Баантьер Альберт. Маска смерти

   Молодой следователь усталым жестом указал на большой желтый конверт на своем столе.
   – Сегодня утром я получил список дежурных в больнице Южного Креста. Когда просмотрел его, я заметил, что сегодня дежурят те же самые сотрудники, что и в то утро, когда исчезла Розалинда ван Эвертсоорд. – Он замолчал и широко раскинул руки в стороны, как бы в знак оправдания. – Мне показалось, что это подходящий момент, чтобы провести «сеанс», о котором мы с вами говорили… Ну, ту самую очную ставку…
   Де Кок недовольно покачал головой.
   – А ты не мог дождаться моего прихода? Фледдер пожал плечами.
   – Зачем? Вы же сказали, что придете позднее, а мне не хотелось терять время.
   Де Кок вздохнул.
   – И ты решил проявить усердие…
   – Вот именно!
   – С чего же ты начал? Фледдер показал на телефон.
   – Сначала я спросил у главного врача Ван Беммелена, согласен ли он провести в больнице следственный эксперимент сегодня утром. Он был не против и сказал, что предупредит персонал. Затем я отправился на Керкстраат, забрал Рихарда Недервауда и поехал с ним в больницу.
   – Ты хотя бы объяснил ему, в чем дело?
   – Конечно!
   – Ты, видимо, допустил какую-то ошибку… Фледдер резко отшатнулся назад.
   – Никакой ошибки! Вначале – никакой! Доктор Лестерхейз все отлично организовал. Он…
   – Лестерхейз? Невролог? Фледдер кивнул.
   – Он показался мне очень солидным господином. И довольно симпатичным. Главный врач поручил ему, не делая никаких исключений, собрать весь дежуривший в тот день персонал. «Мы сделаем все, чтобы снять с больницы позорное пятно!» – сказал он.
   – Кто «он»? Кто это сказал?
   – Доктор Лестерхейз. Он так рьяно бросился выполнять указание главное врача, словно был в этом лично заинтересован. Одним словом, мимо нас прошли все сотрудники больницы, все, до единого.
   – В чем же ты допустил ошибку? – спросил Де Кок.
   Фледдер горестно вздохнул.
   – Когда парад закончился и доктор Лестерхейз сказал, что больше не осталось никого, я спросил Рихарда Недервауда: «Вы видели сестру, что увела в то утро Розочку?» Рихард уставился в пустоту, словно не видя меня, и как-то вяло ответил: «Ее не было». А потом добавил: «И того мужчины, что стоял тогда за стойкой регистратуры, – тоже».
   – Ну и дальше?
   Фледдер осторожно потрогал кончиками пальцев ссадину под глазом.
   – Я спросил у Рихарда: может, сотрудники проходили перед ним слишком быстро, и он не успел их всех хорошенько рассмотреть? Он повернулся ко мне, и я увидел, что у него какой-то странный затуманенный взгляд, мне показалось, мои слова до него просто не доходят. Рихард вдруг направился мимо меня к доктору Лестерхейзу, он надвигался на него медленно, угрожающе… «Где она? – спросил он каким-то сдавленным голосом. – Где моя Розочка? Что с ней сделали?»
   Де Кок напряженно ловил каждое слово.
   – Что же дальше?
   Молодой следователь нервно взъерошил светлые волосы.
   – Тут только я понял свою ошибку! – сказал он. – Я же видел, что Рихард Недервауд как бы не в себе, он словно потерял рассудок! Я бросился между ними и попробовал удержать его, но парень сильный, как медведь. Доктор Лестерхейз поспешил ретироваться, а мы с Рихардом покатились по полу. Этот верзила словно спятил: он молотил меня изо всех сил. Вокруг кричали люди, кто-то помчался звонить в полицию. К счастью, ребята с Лодевейк ван Досеелстраат прибыли через пять минут, иначе мне пришлось бы туго.
   Де Кок молча потеребил кончик своего носа.
   – Где он сейчас? – поинтересовался инспектор.
   – Кто? Рихард Недервауд?
   – Да.
   Фледдер ткнул пальцем в левую стену.
   – В комнате для допросов. Пусть немного успокоится.
   Де Кок поднялся из-за стола и направился к двери. Фледдер крикнул ему вслед:
   – Комиссар звонил. Он хочет поговорить с вами. Старый сыщик устало прикрыл глаза.
   – Только этого мне сейчас не хватает!

7

   Неспешным широким шагом Де Кок пересек просторный коридор и подошел к кабинету комиссара полиции. Остановившись перед массивной дверью, он тихонько постучал и осторожно толкнул дверь.
   Сегодня он был совсем не расположен к беседе с начальством. Пока им с Фледдером нечего доложить комиссару, но ведь прошло всего два дня, как они приступили к расследованию, и сколько-нибудь заметных результатов оно, разумеется, еще не дало.
   В цивилизованной стране, – а Де Кок, безусловно, причислял к таковым Нидерланды – люди не исчезают просто так, без следа. Такого не могло и не должно быть! Хотя в некоторых государствах подобные вещи стали нормой жизни, в Нидерландах – Де Кок готов был в этом поклясться – такого не будет никогда!
   И все же им самим допущен какой-то просчет, где-то кроется ошибка… Невозможно логически объяснить это бесследное исчезновение двух женщин и те странные обстоятельства, при которых оно произошло.
   Среди женщин встречаются натуры очень разные: и наивные романтичные особы, и отъявленные авантюристки, которые бездумно бросаются в бурный круговорот любовных приключений, чтобы через несколько месяцев очнуться и осознавать свой полный крах. Хорошо бы узнать, к какому типу женщин принадлежали эти две: Розалинда ван Эвертсоорд и Аннетье Схеепстра… Что руководило их поступками?
   Комиссар Бейтендам поднялся ему навстречу из-за стола – высокий стройный импозантный мужчина с тонким, всегда плотно сжатым ртом и неизменно суровым, напряженным взглядом холодных серых глаз.
   Де Кок остановился посреди кабинета и, встретив так хорошо знакомый ему испытующий взгляд комиссара, мгновенно избавился от всех своих сомнений и раздумий, расправил плечи и приготовился к обороне.
   – Вы хотели видеть меня, комиссар? – В звенящем голосе Де Кока прозвучал вызов.
   Комиссар Бейтендам слегка наклонился вперед и навалился грудью на стол.
   – Вот что, Де Кок, – рявкнул он, – ответьте мне, Бога ради, чем это вы занимаетесь в последние дни?
   Старый сыщик реагировал на начальственный окрик довольно спокойно.
   – «Бога ради», – певуче протянул он, – насколько я понимаю, это формула, в которую отныне облекаются закон и право?
   Комиссар явно не оценил его иронию.
   – Именно! – Бейтендам стукнул кулаком по столу, словно припечатывая это слово.
   Де Кок благодарно кивнул ему.
   – В таком случае, я «Бога ради» веду порученное мне расследование, – парировал он реплику комиссара.
   Тот гневно сверкнул глазами.
   – Оставьте для другого случая эти ваши штучки, Де Кок! – сухо бросил комиссар. – Извольте отчитаться, как идет расследование!
   – Вам, должно быть, уже известно, комиссар, – невозмутимо начал Де Кок, – что при загадочных обстоятельствах исчезли две женщины…
   Комиссар прервал его, нетерпеливо взмахнув рукой.
   – Вы опираетесь, инспектор, на показания довольно странных, не вызывающих никакого доверия свидетелей! – заорал он, – схватив со стола какой-то листок. – «Подозрительный тип, сутенер и молодой человек, который явно не в себе», – прочел комиссар, ткнув пальцем в докладную записку. – И на основании этих показаний вы посмели обвинить администрацию и персонал амстердамской больницы, известной своей солидной репутацией, в соучастии… в похищении… в укрывательстве преступника и тому подобных деяниях, являющихся плодом вашей необузданной фантазии!
   Де Кок растерялся от неожиданности.
   – Я… никого ни в чем не обвинял…
   – На основании заявлений этих двух недоумков, – продолжал кричать комиссар, – вы переполошили всю больницу – и персонал, и больные в ужасе от ваших необдуманных действий! – Он прямо задыхался от злости. – Главный врач клиники доктор Ван Беммелен высказал мне свое крайнее неудовольствие по поводу того скандала, который вы учинили сегодня утром в его больнице. Он обратился к нашему советнику юстиции господину Схаапсу и потребовал, чтобы вы прекратили расследование. И я не смог с ним не согласиться.
   Де Кок не верил своим ушам.
   – Доктор Ван Беммелен? Но я никогда не видел этого почтенного господина и ни разу не общался с ним…
   Однако комиссар Бейтендам не желал ничего слушать.
   – Вы, очевидно, считаете, что за все происшедшее сегодня утром несет ответственность ваш помощник Фледдер? Но ведь мне известно, что он действовал по вашему указанию!
   – Так точно! – подтвердил инспектор. – И если он в подобных случаях будет действовать столь же оперативно, из него получится хороший следователь.
   Побагровевший от гнева Бейтендам, словно не слыша его, продолжал:
   – Я приказываю вам немедленно прекратить расследование! Слышите, Де Кок? Имейте в виду: доктор Ван Беммелен получил предписание Министерства здравоохранения и культуры отклонять любые попытки вторгаться на территорию клиники сыщиков, которые расследуют это вымышленное исчезновение двух женщин!
   Закончив эту длинную тираду, комиссар перевел дух, опустился в кресло и со вздохом взял со стола какой-то листок.
   – У меня в руках ваше заявление об отпуске на время проведения праздника «Сейл Амстердам». Я пошел вам навстречу и передал руководство группой по борьбе с карманниками другому сотруднику. – Он взглянул на Де Кока с нескрываемым торжеством. – С этой минуты можете считать, что вы в отпуске!
   Де Кок бросил взгляд на свое заявление, и ему показалось, что белый листок в руках у комиссара растет на глазах. Он быстро выхватил у него заявление и, разорвав его на мелкие клочки, бросил на пол, так что они разлетелись по ковру.
   – Никакого отпуска! – твердо сказал он, глядя комиссару в глаза.
   Бейтендам вскочил с места. Он был вне себя от ярости – не только лицо, даже шея у него побагровела. Вытянув дрожащую руку, он указал инспектору на дверь.
   – Вон!
   Де Кок не заставил его повторять приказание.
   Вскинув подбородок, Фледдер внимательно посмотрел на Де Кока.
   – Я вижу, у вас опять дело зашло далеко… – встревоженно произнес он.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Снова поцапались?
   Старый сыщик со вздохом опустился в кресло.
   – Намного хуже… меня отстранили от этого расследования! – Он грустно улыбнулся. – Комиссар потребовал, чтобы я немедленно ушел в отпуск, а я в ответ разорвал свое заявление у него на глазах.
   Фледдер был поражен.
   – Но ведь это невозможно!
   – Что именно?
   – Уже невозможно прекратить это расследование! Де Кок беспомощно развел руками.
   – Комиссар трус и всегда был трусом, насколько я его знаю. Стоит только в дело вмешаться высокому начальству, он сразу прячет голову под крыло. Главный врач больницы Южного Креста наябедничал на нас комиссару, а потом связался с советником юстиции. В результате Министерство здравоохранения и культуры приказало прекратить расследование.
   – Ну и комиссар, конечно, разъярился… – печально подвел итог Фледдер.
   – Да, и особенно после того, что случилось сегодня утром!
   Молодой следователь смущенно отвел глаза.
   – Это я во всем виноват. Я опять раньше времени забежал вперед. Мне следовало подождать вас и вести этот разговор с главным врачом в вашем присутствии.
   Де Кок укоризненно покачал головой.
   – Разве можно было предвидеть реакцию Рихарда Недервауда на эту неудачную очную ставку? – спокойно возразил он. – Однако как следователь ты должен всегда помнить о границах допустимых законом действий и не переступать их. Хотя, надо признаться честно, поведение людей часто совершенно непредсказуемо…
   Фледдер одарил его благодарным взглядом.
   – Я тоже никак этого не ожидал, – сказал он. – Очная ставка в больнице была проведена по всем правилам. Никаких нарушений… И с юридической точки зрения – тоже. Когда перед нами прошли все участники «парада», у меня камень с души свалился. Признаюсь, я искренне обрадовался тому, то Рихард Недервауд никого не узнал.
   Де Кок нахмурил брови.
   – Это как же понимать? Фледдер улыбнулся.
   – Я с самого начала говорил вам, что не верю в то, что больница Южного Креста имеет какое-то отношение к этому случаю с двумя женщинами, и то, что свидетель Рихард Недервауд не узнал никого, послужило тому подтверждением.
   Старый сыщик задумчиво посмотрел на него.
   – Значит, ты почувствовал облегчение, и все это поняли?
   – Что вы имеете в виду? Де Кок ухмыльнулся.
   – А вдруг рядом с тобой был кто-то, кто совсем не разделял твоего чувства облегчения?
   – Как это?
   Старый сыщик махнул рукой. Опершись локтями на стол, он опустил подбородок на раскрытые ладони. Неожиданно инспектор подался вперед и прищурившись уставился на своего молодого коллегу.
   – Ты поддерживал все эти дни постоянный контакт с Ван Беммеленом?
   Фледдер покачал головой.
   – Да нет, я говорил с ним всего два раза.
   – Первый раз, – сказал Де Кок, – когда доктор неудачно пошутил по поводу трупа, возможно, забытого в анатомичке, и заявил, что Рихард Недервауд, по всем признакам, страдает паранойей и одержим навязчивой идеей… Верно?
   – Да.
   Де Кок приставил указательный палец к груди своего помощника.
   – Во время ваших разговоров ты ни разу не упомянул об исчезновении Аннетье Схеепстра?
   – Нет.
   – А при встрече с доктором Лестерхейзом?
   – Тоже нет. Речь шла только о Розалинде ван Эвертсоорд.
   Де Кок задумчиво провел рукой по своему широкому подбородку.
   – Тогда почему доктор Ван Беммелен потребовал у советника юстиции закрыть следствие по поводу исчезновения двух женщин? И в предписании министерства тоже речь идет о двух женщинах!
   Фледдер слушал, раскрыв рот.
   – В самом деле… – пробормотал он. – Речь все время идет об исчезновении двоих…
   – Вот именно! – Де Кок почти ликовал.
   – Это означает, – глухо произнес Фледдер, – что Ван Беммелен откуда-то знает об исчезновении Аннетье Схеепстра.
   Лицо Де Кока окаменело.
   – Совершенно верно! Спрашивается: откуда? Бертус из Утрехта никому не сказал об исчезновении Аннетье Схеепстра и мы – тоже. Каким образом Ван Беммелен узнал об этом?
   Де Кок смотрел на Рихарда Недервауда, который сидел за столом, уронив на руки взлохмаченную голову, со смешанным чувством досады и жалости. На юноше был все тот же пиджак из грубой шерсти с кожаными отворотами, в котором он явился в полицию, когда пришел сообщить об исчезновении Розочки. Господи, кажется, целая вечность прошла с тех пор!
   Казалось, молодой человек был погружен в глубокий сон, он даже не заметил, как вошел Де Кок, и инспектору пришлось потрясти его за плечо. Рихард Недервауд медленно выпрямился и провел по лицу согнутыми пальцами.
   – А-а, инспектор… – Он широко зевнул. Де Кок улыбнулся.
   – Да, я, – сказал он просто.
   Рихард Недервауд встряхнулся, окончательно освобождаясь от сонной одури.
   – Где вы были сегодня утром, инспектор? Де Кок взял стул и уселся напротив.
   – Вы хотите сказать: во время вашей очной ставки в больнице?
   Рихард кивнул.
   – Мне вас там очень не хватало, – сказал он.
   – Я поздно лег накануне, около трех часов ночи, – извиняющимся тоном пояснил Де Кок. – Ну и позволил себе утром поспать на часок подольше.
   Юноша сокрушенно покачал головой.
   – Вы не должны были доверять проведение этой очной ставки молодому следователю!
   – Вы имеете в виду моего молодого коллегу Фледдера?
   – Да, я говорю о том молодом человеке, что был тогда вместе с вами в комнате, когда я пришел сообщить об исчезновении Розочки. Может быть, он и хороший следователь, не мне судить… но сегодня утром в больнице он проявил себя как человек не самый проницательный. Де Кок нахмурился.
   – В каком смысле?
   – Да это же был настоящий спектакль! – возмущенно воскликнул Рихард Недервауд.
   – Спектакль?
   – Великолепное шоу… театр… ревю… – Рихард распалялся с каждым словом. – Ваш молодой следователь позволил обвести себя вокруг пальца! Его просто ослепил этот блестяще отрепетированный парад, этот костюмированный бал! Все сотрудники больницы Южного Креста хорошо к нему подготовились, каждый был тщательно выбрит, причесан и разутюжен… ничего не скажешь, отличный спектакль! Все участники этого действа просто наслаждались: и ваш коллега, и доктор Лестерхейз… А меня они сочли сумасшедшим!

8

   Де Кок неслучайно оставил Рихарда Недервауда одного в комнате на некоторое время: он хотел, чтобы тот немного успокоился. Понимая, какое потрясение испытал этой молодой человек, инспектор от души сочувствовал бедняге.
   Вытащив из кармана пиджака фотографию Розалинды ван Эвертсоорд, Де Кок положил ее на стол и несколько минут разглядывал открытое улыбчивое лицо, задорную короткую стрижку, прелестные ямочки на щеках, затем перевернул фотографию и пододвинул ее Рихарду.
   – Это твоя Розочка?
   Юноша молча кивнул. Напряжение и скованность сразу исчезли, он невесело улыбнулся.
   – Да, это она…
   – Ты любишь ее?
   – Очень!
   – А она тебя?
   Рихард помедлил с ответом, потом нерешительно сказал:
   – Думаю, что тоже.
   Де Кок напряженно ловил каждую его интонацию.
   – Почему вы… э-э… все-таки не узаконили ваши отношения? Я хочу сказать: что мешало вам пожениться?
   Рихард Недервауд еще раз быстро взглянул на фотографию.
   – Она не хотела. Решила, что не выйдет замуж, пока спорт продолжает оставаться главным делом ее жизни. «Пойми, я просто не могу себе этого позволить, – говорила она, – ты все время будешь оставаться как бы на втором плане». И надо сказать, подобное положение меня тоже не устраивало. – Рихард самодовольно усмехнулся. – Должен вам сказать, Розочка никогда не отступала от своих принципов и была удивительно последовательна во всем.
   – Вероятно, вы с ней часто говорили о ее спортивных достижениях? Мне кажется, такая девушка хотела бы как можно дольше оставаться в большом спорте…
   Рихард Недервауд оживился и закивал.
   – Да, это так. А это означало, что я был вечно обречен оставаться на вторых ролях.
   – И у тебя не было никакой надежды? Молодой человек пожал плечами.
   – Я никогда не строил иллюзий на сей счет. Когда я видел, с каким увлечением Розочка занимается спортом, с какой самоотдачей целые дни проводит на тренировках, я не мог ею не восхищаться. Недавно она вернулась со своей командой из очень успешной поездки по Центральной Африке и тут же стала строить грандиозные планы: собиралась отправиться на Дальний Восток, в Китай.
   Де Кок озадаченно почесал нос.
   – И ты ни разу не заводил с ней речь о свадьбе? На лицо Рихарда набежала тень. Он несмело пододвинул фотографию поближе к Де Коку.
   – Нет… Но Розочка никогда уже не будет моей невестой…
   – Почему ты так говоришь?
   – Она же умерла… – Рихард проглотил ком в горле.
   – Откуда тебе это известно?! – поинтересовался Де Кок.
   Молодой человек потупился.
   – Интуиция мне подсказывает… – Он постучал себя кончиками пальцев по груди. – Это чувство у меня где-то здесь, внутри… Я уверен, что Розочки нет в живых.
   Де Кок искоса взглянул на него.
   – А я следователь, и верю только фактам! Такова уж моя профессия. Как ты понимаешь, мне нужны только факты и доказательства. Если я буду основываться на интуиции, на чьих-то смутных предчувствиях, я далеко не уеду…
   – Жаль.
   Де Кок заглянул в глаза молодому человеку.
   Он тщетно пытался вызвать в себе симпатию к Рихарду, но ему это плохо удавалось, что-то в поведении этого долговязого юноши настораживало инспектора и мешало относиться к нему с полным доверием.
   – Наши чувства, – вздохнул Де Кок, – часто основываются на пережитом, на том, что давно кончилось и угасло, хотя нам трудно в это поверить… и эти ничем неподкрепленные чувства мы называем «интуицией». – Он криво усмехнулся.
   – Если бы Розочка была жива, она давно дала бы о себе знать, – с горечью сказал Рихард.
   Де Кок испытующе взглянул на него.
   – А ты не допускаешь, что здесь замешан какой-то другой мужчина?
   Это замечание прозвучало жестче, чем ему хотелось бы.
   Рихард Недервауд понимающе усмехнулся.
   – Надо было знать Розочку, – сказал он. – Если б вы были с ней знакомы, вы бы никогда не задали мне этот вопрос. Если б в ее жизни появился другой мужчина, она рассказала бы мне все сама. Да, да, она сказала бы, что больше не любит меня, и объяснила бы – почему…
   Де Кок со вздохом опустился на стул. Стена непонимания, в которой ему удалось было пробить брешь, снова сомкнулась и стала между ними.
   – А ты знаешь, что вчера был найден ее автомобиль? – сказал он.
   Глаза молодого человека сузились.
   – Где?
   – В Северо-голландском канале. Возле каменной набережной, где разгружаются суда.
   – В старом Пюрмеренде?
   – Да.
   – И Розочки не было в автомобиле?
   – Нет.
   – Я так и думал, – улыбнулся Рихард.
   Де Кок удивленно посмотрел на него.
   – Почему?
   – Розочка никогда не заезжала в старую часть Пюрмеренда и, если возвращалась из Амстердама, обычно у Горслаан съезжала на Яагпад – это самый короткий путь к ее дому.
   Он замолчал, потирая затылок.
   – Я понимаю, какие выводы вы сделали, когда нашли ее автомобиль… Но Розочка не утонула в канале.
   – Господи, да откуда ты все знаешь?! – возмутился инспектор.
   Лицо Рихарда Недервауда покрыла внезапная бледность, уголки рта задрожали.
   – Я заметил: на ней давно уже была маска…
   – Что еще за маска?!
   – Маска смерти.
   Оторвав руки от баранки, Фледдер воздел их к потолку.
   – Да наш парень просто сумасшедший! Я давно это понял. Нет, он не просто сумасшедший, он очень опасный тип. Надо непременно показать его психиатру, и если доктор скажет, что Рихард Недервауд параноик и страдает болезненным воображением, тогда рухнет все наше расследование, ведь мы пока опираемся на его показания.
   – Ты отлично знаешь, что это исключено, – проворчал Де Кок. – Закон не разрешает проводить психиатрическую экспертизу свидетелей. А потом ты забываешь об одном очень важном обстоятельстве.
   – О каком?
   – У нас в руках только два реальных факта: две бесследно исчезнувшие женщины и этот автомобиль, найденный в Северо-голландском канале, – проговорил инспектор, словно не замечая, что его помощник сердито трясет головой.
   – Нужно продолжать вести расследование, – сказал Фледдер, – но при этом исключить из поля зрения больницу Южного Креста, она не имеет к делу ни малейшего отношения. – Он покосился на старого сыщика. – Рихард Недервауд решил привлечь наше внимание к больнице, для чего и затеял сегодняшний скандал. Это был заранее обдуманный план.
   Де Кок поднял брови.
   – Что еще за план?
   Фледдер похлопал ладонями по баранке.
   – Он хотел отвлечь от себя наше внимание. Заметьте, он словно не придал значение этому автомобилю, найденному в Северо-голландском канале, и, видимо, хочет, чтобы мы отнеслись к этой находке точно так же.
   Де Кок кивал головой в такт его словам.
   – Хотя сам отлично понимает, какие тут напрашиваются выводы! – сказал Де Кок.
   – Вот именно! – подхватил Фледдер.
   – А как же быть с этой «маской смерти»?
   – Я поражен, Де Кок! – Фледер не скрывал своего огорчения. – Куда девалось ваше видение, ваше умение анализировать детали…
   Седой сыщик весело взглянул на него.
   – Что ты имеешь в виду?
   Фледдер с шумом втянул в себя воздух.
   – Рихард Недервауд сказал, что Розочка в то злополучное утро очень переменилась, и это сразу бросилось ему в глаза, когда она заехала за ним на Керкстраат. Она была мрачна, лицо как-то странно натянулось, словно ей сделали пластическую операцию. Такая перемена не наводит вас ни на какие подозрения? Как вы думаете, что все это значит?
   Де Кок нахохлился и выпятил нижнюю губу.
   – Какая-нибудь болезнь?
   – Конечно! – Фледдер торжествующе посмотрел на инспектора. – А куда обычно приводит нас болезнь?
   – В больницу…
   Молодой следователь снова отпустил баранку и широко развел руками.
   – Вот и все… Мы попали точно туда, куда Рихард Недервауд и хотел нас привести.
   Де Кок вяло кивнул.
   – В больницу Южного Креста! – подытожил он. Некоторое время они ехали молча. Неожиданно для себя Де Кок подумал, что вот уже третий раз за последние дни проезжает по этим местам. Все-таки есть что-то странное в этом совпадении: обе исчезнувшие женщины жили в Пюрмеренде и лечил их один и тот же врач, направивший обеих в эту злосчастную больницу Южного Креста. Правда, во всем остальном эти две особы были полной противоположностью друг друга.
   И еще одна деталь не давала покоя старому сыщику: обе женщины перед своим визитом к врачу жаловались на вялость и упадок сил, но если у Розочки, как уверял Рихард Недервауд, в то кошмарное утро на лице была маска смерти, то по поводу Аннетье ее приятель Поль ван Флодроп сказал, что ему было трудно за ней угнаться.
   Де Кок пошлепал себя ладонью по лбу, как бы желая заставить работать мозг, который должен помочь ему сорвать туманную пелену с этой таинственной истории. До начала «Сейл Амстердам» осталось всего два дня, и на этот раз он ни за что не пропустит этот замечательный праздник.
   Фледдер прервал размышления инспектора:
   – Вы решили нарушить запрет комиссара, Де Кок?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Он же запретил вам продолжать расследование…
   Де Кок ухмыльнулся.
   – Слава Богу, он нашел мне замену на посту руководителя группы по борьбе с карманниками, и, признаюсь откровенно, меня это очень устраивает. А пока мы постараемся избегать встреч с начальством, но дела этого не бросим!