — вопросил король раздраженно, — посылать всамделишного карлика на розыски человека, которого на самом деле нет?
— Да я не говорила, что Сэма нет на самом деле, наоборот!
— Если он не из всамделишной жизни, стало быть, его на самом деле нет! — Король орал во всю глотку и сверкал на принцессу глазами. — Он воображаемый! Вот и посылай на розыски воображаемых карликов — ради бога, сколько душе угодно. Но зачем посылать всамделишного карлика? Сто чертей! Ни логики, ни разума, ни здравого смысла! Нет, дочка, это у тебя, видно, летний приступ бледной немочи! — Он кинулся к дверям и еще на ходу закричал: — Магистр Джарви! Магистр Джарви!
Спустя несколько мгновений в дверях показалась длинная и важная физиономия королевского медика. Он поклонился и вопросительно взглянул на короля.
— Нет, не мы — принцесса Мелисента, — проговорил король нетерпеливо, — Страдает видениями… вздорные выдумки. Говорит, будто отправила карлика Грумета искать какого-то типа, которого на самом деле не существует. Наверно, приступ чего-нибудь этакого…
— Отец, я совершенно здорова…
— Вздор!
— Ваше высочество, — сказал Джарви, приближаясь, — осмелюсь заметить: хоть сколько-нибудь уверенно обратиться к опытному медику с таким заявлением, как ваше, могут весьма немногие. Готов согласиться, что вы чувствуете себя совершенно здоровой. Но быть совершенно здоровой и чувствовать себя здоровой — далеко не одно и то же. Позвольте, ваше высочество.
— Стой смирно, дитя мое! — предупредил король. — Ради твоего же блага!
Медик сосчитал у принцессы пульс, пощупал ей лоб, оттянул книзу веко, посмотрел язык и заставил свою пациентку сказать «а-а-а». Сам он то и дело приговаривал «хм-хм».
— Ну, твое мнение, Джарви? — спросил король нетерпеливо. — Говори. Не можем же мы торчать здесь весь день.
— Естественная гармония четырех первичных влаг несколько нарушена, — сказал Джарви с неописуемой важностью. Плотная, черная и кислая влаги, очищенные от соков селезенки, недостаточно надежно оберегают в крови горячую влагу, или же, как учит нас Гален, природная пневма, возникающая в сердце, не сдерживает в должной мере пневму жизненную, возникающую в печени. Отсюда слишком быстрое, освобождение возникающей в мозгу душевной пневмы, что в свою очередь разжигает пустую игру воображения.
— Верно! — вскричал король. — Пустая игра воображения! Вот что неладно с нашей девочкой! Ах, что бы мы стали делать без науки — подумать страшно. Какое снадобье назначишь, Джарви?
— Распустить в уксусе жемчужину, добавить толченого зуба дракона, принимать на ночь и утром: толченую мумию и корень мандрагоры в теплом вине — в полдень и вечером, Не есть пудингов с олениной и свининой. Не надевать алых платьев. До новолуния носить под сорочкой крылышко летучей мыши и высушенную жабу. И еще, пожалуй, палец повешенного…
— Ни за что на свете! — Мелисента отчаянно замотала головой и топнула ножкой.
Медик снисходительно улыбнулся.
— Хорошо, можно обойтись без пальца. Но снадобья принимайте…
— За этим присмотрим мы, — сказал король. — Ступай, магистр Джарви. Прими нашу благодарность. — Он помахал рукой, потом повернулся к дочери. — Мелисента, отсюда ни на шаг!
— Ах, отец, я буду сидеть взаперти?
— Вот именно, взаперти. Леди Нинет, благородная Элисон, извольте позаботиться об этом — или вам несдобровать. Чтобы отсюда ни на шаг! И чтобы никаких глупостей! А карлик Грумет — не сойти мне с этого места! — валяется пьяный где-нибудь в замке. Если он вернется сюда, отправьте его ко мне немедленно.
Мелисента была в отчаянии.
— Но магистр Мальгрим поклялся, что может послать Грумета из всамделишной жизни туда, где Сэм…
Король Мелиот двинулся было к двери, но тут повернулся и погрозил дочери пальцем.
— Мальгрим — шарлатан. Грумет — жалкий пьянчужка, бессловесная тварь. Ты — вздорная больная девчонка, у тебя воспаление мозгов. Твой Сэм — легенда, персонаж из сказки, романтические бредни. Наши повеления вам известны — всем вам, извольте подчиняться. Доставайте-ка свои иглы и нитки. Мы заняты делом. И вы должны заниматься делом — делом, делом, делом, делом! — Он отворил дверь и крикнул: — Отставить трубы, отставить! Нагремелись нынче утром, хватит.
И он исчез.
Три девушки. поглядели друг на друга в унынии и растерянности.
— Теперь — за вышивание, — грустно промолвила Элисон.
— Мы должны что-нибудь придумать, — сказала Нинет. Но на этот раз в словах ее не было ни уверенности, ни запала, ни коварства.
Повернувшись к ним спиной, Мелисента молчала. Она глядела в синее и золотое утро, которое обещало так много и не принесло ничего, кроме толченой мумии, мандрагорового корня и прочей мерзости.
— Что с вами, Мелисента, дорогая? — сказала Элисон.
Голос Мелисенты звучал слабо, едва слышно:
— Я полюбила Сэма. И не знаю, где он… кто он… когда он… и теперь больше не верю, что Грумет сможет его найти.
Она расплакалась и выбежала из залы.
Нинет и Элисон взглянули друг на дружку. Губы их шептали: «Бедняжка Мелисента!», а глаза блестели от удовольствия. Внизу, у винтовой лестницы, с шумом захлопнулась тяжелая дверь.
Западную башню замка короля Мелиота занимала его единственная дочь и наследница принцесса Мелисента со своими двумя молоденькими фрейлинами и прислугой. В главном покое Ковровой зале — сидел музыкант принцессы, молодой человек по имени Лэмисон, и лениво перебирал струны лютни. Это был один из тех чахлых, угрюмых и вечно надутых молодых людей, которые весьма собою довольны без всяких на то оснований — он даже не умел мало-мальски прилично играть на лютне. Его треньканье было прервано появлением двух фрейлин — леди Нинет и благородной Элисон.
У Нинет были темно-рыжие волосы, зеленые глаза, прелестная фигура и мерзкий характер. Элисон была меньше и мягче — хорошенькая, тихая, словно мышка, девушка, какие никогда не переродились в Англии со времен короля Артура до наших дней. Несмотря на ранний час, обе девушки уже скучали, и потому у Нинет был вид вызывающий и раздраженный, а у Элисон задумчивый и понурый.
Нинет незамедлительно набросилась на Лэмисона:
— Ах, да перестаньте вы! Опять это старье! Надоело! Неужели вы не знаете ничего другого?
Элисон ограничилась мягким упреком:
— Ведь вы обещали выучить песню «Черный рыцарь взял мое сердце в полон», — сказала она.
Лэмисон пробурчал что-то невнятное и перестал играть, но не двинулся с места, ожидая появления принцессы Мелисенты. Девушки больше не обращали на него ни малейшего внимания, они стояли рядышком и перешептывались.
— Если Мелисента принесет волшебное зеркало, — сказала Нинет, — я попрошу разрешения заглянуть в него.
— Ах… Нинет… неужели ты отважишься?
— Конечно! Ведь зеркало не ее, и она вот-вот должна вернуть его тому волшебнику, может, даже сегодня утром. А если она кого-то в нем увидела, то, может, и я увижу.
— Опять, наверно, нас усадят за вышивание, — вздохнула Элисон. — И у меня разболится голова. Почему это у нас в Перадоре не бывает никаких событий? Моя двоюродная сестра Элайн дивно проводит время в Камелоте. Искусные чародеи, тут же под боком два великана и дракон, целых четыре заколдованных замка, на каждом шагу рыцари Круглого Стола: только и ищут, кого бы спасти, что ни вечер — гости, приемы… — Она снова вздохнула.
Нинет фыркнула.
— Что толку попусту вздыхать! Надо самим позаботиться, чтобы случались всякие события!
— Только не с моим добродетельным нравом, — грустно промолвила Элисон.
— Ну, а я, слава богу, безнравственна, — сказала Нинет, и ее зеленые глаза заблестели. — Пусть только случай представится или хоть полслучая — уж я позабочусь о том, чтобы события у нас были! Вот увидишь!
Поспешно вошла принцесса Мелисента, на ходу протирая шелковой тряпицей волшебное зеркало — около восемнадцати дюймов в длину и столько же в ширину, — сделанное из блестящего металла и оправленное в темную деревянную раму. У принцессы были золотистые волосы и большие серые глаза, и вообще она была очаровательна, но в то утро она рассталась со своей обычной дремотной и улыбчивой безмятежностью и вид у нее был совсем хмурый.
— Я просто вне себя! — объявила она. — Все утро смотрю, смотрю, а его нет и нет. Но я уверена, что он по-прежнему обо мне думает. Я чувствую, что думает! Видно, чары не действуют.
— Может быть, если я попытаюсь… — начала Нинет.
— Ни в коем случае! Магистр Мальгрим, волшебник, дал мне зеркало только на время. — Тут она заметила музыканта. Идите, Лэмисон. Нынче утром музыки не будет. Мы не в духе. Она умолкла, выжидая, пока он выйдет. — Нет, это меня с ума сводит! Неужели я больше его не увижу? Какой сегодня день?
— Лунный день, тридцать первое июня, — сказала Элисон. — И погода чудесная. Мы не выйдем погулять?
— Нет, отец желает говорить со мною. Придется сесть за вышивание.
Обернувшись к Элисон, Нинет скорчила недовольную гримаску.
— Ах нет, Мелисента, пожалуйста, подождите. Вы ведь нам еще не рассказали, как был одет этот рыцарь.
— Да, право, не знаю, — начала принцесса задушевно и доверительно, — кажется, на нем была белая рубашка, а поверх — желтый камзол или что-то в этом роде. И потом, мне кажется, что он не рыцарь. И даже не оруженосец. Наверное, какой-нибудь художник. — Она помедлила, потом, решившись, сказала еще более доверительно: — А вот это уже тайна: его зовут Сэм.
— Сэм? — в один голос воскликнули Нинет и Элисон.
— Сэм, — повторила принцесса с нескрываемым удовольствием. — Правда, миленькое имя? И еще про одну вещь я вам не рассказала — он умеет выдувать дым изо рта.
— Как дракон? — спросила пораженная Элисон.
— Вовсе не как дракон. У него это получается не свирепо, а очень мило!
— Может, он волшебник? — предположила Нинет.
Это задело принцессу.
— Вот еще! Оттого что вашу тетку подозревали в колдовстве, у вас, Нинет, только и на уме всякие там чародеи, колдуны, волшебники…
Раздался оглушительный стук в двери, после чего они распахнулись настежь, пропустив герольда короля Мелиота грузного пьяницу с громовым голосом
— Благородная принцесса Мелисента… сударыни! — загремел он. — С вашего позволения честь имею объявить: его королевское величество Мелиот — король Перадора, высокий повелитель Бергамора, Марралора и Парлота, властелин Лансингтона, Нижних Мхов и Трех Мостов!
— Ну, это уж слишком! — сердито сказала Мелисента. Кому какое дело до этих Нижних Мхов и Трех Мостов?
Прежде чем герольд успел ответить, у самых дверей заиграли трубы. Девушки зажали уши и состроили недовольные гримаски. Вслед за тем совершился выход короля Мелиота — ничуть, однако, не величественный по причине крайней поспешности. На короле была самая легкая его корона и мантия, некогда великолепная, но теперь изрядно обносившаяся и с довольно четкими следами яичных и винных пятен. Король был одним из тех обремененных властью людей пожилого возраста, которым кажется, будто они вершат великие дела, меж тем как на самом дели они просто по уши увязли во всяческих мелочах. Слова из уст короля сыпались быстро и отрывисто, и ему всегда до того не терпелось высказать свое суждение, что нередко он сам себя перебивал.
— Доброе утро, Мелисента! Доброе утро, девочки! — проговорил он в ответ на их реверансы. — За работу еще не принимались? Производство ковров сократилось на семьдесят пять процентов, с тех пор как мы потеряли нашу дорогую королеву. Так дело не пойдет. Извольте задуматься над этим. Кстати, мы только что получили приглашение на конференцию в Камелот.
Лица девушек разом прояснились.
— Когда мы едем? — спросила Мелисента.
— Ты не едешь. Только мужчины… Даже королев и то не звали: кое-какие проблемы обороны. Да и вообще Камелот сейчас не место для юных девиц. Королева Джиневра, конечно, женщина обаятельная, но… так сказать…
— Ах, отец, ну что вы, ей-богу! — воскликнула Мелисента. — Мы отлично знаем про нее и про сэра Ланселота…
— Ничего ты не знаешь! — закричал король, внезапно рассвирепев. — И никто ничего не знает! Все это дурацкий вздор!
— Ну что ж, если это вздор, — сказала Мелисента, — почему мне нельзя…
Но король не желал больше слушать никаких возражений.
— Не вздумай спорить с нами, девочка. У тебя нет ни логики, ни здравого смысли. А теперь — тихо. Нам надо подумать. Зачем мы здесь? Ах да, мы хотим взять с собой в Камелот нашего карлика Грумета. Куда ты его девала?
— Нет, отец, дорогой, пожалуйста, не увозите опять Грумета в Камелот, — запротестовала Мелисента. — Он не умеет говорить… и у него только два трюка, да и те уже старые-престарые…
— Вполне довольно. Между прочим, трюк с паштетом из оленины имел в прошлый раз потрясающий успех. Сэр Пелеас предлагал нам в обмен на Грумета своего главного оружейника. Нет, он нам необходим. Где он? Говори толком, дитя мое, где он?
Мелисента была в чрезвычайном затруднении.
— Видите ли, отец… дело в том, что… я послала его поискать одного человека…
— Одного человека? — вскричал король, — Кого? Куда? Зачем?
— Ну… ты помнишь магистра Мальгрима, волшебника?
— Как же. Недавно заявился. Прибыл с письмом от короля Марка, ищет нашего покровительства. Не очень-то он нам понравился. Слишком нос задирает. Так что с ним такое?
— Он одолжил мне волшебное зеркало, — сказала Мелисента все так же нерешительно. — Если кто-нибудь о тебе думает, ты увидишь его в этом зеркале…
— Вздор! Вы, девчонки, готовы поверить во что угодно. Где оно? — Мелисента протянула ему зеркало, и мгновение — другое король не отрываясь глядел в него. — Ну, ясно, так мы и думали. Наше собственное лицо — и ничего больше!
— Смотрите внимательно, государь, — сказала Нинет, сочтя, что ей пора вступить в разговор.
— А мы и смотрим внимательно, — отозвался король, все еще не отводя глаз от зеркала. — Ох, это еще кто такой? Вроде бы сэр Кэй, управитель дворца в Камелоте. Да, верно… он сейчас думает о нас.
— Обо всех нас? — осведомилась Мелисента.
— Да нет, о нас лично, о нашем королевском величестве. Ей-богу, он опять собирается поместить нас в те же холодные покои на северной стороне, а там сквозняк так и гуляет. Ну уж нет, на этот раз мы там жить не станем. Вот… держи свое зеркало. Но при чем тут наш карлик? Ты ведь говоришь, что послала его искать кого-то, так, что ли?
Он взглянул на дочь с некоторым подозрением.
— Вчера, — мечтательно промолвила Мелисента, — я посмотрела в это зеркало и увидела человека по имени Сэм, который думал обо мне. Он был так мил.
— Мил? Вздор! И кто он такой, этот Сэм? Мы никогда о нем не слыхали. Стало быть, ты отправила нашего карлика с поручением к этому проходимцу?
— Я попросила магистра Мальгрима, волшебника, чтобы он своими чарами помог карлику Грумету найти Сэма. Потому что Сэм не в нашем королевстве и вообще ни в одном из тех, какие мы знаем…
— Ну, а где же он тогда?
— Видите ли… Сэм вообще не имеет отношения к тому, что называют всамделишной жизнью.
— А-а-а, вон оно что, так бы сразу и говорила. — Король Мелиот был восхищен собственной проницательностью. — Забила себе голову мифами, легендами, сказками, а? Дело неплохое, если только этим не злоупотреблять. Так-так… Ну, а теперь подавай-ка сюда карлика.
— Но я не могу, отец. Он отправился искать Сэма, я ведь вам уже сказала.
— Какой смысл, — вопросил король раздраженно, — посылать всамделишного карлика на розыски человека, которого на самом деле нет?
— Да я не говорила, что Сэма нет на самом деле, наоборот!
— Если он не из всамделишной жизни, стало быть, его на самом деле нет! — Король орал во всю глотку и сверкал на принцессу глазами. — Он воображаемый! Вот и посылай на розыски воображаемых карликов — ради бога, сколько душе угодно. Но зачем посылать всамделишного карлика? Сто чертей! Ни логики, ни разума, ни здравого смысла! Нет, дочка, это у тебя, видно, летний приступ бледной немочи! — Он кинулся к дверям и еще на ходу закричал: — Магистр Джарви! Магистр Джарви!
Спустя несколько мгновений в дверях показалась длинная и важная физиономия королевского медика. Он поклонился и вопросительно взглянул на короля.
— Нет, не мы — принцесса Мелисента, — проговорил король нетерпеливо, — Страдает видениями… вздорные выдумки. Говорит, будто отправила карлика Грумета искать какого-то типа, которого на самом деле не существует. Наверно, приступ чего-нибудь этакого…
— Отец, я совершенно здорова…
— Вздор!
— Ваше высочество, — сказал Джарви, приближаясь, — осмелюсь заметить: хоть сколько-нибудь уверенно обратиться к опытному медику с таким заявлением, как ваше, могут весьма немногие. Готов согласиться, что вы чувствуете себя совершенно здоровой. Но быть совершенно здоровой и чувствовать себя здоровой — далеко не одно и то же. Позвольте, ваше высочество.
— Стой смирно, дитя мое! — предупредил король. — Ради твоего же блага!
Медик сосчитал у принцессы пульс, пощупал ей лоб, оттянул книзу веко, посмотрел язык и заставил свою пациентку сказать «а-а-а». Сам он то и дело приговаривал «хм-хм».
— Ну, твое мнение, Джарви? — спросил король нетерпеливо. — Говори. Не можем же мы торчать здесь весь день.
— Естественная гармония четырех первичных влаг несколько нарушена, — сказал Джарви с неописуемой важностью. Плотная, черная и кислая влаги, очищенные от соков селезенки, недостаточно надежно оберегают в крови горячую влагу, или же, как учит нас Гален, природная пневма, возникающая в сердце, не сдерживает в должной мере пневму жизненную, возникающую в печени. Отсюда слишком быстрое, освобождение возникающей в мозгу душевной пневмы, что в свою очередь разжигает пустую игру воображения.
— Верно! — вскричал король. — Пустая игра воображения! Вот что неладно с нашей девочкой! Ах, что бы мы стали делать без науки — подумать страшно. Какое снадобье назначишь, Джарви?
— Распустить в уксусе жемчужину, добавить толченого зуба дракона, принимать на ночь и утром: толченую мумию и корень мандрагоры в теплом вине — в полдень и вечером, Не есть пудингов с олениной и свининой. Не надевать алых платьев. До новолуния носить под сорочкой крылышко летучей мыши и высушенную жабу. И еще, пожалуй, палец повешенного…
— Ни за что на свете! — Мелисента отчаянно замотала головой и топнула ножкой.
Медик снисходительно улыбнулся.
— Хорошо, можно обойтись без пальца. Но снадобья принимайте…
— За этим присмотрим мы, — сказал король. — Ступай, магистр Джарви. Прими нашу благодарность. — Он помахал рукой, потом повернулся к дочери. — Мелисента, отсюда ни на шаг!
— Ах, отец, я буду сидеть взаперти?
— Вот именно, взаперти. Леди Нинет, благородная Элисон, извольте позаботиться об этом — или вам несдобровать. Чтобы отсюда ни на шаг! И чтобы никаких глупостей! А карлик Грумет — не сойти мне с этого места! — валяется пьяный где-нибудь в замке. Если он вернется сюда, отправьте его ко мне немедленно.
Мелисента была в отчаянии.
— Но магистр Мальгрим поклялся, что может послать Грумета из всамделишной жизни туда, где Сэм…
Король Мелиот двинулся было к двери, но тут повернулся и погрозил дочери пальцем.
— Мальгрим — шарлатан. Грумет — жалкий пьянчужка, бессловесная тварь. Ты — вздорная больная девчонка, у тебя воспаление мозгов. Твой Сэм — легенда, персонаж из сказки, романтические бредни. Наши повеления вам известны — всем вам, извольте подчиняться. Доставайте-ка свои иглы и нитки. Мы заняты делом. И вы должны заниматься делом — делом, делом, делом, делом! — Он отворил дверь и крикнул: — Отставить трубы, отставить! Нагремелись нынче утром, хватит.
И он исчез.
Три девушки. поглядели друг на друга в унынии и растерянности.
— Теперь — за вышивание, — грустно промолвила Элисон.
— Мы должны что-нибудь придумать, — сказала Нинет. Но на этот раз в словах ее не было ни уверенности, ни запала, ни коварства.
Повернувшись к ним спиной, Мелисента молчала. Она глядела в синее и золотое утро, которое обещало так много и не принесло ничего, кроме толченой мумии, мандрагорового корня и прочей мерзости.
— Что с вами, Мелисента, дорогая? — сказала Элисон.
Голос Мелисенты звучал слабо, едва слышно:
— Я полюбила Сэма. И не знаю, где он… кто он… когда он… и теперь больше не верю, что Грумет сможет его найти.
Она расплакалась и выбежала из залы.
Нинет и Элисон взглянули друг на дружку. Губы их шептали: «Бедняжка Мелисента!», а глаза блестели от удовольствия. Внизу, у винтовой лестницы, с шумом захлопнулась тяжелая дверь.
Глава вторая.
Сэм и карлик
У Дэна Диммока («Зовите меня просто Д.Д., старик!») из рекламного агентства «Уоллеби, Диммок, Пейли и Тукс» был великолепный кабинет, лучший в конторе, с двумя рядами высоких окон. К сожалению, прогресс в тех краях шагал семимильными шагами и сквозь оба ряда окон врывался грохот пневматических дрелей. Диммок сидел за большим столом, рассматривая какой-то эскиз. Это был грузный, озабоченный и неопрятный человек — дорогой костюм всегда сидел на нем так, словно его хозяин спал не раздеваясь, а говорил мистер Диммок на поразительной смеси ланкаширского с американским, словно частица Мэдисон-авеню каким-то образом перенеслась в Бэрнли.
Перед столом, глядя на шефа, стояли его помощники — Энн Датон-Свифт и Филип Спенсер-Смит. Обоим было по тридцать с небольшим, и они были так похожи, что могли бы сойти за близнецов, хотя на самом деле не состояли в родстве. Но оба были высокие, стройные, энергичные, полные прыти.
— Меня это не устраивает, — сказал Диммок, бросая эскиз на стол. — И фирму «Жуй-да-плюй» не устроит. А главное, покупатель не клюнет. Нет, не пойдет.
В разговор вступили пневматические дрели и в течение следующих сорока пяти секунд не давали никому сказать ни слова.
— Совершенно с вами согласен, Д.Д. — объявил Филип Спенсер-Смит, когда дрели наконец смолкли.
— Да, покупатель не клюнет, но наш клиент… я не уверена, Д. Д., — возразила Энн Датон-Свифт.
— Зато я уверен, — сказал Диммок. — Говорю вам — не пойдет. Для «Жуй-да-плюй» ни к черту. Что у нас дальше?
— «Чулок прекрасной дамы», — сказала Энн. — Потрясающая тема. Можно сделать шикарный бизнес. Нужна броская реклама на обложку! Романтическая атмосфера. Работает Сэм Пенти.
Диммок проговорил в микрофон селектора:
— Пегги, попросите мистера Пенти принести то, что он сделал для «Прекрасной дамы». Только живо!
— Если хотите знать мое мнение, Д.Д., — сказала Энн, но тут снова завели речь пневматические дрели. Диммок проглотил две таблетки. Видимо, Энн не переставала говорить, потому что, когда дрели замолкли, она спросила: — Разве я не права?
— Ничего не могу сказать, — проворчал Диммок. — Не слышал ни слова из-за этих вонючих тарахтелок. — Он бросил взгляд на микрофон. — Пегги, отправьте еще один протест по поводу этих дрелей. — Он снова положил в рот таблетку и запил водой.
Вошел Сэм Пенти с папкой в руке и изогнутой вишневой трубкой в зубах. Это был широколицый коренастый мужчина за тридцать в желтом джемпере и забрызганных краской вельветовых брюках.
— Привет, Д.Д.! Энн, Фил, привет. Хороший денек.
— Не заметил, Сэм, — ответил Диммок. — Забот полон рот.
— А вот у меня одна забота, — сказал Сэм, — одно из головы не идет — что сегодня тридцать первое июня.
Диммок уставился на него.
— Тридцать первое июня?
Мисс Датон-Свифт издала мелодичный смешок.
— Не болтай глупостей, Сэмми. Тридцать первого июня не бывает.
Сэм был невозмутим.
— Да, все так говорят. Но я проснулся с ощущением, что сегодня тридцать первое июня, и никак не могу от этого отделаться.
— Сэм, я вам скажу одну вещь, — проговорил Диммок, все еще не спуская с него глаз. — Вы мне нравитесь, хотя по идее и не должны бы.
— Присоединяюсь, Д.Д., — подхватил Филип Спенсер-Смит.
— Зачем вы служите у нас? — продолжал Диммок. — Сколько раз ни спрашивал себя, не могу понять.
Сэм задумался.
— Потому что я плохой художник. Не по вашей мерке, а по моей. Вот я и служу у Уоллеби, Диммока, Пейли и Тукса… и зарабатываю себе на хлеб. Кстати, что это за Тукс, черт бы его побрал? Может, вы, Уоллеби и Пейли, выдумали его?
— Тукс — это наш финансовый бог, — ответил Диммок.
— Парень первый сорт, — сказал Филип.
— Писаный красавец, — сказала Энн.
— Верно, — подтвердил Диммок. — И — только строго между нами! — смрадный человечек. Эх, не надо бы мне этого говорить!
— Нет, почему же, — возразил Сэм, открывая папку. Ведь сегодня тридцать первое июня. Ну, так вот. — Он вынул сверкающий яркими красками рисунок и поставил на стул. Это был портрет принцессы Мелисенты Перадорской, и, надо сказать прямо, портрет отличный. — Вот что я сделал для «Прекрасной дамы» — до двух ночи провозился. Прежде чем обсуждать, попытайтесь уловить самую суть. — Но, пока Диммок и Энн улавливали суть, Сэм отвел Фила в сторону, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. — Послушай, Фил, что это за карлик шныряет здесь с самого утра, в красно-желтом камзоле и штанах в обтяжку?
Перед столом, глядя на шефа, стояли его помощники — Энн Датон-Свифт и Филип Спенсер-Смит. Обоим было по тридцать с небольшим, и они были так похожи, что могли бы сойти за близнецов, хотя на самом деле не состояли в родстве. Но оба были высокие, стройные, энергичные, полные прыти.
— Меня это не устраивает, — сказал Диммок, бросая эскиз на стол. — И фирму «Жуй-да-плюй» не устроит. А главное, покупатель не клюнет. Нет, не пойдет.
В разговор вступили пневматические дрели и в течение следующих сорока пяти секунд не давали никому сказать ни слова.
— Совершенно с вами согласен, Д.Д. — объявил Филип Спенсер-Смит, когда дрели наконец смолкли.
— Да, покупатель не клюнет, но наш клиент… я не уверена, Д. Д., — возразила Энн Датон-Свифт.
— Зато я уверен, — сказал Диммок. — Говорю вам — не пойдет. Для «Жуй-да-плюй» ни к черту. Что у нас дальше?
— «Чулок прекрасной дамы», — сказала Энн. — Потрясающая тема. Можно сделать шикарный бизнес. Нужна броская реклама на обложку! Романтическая атмосфера. Работает Сэм Пенти.
Диммок проговорил в микрофон селектора:
— Пегги, попросите мистера Пенти принести то, что он сделал для «Прекрасной дамы». Только живо!
— Если хотите знать мое мнение, Д.Д., — сказала Энн, но тут снова завели речь пневматические дрели. Диммок проглотил две таблетки. Видимо, Энн не переставала говорить, потому что, когда дрели замолкли, она спросила: — Разве я не права?
— Ничего не могу сказать, — проворчал Диммок. — Не слышал ни слова из-за этих вонючих тарахтелок. — Он бросил взгляд на микрофон. — Пегги, отправьте еще один протест по поводу этих дрелей. — Он снова положил в рот таблетку и запил водой.
Вошел Сэм Пенти с папкой в руке и изогнутой вишневой трубкой в зубах. Это был широколицый коренастый мужчина за тридцать в желтом джемпере и забрызганных краской вельветовых брюках.
— Привет, Д.Д.! Энн, Фил, привет. Хороший денек.
— Не заметил, Сэм, — ответил Диммок. — Забот полон рот.
— А вот у меня одна забота, — сказал Сэм, — одно из головы не идет — что сегодня тридцать первое июня.
Диммок уставился на него.
— Тридцать первое июня?
Мисс Датон-Свифт издала мелодичный смешок.
— Не болтай глупостей, Сэмми. Тридцать первого июня не бывает.
Сэм был невозмутим.
— Да, все так говорят. Но я проснулся с ощущением, что сегодня тридцать первое июня, и никак не могу от этого отделаться.
— Сэм, я вам скажу одну вещь, — проговорил Диммок, все еще не спуская с него глаз. — Вы мне нравитесь, хотя по идее и не должны бы.
— Присоединяюсь, Д.Д., — подхватил Филип Спенсер-Смит.
— Зачем вы служите у нас? — продолжал Диммок. — Сколько раз ни спрашивал себя, не могу понять.
Сэм задумался.
— Потому что я плохой художник. Не по вашей мерке, а по моей. Вот я и служу у Уоллеби, Диммока, Пейли и Тукса… и зарабатываю себе на хлеб. Кстати, что это за Тукс, черт бы его побрал? Может, вы, Уоллеби и Пейли, выдумали его?
— Тукс — это наш финансовый бог, — ответил Диммок.
— Парень первый сорт, — сказал Филип.
— Писаный красавец, — сказала Энн.
— Верно, — подтвердил Диммок. — И — только строго между нами! — смрадный человечек. Эх, не надо бы мне этого говорить!
— Нет, почему же, — возразил Сэм, открывая папку. Ведь сегодня тридцать первое июня. Ну, так вот. — Он вынул сверкающий яркими красками рисунок и поставил на стул. Это был портрет принцессы Мелисенты Перадорской, и, надо сказать прямо, портрет отличный. — Вот что я сделал для «Прекрасной дамы» — до двух ночи провозился. Прежде чем обсуждать, попытайтесь уловить самую суть. — Но, пока Диммок и Энн улавливали суть, Сэм отвел Фила в сторону, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. — Послушай, Фил, что это за карлик шныряет здесь с самого утра, в красно-желтом камзоле и штанах в обтяжку?