Бабаев Бахыш. Грезы минувшей осени

   Он целовал ЕЕ неистово, молча, крепко, по особенному нежно. Обхватив прелестное личико любимой женщины, он в упоении прикасался к ЕЕ глазам, ресницам, носику. Он не помнил себя. Ему казалось, что дотрагивается до неземного существа, случайно спустившегося на землю и приготовившегося к обратному полету. Наверное поэтому спешил, торопился. На какое-то время он остановился, выждал, затем, поймав ЕЕ взгляд, медленно приблизился к пухленьким губам. Долгий завершающий поцелуй принес истинное наслаждение, наслаждение взаимностью, наслаждение ответными чувствами. ОНА, его любовь, смысл его жизни, ответила...
   Ответила!
   Забыв о проезжающих мимо по шоссе автомобилях, он, опьяневший вконец, буквально терзал ЕЕ губы.
   Степень жажды ласок зависит соответственно от того, насколько нравится женщина. Часто женщин ласкают ради одной заветной цели. Стремление к цели, как чувствует сама женщина, несколько принижает высоту степени искренней нежности. Им, большинству женщин, давно уже привычно. И только очень редкие в поцелуях мужчин чувствуют острую необходимость самоотверженной привязанности, полного самоотречения, райского удовольствия, которые никак невозможно выразить словами.
   - Синяки будут, идиот, - прошептала женщина, дождавшись случая.
   - Ничего страшного. У тебя есть помада.
   Он, счастливый и пьяный, плюхнулся наконец на свое место.
   - Теперь и умереть не страшно, - после некоторой задумчивости добавил он.
   ОНА достала зеркальце, пристально всматривалась.
   - Синяки точно будут. Губы болят. - ОНА посмотрела на него. - Но мне все равно очень приятно.
   Он тотчас обернулся.
   - Значит, ты меня любишь?
   - Думай как хочешь.
   - Но ты сказала, что тебе очень приятно?
   Она уже убрала зеркальце и помаду, неподвижно сосредоточившись в одной точке.
   - Да, мне было очень приятно. Мне было очень приятно, когда ты говорил о любви. Мне всегда было приятно видеть тебя. Но сначала, если честно, я подумала, что это обыкновенное влечение. Поэтому старалась оттолкнуть. Позже решила - нет, не так. Стала ждать тебя, сама не понимая, почему. Видеть тебя у работы, у дома вошло в привычку. Когда тебя подолгу не бывало, я начинала беспокоиться - не болен ли? Тем более, за рулем... Ведь всякое может быть. Взволнованная, проклиная себя, я со страхом набирала твой номер. И если подходил к телефону не ты, а кто-то другой, я вешала трубку и переживала ещё больше. У меня ведь нет машины. А то сама выследила бы и успокоилась. Да так, чтоб ты никогда ни о чем не догадался. Как-то тебя не было целых четырнадцать дней и мне показалось, что я потеряла что-то очень дорогое, невосполнимое. Думала, получу разрыв сердца...
   - Я ездил в командировку, - перебил он.
   - Знаю. Ты ведь звонил. Междугородние звонки длинные, частые...
   - А почему не поднимала трубку?
   - Не знаю, - искренне ответила ОНА, - не знаю. Со мною что-то случилось. Я изменилась, стала другая. Самое ужасное - никому ничего не могу рассказать. Но вот приятельница на работе... Я ей все рассказала...Не могла иначе. Тем более, она тебя несколько раз видела. Я ей и про часы рассказала.
   - А она не расскажет о нас ещё кому-нибудь? В будущем, когда вы перестанете общаться?
   - Вряд ли. Она очень порядочная.
   - У моей идеальной женщины не могут быть отрицательные подруги.
   - Я не идеальная, - потупила ОНА взор. - Я обыкновенная.
   Он пылко повернулся к НЕЙ.
   - Я люблю тебя. Любую. Идеальную и обыкновенную. Помимо твоей красоты, я люблю тебя как человека. Я вычислил ход твоих мыслей, я предусматриваю твое поведение, твои жесты, твои ответы и вопросы. И мне все нравится. В тебе мне нравится все, даже твои недостатки.
   - Мне надо домой, уже поздно.
   - Когда я тебя увижу?
   ОНА вперила в него пронзительный взгляд.
   - Зачем? Чтоб повторить сегодняшнее? Потом ещё и еще? К чему это?
   - Я должен тебя видеть, - жестко, с металлом произнес он.
   ОНА резко подалась вперед и исчезла в зеркальце. Он повернулся к любимой.
   - Значит, так, - решительно начала ОНА. - Мы можем встретиться ещё один раз... но это будет последняя встреча. Я обещаю тебе придти, куда скажешь и когда скажешь. Но после, предупреждаю, ты должен обо мне забыть. Так же, как и я. Потому что все может плохо закончиться.
   - Для кого?
   - Для нас обоих. Но, прежде всего, для меня.
   Наступила длительная пауза. Легкие облака, которые он разгонял мощными крыльями чувств, стали вдруг внезапно тяжелеть. Розовый туман начал рассеиваться.
   - Я не хочу такой встречи, - не колеблясь, ответил он, - пусть лучше все останется так, как есть.
   - Так не останется, - возбужденно отвечала женщина. - Так не останется. Сегодня, в таком случае, уже последний день. Я готова провалиться сквозь землю. Я ещё чувствую твои поцелуи... Что я скажу дома? Ты за меня хоть немного думаешь? Почему я должна думать за нас обоих? А ты ещё и вопросы задаешь. Круглый идиот может задавать подобные вопросы. Неужели ты все ещё ничего не понял? Стала бы я садиться в машину, если безразлична? Все надо закончить и немедленно. Дальше пропасть.
   - Мы расстаемся в любом случае?
   - Нет. У тебя есть выбор.
   Задрожавшей рукой он схватил пачку сигарет, извлек одну, но в следующее мгновение остервенело швырнул её.
   - Мы расстаемся, потому что любим друг друга? Ты в своем уме?
   - Нельзя иначе, - тише ответила женщина.
   Молчание затянулось надолго, затем, несколько успокоившись, он отвернулся.
   - Одно свидание может сблизить. Но может и оттолкнуть. Все понимаю.
   - Меня не оттолкнет ничего. Именно поэтому встреча будет последней.
   Он снова повернулся к НЕЙ. Женщина сидела ровно, опустив глаза, и то и дело щелкала замочком своей сумки.
   - Меня убьют дома. Давай поедем.
   - Можно я тебя поцелую? В последний раз...
   Очаровательные глаза тотчас взметнулись на него. Они были влажные.
   - Обещаешь?
   - Да.
   Он потянулся к женщине.
   Тишина звенела в салоне автомобиля. Затем он закрыл капот и заметил, что правое переднее колесо спущено полностью. Постояв немного, решил ехать так. Будь, что будет.
   - Что это стучит? - спросила ОНА, когда отъехали.
   - Колесо. Дважды за год ремонтировал, а оно все равно пропускает.
   - Значит, плохо ремонтировал.
   - Одна покрышка, ничего. У меня у самого все четыре уже спущены.
   Женщина не ответила. Наблюдая в окно, казалось, ничего и никого вокруг не замечала. Всю дорогу промолчал и он.
   У ЕЕ дома машина остановилась. Женщина вышла, но водитель так и не повернулся.
   - Помни меня, - негромко бросила ОНА и, сильно хлопнув дверцей, торопливо стала удаляться.
   Когда ОНА скрылась с поля зрения, он достал носовой платок. Улыбка, с которой проводил ЕЕ, так и осталась играть на его губах. Он лихорадочно закурил, несколько раз жадно затянулся. Все, подумал он. Уже все. Осчастливленный сегодня, сегодня же впал в траур. Уж лучше бы не было счастья, если за него приходится платить слишком дорогой ценой. Постояв ещё некоторое время, он вспомнил о колесе. Мастерская по ремонту располагалась метрах в ста, ста пятидесяти. Он развернулся, подъехал и, пока вулканизаторщик возился с резиной, тоскливо посмотрел на ЕЕ окна.
   За последний год эти окна, этот балкончик приобрели для него особенный смысл. Он уже привык видеть раздвинутые занавески днем, в проеме которых ОНА, возившаяся на кухне, бывала видна. Ни разу не побывав в таком экспериментально отстроенном доме, он давно и безошибочно вычислил расположение комнат. Их, как ОНА сама как-то говорила, было две. Выйдя из кухни, слева столовая с двумя окнами. Одно из них, что рядом с крытым балконом, зашторено наглухо. Вероятнее всего, его заслонял шкаф или какой-нибудь предмет из мебели. Второе окно было уже за углом, с портьерами салатового цвета. Чуть дальше - последнее окно, окно спальни, с ковром на стене. Прежде, приезжая сюда в различное время суток, он, по обыкновению, стоял перед балконом и ждал ЕЕ появления на кухне. Отсюда, из мастерской, видны были только два окна, на которые он сейчас смотрел с глубокой болью. Что-то оборвалось в нем с ЕЕ сегодняшним уходом. Краски окружающей жизни неожиданно почему-то поблекли и обесцветились. Привычный шум улицы, её оживленность, как на экране телевизора, сбавили звук. Он молча наблюдал за мастером, потом расплатился и медленно, не соображая ни о чем, поехал домой. На душе было тяжело и пусто. Угнетала обида неизвестно к кому и к чему. Время, казалось, остановилось тоже. Он видел циферблат автомобильных часов, но не замечал времени. Дождавшись зеленого света светофора, он включил первую передачу, затем, разогнавшись, перешел сразу на третью. Машина задергалась, замедлила ход, остановилась. Справа в подвальчике большого дома располагался маленький уютный ресторан. Он несколько минут ещё раздумывал, потом решительно вылез, запер машину и спустился в небольшой пустой зал. Уселся за столиком в углу и поднял глаза на стремительно подскочившую официантку.
   - Добро пожаловать, - затараторила та, - что будете есть? У нас сегодня...
   Нетерпеливым жестом он остановил её.
   - Бутылку водки и что-нибудь поесть. На ваше усмотрение. Но сначала как можно быстрее чай.
   Официантка умчалась.
   Так и буду жить, недореализованный, горестно подумал он, закурив и вертя сигарету. Сдохну, но так и не пойму, что значит жить с любимой женщиной. Видеть ЕЕ рядом с собой, трогать ЕЕ, слышать ЕЕ взволнованное дыхание. Делать ЕЙ приятные сюрпризы, ловить ЕЕ восхищенные взгляды. Иметь от НЕЕ детей, как можно больше детей. И чтоб все они так или иначе были на неё похожи. Наслаждаться самой жизнью, имея сильный, могучий стимул, как ОНА. Эта любимая женщина могла бы стать неиссякаемым источником моего вдохновения. Глядя на НЕЕ, я просто жил бы. Жил бы и радовался жизни. Тем более, что успех моей профессиональной деятельности полностью зависел от высоты духовного подъема. ЕЕ близость означала бы вершину подъема, стабильность нахождения на ней, на вершине. Увы...
   Он отпил глоток спешно принесенного чая и сразу же подозвал услужливую хозяйку. Чай был горячий, но не тот кипяток, к которому он привык.
   - Я просил чай, а не подогретый анализ, - раздраженно бросил он подошедшей.
   - Но он же горячий, - попыталась оправдаться официантка.
   - Нет. Давайте хоть закуску и все остальное. Чай уже потом.
   Женщина исчезла и через пару минут подошла с подносом.
   - Вы просили целую бутылку? - Недоверчиво спросила она.
   - Да. И, пожалуйста, попросите кого-нибудь присмотреть за машиной. Она у входа.
   Он торопливо раскупорил водку.
   Тем не менее, с удовлетворением подумал он, я своего добился. В первый же день излияния своих чувств я ЕЙ прямо сказал, что хотел бы жить в ЕЕ сердце. Странное, казалось бы, начало. Мужчина пришел к женщине, которая нравится, и сразу, с бухты-барахты, говорит ей - хочу жить в вашем сердце. Нет, чтобы сказать, вы мне очень нравитесь или я вас неожиданно полюбил или что-нибудь ещё о любви. Нет. Вот так, сразу - хочу жить в вашем сердце!
   И все тут. Любая особа должна быть ошарашена подобным необычным заявлением. Ей обязательно нужно будет время, чтобы осмыслить заявление. Только позже, гораздо позже она должна сообразить, что настолько сильно понравилась мужчине, что он попросту не счел нужным рассказывать о своих вспыхнувших чувствах. То есть, они, чувства, настолько всеобъемлющи, настолько глубоки, что нет нужды говорить о них. Конечно же, его "хочу жить в вашем сердце" предшествовали регулярные встречи. В первые же дни он почувствовал неудержимый интерес к НЕЙ. От НЕЕ, от женщины, от настоящей женщины такое никак не могло укрыться. Визитов к НЕЙ по служебным обстоятельствам, вспомним ещё раз, всего было двадцать. И если он заинтересовался ЕЮ в первый же день, но в силу благоразумия, естественно, старался этого ничем не выдать, то ОНА, красивая женщина, должна была понять и оценить корректное благоразумие уж хотя бы на пятый или шестой день. У них, у женщин, могут быть глаза на спине, которыми они должны видеть намного лучше, чем природными.
   ОНА ждала меня, вспомнил он свой первый визит.
   За три дня до начала регулярных визитов он явился к НЕЙ впервые и попросил аудиенции. Она согласилась и сказала - через три дня. Едва увидев заинтересовавшую его особу в назначенное время, он понял, ОНА ждала.
   Первое - ждала как специалист.
   Второе - ждала как женщина.
   Скорее - как первое.
   Он вспомнил теплые взгляды ЕЕ сотрудниц, там, у НЕЕ на работе. Позже, намного позже сообразил - ведь они меня не знают. Я клиент. Такой же, как и многие другие. Но сотрудницы знают ЕЕ. Знают ЕЕ обходительность. Значит, я взволновал ЕЕ уже тогда... Поэтому на нас смотрели как-то особенно.
   Он плеснул себе водки, залпом выпил и не притронулся к пище. Когда он думал о НЕЙ, есть, работать, спать не хотелось. Нужны были курево и какая-нибудь жидкость, чтобы время от времени смачивать горло.
   Официантка принесла горячее.
   - У вас есть крабы? - неожиданно спросил он.
   Та удивленно вытаращила глаза.
   - Нет, и никогда не было.
   - Жаль, - мечтательно протянул он и представил себе ЕЕ, отдыхающей вместе с ним, на Сейшеллах...
   Из ста четырнадцати островов, разбросанных в Индийском океане на юго-востоке Африки, обитаемы были всего три - Маэ, Пралин, Силуэт. Они с друзьями, тогда еще, жили на Маэ, ближе к Виктории. Маэ - остров-гора с живописной флорой и фауной. Маленький гест хауз "Керефри" находился всего в пятнадцати метрах от воды. Вдоль побережья возвышались стройные кокосовые исполины. Яркие разноцветные птахи щебетали здесь почти круглые сутки. Сейшеллы часто называют островами любви. Жизнь здесь как бы сама диктует ешь, пей, наслаждайся. Популярный викторийский ресторан "Пират" всегда бывает заполнен туристами до отказа. Название заведения вполне соответствовало предприимчивости обслуги - три пива со скромным ужином обошлись друзьям тогда в девяносто долларов.
   ...Вот он и ОНА просыпаются в номере маленького отеля. Пока не очень жарко, решают они, надо окунуться. Спускаются вниз, проходят ресторан, идут к океану. ОНА боится воды, плохо плавает, а он, воспользовавшись, старается как можно чаще ЕЕ вспугнуть. Акула, вдруг завопит он. ОНА в страхе бросается к нему, прижимается. А он, довольный своей шуткой, гладит ЕЕ мокрые волосы. Милашка ты моя, говорит он, разве может быть здесь, на мелководье, где воробью вода по одно место, плавать акула? Тем более, уже одиннадцатый час. Все акулы давно позавтракали, в отличие от нас. Пойдем и мы.
   Потом они усядутся в ресторанчике. Им обязательно принесут апельсиновый сок, диковинные фрукты, называющиеся папайя. Вкус этой папайи напоминает смешанный вкус тыквы и дыни. Удивительный вкус и закономерно не всем нравится. Потом на столе появятся неизменные омлет, сливочное масло, джем, чай, кофе. Хозяйка гостиницы, она же и повар, грузная, пожилая, темнокожая креолка, осторожно осведомится относительно ланча. Он закажет салат из крабов, рыбу. Затем ОНИ поднимутся в номер и, пока ОНА будет принимать душ, он с удовольствием закурит, размышляя о предстоящем маршруте сегодняшней прогулки. После водных процедур и бритья он застанет ЕЕ перед зеркалом красящуюся и невольно станет наблюдать за этим занятием. ОНА уловит его взгляд, несколько смутится. "Не смотри на меня так", - попросит ОНА, порозовев. Затем ОНИ сядут в арендованный "кар", маленький наш "виллис", с открытым верхом и поедут кататься по острову.
   Длина основания главного острова любви равна двадцати восьми километрам, которые можно проехать максимум за час. Но ОНИ, эта влюбленная зрелого возраста пара, здесь на отдыхе. ИМ не надо спешить, незачем. ОНИ счастливы. Вскоре ОНА попросит воды - солнце начнет припекать вовсю. Декабрь и январь здесь очень жаркие, тридцать пять, тридцать шесть градусов тепла. Он остановится, принесет любимой прекрасный освежающий напиток "битте лемон". Себе купит безупречное сейшельское пиво. "Придвинься", попросит он, не выпуская баранку. "Что?" - не поймет ОНА. "Ты выпила с таким удовольствием, что у тебя аж слезы навернулись". И добавит после прикосновения к густым ресницам : "Они лучше любого пива".
   Поедут дальше. Следующая остановка окажется у сувенирной лавки, где ИМ предложат великолепно отполированные акульи челюсти. "Давай купим, - сразу загорится он, - останется память". "Такие дорогие, - раздумчиво протянет ОНА, - пятьдесят-шестьдесят долларов. Может, что-нибудь другое?" ОНА всегда колеблется, медлит с окончательным решением. Он это прекрасно знает и в нужный момент проявит инициативу. Потом ОНИ поедут домой, точнее, в отель, наскоро примут душ и спустятся обедать.
   За соседним столом будут восседать пожилой, степенный австриец с такой же круглой женой с противными колючими глазами. ОНИ вежливо скажут "приятного аппетита" и проследуют к своему столику. Сбоку будет молча обедать высокий англичанин, приезжающий сюда уже восьмой год. Хозяйка отеля как-то скажет ИМ, что он подводник, что он приезжает сюда в поисках клада. Пираты были далеко не дураки, знали, где и как прятать награбленное, гордо добавит она, прямой потомок некогда грозных морских разбойников. "А вообще, клады кем-нибудь и когда-нибудь находились", - взволнованно спросит он. "Всего лишь однажды, при строительстве аэропорта. Наткнулись на сундучок, зарытый в землю, в котором оказалось полтора килограмма золотых монет".
   После трапезы ОНИ пойдут отдыхать, вернее, он один. ОНА останется с хозяйкой отеля, расскажет ей о своей работе, приятно продемонстрирует английский. Все контакты с иностранцами будут осуществляться через НЕЕ. ОНА, его милая, достаточно знает язык.
   Вечером ОНИ поедут в роскошный отель "Бувалло". Если быть предельно точным, не в отель, а в его расположение. Здесь, на открытом воздухе, фешенебельный ресторан и многочисленные бары. Всюду слышна музыка, смех, разноязычье. Здесь празднуют жизнь все триста шестьдесят пять дней в году. ОНИ могли бы остановиться по приезде именно в этом отеле, но, зная нелюбовь к шуму своей супруги, он решит отдыхать не здесь.
   За ужином он опять попросит крабов. "Ты сам скоро превратишься в краба", - пошутит ОНА. В ответ он украдкой нежно поцелует руку. Потом он пригласит ЕЕ на танец под полудребезжащую от времени мелодию старой кассеты незабываемых восьмидесятых. "Помнишь, когда мы танцевали под эту мелодию", - с легкой грустью спросит ОНА. "Если не ошибаюсь, в день нашей свадьбы", после непродолжительной паузы ответит он. "А я думала, забыл", - восхитится партнерша. "Все, что связано с тобой, я никогда и ничего не забываю".
   Он попробует научить ЕЕ игре в бильярдной. Часа в три ночи, оставив праздник в самом разгаре, ОНИ пешком направятся к себе.
   Захватывающая жуть ночного океана будет пугать ЕЕ. "Я боюсь", - скажет ОНА, прижимаясь к спутнику. "Но я же рядом", - успокоит он. "Почему ты меня все время пугаешь, - спросит ОНА , - утром с акулой на пляже?". "Мне приятно сознавать себя твоим защитником, - пылко объяснит он. - Я хочу защищать тебя всегда, от всех и от всего. Мне это очень приятно". "И поэтому надо пугать", - с замирающим сердцем спросит ОНА. "Ты ведь сама не подходишь ко мне, - в сердцах бросит он, - вот я и стараюсь, чтобы ты прижималась ко мне хотя бы от страха. Поняла?". ОНА промолчит, позже неожиданно выпалит: "Я хочу идти с тобой вот так всю жизнь". ОНИ остановятся. Он трогательно поцелует ЕЕ, поцелует ЕЕ носик, болячку на нем, которая периодически то исчезает, то появляется вновь. После пойдут дальше и будут останавливаться ещё не раз. "Знаешь, - начнет он, - я не могу изобразить словами то чувство, которое испытываю к тебе вот уже целых двадцать лет. Слово "любовь" для меня очень слабое понятие. Я готов носить тебя на руках, я боюсь пыли, которая может пристать к тебе. Боюсь дождя, он может тебе навредить. Людей боюсь, особенно завистливых. Чем больше я с тобой, тем больше меня тянет к тебе. Обещай, что будешь со мной до конца и после конца". "Это как", - рассмеется ОНА. "Ты поняла меня". "Давай о чем-нибудь не о мрачном. Кстати, вот и наша гостиница". ОНИ бесшумно поднимутся к себе, выпьют чего-нибудь холодного. "Интересно, как там наши дети", - спросит ОНА, явно рассчитывая на оптимистические доводы супруга. "Наша так называемая тетушка, которую мы опекаем, выстоит перед капризами девочек", - решительно отпарирует он, - а сын, он мягкий, коммуникабельный, не похож на меня. Удивительно вообще, старшая дочь в меня, сын - твоя копия, у младшей твоя фигурка и мое лицо". "Поэтому девочек ты любишь больше, чем сына", - с легкой обидой утвердит ОНА. "Нет, моя нежная. Мальчик он и есть мальчик. Всегда сумеет постоять за себя. А вот девочки хрупкие, беззащитные... Ну, как мне объяснить тебе", - повернется он к своей половине. "Я понимаю, все понимаю", - с готовностью произнесет ОНА, отвечая на его ласки...
   Водка уже была выпита вся. Как ни странно, с едой тоже было покончено. Он расплатился и вышел.
   Прогрев двигатель, он, внезапно для самого себя, поехал не домой, а к НЕЙ, остановился перед крытым балконом, который светился неярко. Свет коридора, тоскливо подумал он. Всякий раз, подъезжая сюда и видя кухню неосвещенной, он грустил. Неосвещенный балкон также не освещал его грезы. Давил безысходностью. Но сегодня, сейчас не было никакой тоски, никакой грусти, никакой безысходности. Только два слова, всего лишь два слова, сказанные ЕЮ на прощание - "помни меня", сверлили его сознание. ЕЕ "помни меня" в подтексте означали один, единственный смысл - "люби меня"! Если женщина говорит "люби меня", значит, она сама тоже любит. Иначе так бы не сказала. Сухо попрощалась бы и все. Как бы там ни было, но это уже конец. Конец без развития, без подогрева настоящих чувств. Конец без сближения, от которого отказался сам. Он вычислил намного раньше и понимал, близость с любимой женщиной и невозможность частых встреч только подстегнут обоих к преодолению всевозможных барьеров. И рано или поздно ИХ общение будет замечено и предано огласке. Кроме того, влюбленного человека всегда видно. И, чем чище духовность человека, тем отчетливее и явственнее его чувства, скрывать которые изо дня в день все труднее и труднее. ИХ любовь так или иначе когда-нибудь должна была разбиться о незыблемые скалы быта. Сурового, жестокого, беспощадного. Именно поэтому и только поэтому он не принял предложения относительно единственного любовного свидания. Пусть все останется именно на такой стадии. Любовь без секса это все равно, что принятый закон парламентом. Закон, который никак не подкрепляется на практике. Но здесь есть и другое "но". Его несогласие с одним свиданием может быть неверно истолковано ЕЮ. Ошибочно может быть истолковано. Нет, поразмыслив, решил он, уж кто-кто, а вот ОНА и только ОНА одна может понять меня правильно. Если я, мужчина, способен предугадать дальнейшее развитие взаимоотношений с НЕЙ, то ОНА, женщина, олицетворение женщины и женственности, как минимум, в два раза больше способна предполагать и предвидеть свои взаимоотношения со мной. Я абсолютно не рискую быть неправильно понятым ЕЮ. Если нет физической близости, пусть она фантазируется в воображении. В данном случае теория любви могущественнее практики любви. Если у НЕЕ в будущем не будет мужчин, то я навсегда останусь жить в ЕЕ сердце. Мне вполне достаточно. Это больше, чем акт любви. Акт любви неосознанно может сравниваться... А я не хочу, чтобы меня сравнивали... Я все решил правильно. Сегодня была последняя встреча. Не буду больше теребить ЕЕ. Ведь ОНА тоже мучается. Так же, как и я . Пора все прекращать. Буду предполагать, что ОНА переехала. Буду жить без воображения с НЕЙ. Буду жить, не видя ЕЕ. Со мной останутся ласки, вернее, воспоминания от этих ласок. Трепетно неописуемое ощущение от прикосновения к губам, молчаливые, страстные, долгожданные поцелуи, приоткрывшие завесу над недореализованностью Произошла частичная двусторонняя реализация. В данном случае, частичная предпочтительнее полной. Остальное пусть восполнится воображением.
   Он постоял ещё некоторое время. Начало безудержно клонить ко сну. Регулярные недосыпания, целая бутылка выпитой водки, головокружительные воспоминания о сегодняшней встрече заманчиво тянули на покой. Он вслух произнес ЕЕ имя, от которого нежно повеяло цветущим садом, цветами, которые он подарил любимой женщине на день рождения. Мысленно попрощался с НЕЙ и поехал домой.
   Сильное опьянение не мешало вести машину. Скорее, наоборот. Количество спиртного удваивало бдительность, заставляло неукоснительно соблюдать правила дорожного движения. Лет десять назад он с "какое несправедливое распределение" в пьяном угаре, ради спортивного интереса, ночью отмахал четыреста километров до одного из отдаленных районов республики. Семь часов безостановочной езды в эйфорическом состоянии пронеслись без, как говорится, сучка и задоринки. Никаких нарушений, никаких штрафов. Профессионал так безупречно не доехал бы. И сейчас, с трудом размыкая тяжелые веки и пытаясь не заснуть, он все же благополучно добрался до дому, поставил машину в гараж, поднялся домой.
   В квартире никого не было. Он вспомнил, жена и дети должны были сегодня поехать на день рождения и просили его приехать тоже. "Я уже был сегодня на дне рождения, - подумал он, - и на поминках тоже. День рождения и поминки в один и тот же день. Такая штука жизнь. Траур и веселье почти соседствуют. Сменяют друг друга, но иногда и встречаются. Боже, я совсем пьяный... И почему так сухо во рту?" Он налил себе стакан чаю, затем выпил ещё один. "ОНА не любит меня. Думал, Медея... Нет, не Медея. А мне не нужна Медея. Мне нужна была ОНА, с головы до ног ОНА. Больше никто". Он прилег на диване и удивился, люстра почему-то стала кружиться, потолок тоже. "Пусть кружатся", - безразлично улыбнулся он своим мыслям. "ОНА сказала мне "идиот". Так после поцелуя может сказать только любящая женщина. Потом добавила - "мне приятно". Интересно, может ли женщина, безразличная к мужику, позволить себя целовать? А потом ещё сказать - мне приятно? Нет, конечно, не может. Тогда зачем конец? Ах, да, да... Дальше - хуже. Понятно, понятно... Все же, черт подери, как несправедливо в мире... Сильная любовь, преданность только одной женщине, с которой не спишь, воспринимается ею как болезненность. Выходит, преданность это болезнь? Болезнь потому, что целый год ни с кем не общаешься, думая только об одной. А она, эта единственная, тогда сказала - вы больной. После разбитых часов. Наверное, не только из-за часов". Его взволнованность при НЕЙ, его не логичные иногда поступки и действия, слова, сказанные отнюдь некстати, были вызваны раздражительностью одичавшего мужчины. Целый год без интима, целый год без женщины. "Какая подлость, горько подумал он, какая несправедливость... Любя ЕЕ теоретически, надо было параллельно с кем-то спать. Хотя бы потому, чтобы не выглядеть болезненно. Любя ЕЕ, надо было регулярно ЕЙ же изменять. Тогда возможно было бы сохранить форму и выглядеть всегда ровным. Нет, это тоже не дело. Меня ни к кому не тянуло, тянуло только к НЕЙ. А ОНА, ОНА... Бог с НЕЙ, пусть думает, что хочет. А у меня совесть чиста.